Максим Вадимович Багдасаров
В краю несметного блаженства
III.
Доктор Брайан на работе так и не появился. Вех более часа, до половины девятого, просидел на диванчике в томительном ожидании, в надежде повстречать, как ему тогда казалось, единственного человека в Центре, кто обладал схожим с ним ходом мыслей и досконально его понимал. Он насторожился, переваривая в голове то обстоятельство, что Барн Вигель неоднократно во время разговора упоминал Брайана и не в самом положительном свете. Закрадывались совсем уж ненормальные мысли о намеренном увольнении, а то и о более жестоком способе беспричинной расправы с Хемельсоном. Да и дьявольский взгляд директора о чём-то говорил… Сложно было Веху, и не только от работы (о ней – далее), но и от осмысления, что вокруг него творилась какая-то чертовщина, а он был как бы не в теме и потому моментально становился лёгкой добычей для таких зверей, как Барн.
Кейт болела. Поговорить было не с кем. Людей на этаже хоть и прибавилось, но все они выглядели как бесформенные пустышки и приведениями носились вдоль кабинетов. Устав сидеть и слегка потерявшись во времени, Вех, чтобы раздуплиться, съездил (на лифте) к столовой, но та была закрыта, а изнутри доносились шорохи и слышалось какое-то перемещение. Вернулся обратно, вздохнул, пошёл к стойке администрации. Кейт заменяла незнакомка с верхнего этажа, которая размашисто долбила по проекционной клавиатуре толстыми пальцами рук. Причём сама женщина не была толстой: только колбасные ручки полнили её и смотрелись гротескно. Вех попросил у неё «забронировать» пару тел из морга и прикатить их к себе, заранее поблагодарил её, безразлично попрощался и вернулся в 314-й кабинет. После он приоделся в халат, а колпака не стал надевать. «Что ж, придётся самому, в одиночку, оперировать…»
Привезли тело. Взглянув на тусклое лицо испытуемого, Вех качнулся с отвращением и чуть не завопил. Работники морга смотрели на него недоумённо и не понимали, что не так, возвращаться ли им обратно в морг или ждать какого-то вердикта. Всё-таки ушли. На каталке лежал Брайан Хемельсон, и коричневые волосы жидким шоколадом растеклись по его бескровной голове. «Нет! Этого не может быть!» – Парень протёр глаза перчатками. Нет, точно не доктор Брайан, просто цвет волос совпал. Вех успокоился.
Никакого вступительного монолога, как раньше, записывать теперь не надо было, но зато теперь с потолка свисали три округлые камеры видеонаблюдения, которые как бы и не беспокоили Веха, но всё равно легонько душили его своим присутствием. Вех завершил исследование за двадцать пять минут, которые, с непривычки работать одному, показались ему несуразно долгими. Вскрыв череп, он забыл взять экситантин и потому туда и обратно носился к медицинскому ящику. Вколов экситантин, он забыл подключить пластины и потому неаккуратно и наспех втыкал их в экран, дабы совсем не провалить процесс. Короче говоря, набегался вдоволь. Послесмертие вывелось, и это не могло не радовать.
Вех отдохнул пять минут, успев со стола Брайана отправить письмо на стойку, чтобы из кабинета забрали тело отработанное и предоставили ему тело новенькое. В подобном темпе он работал до обеда, до четырнадцати часов (время обеда перенесли на полтора часа; Вех был голоден как волк), затрачивая примерно по полчаса на исследование и по пять минут на отдых, который не приносил никакой пользы, злил и не давал возможности полноценно отдохнуть. Желудок умоляюще трещал.
Закончив ровно в два, Вех с неприязнью оттолкнул от себя каталку с очередным исследуемым, снял халат, мокрый от пота и крови, и бросил его в контейнер, а контейнер торопливо отнёс в прачечную и получил взамен новый комплект одежды. После всей этой беготни он наконец поспешил в столовую.
Возле входа организовалась толпа голодных сотрудников. В дверях кто-то стоял и никого не пропускал. Все ждали некоего вердикта, какого-то разрешения ситуации, ведь не могли же их за шесть часов честной и тяжёлой работы оставить без еды. Разумеется, не могли. Как только невидимый таймер достиг нужной отметки, из столовой раздался громкий треск звонка, словно внутри установили гигантский по масштабам будильник. Ужасный звук продлился невыносимых десять секунд, охранники в дверях, будто загипнотизированные звонком, отодвинулись и открыли широкий проход нараспашку. Люди начали вваливаться внутрь. Первое, что они заметили, было связано с перемещением столов. Если до этого столы стояли в виде змейки и это создавало в столовой какой-никакой простор, то теперь змейка распалась на множество мелких столиков, которые были расположены друг возле друга на максимально близком расстоянии, настолько близком, что даже худенькому Веху пришлось втянуть живот и выпрямиться, чтобы иметь возможность хоть куда-нибудь усесться. Второе изменение – теперь никто не брал еду, самостоятельно подходя с подносом к кухонному окну и набирая себе то, что нравилось. Тарелки с пищей раздавались тремя женщинами с колпаками. Первая возила тележку, забитую большими металлическими ёмкостями и столовыми приборами, вторая считала людей, подготавливала тарелки и раздавала вилки с ложками, а третья черпала еду из ёмкостей, заполняла тарелки, которые ей подавала вторая, тёплой мешаниной и раскладывала их по столам. Женщины довольно быстро управились с работой, и никто в итоге не остался обделённым.
Вех ничего не понимал и находился в упадке сил, но кушать хотел и потому жадно приблизил к себе тарелку со странным жидким содержимым. На удивление пахло очень вкусно, по ноздрям побежал стойкий мясной запах, какой-то слишком стойкий, но по-прежнему было невозможно определить, что за субстанция находилась в тарелке, равно как и невозможно было понять, вилкой ли в неё тыкать или набирать её ложкой. Вех попробовал ложкой – получилось. Вилка была отложена. «Какое-то рагу…» – подсказали рецепторы языка, когда мясная смесь оказалась внутри. С попаданием этой вкусной еды по организму пронеслось ненормальное тепло, ненормальное в том смысле, что даже от самого горячего чая вкупе с самым острым перцем достичь такого уровня тепла не представлялось возможным. Но было отнюдь не жарко, а идеально, ведь тепло не застаивалось в одной точке, а курсировало и по желудку, и по сердцу, и по рукам с ногами, и по области рта. Вторая ложка, наполненная бурыми бугорками, оказалась во рту неосознанно, а затем и третья, и четвёртая и так далее, пока тарелка не осталась пустой. Настроение поднялось на новый уровень, от усталости не осталось и следа.
– Добавки! – приказал Вех с растянутой улыбкой и не только он: по всей столовой прокатились просьбы о дополнительной порции. К сожалению, им отказали, пошутив в ответ, что от безмерного питания животы раздуются, и все взгрустнули. Дабы не оставлять никого в плохом настроении, каждому раздали по маленькой вытянутой баночке какого-то напитка, судя по яркой ягодке на обложке – клубничного. Вех надавил на крышку, банка зашипела и открылась, распространив приятный свежий ягодный запах. Это был сильно газированный концентрированный сок, да ещё и с таявшими на языке клубничными кусочками. Банка опустела за долю секунды, настолько Веху понравился этот доселе неопробованный напиток, который был вкуснее приторного и успевшего поднадоесть витаминизина раз в сто, не меньше. Газы в желудке напомнили о себе, и Вех рыгнул, вовсе этого не заметив.
Пронзительный звон повторился. Его источником служили установленные вдоль стен электрические звонки. Время обеда подошло к концу. Раньше никто не контролировал этого процесса: все сами знали, когда надо идти обедать, и шли; можно даже было прийти пораньше, никто и слова бы лишнего не сказал. Но отныне что-то поменялось в системе. Напрягшись от резкого шума, Вех вскочил из-за стола и вместе с толпой людей покинул столовую. Несмотря на некоторые неудобства, ему всё понравилось, что было довольно странно. Настоящий Вех сейчас бы прокомментировал это нововведение с присущим ему скептицизмом и параллельно бы пробежался по стадному инстинкту, насаждаемому этим дурацким звонком и скоплением сотрудников как на входе, так и на выходе, но, видимо, загадочная еда и загадочный напиток перебили желание на что-либо жаловаться, и, следовательно, он был доволен.
Необычно было осознавать, что после обеда необходимо работать ещё два часа. Раньше обед символически служил окончанием рабочего дня, и люди расходились по своим кабинетам лишь затем, чтобы довершить мелкую работёнку, избавиться от грязной одежды, собраться и уйти домой. Оживлённый Вех поработал ещё с тремя телами, увидел у всех послесмертие, сбагрил тела сотрудникам морга, разделся и принялся готовиться к уходу домой: как-никак, время близилось к четырём. Кстати, обеденная пища, поначалу казавшаяся чрезвычайно сытной, оказалась какой-то никчёмной пустышкой в желудке. Парень снова был голоден. Он мечтал увидеть дома Рокси, которая несомненно приготовила нечто вкусненькое, сесть за кухонный стол и начать уплетать свой второй обед за обе щеки, но его желание побыстрее уйти с работы так и не воплотилось в жизнь, и причиной этому послужил неожиданный приход к нему Барна Вигеля. Барн ворвался в 314-й кабинет, как ужаленный в одно место, молниеносно и с громким хлопком дверей за собой.
– Вех-Вех-Вех! – Он опять прихватил его за плечо. Видать, нездоровая у директора была привычка – всех хватать за плечи.
Барн в двух словах поделился неприятной новостью: мол, на пятом этаже произошёл серьёзный сбой серверов с документами и все файлы перемешались местами, и теперь надо бы привести всё это в порядок и расфасовать, но вот незадача! – все сотрудники пятого этажа уже покинули Центр Послесмертия, и некому больше заняться этим делом.
– Справишься? – То есть это была вовсе не просьба, а принуждение, отказ от которого не предполагался.
– Сколько времени займёт работа? – меланхолично поинтересовался Вех.
– Верни на место хотя бы половину файлов. За часик управишься. Завтра всё доделают сотрудники. На, держи карточку для прохода в архив. – Пластиковая карта с белой полоской посередине оказалась у Веха между пальцами. – Пятый этаж, номер архива – 526. И – спасибо тебе огромное.
Парень не ушёл сразу, а решил поговорить о наболевшем.
– Вы случаем не знаете, что приключилось с доктором Брайаном? Он не вышел на работу, и это обстоятельство, знаете ли, сильно меня подкосило. Мы с ним привыкли разделять обязанности во время работы, а сегодня, по причине его отсутствия, мне пришлось заниматься исследованиями, полагаясь исключительно на собственные силы.
– Знаю, конечно, – отвечал Барн. – Доктор Брайан, как ни прискорбно, слёг с ангиной. Я сам узнал об этом буквально час назад. Его увезли в Центральную Городскую Больницу. Сожалею, Вех, что тебе пришлось провозиться с исследованиями в одиночку, но пока я не могу предложить тебе достойной замены мистера Хемельсона. У нас каждый сотрудник на своём месте, сдвинуть никого не получится.
– Хорошо, да и не надо никого, сам управлюсь: пока привыкнешь к чужому ритму работы, к чужому характеру, пройдёт неисчислимое количество времени. Ангина? Серьёзно? Вот блин, страшно за доктора Брайана. Я, может, в скором времени навещу его в Центральной Городской Больнице, проверю, как он.
Барн Вигель взбудоражился, услышав о намерении Веха посетить Хемельсона, но своих бурных эмоций не выказал, а просто прокашлялся и собрался уходить.
– Да-да, разумеется… Всё, хватит болтать, мне пора, и тебе тоже. Как закончишь с архивом, карточку оставь на стойке у них на этаже.
Директор помчал к выходу, оставив Веха позади, и бесследно испарился.
Вех задержался в архиве аж до шести вечера, и не потому вовсе, что Барн обманул его со временем работы и наделил гигантской нагрузкой, а потому, что не мог он оставить дело на полпути, и по этой причине он распределил по местам не половину файлов, как просилось, а все. Ещё и по алфавиту эти файлы на компьютере разложил. Теперь сотрудники пятого этажа могли не волноваться и спать спокойно, без лишних размышлений, хотя они и так наверняка даже не догадывались, что директор их втайне проник в архив и специально нашкодил в серверах, лишь бы нагрузить Веха…
Выходил Вех из архива, находясь в состоянии второго дыхания, и его организм совершенно позабыл о том, что такое усталость. Состояние это сопровождалось нестерпимым желанием делать, делать, работать, творить что угодно, но главное – не останавливаться. Если бы в дверях показался настойчивый Барн и попросил разгрести документы ещё один раз, то Вех безотказно вернулся бы в архив и продолжил копаться в серверах как ни в чём не бывало и даже, вероятно, со свеженькой улыбкой на лице. Но никакого Барна не появилось. Была пора отправляться домой.
Несмотря на открывшееся второе дыхание Вех всё же решил прокатиться на рельсобусе, а не идти пешком. Темнота, из которой он выходил утром и в которую возвращался сейчас, повлияла на него неблаготворно. Закружилась голова. Создалось впечатление, что он не пробыл Центре Послесмертия одиннадцать часов, а просто мимоходом зашёл погреться и, за короткий срок согревшись, вышел обратно на улицу. Казалось, что до сих пор было утро. И необходимо было к этому привыкать. Зима, наверное, поэтому и кажется многим такой затянутой и неторопливой, ибо она ломает временные границы. Люди начинают свой день вместе с тьмой и вместе с ней же его и заканчивают, хотя, по привычке, до тьмы настоящей, то есть не зимней, а биологической, остаются долгие часы.
Рокси распереживалась и встретила парня крепкими объятиями.
– Меня задержали на работе, – принялся объясняться Вех, не выпуская девушку из рук. Отведя усталый свой взгляд (он только сейчас, по приходе домой, понял, что устал необычайно; запал его исчез окончательно) в сторону, он увидел маму, которая кашеварила что-то на плите в большой кастрюле, изредка помешивая и пробуя готовившуюся жидкость на вкус. Пахло супчиком. От голода выработалось обильное количество слюны. Он жадно её проглотил.
– Привет, мой малыш! – произнесла мама, заметив Веха, и легонько помахала ему половником.
– Приветик, мам… нальёшь мне тарелочку? Это суп?
– Он самый. Рыбный. М-м, какая вкуснятина! – Она отпробовала ещё. – Почти готов. Совсем чуть-чуть, и будешь ужинать.
Дальнейший разговор перехватила Рокси.
– Ты теперь всегда будешь приходить так поздно? – обидчиво, но понимающе спросила девушка.
– Нет, это только сегодня так вышло. На пятом этаже в Центре сбой серверов произошёл, а исправить его некому, кроме меня: все домой поуходили. Вот я и припозднился. Обычно я буду работать до четырёх часов, а затем домой.
– Ты большой молодец. – Рокси одарила парня поцелуем. – Помнишь, рассказывал мне про увеличенный еженедельный паёк за работу? Сбылось. Сегодня днём доставили. Огромная запечатанная упаковка, и написано на ней: «Домашний-увел. НИЦИП». В общем, еды у нас теперь – хоть отбавляй, и всё благодаря тебе, Вех.
– А я пожаловаться хочу! – вдруг вступила в полемику Элла, уловив разговор молодых людей. – Невзирая на размер пайка и на количество еды, я заметила, что качество этой самой еды заметно упало. Есть, конечно, можно, но, на мой взгляд, то, что предлагалось в обычном «Домашнем» пайке, было несколько свежее и сытнее. Видать, упор сделали на количество, а про качество забыли. Плюс треть пайка занимают какие-то безделушки: баночки лимонада и маленькие сладкие батончики. В общем, сомнительный прогресс, но вам, молодым, может быть, придётся по вкусу.
Сын ответил:
– Не забывай, мама: город сейчас на пределе, и страшные события случаются на наших глазах – самая настоящая революция, гражданская война. С лёгкостью могут возникнуть перебои с поставками, может даже начаться дефицит. Так что возрадуйся, что вообще с едой сидим и что-то тут готовим.
– Так и поступлю, – отрезала женщина. – Возрадуюсь.
Приготовленный рыбный суп долго остывал. У Веха за это время успел пропасть аппетит и снова появиться. Когда Вех наконец попробовал, отобрав себе жирную рыбную дольку, то почувствовал не то что отвращение, а какое-то непонимание по поводу того, что он вообще ест. У супа отсутствовал всякий вкус. Посолил – нет результата, поперчил – всё равно ни в какую вкуса не прибавляется. Мама заметила, что сыну что-то не нравится, и сама снова попробовала собственноручно приготовленное блюдо, испугавшись: не намудрила ли чего по ошибке? Нет, не намудрила, а даже как бы перемудрила и только в положительную сторону – вкуснятина оставалась вкуснятиной, и никакой дополнительной соли, а уж тем более перца добавлять в суп необходимости не было.
– Ты в порядке, Вешик? – прилетел вопрос от мамы. Рокси, впервые услышав столь ласковое искажение имени Веха, непроизвольно хихикнула.
– Я-то в порядке, – отнекивался Вех, – а вот с твоим супом что-то явно не в порядке! Не хочу обижать, но… суп на этот раз получился совсем никудышным. Я его и посолил посильнее, и перцем посыпал – ничего не помогает! Будто воду, безвкусную жирную тёплую воду, себе в рот заливаю.
– Подозрительно. Я взяла ложечку – объедение! Всё-таки мне кажется, что ты очень сильно устал и организм твой просто-напросто не может воспринимать пищу.
– Не устал я! – вскрикнул Вех от некоторой досады, что с ним возятся как с ребёнком, и поэтому, будучи донельзя уставшим, он и ответил прямо противоположно тому, как было в действительности. – И вообще, своя еда вкуснее кажется, это закон. А ну, Ро, возьми и попробуй!
Рокси нагнулась к остывавшей кастрюле, уловила притягательный пар, который отдавал домашним уютом, взяла половник и с него аккуратно опробовала, без рыбы. Нескольких капель ей хватило, чтобы определить и заключить во всеуслышание, что суп – язык проглотишь. Вот и встали две женщины, как фигуры атлантов, перед Вехом и укорительно посмотрели ему в глаза, или Веху мерещилось, что в их взгляде наблюдался укор… По крайней мере, они смотрели на него, а уж что виднелось в их глазах, разглядеть он не мог, ибо зрение его слишком расплылось, чтобы иметь возможность обращать внимание на такие сущие пустяки.
– Приляг в постель, сынок, – сказала мама с ноткой лёгкого приказа в интонации, – а суп я оставлю: вдруг проснёшься и кушать захочешь. У тебя всё лицо пожелтевшее. Бедняжка!
– Ладно-ладно… пойду лягу…
Вех прекратил отрицать свою серьёзную усталость и сдался. Мама взяла его под руку и сопроводила до спальни, где он разделся, залез под одеяло и поместил голову на прохладную подушку. Тело его отключилось, он не мог пошевелиться, глаза слипались, словно зарастая навсегда.
– Я немножко… мам, я немножко полежу, посплю чуть-чуть, хорошо? – бредил он, находясь на пересечении сна и реальности. – Я не устал, я чуть-чуть полежу…
– Спи-спи, – волнительно прошептала мама. Она закрыла дверь, оставив сына в одиночестве и темноте, и пошла к Рокси.
У неё с девушкой на кухне (Рокси ужинала супом; так бы они давно ушли во вторую спальню) вспыхнул разговор о самочувствии Веха, и обе в итоге сошлись на том, что такой резкий переход с шестичасового на восьмичасовой рабочий день да ещё и двухчасовая задержка после него явились причиной упадочного и даже болезненного состояния парня. Оставив тарелку пустой и проведя языком по губам, Рокси предложила Элле прогуляться, и та охотно согласилась, уставшая от готовки и сидения дома.
Они гуляли почти два часа, успели дойти пешком до самой библиотеки, от неё, по диагонали, прошвырнулись до Центрального Городского Парка и вернулись назад в Перспективный. Молчали, говорили мало, а просто погружались в атмосферу подступавшей зимы. Погода располагала к подобного рода прогулкам, будучи, с одной стороны, мягкой и бесснежной, но с другой стороны – отнюдь не тёплой. Рокси всей душой отдавалась приятной обстановке, в то время как Элла шла в угрюмости и с серьёзным лицом. Дело в том, что сегодня она прогуляла работу в Центре Документации, и на это были свои причины. Переезд к Веху, который, по мнению самого Веха, должен был вернуть её на безболезненный и праведный жизненный путь, ничем не помог в достижении этой цели, а только усугубил внутреннее её напряжение от невозможности встречи с Ролгадом, так как отдалил её от места, которое связывало её с пропавшим мужем. Хотя внешне и могло показаться, что она от близости с Вехом потихоньку пришла в себя, прозрела и покончила с дурными мыслями о Ролгаде, о картинах с ним и о своей кончине, но то был всего лишь приступ мимолётной радости, однако никакая мимолётная радость не могла заглушить долгого, десятилетнего страдания. «Восемьдесят – и на этом всё», – вертелась навязчивая мысль у неё в голове. Разумеется, по этой причине о какой-то там работе она напрочь позабыла.
Когда Вех в субботу забирал её к себе в квартиру, она произнесла в бурном туманном недомогании, что осталось ей написать всего три портрета Ролгада, перед тем как, по её словам, «раствориться в вечности». Так вот, один портрет она завершила в первый же день нахождения у Веха, пока тот спал вместе с Рокси в послеобеденное время, и спрятала его под кровать во второй спальне. Со вторым портретом случилась весьма интересная, но в то же время до мурашек по коже история. Элла жутко торопилась с рисованием и потому не нашла лучшего времени для рисования следующей картины, чем глубокая ночь с воскресенья на понедельник. Отоспавшись несколько часов, она проснулась в половине пятого утра и принялась за работу. Мысли шли туго, руки дрожали, карандаш (сначала она делала простой карандашный набросок) не хотел слушаться, и за час только и получилось, что вывести на холст очертания лица Ролгада.
Теперь, должно быть, многие поймут, к чему было дано это предисловие. Как известно, в полшестого Вех поднялся с постели и засобирался на работу, предварительно осмотрев мамину комнату. Здесь они имели все шансы встретиться друг с другом и обязательно столкнулись бы в ночи, если бы Веха не подвела сонная слепота и если бы Элла не успела среагировать на внезапно возникшие шаги. То есть парень за спавшую маму принял торчавший над кроватью бугорок одеяла, в то время как мама пряталась за самой кроватью и молилась, чтобы он сюда не подошёл. Всё прошло для неё идеально, Вех ушёл из дома, а она продолжила трудиться над портретом в полумраке и без опаски, правда, дополнительно проверив, точно ли спит Рокси. Ну и история!
Третий портрет, оконченный на девяносто процентов, пылился в студии дизайна, и для окончания своего дела Элле оставалось захватить его, провести парочку финальных штрихов и со всем расправиться, но прежде – с жизнью… И завтра она собиралась воплотить свой безумный план, отдав Ролгаду дань памяти в виде восьмидесяти портретов и последовательно отправившись за ним. Но ничего не выдавало в ней этого плана, за исключением одно угрюмого вида, который мог возникнуть по сотне выдуманных причин: до такой степени научилась она скрывать от всех истинные эмоции и в первую очередь – от своих близких.
Вернувшись домой, женщины застали Веха ещё спавшим. Будить его не стали, расположились в соседней спальне, включили новости. По каналу новостной компании «ИнтерНьюз» верещали, видимо, ни на секунду не прекращая, про захваты Министерств Культуры и Безопасности, несмотря на то что их вертокоптер был сбит в субботу, и невольно возникала мысль о том, что директору «ИнтерНьюз» стоило бы в знак минимального протеста переменить тему. Мистер Крауди однажды уже поговаривал о возможности «посетить» (понятно с какими целями) некоторые средства массовой информации. Кто знает: быть может, вопреки нежеланию советника, он всё же разослал по новостным компаниям своих людей – «разобраться». Даже ведущие – лет тридцати мужчина и женщина в тёмных костюмах – хотя и не улыбались всей шириной своих ртов, но всё же передавали через экран энергию исключительно положительную, вследствие чего вся эта новостная картина выглядела гротескно и фальшиво.
Под конец выпуска женщина перехватила инициативу и сообщила: «Сегодняшним днём Служба Чрезвычайной Сохранности без всякого боя сложила полномочия и отреклась от дальнейшей деятельности до момента окончательного закрепления новой власти в лице представителей партии «Нарост», главой которого является до сих пор безымянный мистер Крауди. Глава Службы Чрезвычайной Сохранности – заместитель Председателя по вопросам государственной безопасности – сэр Клейн Ортон – связался с мистером Крауди, присягнул ему и заявил об отсутствии необходимости устраивать новый штурм, так как весь штат сотрудников был переведён с военного уровня готовности на мирный и проинформирован об установлении новой власти, а все несогласные с этим условием были освобождены от службы. Также Ортон добавил, что провёл беседу с Председателем в его поместье, в ходе которой Председатель сообщил о намерении провести завтра финальную речь, где он изложит своё понимание произошедшего четвёртого ноября, в последний раз обратится к гражданам и, самое главное, добровольно передаст управление страной в руки партии «Нарост» и лично мистера Крауди. Исходя из этого, все планы по насильственному захвату государственных учреждений отменяются и более не действуют. Мы с нетерпением ждём завтрашних слов Председателя, который так долго находился в стороне, не проявляя никаких признаков политической активности, и готовимся к прямой трансляции данного события».
– Это что же, получается, всё, конец старой власти? – растерянно спросила Элла, при этом не преследуя цели быть услышанной и получить ответ. В её уме прогремел настоящий праздник. Концом Правительства она ознаменовала конец и для себя самой. Услышанное стало знаком, для неё будто сама жизнь подготовила это всеобщее мероприятие, и она этому знаку верила как объективности, никак от неё не зависевшей.
– Да, судя по всему, конец… – расплылась в мыслях Рокси. Услыхав о партии, она представила себя партийным работником, парторгом, носящим определённую форму и выполняющим определённые поручения, в основном – мелкие. Никакая высшая власть её не интересовала, а просто хотелось найти себе место, пусть даже крохотное и незаметное, но которое всё-таки приносило бы пользу. Размышления заворожили Рокси, и она сидела как блаженная, с поднятыми вверх зрачками, думая о своём.