Юрий Витальевич Яньшин
У порога
– Да я и говорить-то не мастак, – попробовал тот возразить своему наставнику. – Привык, понимаешь, с генералитетом. А там ведь люди будут непростые, а всё с подковыркой.
– Конечно, – согласился с ним Глазырев, – на разговор с вами пошлют самых, что ни на есть зубастых акул пера. – Ну, так и вы за три с лишним месяца не за печкой сидели, наматывая сопли на кулак. Тоже ведь овладели ораторским искусством.
– Что?! Правда?! – не смог скрыть притаившегося тщеславия Афанасьев.
– Да, вон, хоть у товарища Михайлова спросите! Он не даст соврать, – указал пальцем в сторону Борисыча главный банкир страны.
Валерий Васильевич, повернул голову в сторону полковника и тот быстро-быстро закивал в знак абсолютного согласия.
– Всё равно у меня не получится так ловко оперировать цифрами, как это делал последний президент, – пригорюнился диктатор. – Опозорюсь только.
– Вы, что же думаете, что это все было благодаря его феноменальным способностям и памяти?! – воскликнул Сергей Юрьевич. – Да ничего подобного! Я-то еще не забыл, как каждый раз примерно за неделю до своего очередного телемарафона, все наши министерства сажали всем составом за написание кратких докладных записок с основными тезисами, выделенными жирным шрифтом там, где надо было делать ударения на успехи в той или иной отрасли. Вот мы и корпели до полуночи, чтобы составить наглядные картинки с графиками. А еще микро-наушник в ухе, который обслуживал целый штат профильных экспертов.
– Хмм, не знал, – хмыкнул Афанасьев. – Я-то по своей наивности полагал, что у него просто светлая голова, а не приемник авто-суфлера. Значит, вы все-таки советуете мне принять делегацию представителей древнейшей профессии?
– Да, Валерий Васильевич, – согласился Глазырев. – Пора выходить в свет. Хватит отсиживаться в обороне, надо наступать. И информационный фронт – хорошее место для старта.
– Но, – почесал лоб Афанасьев, – для этого надо выделить специальное время, а у меня график расписан до конца месяца. Вон, Михайлов не даст соврать, – кивнул он в сторону адъютанта.
– Совершенно верно, график очень плотный, – подтвердил тот, разводя руками, как бы в бессилии изменить что либо.
– Тогда хотя бы поставьте в очередь, но только не отказывайте, – продолжал давить Сергей Юрьевич. – Извинитесь, сошлитесь на занятость, коль уж так случилось, назначьте ближайшее удобное для вас время, но только Боже вас упаси, не отказывайте. Эта братия крайне обидчивая и очень мстительная.
– Ладно-ладно, – выставил ладони вперед Валерий Васильевич, как бы защищаясь от напора своего министра. – Борис Борисыч, свяжись с канцелярией, объясни ситуацию и посмотри в графике ближайшее «окно», часика этак два-три продолжительностью.
– Есть связаться с канцелярией и отыскать время. Разрешите вопрос?
– Спрашивай.
– Я слышал, что прежний президент заранее согласовывал задаваемые вопросы. Следует ли и мне предварительно ознакомиться с текстом возможных вопросов для подготовки нужного ответа?
– Ты с ума сошел, Борисыч!? – удивился Верховный. – Какое еще согласование? Ты забыл, что у нас кровавая диктатура, а не какая-то там светлоликая демократия. Все в режиме нон-стоп.
– Каюсь, запамятовал, – расплылся в улыбке Михайлов.
– Ладно, проехали. Кстати, ты говорил, что из Канцелярии поступило два звонка…
– Так точно. Второй звонок был из Патриархии от митрополита Евфимия…
– Господи, ну чего им ещё-то надо? – скривился диктатор, как от чего-то кислого. – Я же сказал, что приеду к двум часам.
– Митрополит просил вас прибыть хотя бы на полчаса раньше обговоренного срока.
– Это ещё зачем? – подозрительно уставился диктатор на своего помощника. – Что они там себе воображают? Или думают, что у меня времени – пруд пруди и его девать больше некуда? Я и так пошел ему навстречу, согласившись на участие в их разборках, хотя это и не входит в круг моих обязанностей, – начал он понемногу закипать.
– Передаю дословно слова Канцелярии: «Митрополит Евфимий слезно просит прибыть до начала официального открытия Собора ради приватной беседы», – механическим голосом передал информацию Борис Борисович.
– Слезно?! – переспросил Верховный.
– Слезно, – кивнул полковник.
Афанасьев переглянулся с Глазыревым, но тот только неопределенно пожал плечами, дескать «это выше моей компетенции».
– Ну, раз уж он плакать собрался, то можно и уважить старче, – вздохнул Валерий Васильевич («старче» был ровесником диктатора).
– Будьте проще, и народ к вам потянется, – выдал очередную сентенцию Глазырев, кося глазом на монитор ноутбука.
– И так уж прост донельзя, как квадратура круга, – пожал плечами Афанасьев и добавил с сожалением. – Эх, так и придется пожертвовать обеденным перерывом. Ну, что за жизнь такая собачья?! Ни тебе отдохнуть путем, ни пообедать спокойно не дают. Всем чего-то надо и надо от меня. Кругом только и слышишь: «Дай, да дай!» И ведь никакая сволочь никогда не скажет: «На, Валерий Васильевич!»
– А может оно и к лучшему, товарищ Верховный? – осторожненько предположил адъютант. – В святое место едем. Тут и попоститься – не грех. Может это знак свыше?
– Ой, да перестань еще ты мне тут на мозги капать, Борисыч! Что за чушь несешь, право слово?! Ладно, Сергей Юрьич, ты тут оставайся, а мы поедем, пожалуй. Вечерком созвонимся. И чего у них там опять стряслось такое? – проворчал он уже на ходу.
II.
10.10.2020г., Москва, ул. Волхонка, Храм Христа Спасителя.
Храм Христа Спасителя, стоящий на берегу Москвы-реки и держащийся на равноудаленном расстоянии от иных построек, и всем своим видом показывающий, что он как бы «не от мира сего», представлял собой поистине грандиозное монументальное и все же какое-то легкое и воздушное строение. В отличие от мрачного и выстроенного против всяческих православных канонов Собора Воскресения Христова, этот Храм был олицетворением Высших Сил ниспославших на землю такую Божественную Благодать, которая распространялась от него в разные стороны. Глядя на это творение современных зодчих, даже у самого заскорузлого в неверии и грехе человеке просыпалось что-то светлое и радостное, несшее успокоение в мятежную душу и дающее бесконечную духовную силу. Несмотря на свои циклопические размеры, он никак не подавлял своей грандиозностью и великолепием зачастую убогое сознание обывателя. Новый храм Христа Спасителя был воссоздан к 1999 году, как условная внешняя копия своего исторического предшественника. Его белокаменные стены были украшены мраморными композициями и бронзовыми горельефами, которые, правда, были раскритикованы, как несоответствующие оригиналу. Роспись интерьеров храма провели лучшие художники современной России. Однако культурная ценность этих росписей также стала предметом многочисленных споров. Первоначальная белокаменная облицовка была заменена на мраморную, а золочёная кровля крыш, кроме куполов, была сделана на основе нитрида титана. Эти изменения, внесённые в исторический проект, повлияли на смену цветовой гаммы фасада с тёплой на более холодную, и в то же время – более величественную. В 1995 году на заседании искусствоведческой комиссии по художественному убранству храма Христа Спасителя было принято решение поднять на него бронзовые медальоны. В связи с быстрыми темпами строительства медальоны не были готовы в срок, вместо них на фасады установили точные копии из полимерного материала белого цвета. Бронзовые медальоны были изготовлены и хранились в мастерских вплоть до 2010 года, когда были, наконец, установлены. На основе исторических материалов, было восстановлено шесть крестов, шестнадцать врат и большие люстры собора. И все-таки, несмотря на всю критику со стороны историков и искусствоведов, Храм не только возродился в новом своем, уже современном обличии, но и вписался в общую градостроительную атмосферу новой Москвы, всем своим видом показывая и доказывая, что понимание прекрасного на Руси не иссякло и не пропало втуне. А Москва, как птица Феникс из каждого пожара невзгод выходит не только обновленной, но и еще более прекрасной.
Когда лимузин Верховного в сопровождении эскорта подъехал к Храму со стороны Волхонки, то сразу возникли трудности с парковкой. Вся территория перед Храмом была забита легковым автотранспортом, что называется «под завязку». Среди легковых автомобилей, в основном представительского класса, яблоку было некуда упасть. Судя по номерам авто, сюда съехались иерархи церкви со всей России-матушки. Давненько начальник президентского (так он назывался до сих пор по привычке) эскорта не был в таком замешательстве. Если б это были машины каких-нибудь вшивых олигархов, он бы просто велел их водителям убираться подобру-поздорову куда подальше, освобождая место для парковки первого лица государства, но тут речь шла о служителях культа одной из основных религий, а посему к ним волей-неволей приходилось относиться с некоторым почтением. Кортеж встал, а его руководитель в растерянности чесал у себя в затылке, в явной растерянности. Пришлось самому Афанасьеву идти на выручку незадачливому охраннику. Он сам, вопреки всем писаным и неписаным нормам, по которым нужно было сидеть внутри лимузина и покорно ждать разрешения неувязки, открыл дверь со своей стороны и выбрался наружу. К нему тут же подскочили и окружили со всех сторон охранники. Немного погодя подошли и начальник эскорта с начальником личной охраны – Сан Санычем. Михайлов и капитан, что нес «ядерный чемоданчик» тоже вылезли из машины и придвинулись поближе к Афанасьеву, как бы тоже прикрывая его своими телами.
– Товарищ Верховный! – сразу заныл эскортник. – Ну, нельзя так демонстративно нарушать правила безопасности! Зачем вы вышли из машины, не получив одобрения?
Посетители итальянской пиццерии «Patio» заметив кавалькаду машин быстро догадались кто пожаловал в главный храм столицы и с любопытством приникли к окнам заведения в надежде отыскать глазами самого диктатора. У некоторых тут же в руках появились смартфоны, готовые заснять этот эпический момент. Их даже не смущали запретительные жесты охранников.
– Мне, что, по-вашему, на каждое свое действие надо получить предварительную санкцию? – снедовольничал Афанасьев. – Может мне и ложку ко рту без вашего дозволения не поднести?
– И ложку тоже, если не проверено её содержимое, – жестко парировал упреки Верховного Сан Саныч. – Вы лицо государственное и от вашей жизни зависят жизни миллионов наших сограждан, – принялся он занудливо увещевать диктатора. – Виктор Степаныч, – кивнул он в сторону начальника эскорта, – прав. А вдруг на крыше храма или колокольни сидит снайпер и только и ждет, чтобы вы к нему в прицел попались?
– Скажете тоже! – не принял всерьез слова Сан Саныча диктатор. – Снайпер, между прочим, может находиться где угодно. Так мне теперь из-за этого вообще никуда носа высунуть нельзя?
– Не передергивайте мои слова, товарищ Верховный! Наша задача, как охраны, предусмотреть все возможные ситуации, а ваша задача, как охраняемого объекта, хотя бы не чинить нам препятствия и не облегчать задачу потенциальному убийце, – пояснил начальник личной охраны.
– Я сюда прибыл по приглашению Местоблюстителя Патриаршего Престола – митрополита Евфимия и намереваюсь пройти внутрь храма, где вскоре состоится Поместный Собор.
– Мы в курсе ваших намерений, – дипломатично вставил Сан Саныч.
– Так вот, я собираюсь войти внутрь помещения. Вы и туда намерены идти со мной?
– Конечно, – дружно и не сговариваясь, ответили оба главных охранника.
– Вы, что с ума сошли? – постучал себя по лбу Афанасьев. – Не хватало мне еще в Храм Господень с вооруженной охраной заваливаться?!
– Но…, – попробовал опять что-то возразить главный личный телохранитель, явно неискушенный в религиоведении, однако был тут же перебит самим объектом охраны.
– Вы в курсе, что в Храм нельзя входить вооруженным людям? – спросил Афанасьев, хотя сам не был слишком уверен в подобном запрете. – Вы сами грешники и меня на совершение греха подбиваете, – погрозил он им пальцем.
Неизвестно, сколько бы они еще препирались, привлекая к себе внимание зевак, если бы их не заметили служители культа, заранее видимо предупрежденные о возможном визите. Они и доложили Местоблюстителю о прибытии Верховного Властителя одной седьмой части суши. Митрополит Евфимий, узнав о прибытии правительственного кортежа, в мгновение ока ринулся встречать поистине дорогого гостя. Полностью облаченный в митрополичьи ризы он в сопровождении целого табора клириков поспешил к месту, где с большим трудом припарковался кортеж Афанасьева. Лицо крупного, но осанистого телом митрополита излучало одновременно радость и озабоченность. Причину того, что оно светилось радостью, можно было понять без особого труда. Не каждый раз глава государства срывается с места по первому зову служителя культа и является к нему, отложив все насущные дела на потом. А вот озабоченность на его челе можно было объяснить только тем, что предстоящая схватка с прежним церковным руководством обещает быть нешуточной и помощь такого влиятельного лица, как сам диктатор, была крайне необходима.
III.
До открытия Поместного Собора оставалось немногим более часа. Завидев целую толпу дородных клириков, сопровождавших, спешившего навстречу митрополита и Местоблюстителя, охрана Афанасьева еще теснее сомкнулась вокруг Валерия Васильевича. Это инстинктивное телодвижение своих охранников при виде целого стада бегемотообразных личностей, одетых в церковные ризы, порядком насмешило главаря хунты, и он отдал приказание тихим голосом, чтобы они не толпились вокруг него и дали пообщаться с лицами духовного звания. Охрана нехотя расступилась, и в образовавшийся прогал ступил предводитель всей этой рясоносной братии – митрополит Минский и Слуцкий Евфимий. Артем Дмитриевич Палий, а именно так в миру звали митрополита Евфимия, был человеком не только дюжим телесно, но и умственно, поэтому у него хватило ума на совать свою руку в нос диктатору для положенного лобызания. Он, по-прежнему не скрывая своего удовлетворения, распахнул свои могучие лопатообразные ручищи и заключил ими в свои объятия невысокого и коренастого диктатора, попутно троекратно прикладываясь к его щеке своей. Его объятия сопровождались тихим гуденьем в ухо Афанасьева:
– Спасибо, что не оставил церковь своим вниманием, чадо.
– Разве я мог поступить иначе, святой отец?! – в тон ему негромко ответил Валерий Васильевич.
Слегка отстранив от себя Верховного, но, не выпуская его из рук, будто опасаясь, что тот улетит прямо в небеса, митрополит продолжал гудеть мягким и ласковым баском:
– До начала отчета синодальной комиссии у нас еще есть толика времени, а обсудить надо многое. Потому, поспешим, сыне мой, в один из притворов, где и обсудим дела наши суетные и многогрешные.
Он, не говоря больше ни слова, развернулся всем корпусом на месте и как ледокол сквозь торосы медленно, но широкими шагами, не оглядываясь, пошагал назад. Вся его свита клириков, как по команде поспешила вслед за ним.
– Да-да, идемте, – согласился на предложение Афанасьев, уже в спину удаляющемуся митрополиту и двинулся было вслед за широченной, как амбарные ворота спиной Палия, но вдруг остановился, заслышав сзади сопение топающей вслед охраны.
– Вы куда?! – не скрывая раздражения на лице, рыкнул он своим сопровождающим, среди которых помимо охраны были еще и Михайлов с носителем «ядерного» чемоданчика.
– Мы за вами, – осмелился подать голос кто-то из охраны.
– А ну, стоять! – гаркнул на них Афанасьев. – Всем оставаться на своих местах. Я пойду один. Ждать меня здесь, – короткими фразами рубил диктатор.
– По правилам…, – опять было начал уже сам Сан Саныч, но на полуслове захлебнулся под хмурым взглядом Верховного.
– Молчать всем! Это приказ! – зло и высокомерно повторил требование Валерий Васильевич.
Охранники, включая своего начальника, застыли на месте, ибо под горячую руку никто из них попадать не желал. И только верный и преданный адъютант подал голос:
– Может всё-таки я с вами? – рискнул Михайлов произнести тоном, в котором сквозили надежда с обидой.
– Нет, Борисыч, со мной никак нельзя даже тебе, ибо чую, что разговор будет сугубо конфиденциальным, – отрицательно покачал головой Афанасьев, и, уже больше не говоря ни слова, пустился вдогонку уже удалившемуся на приличное расстояние митрополиту.
Догнать того было делом нелегким. Хоть и удалялся он чинно и пристойно, но шаги его были широкими и ритмичными. Опытный человек, сразу бы разглядел в нем бывшего «волкодава». Валерию Васильевичу, несмотря на всю его коротконогость, все же удалось догнать Евфимия и его свиту почти на ступеньках Храма. Афанасьев думал, что они сейчас войдут в Храм Христа Спасителя через главный вход, но его ожиданиям не суждено было сбыться. Евфимий, в сопровождении клира, неожиданно свернул налево и, обойдя Храм с торцевой стороны, вошел в один из притворов. Афанасьеву не оставалось ничего иного, как последовать за священником. Немного пройдя низковатыми даже для невысокого Афанасьева переходами, они оказались в каком-то помещении, смахивающем, то ли на тюремную камеру, то ли на келью монаха-аскета. В маленькой комнатушке, с выбеленными стенами и малюсеньким окошком где-то под подволокой ничего из мебели не было, кроме одиноко притулившейся к стене лавочки. Ни росписи на стенах, ни икон в драгоценных окладах, ни даже убогого коврика на каменном полу. Впрочем, даже света от маленького оконца вполне хватало, чтобы разглядеть все детали убогого помещения. Чтобы усугубить и без того унылый вид, с потолка сиротливо висела на проводе лампочка без абажура, но и она не горела. Митрополит плавным жестом руки велел сопровождавшим его церковникам удалиться, а когда те с подобострастными поклонами пятясь, вышли из комнаты, молча указал Валерию Васильевичу на лавку. Когда тот пристроил свой афедрон16 на жесткое и, кажется, даже плохо оструганное дерево лавчонки, морщась от подобного сервиса, уселся рядом, сложив благочинно свои большущие ручищи на колени. Митрополичий посох, украшенный каменьями и моржовым клыком, служитель культа пристроил в уголке у себя за спиной. Едва усевшись, он, глядя прямо в глаза собеседнику, начал выговаривать тому:
– Спасибо сыне, что внял моим просьбам и чаяниям, почтив своим присутствием наше Высокое Собрание – сиречь Поместный Собор. Однако ж вместе с этим хочу, и попенять тебе за твою нерадивость в служении Божьему промыслу.
– Это чем и когда же я успел провиниться перед Ним? – слегка опешил Верховный, никак не ожидавший, что Местоблюститель с места и в карьер начнет ему предъявлять претензии.
– Ан не помнишь, – склонил голову в скуфейке набок, как собака, которая пытается понять о чем говорят в её присутствии двуногие, – как давал мне обет исповедаться, раз уж принял моё духовное наставничество над плотию твоей и душою? Уж два месяца, почитай, прошло, а ты, чадо и в ус не дуешь! Терпенье Господне безгранично есть, но и испытывать его на прочность никоим образом не дозволительно, – поднял он кверху свой указующий перст в подтверждение своих слов.
– Ах, вот вы о чем? – облегченно вздохнул диктатор от незначительности обвинений в свой адрес. – Так я, Ваше Преосвященство, тоже ведь на печи все это время не сиживал, свесив ножки. По себе наверняка знаете, каково это управлять таким большим хозяйством, как Россия-Матушка. Сплю по пять часов в сутки, да и то вполглаза.
– Однако ж Господу нашему мог бы и уделить толику времени, ибо духовное начало всегда превалирует над мирскими и суетными делами, – поджал губы Евфимий, – а ты, сыне ни разу за два месяца не позвонил даже отцу своему духовному.
– Ну, так вы бы и сами могли позвонить и напомнить, – парировал упреки Афанасьев.
– Не носи голову свою превыше ветра, сыне мой, – покачал головой митрополит. – Не Богу торить дороги к душам заблудшим, а заблудшим душам следует искать пути к Божественному просветлению.
– Отче, – обратился к священнику Афанасьев, которому уже изрядно надоело пустопорожнее препирательство, – ты меня позвал и я явился по первому твоему зову, как истинный христианин и послушный сын духовного своего отца. Ты сам же сказал, что времени мало до начала Собора, а обсудить надо многое. И вот теперь вместо этого мы с тобой сидим в потемках, как заговорщики и спорим о делах совсем не подходящих насущному моменту.
– Не суетись, сыне мой, напрасно. Без нас все равно не начнут. А покоры мои тебе не в тягость, а в помощь предназначены, дабы привести в равновесие мятежную твою душу. Смирения перед Богом, а такоже терпения в общении с духовными лицами, вот чего не хватает тебе.
– Смирения у меня отче – целый воз, иначе бы уж давно развязал Третью Мировую войну, – невесело отшутился диктатор. – Поэтому, давайте сразу перейдем к делу. Я вам еще в прошлый раз обещал посетить ваше собрание. Обещание я выполнил. Меня уже успели заметить многочисленные ваши служители, поэтому смело можете записать себе в актив мою поддержку, как светского руководителя государства.
– Это вельми достойно державного мужа, – поднял на гостя обрезанный и где-то даже беззащитный взгляд священник, – но паки реку, что сие лишь малая толика от того, что в силах твоих содеять на благо нашей матери Церкви.
– Да, чем же я ещё-то могу помочь, падре?! – воскликнул Афанасьев, изумляясь митрополичьим аппетитам. – Я же в вашей кухне ни бельмеса…
– Не дерзи, сын мой и не погань уста свои словесами еретических латинян! – повысил голос и погрозил пальцем Евфимий, попутно оглядываясь назад в поисках вразумляющего пастырского посоха.
– Ладно, прости, отец, сорвалось с языка, – взял примирительный тон диктатор. – Давай говорить прямо и начистоту, без всяких намеков и этих ваших церковных словечек типа «паче», «вельми» и прочего такого. Хоть ты и духовное лицо, но по служебной иерархии звание у тебя не ниже моего. Так что предлагаю без околичностей, как офицер с офицером.
– Я был всего лишь старлеем, – огладил бороду и приосанился Артем Палий.
– И я в этих чинах бегал, – поставил точку над i Афанасьев. – Выкладывай в чем проблема. Обмозгуем.
– Ладно. Так и быть, – проворчал митрополит, – с мирянами на мирском и о мирском. Битва затевается нешуточная. И грозит она великими нестроениями церковными, которые могут привести даже к расколу.
– Вот как?! – не скрыл удивление Валерий Васильевич. – Ну-ну, продолжай, – тут же нахмурился он.
– Когда шел сюда, видел, как все подворье было забито иномарками дорогими?
– Видал, – кивнул ему, то ли собеседник, то ли уже сообщник.
– Все эти три с лишним месяца Нафанаил не терял времени даром. Он не просто отсиживался в стенах Богоявленского монастыря, он собирал своих сторонников.
– Так это их лимузины запрудили все подъезды к Храму? – догадался Афанасьев.
– Их. Целых девять лет после смерти Блаженнейшего Патриарха Алексия он не покладая своих нечестивых рук собирал и расставлял на наиболее значимых приходах своих ставленников. И вот теперь они собрались здесь, чтобы отработать подарки, – невольно сжал кулаки митрополит в бессильной ярости.
– Прости отче, я абсолютно не разбираюсь в механизмах принятия решений на подобных собраниях. Скажи прямо, отче, их присутствие в таком количестве может как-то повлиять на исход голосования?
– Может, – устало прикрыв веки, ответил коротко митрополит, затем помолчал чуток и добавил. – И дело тут даже не в количестве, а я бы сказал – в качестве.
– Как это? – не понял Верховный. – Поясни.
– Церковь, прости мя Господи, грешного за сравнение срамное, – мелко перекрестился Евфимий, – своей структурой напоминает армию. Как в армии вертикаль: дивизия – полк – батальон. Так и в церкви: митрополия – епархия – приход. Улавливаешь аналогию?
– Улавливаю, – склонил в знак согласия голову Афанасьев, огорчаясь тому, что армия была помянута в уничижительном смысле.
– Так вот, – продолжил митрополит, – ставленников Нафанаила, если брать их по количеству, то не так уж и много. Однако они управляют богатыми и многочисленными епархиями, а это значит, что голосов иереев, которые у них в подчинении, будет едва ли не более трети от общего состава. Да прибавь сюда выборных от мирян, которые не посмеют голосовать против своего епархиального начальства. Это еще даст в копилку Нафанаила около десяти процентов. А если прибавить к этому числу всех нестойких в вере и не определившихся в своем смятении, то пря может закончиться и вовсе печально для Церкви, ибо настанет в ней раскол превеликий – хуже, чем при Никоне. Все они горласты и амбициозны в своем упорстве сохранить доходы и насиженные места, потому как знают, что если мы одержим победу на Соборе, то сошлем их на окормление в тундру к чукчам, а то и вовсе лишим сана.
– А если они одержат победу, то, что будет с вами? – осторожно, так, чтобы соблюсти такт в беседе, поинтересовался Афанасьев.
– То же самое, – спокойно и без пафоса ответил Евфимий. – Наши сторонники поедут в пустоши и к язычникам.
– А, что ждет вас, персонально? – уже не стесняясь, спросил Верховный.
– Мне они ничего не смогут сделать, – прямо и честно взглянул в глаза Афанасьеву мятежный митрополит. – Я экзарх Белорусской Православной Церкви – номинально самостоятельной и автокефальной. Поэтому за себя я не переживаю. А вот за доверившихся мне священников душа моя болит и скорбит.
– Ну, хорошо. Примерный расклад мне стал более-менее понятен, – потер переносицу диктатор в задумчивости. – Остается только выяснить, какую роль во всем этом вы отведите моей скромной персоне.
Первосвященник пожевал губами, собираясь с мыслями, а потом выдал откровенно:
– Вы с соратниками уже, почитай, три с половиной месяца находитесь у кормила светской власти, – раздумчиво и не торопясь начал он. – Вам-то сверху может и не видно деталей происходящего, а люди-то – не бессловесные и неразумные твари. Они-то всё видят и всё примечают. Три месяца прошло, а изменения уже видны повсюду. Народ и страна будто очнулись от многовековой спячки, сбросили оковы и начали процесс самоочищения. Это раньше, даже в Москве мне приходилось не единожды замечать сонное царство. Сонное в том плане, – сам себя поправил митрополит, – что кроме денег, мирян ничего не интересовало. В церковь ходили не по наитию, а по традиции – на Пасху и на Крещение Господне. А так, ни-ни. Молитв не знали даже те, кто считал себя истовыми христианами. Ну, разве что «Богородицу», да и то не все. И кругом одни угрюмые и озабоченные лица. Вон, даже иностранцы это заприметили. А сейчас?
– Что?! – вырвалось у подавшегося вперед Афанасьева.
– Всё, вдруг, закрутилось и завертелось! Что ни день, то новое производство открывается. То там построили, то тут возродили. Страну, будто живой водой окропили. У простых людей появилась уверенность в завтрашнем дне. Чиновников-казнокрадов и олигархов-живоглотов к ногтю прижали. Это раньше они чувствовали себя полноценными хозяевами жизни, которым даже вышестоящая власть – не указ. А теперь, смотрю, по стеночке тихохонько пробираются, да все озираясь по сторонам. А все почему?! Потому что возродили Народный Контроль и дали ему реальные полномочия. Виданое ли дело, я сам своими глазами не единожды читал объявления о вакансиях в городские административные учреждения! Николи такого не бывало на моей памяти. Иностранцы, которые тут по столице допрежь рассекали, никого и ничего не боясь, поубегали в одночасье, бросив присвоенные у нас предприятия. Думали, что загнется производство из-за отсутствия их технологий и специалистов. А, вот хрен им собачий в зубы! – вырвалась у него не совсем приличная фраза, которую он постарался смикшировать, опять меленько осеняя себя крестом. – Не оскудела земля русская талантами. Свои специалисты нашлись, и технологии уже начинают находиться. Люди сами стали проявлять инициативу, видя, что к их мыслям не только прислушиваются, но и внедряют их без проволочки, да еще и поощряют материально при этом. Я не производственник, – с жаром продолжал митрополит, и слова его гулко отдавались от стен убогой кельи. – Мое дело – духовное окормление паствы. Но даже со своего пастырского места я вижу перемены в людях. Не поверишь! Они стали улыбаться! Несмотря на драконовские запреты, связанные с пандемией, число прихожан увеличивается с каждым днем. Люди приходят не просто, чтобы поставить «дежурную» свечку, скажем, за здравие или упокой. Нет! Они молятся, а не шлепают губами, как было прежде – для виду. А венчания?! Венчаний стало чуть не в три раза больше. Я внимательно всматривался в глаза молодоженов. Не по традиции или по наущению приходят к мысли о венчании, а осознанно и с явной охотой, вкупе с осознанием ответственности за сей шаг. Я, признаюсь, частенько в метро езжу. И не по скупости ради, а из любопытства человеческого. И вот, что я приметил. Если раньше молодежь сплошь и рядом утыкались в свои смартфоны – порождения Нечестивого, то сейчас в руках держат, что бы ты подумал?!
– Что?! – с придыханьем переспросил Афанасьев.
– Учебники! И не какие-то там, скажем, по маркетингу, да менеджменту, тьфу, ты Господи за словеса такие срамные! – опять осенил себя знамением священник, окончательно впавший в экстаз. – А по физике, да математике! И глаза горят, яко у учеников Христовых, проникшихся Нагорной проповедью. Вся страна, почуяв свои внутренние силы, яко Феникс, возродившийся из пламени, воспряла в едином порыве. И порыв этот уже ничем не погасить. Ей-Богу, я уже сам уверовал в мессианское предназначение нашего народа. Не народ колена Израилева, не единожды предававший и менявший Всевышнего на Золотого Тельца избрал Господь для претворения своих чаяний на Земле. Избрал он нас, не рабов, но детей своих, весь этнос наш, по-разному выглядящий, но единый в своих страданиях, очищении и приобщении к заветам Христовым! И я горжусь, что являюсь малою крупицею от него.
От такой пламенной речи, митрополит изрядно вспотел, а потому принялся отирать выступивший пот полою своих священнических риз. Афанасьев, при этом, не преминул воспользоваться краткой паузой, чтобы еще раз попытаться прояснить вопрос:
– Спасибо отче, за слова, что бальзамом разлились в моей мятущейся в сомнениях душе. Но все же, ответь, какую роль ты мне отводишь в сегодняшней битве?
Палий опять пожевал губами, собираясь с мыслями и духом. Даже невооруженным глазом было понятно, что предстоящие слова будут стоить ему большого душевного откровения.
– За многие годы народ впервые почувствовал себя значимой величиной, – вымолвил он, уставившись в пол и не решаясь поднять взор. – Люди почувствовали, что о них начинают заботиться и начинают защищать от притеснений не ложно, а в действительности от чиновничьего всесилия, от людоедского капитализма, от уличного хулиганства и иных мерзостей, сопровождающих их быт. И все это только благодаря тому, что к власти пришла совсем иная когорта людей – ничем не связанная с прежней дискредитировавшей себя в глазах общества властью. В одночасье произошла смена элит. У широких масс населения появился шанс на социальный лифт. Знаком ли тебе этот термин?
