Юрий Витальевич Яньшин
У порога
– Ветер – побочное проявление открытого портала. На открытой местности давление воздушных масс выше, чем давление внутри помещения. Так, что, товарищи, с этим придется смириться.
– А вы провели анализ воздуха, занесенного оттуда к нам? – выразил толику беспокойства сверхосторожный эсвеэровец. – Нет ли в нем каких либо патогенных возбудителей?
– Не беспокойтесь, Дмитрий Аркадьевич, – ответила ему Николаева, которая уже хорошо знала все имена членов Президиума, – мы провели всесторонние исследования в этой области и не нашли каких бы то ни было отклонений от нормы. Разве, что отсутствие примесей в составе воздуха, которые сопутствуют, увы, любому крупному городу.
Портал, тем временем, чуть подрагивая краями, продолжал транслировать картинку иномирного бытия. Довольно крупная черная птица, издалека не разберёшь, то ли это грач, то ли ворон, села на ветку березы – голую, а оттого и кажущуюся хрупкой и внимательно стала всматриваться в людей, удобно расположившихся в креслах за сотни, а может даже и тысячи лет от неё. Птица наклоняла голову, то влево, то вправо, пытаясь понять, нет ли опасности от того, что она видит. После продолжительных раздумий она все же решила, что вреда особого ей не будет, а потому задрав одно из крыльев, принялась клювом вычищать и приводить в порядок перья, уже не обращая внимания на замерших в оцепенении людей. Благоговейное молчание вновь перебил Барышев, одолеваемый синдромом Фомы-неверующего:
– Э-э-э, – протянул он, пытаясь подобрать необходимые слова, – любезная Валентина Игнатьевна, всё, что вы нам сейчас продемонстрировали, разумеется, достойно всяческих похвал, за проделанную работу, но все же нам, в данном случае я говорю от имени всех моих коллег, хотели бы иметь более убедительные доводы в пользу существования портала.
– Что вы подразумеваете под словом «убедительные»?! – насмешливо вспыхнули глаза руководительницы проекта.
– Я хочу знать, что будет со мной, если я сейчас встану и просуну руку «туда»? – ткнул он в сторону подрагивающей окружности.
– А вот вы встаньте и сами просуньте, – едко улыбнулась она ему в ответ. – И мы посмотрим, что с вами случится.
– Э-э-э, – вновь замялся Барышев, – собственно говоря, я не имел в виду именно себя…, – начал он откровенно юлить. – Просто, гипотетически рассуждая…
– Еще никогда Штирлиц не был так близок к провалу, – хохотнул сидящий рядом с ним Тучков, комментируя робость соратника.
Тот сердито зыркнул в его сторону и буквально процедил:
– Скалиться-то мы все горазды. Вы, вон, сами тогда идите и попробуйте, коли такой смельчак.
– Извольте, – вскочил Николай Павлович, словно напружиненный. – Я, готов.
С этими словами он решительно двинулся к авансцене, спрашивая на ходу у Николаевой:
– Ничего, если я попаду под излучение ваших высокочастотных токов?
– Ничего, страшного, – подбодрила его старушенция, восхищенная бесшабашностью жандарма. – Мелкое покалывание, вроде того, что бывает, когда отсидишь ногу.
– Добро, – кивнул тот, не замедляя шагов.
– Да, и вот еще что…, – кинула она ему вдогон. – Постарайтесь ни в коем случае не касаться края портала.
– Это опасно? Чем? – взволнованно подал голос военный разведчик.
– Всё может быть опасным, когда имеешь дело с напряжением в миллион вольт, – уклончиво пояснила свои опасения Николаева.
Бодрой рысцой, Тучков буквально взлетел на авансцену, и нисколько не замедляя шага, подошел вплотную к порталу. Остановившись возле него, он внимательно всмотрелся вглубь чужого (а может и не чужого) пространства. Тишина в зале была гробовая. Люди, кажется, в эти мгновенья перестали даже дышать. Причем, это относилось не только к гостям, но и сотрудникам. Николай Павлович оглянулся и обвел своим чуть насмешливым взглядом всех собравшихся. Ветерок из портала слегка шевелил курчавые волосы на его голове. Все ждали, что он просунет «туда» свою руку, проведет ею серию манипуляций, чтобы удостовериться самому и убедить гостей в реальности существования потустороннего мира.
– Скажите, кто-нибудь из ваших сотрудников уже побывал там? – задал он вопрос Николаевой, продолжая лукаво улыбаться.
– Из людей – нет, – тут же ответила она, кажется, догадываясь, что собирался затеивать этот великовозрастный мальчишка, – но лабораторные мыши…, – не успела она договорить.
– В таком случае, я буду первым, – подмигнул он публике и, пригнувшись (рост у жандарма был под два метра) юркнул внутрь портала.
Никто ничего не успел сказать, а тем более что-то предпринять, дабы уберечь сорвиголову от опрометчивого ребяческого, как ни крути, поступка. Только сама Николаева смогла выдавить из себя неопределенное междометие, очень смахивающее на ненормативную лексику (всё-таки годы, проведенные на поселении дали о себе знать). Остальные, включая бравых генералов, не смогли сделать и этого, пребывая в состоянии полнейшего паралича. Единственное на что они сейчас были способны, так это разинув рты наблюдать, как их окончательно распоясавшийся коллега позволяет себе резвиться на природе, как ребенок, выпущенный ненадолго погулять строгими родителями. Он бегал по поляне, высоко вскидывая ноги, как жеребчик, вздымая брызги прошлогодней грязи и подтаявшего снега, нелепо размахивал руками и что-то, видимо кричал восторженное, но экран портала плохо пропускал звуки, поэтому прибалдевшие зрители могли слышать только обрывки радостных воплей своего товарища. Зрелище было непривычным даже не потому, что до сих пор никто из смертных не пересекал грань между мирами, а потому, что в этом действе принимал участие не кто-нибудь, а сам глава политического сыска. Никто не ожидал, что в человеке, перешагнувшем порог полувекового возраста, отягощённом погонами генерал-полковника, вдруг взыграет юность в пятой точке. Первым пришел в себя, как это и положено общепризнанному лидеру, Афанасьев, вскочивший с кресла и заоравший во всю глотку, потрясая кулаками в воздухе:
– А ну, немедленно назад, паршивец эдакий! Я кому сказал, мать твою?!
Тучков не мог не услышать грозного диктаторского рыка, поэтому замер на миг, после чего нахально помахал рукой, и, не обращая больше внимания на вопли Верховного зачем-то нагнулся к самой земле, что-то выискивая на ней у себя под ногами. Когда он, наконец, разогнулся, то все увидели у него в руке скромный букетик подснежников. После чего он, как ни в чём не бывало, подошел к порталу, и прежде чем шагнуть домой, оглянулся назад, с явным сожалением, сквозившим на лице. Осторожно пригнувшись и переступая невидимый порог, он очутился по эту сторону действительности, принеся с собой запах свежести и дикого леса. Не успел он сделать и пары шагов, оставляя за собой на бетонном полу мокрые и грязные следы от своего потустороннего пребывания, как к нему ринулись со всех сторон сотрудники НПО и гости, будто это был не Председатель зловещего КГБ, а, по меньшей мере – Юрий Гагарин. Ему хотели было устроить традиционное подбрасывание кверху на руках, как первопроходцу в иные миры, но он невероятным ужом, не выпуская из рук букета, вывернулся от вцепившихся в него со всех сторон людей и подошел к Николаевой. Все невольно расступились, образуя пустое пространство вокруг них.
– Дорогая Валентина Игнатьевна! – торжественным голосом и уже на полном серьезе обратился он к пожилой женщине. – Позвольте мне от себя лично и от всех людей, что пока даже не догадываются о вашем существовании, преподнести вам этот скромный букет в знак признательности за подаренный человечеству Новый Мир.
Произнеся эти слова, он привстал на одно колено и протянул растерявшейся и засмущавшейся женщине первые весенние цветы некогда недостижимого, а теперь такого близкого Нового Мира.
Она приняла букетик из его рук и окунула в них свое лицо, наслаждаясь запахом весны и надежды.
– Разрешите мне припасть губами к рукам, подарившим всем нам Светлое Будущее и второй шанс на исправление прежних ошибок! – не вставая с колен, выразил он общие мысли, витавшие в головах у большинства из присутствующих.
Никак не ожидавшая такого развития событий виновница торжества робко протянула ему для поцелуя свою сморщенную старческую, слегка дрожащую руку. Он с чувством прикоснулся к её потемневшей и сухонькой, как куриная лапка руке. Поддаваясь всеобщему душевному порыву, люди начали дружно хлопать в ладоши. А обделенная доселе мужским вниманием пожилая женщина, уткнув лицо в скромное подношение, то и дело повторяла:
– Ну, гусар, Палыч! Ну и гусар!
Никто не остался в стороне. Люди выражали свой восторг по поводу случившегося научного прорыва, оставившего позади себя все прежние достижения человечества, такие, как овладение атомом и выходом в космос из тесной колыбели человечества. А еще была гордость за себя, за страну, за всех людей, населяющих пространство одной седьмой суши, за всех тех, кто своим существованием приближал этот долгожданный миг и за тех, кто так и не дожил до новой эры человечества. Людской радости, казалось, не будет предела. Дай им волю, и они бы продолжали восхищаться и хлопать в ладоши до самого утра.
Глава 73
I.
Впрочем, даже среди этого всеобщего единодушия нашлись персоны, не разделявшие этих восторгов. Первым был Дмитрий Аркадьевич, уязвленный до глубины души тем, что коллега по цеху, в отличие от него самого, смог преодолеть в себе внутренний страх перед неизвестностью. Он всерьез опасался того, что после этого у кого-то могут возникнуть сомнения относительно его личной храбрости. Барышев, по своему был человеком не из трусливого десятка, но в то же время слыл личностью умевшей сохранять голову холодной при любых обстоятельствах. Поэтому таких авантюрных поступков, как сейчас совершил Тучков, от него ожидать не следовало. Но руководитель СВР – человек амбициозный и обидчивый откровенно боялся, что его осторожность создаст ложные впечатления о его личном бесстрашии. Не сказать, чтобы он затаил обиду на Николая, все-таки он не был мелочным по натуре, но и притворяться, будто ничего не произошло, посчитал для себя неприемлемым. Он, конечно, был в числе тех, кто искренне приветствовал благополучное возвращение своего соратника и с должным чувством пожал его крепкую ладонь, но в то же время, никак не мог изобразить на своем лице восторг, оставаясь серьезным и сосредоточенным. Вторым человеком, сохранившим хмурость лица, был, естественно, сам Афанасьев, не привыкший к тому, чтобы кто-то игнорировал выраженное им недовольство. Он тоже слыл человеком никогда не совершающим необдуманных поступков. Но, в отличие от главнелегала, заботящегося о чести мундира, опасался, прежде всего, за безопасность целого мира, врученного ему в управление. Ведь никому было неизвестно, какую заразу из неизведанного мира мог принести Тучков на подошвах своих ботинок. И хотя сама Николаева уверяла, что все анализы проб из потустороннего мира были проведены, но чем черт не шутит? И в данном случае, позицию Верховного можно было понять и принять. Но, нет. Вокруг были только радостные и беззаботные лица. Даже научный персонал невольно поддался этому щенячьему восторгу. И эта безалаберность больше всего сейчас угнетала Валерия Васильевича.
В пылу приподнятого настроения, никто не обратил внимания на Николаеву, незаметно отдавшую приказ о выключении установки. Гудение гигантского трансформатора тут же оборвалось и это сразу все почувствовали по тому, как вместе с гудением прекратилась и мелкая вибрация пола под ногами. Но людям, окрыленным только что увиденным зрелищем, впечатлений и так уже хватило на всю оставшуюся жизнь. Они знали, что новая эра уже наступила и вскоре такие демонстрации уже будут делом совершенно обыденным. Нужно было всего лишь чуточку ещё потерпеть. У всех, словно бы открылось второе дыхание, и они теперь твердо знали, что стоят на правильном пути. И что самое главное – знали, в какую сторону им предстояло идти.
И всё-таки недовольство Афанасьева было напрасным. Абсолютное большинство из тех, кто сейчас находился в этом зале, являлось людьми зрелыми, за редким исключением, и трезвомыслящими, а потому, не привыкшими бесконечно выплескивать свои эмоции. Радость радостью, а природная и неизбывная тяга к новым познаниям взяла у них верх над эмоциональной составляющей. Поэтому, как только начали стихать восторженные возгласы, им на смену тут же пришли расспросы «первопроходца» об эффектах, сопутствовавших его перемещению по времени.
– Скажите, как выглядит портал с той стороны? Ощущали ли вы затруднения при переходе? Имелись ли отличия между мирами в гравитации? Сколько времени, по вашим внутренним ощущениям вы пробыли там? Часы! У вас на руке часы! Какое время они указывают?
Эти и многие другие вопросы сыпались на бедного Тучкова, как из Рога Изобилия. Он, в силу своей образованности, как мог, старался удовлетворить законное любопытство окруживших его со всех сторон научных деятелей, допущенных к экспериментам, в то же самое время, удивляясь их неосведомленности.
– Позвольте, товарищи, разве вы уже не раз открывавшие портал, не сумели самостоятельно выяснить факты, о которых сейчас меня допрашиваете?! – не скрыл он своего недоумения.
– Мы открывали портал всего три раза, да и то на непродолжительное время, – ответил за всех и одновременно пожаловался одетый в джинсовку бородатый детина лет тридцати пяти, больше похожий на абрека, чем на ученого. (Николаева еще в вестибюле представила всех занятых в проекте, но у Афанасьева вылетели из головы все имена). – Причем, все три раза – не более чем на пять-десять минут, – продолжал он басить обидчиво. – Первый раз, когда мы уточняли потустороннее время. Второй раз, когда взяли образцы воздуха и грунта. И в третий раз мы выпустили лабораторных мышей, чтобы выяснить их состояние до и после перехода. Вот, собственно, и всё, что нам пока удалось сделать.
– Мы даже не успели сделать привязку на местности, – поддержал товарища другой молодец, тоже не старый, но видом более подходящим для научного сотрудника, так как был одет в синий халат технического персонала. Валентина Игнатьевна не разрешает включать установку надолго.
– Но почему?! – обернулся Николай Павлович в сторону Николаевой.
– К сожалению, установка жрет чертову уйму энергии, – горестно вздохнула научный руководитель «Мечты». – Мосэнерго и так уже дважды подавал на нас жалобу в Минэнерго за сбои в электроснабжении столичного округа. Вот увидите, завтра будет очередная жалоба. Если бы не Виктор Михайлович, на нас уже давно подали бы в суд. Пока мы не получим автономный источник питания для нашей установки, о длительном включении портала не может быть и речи, – подвела она итог печалям своих подчиненных.
– Пусть только попробуют подать! – встопорщился Тучков сразу. – Живо огребут, как саботажники!
И тут же переменив пластинку настроения на конструктивный лад, продолжил.
– Ну, уж, коли так сложилось, и я стал невольным экспериментатором, то, извольте, доложу по порядку. Каких либо затруднений при переходе «туда» у меня не возникло, будто перешел из дома на улицу. А вот при возвращении немного ощущалось сопротивление, как будто из киселя выползал. Но уверенно утверждать не берусь. Может это просто эмоциональное состояние демонстрировало эффект заторможенности. Наверное, не хотелось организму так быстро покидать новый мир.
– Это вполне объяснимо, – перебил рассказ еще один участник проекта, выглядевший наиболее академично, видимо потому, что возрастом был постарше предыдущих ораторов, и одет не в спецовку, а в костюм. А «академичности» ему добавляли очки в массивной оправе. – Наш портал, как вы уже заметили, пока не слишком стабилен, и эта нестабильность, ничуть не мешая выходу, создает трудности на входе. Портал у нас односторонний. И я, вообще, удивляюсь, как он пропускает назад предметы из потустороннего мира. Для полноценной его работы необходим, как минимум, такой же источник энергии, но с той стороны.
– Как вы собираетесь решать эту проблему, милейший Альберт Валентинович!? – раздался из-за спин насмешливый голос еще одного представителя фундаментальной науки, не желавшего выходить на первый план. – Даже, если вы перетащите туда Белоярскую ГЭС, то это не решит всех проблем. Вы не учли самого главного! Векторы наложения встречных энергетических потоков, просто приведут к колоссальному взрыву!
– Что за чушь вы несете, дорогой Эльдар Александрович?! – в раздражении ответил очкастый невидимому собеседнику. – Ядерный реактор решит все проблемы энергообеспечения. А энергопотоки, если будут отрегулированы по силе и частоте не встретятся. Каждый из них будет «обслуживать» только свой портал.
– Вы сначала, коллега, просуньте этот реактор в дырку сечением полтора метра! И уж после этого заявляйте о найденном решении, – разозлился в свою очередь невидимый собеседник. – Посмотрите на критическое сечение рабочей камеры ядерного реактора и, прикиньте, каков в диаметре должен быть портал. Для того, чтобы сотворить этот – в полтора метра, мы обесточили половину столицы, а при увеличении его диаметра энергозатраты возрастут на порядки!
Мало что понимающие в научном споре члены Президиума только вертели головами в направление спорщиков.
– Вот видите, Валерий Васильевич, с кем мне приходится иметь дело ежедневно? – игриво обратилась Николаева к Верховному, беспомощно разводя руками. – Это они еще вас стесняются! А наедине у них чуть до драки не доходит порой, – продолжала она ябедничать. – И это у них уже десять лет такая ругань продолжается. Теоретические споры они проводили еще задолго до практики.
– Мы никогда не ругаемся, – фыркнул очкастый.
– У нас манера беседы такая, – отозвался сзади его оппонент.
Все засмеялись, а Афанасьев произнес глубокомысленно и банально:
– Любая истина рождается в споре.
– Товарищи, так я могу продолжить?! – взмолился Тучков, разуваясь прямо на виду у всех, так как в его ботинки попала вода от подтаявшего снега, и он боялся простыть, если срочно не снимет обувь. Жандарм, несмотря на свою кажущуюся бесшабашность, очень заботился о сохранения своего здоровья. – Да, и не найдется ли у вас тут где-нибудь обогреватель или тепловая пушка? Мне не очень хочется шлепать домой в одних носках.
Искать ничего не пришлось. Тут же один из доброхотов протянул руку и, подхватив мокрые ботинки Тучкова понес на просушку. Николай Павлович, ничуть не смущаясь своего вида, продолжил повествование о кратком пребывании за порталом:
– Ощущения были непередаваемые, скажу я вам. Это, как после годовалого сиденья взаперти оказаться на свежем воздухе. Дышишь и никак надышаться не можешь. Я уж и забыл, когда последний раз был в лесу, да еще и в таком девственном. Наши подмосковные леса и в подметки ему не годятся. Как ни старайся, а присутствие огромного мегаполиса чувствуется даже на лоне природы, – продолжал он витийствовать, переминаясь с ноги на ногу.
– Время. Вы забыли сказать про время, – подсказал кто-то из толпы.
– Ах, да, извините, совсем забыл, – спохватился Николай Павлович. – Время, что я провел там, не показалось мне каким-то особенным. Ничего, что заслуживало бы особого внимания. Убыстрения или замедления я никак не ощущал. По моим прикидкам, я провел там не более пяти минут. А что, разве больше? – беспокойно поинтересовался он в свою очередь. – Вот, у меня и объективный контроль на руке, – задрал он рукав пиджака, чтобы продемонстрировать скромное изделие Чистопольского часового завода37.
Стрелки часов показывали 2 часа 5 минут. И это время ничуть не отличалось от того, что проецировалось на цифровом табло в углу демонстрационного зала. А это значило, что время там и тут протекает сравнительно одинаково, что в некоторой степени снимало груз озабоченности с плеч, будущих специалистов по временным перемещениям.
– В общем-то, к этому мне особо добавить нечего. Я провел там слишком мало времени, чтобы более уверенно судить о процессах в потустороннем мире. Это дело специалистов, которые пойдут вслед. Скажу только одно. Мое проникновение явилось убедительным доказательством возможности перемещения живых существ через портал, без каких бы то ни было проблем, а значит, полноценная колонизация иного мира является вполне реальной уже в недалеком будущем.
– Зато мне есть, что добавить! – проскрежетал голосом профессионального злодея из голливудских триллеров Афанасьев. Негодование, которое он копил всё это время, наконец, обрело черты и выплеснулось наружу.
– Уж от кого от кого, но от вас, Николай Палыч, я никак не ожидал подобной недальновидности, а проще говоря, распущенности и безответственности! – принялся распекать жандарма Верховный. – Мало того, что вы своей глупой бравадой подвергли свою жизнь опасности, в конце концов, это ваша жизнь и вам самому распоряжаться ею, так вы еще и поставили под сомнение безопасность окружающих!
– Да, но…
– Никаких «но», – довольно грубо перебил диктатор, пытавшегося что-то возразить Тучкова. – Неизвестно какую заразу притащили вы на подошвах своих ботинок, – ткнул он пальцем на носки Председателя КГБ. – Возможно, что даже и чуму.
– Какую ещё чуму?! – опять кинулся возражать аристократ в десятом или одиннадцатом поколении. – Сказали же, что провели анализы…
– Анализы воздуха и почвы проводились на предмет их состава и пригодности для обитания человека, а не на патогенные микроорганизмы! – гремел Афанасьев, все более и более распаляясь. – Валентина Игнатьевна! – обернулся он в сторону застывшей Николаевой. – Вы уточнили время по ту сторону портала? В прошлый раз вы говорили, что время соответствует II либо III веку нашей эры.
– Да. По уточненным данным, там, – кивнула она головой в сторону погасшего пятна, – если быть точным, 442 год от Рождества Христова.
– Вот! – почти выкрикнул Афанасьев. – Как раз времена нашествия полчищ Атиллы Завоевателя! И вам Николай Палыч, как общепринятому знатоку истории должно было быть известно, что именно орды Атиллы принесли на своих копытах из средней Азии чуму в Европу, которая полностью уничтожила население тогдашней Лютеции, которая сейчас называется Парижем!
– Но бубонная чума, а тем более легочная не распространяются подобным образом, – опять попробовал было оправдаться генерал-полковник, все-таки начавший понемногу осознавать свою оплошность.
– А кроме чумы никакой иной заразы в те времена не гуляло?! – опять перебил его диктатор. – Но это только одна сторона медали. Вы, самонадеянный горе-экспериментатор, не учли и другую сторону этой медали!
– Какую?! – опешил Тучков.
– А такую! – передразнил его Афанасьев. – Из-за чего, по-вашему, вымерли почти все индейцы Латинской Америки? От жестокостей конкистадоров?! Отнюдь! Они вымерли от банального гриппа, который им притащили Кортес и Писарро, и от которого у аборигенов не было иммунитета! Вы можете всем нам дать гарантии того, что не надышали там чем-нибудь простудным, типа Ковида-19?!
Тучков, который еще зимой переболел этой заразой, понуро опустил голову, признавая тем самым правоту Верховного.
– Что же, мне теперь застрелиться что-ли? – пробубнил он, глядя исподлобья на диктатора.
– Из всего сказанного мною, вы должны сделать соответствующие и правильные выводы для себя. На будущее. А посему, после окончания сегодняшней презентации, вы не поедете домой, а прямиком направитесь в Бурденко38, где пройдете всестороннее обследование. И без справки о том, что никаких видимых отклонений в вашем организме не обнаружено, не смейте мне попадаться на глаза!
– Есть, не попадаться, – пробулькал Тучков, опять опустив голову ниже плеч.
– Да и вот ещё что…, – пожевал губами Афанасьев, выискивая подходящие случаю крепкие эпитеты, но все же недостаточно, чтобы привести в смущение пожилую леди, всё ещё судорожно сжимающую в руках хилый букетик подснежников
– Что?! – вскинулся мастер заплечных дел.
– Пока вы там скакали восторженным козликом, пренебрегая всеми нормами безопасности, тут у нас могло всякое произойти. Вплоть до ядерной войны.
– Как это?! – не понял Тучков, ошарашенный обвинением чуть ли не в развязывании всемирной войны.
– Очень даже запросто, – передернул плечами Верховный. – Читали, небось у Брэдбери рассказ «И грянул гром»? Он там бабочку раздавил, здесь же в это время из-за него выбрали не того кандидата в президенты. А вы, пока скакали, уж наверняка раздавили не одну мошку. Так что, я теперь не уверен, кто сейчас проживает в вашей квартире. Это, как минимум, – развел диктатор руками в стороны, и было непонятно – шутит он или говорит на полном серьезе.
– Но как же так? – окончательно растерялся Тучков, озираясь по сторонам в поисках помощи.
Помощь, к его счастью, не замедлила явиться в виде маленького и худенького юноши, почти что мальчика, неизвестно как попавшего в среду научных светил. Он с трудом протолкался сквозь плотно стоявших сотрудников и приглашенных гостей.
– Я позволю себе не согласиться с мнением уважаемого товарища Афанасьева, – детским дискантом произнес вчерашний ребенок.
Его появление не вызвало никакого ажиотажа среди сотрудников «Мечты». Более того, этого мальца, видимо, хорошо все знали, так как при его появлении, расступились без промедления, причем, с явным уважением. Афанасьев вопросительно уставился на Николаеву. Он хорошо помнил, что в списках на допуск, к сведениям, касающимся данной тематики, не было никаких школьников. И в вестибюле, когда ему представляли команду специалистов, этого юнца среди них не было. Валентина Игнатьевна без дополнительных слов поняла этот взгляд, а потому поспешила представить Афанасьеву новое действующее лицо:
– Познакомьтесь, Валерий Васильевич, это Ярослав Смагин – будущий корифей российской науки в сфере темпорологии, дисциплины, которая ещё только нарождается на наших с вами глазах. Несмотря на свои 22 года, он уже защитил кандидатскую по общей теории пространственно-временного континуума и отметился рядом научных работ, которые, со временем, станут основой учебника для будущих темпорологов. И хотя, официально, науки, которая бы изучала время, пока еще нет, но её основоположник, как видите, уже присутствует здесь.
Двадцатидвухлетний «мальчишка», от такого представления покраснел до корней волос, однако нашел в себе силы твердо пожать, протянутую руку диктатора. При виде этого юнца, взор Афанасьева смягчился и в душе его разлилась благодать от того, что не исшаяла еще Земля Русская талантами, а значит есть те, кто в недалеком будущем подхватит знамя предков из рук ослабевших отцов.
– Рад, весьма рад пожать руку представителю молодого поколения российской науки! – с теплотой в голосе произнес он, с чувством пожимая небольшую, но крепенькую ладошку потенциального корифея. – Так с чем вы позволили себе не согласиться? – спросил Афанасьев, лукаво прищуриваясь.
– Видите ли, в чем дело, – перестав смущаться, начал молодой человек неторопливо и вдумчиво. – Брэдбери, когда писал свой рассказ, то на дворе был 1952 год. По тем временам мировоззрение, проповедуемое им, было новаторским. Однако с тех пор представления о времени и пространстве шагнули далеко вперед, и мысли, высказанные им, уже не носят характера постулата. Если позволите, то я кратко обрисую современное видение данной проблемы, опирающееся, в том числе, и на наши собственные исследования.
– С удовольствием выслушаю ваши доводы в пользу моей неправоты, – ответил Афанасьев, искренне любуясь собеседником.
– Да, действительно, время обладает свойством «накопительного» эффекта. С этим, пожалуй, никто спорить не будет. Но он не выходит за рамки статистической погрешности. И для его проявления необходимо внушительное вмешательство. Как мы помним из рассказа, главный его герой раздавил бабочку, находясь в эпохе юрского периода. А он, приблизительно, закончился около ста пятидесяти миллионов лет назад. Оставим за скобками тот факт, что великий писатель допустил фактологическую ошибку, ведь насколько утверждают палеонтологи, первые бабочки появились на свет спустя сто миллионов, после окончания юрского периода. Провинившийся же в ваших глазах Николай Павлович оказался в полутора тысячах лет от нашего с вами времени. Это отрезок времени в сто тысяч раз короче. Согласитесь, что величины несоизмеримы. Поэтому говорить о выразившемся накопительном эффекте не имеет достаточного смысла, ибо слишком короткий отрезок времени. Если представить течение времени упрощенно и схематично в виде течения реки, то можно с легкостью убедиться в моей правоте. Предположим, что мы захотели замутить, чем либо, её воды. Сразу возникает вопрос, в каком месте её течения проделывать эту операцию? Естественно, что взбаламучивая воду в устье реки, мы не добьемся нужного нам результата. Поток воды смоет все наши усилия. Значит надо мутить воду выше устья. И чем выше, тем сильнее будет эффект от наших действий. В идеале, это должно происходить у самого истока, то есть, экстраполируя нашу задумку на почву времени, для того, чтобы изменить ход событий на всем протяжении времени, мы должны будем изменить что-то изначально, чтобы получить необходимый результат. И еще один фактор играет в пользу оправдания товарища Тучкова.
Сам виновник обсуждения внимательно прислушивался к негромкой и неторопливой речи своего невольного адвоката, и лицо его постепенно начинало светлеть и приобретать первоначальные благообразные черты.
– Этот фактор, пока никем, даже писателями-фантастами не брался в расчет при написании романов на темы перемещения во времени. Я имею ввиду фактор численности объектов, на которые приходится стороннее воздействие. Поясню в двух словах. Взять, хотя бы, ту же самую пресловутую бабочку Брэдбери. Если бы Николай Павлович, оказавшись пятьдесят миллионов лет назад, по неосторожности уничтожил самую первую в мире бабочку, то последствия этого, я согласен, были бы весьма непредсказуемы для всей цепочки развития чешуекрылых. Хотя, лично я, все-таки не склонен драматизировать даже эту ситуацию, так как считаю, что данный факт всё же не может претендовать на фатальность. Ну, да ладно. Примем на веру даже появления на мировой сцене непоправимого события. Но этот вариант касается только первой бабочки. Наш же герой, в порыве восторга, я не исключаю, мог раздавить пару десятков муравьев, начавших выбираться из своих норок. Но, извините меня, к тому времени на планете были уже сотни миллиардов этих насекомых. И чем больший количественный состав объектов потенциального воздействия, тем меньший эффект от вмешательства в его популяцию. Говоря иначе, я являюсь сторонником той теории, в соответствие с которой любое, даже серьезное вмешательство в так называемое прошлое, не представляет никакой опасности для настоящего, а тем более грядущего. Приведенная мною схема достаточно примитивна, а от того и вульгарна. Однако она грубыми мазками может объяснить процессы, связанные со временем и пространством. Скажу по секрету. На самом деле тут всё гораздо сложнее с точки зрения физики. Поэтому мне – физику, объяснить вам истину, какой она мне представляется на самом деле гораздо сложнее, чем это сделал бы философ.
