Петр Анатольевич Елизаров
Шаровая молния
– Нет, стой! – будто проснулся Вершинин, поднимаясь с пола. – Не уходи, я прошу тебя. Дай еще полюбоваться тобой, если, как ты говоришь, внутри я уже мертв, то… я убью себя по-настоящему, если ты уйдешь. Ты готова вершить суд надо мной? Он останется на твоей совести.
Юлия Кудрявцева и здесь не поверила ни единому слову Лехи, который даже демонстративно разорвал на себе рубашку и долго метался по залу, разыскивая, что вонзить себе в грудь.
Леше вдруг подумалось (он начал отходить от этого чувственного помутнения, возвратившись с небес на землю): «А зачем я должен убивать себя?! – твердил внутренний голос Вершинина. – Это ее нужно убить… Как она смеет идти тебе наперекор?! Плохая девчонка!» С этого момента в комнате был не расклеившийся и жалкий, а самый настоящий Алексей Вершинин, словно и не было этого приступа слабости. Чувственность и волнение в разговоре он переменил на повседневную злость, гнев и обиду, желая мстить за такое обращение с собой.
Развратный не по годам Вершинин злобно произнес, намереваясь доделать начатое:
– Отдашься мне сейчас. Я вознесу тебя до небес, обещаю… Советую одуматься и подчиниться, пока не поздно… пока я добрый, – угрожал он. – Я ведь могу и передумать, – помолчав, Вершинин решил на эмоциях оскорбить и ее парня, своего друга Витька Ретинского. – Я не понимаю одного – зачем же тебе нужен этот олень?! Он недостоин такого сокровища, как ты! Ты наивно считаешь, что он все три этих года был верен только тебе?! Ха-ха-ха, как бы не так! Ты, наверно, думала, что наши с ним гулянки – это проявления сдержанности и невинности?! Да никогда! Какой тогда отдых? Как твой Витек за все эти годы доказал тебе свою любовь? Ну же?! Он даже ни разу к тебе не притронулся – ты для него не девушка, а домработница – он тебя даже не ценит. О какой, на хуй, любви может идти речь?! За все это время мы с ним перетрахали столько девушек, что свихнуться можно. Говорить после этого, что тебя любят, обожают и боготворят, любой дурак может. Да-да-да! Это твой хваленный Витек – это чмо еще резвее и изворотливее меня!
Вершинин будто опьянел, сорвался, развязно выговаривая все это Юле в лицо, но она не верила ему. Леша же схватил бутылку шампанского и стал поглощать ее содержимое.
Напомню, что Юля Кудрявцева решила переделать Ретинского под себя, чего не одобрял Вершинин, заметивший серьезные изменения в своем друге после начала их с Юлей отношений. Леша терял Ретинского в прямом смысле этого слова – он хотел, чтобы все между ними было как раньше. Он считал, что у Юли и Витька все несерьезно, поэтому Вершинину хотелось вернуть друга в разгульную ночную жизнь и заодно завладеть своей давней мечтой – Юлией Кудрявцевой. Одним из главных изменений Ретинского стала его чрезмерная ревность: он принялся ревновать к Юле всех вокруг, даже учителей мужского пола, к которым та ходила на дополнительные занятия. Это было непонятно Вершинину – обычно гулял Ретинский с одной телкой и трахал ее, спустя некоторое время ее трахал мажор, и наоборот.
Юля со слезами на глазах готова была выговориться, но сдерживала себя. А ведь нужно было не лясы точить, а бежать оттуда! Дальнейший разговор был похож на травлю взбесившейся собаки:
– Я прошу тебя, Вершинин, уймись немедленно! Ты мне лжешь и не краснеешь – Витя нежный, понимающий, мягкий и никогда бы не стал так поступать со мной! Он не ты!
Услышав это, Леша истошно заржал, словно конь.
– Ты чудовище! – крикнула Юля. – Я никогда не стану твоей – ты умственный пигмей, тупой самец! Ты мне омерзителен и… и жизнь твоя гадкая, как машинное масло!
Здесь Вершинин не выдержал – слишком много он получил пощечин и выслушал оскорблений за сегодняшний день. Допив шампанское, он чмокнул губами, посмотрел на бутылку и с размаху разбил ее об стенку… в паре сантиметров от головы Кудрявцевой.
– Это мы еще посмотрим! – он изменился в лице.
Вершинин подлетел к Кудрявцевой и схватил ее за волосы, рявкнув на ухо:
– Никто мне не указ! Даже ты! Я живу, как хочу – это мое дело. Не смей судить меня! – в Лехе кипело бешенство. – Я всегда добиваюсь того, чего я хочу. Отказывать мне никто не смеет. Плевал я на твои чувства и на твою любовь – я и без нее прожить смогу!
Кудрявцева попыталась вырваться. Вершинин обхватил ее руками еще сильнее, совершенно забыв о том, что она тоже человек и может испытывать боль. Теперь Юля для него была просто куклой, жертвой, безмолвной, бесчувственной, совершенно ему безразличной. Вершинину оставалось только выполнить то, что он задумал: осквернить чистую и нетронутую Юлю.
– Нет-нет, – довольным тоном прошептал Вершинин. – Я тебе докажу… Хм, девственница! – заявил он, и Кудрявцева приготовилась к самому худшему…
Вершинина с головой захлестнуло животное возбуждение: границы дозволенного исчезали, разум отключался, в игру вступал один лишь звериный инстинкт, не помышлявший ни о чем, кроме физического удовлетворения.
Он полез к ней под юбку, принявшись раздевать и грубо лапать свою жертву, которую так хотел – он без всякого сожаления, стеснения и чувства вины желал воспользоваться девушкой. Соблазнить и лишить девственности первую красавицу и умницу школы Кудрявцеву – вот такая мечта была у Вершинина, и сейчас она стремительно исполнялась. Ему было приятно вдвойне, ведь этого он ждал очень долго. В этот момент он позаботился только о себе, стараясь получить максимум удовольствия от секса, хотя на саму Юлю (ее чувства, ее ощущения, ее психику и последующую жизнь) ему было абсолютно наплевать.
Это произошло… Чудовищный план Вершинина воплотился в жизнь.
Юля лежала на постели среди скрученных белых одеял и вздыбленной простыни. Девушка, уткнувшись лицом в подушку, рыдала и всхлипывала. На ее ресницах потекла тушь, макияж смазался, глаза были красными, а лицо – мокрое от слез. Она еле как пережила самый ужасный момент в ее жизни, когда в нее проник не любимый молодой человек, а бессовестный и ненасытный ловелас, которому теперь было абсолютно до лампочки, что она чувствует.
Воплотив в жизнь свою мечту, Леха внезапно потерял интерес к девушке – он смотрел на Кудрявцеву не как на красавицу, царицу, богиню, любовь всей его жизни, а как на грязную продажную девку с улицы, которая только и достойна того, чтобы ее именно так истязали и бросили.
Он вытворял с ней самые изощренные, жестокие и страшные вещи, которые только могли родиться только в его голове – лишь бы как можно ниже опустить, опозорить, заставить рыдать и кричать свою жертву, молить остановиться. Сам Вершинин после издевательства над невинной Кудрявцевой проголодался и довольный собой пустил в зал свет, раскрыв все шторы и удалившись на кухню, растягивая резинку на своих трусах-боксерах.
Заметив, что ее истязатель ушел, Юля, стоная и рыдая, словно в бреду, поднялась с постели, завернувшись в простыню, испачканную ее кровью, и босиком решила проскользнуть по прихожей и выбежать из этой чертовой квартиры. Неважно, в каком виде. Главное – уйти, убежать, куда глаза глядят, лишь бы не оставаться здесь. Но не успела она и до арки дойти, как дорогу перегородил ее сегодняшний кошмар, Алексей Вершинин, самый крутой и красивый парень в школе – мало кто догадывался о его гадкой, мерзкой и бездушной натуре. Столкнувшись с ним, она вытаращила глаза, приподняв руками мятую простыню и отстранившись от него вглубь комнаты, словно от маньяка-убийцы.
Кудрявцева до смерти напугалась возвращения Вершинина, а он, увидев ее в таком состоянии, невольно улыбнулся, жуя бутерброд с колбасой. Набив им половину рта, Вершинин вскрикнул:
– Опаньки! – раскинул руки он. – Куда это мы собрались, дорогуша?! Подожди-и-и! – он приблизился к ней, нагло прижал к себе и страстно поцеловал, после чего откинул от себя. Юля от бессилия свалилась на пол, вновь расплакавшись от боли и безысходности, и, закрывая свой стан простыней, отползла к стене.
Алексей вальяжно прошел в зал и потянулся, словно после пробуждения утром, глядя на открывающийся из окон пейзаж. Потом он взглянул на плачущую Юлю: «Ты заслужила все это! Если бы между нами все произошло намного раньше, то отделалась бы ты легко, а сейчас… уж извиняй!» – что-то подобное вертелось в голове у Вершинина, когда он думал о случившемся.
Он, поиграв мышцами перед Юлей, уселся на кожаный диванчик и заговорил:
– Ну! Как ты?! – спросил он Юлю, подмигнув ей. – Хорошо тебе?! То-то же. Больше кричала и сопротивлялась, хотя пару раз твои стоны и крики меня воодушевили покувыркаться с тобой подольше, – хихикал он, вспоминая, как изгалялся над Кудрявцевой в постели. – Только, блять, царапаться и кусаться было не к месту – это сбивает, – любовался он на царапины на руках и груди. – Но поверь, несмотря на это, я старался изо всех сил, – лицемерил Вершинин. – Как ты еще после такого смогла встать?! Не понимаю, – удивился он. – Что ты прикрываешься-то? Чего я там не видел?
Юля сидела на полу. Ее не покидала дрожь и омерзение, однако она тихо отвечала ему:
– Насильник…
– Чего говоришь?!
– Маньяк…
– Ага! Да-да-да, – неестественно поддакивал Вершинин изнасилованной Юле.
Вскоре Кудрявцева вернула контроль над собой: она была умна, поэтому в лице Вершинина окончательно сделалась дрянью, когда начала валять из себя пострадавшую, наигранно плакать, начиная серьезно надоедать Лехе.
– Ты еще ответишь! – говорила она. – Сдохнешь в канаве, гандон! Насильник! Мало тебе не покажется! Ты пожалеешь, что родился на этот свет. Тебе отомстят за меня! Ты, сука, сломал мне жизнь!
– Ага, да-да, продолжай нести чушь, продолжай – мне интересно, что ты еще придумаешь… какой еще бред взбредет в твою умную головушку, Юлька. Давай, суй пальцы в розетку – напросишься на жестокость! – безразлично отвечал ей Алексей. – Я смотрю, тебе было мало! Хуй я на это все положил, понимаешь! Я насиловал кучу девушек, лишал их девственности – они благодарили. А кто угрожал, прям как ты – тех я выставлял посмешищем, заставлял пресмыкаться. А они все равно приползали ко мне. Вот тогда я отрывался по полной. Им было не всегда приятно, но они выполняли мои приказы, прихоти и желания! Я спал с одной девушкой, а потом со всеми ее подругами, и никто из них потом не посмел тявкнуть или что-то мне предъявить, ведь они боятся и не смеют, потому что видят и прекрасно сознают, кто здесь главный, в чьих руках все. Кто король, а кто пешка! Я король… и распоряжаюсь своими пешками, как пожелаю!
Здесь Юля и вовсе страх потеряла (самолюбие Леши поражало и злило ее), утратив осторожность и расчетливость. Желая припугнуть и отомстить Леше, заставить его нервничать, она начала шантажировать Вершинина, сначала предлагая отстегнуть ей кучу денег в иностранной валюте за молчание, угрожая ему тюрьмой, но Алексей мигом заткнул ее – она явно пыталась наклонить не того человека. Их словесная перепалка продолжалась. В итоге дошло до того, что Юля грозилась рассказать о случившемся Вите Ретинскому, а тот уж точно разорвет Вершинина на кусочки и даже церемониться не будет – в этом плане Лешке ничего не поможет.
– Вот что будет, когда Витя узнает об этом?! – этими словами Юля удивила своего насильника, который вновь вышел из себя, окончательно возненавидев ее.
– Нет! Даже не смей говорить! Заткнись уже! Не на того ты напала! Не смей даже рот свой обконченный по этому поводу раскрывать, шлюха! Иначе тебе мало не покажется. Да у тебя и смелости не хватит так сделать, – Леха был способен на все, понимая, что его жертва не добита до конца. – Не доросла еще вмешиваться! Хотя… почему нет? После того, что я вытворил с тобой, ты уже не маленькая девочка! Скажи мне спасибо – ты ведь рада этому? Я сделал то, до чего у твоего Витька и руки недохо… – Кудрявцева влепила ему ладошкой по щеке. Это его возмутило. – Вот, значит, твоя благодарность?! Ты должна быть по гроб жизни благодарна мне за то, что это случилось здесь, в богатстве и роскоши, и со мной, а не в каком-нибудь борделе с каким-нибудь пьяным гавриком! И не смей меня шантажировать, угрожать и перечить мне! – замахнулся на нее Вершинин.
Юля смогла ответить ему:
– А то что будет?! – не хотела уступать в словесной перепалке Кудрявцева. – Изнасилуешь меня снова, еблан?! Что б у тебя больше не встал, урод!
Леха не выдержал и схватил ее за шею, оскалив зубы. Парень был готов засвистеть от ярости, как кипящий чайник:
– Нет, могу, конечно, изнасиловать еще раз да пожестче, но мне уже противно! – он помолчал и произнес. – Я могу и убить.
После этой зловещей фразы рассудок Лехи помутнел – Вершинин, словно в исступлении, принялся сжимать пальцы на тонкой шее девушки. Не ослабляя хватки, он стал изо всех сил наносить удары по ее смуглому личику.
Схватив гостью за волосы, Вершинин всмотрелся в окровавленное месиво на ее лице, швырнул на пол и принялся бить лежащую Юлю Кудрявцеву ногами и руками, не щадя ни одного уголка ее хрупкого девичьего тела. Она ему настолько наскучила, что он готов был выкинуть ее из окна. Наглых и вызывающих слов в свой адрес он не мог стерпеть и должен был проучить ее. В конце концов Вершинин решил лишить ее еще и природной красоты, чтобы она более не досталась никому, не могла очаровать хоть кого-нибудь, того же Витю Ретинского.
Вершинин бил ее кулаками по лицу и голове, ногами припечатывал к полу, причиняя нестерпимую боль и страдания девушке. Доходило и до ударов с разбегу и в прыжках. Вершинин в этот момент был похож на сущего дьявола с затуманенными от ярости глазами, которые были чернее всего черного. Мажор просто вышел из себя, а Юля пыталась что-то выкрикнуть, но Леша не слышал ее – она рыдала, стонала и взвизгивала, недолго стараясь прикрываться спиной и руками от ударов, ломающих и калечащих ее, а Лешу это сопротивление только настраивало на применение еще большей силы. Алексей отныне не видел в Юле человека, поэтому его забавляли издевательства над ней – удары и таскания за волосы удовлетворяли все его потребности, желания и давние мечты проявить себя именно в этой ипостаси. Это был гепард, который мучил свою добычу.
После почти пятиминутного града непрерывных бойцовских ударов Леха сбавил агрессию и трезво взглянул на то, что натворил: Юля лежала у стены, она была абсолютно нагая, вся в крови. Лежала одноклассница Вершинина, скрючившись в комочек – от любого движения, любого вздоха ей было больно, но она терпела из последних сил и старалась не шевелиться, притворившись, что потеряла сознание, в надежде, что Вершинин закончит измываться над ней. И откуда в нем было столько злости к этой невинной девушке? Наверное, Алексей был обижен на весь мир, а зачем обижаться, если этот мир, сам, как может, терпит такого изверга.
Вершинин стоял посреди комнаты и злобно смотрел в сторону одноклассницы. Он тяжело дышал, пот градом лился с его головы, тело было напряжено до предела. Алексея никак не задевала возможность того, что человек прямо перед ним может быть мертв. Он лишь разжал кулаки – его пальцы и ладони были в крови… чужой крови. Он боялся себе в этом признаться, но ему нравилось наносить удары по Юле, каждый из них придавал ему уверенности, показывал, какой он сильный и как он может вершить судьбы в этом мире, королем которого, по его же мнению, он является. Еще немного и Вершинин убил бы девушку, которую знал с детского сада и которую лелеял меньше часа назад, а теперь она лежала перед ним, и он ничего к ней не чувствовал, желая лишь избавиться от нее.
Для начала Алеша прошелся по комнате и собрал разбросанную в разные стороны одежду. Дамские шмотки он кинул в сторону Юли. Парень даже успел пообедать (за окном уже давно перевалило за два часа дня) и ополоснуться под душем, немного пустив ледяной водицы, чтобы очнуться от тумана в башке, навеянного дорогущим шампанским. Перед выходом он переоделся в коричневую толстовку с капюшоном и белыми надписями.
Поправив капюшон и воротник перед зеркалом в прихожей, Вершинин вновь оказался в зале – ему стало неприятно от беспорядка и от лежащей без движения Юлии Кудрявцевой. Присмотревшись к ней, он установил, что она жива. Вершинин сел перед ней на корточки, осмотрел ее, провел своей рукой по ее покалеченному телу, улыбнулся, припомнив все, что их связывало. Алексей укутал ее в простыню вместе с одеждой и нежно взял на руки.
Убедившись, что в коридорах подъезда никого нет, Вершинин спустился вниз с Юлей на руках и вышел на улицу, оглядевшись по сторонам. Вершинин погрузил Кудрявцеву, словно мертвую, в багажник своего автомобиля, спокойно и неторопливо сел за руль и поехал на окраину города, в сторону лесопарка. Ни о чем не думая, Вершинин гнал машину по шоссе, и недалеко от выезда из города свернул на грунтовую дорогу, которая завела его вглубь леса. Дорога вела на одну из турбаз, где частенько любил отдыхать в шумной компании Вершинин. Он остановился на одном из поворотов, в низинке, вышел, осмотрелся, вдохнув прохладный лесной воздух. Открыв багажник, Вершинин подхватил Кудрявцеву, прошел в лес и буквально в 50 метрах от машины положил ее на небольшую полянку среди кустов и валежника, оттряхнув руки. Рядом он кинул ее одежду и книжки, которые она принесла с собой. Отойдя чуть в сторону, будто на похоронах, утомленный от возни с Юлей Вершинин с сожалением посмотрел в ее сторону на прощание, понимая, что она сейчас наверняка ненавидит его больше всего на этом свете, и, вероятно, кара за этот поступок еще настигнет его.
«Пусть только попробует!» – подумал Вершинин и плюнул в сторону Кудрявцевой, достал из кармана жвачку, закинул ее к себе в рот и внезапно произнес:
– Симулянтка! Ничуть тебя не жаль. Попила ты моей крови, испытала мое терпение. Этого ты и заслужила, тварь, но, блять, какая же ты красивая… даже сейчас, – покачал головой он. – Поверь, это временно… Прощай, и не смей больше думать обо мне и попадаться мне на глаза! Просто забудь! Вите привет.
Алексей зашагал к машине, а когда сел за руль, то открыл окно и громко крикнул в ее сторону:
– Отлично сосешь, шалава! Даже завидую твоему хахалю – будь ты не его, я бы… – он резко прервался, вспомнив, что все уже сделано, и пусть будет, что будет.
Он был уверен, что Юля побоится Леху и ничего не сообщит Ретинскому, ведь последний, по мнению Лехи, сейчас в ее отсутствие кувыркается с кем-нибудь. А если заметит побои? Что тогда? Тогда Алексею пришлось бы несладко. Вероятно, вместе с ним Витя заодно прикончит и Юлю (за измену) – полностью предугадать действия Ретинского было невозможно. Вершинин, махнув рукой, завел мотор и покинул окрестности лесопарка, подняв на грунтовке всю накопившуюся пыль.
Оставленная им в лесопарке на холодной земле девушка была жива, ее тело чудовищно болело, словно сама земля забирала у нее все оставшиеся силы, но Юля была настроена встать и выбраться из леса на шоссе. Кудрявцева ощутила себя живым трупом, подумала, что быть убитой намного лучше, чем мучиться от этой боли, которую она еле как выносила, как, впрочем, и жить дальше. Она поняла, как все это на самом деле страшно – терять жизнь именно так: сначала получать комплименты, потом ощущать, как тебя жестко насилуют, а затем издеваются и избивают до полусмерти, бросают в лесу на верную гибель. Но Юля была сильной – она осталась в живых.
Она долго лежала без движения, покашливая и укрываясь порванной простыней. Когда боль начала стихать, Кудрявцева с трудом поднялась на ноги – на теле не было ни одного живого места, но она, пересилив себя, абы как нацепила на себя грязную и разодранную одежду. Прихрамывая и качаясь, Юля побрела через лес на шум автомобилей. Выйдя на автостраду, Юля пошла босиком по обочине, взяв в руки свои туфли на каблуках.
Много нынче на дорогах в компактных автомобилях ездит дам. Одна из таких автоледи, заметив на дороге Юлю, не осталась равнодушной и решила остановиться, чтобы помочь бедной девице, которая явно попала в переплет. Кудрявцева не сразу заметила, что кто-то откликнулся на ее беду – она прильнула к рукам своей спасительницы, которая ужаснулась от ее вида.
Женщина посадила бедняжку, изнывающую от боли, в свою машину.
– Господи! – изумилась женщина. – Что же с тобой случилось?
– Меня избили, – совершенно без сил прошептала Кудрявцева – она не могла даже нормально улыбнуться доброй женщине и поблагодарить ее.
– Значит, едем в больницу, – предложила автоледи.
– Нет-нет, – отказалась Кудрявцева.
– Ты что, шутишь?! На тебе же не то что лица нет, а…
– Нет, – настаивала Юля, – я здорова. Все со мной в порядке. Прошу вас, отвезите меня, пожалуйста, домой.
