Юрий Витальевич Яньшин
У порога
– Побежишь на свиданье к этой своей шушере? – донельзя сжала она свои губки, выражая тем самым целую гамму негативных чувств.
– Не называй её так, – буркнул он в ответ, склонив голову над тарелкой со своей любимой гречневой кашей с молоком.
– А как прикажешь называть бабу, которая уводит в ночь чужого мужика? – выпалила Вероника, вяло ковыряясь своей ложкой в своей порции.
– Валентина – великий ученый и большая умница, – огрызнулся он, не поднимая головы. – К тому же я буду там не один, а в составе всего Президиума.
– Так у вас там целый шалман соберется? – не упустила возможности съязвить женщина.
– Ага, – не стал он устраивать споры за столом.
– Сколько хоть лет этой великой ученой, что рискует провести ночь с шестью мужиками сразу? – продолжала она в том же духе, всё еще ковыряясь, но, не притрагиваясь к завтраку.
Валерию Васильевичу не хотелось затевать ссору в начале рабочего дня, да еще по такому надуманному поводу, как банальная ревность, поэтому он ответил даже не ей, а в пространство, как бы беседуя вслух сам с собой:
– Теперь я и сам на все 100% уверен, что ты беременна. Иначе, как объяснить твою немотивированную ревность и внезапную смену настроения? Позавчера вечером, вроде бы никаких вопросов у тебя не возникало на данный счет. За сутки, что ли, накрутила в голове?
– А хоть бы и так! – порохом вспыхнула Вероника. – Но ты не ответил на вопрос. Сколько ей лет? – продолжала она на него наседать.
– Не волнуйся. Она тебе не конкурент. Ей почти столько же, сколько и мне, – осклабился он, на секунду представив себя в жарких объятиях Бабы-Яги. Но самое удивительное заключалось в том, что при этом он, пожалуй, впервые внутренне не содрогнулся. Николаева за те немногие месяцы общения с ним, уже не вызывала никаких негативных чувств, как при первой встрече. Напротив. Он всё больше и больше испытывал к ней симпатию. И дело было даже не в том, что Валентина Игнатьевна разбавляла собой привычно-однообразный и уже надоевший круг одних и тех же лиц, а в том, что она, как бы это не показалось странным, в душе была таким же редкостным романтиком, как и он сам. Ему порой казалось, что вокруг уже не осталось никого кроме них, кто был бы так романтично настроен к восприятию недалекого будущего, связанного с её научным открытием. Вероника, правда, тоже была натурой не лишенной романтических черт, но её романтика была чисто бытовой и утилитарной. Воображением, способным формировать глобальную картину мира, она, к сожалению, не обладала, оставаясь существом симпатичным, но бескрылым в широком понимании этого слова.
– Нашёл, стало быть, себе ровню, – ехидно спустила его Вероника на грешную землю.
– Ах, оставь, – отмахнулся он, слегка морщась. – Когда-нибудь, при оказии, я познакомлю вас, и ты поймешь всю необоснованность своих подозрений. Через много лет ты еще будешь гордиться тем, что водила дружбу с той, чьим именем потомки будут называть улицы и площади городов.
–Вот, ещё! Не хватало мне счастья дружить с любовницей мужа, – фыркнула молодая женщина, но уже не так враждебно, как до этого.
– Ну, что ты такое говоришь, дорогая? – отставил он от себя пустую тарелку и, тут же хватаясь за стакан с неостывшим ещё чаем. – Разве я похож на того, кто изменяет своей последней любви?!
– Все вы мужики одинаковы. Так и норовите при каждом удобном случае, заглянуть к нам под юбку, – уже совсем беззлобно ответила она, больше для порядку, нежели в сердцах.
– Я уже не заглядываю туда! Поясница болит, – шутливо воздел он руки кверху, чуя, что гроза погремела, но прошла стороной.
– Ладно уж, идите, – совсем миролюбиво отпустила она своего благоверного, но спохватившись, все же не упустила возможности с назиданиями напутствовать его в дорогу, – только не напивайся там, не позорь меня перед людьми…
II.
И вот, где-то без четверти часа ночи, бронированный «Аурус» Главы Высшего Военного Совета в сопровождении всего лишь еще двух ничем не отличимых от него автомобилей с охраной, с трудом парковался в месте для стоянки личного транспорта сотрудников суперсекретного НПО «Мечта». Вместо тривиального шлагбаума, перекрывающего подъезд к территории бывшего завода, из асфальта торчали массивные стальные цилиндры, сквозь которые не проедет и танк, даже если очень захочет. Это наглядное пособие бдительности вселило в Афанасьева неподдельное уважение к Кочневу, оперативно оборудовавшему охраняемый периметр. Из стеклянной будки охраны выбрались двое часовых. У одного из них, кроме фонарика на груди, висел «Стечкин» на поясе в деревянной кобуре, а второй, тем временем вскинул автомат наизготовку, в любую минуту готовый извергнуть очередь стальных шершней калибром 9мм. Не исключено, что и сама охранная будка была снабжена парочкой автоматических крупнокалиберных пулеметов. Оба неторопливо подошли к кортежу. Опытным глазом охранник вычленил из трех автомобилей тот, в котором сидел именно Афанасьев и подошел к нему со стороны водителя. Как и положено отдал честь. Андрей, а именно он сидел сейчас за рулем, слегка опустил стекло, так, чтобы было видно его лицо, не дожидаясь приказа, протянул в образовавшийся проем своё удостоверение. Сверив фото с оригиналом, удовлетворительно кивнул, возвращая документ владельцу, после чего поинтересовался:
– В салоне есть кто?
Михайлова с ними не было, поэтому Афанасьев сам нажал на кнопку, опускавшую бронированное стекло двери. Охранник сразу узнал известное всему населению России лицо, но ни один мускул не дрогнул на его лице.
– Попрошу ваши документы, товарищ Верховный, – требовательно и отстраненно произнес он, протягивая руку.
Порывшись в нагрудном кармане, Афанасьев сунул ему в руку удостоверение, чувствуя себя не совсем в своей тарелке из-за того, что второй охранник не опустил автомат, а продолжал держать их всех на прицеле. Изучив, как следует диктаторское удостоверение (когда еще выпадет такая возможность?), охранниик спросил:
– Машины сопровождения ваши, товарищ Верховный?
– Мои, – коротко бросил тот, принимая назад свой документ.
– Проезжайте, – ответил он и подал рукой кому-то знак.
Стальные цилиндры, преграждавшие путь к стоянке медленно и как бы нехотя стали втягиваться в толщу асфальта. После того, как бронестекло заняло своё место, а вереница из трёх авто двинулось к почти пустой стоянке, Вальронд, сидевший впереди, позволил себе заметить:
– Молодец охранник, не растерялся. Действовал строго по инструкции.
– Ну, ещё бы! – откликнулся на это Валерий Васильевич. – Заведение-то шибко сурьёзное!
Водитель головной машины эскорта, тоже видимо большой почитатель служебных инструкций, не стал въезжать под знак «стоянки для служебных автомобилей», а подвел свой небольшой караван прямо к центральному входу, чтобы по максимуму сократить нахождение «первого лица» на открытом пространстве. Афанасьев, удовлетворительно крякнув, тоже не стал нарушать регламент и не полез из машины, прежде чем телохранители не займут свои места, а начальник личной охраны не подойдет и сам не откроет снаружи дверь диктаторского «Ауруса».
Несмотря на позднее время, в центральном здании бывшего заводоуправления во многих окнах, особенно первого этажа, горел свет. У Верховного было несколько мгновений, чтобы цепким хозяйственным глазом оценить строение. Фасад здания его, откровенно говоря, разочаровал. Обшарпанные и кое-где даже выщербленные стены вкупе оконными проемами, в которых до сих пор стояли деревянные и давно не крашеные рамы, оказались для него сюрпризом. Ему казалось, что тех денег, что они выделили на обустройство наиважнейшего объекта, как минимум должно было хватить хотя бы на косметический ремонт. В честности и финансовой чистоплотности научного руководителя проекта он не сомневался ни капли, но увиденное им безобразие, явно не соответствовало характеру Николаевой – человеку еще старой, «доперестроечной» закалки. Тут, определенно, было что-то не так, и оно требовало незамедлительного прояснения. Как только начальник охраны подошел к его автомобилю, он не дожидаясь пока тот распахнет дверь, недовольно сморщив свой курносый нос, медведем выкарабкался наружу. Мельком кинул взгляд на полупустую стоянку. Не обнаружив там знакомых автомобилей членов Президиума, недовольно покачал головой. Соратники запаздывали. Ещё раз огляделся. Петр, как и положено, находился рядом, всем своим могучим видом вселяя спокойствие и уверенность. Охрана, которая уже проникла в здание, теперь любезно распахнула перед ним высокую и громоздкую дубовую дверь. Дверь эта тоже в своей жизни знавала лучшие моменты. Некогда украшенная бронзовыми пластинами с затейливым орнаментом на производственную тему, с такими же бронзовыми и массивными ручками до блеска отполированными миллионами прикосновений, теперь представляла жалкое зрелище. Рассохшаяся и скрипящая на несмазанных петлях, с кое-где отвалившимися пластинами орнамента она только лишь в своих старческих снах могла грезить о прежнем величии, когда её ручек касались первые секретари обкомов, члены правительства и даже генеральные секретари. Тогда, сорок лет назад завод был флагманом производства знаменитых на весь мир грузовиков, пылящих по дорогам всех континентов. И почти каждую зарубежную правительственную делегацию водили сюда на экскурсию, чтобы воочию продемонстрировать широту и мощь советского крупносерийного производства. А что ныне? Последний ЗиЛ-133 сошел с конвейера десять лет назад. И после нескольких неудачных попыток наладить международную кооперацию издал свой последний вздох. Квалифицированный персонал с удовольствием приняли у себя аналогичные предприятия – ГАЗ, БАЗ и КАМАЗ, а простых работяг, просто выставили за двери, обманув даже с выплатой выходного пособия. Немногочисленное оставшееся руководство в чаянии урвать напоследок хоть что-нибудь для себя, спешно распродала оборудование, станки и поточные линии чуть ли не на металлолом, после чего благополучно растворилось на просторах необъятной России. Короче, во всей этой мерзкой истории был только один относительно положительный момент. А именно, к тому моменту, когда на эти обширные площади высадился десант из представителей никому доселе неизвестного НПО «Мечта», им не пришлось ломать голову, куда распихать весь доставшийся хлам. К их приходу в громадных, но абсолютно пустых цехах бывшего завода, только ветер гулял через разбитые стекла, завывая от тоски по навсегда ушедшей эпохе канувшей в бездну страны под названием СССР. Старую вывеску, с наименованием завода, висевшую слева от центрального входа сняли, а насчет того, чтобы повесить новую, нынешнее руководство не позаботилось. И теперь вместо неё мозолило глаза пустое светлое пятно. И это тоже никак не добавило настроения диктатору. «Если у них в головном аппарате царит такая разруха, то, что у них творится в цехах?» – в сердцах подумал Афанасьев, поднимаясь по ступеням к угодливо распахнутым дверям.
С такими вот нелестными мыслями в адрес нового руководства он и влетел на подобие той же самой шаровой молнии в просторный и светлый холл бывшего заводоуправления, чтобы сходу выразить встречавшим свое высочайшее неудовольствие. Впрочем, внутреннее убранство вестибюля заметно отличалось от внешнего вида здания, причем, в лучшую сторону. Мало того, что он был чист и светел от громадной бронзовой люстры, какие бывают только в лучших академических театрах столицы, так еще и стены его были облицованы мрамором, а ниши в простенках занимали статую в подражание античным скульптурным образчикам. Сам потолок и его стыки со стенами были обильно уснащены лепниной и гипсовыми барельефами со сценами из советской производственной действительности. В общем, всё, как и положено в соответствие с мировоззрением социалистического реализма. Встречала его сама Николаева, ласково и радушно улыбаясь из-под крючковатого носа, поэтому нужды вновь предъявлять возле турникета бдительной охране свои документы не было надобности. Научная руководительница проекта, ради презентации разоделась, как британская леди на королевский прием. Строгий темно-бордовый костюм с прямой юбкой почти до щиколоток, кремового цвета блузка с отложным воротником и черные лаковые туфли по моде середины прошлого века, подчеркивали торжественность и деловую атмосферу предстоящей встречи. За спиной у Николаевой толпился небольшой и разношерстный коллектив сотрудников, видимо, допущенных к государственным тайнам высшего порядка. Афанасьев, обладавший дальнозоркостью, сразу заприметил в толпе встречающих академика Вострецова, а также его друга и соратника – Боголюбова. Чуть позади и в сторонке маячила фигура директора ФСО Кочнева. Самого же диктатора сопровождали лишь начальник его личной охраны и неотлучный Вальронд со своей неизменной ношей. Устраивать публичный скандал при стечении народа было не в привычках Валерия Васильевича, поэтому он решил пока повременить с этим. Натянув на лицо добродушное выражение, он любезно поздоровался с хозяйкой мероприятия, перекинувшись с ней парой любезностей, а затем принялся пожимать руки всем встречавшим. Перед очередным пожатием Валентина Игнатовна называла каждого по имени отчеству, а также занимаемую им должность. Среди встречавших не было представителей административного персонала. Все, кому он жал руку были представителями научной среды, и самое главное, что не могло не радовать люди это были преимущественно молодого и среднего возраста. На их фоне Вострецов, да и сама Николаева выглядели экспонатами палеонтологического музея, случайно вынутыми из запасников. Пока проходила церемония знакомства, подъехали и остальные члены Президиума, поэтому процедуру пришлось повторить еще пять раз. Когда, наконец, и это утомительное для всех действо закончилось, на часах уже было пять минут второго.
– Уважаемые члены Президиума, уважаемые гости, я собрала вас здесь сегодня для того, чтобы продемонстрировать наши последние достижения в области прикладной физики, – начала Николаева своим «фирменным» каркающим от постоянного курения голосом. – Не буду утомлять вас в это позднее время хождением по цехам нашего НПО, там, поверьте мне, нет ничего, чтобы вас заинтересовало. Часть того, что мы с коллективом, – кивнула она в сторону небольшой кучки молодых людей, – наработали за эти два с половиной месяца, было уже частично продемонстрировано на полигоне, чему стал свидетелем Валерий Васильевич. Результаты же другой части наших исследований, не связанных напрямую с обороной страны, находятся здесь – в одном из лабораторных комплексов, расположенном в подвальном помещении.
Валентина Игнатовна хищным взором оглядела присутствующих, словно бы силясь узреть в их рядах потенциальных шпионов, а затем продолжила:
– У кого из присутствующих нет официально оформленного допуска к государственной тайне по форме «А-ноль» прошу проследовать в актовый зал, – указала она рукой на распахнутые двери слева от вестибюля, – где их ждет просмотр документального научно-популярного фильма о достижениях наших ученых в области прикладной физики. После чего им будет предложено прослушать небольшую лекцию, посвященную памяти академика Авраменко.
Жиденькая цепочка не имеющих нужного допуска, в которую вошли, преимущественным образом представители ФСО, включая самого Коченева, Вальронда и немногочисленных сопровождающих членов Президиума, нехотя потянулась налево под бдительным взором хозяйки мероприятия и внутренней охраны объекта. Их разочарование можно было понять. Они ведь все, включая и зятя диктатора, так мечтали, хоть краешком глаза увидеть ради чего их всех подняли среди ночи и направили на заброшенный завод, который, на деле, оказался не таким уж и заброшенным. Когда за ушедшими закрылась дверь, она продолжила для оставшейся шестерки высших должностных лиц государства:
– А вас, господа-товарищи, прошу направо к кабинкам лифтов, которые доставят нас на нижний уровень, где и расположена экспериментальная установка.
Все пятеро членов Президиума дружно развернулись и в сопровождении местного персонала двинулись в указанном направлении. Сама же Николаева, на правах хозяйки, взяв Афанасьева под руку, чуть-чуть придержала того:
– Обожди Василич, – тихонько проворковала она ему почти в самое ухо. – Лифтов всего два, – пояснила она свой жест, – поэтому, давай не будем создавать лишнюю сутолоку. Тем более, я по твоим глазам вижу, что у тебя есть ко мне вопросы непубличного характера. Они постояли, ожидая пока обе партии гостей не займут свои места в кабинках и пока за ними не закроются створки.
– Да, имеются вопросы, – подивился Афанасьев прозорливости пожилой женщины.
– Выкладывай, – поглядела она на него снизу вверх, не отпуская руки.
– Вернее, один вопрос, – поправил он сам себя.
– Только один?! – усмехнулась научный руководитель. – Я думала, что у тебя их будет гораздо больше.
– Остановимся покудова на одном, – сухо поджал он губы. – Признаюсь, что меня довольно сильно смутил внешний вид здания. Насколько я в курсе, финансирование твоего НПО осуществляется в полном объеме.
– Фух! – облегченно выдохнула старушка. – Я-то грешная, думала, у тебя имеются, претензии посерьезней, – разулыбалась щербатым ртом Валентина Игнатьевна. – Так я тебе отвечу, Василич. В плачевном состоянии фасада вини своего Кочнева, который совсем головой подвинулся по части конспирации. Он думает, что если снаружи ничего не заметно, то янки с орбиты не обратят внимания на постоянно пребывающие грузовики с новым оборудованием и новой системой охраны, присущей объектам повышенной важности.
Они ещё немного постояли у сомкнутых створок шахтного ствола.
– Думаешь, уже пронюхали? – искренне огорчился Верховный, продолжая начатый разговор.
– К сожалению, у меня есть основания так считать, – как ни в чем не бывало, сказала Николаева, продолжая придерживать своего спутника, чтобы он не ринулся к одному из уже освободившихся лифтов. – Пару недель назад у проходной крутилась машина с посольскими номерами. И по уверениям нашей охраны, сквозь затемненные стекла авто велась видеосъемка весьма продолжительное время. Я уже столько прожила на этом свете, что перестала, чему-либо удивляться. И ты перестань.
– Давно перестал уже, – буркнул он, вздыхая. – Значит конспиративные ухищрения ФСО не дали результатов? – поинтересовался он, не скрывая своего огорчения.
– Увы! – жестко резюмировала хозяйка, строго поджав накрашенные губки. – Однако, смею надеяться, что это не связано с основной тематикой нашего заведения. Американцы – большие выдумщики, но даже у них не хватит воображения представить, чем мы тут на самом деле занимаемся. Скорее всего, их заинтересовали результаты полевых испытаний нашего плазмоида.
Они еще некоторое время постояли у лифтовой шахты разговаривая о том и о сём. Его интересовали результаты официального заключения Комиссии по вооружениям, касающиеся плазмоида и которые должны лечь в основу Гособоронзаказа на 2021 год. Очень уж хотелось Афанасьеву начать насыщение наших сухопутных войск боевым передвижным комплексом невиданной доселе мощи и результативности. Она отвечала, что Комиссия в целом одобрила установку и рекомендовала её к принятию на вооружение. Осталось дело за малым – обкатать её в условиях пониженного температурного режима. Учитывая разнообразие климатических зон, на которых раскинулась Россия это, по её мнению, не составит большого труда. Сгонять транспортный Ил с установкой на борту куда-нибудь в район Земли Франца-Иосифа – плевое дело. За пару недель её ребятки завершат последние испытания и плазмоид можно ставить на конвейер. Николаеву больше интересовали вопросы философского характера. Ей было интересно знать, что думает Афанасьев об использовании портала в интересах народного хозяйства. Ничего конкретного Афанасьев по этому поводу сказать не мог, поэтому многозначительно шевелил бровями, отделываясь от назойливых вопросов старушенции общими и ничего не значащими фразами. И делал он это не из-за какого-то тайного умысла, а просто потому, что сам пока еще довольно смутно представлял себе, как всё это будет выглядеть в натуре, и как на его замыслах могут сказаться расклады в местной обстановке запорталья. Он не знал, встретят ли они там людей, или планета будет девственно чистой от людских особей. А если люди и есть, то, как они отреагируют на пришельцев из будущего. Примут ли с миром, или посчитают своих потомков врагами? Для него ясно было одно: если по завершении экспериментов с проникновением в прошлое будет доказана возможность перехода людей на ту сторону и их благополучное возвращение, то полноценную разведывательную экспедицию надо будет готовить уже сейчас.
Видя, что от него не добьёшься ничего вразумительного, Николаева махнула про себя сухонькой ручкой на чурбана, только недавно снявшего с плеч золотые погоны решительно взяв его под локоток, нажала на кнопку вызова лифта. Из-за сомкнутых створок послышался шум работающего подъемного механизма и уже через полминуты дверцы лифта приглашающе распахнулись перед ними.
Они, не размыкая рук (створки были широкими), вошли в кабинку. Она быстро пробежала пальцами по кнопкам, определяя конечный маршрут. Створки лифта мягко сомкнулись и уже через пару секунд пассажиры ощутили, как пол стремительно проваливается в глубину шахты. От скорости лифта желудок Афанасьева неприятно поднялся к самому горлу. Он не ожидал, что лифт будет настолько скоростным. В Министерстве обороны тоже были лифты, но поднимались и опускались они со степенной важностью, как и полагается солидному министерскому учреждению. Этот же был скорее похож на «американские горки», испытывающие человеческую психику на прочность. А вот Николаева чувствовала себя прекрасно. Во всяком случае это почти свободное падение никак не сказалось на выражении её лица, пребывающего в строгой благообразности.
– Сколько тут этажей? – через силу выдавил он из себя.
– Одиннадцать, – безмятежно ответила Валентина Игнатьевна.
– Ого! – не смог сдержать он своего недоумения. – Значит, расположение установки в бункере связано именно с фактором безопасности и сохранения деталей проекта в сугубой тайне? – еще раз уточнил он.
– Да, – кивнула она. – Правда, я поначалу опасалась, что портал может и не открыться, если будет находиться не на прежнем месте – в стенах нашего института. И тем более, если он будет находиться ниже нулевой отметки от поверхности земли. Но, слава Богу, всё прошло благополучно. Портал не находится в прямой зависимости от точки приложения силы. Это уже радует.
– Значит, – подхватил он её мысль на лету, – возможен вариант мобильной установки?
– Не вижу в этом никаких проблем, – пожала она плечами.
– А место? – не унимался Афанасьев в своем любопытстве. – Место всё время одно и то же открывается, или оно меняется с каждым новым открытием? Сколько вы их уже провели, прежде чем ты меня пригласила на просмотр?
– Открывали два раза, – не стала вдаваться она в подробности. – Место при каждом новом открытии было одним и тем же.
– Оно отличалось от того, что вы видели двадцать семь лет назад? – продолжал он с жаром выпытывать у неё подробности далекого прошлого, пока лифт лениво полз по стволу шахты.
– Да, – согласилась Николаева. – Тогда перед нами был луг, а сейчас поляна посреди леса.
– Следовательно, с переменой места установки меняется и место открытия портала, – вслух отметил Афанасьев. – Г-м-м. Нужно будет как-то вычислить подобную закономерность.
– Уже пытаемся это сделать, но данных пока мало для построения математической модели. Для этого нужна мобильная установка. А на это надо время.
– Да-да, я все прекрасно понимаю. Ты уж прости меня, Валя, за мои расспросы. Просто, хочется, как-то, чтобы всё было поскорее, что ли – попытался он объяснить свое поведение школьника-почемучки. И всё-таки не удержался и вновь спросил. – Подъезжаем? – спросил он, кивая на меняющиеся цифры табло.
– Да.
– Какова предельная глубина бункера?
– Около двухсот метров. Самое глубокое место в Москве, насколько мне известно, – пояснила она со знанием дела.
Он не стал поправлять её, хотя прекрасно знал еще пару местечек гораздо более глубоких чем это. Например, Главный командный пункт ПВО-ПРО, находящийся в Долгопрудном, располагался на глубине почти в двести пятьдесят метров ниже нулевой отметки, а Центральное Командование РВСН и того глубже.
– Ни за что не поверю, будто это вы сами за два месяца вырыли такую нору!
– И правильно, что не веришь. Всё это нам досталось в наследство, – поддержала она его. – Предки умели строить бункера и бомбоубежища. Каждое крупное предприятие Москвы имеет такое бомбоубежище на случай ядерной войны. А мы просто слегка адаптировали его к современным условиям.
– Наверное, удобно проводить эксперименты подобного рода именно в бункере, – заметил Валерий Васильевич.
– По крайней мере, в плане невозможности несанкционированного проникновения посторонних на объект, – согласилась Николаева.
Когда кабинка, наконец, достигла низшей точки своего маршрута, двери лифта, всё также мягко распахнулись, выпуская из своего чрева главных лиц ночного собрания. Помещение, в которое они вышли, представляло собой хорошо освещенный матовым светом тамбур с довольно высоким потолком, против принятых стандартов для подземных убежищ. Здесь находился внутренний пост охраны. Их ждали. Двое охранников, одетых в камуфляж и сидящих за пультом, напоминавшим барную стойку, узнав в лицо руководителя государства, моментально вскочили с мест, отдавая честь. Это, впрочем, никак не отразилось на обязанности Афанасьева предъявить свои документы. Его примеру последовала и Николаева, несмотря на то, что уже два месяца появлялась здесь каждый день, да еще по несколько раз. Пока проверяли его удостоверение на предмет подлинности, он всё пытался обнаружить дверь, ведущую в следующее помещение, но, как ни старался, ничего подобного на глаза не попадалось. Стены тамбура являли собой сплошной монолит. После сверки документов ему было предложено подойти к установке, стоящей в углу и чем-то напоминающей перископ в рубке подводной лодки. Всё тот же охранник попросил гостя приставить свои глаза к окулярам. Афанасьев безропотно выполнил процедуру идентификации по сетчатке глазного яблока. Это ему уже было проделывать не в новинку. В некоторых помещениях Министерства Обороны стояла аналогичная аппаратура. На основании изученных документов, второй охранник сделал у себя в журнале какую-то пометку. Тем временем первый охранник вновь обратил на себя внимание:
– Товарищ Верховный, я сейчас напишу на листке слово, которое послужит вам паролем при выходе обратно. Вы его прочтите про себя, запомните, как следует, но пока вслух не произносите, иначе придется его вновь менять.
С этими словами он крупными печатными буквами написал на листке бумаги слово «АЛГОЛЬ» и поднес его к лицу Афанасьева. Тот прочел и утвердительно качнул головой, удивляясь подобным новшествам в деле соблюдения безопасности.
– Ещё раз настоятельно прошу вас запомнить кодовое слово, – в голосе охранника звучали неподдельные просительные нотки, иллюстрирующие серьезность положения.
– Да, запомнил я, запомнил, – досадливо поморщился Валерий Васильевич, но потом не удержался всё-таки от вопроса. – А что будет, если я забуду или перепутаю его?
– Не приведи Господи! – испуганно заморгал глазами караульный. – Если ошибетесь или запнетесь в произнесении, то скрытые в стенах крупнокалиберные пулеметы просто нашинкуют ваше тело мелкими кусочками! Так что вы уж постарайтесь там, как-нибудь не забыть, во имя сохранения вашей и моей жизни, – произнес он дрожащими от страха губами.
– Ого! – опять не удержался Верховный от восклицания, почесывая у себя в затылке. «А вот это уже что-то новенькое» – подумал он. – Валя! – обратился диктатор к своей спутнице, хитренько улыбавшейся, глядя на эту сцену. – Вы, что же каждый день проходите через это чистилище с подобными рисками?!
– Да, нет! Что ты такое говоришь?! – замахала она руками. – Мы по десять раз на дню спускаемся сюда. При таком раскладе, да в нашей суете, давно бы уж всех постреляли. Эта процедура только для тех, на которых выписан разовый пропуск. Система заточена против, так сказать, несанкционированного проникновения.
– А-а-а! – понятливо протянул он. – Ну, тады показывай куды иттить?
Второй караульный нажал на пульте неприметную кнопку и «фальшивая» стена справа от Афанасьева совершенно бесшумно разъехалась в стороны, открывая ещё одну дверь – настоящую, бронированную, которой даже выстрел из противотанкового гранатомета в упор не смог бы причинить существенного вреда. Сбоку от бронедвери тоже находились окуляры идентификации. Николаева сначала сама приникла к ним на мгновенье, а затем уступила свое место Верховному. Эта дверь, несмотря на свою массивность, тоже открылась довольно быстро и бесшумно, любезно приглашая путников посетить запретное для посторонних место. На правах хозяйки Николаева первая переступила порог, отделяющий вчерашнее человечество от его возможного будущего. Афанасьев не умедлил последовать за своей провожатой. Коридор, в котором они оказались ничем таким особенным не отличался от таких же, как он, но расположенных в обычных офисных зданиях. Широкий, с высокими потолками и освещенный холодным светом, льющимся из круглых матовых плафонов, он, казалось, был бесконечным. Во всяком случае, нетренированный глаз посетителя никак не мог отыскать его конец, теряющийся вдали. Чуткое ухо Афанасьева сразу уловило какой-то шелест и гул, идущий, кажется со всех сторон и ощутимый даже в ногах.
– Что это?
– Ерунда, не обращай внимания, – махнула она рукой. – Шелест и шорох – циркуляция воздуха в шахтах вентиляции, а гул – это работа трансформаторов переменного тока.
По обе стороны коридора, изредка располагались, на этот раз, обычные деревянные двери, увешанные табличками с не совсем понятными надписями и аббревиатурами, такими, как, например «Операционная № 4», «Э-Л», «Элкт», «Л-И», «Операторская-1» и прочими. Афанасьев, стараясь не отстать от бодро семенящей чуть впереди пожилой мадам, с нескрываемым любопытством вертел головой по сторонам, так что шея заболела. Попутно задавал вопросы:
– Что означает «Э-Л» и «Элкт»? Это что-то связанное с электричеством?
– Да, – отвечала она, не поворачивая головы. И чтобы гостю было понятней, кратко поясняла на ходу. – «Э-Л» это Электрическая лаборатория, где мы экспериментируем с токами сверхвысокой частотности. А «Элкт» – это просто «электролизная».
– Ага, понятно, – соглашался он с ней, мало, что понимая на самом деле. – А чем отличается «операторская» от «операционной»? – продолжал он любопытничать. – Вы, что ставите тут опыты над людьми?
