Анна Панкратова
Потерянные судьбы
Отгонял незваных гостей Элайджа всегда сам, наслаждаясь эффектом, который производил на людей. Знал, что его называли монстром. Знал, что эту чащу называли проклятой. Из-за него.
Так было бы и в этот раз, если бы он не поддался искушению.
Когда Элайджа нашел чужаков, два паренька рьяно спорили, кто убьет девушку.
– Нам заплатили, чтобы мы ее убили и спрятали тело! Давай! – кипел высокий худой паренек.
– Мойрова тень! Почему я? Сам давай! Я тащил ее досюда! – парировал второй, коренастый и рыжий.
– Не хочу я руки марать… Слушай, мож, так оставим? Неужто слепая девка сама не подохнет в лесу?
– Ну, не знаю… Нам заплатили…
Элайджа покачал головой – к нему забрели алчные дураки. Злость разгоралась, он чудом сдерживал порыв убить на месте – но нельзя. Он поклялся себе, что не будет вмешиваться в людские судьбы, чтобы не привлекать внимание. По Соларису и так ходили слухи, что изгнанный король поселился на болотах, но Кора держала слово и не пускала чужаков на эти земли. Даже хранители душ не могли пройти мимо богини этого леса.
Спор затих, когда Элайджа вышел из-за дерева и сложил руки на груди. Пареньки обернулись. Один, что повыше, пискнул. Элайджа уловил запах перегара и скривился.
– Обижаем слабых? Как же низко вы пали.
Парни переглянулись, второй вытащил нож и направил на Элайджу. Изгнанный король тряхнул темными волосами, что доставали до плеч, и рассмеялся. Карие глаза пылали, казалось, в его зрачках зажегся огонь, что хотел спалить все вокруг; а шрам от улыбки стал еще заметнее – он начинался на веке над правым глазом и безобразной полосой уходил на щеку. Элайджа выглядел лет на сорок, морщинки начали появляться вокруг глаз и на лбу.
– Ну, ребята, на страшного монстра пошли с одной зубочисткой?
– Я умею им пользоваться! – пискнул парень, а пьянчуга икнул от страха.
– А я умею выжигать души, – холодно сказал Элайджа, заставляя парней покрыться потом от ужаса. Его голос эхом разносился по лесу. В глазах пылал огонь.
– Даю три секунды, потом – убью.
Повторять не было нужды. Ледяной тон, казалось, уже начал их убивать. Медленно. Но со вкусом. Словно от их сердец отрывали по крупице, заставляя кровоточить. Нож полетел на землю, а парень кинулся за деревья. Трава шуршала под его ногами, он спотыкался о коряги, но не падал. Пьянчуга же взглянул на девушку, задумался, перевел взгляд на Элайджу.
– Не люблю руки пачкать, – заметил Элайджа, но начал закатывать рукава рубашки, открывая тату на правой руке. Губы изогнулись в усмешке, а зрачки окрасились в красный, они светились – даже горели! – в полумраке леса. И было в них столько холодной ярости, что начинали трястись коленки.
Пьянчуга выругался, запнулся о корень, упал, пополз. Элайджа смеялся ему вслед.
– Вернешься – будешь умирать долго. В муках!
Когда парень скрылся, Элайджа подошел к девушке, присел и тяжело вздохнул. Вот и что ему с ней делать? Он ненавидел, когда обижали тех, кто этого не заслужил, особенно слабых. Но и помогать никому не желал. Ему нравилась тихая жизнь на «пенсии», и впускать в нее кого-либо он не планировал. Как не планировал и тратить дни на помощь невинным.
Элайджа аккуратно убрал прядь с лица девушки и резко выдохнул. Провел пальцем по алым шрамам, что покрывали ее веки и часть щек. Он знал эту магию. Темная, страшная, жестокая. Кто мог сотворить с ней такое?
– Надо бы помочь тебе… – пробормотал Элайджа и нашел нож в траве, задумчиво глянул на сталь. – Избавить от мучений…
Элайджа занес нож, но начал колебаться. Он обещал себе не вмешиваться, но какая судьба ждет эту слепую? Долгая смерть в лесу. Парни правы – путь домой ей не найти. Да и если он ее проводит, какое будущее ей уготовано? Слепой и молодой девушке? Уж лучше скорее дать ей возможность перейти в следующую жизнь.
И когда Элайджа решился и почти опустил нож, ее ресницы задрожали. Он бесшумно отошел, наблюдая, как девушка зашевелилась, открыла белые и безжизненные глаза, а потом дотронулась до затылка, стоная от боли.
Девушка ощупала землю и траву, часто дыша. Позволила себе запаниковать, но потом сделала глубокий вдох и встала. Выставив руки, она медленно двинулась вперед. Плащ цеплялся за корни и палки, ветки хлестали по щекам, но она шла. Врезалась в деревья, спотыкалась, падала, но каждый раз поднималась и шла дальше.
Элайджа ступал следом. Откуда в юной слепой девушке взялось столько воли к жизни? Она стянула с белых волос капюшон. Пушистые ресницы, но безжизненные глаза, красные шрамы, словно паутинки оплетали веки и щеки. Но она все равно была прекрасна. Губы, дрожащие от сдерживаемых слез, заостренное личико, пухлые щечки, несмотря на худобу тела.
Ну и что с ней теперь делать? Не оставлять же погибать в лесу… Хотя, может, не так она и невинна, как кажется? Может, ее желтенькое платье, что выделялось на фоне серого и безжизненного леса, лишь отвлекало внимание. Может, и ослепили ее за дело?
За тысячу лет Элайджа привык не верить внешности. Женщины, даже столь хрупкие и нежные создания, могут творить такое зло, что и не снилось хранителям душ.
И есть только один способ узнать – вмешаться в ее судьбу. Подойти. Коснуться.
Не желая слишком пугать девушку, Элайджа наступил на ветку. Она вздрогнула, прислушиваясь. Он сделал к ней шаг, снова хрустнул, чтобы она знала, что он приближался.
«Смелая… или глупая», – подумал Элайджа, видя, как она выпрямляла спину, ожидая неизбежного.
– Я не наврежу тебе, – сказал он, опуская руки на ее хрупкие плечи, ища кожу, чтобы считать эмоции. Элайджа нахмурился – девушка готова к смерти, ведь слишком разочаровалась в жизни. Печально…
Аврора. Ее зовут Аврора, догадался Элайджа, вспоминая, как Кора рассказывала про ослепленную дочку губернатора Фриги.
Нежно, не желая пугать, он коснулся груди, чтобы считать душу и улыбнулся краешком губ. Провидица. Теперь-то ясно, за что ее ослепили столь темной магией. Добрая, но сильная духом, наивная, но не лезет в карман за словом. Мечтает путешествовать и о семье. Воспоминания, словно осколки, мелькали перед глазами, показывая, как Аврора лишилась матери, зрения, как отец выкинул на улицу… Элайджа нахмурился, едва дошел до того, что произошло с провидицей утром.
– Как грубо, – прошептал Элайджа на ухо Авроры, ощущая, как напряглось ее тело, как быстро забилось сердце. – Бросить слепую невинную девушку в лесу…
– Может, я заслужила.
Элайджа улыбнулся. Не заслужила. Он коснулся щеки, ощущая ее страх. Боится его. Надо бы отпустить ее, но он понял, что уже не сможет. Ему нравилось чувствовать ее, трогать нежную кожу, играть эмоциями, ощущать смятение, переплетенное со страхом, наблюдать, как краснели щеки под его пальцами.
Отпусти. Забудь. Так просто и… сложно. Впервые в жизни чужая душа пробудила в Элайдже столько… тепла. И надежды! Мойровой надежды.
– Идем, дитя. Я защищу тебя.
– Я знаю, кто ты!
Аврора вырвалась, а Элайджа заулыбался шире. Если до этого он хотел вывести ее из леса и оставить на волю судьбы, то теперь всерьез задумался, а не привести ли ее домой, чтобы получше узнать. Он давно не видел провидиц, так еще и душа девушки немало интересовала. Смелая, упертая, добрая, но сейчас хотела лишь мести. Хоть и не решится. Она не приторно чистая, не из тех, кто подставит вторую щеку, едва ее ударят по первой. Нет, она даст сдачи. Найдет обидчика и не пожалеет ладошку, чтобы дать пощечину.
Он вспомнил осколки, что пришли, когда касался души, хмыкнул, обманывая себя, что не рад, что не нашел там даже поцелуев. Да, он может читать только поворотные моменты, и для кого-то первый поцелуй или секс не будет иметь значения и не оставит отпечаток, но точно не на душе юной провидицы, что стояла перед ним.
Чуть позже она спросила, убьет ли он ее, а Элайджа понял, что не сможет. Ее душа еще не готова перейти в Подземное царство, а он не готов отпустить ее, пока не получит ответы на вопросы, что появились, едва он коснулся ее души. Она провидица, но есть в ней что-то еще. И это незнание будоражило аппетит. Так долго Элайджа прятался от мира, общался только со смертными, в мире, где не мог читать души, что не мог отпустить. Желтенькое платье напоминало о детстве, когда он еще мог выходить на поверхность, и подолгу грелся на солнце. Аврора словно возвращала его в те времена, когда на душе было так тихо и спокойно.
– Ш-ш, идем со мной, – сказал Элайджа и поднял ее на руки, коснулся вены на шее, чтобы усыпить.
– Я тоже люблю корицу, – прошептала Аврора, крепко цепляясь за него, но потом ослабла и заснула, повинуясь магии.
Элайджа покрепче прижал Аврору к себе, обещая, что не даст ее теперь в обиду. И обязательно поймет, на что провидица способна, и почему пробуждает столь теплые чувства.
Казалось бы, сердце давно огрубело, разучилось привязываться к людям, но вот Элайджа несет Аврору домой, а в душе просыпается надежда. Может, его пенсия будет не такой плохой, как он ожидал…
– Но я отпущу тебя, если захочешь, – пробормотал Элайджа, разглядывая шрамы на лице Авроры.
И вот, десять дней спустя, он снова шел по лесу, оставив Аврору одну в доме. Переживал, что она поранится, удумает бежать и потеряется в лесу, или еще хуже – что кто-нибудь отыщет его убежище.
Счастье, что та, кто и правда могла навредить, шла сейчас на встречу с ним.
– Кора! – воскликнул Элайджа, наблюдая, как от одного из деревьев отделялась девушка с темно-зелеными волосами почти до земли и коричневой, как кора, кожей.
– Элайджа, мой король. – Кора склонила голову, но на ее губах виднелась усмешка, а в глазах пылали смешинки. – Не ожидала, что ты явишься на нашу встречу. Думала, ты слишком занят своей новой игрушкой.
Кора подошла к Элайдже, игриво закусила губу. Ее тату – символы солнца и луны, ветра и воды, завитушки и линии, что покрывали лицо и уходили по шее вниз под зеленое платье, которое обтягивало худенькое тельце и выделяло упругую грудь, – замерцали пуще прежнего, считывая возбуждение. Элайджа нахмурился, холодно глядя на нее в ответ. Казалось, Кору не смущала его прохлада.
– Это не твое дело, Кора. Ты знаешь, зачем я здесь.
– Неужто наш король влюбился? – елейно пробормотала Кора, взмахнув зелеными волосами. Личико исказилось от злости, но она протянула ему сумку, наполненную вещами. – Зачем тебе слепая?
– Разве не ты привела меня к ней? – скучающе спросил Элайджа, оглядывая мельком содержимое и вешая сумку на плечо.
– Просто сообщила, что у твоего дома чужаки, – томно проговорила Кора, подходя к Элайдже. Она провела длинными, острыми, словно щепки, ногтями по его щеке. – Даже представить не могла, что ты ее потащишь к себе в дом.
Кора почти коснулась губами его щеки, но Элайджа усмехнулся, гневно сверкая глазами. Кора лизнула его шрам и рассмеялась, ведь Элайджа оттолкнул ее. Она не могла его любить – богини – особенно природы – на это не способны, ведь рождены без души. Они – сгусток магии, призваны оберегать свою территорию, живут долгие тысячи лет, пока не сливаются с природой, оставив после себя юную замену, сотворенную так же из магии.
Но они все еще чувствуют, могут быть друзьями или врагами, помогать или вредить, выбирать сторону, на которую встанут. Элайджу Кора уважала, а еще она любила секс, а потому не забывала приставать к нему. Но пока ни разу не добилась его расположения.
– Напоминаю, что ты в моей власти. – Элайджа указал на браслет, что туго сидел на запястье. – Тронешь ее – убью.
– Убьешь меня, – прошелестела Кора, словно трава на ветру, – и этот лес погибнет вместе со мной.
– Плевать. Вырастет новый. Вы, божки, легко заменяетесь.
Кора прыснула, но отошла от Элайджи подальше, обиженно надула губы.
– Убьешь целый лес ради девки, что знаешь пять минут?
– Это не твое дело.
– Я думала, тебе просто стало жаль калеку.
Элайджа коснулся браслета на запястье, а Кора кашлянула, испуганно сверкнула глазами, ее тату мигнули бордовым.
– Первое и последнее предупреждение, Кора. И я должен узнать, если кто-то будет ее искать.
– Деревня уверена, она умерла. Я проверила. Она в твоей власти. Что ты хочешь с ней сделать? – Уверенность возвращалась к Коре. Она подошла к Элайдже почти вплотную, поднялась на носочки, чтобы их лица оказались на одном уровне. Дыхания смешались, а губы почти соприкоснулись. – Что тебе может дать невинная слепая девица? Тебе нужна я, не она.
– Мы обсуждали это. У нас взаимовыгодные отношения. Ты говоришь о чужаках, я не позволяю деревенским изгонять тебя. А сейчас ты найдешь мне нити судьбы.
Кора мотнула головой, отступила от Элайджи.
– И где же я их возьму? Мне вход в ваше царство закрыт.
– Предполагаю, кто может владеть подобным. Она живет на опушке леса, даже не запачкаешься. Ева, богиня похоти. Говорят, она тысячелетиями вилась вокруг самого Хаоса. Справишься?
Кора усмехнулась, кивнула, потом махнула зелеными волосами и, не оглядываясь, побрела в чащу. Она ступала бесшумно, словно парила над землей.
– Найду. И я не трону твою слепую. Пока точно. – Кора обернулась. – Но ты зря тратишь на нее время. Еще увидимся, мой король.
Не дожидаясь, когда Кора скроется из вида, Элайджа развернулся и пошел к дому. Его остановил елейный голосок богини леса.
– Я, кстати, знаю ее отца. Противный такой тип… Мы как-то заключали с ним сделку.
Элайджа остановился, выдохнул, заставляя гнев, что разгорался внутри, погаснуть.
– Говори.
Элайджа развернулся и едва не коснулся носом Кору. Она схватила его за руку.
– Отдашь браслетик… – Кора подняла его руку, провела пальцами вокруг браслета, который не могла тронуть. – Расскажу. Там… много интересного. Тот еще мойров сын, по правде.
Элайджа усмехнулся и, не успела Кора сообразить, что происходило, прижал к себе. Спина богини казалась холодной, как и лес вокруг. Он схватил ее за горло и зашептал на ухо:
– Жаль, у тебя нет души. – От ледяного тона затих лес, Кора замерла, не смея шевелиться. – Выжгу дыру в твоей жалкой груди, если еще раз посмеешь мне указывать.
Кора сжалась, перестала дышать, лишь ее тату почернели, а волосы поникли.
– Я убила ее мамашу по указу Ленга. Он… убил божка соседней чащи, чтобы я могла расширить свои владения, а я позаботилась о ее мамаше. Ленг узнал, что она провидица, только после рождения Авроры. Расстроился жутко… В гневе был. Он ненавидит этих чудиков.
– Аврора? Твоих рук дело? – прошипел Элайджа богине на ухо.
Кора молчала, объятая ужасом. В лесу стало так тихо, словно вся живность вымерла.
– Не я. – Кора почувствовала, как горячие пальцы сжимаются на горле. – Клянусь! Ну же! Прочитай меня!
Элайджа, не выпуская горла Коры, дотронулся другой рукой до ее виска, часто дыша, подавляя гнев. Еще немного – и от леса не останется и щепки, ведь он убьет его богиню, не сдержавшись.
– Допустим. Но ты знаешь, кто это сделал.
– Ленг заплатил местным пьянчугам, – прошептала Кора. – Раздобыл где-то зелье – не знаю где! – дал им, велел ослепить. Выгнал из дома… Думал, умрет где сама. Смелости не хватило, чтобы убить собственное дитя. Но ее мельник приютил.
– Полагаю, Ленг решил завершить начатое?
– Мельника он убил лично. А вот дочь… велел другим. Тем, кого ты видел.
– Откуда знаешь? – Элайджа еще сильнее прижал к себе Кору, сжимая горло с такой силой, что богиня едва дышала.
– Я сплю с ним, – прохрипела Кора. – Нравлюсь я ему… А мне выгодно, что он охраняет мой лес, а то давно бы деревню тут устроили да всех животных сожрали.
Кора закашлялась, схватившись за горло, едва Элайджа ее выпустил. Он же отряхнул руки, словно испачкался.
– Ну? – гневно крикнула Кора, хрипя. – Что теперь? Убьешь меня?
– Не сейчас, – холодно ответил Элайджа и зашагал прочь.
– И это все? А спасибо за информацию?
– Скажи спасибо, что не убил. И я жду нити судьбы, – бросил Элайджа и скрылся за поворотом, оставив Кору в одиночестве.
Элайджа приоткрыл дверь, держа охапку бревен, но, заметив плачущую Аврору, замер. Черствое сердце неприятно кольнуло: и что ему делать с девичьими слезами? Подойти и успокоить? Или дать ей проплакаться и не мешать?
Аврора сидела на полу, прижавшись к дивану, белые волосы разметались по плечам и лицу, пряча шрамы. Она вздрагивала и всхлипывала, плача без слез и растирая покрасневший нос. А Элайджа тяжело вздохнул, понимая вдруг, как хотел, чтобы Аврора смогла найти счастье. Сулит ли ей это, если она останется с ним? Он думал, что нет. Но, вместе с этим, не был готов отпустить, ведь понимал, что идти провидице некуда. И потому что хотел, чтобы она осталась, что скрывать?
Элайджа уже было вышел за дверь, чтобы дать Авроре время поплакать, как она заговорила:
– Я слышу, что ты уже пришел.
Элайджа усмехнулся, качнув головой.
– У тебя хороший слух.
– Как иначе выжить… – пробормотала Аврора и хлюпнула носом. – Прости, что плачу.
Элайджа бросил дрова у камина, присел рядом с Авророй на полу.
– Любые эмоции важны, Аврора, – сказал Элайджа, вглядываясь в ее пустые и безжизненные глаза. – Хочешь плакать – готов подставить плечо. Хочешь кого-нибудь побить – вперед.
Аврора слабо улыбнулась, заправила волосы за уши. А Элайджа продолжал разглядывать ее. Да, шрамы страшные, но его они не пугали, ведь лицо все равно виделось прекрасным, как и ее душа. Он отвернулся, нахмурился. Слишком привязывается. Так нельзя.
– Никто не любит нытиков.
– Это не нытье. Ты имеешь право.
– Просто… – Аврора нашла его руку, несмело коснулась, но Элайджа переплел пальцы, считывая боль и смятение, а еще – наслаждение от их близости. – Я так устала от жизни во тьме… Потеряла маму, отец выгнал, Августа убили. Все, кого я люблю, бросают меня. Люди сторонятся, боясь моих шрамов.
– Я считаю, что ты прекрасна, Аврора.
Она повернулась на голос, от удивления даже перестала дышать.
– Так хочу увидеть тебя, – прошептала Аврора. – Но этот мрак… вечный мрак…
Элайджа провел по ее щеке, коснулся пальцем губ, но потом отдернул руку. Аврора резко выдохнула, тряхнула головой.
– Слышал, слепые люди видят… ничто, пустоту.
Аврора покачала головой.
– Я словно в темной пещере, в вечной темноте. И этот мрак душит… Так холодно и одиноко…
– Иди сюда, согрею.
Элайджа обхватил Аврору за плечи, а она прижалась к груди. Он провел пальцем по шее, считывая боль утраты, страх и смятение, а еще – наслаждение от объятий. Ну вот. Теперь и она слишком привязывается к нему.
«Зря привел ее сюда, – думал Элайджа. – Надо было отвести в деревню да забыть…»
И он знал, что надо бы закончить это все, пока еще не поздно. Но ощущал тепло Авроры, что уткнулась ему в грудь, и понимал, что уже поздно. Пути назад нет.
– Я приготовила праздничный ужин, кстати.
Элайджа улыбнулся – еще по запаху догадался, что его ждет запеченная в духовке картошка с мясом под толстым слоем сыра и майонеза, который так восхитил Аврору. В ее деревне не было супермаркетов и продуктов из Терравила, а потому только у Элайджи она выяснила, что есть такие потрясающие соусы.
– И сколько посуды разбила, пока готовила? – улыбнулся Элайджа. Аврора поцокала.
– Ничего не разбила! – Она несмело провела рукой по его груди, прикусила губу, стараясь скрыть улыбку. – Только соль рассыпала. Слегка… Но я подмела! Идем уже.
Аврора вскочила и потянула за собой Элайджу. Он успел схватить ее за локоть, чтобы она не споткнулась о дрова, что он свалил у камина.
– Я, между прочим, с подарками. – Элайджа вложил в ее руку ручку от сумки, придерживая за дно, ведь та была тяжелой. Аврора несмело дотронулась до вещей. – Твоя одежда.
– Моя? – Аврора вытащила серебристое платье с рукавами-фонариками и шелковой юбкой, струящейся до пола. Провела пальцами по белой вышивке на лифе и корсете и улыбнулась. – Мое любимое платье же! Ты был во Фриге?
– Отправил кое-кого, – отмахнулся Элайджа, вспоминая недовольное лицо Коры, едва та получила указания найти дом убитого мельника, чтобы забрать одежду Авроры. – Наденешь к празднику?
– Только если ты наденешь рубашку!
Полчаса спустя они сидели за столом, ели вкусный ужин, и оба не могли поверить, что проводили день любви друг с другом.
Элайджа периодически нежно касался Авроры, чтобы считать эмоции, и удивлялся все сильнее: она искренне наслаждалась вечером, хоть иногда и грустила по дому. Серебряное платье выделяло талию и небольшую грудь, мерцало от света зачарованных свечей.
День любви – семейный праздник, что собирает семьи и подталкивает влюбленных к признаниям. Жители Солариса празднуют день, в который Любовь вышла из хаоса, зародив жизнь на земле, делятся теплотой друг с другом, веря, что весь следующий год они смогут прожить в гармонии и любви.
– Расскажи о себе, – попросила Аврора, найдя руку Элайджи на столе и трогая манжету рубашки. – Черная, наверно?
Элайджа закатал рукав. Ему нравилось ощущать смущение Авроры, интерес, эти несмелые, но такие теплые касания. Через нее он вспоминал о давно забытых чувствах, которых лишился еще столетия назад, едва занял трон Подземного царства.
– Белая. – Он взял Аврору за руку и провел ее пальцем по черным линиям, что покрывали правую руку. На плече была морда дракона, а туловище и хвост заостренными завитками обвивали руку, уходя на кисть. – Здесь тату. Вот тут – морда дракона.
– Вся рука? – ахнула Аврора.
– Показать?
Аврора задумалась, кусая губу. Он знал, почему она всегда отказывалась, едва он предлагал показать ей что-то: так сложнее смиряться с тем, что без него она не может видеть. Но в этот раз она кивнула, не справившись с искушением.
– Только мне придется рубашку снять! – подразнил Элайджа и щелкнул ее по носу. Щеки Авроры покраснели, но она уверенно кивнула, не думая отступать.
Элайджа коснулся ее века и перевел взгляд на руку, чтобы она могла его глазами разглядеть тату. Аврора несмело провела по изогнутым линиям, задержалась на глазу дракона, пытаясь запомнить местоположение, а Элайджа считал восхищение. Он перевел взгляд на грудь, показывая ей планету, обрамленную сферой, она подняла было руку, но потом смущенно опустила, краснея еще сильнее. Элайджа улыбнулся, едва сдерживая порыв обнять ее, а потом отнял палец от века. – Есть еще на спине, но мне не показать, так как я и сам ее не вижу.
– Почему у тебя нет зеркал?
Элайджа вновь надел рубашку, но не застегнул, ведь, по правде, в доме для него стало жарко. Он топил камин сильнее, чем обычно, чтобы Аврора, что не была рождена в царстве холода и тьмы, не мерзла. Это ему слабый мороз нипочем. Он и в плюс пять может ходить в рубашке.
– Как-нибудь расскажу, – ответил Элайджа, нахмурившись. – Но не сегодня. Давай праздновать!
Аврора улыбнулась в ответ, и они вновь сели за стол.
