bannerbannerbanner
полная версияБеги и смотри

Леонид Александрович Машинский
Беги и смотри

Полная версия

Мне захотелось завыть от одиночества. Но дело было ещё не сделано. Вперёд! Вернее, вверх!

Когда я оказался на своём знакомом месте верхом, меня начал бить крупный озноб. Так меня ещё никогда не било. Во всяком случае, здесь, наверху.

Всё-таки я на вершине. Достиг. И это утешает? Надо идти к проклятым чеченцам.

«А может сброситься вниз, а?» – подумал я. "Нет, это самое простое", – подумал я. Но почему не поступить просто? Что это за привычка у меня такая – всё усложнять?

Меня разозлило то, что я принялся в таком неподобающем месте читать сам себе лекции.

«Лезь назад и всё. Ишь умник!» – сказал я сам себе.

Между восьмым и седьмым этажом я почувствовал, что силы мои кончаются.

Случалось, я уставал и раньше, лазая по этой бессмысленной стене. Было и труднее, тогда зимой, когда снежинки скатывались из амбразур, а в ушах звенело от мороза. Что ж ты тогда не упал?

Но теперь в моём бессилии было что-то фатальное. Я уговаривал себя, что тринадцать раз уже пройдено, и теперь этот, четырнадцатый, не должен быть несчастным. Но, может быть, я умер уже тогда, в тринадцатый раз? Может, я этого не заметил?

Этот странный вопрос вдруг лишил меня даже страха. А если я умер? Когда это произошло? Мало ли когда это могло произойти… Зачем же всё это тогда?

Нет, двигаться дальше я сейчас не мог. Следующий шаг вниз точно мог стоить мне жизни. Я решил забраться в ближайшее окно. Насколько я помнил, там, с другой стороны, должен был находиться выступающий вроде полочки кусок уцелевшей лестничной площадки.

Беда заключалась в том, что окно вровень с которым я оказался, было не свободно, его на половину прикрывала, свешивающаяся на единственной арматурине, бетонная глыба. Не пролезть.

Я пошатал глыбу рукой. Она подалась. Тяжёлая и может оборваться. Я попробовал протиснуться справа или слева, но глыба упорно не хотела отодвигаться ни в ту ни в другую сторону. У меня не хватало сил. Единственное, что мне осталось, – попытаться пролезть под неё.

Мне просто необходимо было передохнуть, а на это можно было надеяться, только оказавшись с противоположной стороны, на уступе.

Царапая затылок, я просунул под глыбу голову. «Голова прошла, значит и всё пройдёт», – подумал я. Но мне не на что было опереться, чтобы продвинуть в окно остальное тело. Сколько я ни искал ногой какую-нибудь щель, она соскальзывала.

«Ну же, последний рывок!» – умолял я себя. Висеть так уже не было никакой возможности. И я решился. Собрав все подобия сил, которые у меня ещё остались, я стал подтягиваться, одновременно стараясь вроде какого-нибудь бурава или змеи всверлиться между подоконником и нависшим куском бетона.

Ноги мои повисли в воздухе, и какие-то несколько мгновений я держался только за счёт прижавшейся а глыбе спины. Безжалостно сдирая с неё одежду и кожу, я сделал ещё рывок. У меня потемнело в глазах и, возможно, я даже на какое-то время потерял сознание, потому что вновь я осознал себя лишь уже лежащим на животе, перевалившимся через подоконник на ту сторону. Кусок бетона придавил меня, как могильный камень. Я хотел отдышаться, но дышать почти не мог, я чувствовал, как трещит мой позвоночник.

Я подумал, что умереть под этим камнем, пожалуй, было бы самым нелепым способом смерти. Мне представилось, как мой, уже оголившийся скелет, снимают оттуда военные строители при помощи крана. Я усмехнулся, и толика воздуха попала мне в лёгкие, вместе с тем я почувствовал боль в спине.

Я стал двигать всем чем мог, руками и ногами, я извивался, как недораздавленный червяк.

В конце концов, мне удалось протащить почти отнявшуюся задницу и одеревеневшие ноги через чуть было не погубившую меня щель.

Я выпал на площадку, к которой так стремился и которой там могло бы и не быть. Мне удалось удержаться.

Места было очень мало, так что пришлось свернуться эмбрионом на левом боку. В правом что-то мучительно болело, наверное, было сломано ребро.

Как только я соприкоснулся с холодной плоскостью площадки, меня опять начала лупить дрожь. На стучащих зубах хрустела не то пыль, не то обсыпающаяся эмаль.

Я зажмурил глаза и закрыл их руками. Я ловил сам себя, чтобы уж слишком не содрогаться и не соскользнуть со своего узкого ложа. То, что со мной происходило, было очень похоже на агонию.

Всё-таки мне удалось совладать с собственными руками и ногами. Дрожь понемногу затихала, вернее, перешла куда-то внутрь. Она мешала мне создавать какие-либо мысли или образы.

Я, конечно, надеялся, что ещё отлежусь, что ещё соберусь с силами и спущусь отсюда вниз. Но надежда моя потеряла какое-либо словесное выражение. Я уже ничего не мог сказать себе или подумать. Я только чувствовал как кровь тысячами экспрессов бежит по моим венам и артериям, я чувствовал, как она ударяет в мозг. Между этими толчками, впрочем, ещё оставались какие-то промежутки, в которые я готовился. Когда же посылка от сердца доходила до шеи и неотвратимо наполняла мою голову кипятком, я переставал быть способным на какие бы то ни было осмысленные действия. Раскалённое золото тысячей искр взрывалось у меня в мозгу, фонтан за фонтаном. От этого становилось даже тепло. И не больно. Тук-тук, тук-тук.

Так и лежал я, скрючившись на боку и, может быть, плакал. Но никто меня не слышал. Даже сам себя я уже больше не слышал.

2002-2003, Москва

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36 
Рейтинг@Mail.ru