Анна Панкратова
Потерянные судьбы
1
Двенадцать лет назад
1
Кульминация. Ее пьеса, наконец, подошла к кульминации. От этого дрожали руки, а в груди – там, где у всех была душа, а у нее лишь пустота – жужжали пчелы, считывающие нетерпение.
Как же долго она ждала этого. Прописывала реплики, направляла персонажей, вела их по дороге, предрешая судьбу каждого…
Мойра уткнулась носом в зеркало, сквозь которое наблюдала за одним из персонажей. Она помнила эту душу. Помнила, как двадцать два года назад выбрала ее, чтобы написать судьбу той, кто сожжет столицу их прекрасной страны. Флоренс Максвелл тогда еще даже не подозревала, сколько боли и невзгод уготовила для нее режиссер судеб.
Весь мир – ее пьеса. А мы – ее актеры…
– Давай, солнышко! У-у! Сейчас твое дитя погибнет… А потом!.. Потом!.. – Мойра подпрыгнула, не в силах сдержать возбуждение. Пальцы обхватили витую раму зеркала, глаза блестели в тусклом свете. – Моя лучшая задумка! Такая драма! Такая… Ну!
Флоренс Максвелл провела рукой по горячему лбу малыша, сдерживая рыдания. Обычная стихийница воды, которая работала в теплице недалеко от особняка королевской семьи, не лезла в политику, не высказывалась против власти, что не могла обеспечить стране безопасность от пустот, сама не поняла, как оказалась втянута в эту страшную историю.
Три дня назад Флоренс еще верила, что это просто болезнь, давала Бену жаропонижающие, но надежда рухнула, когда муж пришел с вестью, что пора готовиться к похоронам. Флоренс кричала, била посуду и зеркала, не понимая, почему Джейсон так легко сдался, почему пытался отобрать у нее ребенка, твердя, что они не должны на это смотреть.
– Николас – бог нашего леса – передал весть от Уайтов. Фло, родная, это сделала королева! Она прокляла Бена. Но так надо! Надо, понимаешь? Нам выпала честь спасти страну. Бен умрет, но его душа – это дар хаосу! И хаос дарует нашей королеве силу, что поможет избавить нас от пустот.
– У них две дочери, между прочим! Вот их бы в жертву и приносили! Почему наш Бен? Почему мы?!
Флоренс осела на пол, вода поднялась из чашек, ваз, и даже выползла, словно змея, из крана, заполняя комнату пузырями. Метка на запястье правой руки горела, а голубые волосы трепыхал ветер, что поселился в их квартирке, едва стихия Флоренс взбесилась, считывая гнев. Джейсон положил руки на ее плечи, тяжело вздохнул.
– Николас готов забрать его сейчас. Уже ничего не изменить. Так решила судьба.
Судьба… так решила мойра, что наблюдала за этой сценой. Попкорн падал на стеклянный пол, а зеркало запотевало от горячего дыхания – так близко она сидела.
– Уйдет, – проворковала Флоренс. – Ну? Вот подлец! И правда ушел! – Флоренс кинула попкорн в отражение, что показывало вовсе не ее, а актеров, которые так трепетно играли роли. Она знала, что Джейсон уйдет. Как же! Она сама это написала! Но она так долго ждала, когда же в ее пьесе начнется кульминация, что позабыла о сценарии.
Она обхватила раму и закусила губу, наблюдая, как Флоренс обрушила воду на мужа, который собрал вещи.
– И ведь правда ушел! Тьфу ты!
Флоренс откинулась на спинку, расслабляясь. Все как по нотам… Ее пьеса так идеальна!
Бен закатил голубые глаза, такие же, как у Флоренс, подсказывающие наравне с меткой, что он унаследовал нрав матери, а потому владеет стихией воды. Владел бы… если бы не умирал. Флоренс приложила руку к маленькой груди, закрыла глаза, считая удары сердца.
Еще жив. Едва жив…
Он перестал плакать несколько часов назад. Флоренс хотела бы верить, что Бен перестал чувствовать боль, но нет: у него больше не было сил на истерику. Она видела, как его покидала жизнь, ощущала, как барахталась его душа, уходя все глубже под воду. Погружалась и она вслед за Беном на дно океана, в такой мрак, который сжирал заживо.
Но хуже всего были глаза. В них было столько боли и страха. Вопрос, что стоял в них, лип на кожу, словно мед, на который слетались пчелы, которые жалили вновь и вновь.
За что… Почему… Когда это закончится?
Хотела бы она знать… Пелена слез пыталась скрыть страдания сына, но Флоренс продолжала ощущать биение его сердца. Едва заметное. Но он еще был здесь.
– Мама очень тебя любит, малыш… – прошептала Флоренс в крохотное ушко, поправила голубые волосики, сморгнула слезы, что, вопреки законам физики, застыли в воздухе, превратившись в пузыри. – Я бы хотела забрать твою боль… но не могу…
Флоренс сглотнула, а потом отдернула руку. Она поняла, что должна сделать. Знала, что сделает это. И это пугало так сильно, что грудь сдавило, словно тисками, мешая сделать вдох. Она закрыла глаза, облизала искусанные до крови губы и нащупала подушку.
– Мама очень тебя любит, малыш… прости… я так тебя люблю… но так будет лучше…
Не смотря, Флоренс нашла лицо Бена, нежно провела по его щеке, а потом накрыла подушкой. Мир замер. Время остановилось. Она задержала дыхание, пытаясь сдержать истерику, закусила язык с такой силой, что ощутила металлический привкус.
Больно. Больно в груди. Твою тень, почему так больно?
Флоренс съехала с кровати и упала на пол, воя. Она не понимала, где она, не понимала, что происходило. Но знала, что душа Бега уже ждала ее в Подземном царстве, там, где нет эмоций, а значит – и боли. Может, и ей пора туда…
Звон стекла и крик заполнили комнату. Болела каждая клеточка организма. Ее словно резали и сшивали одновременно, а вены надулись, не готовые к той силе, что выбрала Флоренс, а не королеву, своей хозяйкой…
Человек может владеть одной стихией, той, что определяется характером, но едва тебя касается хаос, даруя силу, то, что в тебе уже есть, то, что течет вместе с кровью, приумножается, разрывает тебя изнутри, съедает твою душу, оставляя лишь клочья.
Флоренс упала, тяжело дыша. Боль ушла. Но осталась сила. Она знала это. Не было нужды проверять. Как знала она и что ее ребенок мертв. Страшнее было, что она помнила, кто виновен в его смерти, а изгрызенная душа вопила от желания отомстить.
Под босыми ногами захрустели осколки. Флоренс побрела к двери, кончики пальцев уже искрили, подпитываемые гневом, что разгорался, как пламя, сдобренное бензином… Но она сжала кулаки, заставляя воду потушить его.
Это – не она. Она – вода, не огонь. Разве месть вернет сына? Разве смерть королевы поможет справиться с болью?
Флоренс, не оглядываясь на кровать, вышла из спальни, закрыла дверь и выдохнула, заставляя свечи осветить темную комнату. Прямо в платье она залезла в ванну, силой мысли заставляя воду наполнить ее. Легла. Чувства исчезли, словно она уже умерла. Вода закрыла уши, отрезая от мира, заставляя оглохнуть.
Разве же может стихийница воды утонуть?
Флоренс села, зачесала мокрые волосы. Холодная вода отрезвляла, напоминала про королеву, что прокляла Бена, чтобы получить больше силы… Флоренс мотнула головой, стряхивая желание мести, напоминая себе, что Бен ждет ее в царстве мертвых.
Она развела руки, заставляя воду подняться, а потом резко опустила ладони. Вода, подчиняясь, обрушилась на стихийницу, словно цунами. Мощная волна пригвоздила ко дну, лишила слуха и зрения, унося во мрак…
– Нет! – Зеркало трескалось, осколки летели в мойру, царапая кожу, но раны моментально заживали. Она провела пальцами по битому стеклу, изумленно смотря. Такое произошло впервые. Никогда еще ни один актер не путал свои реплики, никогда еще никто не выбирал свой путь сам… – Крылатый случай! Мертвые угодники!
Мойра повалила зеркало, осколки засыпали стеклянный пол и ее босые ноги, а ярость клокотала в груди. Зеркало Флоренс, зеркало, сквозь которое режиссер и наблюдала за судьбой верного актера, разбилось, как и судьба этой самой актрисы. Глупой актрисульки!
– Ты! Сука! Ты должна была мстить! Сжечь всех к мертвым угодникам! Душа твоего сына даже не в подземке! Она в хаосе из-за проклятия!
Мойра заходила вокруг зеркала, осколки хрустели, впивались в ноги, а кровь заливала пол, но она не ощущала боли. Лишь ярость, что захватила с головой, унося в пучину хаоса.
– Такая пьеса! Такая потрясающая пьеса! И ты!.. – Мойра указала на темное зеркало. – Ты все испортила! Гадюка! Едва твоя душа вновь окажется в Зазеркалье, едва ты снова попадешь ко мне, чтобы я написала тебе следующую судьбу, я тебя уничтожу! Забыла все свои реплики! Испортила сюжет своей дрянной импровизацией!
Мойра упала в кресло, тяжело дыша. Она кусала губы, отчаянно думая, как вернуть сюжет на место.
– Пьеса испорчена! Все испорчено!.. – Мойра вытащила осколок из стопы, засмотрелась на кровь, что блестела в свече свечей. – Такая гениальная пьеса, такой продуманный сюжет, так долго все это прописывала, чтобы какая-та чокнутая мамаша все испортила…
Свечи потухли, а мойра резко выпрямилась. Глаза сверкали, ведь она поняла, что должна сделать. Да, автор мертв, лишь незримая тень позади своего произведения, но, если персонажи сбиваются с пути… неплохо было бы им помочь.
Флоренс резко села, расплескав воду, и закашлялась: горло горело с такой силой, словно ее жгли на ритуальном костре.
Нет, не Флоренс… мойра, что заняла тело мертвой стихийницы.
Что-то определенно было не так. В груди все еще было пусто, ведь душа Флоренс на скоростном поезде отбыла в царство Элайджи Блэка, но вот чувства… чувства накрывали мойру, словно удары хлыста, что били по щекам. Флоренс была словно рядом… нет, в ней. Ее воспоминания, эмоции, желания – все это заполнило сознание мойры, сливаясь с ее гениальным мозгом.
Мойра… Флоренс… кто его теперь поймет!.. развела руки, поднимая воду, наслаждаясь силой, что до этого видела сквозь зеркала.
Флоренс подула, заставляя ветер потушить свечи. Она осталась во мраке, ощущая, как ветки с шипами оплетали руки, а аромат роз заполнял легкие. Щелчок пальцами, и огонь вновь озарил ванную. Как просто!
Лепестки осыпались, а Флоренс выбралась на кафель, довольно улыбаясь. Впервые за многие тысячи лет она оказалась на сцене пьесы, что так бережно писала. Никаких больше кулис и задних рядов. Теперь она – центр, главный актер.
– Я в этой пьесе главный актер, – запела она, – в ней я сценарист, я режиссер! Ну что, мышки мои, пора прятаться. Пьеса «Великий пожар» вот-вот начнется. Зрительные места небезопасны. Актерам занять места! Да случатся месть и гибель Солариса!
2
Флоренс шла по мощеным дорогам Лостхилла – столицы Солариса. Страны, что оберегала Врата в Подземное царство, удерживала пустот и хранителей душ в месте, где обитали мертвые. Страны, в которой королева – хранитель жизни! – пошла против системы и сделала то, на что не решился бы даже король хранителей душ – жестокий и бессердечный король, как твердили сплетники – и прокляла невинного ребенка, чтобы получить больше силы. Руби верила, что делает правое дело, но Флоренс – она же мойра – знала своих персонажей слишком хорошо и понимала, что королева делала это не ради людей, а ради себя и своих прекрасных крыльев.
Босые ноги ступали по улочкам, а пальцы рук двигались в такт песни, что Флоренс напевала, сея искры вокруг. Она скакала из зеркала в зеркало, из отражения в отражение, наблюдая за бытом людей, глупой массовкой, что вот-вот погибнет ради драмы в пьесе.
Искры оседали в волосах, на одежде. В булочках пекаря и помидорах бабули в лавке. На игрушках детей и на сумках их родителей, спешащих на работу. На крыльях хранителей жизни и на губах некромантов. Пока они лишь тлели. Едва заметно, повинуясь Флоренс, которая готовилась к выходу на сцену.
Широкая улыбка и безумные глаза не привлекали ничье внимание: все были заняты своими делами. Солнце поднималось, освещая открытые веранды, вазоны с цветами, балконы, оплетенные зеленью. Свечи, зачарованные стихийниками огня, еще горели, словно пытались отогнать утро, которому было предрешено изменить судьбу страны.
Флоренс едва сдерживала себя, ведь старалась держаться сценария: сначала надо найти Уайтов, а потом уже начать пожар. Так бы сделала обезумевшая от горя мать, ведь ее целью была королева, но она не совладала бы с силой и случайно спалила город.
Пахло морем, а теплый ветер ласково обдувал вспотевшие щеки. И все это было так странно для мойры, что тысячелетиями наблюдала за миром из Зазеркалья. Хотелось забыть о пьесе, поддаться эмоциям, что остались от Флоренс, и побежать на пляж, насладиться жарким днем, но…
– Иногда надо чем-то жертвовать, – прошептала Флоренс, замечая Руби и Лиама – короля и королеву – которые ругались у входа в библиотеку, где проводились собрания парламента и некромантов, служивших в страже. – Кульминация близка… так! Тебе надо войти в роль, ты – Флоренс, тебе больно, страшно, но ты хочешь мстить…
Руби замолчала и повернулась к мойре. Длинное платье и белые волосы раздул ветер, тонкие губы вытянулись в линию, а в глазах зажегся страх, но потом сменился гневом. Королева знала, что Флоренс как-то вобрала в себя магию, что предназначалась ей. Они с Лиамом ждали начала собрания, на котором бы решили, что делать, но обезумевшая от горя стихийница испортила планы.
Королева свела лопатки, вызывая крылья, показывая, что будет обороняться, ведь так ее сила приумножалась. Светло-желтое сияние залило улочку, перья мерцали.
Ее муж – такой же светловолосый, ведь владел стихией воздуха – раздраженно дернул плечами и нахмурился. Он был против проклятия изначально, но не мог спорить с той, кого любил, с той, в ком текла королевская магия, которая заставляла подчиняться любого, даже короля. Обычный стихийник… как он мог противостоять королеве? Единственному хранителю жизни, что не потерял магию?
– Руби… ты!.. – голос Флоренс дрогнул, но отнюдь не из-за того, что она умело показала боль, напротив, она раскололась и закусила смех, что рвался из-под ребер, места, где когда-то была душа.
План рухнул, а мойра не сдержалась – так долго она мечтала воочию увидеть своих персонажей! Поговорить с ними! И теперь у нее был этот шанс… Они все равно умрут до конца дня! Хуже не будет, если она насладится встречей.
– Ладно! Флоренс уже пьет чаек с Элайджей… Наверно. Не уверена, что король подземных крыс сейчас может позволить себе пить чай. – Мойра в теле Флоренс закатила глаза, а потом не выдержала и хлопнула в ладоши. Серебряное платье, что она украла по дороге, ведь в шкафу погибшей было лишь хмурое тряпье, мерцало в лучах утреннего солнца, голубые волосы трепыхал ветер, которым Флоренс играла, шевеля пальцами. – А я решила, что нехорошо будет, если пьеса пойдет не по моему сценарию, и заняла это прекрасное тело! А? Как вам? Грудь роскошна, как по мне! А вот…
– Мы совершили ошибку! – Лиам вышел вперед и вытащил меч. Флоренс хмыкнула и уперлась животом в острие. – Говори, что ты хочешь! Мы дадим тебе все, если ты вернешь магию, что предназначалась не тебе, а королеве. Это было для общего блага.
– Общего блага… как же… бла-бла-бла! Не хватает лапши, которую я могла бы повесить на уши. – Флоренс сделала шаг, меч вошел в ее живот, красное пятно начало расползаться по платью, но лицо не дрогнуло. – Я написала ваши судьбы, зайка моя. Я – автор ваших жизней!
– Мойра… – выдохнула Руби и оттолкнула Лиама, выхватывая меч. Сталь блеснула, упав в траву. – Так ты – не выдумка. Что ты хочешь? Что нас ждет? Прошу милости для дочерей…
– О! На твоих дочерей у меня другие планы! Они пока будут жить. А вот вы… увы. – Флоренс пожала плечами и махнула рукой, заставляя вырасти кустам с колючками, концы которых были такими острыми, что напоминали кинжалы. – Сначала я хочу объяснить вам, почему мы тут. Знаете, говорят, что автор мертв, все дела, все сами должны докумекать, что там автор заложил в свое произведение, но! Так как наша прекрасная Флоренс решила утопиться с горя, а я теперь тут, то придется смириться, что я не второй том «Мертвых душ», чтобы сгорать и молчать …
Лиам схватил Руби за руку, но та сощурилась, сдерживая злость – страх покинул ее худое тело, оставив место гневу. Она гордо подняла подбородок, сжав кулаки.
– Ох, сладкие мои! Даже представить себе не могла, что буду так рада вас увидеть. Знаете, столько лет я наблюдала, как вы шли по дороге жизни, что я для вас прописала…
– Ты режиссер наших жизней, поняли уже. Что ты хочешь? – холодно спросила Руби.
– Вернуть пьесу на свое место, бездушная ты моя, – пожала плечами Флоренс и тяжело вздохнула. Она спрятала руки за спину и закрыла глаза для путешествия по зеркалам Лостхилла, чтобы заставить вспыхнуть искрам, которые она там оставила. Пламя разгоралось.
– Это ты – бездушная тварь! – рявкнула Руби, подходя к Флоренс вплотную. Их носы оказались совсем близко, они чувствовали дыхание друг друга. Вот только в глазах королевы полыхала ярость, а у Флоренс – счастливые огоньки. – Так это по твоей милости я столько натерпелась! Из-за тебя я здесь! Из-за тебя я приняла это решение, ты… Это все ради одного: чтобы избавиться от пустот! Если у меня будет больше силы, я сумею понять, как предотвратить превращение душ в пустоты, я…
– О! Пустоты – те, кто отказываются жить по написанной мною судьбе для них. Флоренс ждет эта же участь, кстати…
Флоренс схватила руку Руби, не дав ударить себя по щеке. Она знала, что королева сделает, чувствовала каждый ее порыв и знала, как слаба она стала, поддавшись этой ярости. Флоренс выдохнула, оплетая шею Лиама веткой с колючками. Он упал, борясь со стихией, царапая руки, пытаясь освободиться, но от этого ошейник затягивался сильнее.
– Я режиссер твоей жизни! Я сделала тебя королевой! Продумала всю твою жалкую жизнь! Я прописала это решение. В этом ты права. Но, как выяснилось, решения принимала только ты, что бы я тебе не велела… что бы я не прописала в сценарии… ты могла сломать свою судьбу. Если бы оказалась достаточно смелой, а не была такой сукой! Флоренс вон утопилась, хотя должна была сжечь тебя и Лостхилл к мертвым угодникам! А ты… надо было слушать Элайджу. Его путь был верным, не твой. Но я рада, что ты пошла по моему сценарию и привела нас к гибели Солариса.
Мойра отступила и раскинула руки. Она закричала, выпуская боль, что осталась от Флоренс, захохотала, едва почувствовала, как огонь разгорелся, поглощая город и людей.
Осколок разбитого стекла – мать бежит в детскую, кашляя от черного дыма, что раздирал легкие. Хватает ребенка и пытается выбраться, но падает, не в силах сражаться.
Витрина магазина – бабушка прижимает к груди пса, а потом бьет его в бока, веля бежать. Он лает и тянет хозяйку за кофту, но она слишком стара и слаба. Огонь подбирается все ближе, ее лоб уже покрыт потом, щеки горят, а лай все громче, жалобнее…
Окно – пара, что оказалась в огненной ловушке. Он крепко прижимает к себе любимую, шепчет, что их спасут хранители жизни, что все будет хорошо, но знает, что им не выжить…
Лужа, что осталась после полива травы, – хранитель жизни воет от боли, свернувшись калачиком. Крылья превратились в лохмотья, что облепили кости. Волдыри покрыли тело… Крылья никого не спасут. Она позаботилась, чтобы они не улетели.
Зеркало – принцесса с красными волосами пытается вобрать в себя огонь, как учил дедушка, такой же стихийник огня, но не может. С такой мощью Даниэлле не совладать… Она уже вызывает крылья, что унаследовала от матери, но понимает, что лететь некуда. Черным дым мешает видеть, дышать, думать… а огонь подбирается все ближе… но потом раздается звон стекла – это ей на помощь пришел друг детства.
Посуда, что осталась на столах кафе, – паника. Хаос. Крики. И пламя. Пламя, что захватило большую часть города.
Флоренс открыла глаза, облизала губы, едва сдерживая стоны: так счастлива была, что увидела кульминацию со сцены, а не с заднего ряда.
Руби, пользуясь тем, что мойра отвлеклась, помогла Лиаму освободиться и сидела на земле рядом с ним, гладя по вспотевшему лбу.
– Я хочу, чтобы ты увидела, к чему привел твой выбор. Сколько людей погибло. Сколько судеб отныне изранены. Это ты сделала. Не я. Нет… я это написала, но ты выбрала этот путь, а не свой. Я найду тебя чуть позже. Ах да, ваш особняк я не тронула.
Руби резко обернулась, махнула крыльями, Лиам уже занес меч, но Флоренс подмигнула им, а потом позволила ветру унести ее прочь. Она знала, что решат актеры, знала, что им нужно взять в их особняке. И покорно ждала финала.
3
Руби пыталась понять, куда делась мойра, опустошенно глядя в сторону, в которой она исчезла. Мозг работал, но казалось, что не все шестерни крутились, ведь она не знала, что делать дальше. Лишь моргала, ощущая, как быстро билось сердце. Появлялись люди. Она могла бы узнать в них хранителей жизни и некромантов, но не могла отвести взгляд от места, где стояла Флоренс… Мойра… Мойра пойми кто! Ожившая выдумка! Та, про кого они знали с детства, но верили, что это небылица, созданная для оправдания неверных решений, мол, так решила мойра, она же – судьба…
– Любовь моя, надо найти ее, остановить, в доме есть…
– Нет. Ты же слышал ее…
Руби махнула крыльями, готовясь к взлету. К ней бежали люди из стражи, что-то кричали, но она уже поняла, что все это неважно. Она хотела покончить с пустотами. И теперь у нее был шанс.
– Ликвидация пожара на тебе. Я разберусь с мойрой.
– Любовь… Руби!..
Она обернулась, тяжело вздохнула и подошла к мужу.
– Прости, что была плохой женой. Так вышло.
Она провела по его щеке, а потом с разбега взлетела.
Руби не умела любить, но кровь застыла, покрылась коркой льда, когда она увидела, что творилось с большей частью районов Лостхилла. Она слышала крики, полные такой боли и страха, что каменело сердце. Видела черный дым, что распространялся, словно болезнь. Враг, от которого можно лишь бежать, но нельзя победить.
Горели дома, большие и маленькие. Дома, в которые она ходила к друзьям, в которых она отдавала приказы и предавалась любви.
И во всем была виновата Руби, ведь сделала неверный выбор. Она и сейчас должна была ошибиться, мойра не зря оставила особняк целым, она уже летела туда, но…
«…Если бы оказалась достаточно смелой, а не была такой сукой!…»
Руби резко сменила направление, едва видя, так слезились глаза. В груди жгло. Она набрала высоту. К мойре людей. К мойре эти смерти и чьи-то страдания. Так было нужно. И теперь она еще сильнее в этом убедилась, ведь ее решение привело ее к мойре…
Кирпич за кирпичом. Проход расширялся. Река, что когда-то манила к себе ребятню и взрослых, отравлялась, становясь проходом для тех, кто лишился воспоминаний и будущего. У них осталась лишь пустота… и тяга к уничтожению.
Коснись пустоты – она сожжет тебя, засосет во тьму вслед за собой.
Кирпич… еще кирпич… первая пустота вырвалась на свободу из Зазеркалья. И хранители жизни, что поджидали врага у Врат Подземного царства даже не подозревали, что произошло…
Кирпичик… и мойра часто задышала, видя, как бьется еще одно зеркало.
Ноги утонули в мокрой траве, волосы облепили лицо, но Руби думала, что это обычный дождь. Откуда ей было знать, что его вызвала Флоренс, чтобы наблюдать за ней сквозь капли? Откуда королеве было знать, что зеркало ее судьбы пошло трещинами, едва она приземлилась у пещеры неподалеку от моста душнил, изменив свою судьбу?
Руби свела лопатки, убрав крылья. Зачесала волосы, открывая уверенные глаза, и пошла ко входу. Она верила, что опасаться нечего, ведь мойра ждала ее в другом месте, и храбро ступила в тень, вглядываясь во тьму, что открыла пасть, словно жерло вулкана. По коже пошли мурашки. Руби еще не видела их, но уже ощущала – пустоты приближались. Они, как клешни, вытягивали эмоции, даря пугающую пустоту и тьму, что облепляла сердце.
«Ради дочерей!», – подумала Руби и сделала шаг. Затем еще один. И еще.
Шум дождя становился все тише, а дневной свет прятался. Тьма опутывала королеву, заставляя сердце покрываться инеем. Она вызвала крылья, и слабый золотистый свет залил пещеру. Два крыла упирались в потолок и стены, перья царапались о камень, но приходилось терпеть, ведь королева так торопилась, что позабыла про поджидающую темень.
Когда она услышала чье-то дыхание, крылья поникли, почти лишившись свечения.
Руби показалось, что лед забрался под ребра, оцарапав легкие и душу, что билась с такой силой, словно уже готова была отправиться в Подземное царство. Казалось, страх оседал на лицо, словно капли дождя, сжимал горло.
Сначала она ощутила пустот, а потом заметила их тени. Руби обернулась и подняла руки, готовая колдовать, но к глазам подступали слезы: их было слишком много, а она сама загнала себя в ловушку. Десяток фигур в черных плащах плыли к ней. С некоторых спали капюшоны, обнажив лица и пустые глазницы, в которых плескалась тьма, словно черная дыра, которая засасывала душу.
Руби выдохнула, чтобы подарить эмоции одной из пустот, сделав ее вновь душой, но не сумела. Страх оплел руки и губы. Руби пискнула и попятилась.
Одна из пустот подошла к королеве и коснулась щеки пальцем с длинным и острым, словно щепка, ногтем. Душа рвалась на волю, едва не рассыпаясь от боли. А пустота сделала порез на щеке, выпуская кровь, дыша холодом.
– Гори в Подземке! – крикнула Руби и оттолкнула пустоту. Руки обожгло, едва она коснулась груди в черном балахоне. Они покрылись волдырями, но королева, забыв про боль, побежала. Крылья пришлось спрятать, чтобы не мешали, но Руби уже поняла, что ее единственный шанс – ящик Тьмы, за которым она и пришла. Не сумеет открыть без некроманта, но сумеет использовать его силы – а этого хватит, чтобы отбиться от пустот, а затем – убить мойру.
– Тебе от них не скрыться! – ледяной шепот, который заставил Руби прирасти к полу. Страх сдавил грудь, лишая возможности дышать. Она озиралась, щурясь, надеясь хоть что-то увидеть, но слышала лишь ледяной шепот. – Королева пепла… иронично, правда? Сделала верный выбор, но все равно проиграла…
Руби шарила руками, пытаясь понять, кому принадлежал голос. Она ощущала приближение пустот, но не могла сделать и шаг. Казалось, с ней говорил мертвец, восставший из могилы, который пытался ее утащить под землю, глубоко-глубоко, туда, где царит покой, туда, где всюду мертвые…
Спины коснулись ледяные руки, оставляя новые царапины и дыры на платье, и это вывело Руби из оцепенения. Закрыв уши ладошками, она понеслась еще глубже, туда, где много лет назад скрыли ящик Тьмы – ключ, что мог взломать Врата Подземного царства…
Руби споткнулась и упала. Из носа потекла кровь, в ушах звенело, а пальцы царапались о мелкие камушки. Она пыталась подняться, но голова кружилась… Разве она так глупа и наивна? Разве же она могла так ошибиться? Неужели без сценария мойры она так безнадежна?..
Сильная рука коснулась ее плеча, заставляя повернуться. Она разглядела темное лицо с пустыми глазами. Ощутила холодное дыхание, которое проникало под ребра, за легкие, касалось души, пытаясь вырвать.
Пустота коснулась груди, а Руби закричала.
– Крылатый случай! И ты моя дочь! – Пещеру залил яркий свет, а пустота исчезла, едва ее пронзил меч.
– Мам? Как ты меня нашла?
Руби поднялась, разглядывая Фейт, что пришла на помощь. Факел ярко горел, согревая теплом и даря свет, что заставлял блестеть злые глаза матушки.
– Думаешь у меня нет твоей крови, чтобы найти?
Руби закусила губу, понимая, что как бы сильно ни душила опека матери, она спасла ее.
– Девочки?
– Акиша за ними приглядывает. Целые. Некромант нас спас, между прочим.
Руби облегченно вздохнула и вслед за матерью пошла вглубь пещеры.
– Это ты виновата во всем, – процедила Руби.
– Знаю. Но и ты тоже.
– Позаботься о девочках.
– Всегда.
Мойра стояла у входа в пещеру, пытаясь опознать новое чувство. Было… страшно? Неужели ее сознание так слилось с телом Флоренс, что сумело ощутить страх? Она приложила ладонь к груди, прислушиваясь к быстрому биению сердца.
Флоренс знала, что Руби ждала внутри. Знала, что королева сумела расправиться с теми пустотами, что она наслала… Как знала и что город, близ которого они были, скоро прозовут городом мертвых, ведь его захватят пустоты.
Но вот что ждало ее в пещере, Флоренс не знала. И это пугало до трясущихся коленей. Она провела вспотевшими руками по серебряному платью, глубоко вздохнула и заставила себя сделать шаг в неизвестность.
Впервые в жизни мойра не знала, что будет дальше, ведь не была режиссером происходящей сцены, а была лишь актрисой, которая слепо шагала по темной пещере, освещая путь огнем, что обвил руки.
Флоренс сжала кулак, заставляя пламя погаснуть. Тьма затащила ее в свою пасть, а шорох повторился: кто-то был рядом. Темнота душила, лишала сил и возможности думать, а мойра лишь билась в голове Флоренс, пытаясь вернуть самообладание. Она не знала, что делать. Не знала, как победить…
– Кровь пролью, чтоб страх ушел, – забормотала Флоренс, проводя ногтем по ладони, чтобы сделать порез, но ничего не вышло. Стихиями управлять было просто, а вот магией – нет. Она резко выдохнула, закусила губу с такой силой, что выступила кровь.
– Что? Режиссер потерял свое кресло?
Флоренс вздрогнула, услышав шепот. Обернулась, вспыхнул огонь, но никого не было рядом. Лишь голос, что проникал под самые ребра, норовя дойти до души, которой там не было…
– Думала, я тебе не отомщу?
Шепот коснулся сердца, заставив мойру закричать от боли. Она рухнула на колени, вжимая ладони в грудь, скуля, щурясь от пота, что заливал глаза.
– Меня коснулся сам хаос, дорогуша. Ты не убьешь королеву, пока она не сделает то, что должна.
Мойра уперлась в пол, песок забился под ногти, царапал подушечки, а боль начала ее отпускать, волнами расходясь по телу, касаясь каждого миллиметра, каждого органа, а в вены словно запустили битое стекло – осколки разбитых судеб, – что неслись вместе с кровью.
– Флоренс… – пискнула мойра, поднимая глаза той, что умерла, но нашла путь назад. – Вот так повороты судьбы…
Она услышала приближающиеся шаги, эхом разносящиеся по пещере, несмело села, но поняла, что боль начала отступать, а присутствие Флоренс исчезло. И тут до нее дошло, что погибшей матери проклятого дитя не было в пещере, она была в ней.
– Взрывоопасные повороты мозга… – пробормотала мойра. – Сюжета, хотела сказать… хотя… нет… мозг, включайся! Нам с королевой еще болтать и играть в светских дам.
Флоренс встала, качнулась, но устояла. Слаба, но все еще на земле. Она щелкнула пальцами, вызвав огонь, и отпрыгнула – так близко оказалась Руби. В глазах королевы плескалась печаль, но не страх. Но хуже была та неизбежность, покорность и принятие скорого исхода, которые утаскивали Флоренс на дно оврага, наполненного липкой судьбой, от которой не спрятаться и не улететь, как бы прекрасны ни были твои крылья.
– Здравствуй, мойра, – сказала Руби, а Флоренс заметила спрятанные за спиной руки и нахмурилась. Как же дерьмово, когда ты не знаешь, что будет!
– Ну и что мы будем делать? Я бессмертна, ты сломала свою судьбу, ведь должна была уже умереть. Ах да… твой муженек валяется у входа в пещеру. Он… – Флоренс замолчала, закусила губу, радуясь, что к ней возвращались силы, выдержала паузу. – Умер, пока пытался спасти девочку из горящего дома.
