Сергей Юрьевич Медведев
Промахи и победы
Я взял с собой вина, приехал в деревню: «Ребята, выпьем мировую». Собралась куча людей, того, которого я ударил ногой, считали чуть ли не героем, раз он жив остался. Ко мне подошел один парень и шепнул: «Сейчас тебе будут предлагать ехать в лес – не соглашайся. Хотят тебя убить». «Зачем?» «Так они решили». И действительно, через некоторое время они мне предлагают это, на что я отвечаю: «Ребята, извините. Я с вами рассчитался, а теперь еду домой. До свидания». И уехал оставив им ещё выпивки. Но вызовы в милицию на этом не закончились, было повторное расследование. Писали жалобщики, завистники моей тещи. Но, к счастью, все обошлось.
После армейского простатита у меня были сезонные боли внизу живота, они прошли. И не заметив для себя как, делаю предложение жениться, и мы женимся. А если точнее. Я подъехал за ней к общежитию, мы договаривались о встрече. Она вышла и села в машину. Я спросил: – «Взяла ли она паспорт с собой?» На её вопросительный взгляд, я ответил – «Поедем заявление в загс подавать». Со словами «Я сейчас» – она побежала бегом в комнату, принесла паспорт. И я думаю, она долго сомневалась в сказанном, пока мы не повернули в загс. Приехали в ЗАГС, но по какой-то причине заявление брать не стали, мы пришли в два часа, нам сказали прийти после пяти. Помню, как сильно тогда разболелась голова, я пришел домой и лег спать. Это было серьезное решение для меня, но осознанное, а не потому, что я выбирал между браком и тюрьмой, да и к тому же все проблемы уже утряслись. Мне тогда казалось, что я ее люблю, почему казалось? Ну, тогда я верил в это. Потом разобрался, будучи в браке, что я ее не любил, мне лишь нравилось, что она ко мне так хорошо относилась. Она была действительно хорошим человеком.
Мы приехали к тестю и теще, объявили о своем решении. А мой отец на этот раз был очень доволен. Ему мой выбор нравился, мою невесту он помнил еще девчонкой, в ее деревне жил его родной брат, и он знал эту семью. Отец был «за» сразу же, как я стал с ней дружить. Будущая теща заплакала, хотя это было ей не свойственно, спросила, как мои дела с милицией. Я успокоил ее, заверив, что все улажено.
Стали готовиться к свадьбе. Отец говорил, что не даст мне денег на свадьбу. Но у меня были свои сбережения, я к тому же продал машину. Теща очень серьезно потратилась, помогла во всем. Мы расписались. Что характерно: я, хоть и не верю в приметы, но когда надкусывали каравай, я после жены решил отхватить кусок побольше, чтобы показать, кто в доме хозяин. Стал откусывать, и тут упала солонка. Сразу кто-то закричал: «Плохая примета!» Но жена раскрыла руку: «Я успела ухватить!» Так и получилось. Все эти десять лет нашего брака держались на том, что именно она хотела, чтобы мы жили вместе. Хотя не скажу, что мы плохо жили. Мы сразу же решили не предохраняться. И зачатие старшего сына произошло раньше, чем мы официально зарегистрировали отношения. И хоть я не верю в приметы, но так получилось. И на второй своей свадьбе от каравая я откусил аккуратно и совсем немного.
Может показаться, что я пишу эту главу с каким-то уничижением своей первой жены, что она меня добивалась, а я само восхваляюсь. Нет. Она оказалась во всем выше меня. И беда эта была нашей общей бедой, но больше, конечно, моей. Я не все тут описываю, кое-что есть в других главах. Но хочу сказать, что Господь мне дал великолепную первую жену, а я не оценил этого дара. Говорят, любовь приходит не тогда, когда люди воссоединяются, а гораздо позже, для этого нужны постоянный труд и колоссальное терпение. К ней любовь пришла сразу. А ко мне нет. Я любви не искал, а наоборот разрушал: начал пить, лечился от алкоголизма. Как говорила потом моя вторая теща: «Ни один алкоголик еще не назвал тот день, когда он стал алкоголиком». Как водится, с алкоголизмом началось и прелюбодеяние.
В первые годы брака меня все устраивало. Но мы, мужчины, так уж устроены, что рано или поздно начинаем хвастаться своими подвигами на любовном фронте. И я, слушая товарищей, стал задумываться, а почему у меня этого нет? Вот что значит среда, в которой находишься. И я тоже стал изменять жене. Мне было очень стыдно, я потом осознал все. Это и привело, в конечном счете, к разводу. Меня поймали с поличным. Мне просто крупно повезло, что мне попалась женщина, сумевшая остановить меня.
Бог смилостивился надо мной, дал другую женщину для исправления. Я сильно переживал за оставленную жену. «Какой ты молодец», – говорят многие, узнав, что своим детям всячески помогаю в жизни, а я в первую очередь им квартиру купил – своей первой жене, а после уже себе. Просто считаю, что так должно быть. При чем здесь дети, если папа куда-то пошел? Они не должны быть обижены. И поэтому не считаю своей заслугой такую помощь.
Когда мы разводились, дети очень меня любили, и жена сильно переживала, что они могут пойти со мной. Но я ее успокоил, попросив только не препятствовать общению с ними. Судья при разводе спросил, что у нас произошло. Она сказала: «Он полюбил другую». «Нельзя ли что-то сделать, чтобы он вернулся?» Она продолжала: «Вы не понимаете, это любовь, и ничего тут уже не сделать…» Судьи и заседатели были поражены нашему спокойствию, нашему твердому решению. Спросили, как будем делить вместе нажитое, она ответила, что мы уже обо всем договорились. Я все оставил жене, взял себе только машину и гараж. Судьи изумились: «Первый раз такое видим. Тут у нас люди даже ложки делят». А что делить? Все должно остаться детям. Так мы разошлись. Конечно, было чувство глубокого сожаления. Не хочу сказать, что я пожалел, думаю, что и она не пожалела. У меня сейчас счастливый брак, я живу в любви, просто в первый раз не смог разглядеть всего, понять, не влюбился по-настоящему. Была возможность, но не смог. А вторую свою жену люблю до сих пор, мы прожили вместе более тридцати лет, об этом чуть позже.
Напоследок хочу сказать тем, кто собирается вступить в брак, – жениться надо раз и навсегда. Но если случится что-то, что тогда? Это, конечно, не смертельно, но для детей и для меня были свои проблемы. И столько было у меня лично душевных волнений, очень тяжело дался развод. Я, прожив во втором браке десять лет, только потом решился зарегистрироваться и повенчаться. С большим уважением отношусь к своей первой жене. Прошу прощения за то, что подвел ее, не выдержал испытаний. Но повторюсь: я не сожалею.
Тёща помогает нам съехать от отца, там жить было не возможно. Нам дают общежитие от техникума. Сначала комнату в 12 квадратов, напротив туалета, пожив в ней некоторое время, нам дают большую в 18 квадратов. Видимо тоже тёща подсуетилась.
Она всегда нам помогала. Первую тёщу я до сих пор называю мама! Мы переезжали, переносили вещи, и видимо это сыграло роль, в предпосылках к ночным схваткам. Марина стала вставать и ходить от боли, потом боль утихала, она ложилась спать. Я ранее проконсультировался, как проходят схватки. Именно так. Я предлагаю ей вызвать скорую помощь, она мне говорит: – «Ещё воды не отошли, рано»! «Когда отойдут воды, будет поздно» – возражаю я.
Иду, звоню, приезжают, увозят. Я ложусь спать, дело сделано. Утром позвоню и узнаю, кто родился. Встав утром, не торопясь завтракаю, иду звонить: – «В предродовой» – говорят мне. Хорошо, думаю я, позвоню, через час. И так я звонил, звонила тёща, звонили каждый час в течение дня и вечера. Я приезжаю вечером к тёще в деревню, уже весь вымотался. Она тоже в расстройстве. Предлагает мне ложиться спать. Я ложусь, но не спится.
Она подходит к телефону, и я слышу: – «Что? мальчик, три четыреста?» – меня подбрасывает какая-то пружина с кровати, я выбегаю в коридор, мы обнимаемся. Пишу эти строки, а слёзы наворачиваются. Я очень люблю Максима. Трудно он нам достался.
Почему наворачиваются слёзы при каждом прочтении? Они наворачиваются и при прочтении, в других местах. Так устроен человек, он так реагирует на то, что ему дорого. Все люди, которые были со мной дороги мне. Я за них всех молюсь.
Потом, уже Марина, рассказывала, что доктор Козейкин посмотрел её и сказал: – «Через сутки родишь». Это был великолепный доктор гинеколог.
Марину выписывают, я звоню бабушке Наташе с просьбой, приехать помочь с Максимом. Она жила у дочери в Нефтеюганске. Пока она не приехала, мы по переменки водились ночью. Когда водился я, Максим спал, когда Марина всю ночь орал. Почему со мной спал? Я спал чутко, как только он закряхтит, я проверяю его на сухость. Пеленаю, и он засыпает сразу. Марина спала крепко и делала это, (пеленание) когда он уже орал.
Памперсов не было!!! Вот он и орал. Решили, ночью с сыном вожусь я!
Уже потом когда приехала бабушка, мы жили четверо в комнате. Мы спали на диване, Максим в коляске, бабушка на полу. Бабушка была с юмором и предупреждала перед каждой ночью: – «Я сплю крепко, накрываюсь с головой и ничего ночью не слышу». Водилась день и ночь уже она. Я утром на работу, Марина на учёбу.
Надо было забирать дедушку из Нефтеюганска, где он раньше жил с бабушкой. Семья должна быть полной. Да, он без бабушки вёл себя не особо корректно. Тёща опять подсуетилась и нам дали дом от сельхозуправления. Вообще она человек очень простой и добрый, мы до сих пор поддерживаем отношение, о ней я напишу отдельную главу.
Дом был большой, кухня и две комнаты, но холодный, вечером натапливали до температуры двадцать четыре градуса, утром просыпаясь, мёрзли, было шестнадцать. Так мы благополучно жили до окончания Мариной института.
Бабушка была своего рода ментором в семейной жизни. Когда я, что-то искал из вещей, она говорила: – «Полезай в подполье, найди рюкзак и в этом рюкзаке это лежит». Любую вещь она безошибочно говорила, где найти. Жизненный опыт: – «Подальше положишь, поближе возьмёшь» – говаривала она.
Начав трудовую деятельность, Марина получила должность председателя профкома и от института нам дали квартиру в институтском дом. К этому времени у меня была уже третья машина, Марина работала в институте, я в автоколонне, когда бабушка уехала, Максим был больше на моём попечении. Я купил ему детское автомобильное кресло, и мы с ним разъезжали на автомобиле, как деловые партнёры, всегда вместе.
Потом и мне от работы дали квартиру – тоже однокомнатную, но уже в новом доме и полностью благоустроенную. Бабушка вернулась к дочери в Нефтеюганск, оказав нам огромную помощь в начале семейной жизни. Дорогие бабушка и дедушка, я каждый день молюсь за вас перед Богом.
Маленький штрих к моему отношению к жене.
Раньше Цветы в магазинах не продавали. Не было таких магазинов. Но осенью бабушки торговали цветами с приусадебных и дачных участков у крупных магазинов. Я ежедневно, в этот период, подъезжал к гастроному центральный и покупал новый букет цветов для жены. Я очень люблю делать подарки и цветы, как говорят, моя слабость. Купить цветы, для меня это как сказать комплимент. Я получаю от этого удовольствие. Так получалось, что у одной бабушки цветы были, и лучше и она мне их продавала, как постоянному клиенту, дешевле. Но каждый раз она хитро смотрела на меня, затаив улыбку. Однажды, она, насмелившись, спросила меня, может ли она задать мне вопрос. Я ответил утвердительно. «Сколько же у вас любовниц, что вы каждый день покупаете цветы» – Я видел, что ей не удобно задавать этот вопрос но любопытство победило. Когда я ей ответил: – «Цветы покупаю исключительно жене» – Брови её поднялись сильно высоко, и она машинально сказала: – «Не может быть». Я ещё раз подтвердил, что жене, но она видимо не поверила. И потом когда я покупал у неё цветы, она о чём-то шепталась с коллегами по продажам. Она не верила. А для меня было и есть нормой, дарить цветы по поводу и без. Когда стали завозить декоративные цветы и стали их продавать в специализированных магазинах, дома цветы стояли постоянно. Деньги позволяли и я себе не отказывал в удовольствии.
Ещё один штрих.
Когда мы стали жить вместе, то очень часто проводили время в отдыхе. однажды мы были в парке, а там я предложил Марине покачаться на круговых качелях. Тоесть качели раскачиваются и в определённый момент, в верхнй точке идут не назад, а делают полный оборот. И если раскачивться дальше то качели двигаются по кругу. Марина очень боялась. Но я любитель экстрима уговаривал её продолжать. и вот пройдя верхнюю мёртвую точку, качели стали вращаться. Я был в восторгк. Но в Марине проснулся мамин командный характер. И резким окриком он запретила мне качаться дальше. я Конечно остановился. И сразу не придал значения. Только потом я понял, что всё пошло по другому. Меня завоевали и дальше мне потакать моим желаниям не будут.
Первенец, сын Максим
24 октября 1981 года у меня родился первый сын. До его рождения мы с его матерью прожили в законном браке семь месяцев. Сопоставив даты, девчонки на работе смеялись, что ребенок появился на свет семимесячным. Но он родился, как положено – девятимесячным. Все просто: подав заявление в загс, мы решили, что соединили свои судьбы для рождения детей, решили – пусть будет, как будет, как Бог положит. Имя Максим ему дала жена Марина.
Ощущение, что я отец, пришло не сразу. Даже забирая сына из роддома, я еще не чувствовал себя папой, это случилось позже, когда в шестимесячном возрасте он серьезно заболел, было даже подозрение на менингит, вот тут-то и пришло осознание отцовства, осознание, что это сын, родное существо. Ситуация была очень серьезная, возможные последствия болезни грозили не менее серьезными осложнениями, тем более в таком возрасте. Но, слава Богу, все обошлось.
Так мы и жили потихоньку. Однажды, это был очень интересный случай, жена попросила меня сходить в магазин, купить всё для выпечки блинов, а я решил пошутить и сказал, что не хочу, предлагаю, чтобы она послала сына. Она, недолго думая, спрашивает сына, которому тогда было около трех с половиной лет, смог бы он сходить за продуктами, он с энтузиазмом согласился (знаете, как дети скоры на подъём в этом возрасте, это потом мы, не позволяя нам помогать, отучаем их от хороших привычек). Мать дала ему денег, наказала купить булку хлеба, бутылку молока и пачку творога для блинчиков. Сын, быстро собравшись, выскочил на улицу. Жена с вызовом смотрела на меня, в ее глазах читалось: – «Ну, и как же ты теперь поступишь?» Я кинулся вслед за сыном. Он бы не потерялся, но мальчик ни разу ничего не покупал и понятия не имел, как это делать. Несмотря на то, что магазин находился недалеко, догнать постреленка я не успел. И тут мне пришла мысль понаблюдать за его действиями. Раньше центральный гастроном представлял собой большое помещение со сплошными стеклянными витринами, самообслуживание отсутствовало. Сын подошел к хлебным полкам, взял булку, подошел к кассе, дотянулся до тарелочки, выложил туда все деньги. Надо было видеть, как дородная кассирша перевешивалась всем телом через прилавок, чтобы посмотреть, кто это там чего хочет. Я только наблюдал через окно, разговора не слышал, но по реакции людей догадался, как там рассуждают о нерадивых родителях бедняжки. Получив сдачу, сын двинулся через весь магазин в молочный отдел. Там также надо было сначала заплатить в кассу, а потом получить товар. Он снова, с трудом дотянувшись, положил деньги на прилавок. Кассир спрашивала у мужчины, стоявшего в очереди позади Максима, что ему надо, думая, что он положил деньги, Максима совсем не было видно, – и опять та же картина с перевешиванием тела через прилавок и расспросами. По всей вероятности, услышав фразу: – «Мне надо молока», женщина отбила чек на три бутылки вместо одной. Забрав чек и сдачу, сын пошел за молоком к прилавку, который на этот раз оказался пониже, и здесь продавец долго разговаривала с сыном. Видимо, понимая, что такой груз ему не донести, сердобольная женщина вышла из-за прилавка с пакетом молока и, добавив туда хлеб, пошла, провожать его на улицу. На дворе стояла зима, она была раздетая, но довела его до угла. Дальше сын пошел самостоятельно, волоча по земле сумку с продуктами. Поняв, что сынок справился с задачей, я подойдя со стороны, окликнул его, он обернулся и радостно известил меня, что все купил. Спросил, что я тут делаю, я ответил, что просто шел мимо. Отдав мне пакет, он побежал со мной рядом вприпрыжку, а дома долго рассказывал маме, как делал покупки. Оказалось, что он забыл про творог. Я собрался и уже один пошел в магазин. Там я услышал бурное обсуждение продавцами недавнего визита сына: с их слов, родители ребенка – алкаши, особенно папочка, не соизволивший по просьбе мамы сходить за продуктами. Сын, видимо, объяснил им ситуацию со своей точки зрения. У них был только один вопрос: дошел ли мальчик до дома или нет? Я пытался успокоить их, что мальчик дошел, но они так поднялись на меня, негодуя (все мы, мужики, одинаковые)… Я даже обрадовался, что не успел сказать им, кто отец ребенка. Я молча купил творог и пошел домой. Неважно, что думали и говорили продавцы, я знал – мой сын взрослеет. И уже в таком возрасте может справляться с непростыми задачами, мою грудь распирала гордость. Дома я хвалил его, жена пекла блинчики, мы ели их и обсуждали сыновний подвиг.
Однажды жена сказала, что сын заигрывается, терпит до последнего, не идет в туалет, а потом писает в штаны. На разговоры с ним об этом он не реагировал. Я решил с ним поговорить, объяснил, что вредно долго терпеть, не ходить в туалет и потом вредно ходить мокрым, тем более это еще и пахнет неприятно. Мы вроде договорились, но все продолжилось в прежнем режиме, я еще несколько раз с ним говорил и даже угрожал ремнем. Сын был гиперактивным ребенком, помню, как-то он сидел за столом, потом встал и запрыгал на месте, на вопрос, что он делает, он ответил, что устал сидеть. За лето он снашивал до шести пар сандалий – подошвы все были в дырках. Ремнем я детей не бил никогда, исключением был этот единственный случай. Однажды, после очередного такого поступка, я снял с него штаны и стал заставлять их нюхать. Я надеялся, что это запомнится ему, но он категорически отказывался. Тогда я положил его на диван и стал бить ремнем в надежде, что он сдастся. Мне так и не удалось его сломить. Сжалившись, я придумал причину, извиняющую его неповиновение, на том все и закончилось, больше сын в штаны не писал. Возраст его был такой, в котором дети себя редко помнят. Я подумал, что урок удался и все забылось. Но, когда он стал постарше, я при нем кому-то сказал, что никогда не бил своих детей. Дождавшись ухода того человека, сын признался мне, что все помнит, тем самым уличив меня во лжи. Я, конечно, сразу же извинился перед ним, на что он сказал, что не обижается, и это было все-таки правильное решение. А я понял, что все яркое в жизни детей запоминается надолго.
Ещё один случай, который должен запомниться сыну. Я был на весенней сессии. Он с мамой гостил у бабушки. Зайдя к ней в комнату, он собрал бумагу, и для котёнка стал топить баньку. Так он говорил мне: – «Хорошую я баньку растопил». Он поджёг бумагу, и плотно закрыв двери спальни вышел. И, видимо, забыл. Тёща, учуяв запах дыма, стала ругаться на тестя. Он имел привычку, выпивши, лёжа на диване курить и бросать окурки за спинку дивана. Но никогда ничего не загоралось. А тут, видимо, пока не пошёл дым из спальни, ругали тестя. Когда открыли дверь в комнату, а там уже огонь полыхает и сильно. Вызвали пожарную, потушили. Жена наказывала сына и сильно била его по рукам. Тёща отобрала любимого и единственного на то время внука, прижала к себе и стала успокаивать. Мне она рассказывала, что Максим всхлипывая, говорил ей, что он вырастет и всё бабушке купит. Она очень любила его, хотя всегда желала внучку. Её сейчас девяносто, а внучки так и нет. Они часто сидели, обнявшись, Максим был ласковым ребёнком.
Мои дети это самое дорогое. Я никогда не думал, чем буду кормить четверых. Всего всегда хватало. И только после окончания Марией, последней дочерью института, у меня случился инсульт, и мы всё потеряли. Тогда ещё думали, хорошо успели выучить. Да Господь дал нам это сделать и послал новое испытание – банкротство. Но об этом в своё время.
Героин.
Этот рассказ не о мне и моём сыне. Этот рассказ о друге и его сыне. Почему я включил его сюда? Просто пример очень поучительный. По договорённости с другом и сыном Максимом мы его включили в такой редакции.
После развода с первой женой дети остались жить с мамой, так мы договорились. Максиму было десять лет, младшему Жене – три года. Помню, как Максим помогал переносить мои вещи. Я снял квартиру в соседнем доме. Помню, как он плакал. Он не уговаривал остаться, просто плакал. Я тоже плакал, но не остался. Ранее я уже решал остаться ради детей и жить с Мариной, но не смог. Первое время сыновья много времени проводили со мной, потом уже по воскресеньям. После четырнадцати лет Максим, повзрослев, сам устраивал свои выходные.
Однажды он попросил у меня денег на поездку в областной центр. На вопрос зачем, ответил, что нужно повторить анализ на СПИД. Я очень расстроился, стал расспрашивать, от кого он мог подцепить эту заразу. На что он заявил, что заразился через иглу, так как уже давно колется героином. Он съездил, сдал анализы повторно, СПИД не подтвердился. Но диагноз «наркомания» был не легче. После разговора с сыном выяснилось, что он употребляет наркотики около четырех лет. Мне об этом говорили раньше, но я не верил. Думал, что люди просто нам завидуют, что мы живем хорошо, в достатке, и наговаривают на сына. Моя вторая жена, имеющая медицинское образование несколько раз осматривала его вены, когда он жил у нас, и ничего не обнаруживала.
Я понимал, что эта зависимость посильнее алкогольной. Мой друг рассказал, что своего сына он возил кодироваться и ничего у них из этого не получилось. Он посоветовал мне программу «12 шагов». Это последняя надежда, там наблюдается серьезный процент выздоровления. Прочитав книгу Михаила Булгакова «Морфий» я понял, как им, бедняжкам, тяжело. Даже с самого страшного похмелья легче. Но каков кайф – таковы и последствия.
Я узнал адрес группы «12 шагов» в областном центре, поехал туда на консультацию, встретился с врачом-наркологом, состоялась беседа. Сергей Геннадьевич признался, что сам является наркоманом и алкоголиком, на мое удивление спокойно пояснил: – «Да, я был наркоманом, кололся морфием – узаконенным лекарством, когда еще героина в нашей стране и в помине не было. Потом друзья, узнав о моем пристрастии, подсадили меня на алкоголь, решив, что он будет альтернативой, и я стал еще и алкоголиком». Но, как он выразился, алкоголь – это для быдла. И если уже не было наркотика, тогда он пил.
Он говорил: – «Никто лучше меня знает наркоманию и алкоголизм? Я знаю их изнутри». Я согласился. К тому времени я не употреблял алкоголь, но я тоже знаю алкоголизм изнутри. Алкоголики идут на любой обман, когда надо выпить! И еще он добавил: – «Вы тоже больны». Мое удивление было безграничным. «Да, вы созависимый, – продолжил доктор, – если у вас в семье есть зависимый, то вы – созависимый. И еще одно условие: полная добровольность, иначе толку не будет. Вам и сыну нужно ездить на собрание групп, ему по вторникам, вам – по четвергам». Группа существовала на добровольные пожертвования участников. Я был готов на что угодно, лишь бы вытащить сына из ямы наркомании.
Мы стали ездить в Тюмень, каждый на своей машине. К тому времени я купил ему хорошую машину. Придя впервые в группу, я увидел там одних женщин, представители сильного пола отсутствовали. Все мне очень обрадовались, ведь мужчины в таких группах – большая редкость, они полагают, что воспитывать детей – это целиком и полностью женская прерогатива. Мы много разговаривали о религии, вере, о Боге, который может избавить зависимого человека от пагубного пристрастия. Я быстро влился в группу. Многие мне удивлялись: – «У тебя такая подготовка, будто ты ходишь уже много времени». В группе каждый человек имел право высказаться, не пожаловаться, а рассказать о своей проблеме, как он ее решает. Больше ничего не скажу, так как это личное и не подлежит разглашению. Добавлю лишь, что много полезного почерпнул для себя. У нас ведь у каждого есть зависимость, даже такая безобидная, как вкусно поесть, например, – это тоже зависимость.
Одна женщина в группе рассказала о Чимеевской иконе Божьей Матери, о том, что по молитве к Ней она получила освобождение от недуга. Я узнал адрес храма, где находилась икона, и предложил сыну поехали в село Чимеево Курганской области. Мы поехали. Женщина рассказывала, что попала к иконе только с третьего раза, то ногу подвернет, то машина сломается. Свернув с трассы, мы остановились помолиться, так как были предупреждены, если ты не готов, икона, может не пустить тебя к себе. Это я так выразился, что икона, конечно же, Господь. Вот поехать на святую гору Афон у меня только с третьего раза получилось! Так мы еще два раза останавливались и молились.
Маленькая отдаленная деревня, маленький деревянный храм. Мы читали историю обретения святыни. Она приплыла по реке стоя, два храма сгорело, но она осталась невредима и находится сейчас в третьем (который впоследствии тоже сгорел). После революции ее попытались вынести из храма, но не смогли, икона оказалась почему-то непомерно тяжелой. Один из пытавшихся вынести икону творил непристойности. Кричал, издевался над иконой, пытался ее пинать, а на следующий день он умер в страшных муках.
Мы зашли в храм. Сын попросил подойти первым к иконе. Когда он вернулся, у него были испуганные глаза. Он сказал, что Она на него смотрела. Я подумал: ну точно – помутнение сознания. Когда подошел я, то тоже ощутил на себе Ее живой взгляд. Мне стало не по себе. Я помолился, и мы покинули храм. Когда я позже привозил сюда еще людей, то все они в голос говорили о том, что ощущали на себе взгляд Богородицы. Есть такая особенность у чудотворных икон! И ещё, где бы ты ни стоял – взгляд лика святого всегда на тебе.
Года через два я опять приехал к иконе, стал молиться и заметил, что Богородица теперь смотрела как бы поверх меня. Я забеспокоился, я же хорошо помнил, как это было раньше. Да, что там забеспокоился – я испугался. Когда уезжал из Чимеево, ко мне подошел парень и попросился добросить его до Тюмени. Лицо его было обезображено травмой, он рассказал, что, будучи пьяным, попал лицом под колесо мотоцикла. Во сне ему приснилась женщина, рекомендовала поездку, и он поехал сюда. До Кургана добрался легко, а там еще в сторону, в глушь, надо было ехать около ста километров. И женщина, во сне ему сказала, что его будет ждать человек на повороте в сторону Чимеево, было указано, какой марки, какого цвета будет автомобиль, и даже его номер. Каково же было его удивление, когда мужчина в автомобиле рассказал, что ждет его по указанию какой-то женщины, приснившейся теперь уже ему. Он узнал женщину, которая ему снилась, – ее изображение он увидел на иконе. Водитель был неверующим и ждал просто из любопытства, а когда приехал в храм, то тоже узнал на иконе женщину, приснившуюся ему. Он крестился, исповедался, прожил две недели у храма и умер.
Каков же был мой страх, когда Она посмотрела в этот раз поверх меня, – колени затряслись! Этот парень так ещё заметил: – «Она всегда смотрит на тебя, где бы ты не стоял в храме». «И сегодня тоже переспросил я»? Он утвердительно кивнул головой. Тут я вообще перетрухнул. На него смотрела, на меня нет, такого не может быть. При себе я имел крупную сумму денег, даже намекал этому калеке, что могу дать на операцию, но он отказался. Тут я еще больше струхнул. Думаю: ну вот, все знаки указывают на то, что жить мне осталось недолго. А в такие моменты так хочется жить, готов отдать все, что имеешь. После этого я еще полгода дрожал от страха, но потом как-то все забылось. Прошло много времени, я жив. Решил, что Богородица не смотрела на меня с иконы, потому что все у меня нормализовалось. Потом я еще приезжал несколько раз – и опять не ощущал того взгляда, хотя люди, как один, утверждали, что Она на них смотрит. Спасибо Тебе, Богородица, за исцеление сына.
Когда Максим прекратил употреблять наркотики и встал на путь выздоровления, внезапно произошел срыв. Он просыпал на работу, приходя только к обеду. Я не сразу это заметил, а заметив, предупредил его, но он продолжал. Я просто не знал, что делать. И, как-то идя на работу (я практиковал ходьбу пешком), мысленно искренне обратился к Богу: – «Господи, что мне делать, чтобы сын выздоровел?» Бог не разговаривает с людьми, вернее, разговаривает, но другими способами. Я уже и позабыл про свою просьбу, и вдруг мне приходит мысль отобрать у него машину, это на ней он ездил в деревню и приобретал там наркотики, вернее, возил туда людей, которые рассчитывались с ним дозой. И еще мысль: выгнать его с работы. Помню это как отчетливо возникшее желание. Многие так мне советовали поступить, и нарколог говорил, что с этой болезнью надо обращаться жестко, никаких поблажек, вплоть до того, чтобы выгнать своего ребенка из дома. Но я хорошо помню, что, когда покупал ему машину и оформлял ее на себя, он сказал: – «Папа, ты всегда можешь забрать ее». Я обещал, что не заберу. И вот дилемма! Как сдержать слово и забрать машину? В очередной его прогул я пригрозил, что, если это повторится, лишу машины и работы. Через неделю я ждал его после обеда на мойке автомобилей, где он работал руководителем. С утра он не пришел на работу. После обеда он зашел в помещение, увидел меня, все понял и, отдав ключи от машины, молча удалился. Не пойму, откуда у меня была такая радость: я не отбирал машину и не выгонял его с работы – он сам это сделал. Мне бы плакать, ведь он ушел в никуда. А у меня – неописуемая радость, граничащая с блаженством. Это я потом понял, что Господь так дал понять мне, что я все сделал правильно.
Я не видел его шесть месяцев. Конечно, это были тяжелые полгода. Мать говорила, что он продолжал колоться, прогуливал институт, иногда пил. Таков видимо, был его протест на мой уход из семьи. В приемном отделении больницы, куда его однажды привезли, чуть не захлебнувшегося рвотными массами, я спросил: – «Что ты делаешь сынок?» Он ответил: – «Все потому, что ты нас бросил, папа». Я понимал, что это только повод, но и вину свою чувствовал.
«Что делать?» – опять я спросил у Бога. «Что делать?» – спросил я и у нарколога, ведущего программу «12 шагов». «Выгонять из дома», – был ответ. Выгнать я его не мог – он жил с матерью. Придя к нему, домой накануне нового учебного года, я поставил его перед фактом: – «Или ты пытаешься бросить, возобновляешь поездки на программу, или я перестаю помогать финансово, забираю младшего сына к себе, а вы живите на мамину зарплату (она у нее была небольшая), я за институт платить не буду». И ушел. Радости и эйфории в этот раз уже не было, как тогда. Была лишь тоска. А что, если не пойдет навстречу? Говорил я ему это, а он был уколот, так он мне сказал.
