Петр Анатольевич Елизаров
Шаровая молния
– И хорошо будет выкинуть этого наглого сукиного сына из головы. Достал на хуй! – выругался Тимоха, а Трофим по его тону понял, что Тима недоволен решением шефа. Также Трофим мог подумать и о другом: Тимоха хочет сорвать грядущее дело – вот тогда ему бы мало не показалось.
– Ладно, Тимоха, – заявил Трофим. – Сейчас ты сам поймешь, мерзкий уродец, что неправ. Вот вспомни при мне всю биографию нашего Лехи. Я знаю, что ты еще помнишь.
И тут Тимоха проявил поистине всеобъемлющую память:
– А что там вспоминать-то? Мажорик, родители сыплют деньгами, вырос избалованным, эгоистичным, жадным. По школе еще слыл изрядным паскудником – головная боль учителей и директора, но не родителей. Завышенная самооценка, на лицо отклонения психического характера, наркозависимость… недолгая, – перечислял Тимофей, пытаясь понять, о какой неправоте говорил Трофим. – Пакостей за ним водилось немало… и не мелких, детских, а осмысленных, хорошо продуманных и грамотно исполненных, – после этого Тимоха посмотрел на Трофима, а тот покачал головой. – И красавец знатный: девки на него пачками вешаются. И что?! – возмутился Тимоха.
– И ничего! – повысил голос Трофим. – Ты зря тут волосы рвешь. Если хочешь внимания, то я могу сводить тебя к местным шлюхам. Или заложить тебя ментам. И все наши грехи повесят на тебя и точно расстреляют. Так что задницу мне будешь потом лизать! – разозлился Трофим. – Не будет Вершинин сопротивляться – знаю его как облупленного. Такой он человек. Можно, пожалуй, ему довериться, а если что-то пойдет не так, то так же легко можно его убрать… сделать человечеству милость.
– Ох, я бы его заживо зарыл! – рычал Тимоха.
– Тимофей, ей-богу, блять, ты… как чертов ребенок! Он с нами меньше получаса, а ты уже бесишься! Небось, держишь на него зло, что он живой и здоровый, а не валяется сейчас в углу в этом самом доме и не отваливает огромные деньги за заграничный дурман, – Трофиму стало досадно, что он упустил из своих лап такого клиента, потратив на него кучу времени и нервов. – Это не на него надо злиться, что он выбрался, а на тебя, паскуда, что упустил! – Трофим рявкнул на него, и тот сразу же заткнулся, опустив глаза. Король улиц плюнул на дорогу и злобно выстрелил взглядом в поверженного Тимоху, который из личных мотивов хотел расстроить все его планы, но не вышло.
За нанесенное оскорбление Тимофей желал спровоцировать Вершинина на необдуманный поступок, на месть торговцам смертью, чтобы самолично убрать неугодного мажора.
Трофим направился к машине – придерживаясь за крышу, он наклонился к Леше.
– С нами пойдешь.
Леха думал, что обойдутся без него – хотел легко отсюда смыться. В таком случае сегодня же вечером Вершинина обязательно бы замочили в пентхаусе, в его же постели, поэтому идея была никудышная.
– Не-е-е, Трофим, – протянул Вершинин, сопротивляясь его решению, что было делом храбрым, рисковым… и бессмысленным. – Я лучше в машине посижу, а уезжать мне нет резона, ведь вы все равно меня найдете и я сдохну в страшных муках. Мне этого не нужно.
Трофим похвалил Вершинина за честность, что никак не повлияло на его приказ:
– Похвально, Вершинин! Лучше умереть после дела за какой-нибудь косяк, чем без дела, просто из-за того, что ты живешь на этом свете, ведь так?! Не вынуждай меня тебе приказывать! Пошли! – сказал Трофим, протянул руку в салон, заглушил мотор и вытащил ключи из замка зажигания.
Отойдя от машины, он указал громиле Владу на Вершинина, а сам медленно побрел в сторону калитки. Влад подвалил к машине, открыл переднюю дверь и схватил Вершинина за плечи, выкинув его на дорогу и захлопнув за ним дверь. Трофим нажал на кнопочку пульта и машина закрылась, моргнув желтенькими огоньками. Леша мигом встал, отряхнулся и злобно глянул на Влада.
Алекс поднялся на крутое крыльцо, увидев Трофима перед открытой дверью, ведущей в узенький темный коридорчик, из которого веяло влажностью, сигаретным дымом и тем самым нестерпимым наркотическим запахом.
– Пойдем, Алексей! Я покажу тебе настоящий ад, в который ты, к своему счастью, не попал! Прошу.
Трофим выдал гостеприимный жест, а остальные стали пристально смотреть, как Вершинин через силу войдет в вонючий притон. Деваться Лехе было некуда – он не стал смотреть на улыбки присутствующих, предпочел посмотреть себе под ноги. Даже Трофим остановился у входа, пропуская брезгливого Леху вперед. Вершинин поравнялся с ним, мысленно обматерив его с ног до головы, а потом все же решился сделать шаг внутрь. За ним зашли и остальные.
Леша представлял себе притон много раз, но теперь он увидел этот ужас вживую, растерянно и одновременно брезгливо оглядываясь по сторонам. В дверях компанию встретил человек. Его облик выдавал в нем типичного нарика. Черноволосый парень был одет неряшливо. Он был худощавым, с лицом землистого цвета, с синюшными руками, опухшими от постоянного внутривенного употребления убийственного зелья. Взгляд у паренька был потухший и бессмысленный. Судя по тихому шуршанию и хриплым разговорам, доносившимся из комнат, он был здесь не один. Зачуханный паренек, представший перед гостями, пребывал на одном из низших звеньев Трофимовской сети – мальчик был обучен варению примитивного синтетического зелья в домашних условиях, чем сейчас и занимался, попутно пристрастившись к собственному продукту.
«Действительно, дно», – подумалось Леше. Тут об элитных наркотиках и умопомрачительном кайфе никто и знать не знает – просто подсели на низкопробную гадость и колются, полностью осознавая, что скоро им придет конец. Такой вот поганый конец!
Парень сразу узнал начальство:
– Здравия желаю, Трофим! – неестественно поприветствовал шефа чумазый паренек, чуть ли не кланяясь в ноги человеку со шрамом.
– Ты смотри-ка! Живой еще! – вскрикнул Трофим. – Засунь свое здравие в задницу! Чую, не протянешь ты долго: либо скопытишься, либо подорвешь это место к чертовой бабушке, – Трофим мельком заглянул в комнату и увидел творившийся там ужас, словно на помойке среди бомжей: алкаши, нарики, токсикоманы – все в одной куче. Он невольно сморщился и спросил. – Он здесь?
Встретивший их человек с полуслова понял главаря – единственный, кто не понимал, а только смутно догадывался, о ком идет речь, был Алексей Вершинин.
– Да. Наверху. Ждет вас.
– И чего ты вылупился?! Марш отсюда, голодранец! Возвращайся к своим обязанностям! – включился Тимоха, стоящий позади Трофима. Химик-самоучка испугался так, что след его мигом простыл – только эхо приказа Тимофея все еще летало по грязному и противному, мерзкому и темному коридору наркопритона.
«Непорядок», – покачал головой Трофим, подумывая исправить творившуюся здесь ситуацию: помимо так называемого «повара», он не обнаружил здесь ни курьеров с товаром и ингредиентами, ни контролеров, сдирающих с местных поселенцев последние деньги на дозу.
Тут на шум в коридоре из комнаты в самом его конце навстречу пришедшим со шприцом наперевес, словно лишившийся разума зомби, выперся странно уродливый мужик, обдолбанный в мясо. Агрессия, невнятное мычание вместо голоса, зеленовато-черный цвет кожи и замазанная рвотой одежда – такого Вершинин в своей жизни еще не видел, поэтому автоматически отошел за спину Тимохи, который вместе с Трофимом и Владом не нашли в этом ничего необычного и ждали, что наркоша предпримет дальше.
Живой труп приближался – по лицу, по глазам, по голосу, по запаху Леха решил, что перед ними был почти что мертвый человек. Сердце у мажора сжалось: нахлынули страшные моменты из прошлого, связанные с зависимостью от элитных сортов зелья, действенных и дорогих, но по сравнению с тем, что он видел и ощущал сейчас, все предыдущее, казавшееся ему безумно опасным, отныне стало цветочками.
Мужик, доживавший в этом доме свои последние деньки, услыхал, как кто-то посмел повысить голос и прогнать их добродетеля, готовившего каждый день смертельные зелья для «постояльцев», и решил разобраться с вломившимися сюда наглыми людьми, пока остальные лежат без движения с высунутыми наружу языками.
«Смотри, Лешенька, смотри! – думал Тимоха, прищурив глаза и поглядывая за Вершининым. – Это не твой уровень – с твоими бабками ты мог позволить себе более изящную смерть! Каждый из них мечтает умереть так, но приходится довольствоваться только этим, так что внимай, скотина! Смотри!»
Тем временем невменяемый мужик, шатаясь и кашляя, доковылял до Трофима – жертва самых вредных синтетических наркотиков посмотрел на главаря преступной группировки и, прежде чем поднять на него руку, как на многих своих жертв в поисках денег на дозу, нарик хотел было что-то сказать визитеру, как внезапно дернулся, закатив глаза и раскрыв рот. Он выпрямился, как березовый ствол, и рухнул на пол так, что чуть ли не проломил его. Это все Трофимовский нож хорошо поработал: мигом вошел в брюхо бедолаги да так легко, будто это была не человеческая плоть, а растаявшее масло – Трофим, незаметно расчехливший свое оружие, сам этому удивился.
От увиденной в метре от себя самой нелепой и дикой смерти, от всей этой разрушающей сознание атмосферы и одурманивающего высококонцентрированного и специфического запаха Леша не выдержал и вылетел на крыльцо, на воздух, схватился обеими руками за железное ограждение, тяжело вздыхая. Его стошнило.
Влад хотел было броситься за беглецом, но проницательный Трофим придержал его, обтирая окровавленный нож об висящую на перилах тряпку:
– М-да, слабенькие нынче мужики пошли! – посетовал Трофим. – Нет, вот ведь неженка! Уебок домашний! Таким макаром нам с ним еще долго сидеть. Черт, а время не ждет! Ладно! Влад, выкинь отсюда на хуй трупак, – махнул рукой Трофим. – Тимоха! Проследи, чтоб мистер Вершинин отдышался, вытер морду и тащился сюда! – скомандовал он, задумывая снова испытать мягкотелого Леху.
– Будет сделано, – подчинился Влад, схватив грязного мужика за ноги и потащив его в сторону выхода, из которого в темный коридор заливался дневной свет и постепенно тонул во мраке этого мертвого места.
Тимофей тем временем вышел на крыльцо.
– Иди-ка сюда! – с издевкой и удовольствием оттого, что он теперь может безгранично распоряжаться и издеваться над Лешей, скомандовал Тимоха, схватив мажора за шею и потащив его назад в дом.
Вершинин как мог сопротивлялся Тимохе, но тот приволок его к Трофиму и усадил на колени перед главарем – оба поняли, что должны были сделать с Вершининым, обнаружив его болевую точку.
– Смотри, смотри внимательно! – кричал Тимоха.
Вершинину было больно и противно смотреть на больных и измученных опустившихся на самое дно наркоманов, которыми были забиты все комнаты на первом этаже. Он зажмурил глаза. Тимофей уловил сопротивление их гостя и со всей силы хлестанул его ладонью по щеке так, что Вершинин очухался и раскрыл глаза. Тимоха схватил его за голову, чтобы тот смотрел во все глаза и запоминал это место. Трофима забавляла мысль о том, где был бы Вершинин, если б не завязал с наркотиками, что бы его ожидало: превращение в недоумка, ВИЧ, психозы, импотенция, туберкулез – впрочем, как и у всех нашедших себе приют в этом проклятом месте.
– Непривычно, правда?! Особенно тебе! А это, Леха, самое дно… Неприятный осадок всей нашей разрушительной среды. Смотри и наслаждайся, молись Господу, ведь тебе, идиоту, повезло быть выше всего этого. Но каждый, кто завяз в нашей паутине, рано или поздно обязательно окажется здесь, – с улыбкой произнес Трофим. – И самое замечательное в том, что поток людей не иссякает.
– Винт, крокодил, спайс, травка, гашиш, пластилин, инголянты – все это здесь, – продолжал Тимоха.
«Спасибо, конечно, Вите. Нехорошо я с ним – из такого дерьма меня вытащил. Не каждому по силам отказаться от этого. Как же у меня получилось?» – мысленно задавался вопросом Леша, глядя на наркоманов в зловонной и облезлой комнате с заколоченным окном.
От этой беды никто не застрахован: любой человек, особенно молодой и глупый, ничего не сознающий, попав в такой вот круг общения, подсев на иглу или на что-либо другое (вариантов много), начинает постепенно скатываться. Золотая молодежь начинает с дорогих наркотиков. Постепенно человек вынужден искать более сильные наркотики. Он начинает деградировать и со временем может попасть в такие вот притоны, которые могут стать братской могилой. Любой индивид из любого слоя общества может попасть под влияние этой разрушительной среды, в лапы таких злодеев, как Трофим и Тимоха.
Вершинин продолжал с ужасом рассматривать комнату: обстановочка была мрачноватая и пугающая, особенно для здорового и полноценно живущего человека. А ведь тут не только употребляли, но и производили, хранили. Погреб, на который ранее совершенно случайно бросил взгляд Лешка, был просто напичкан ингредиентами для производства зелья. Всюду валялись косяки, коробочки из-под таблеток, разодранные пакетики с остатками смертельного белого порошка, под ногами хрустели стеклышки и одноразовые пластиковые шприцы.
А этот нестерпимый запах, от которого закладывало нос и слезились глаза, заполонил все вокруг. Резкий, неприятный, химический. Говорят, от таких запахов дебилом становишься. Встречное влажное дыхание этого прогнившего дома тоже стойко обосновалось – хуже, чем запах хлорки в больнице.
Стены без обоев, разрисованные и измазанные, обожжены в некоторых местах. Простейшая отделка напрочь отсутствовала: все медленно гнило, рушилось, ломалось, приходило в негодность. Чтобы вернуть этому месту прежний вид (притон одновременно становился и кладбищем, и приютом, и свалкой, и полигоном, который в любой момент мог взлететь на воздух), нужно было потратить целое состояние, а чтобы это место потеряло свой нынешний дух и прекратило привлекать к себе особо опасных членов общества, его проще было снести или сжечь, что давно хотели и местные жители, и волонтеры, и правозащитники, и борцы за здоровье нации. А тем временем место «процветало».
В комнате напротив было тесно и сыро как в густом лесу. Около окна на крюки, привинченные к облезлому потолку, был подвешен большой полог, сырой и вонючий. Сквозняк загадочно колыхал его, пронося через весь дом запах клопов и немытых постояльцев. В тесной комнатке сейчас ютились человек 15-20, если не больше. Для того чтобы войти в эту ядовитую муть, надо было сделать над собой огромное усилие, оторвать ногу от скрипучего и липкого пола и ступить вперед. Народ в комнате представлялся Леше хаотично разбросанными трупами. Мутные взгляды людей, прислонившихся к стенам или лежащих на полу и матрасах, то и дело бегали по Вершинину, выглядевшему как свежая банка йогурта, которую поставили в холодильник, где уже давно все протухло.
Тимофей продолжал мучить Леху и держать его голову так, что тот, не отрываясь, смотрел на антураж комнаты. На полу почти вплотную к нескольким разваленным тахтам, каркасу сетчатой кровати и единственному покосившемуся креслу были расстелены грязные провонявшие матрасы, на которых места свободного не осталось от следов, оставленных продуктами жизнедеятельности человека. Матрасы предназначались для тех, кто не успел занять хоть какую-нибудь мебель. Кто не успел занять матрасы – располагались прямо на полу. Кому-то и таких лежачих (это сугубо по состоянию) мест не доставалось – такие сидели в углах и в проходах, прилипнув к холодным стенам.
Движняк на этой свалке еще тот, но не сейчас – в это время желающих маловато: никто не желал светиться здесь днем. Здесь те, кто ждал своего часа, своей дозы, или те, кто не смог со вчерашнего унести отсюда ноги. Весь аншлаг ночью – все прибегают: и нарики, и Трофимовские, и алкашня, и местная шпана. Тут с крутыми и дорогими клиентами работать не привыкли, поэтому все как в нецивилизованных джунглях.
Леха пристально разглядывал обитателей притона. Бледные опухшие мужчины сидят на диване, словно грибы, выросшие на пеньке в чаще. В единственном кресле разлеглась полуголая разбухшая девица, лениво смотрящая в стенку. На сетчатой кровати, повернувшись к пологу, лежали, словно в узел завязались, совсем еще молодые парни и девочки, худые и израненные, – Вершинин недолго рассматривал их спины. С остальными был полнейший беспорядок. Все сидели и валялись: кто схватившись за плечи, кто – за руки или голову, кто спал, кто уже очнулся и боязливо сидел, обняв ноги исколотыми руками, а кто-то свернулся калачиком и лежал, вздрагивая и ворочаясь, будто змеи, а кто-то и вовсе уткнулся в угол, закрыв лицо грязными ладонями. Слышались стоны, невнятные разговоры в бреду. Почти не наблюдалось движения в этом месиве: редко кто шелохнется, кашлянет, сплюнет или еще чего. В комнатушке дурман, хоть падай, обстановка дикая, словно в загоне у домашнего скота. А чуть что заболит или кому-то чего не достанется, шум поднимется еще тот – вплоть до драк, поножовщины и убийств.
Мир этих людей ограничен несколькими квадратными метрами этой комнаты, возможно, площадью первого этажа данного строения – это не мир в мире, а мир сам по себе. Мир низкий, мир тесный, как гроб, но для живущих в нем он всеобъемлющий, существующий по своим законам. Где-то далеко (за стенами притона) мир конкретный и такой же жестокий, от которого сломя голову эти люди и убежали: этот мир с молодыми и старыми, богатыми и бедными людьми, заложниками проблем; там мир с модными и чмошными клубами, предателями и друзьями, с элитной наркотой и синтетикой.
Тут уже давно все размыто и похерено. В здешнем мире нет ни грешников, ни святых, ни воров, ни проходимцев. Есть только четкие законы выживания – с товаром, дилерами и клиентами. Нет истины, нет уверенности ни в чем, даже в том, что завтра вообще наступит, если у тебя нет денег или возможности принять. Подобный мир возникает там, где люди начинают легкомысленно играть со своей жизнью, поддаваться на соблазны и утопать в собственных грехах. И в этой самой игре оформляется главный, никому и ничему не подсудный закон – это право пока-еще-человека играть в эту опасную игру, которую он сам для себя выбрал, и получать от нее все, что заслужил. А заслуги всегда сводятся к одной парадигме: продолжительность жизни человека, пристрастившегося к употреблению наркотиков, очень невелика – кому как повезет. Выбираются единицы.
Каждое смертельное зелье уникально: у каждой отравы свой состав, свои эффекты и свои последствия – вот что значит уйти из жизни изящно. Глаза разбегаются от обилия вариантов, в частности от передозировки (тут все зависит от частоты, давности приема и типа наркотика): один оставляет следы от уколов, другой нет; места инъекций одного гниют сразу, другого – долгое время остаются практически незаметными; один вызывает торможение реакций вплоть до зависаний, другой – гипервозбуждение с нарушениями сна; даже от одного и того же наркотика зрачки могут как расширяться, так и сужаться, не реагируя на свет. С ума можно сойти! Но у всех есть одно общее свойство – все это чудовищно плохо и… смертельно.
«И как я только мог с этим играться?!» – думал Вершинин.
Если бы Лешу спросили несколько лет назад, зачем он балуется наркотой, то он бы ответил: «Просто покайфовать, почувствовать себя другим! Это же крутяк!»
Здесь на подобный вопрос отвечают отнюдь не так:
– Что ты чувствуешь, когда принимаешь?
– Чувствую себя обычным человеком. Ничего не болит. Кайфа давно уже нет. Через час все будет болеть снова… Я колюсь, чтобы быть как ты…
Вот так-то!
– Что же это? – внезапно спросил сам у себя Леша Вершинин, удивленно бросив взгляд в сторону двух парней, спинами прижавшихся к стенке рядом друг с другом и запрокинувшими головы. Вершинин вытаращил на них глаза, не веря тому, что он видит.
– Точно вмазаться не хочешь? – ради хохмы спросил у него улыбающийся Тимофей.
– Нет! – огрызнулся Вершинин и медленно стал подбираться к пацанам, чтобы присмотреться к ним получше и убедиться в том, что глаза ему не врали: либо это галлюцинация от сваливающего наповал дурмана в доме, либо реальность и совпадение.
Леша приближался к наркоманам гусиными шажками, изучая, казалось, знакомые лица – одно так точно. Подобравшись ближе, он опешил от увиденного:
– Ну ни хуя себе! Что б я сдох! – удивлялся Вершинин, глядя на замученного молоденького паренька, который сразу отключился от принятой дозы, буквально стал овощем, хоть по щекам его дубась со всей силы, хоть водой обливай. Рядом с Вершининским знакомым, положив голову на плечо соседа, в такой же позе полумертвого наркомана сидел рыжий короткостриженный парень.
Вершинин лицезрел перед собой своего одноклассника и злостного должника Олега, того самого, кого Леха сегодня побил на улице, прочитав ему нотацию. Вот сейчас все окончательно прояснилось. Вершинин разглядывал обездвиженного наркомана Олега и улыбался оттого, что раскрыл его зловещую тайну. Улыбаться сейчас, конечно, было неуместно, но в присутствии Олега Вершинин всегда вел себя надменно, в каком бы состоянии собеседники не находились. Трофим и Тимоха наблюдали за этим с недоумением.
Значит, Олег брал в долг и спускал все деньги на наркоту, прозябая здесь чуть ли не каждый день. У Лехи аж в голове не укладывалось!
– А-ха-ха-ха, – тихонечко заржал он. – Ну привет, браток-должничок! Как я удивлен. Нет, как я рад увидеть тебя именно здесь, ведь твоя тупиковая и никчемная жизнь именно так и должна кончиться. Это идеальный вариант – как раз для тебя, Олег, – тот действительно пал ниже плинтуса, хотя и положение Вершинина сейчас было далеко не завидным. – Почему я не догнал об этом раньше? Блин, дал денег на наркоту. Да уж, удачно вложился… будто в прежнего себя – проспонсировал наркодельцов. Эх, Олежка, с твоей-то слабой головушкой ты стал легкой добычей. Здесь твое место. Черт, врагу не пожелаю…
В этот момент сидящий на полу перед мажором Олег раскрыл свои затуманенные глаза и узрел тот самый кошмар, который ему приходилось время от времени переживать. Олег вздрогнул, когда признал перед собой Алексея. Паренек лишился дара речи от такого страшного и реалистичного глюка.
Леха продолжил стебаться над Олегом:
– Ха, парень! Можешь долг не отдавать! – прокричал он Олегу, а тот лишь раскрыл рот, чуть повернув голову в сторону. – Ты это заслужил. Отработал деньжата, порадовал меня, – разъяснил причину прощения долга Алексей, понимая, что из него теперь вряд ли что-то выбьешь (даже продажа Олега на органы для погашения долгов будет недейственной, ибо парень постепенно угробит все внутри себя). – Может, – задумался Вершинин, – все это тебя чему-нибудь научит, но сколько бы раз я не вбивал в твою голову простые вещи, ты все равно меня не понимал. Вот и сиди здесь и загнивай. Тебя только могила исправит – не игла и не красный аттестат. Но сколько же ты бабок спустил на этот яд… просто пиздец! – жестко подытожил Алексей. Напоследок он помахал ему, а затем поднял свою ногу, поднес ее к подбородку Олега и носком кроссовка легонечко закрыл его раскрывшуюся пасть.
– Ладно, – кончилось терпение у Трофима, – хорош тут воздух пинать! Влад, Тимоха – за стволами! А ты, Вершинин, пойдешь со мной наверх. Вы тоже подтягивайтесь.
Трофим толкнул Вершинина в сторону лестницы. Они стали подниматься на второй этаж, а внизу, рядом с Олегом, сидел еще один знакомый нам персонаж. Это был тот самый Рыжий, что шлялся поздней ночью по кварталам и забегаловкам вместе с Трофимом в поисках добычи – этой добычей стали Тихомировы. Леха этого не знал, а даже если бы и знал, то понял бы, что Рыжий и без того получил по заслугам: его жизнь давно уже кончена, она перешла в стадию гниения и угасания, что уже невозможно было остановить. Получил, видимо, мелочи за проделанную ночью работу.
Наверху было светлее и теплее. Никого постороннего там не было и в помине – для обитателей первого этажа лестница напоминала отвесную скалу, по которой никто взбираться не осмеливался. В комнаты на верхнем этаже не заходили – боялись, что ненадежный пол провалится вниз из-за сгнивших перекрытий, но одна комната на втором этаже выглядела прилично, ибо была предназначена для заезжих гостей особой важности: наркоторговцев и прочих барыг, людей Трофима, которые заглядывали сюда как на перевалочную базу, посмотреть, как идет бизнес. Одним словом, помещение для встреч и важных дел.
Комната была небольшая: посреди нее располагался длинный стол, около стен стояли древние деревянные стулья и полукресла; также из мебели красовались абсолютно пустые стеллажи и шкафы. В углу у окна ютился ржавый сейф, который мог бы пережить ядерный апокалипсис; в противоположном углу стояло нечто, напоминающее верстак, где вместо слесарных инструментов были составлены бутылки, лежали пакетики, картонные коробочки и рулоны целлофановой пленки.
Явно здесь кучкавались, прятались после очередного дела и считали добытые деньги, содранные с людей, лежащих в беспамятстве внизу или развлекающихся в саунах, клубах, барах, борделях, или с любителей употребить товар прямо дома.
Оказавшись в комнатке, Вершинин понял, кого недоставало Трофиму. Наружность этого человека весьма контрастировала с окружающей обстановкой, что очень впечатлило Алексея. Парнишка сидел за столом, опустив на него свой подбородок и сварганив утомленно-грустную гримасу. Лешин ровесник теребил обмотанные ленточками пачки денег, всматриваясь в пустые бутылки из-под шампанского на верстаке, из горлышек которых выглядывали пробки с фитилечками.
Увидев незнакомца, парнишка привстал и настороженно оглядел Вершинина. Не успел Леша переступить порог, как в комнату влетел Трофим.
– Вот мы и здесь!
Парень за столом отреагировал:
– Наконец-то! А я уж думал, что загребли вас… где-то… Вот, – указал он на бутылки, – зажигалочки готовы. А где еще двое?
– Сейчас придут – надо ведь нам чем-то угрожать, – загадочно произнес Трофим. – Ох, жду не дождусь, когда прижучу этих уебков из клуба. Ха! Они думали, что самые умные! Товар, значит, дорогущий мы возьмем, истратим его, а деньги, блять, платить не будем! – возмущенно говорил он.
– Думаешь, этот гламурный голубок Гончаров там мутит?
– Больше некому.
– А что же Миша?
– А ничего! – повысил тон Трофим. – Ты Мишаню не трогай. Я ему доверяю как себе.
– Кажется, несколько лет назад ты хотел его убить, – припомнил паренек, явно разбиравшейся в местных делах.
– Он нам нужен. Засиделся он там – заберем его из клуба. Давно пора двинуть его выше. Заслужил.
Чтобы не бесить своего начальника, не затевать с ним словесную перепалку, которая обязательно бы переросла во что-нибудь серьезное, паренек сказал:
– Это мудро, – опустил голову он, улыбаясь и потирая ладони. – Хорошие люди всегда нужны, – лицемерил он, даже не скрывая этого, – на них у нас все и держится. Не оставлять же его в клубе, который ты намереваешься спалить, ведь так?! – спокойно вещал парнишка, покачал головой и задал сугубо риторический вопрос. – И куда только люди ходить будут?
– Людям по хуй, где танцевать, бухать, общаться и принимать! Это для слабоумных и неразборчивых клубешники делятся на модные и не очень. Так ведь, Леха?! – Трофим тыкнул в Вершинина локтем. Леша тем временем во всю развесил уши, дабы понять, во что он ввязался. – Кстати, Никита, – опомнился Трофим, – гляди, кого я нам привел. Знакомься, это Леха, тот еще балагур, мажор и блядун, который будет помогать нам сегодня. Леша, – Трофим переключился на Вершинина, когда встретил недоверчивый взгляд своего протеже, – а это Никитос, бойкий, жестокий, смышленый и исполнительный мальчик, который не дает мне поубивать наконец всех этих темных дебилов, которыми я правлю.
Вершинину подумалось: «Ничего себе! Он ведь помладше меня будет – надо же, что происходит с детьми. Занесло же его сюда, – это никак не укладывалось у него в голове. – Еще восемнахи нет, а он уже чуть ли не правая рука Трофима. Парнишка-то явно не из простых».
– Вот, значит, кого ты откопал?! Бывшего наркомана, который наверняка всех здесь возненавидел? И ты после этого доверяешь ему такое дело?! – разозлился Никита. – Ты бы еще взял в водители разъяренного брата того пацана, который этой ночью от передоза копыта откинул, когда вы там кого-то грабили!
– Нет, ты слышишь, а?! – обратился к Вершинину Трофим, чуть ли не крича во всю глотку, решив вновь отбиться от навязчивости своего подчиненного, переведя стрелки на другое. – Парапсихология какая-то, мать ее! Люди осведомлены лучше меня, суют нос, куда не следует… знают больше меня о моей же гребаной жизни!
Никита ответил спокойно:
– Это моя работа, Трофим. Я забочусь о нашем деле, торчу в нем каждый день, каждую секунду, тону в нем с головой, чтобы все работало слаженно и успешно, чтобы люди были исполнительны и не задавали лишних вопросов. Разве не для этого ты взял меня сюда?
Трофим был горд своим принципиальным подчиненным:
– Вот гад – молодец, сучонок! Умеет же… Но все же… что ты имеешь против Лешки?!
– Да, – внезапно вмешался в разговор Вершинин, чтобы вывести Никиту на чистую воду. – Что ты имеешь против меня?
После того как Леша вписался в беседу, наркобарон только недоуменно взглянул на него, кивнул в сторону Никиты, а затем уселся в кресло, сложил ногу на ногу, ожидая ответа Никиты.
– Опять же я о деле забочусь. Волнуюсь. Хочу, чтобы все прошло четко, чтобы ничего не дало трещины, чтобы люди были хладнокровны и знали свои роли. Но те, кого ты сюда притаскиваешь, Трофим, могут все испортить, – сначала Никита говорил это Вершинину, а позже вновь переключился на шефа. – Они потенциально опасны: если не для нас, то для дела точно.
– Не надо катить бочку на моих людей! Сам еще не дорос, так что учись! Учись думать молниеносно, оценивать людей, на глаз определять, сканировать всех и каждого, залезать им в голову, подчинять их себе, делая все за пару секунд. Да, некоторые неадекватны и опасны для общества, – продолжал он, – но зато они покорны и исполнительны, и уж точно не захотят идти против меня.
– Хорошо! И каков же план? – задал вопрос Никита. В этот момент в комнату вошли Влад с Тимохой, обвешанные амуницией: ножи, кастеты, пистолеты и даже автомат – у Вершинина от таких игрушек волосы дыбом встали. – Почему вы так долго?! – сказал Никита. – Пора бы уже начинать – надеюсь, – обратился он к Трофиму, – ты сейчас расскажешь нам, что затеял на этот раз.
Трофим улыбнулся, поднял указательный палец вверх, мол, сейчас все будет, встал с кресла, велел всем усаживаться за стол и внимать его гениальному плану. Он разгуливал по комнате, поглядывая то в окно, то на сидящих сподвижников. За окном день постепенно клонился к вечеру: солнце медленно уходило к горизонту, раскрашивая небо в предвечерние цвета. Немытые окна совещательной комнаты выходили на запад, поэтому в комнате было светло.
