Петр Анатольевич Елизаров
Шаровая молния
– Потому что, – отвечал ему Вершинин, – это нужно мне и нужно тебе: где-то в глубине души, Никита, тебе плохо от этого. Давай поможем нам обоим!
Вершинин говорил правду: все правильно понял про бушевавшие в собеседнике чувства. Никита, играя определенную роль, окончательно запутался в собственных мыслях и желаниях. В глубине его души до сих пор горела злоба – моральная травма терзала его на протяжении всей сознательной и по большей части одинокой жизни, а он глушил ее, работая на Трофима. А сегодня досада с новой силой напомнила о себе. Ему был предложен альтернативный, но практически нереализуемый вариант решения его проблемы, прозвучавший из уст Вершинина, который за эти часы многое понял, над многим поразмыслил.
Зотов все равно бунтовал, считая, что все прозвучавшее – ложь и заблуждение. Алекс ждал просветления, но человек, которого он хотел спасти, мог в любой момент оборвать жизнь самому Вершинину.
– Знаешь, Леша, – тихо продолжил Зотов, – я ведь на полном серьезе могу тебя убить… моя рука не дрогнет. Вряд ли Дима тебе говорил, что все это – просто несбыточная мечта, вера в совершенство и безграничность возможностей человека, который способен собой повелевать. Но это миф. Факты говорят, что самые неидеальные существа на планете – это мы, люди… На моей памяти никто так и не смог изменить свою жизнь, не возвращаясь к истокам… тем более в таких запущенных случаях, как и у нас с тобой. Не тебе в это тонкое дело вмешиваться – не твоя эта компетенция. Ты достаточно решал, достаточно пробовал – вот и дорешался. Только вспомни, сколько всего ты совершил – стыдно станет. Этого ничем не искупить… Я же могу избавить тебя от страданий, поменяться с тобой местами и благородно… с барского плеча, так сказать, могу обеспечить тебе смерть: нормальную, спокойную и быструю, что самое главное. И ты всерьез считаешь, что мы можем измениться? Психика у тебя неустойчивая, налицо резкие перепады настроения и дискомфорт. Ты просто псих. Тебе поздно меняться: либо все как есть, либо смерть! Это мне нужно открывать твои глаза, – усмехнулся Зотов. – Лечиться тебе надо, а лучше сразу достойно покинуть этот мир – иначе не выпутаться. А я вполне себе здоров – живу и не тужу.
– Поверь, я знаю, я уже достаточно хлебнул. Я просто предупреждаю тебя, взываю к твоему сознанию, прошу тебя опомниться, – молвил Алексей. – Вчера-позавчера на такое я бы тоже так же отреагировал. Но все меняется и очень быстро…
– Я не хочу этого! Мне до лампочки! А ты… ты сам виноват, – возмущался Зотов своим истерически-писклявым голоском. – Я точно знаю, что мне нечего делать в вашей нормальной жизни. Вы все для меня пустое место! Надоело, блять! Сиди молча и гляди на руль, не двигайся, не смей мне ничего больше впаривать! От тебя только зло одно… всегда! Я лично добьюсь, – негодовал Зотов, – чтобы ты об этом никогда больше не заикался! – он вновь приставил пистолет к Лешиному виску. Вершинин чувствовал, что Никита напряжен, однако его одновременно захлестывало отчаяние: Зотов дрожал, оружие показалось ему необыкновенно тяжелым, ему хотелось плакать, чего он не делал лет так пять. – Я наслушался от тебя предостаточно, Вершинин! Ты не так прост, каким кажешься…
Леша же с необыкновенным спокойствием, сохраняя самообладание и контроль над ситуацией, не прекращал говорить с взбесившимся ребенком, которого трясло, как озябшего ручного кролика, который убежал от людей и потерялся в холодном лесу:
– Я знаю, что ты не убьешь меня… и Трофиму не сдашь. Потому что ты не такой, как они, – Вершинин уверенно продолжал разговор с Зотовым. – Так что я не устану тебе повторять. Одумайся, парень, отпусти все это, убери пушку, и я тебе помогу. Пропадешь ты без меня. Мы разберемся с этим вместе, все преодолеем – еще не поздно завязать и стать нормальным человеком. Ты слышишь меня, Зотов?!
Никита ответил резко:
– Я скорее умру, чем приму все это! Но ты, по-видимому, добиваешься, чтобы я пришил тебя… У меня кончается терпение, – нервничал Зотов.
– Ничего ты не сделаешь, – повторил Вершинин, видевший в Никите внутреннюю борьбу. – В тебе еще осталось что-то людское, не стал ты извергом, не погубил ты себя до конца, так что…
– Заткнись, Вершинин, заткнись! – бесился Зотов. – Иначе я сейчас же продырявлю твою башку, изуродую твое красивое личико, вырву с корнем твои волосы, – тыкал он пистолетом в висок Вершинина. – Нашел, кого учить! Падшего заметил и свирепствуешь?! Хотя у самого рыльце в пушку!
«Когда же этот парень одумается?» – рассуждал Вершинин, но попытки не прекращал: он удивлялся самому себе, ведь давно бы бросил эту глухую затею, но в то же время он упорно продолжал искать способы расколоть Зотова.
– Я сам все решил, меня все устраивает, – отрезал Зотов, сделав серьезную гримасу.
– Тогда ты долго не протянешь, – подытожил Вершинин. – Твои же дружки типа Тимохи рано или поздно тебя зароют.
– Не твое это дело!
– Отпусти себя, – не унимался Леха, – сделай что-то большее… отпусти нас обоих – пойдем, давно уже надо двигаться вперед. Послушай меня – мы вырвемся. Стоит только нажать на педаль и уехать. Я спрячу тебя, полиция защитит нас и живо накроет их всех. Я помогу тебе… только убери пистолетик и будь спокойнее уже.
Это не действовало на Никиту, хотя Алеше удалось сделать основное – пробудить в душе Никиты все застывшие процессы, о которых он давно забыл, которые давно подавлял в себе. За это он и был зол на Лешу.
– А у тебя губа не дура, Вершинин! Но мне было сказано охранять тебя, ограждать от всяких необдуманных действий. Я, честно говоря, ожидал чего-то другого, а теперь чувствую, что твой язык реально тебя до могилы доведет. Если не я тебя похороню сегодня, то Трофим точно это сделает – его забавляют такие экземпляры, как ты.
«Экземпляры, как я?! Ха-ха! Я еще тот экземплярчик… один на свете!» – забавлялся Вершинин.
– Да включи же ты голову!
– Не хочу я думать! Не хочу вспоминать! Не хочу я тебя слушать! Ты никто, а строишь из себя всевышнего! Сам себя погубишь, клянусь! – Никита неуверенно тряс пистолетом у головы Вершинина, а у самого по лицу текли слезы: в Зотова вновь вернулся эмоциональный ребенок, ощутивший ответственность и жестокость настоящей взрослой жизни. Ему вдруг остро стало не хватать спокойствия, ласки и беззаботности – он был совершенно один в этом большом и непредсказуемом мире…
Щелчок зажигалки. Фитилек на первой бутылке с зажигательной смесью воспылал.
– Гори все огнем! – вскричал бармен Миша и, размахнувшись как следует, зашвырнул коктейль Молотова в открытый кабинет Гончарова. Бутыль разбилась о белую стенку, и едкое ярчайшее пламя, успокаивающее и одновременно разрушительное, за доли секунды объяло помещение, пыхнув жаром на преступников, за секунду проглотив весь воздух в замкнутом кабинете.
Трофим и Миша не хотели останавливаться. Вскоре источников медленно пожирающего клуб огня стало намного больше: они были повсюду, куда только падал яростный и озлобленный взгляд преступников. Огонь стремительно поглощал помещение, уничтожал интерьеры, мебель, все вокруг, не щадя ничего. Горело все, в том числе и все дела, истории, которые хранил в себе этот клуб – все, что происходило в нем, гибло. Трофим продолжил Мишино дело, почти без остановки зажигая фитильки и друг за другом швыряя бутылки в разные стороны, во все углы, во все комнаты, на стойки, ложи, танцпол, в гардероб. А когда вместо роскошного интерьера модного ночного заведения, светящегося и искрящегося, перед Трофимом и Мишаней было сплошное пламя, горячее, беспощадное, завораживающее своей всемогущей силой и красотой, оба как вкопанные уставились на него, ощутив себя безоговорочными властителями этого мира: на глазах бармена горела его старая жизнь и все, что было с ней связано; загорелся огонек и в жаждущих смертей и разрушений фанатичных глазах главаря банды.
Трофим и Миша смотрели на царствующий вокруг огонь, словно находились в жерле огромного вулкана: все было объято огнем, посылающим в их сторону едкий дым и ослепительный свет. Поджигатели вовремя опомнились и поспешили к выходу – еще немного и они сожгли бы сами себя. Спины обдавал адский жар, глаза слезились от дыма, который лез в легкие. Через пару минут огонь полностью поглотит клуб, а к вечеру это место станет пепелищем – ничего не будет напоминать о прошлом этого для кого-то прибыльного и модного, а для кого-то гадкого и неприятного места, так любимого Вершининым и еще половиной городской молодежи клуба, погрязшего в смертных грехах. Были уничтожены и всевозможные улики, указывающие на произошедшую там бойню.
Так дотла сгорело капитальное строение, разрушились судьбы и надежды многих людей, погибли ни в чем не повинные парни и девчонки, а люди, творившие такое зло и ходившие по этой земле, все еще радовались и здравствовали, пребывая в отличном расположении духа.
Проклятое место быстро уходило в небытие, как и старая жизнь Миши (он надеялся, что отныне судьба занесет его в место поприличнее). О клубе больше не думал и Трофим, считая дело завершенным.
…Зотов обязательно бы выстрелил Леше в голову из-за боли от потерянной жизни и, мягко говоря, не очень хорошей жизни нынешней, гнилой и поганой. Прав был Леха: от дела до дела, от обиды до обиды, от ломки до ломки, от приказа к приказу. Иногда Никита ловил себя на мысли, что вскоре он уже забудет свое имя, забудет, кто он такой, где живет, чем занимается, когда родился.
Еще секунда и Вершининские мозги разукрасили бы лобовуху и салон его автомобиля, ведь Зотов был пуще прежнего озлоблен на мир, огорчен, сомневаясь в себе, обезумевшем, неуравновешенном, слабом и беззащитном подростке. Указательный палец правой руки давил и одновременно не давил на спусковой крючок – прикончить мажора Вершинина, из кутилы и ловеласа внезапно превратившегося в проповедника и спасителя чужих заблудших душ, не получалось. Никита ненавидел Алексея за то, что он смущал его своими речами, провоцировал, дотошно напоминал о другом мире, другой жизни, пробудив эмоции, мешающие новому призванию Зотова. С другой стороны, никто прежде не копался так глубоко в душе Зотова, не протягивал ему руку помощи.
Все-таки Зотову хотелось сохранить в себе черты человеческого здравомыслия и элементарного сожаления, но пребывание в преступной организации под крылом ее бездушного руководителя, заставлявшего повиноваться, окончательно прожгло и заразило мозги пацана. Никита стал превращаться в похожую на Трофима бездушную машину, которая остановилась бы лишь тогда, когда уничтожила бы сама себя.
Зотов убил бы Вершинина прямо сейчас, но вмешался случай, который вновь спас Леху от верной смерти. Из клуба стремительно выбежал охранник, которого проворонили Зотов и Вершинин. Парень без оглядки понесся прочь от клуба: он думал, что за ним уже бросились вдогонку.
Появление лишнего игрока на поле встревожило Никиту Зотова: он сразу же взял себя в руки и убрал пистолет. Не спускал глаз с бегущего рослого парня и Вершинин.
– Кто это?! Наши? – обратился Леха к Зотову.
– Определенно нет, – сосредоточенно присмотрелся тот.
– Что делать? – спросил Леха, проверяя скорость соображалки Зотова.
– Догнать! – приказал Никита.
– А если…
– Догоним и разберемся.
Лехе ничего не оставалось, как нажать на газ так, что Никиту снова откинуло на спинку сиденья. Он мигом подтянулся к Лешиному креслу и не спускал глаз с беглеца.
Вершинин разогнался прилично: быстро промелькнули тачки на стоянке, забор, далекие здания, деревья, а вот уже и парадный вход клуба. За пару секунд стремительный «BMW» Лехи настиг бегущего охранника. Леха не успел вовремя затормозить, а когда от треска шин об дорогу чуть не свернулись в трубочку уши, выяснилось, что на полной скорости машина поймала на свой капот молоденького security, отлетевшего вперед на несколько метров. Удар был что надо! Леша даже зажмурил на секунду глаза, чуть не разломив руль руками.
Зотов мигом вылетел из машины, чтобы осмотреть жертву, которая так была занята мыслями о побеге, что даже не смотрела по сторонам и не прислушивалась к звукам вокруг. За ним из автомобиля вывалился и Леха, до сих пор не осознавший того, что не успел вовремя нажать на тормоз. Никита мигом оглядел распластавшегося по дороге окровавленного парня, тяжело дышавшего и жмурившего глаза то ли от боли, то ли от дезориентации, приметил надпись «Security» на его футболке, сразу же махнув на него рукой.
Вершинин узнал парня-охранника, с которым сотню раз пересекался в этом клубе: тот дышал и даже немного вздрагивал, постанывая. Алекс хотел было подойти к нему, чтобы помочь, вызвать скорую или дотащить до своей машины и самому отвести его в больницу. Но все эти мысли развеял внезапный крик Тимохи откуда-то сзади:
– Отойди, Вершинин! – кричал он, быстро подбегая к ним.
Вершинин отстранился и тут же стал свидетелем того, как Тимоха, сжимая в руках свой «Узи», хладнокровно выпустил в лежащего несколько пуль, оставшихся в магазине.
– Молодец, Леха. Вовремя сориентировался – верное решение! Было бы плохо и неприятно, если бы этот свидетель ускользнул бы от нас, – произнес кто-то сзади.
Оглянувшись, он увидел, что в открытый багажник Влад с Тимохой уже грузят добычу, а Зотов, стоя у машины, посматривал в сторону клуба – без слов понятно, кого он дожидался.
– Все! Садимся, – быстренько сказал Тимоха.
– Ты охуел?! Бессмертного нет.
– Сука, точно!
Вершинин многого насмотрелся за сегодня, в том числе узрел вторую смерть за последние два часа. Ему было тяжело, но он все же нашел в себе силы, чувствуя, как вибрирует кровь в его голове и как глаза застилают слезы, не смотреть на убитого, схватиться за руль и ждать опаздывающих.
Трофима все не было – первым заволновался Влад. Но, как только он бросился к задымленному входу, оттуда вышли Трофим и бармен Мишаня. Они возникли из дыма, вываливающегося из дверей, отдышались и откашлялись – медлить было нельзя.
– Я думал, вы там горите, черт! – заявил Тимоха.
– Я уже хотел пойти… – начал Влад.
– Спасибо, Влад, – ответил Трофим. – А ты не дождешься, сучок, – зыркнул на Тимоху Трофим.
Все полезли в автомобиль.
– Подвинься, конь педальный, там еще уйма места! – трое из-за тесноты долго возились сзади.
Торопившийся Трофим убедился, что все погрузили, и, чуть ли не перелетев капот, раскрыл дверь, плюхнулся на переднее сидение, а Миша с разбегу влетел в открытую дверь и лег на колени сидящих позади.
– Газ в палас, Леха! – скомандовал человек со шрамом.
Машина дернулась с места и с характерным звуком старта рядного гоночного болида набрала скорость.
Все сочли миссию выполненной и забыли о мелких недочетах. А Лехе, который наслаждался ездой по городу без всяких правил, хоть немного, но удалось почувствовать себя непринужденно и забыть о том, что его жизнь висит на волоске.
Глава 18 «Казнь»
Так быстро, как бы он не водил свой «BMW», из одной части города в другую Вершинин еще не добирался. Он все еще не мог свыкнуться с мыслью, что Никита так и не послушался его. Вершинин почувствовал, что значит настоящий отказ: теперь Алексею стало ясно, какие чувства тогда испытал Дима Тихомиров – от такого плевка в душу можно и с жизнью попрощаться.
Вздохнув с облегчением, Леша, порядком уставший от всей этой суматохи, подогнал машину к притону, от которого все они и выехали некоторое время назад. Его руки сползли с руля, и он ощутил приятное чувство от того, как тяжкий груз слез с его плеч, позволив ему наконец расслабиться и откинуться на спинку водительского кресла. Алексей, кажется, позабыл, что людям, которые сейчас находились рядом, нельзя доверять (вообще связываться с ними было огромной ошибкой), принимая во внимание также тот факт, что Лешенька, хоть и выполнил все взятые, вернее, навязанные ему обязательства, все равно заставил компанию Трофима понервничать, например, хорошенько начистив морду Трофиму. Поэтому Бессмертный не мог просто отпустить Вершинина, не разобравшись с драчуном, который давно заслуживал хорошей взбучки.
Все подозрительно сохраняли молчание, мастерски сдерживая эмоции после успешно провернутой расправы над должниками из клуба. В такой вот с виду спокойный момент Леха и почуял подвох: его чутье, проходившее сегодня выпускной экзамен, подсказывало, что еще далеко не все кончено. Ну нельзя здесь не расстроиться и не вознести руки к небу с истошным криком: «За что?!»
Краем глаза Вершинин увидел рожу сидящего рядом Трофима, который, насупившись, смотрел на Алексея, без слов давая понять, что его песенка спета, ведь в этом мире счастливый конец стал весьма редким явлением, что в их сегодняшних взаимоотношениях, как говорится, еще не вечер. Лешино облегчение как рукой сняло – вернулись страх и неуверенность. Тут еще он бездумно ляпнул, может ли он быть свободен. Его сразу осенило: он открыто заявил, что эта бандитская группировка в нем больше не нуждается. Не стоит, наверное, напоминать, что они делают с теми, кто им становится не нужен.
Вид Трофима вызывал мерзкий холодок по спине Вершинина. Но и от него пришлось отвлечься, ведь холодок мгновенно сменился на поразившую все тело дрожь от одного неприметного щелчка от взвода пистолетного курка, который показался Леше таким оглушительным, что уши заложило. Медленно повернув голову, Вершинин увидел, как Тимоха с тем же непоколебимым выражением лица, с которым он убивал начальника охраны и его подчиненных, с теми же светящимися, как два минерала, желтыми глазами, гармонирующими с загорелым лицом, твердо держал пистолет («Узи» уже канул в лету), нацеливаясь на Лешин затылок и желая снести башку высокомерному мажору, надоевшему Тимофею за день.
– Рыпнешься, и я перережу тебе глотку, гандон, – произнес Трофим. – Я тут подумал: ты поработал хорошо, но неидеально – за свою наглую выходку ты заплатишь… Не знаю пока как: деньгами или жизнью. А насчет твоих заслуг я еще подумаю…
– Но как же?! Я же все сделал, – заскулил Алексей, не двигаясь.
– Раньше надо было думать, Лешенька. Ты ведь прекрасно знал, с кем связываешься и на что идешь – не надо было перегибать палку, зная наперед, что возмездие рано или поздно наступит. А теперь выходи из машины. Только без излишнего энтузиазма, я тебя знаю… А еще я знаю, что ты умный мальчик… не понял с первого, так поймешь со второго раза: нечего мускулами лишний раз играть – тебя не поймут, а жизнь отберут. Уверен, что ты не будешь этого повторять, – спокойно говорил Трофим.
Влад принял Леху Вершинина у водительской двери, припечатал к машине, определив его ладони на крышу «BMW» и ударив по Лешиным кроссовкам, чтобы тот расставил ноги, словно во время обыска. Подняв голову, Алексей увидел, как к нему направляется Трофим. Оставалось только ждать: либо неминуемого конца, либо чудесного спасения.
«Когда я услышал все, что сказал мне в машине Трофим, я вдруг осознал очевидное: я пропал, я приговорен… А может, обойдется все? Да уж, малы мои шансы… Вряд ли они не шлепнут меня после всего – жестоко, изящно, мучительно… Но я все-таки продолжаю надеяться… на что-то… Странно, как долго я летаю в облаках: так бы давно надежду потерял, но все знают, что она умирает последней – потеряю ее, и смерть настигнет меня. Можно подчиниться и смириться, а можно попытаться спастись. А есть ли смысл? И там, и там смерть. Даже если я буду их умолять, в чем угодно клясться… Как Гончаров, кстати. Со всеми мне точно не справиться. Ежели по-одному? Нет, не вариант. Все нынче кучкуются – мирятся со стадным дебилизмом – одному сейчас не выжить, даже высокомерному уроду, уверенному, что он независим и ни в ком не нуждается. Так же и у них. Глупо им противостоять, зарывать себя и унижаться. Но я ведь гордый – какой будет позор, когда все узнают, что Вершинин сдох как трус. А стоит ли оно того? Репутация у меня не очень… давно уже получается уворачиваться от смерти… Господи, помоги же мне хоть раз в моей дурацкой жизни! Ты же не дал пистолету выстрелить, помнишь?!»
Именно такие мысли вертелись в голове приговоренного Лехи, когда он выходил из машины, покорно ожидая дальнейшего развития событий.
Было видно, что Трофим очень долго ждал этого момента – судьба Вершинина целиком и полностью в его руках.
– Какая же ты заноза, Вершинин! Что не слово, то зло! Огрызаешься, паясничаешь, надоедаешь, пытаешься противиться, а мы ведь учим тебя, зазнавшегося мудака, уму-разуму. А ты всегда и везде все делаешь по-своему… Не меняешься и не хочешь, а чем дольше это все творится, тем более жесткие меры я избираю для тебя. Сначала были твои нелегкие отношения с нами – там-то было все довольно простенько, но ты не остановился… Молодец, сломал систему, выбрался из нее, порвал с наркотой, возненавидел нас… Еще тогда мы избрали наказание для тебя… Сегодня мы просто обязаны закончить веселенькую историю твоей жизни, которая была так богата и неотразима, как и безрассудна, глупа и печальна, – драматизировал Трофим, а Леша, поникнув головой, слушал его. – Но вот какая штука меня смущает, Леша. Что-то ведь тебя тянуло к нам тогда. Это что-то понесло тебя и сегодня. Я не до конца понимаю, что это такое: либо ты учишься на собственных ошибках и надеешься на авось, либо ты самоубийца и мазохист, либо просто ебанутый…
«Ты еще и философ, гнида!» – думал Вершинин, а Трофим продолжал распинаться:
– Несмотря на все твои закидоны, ты проявил себя, оправдал ожидания – неидеально, конечно, но ты все сделал, и это заслуживает некоторого снисхождения. Мы ведь договаривались с тобой – надо же хоть что-то человеческое проявить, правильно? – обратился он к остальным. – Правда, ты вечно лез на рожон, временами забываясь, кто ты и среди кого находишься – это тоже карается. Так что в данный момент твоя участь балансирует на неустойчивых весах. Не знаю я, куда деть грузило, чтобы уже перевесила какая-нибудь сторона. Машину ты вел блестяще… а как ты умудрился поступить со сбежавшим охранником – это просто шикарно. Но закрыть глаза я не могу и на то, что ты, по-видимому, осуществил свою давнюю мечту расквасить мне нос и не только его, – после этих слов Трофим молниеносно заехал обидчику кулаком в солнечное сплетение. Леха согнулся в три погибели.
Трофим, почесав кулак, отошел от Леши, любуясь, как боль того подкосила.
– Пойми, не мог я тебе не добавить. Порвать тебя охота за то, что ты сделал. За друга мстил? Не принимается – ты уже не ребенок, пора бы просто забыть… Да, твою загадочную душу хуй разгадаешь, Вершинин! Что ты за кент? Что ты хотел всем этим доказать? Ищешь приключений, выпендриваешься, играешь с огнем?! – после каждого вопроса Трофим наносил оскорбительные и весьма болезненные пощечины Вершинину, от которых его щеки покрылись румянцем. Воспрепятствовать сил не было. – Любишь ты все делать с размахом. Сказочный идиот! Хотел на нас равняться?! Не на тех напал – мы тебя на место поставим! – Трофим выдержал паузу, чтобы Вершинин успел опомниться. – Ты неплохой парень! В тебе что-то есть, но это что-то иногда проявляет себя не там, где нужно. Так что сейчас мы вправе подвести итог – все тобой заработанное, нажитое за 18, кажется, лет… А там можно решить, что с тобой делать дальше… Обычно с другими все решается быстро – пара выстрелов, и дело в шляпе… но только не здесь и не с тобой! В твоем случае можно и фантазию включить… Как ты смотришь на то, чтобы тебя зарезать, повесить… четвертовать тебя и разослать по частям твоим же шлюхам… заживо сжечь, похоронить в погребе или сбросить с крыши?! За помощь нам ты имеешь право на быструю смерть, которую лично я могу тебе гарантировать – все по законам чести и справедливости, блять, так что без претензий потом! – Трофим сомневался в способе расправы над Вершининым.
Трофим, взяв тайм-аут, послал своего телохранителя в дом разузнать, осталось ли в здешних закромах место, чтобы припрятать привезенное ими богатство. Во время отсутствия Влада человек со шрамом не подавал виду, что думает, решая судьбу Алексея, взвешивая «за» и «против». Через пять минут стало известно, что убийственного товара на этой точке предостаточно – следовательно, полный багажник наркоты нужно было увезти в другое место. Такое было на примете у Трофима.
– Это меняет дело. Все в твою пользу, Леха! – выкрикнул Трофим.
После этих слов Тимоха, ожидавший расправы над Вершининым, вновь потребовал личного разговора с Трофимом, чтобы уломать его прикончить Алексея здесь и сейчас. Трофим проигнорировал сподвижника.
– Что ж, Вершинин, ненадолго твоя казнь откладывается, – объявил Трофим. – Наверное, ты еще нам пригодишься, хотя-я-я… Что будет дороже: твой бензин, который ты потратишь на еще одну поездку, или то, что ты набросился на меня?
Трофим закурил и отошел к завалинке за дорогой, прихватив с собой двух соратников и оставив Влада приглядывать за Вершининым. Вскоре около Трофима разгорелась полемика между Тимохой и Зотовым. Вершинин хотел было вмешаться, но Влад легким движением руки откинул его в траву, нацелив на него изобретение Калашникова.
Алексей, оказавшись на земле, испугался и одновременно разозлился да так, что стал покрикивать на Влада не своим голосом, не выдерживая ожидания приговора:
– Ты только не пугай меня, дешевка! Мне поебать, что ты передо мной своей вонючей пушкой размахиваешь!
Услышав это, Трофим развязно выкрикнул:
– Это чтобы тебе ничего дурного в голову не лезло! Лучше не психуй, Леша!
Трофим давненько не раздумывал о судьбе собственной жертвы так долго. Существовало правило – не оставлять свидетелей и убирать неблагонадежных помощников, каким и был Вершинин, тем более что он умудрился распустить руки, что не могло не злить Трофима. Но, с другой стороны, хотелось сохранить жизнь такому непростому и предприимчивому пареньку, ведь можно было еще неоднократно пользоваться его услугами, деньгами и связями. Выбор был не из легких. Здесь каждый из подчиненных Трофима то гасил желание расправиться с непокорным Вершининым, то наоборот разжигал его.
Первым в бой бросился Тимоха:
– Я вот не понимаю! – начал он. – Реально!
– Чего же?! – спросил его Трофим, отлично понимая, чего именно желал Тимофей.
– Какого хуя мы тут лясы точим из-за Вершинина?! Кто он нам?! Никто! Что он такого героического сотворил?! Ни-че-го! Давно пора с ним разделаться!
– Твои чувства понятны, – перебил его Трофим.
– Я дело говорю, все подтвердят. С него уже хватит на этом свете! Что смог, он показал. Неужели после всего… Бля, да ты только вспомни, – загибал пальцы Тимофей, перечисляя все грешки и выходки Вершинина с самого начала знакомства с Трофимом.
Последний решил поставить подчиненного на место:
– Какой ты стал нервный, я охуеваю! Может быть, тебе все надоело? Ты только скажи! Вместе с Вершининым и отправишься, правда, вряд ли вы вместе поедите в город, скорее, ваш путь продолжится не в горизонтальном, а в вертикальном направлении… Понял намек?
– Не наезжай на меня, Трофим, а то я могу подумать, что ты прикрываешь этого козла! – ловко закрылся Тимоха и остановился на этом, чтобы не словить хук в табло.
– Что? Прям так и отпустим? – угнетенно поинтересовался Мишаня.
– Было бы хорошо, – сказал Зотов, пытавшийся ни с того ни с сего отмазать Леху, посмотрев в его сторону, – а то надоел он уже…
– Ты, мелкая глиста, замолчи! – выкрикнул Тимоха и настойчиво обратился к Трофиму. – Вершинин не смел всего этого делать, не смел набрасываться на тебя, трепать наши нервы, заваливать наше дело! За это нужно наказывать! Как нас еще только угораздило наткнуться на этого ебаного прохвоста?! Не по правилам все это – нельзя его в живых оставлять…
– А я-то думал, что никакие правила тебе не писаны, – начал Зотов.
– Нельзя, значит, – мимолетно повторил Трофим, бросив сигарету на пыльную дорогу.
– Что за бред?! Чего вы церемонитесь? – вновь включился Миша. – Прикончите его и дело с концом! Отпускать его – огромный риск. Кто знает, что ему в голову взбредет. Он ведь непредсказуемое, опасное и мстительное животное!
– Мужик дело говорит, – подтвердил Тимоха, правда, после слова «мужик» у него невольно появилась загадочная улыбка.
– Я смотрю, не один ты, Тимоха, желаешь смерти ненавистному Лешке, – заключил Трофим.
– И я не скрываю этого, – сказал Тимофей.
– Убить, значит? Здесь и сейчас?
Тимофей сбил Трофима с нужной мысли:
– Давай я разделаюсь с ним?!
– Ага, знаю я тебя.
Трофим взглянул на Зотова в поисках моральной поддержки.
– Сам понимаешь, Трофим, – констатировал Зотов, – нужно и нам, и им…
Кажется, Трофим нашел идеальное решение проблемы.
– В общем, будет так! – заявил Трофим. План состоял в том, чтобы заставить Лешу перевезти опасный груз, все еще находящийся в багажнике его «BMW», в другое место. – Скажем ему, что больше о нем не вспомним и что он больше может не беспокоиться о своей жизни. И он мигом выполнит наше последнее поручение. Ключевое слово здесь – «последнее». Отпустить его одного нельзя, – Трофим вместе с Зотовым, Мишей и Тимохой сбились в кучку. – С ним поедет кто-то из наших, проконтролирует этого засранца, убедится, что все благополучно доехало до места. Как только товар будет доставлен, Вершинин должен будет немедленно сдохнуть. Потом решим, что делать с машиной и трупом. И дело сделано, и наш клиент почувствует облегчение перед смертью.
– Хорошо, конечно, что мы этим убьем двух зайцев, но я бы хотел…
– Здесь убивать его не будем, – заткнул Тимофея Трофим.
– Хотелось бы узнать: кто отправится с Лехой в его последнее путешествие? Кому посчастливится кокнуть короля мира? – план главаря был по душе Тимохе. Он ждал, что именно ему поручат привести приговор в исполнение. А при виде грустного лица Никиты, который постоянно повторял, что работать нужно без жертв, Тимоха еще больше возбуждался.
Трофим почти не раздумывал с ответом:
– Его Миша прикончит.
Вот кто действительно не ожидал такого решения, так это Миша, который тут же стер улыбку с лица, выпрямился и побледнел. Неужели его, пережившего столько всякого дерьма, не оставят в покое и не вознаградят, а вновь отправят на передовую? Тем более с Вершининым, который, кажется, начинал догадываться о том, кто был виновен в его наркозависимости, поэтому для Миши находиться рядом с Лешей было не только некомфортно, но потенциально опасно.
– А если я не смогу убить… Вернее, смогу, конечно, – у Миши заплетался язык, – а он будет сопротивляться?
– Ерунда, Миша! – успокаивал его Трофим. – Ты справишься, – произнес он, уже давно думая о постороннем. – Это будет твое, так сказать, посвящение в высшие чины. Не завалишь дело – добро пожаловать к нам. Не к этому ли ты стремился? – Мишаня молчал: в нем внезапно пробудился вулкан волнения.
