Максим Вадимович Багдасаров
В краю несметного блаженства
Для нападавшего этот выстрел послужил призывом к действию. Волк перестал прятаться и с диким рычанием выпрыгнул на парня. По размеру он был похож на среднюю собаку, а Вех от испуга представлял этого зверя минимум в два раза крупнее себя самого. Но зато длины у хищника было не отнять – в длину он насчитывал не менее полутора метров. Все эти параметры волка Вех проанализировал уже после столкновения, а пока покрытый серой шерстью негодяй подлетел к его ногам и вцепился в район голени, но не задел кожи или плоти, а остановился остроконечными зубами на плотных штанах и дальше продвинуться не смог. Вех при этом всё-таки обрушился на мягкую землю. Воспользовавшись положением и отсутствием боли, которая, по его мнению, должна была присутствовать от укуса, он покрепче взялся за пистолет и совершил три выстрела, нажимая на спуск, как бешеный. Один выстрел пришёлся волку в лоб, два – в шею. Звериная хватка тут же ослабла, и мёртвый хищник повис на штанине Веха. Парень оклемался, встал со снега и отцепил тяжёлое животное от себя.
Волк был не один, и перед свой смертной участью он привёл с собой гостей. Наверное, в качестве приглашения как раз был использован вой, который раздался на всю округу и привлёк других представителей стаи. Второй серый зверь напал исподтишка, сбоку, и конкретно его укус в ляжку Вех прочувствовал во всей полноте болевых ощущений, но везение всё равно было на его стороне: совершив подлую атаку, волк не вцепился и не продолжил вгрызаться в его ногу, а отпустил добычу и отступил на приличное расстояние. Держась одной рукой за пораненное место, Вех поднял пистолет повыше, пальнул вслепую два раза и не попал, однако припугнул злодея так, что тот в спешке ретировался с поля боя, поджав хвост и видимо не порываясь повторить несчастную судьбу своего собрата. Внезапно завопила Рокси.
В то время как Вех упорно отбивался сначала от одного, а затем и от другого волка, третий (и наряду с этим последний прибежавший) клыкастый монстр учуял беззащитную девушку за деревом, припал на передние лапы и набросился на спину Рокси. Стрелять по нему было небезопасно, прежде всего для самой девушки, ведь санитар леса извивался и мельтешил перед глазами, приглядываясь и выбирая, в какое бы место укусить. Что удивительно, Рокси, заметил Вех, вовсе не пыталась дать зверю сдачи, не лупила его по морде, не дёргала за лапы, не елозила по снегу и не выказывала стремления освободиться из когтистых объятий, словно она была неживой. Этот факт больно ударил в душу и вынудил сократить дистанцию стрельбы. «Не могла она умереть!» – утешался Вех.
Подойдя ближе и остановившись на пяти метрах, он поймал удачный момент, когда волк был повёрнут к нему боком и тело его виднелось как на ладони. Зверь не замечал близкого присутствия и игрался с телом Рокси, перекатывая его и купая в сугробе напротив дерева. Вех забыл об экономии боеприпасов и продырявил середину левой боковой стороны волка оставшимися шестью пулями. С каждой пулей, проникавшей в живую мякоть, хищник становился всё слабее и неживее, пока окончательно не рухнул подле девушки, слегка окровавив её одежду.
– Нет, нет, нет! – проронил Вех, приблизившись к бездыханной, постепенно терявшей тепло девушке, заглянув в её лицо, вглядевшись в две закрытые полоски глаз со слоем густых ресниц, на которых таяли опавшие с веток снежинки. – Быть не может! Быть не может! Волк даже не покусал тебя! – сделал он обнадёживающий вывод, с ног до головы осмотрев всю её одежду. Был виден только длинный след от когтей на задней стороне куртки, но он не был глубоким и потому не коснулся спины. – Ты испугалась, Ро? Ты хорошенько испугалась и потеряла сознание? Да? Ничего, я понимаю. Ну же, подымайся, полезай на мои плечи, во-от так!
Никуда Рокси не полезла и полезть не имела возможности ввиду своего беспамятства. Вех разговаривал сам с собой, дабы не свихнуться. Это он взвалил тело девушки себе на плечи и неизвестно каким образом умудрился не только устоять на ногах после непредвиденного утяжеления, но и продолжить неспешное продвижение к границе. Расчищать снег сапогами, как до этого, было невозможно вследствие неподъёмности ног. Сугроб потихоньку обволакивал его ноги, и это походило на незаметное летнее вхождение в ласковые воды тёплого моря, но в реальности снег выступал в роли недоброжелательного преследователя и соперника, с которым приходилось бороться посредством втаптывания его в землю и оставления на нём следов от подошвы.
В Вехе проснулась сила, стихия и масштаб влияния которой доходили до божественных величин. Это не поддавалось и не поддаётся лексическому описанию или объяснению, как не поддавались и не поддаются описанию и объяснению (логическому, материальному) истории тех, кто, к примеру, с окостеневшими на морозе, омертвевшими конечностями смог проползти без еды и воды под сотню километров и выбраться к цивилизации, кто, при виде пожара в чужом доме, чувствуя нравственный долг, несколько раз заходил в пламя, покрывался чёрным дымом и вдыхал его, но покидал дом с женщинами, с детьми, со стариками на руках и тем самым спасал их, кто бросался в ледяную воду, чтобы вытащить провалившегося под лёд ребёнка, кто на войне день за днём отстаивал священную свою Родину, каждый её клочок, каждую деревушку и каждый городской объект, кто живым щитом вставал под пулемётную очередь, давая попавшим в беду товарищам возможность унести ноги, кто выживал в пустыне, кто совершал мягкую аварийную посадку заклинившего самолёта, наполненного людьми, кто не отпускал руки лучшего друга, по неосторожности повисшего над километровым обрывом… Всё это – проявление божественного в человеке, тесно переплетённое с совестью, с настоящей, а не показушной человечностью. Историй таких достаточно, для того чтобы сформировать некую статистику, но, во-первых, герои обычно предпочитают молчать и не любят хвастаться, не говоря уже о тех, кто безвозвратно взамен чужих жизней отдал свою, а во-вторых, статистика эта мало кому будет нужна или интересна. Многие индивидуалисты пройдут мимо неё, скорчат недовольную мину и хитро спросят сами у себя: «Зачем тратить свою жизнь на кого-то кроме себя любимого, а уж тем более – жизнью своей ради какого-то незнакомца жертвовать?» А простые люди, более коллективные (имеющие семью и обитающие в своём кругу общения) остановятся, присмотрятся, вздохнут, однако через минуту позабудут, о чём таком они вздыхали. Таких (большинство) сверху любят «подкармливать» чем-то шокирующим, любят засорять им мозги, держать их в неравновесии, в вечном состоянии выбора, но при этом ни одна их извилина не пошевелится и не изменится ничего в набитых их головах. Вздыхают и радуются, вздыхают и радуются, взлетают и падают духом – бесконечно, – но не хотят меняться, наблюдают жизнь со стороны, смеются над ошибками других, а сами ошибок не совершают, потому что повально бездельничают. Нельзя ошибиться, находясь в бездействии.
Вся боль, все негативные чувства Веха отныне не имели телесного и душевного пространства для распространения и по этой причине безрезультатно пробовали пробиться внутрь организма, из которого они были выгнаны. Душу и тело парня занимало исключительно желание, стремление, высокая мечта (можно назвать это ещё кучей слов-синонимов) – спасти Рокси, вдохнуть в неё жизнь, не позволить ей погибнуть, не оставить её в этом гиблом местечке. Он приобрёл черты натурального сверхчеловека. Лишившись боли, лишившись страха, лишившись всего в мироздании, за исключением безжизненного, но бесценного груза на своих железных плечах, он стойко пробирался к границе, и часы, также наделённые всевышней энергией, летели за ним и толкали небесный купол, ускоряя ход ночи. Семь, восемь, девять, десять часов – кого вообще волновало какое-то дурацкое время среди снежного ничего? Что днём, что ночью – одно и то же, одна и та же душераздирающая пустота! Важнее всего была Рокси и оказание ей помощи в смертельной схватке за жизнь. Больше – ничто. Ничто не существовало и не могло существовать, пока Рокси не очнётся в безопасности, окружённая заботой. В таком ключе размышлял Вех, последовательно приближаясь к концу страны, которой он посвятил четверть жизни. Что за этой страной? Что за этой границей? Он не знал точного ответа, но догадывался: само собой, другие страны, новые границы. Но примут ли там его с Рокси? Вопрос оставался открытым. Вместе с тем он не хотел отрываться от своей земли. Как он уже успел заявить девушке, сидя с ней на вагоне и только отправляясь в дальнее путешествие: не будь её рядом с ним – он беспрекословно бы остался в столице и учинил безжалостную борьбу с государственным фашизмом, с партией «Нарост» – источником этого фашизма. И это были не пустые слова.
Далеко за полночь Вех увидел высокие полосатые столбы, тянувшиеся, точно по горизонту, с запада на восток и охватывавшие бескрайние просторы. Они проходили, скорее всего, по искусственной возвышенности, до которой сперва необходимо было подняться. Неисчерпаемая сила, продолжавшая пронизывать Веха приятным облучением, позволила это сделать без всяких проблем. Столбы не были обтянуты ни проволокой, ни сеткой, они предназначались не для защиты, а для простого соблюдения формальностей и визуального разграничения территории, но проходить через них было страшно. Невольно закрадывалась дурная мысль, что по пересечении границы либо с прежней, либо с новой стороны неизвестно откуда прибегут солдаты-пограничники, страшным голосом прикажут остановиться (иначе расстреляют на месте), бросят лицом в снег, закуют в наручники, уведут в штаб и после всех кругов ада приговорят к длительному заключению за шпионаж. А может быть, прибегать никто и не будет, но тогда вместо этого широкое заснеженное поле в воображении представлялось полем минным. Хорошо замаскированные белые взрывные устройства втихую поджидали гостей, которым здесь никто не был рад и от которых поэтому следовало бы избавиться. А может, и мин никаких тут не было, иначе волки, как успело выясниться, обитавшие в данном ареале, постоянно бы на них напарывались и подрывали себя. «Нет, ничего подобного нет, – решил Вех. – Кому я сдался в этой бездонной воздушной оболочке, наполненной снегом и деревьями?»
Миновав столбы, он ощутил себя не в своей тарелке, и переживание это продлилось до того момента, как граница перестала носить физический характер, то есть перестала ощущаться им как нечто имеющееся в объективной действительности. «Что дают эти уродливые пунктирные палки? От них ровным счётом ничто не меняется. До них была зима – и после них зима, до них была ночь – и сейчас ночь. Ни единого видимого различия. А палки зачем-то стоят, вкопанные в мерзлоту. Видать, чтоб волки не заблудились…»
Сойдя с возвышенности и пройдя очередной километр, Вех попал в лесок с низкими и тонкими голыми деревьями, длинные ветки которых, цепляясь друг за друга на высоте, образовывали аккуратную арку. Снежные хлопья проникали сюда гораздо реже, и снег в леске был насыпан как бы для украшения, с целью не оставлять на этом месте зияющую дыру опустошённой и бестравной, до весны, земли. Закрученные и спиральные окончания веток вырисовывали на деревьях буквы доныне неизученного природного алфавита. Вех силился прочесть эти буквы, составить из них слова, из слов – предложения, а из предложений вывести полноценный текст, личное ему послание в эту нелёгкую пору, но не добился особого результата и лишь замылил свой взгляд.
Лесок кончился, так и не успев приесться Веху, и по его окончании началась тягомотная плоская структура. Одни бесформенные кривые верхушки деревьев, окружавшие поле со всех сторон, но казавшиеся такими недосягаемыми, вкупе с лёгким ночным затуманиванием устанавливали предел обзора. Погода стабилизировалась и была ясной. Убывавшая, частично тускловатая луна укладывала на снег ровные полукруглые линии и освещала путь. Она начала падать с присущей и ей, и солнцу грацией, плавно и выверенно. Ночь медленно сдавала свои позиции.
Сугроб под ногами Веха внезапно пропал. Парень, не ожидав такого, шагнул, закачался-зашатался, задрожал, но справился и восстановил равновесие. Вместо сугроба под собой он обнаружил не ногами, а широкой лопатой сгребённый снег и, соответственно, широкую удобную тропинку. Вех очутился посередине этой тропинки и не мог понять, в какую сторону ему по ней двигаться, что, впрочем, в тот миг совершенно его не волновало, ведь само наличие этого прохода, этого островка цивилизации в океане земной пучины взбудоражило, возбудило его, вселило в него долгожданную надежду и довело до слёз радости. Находясь одновременно как в прострации, так и в чрезмерном волнении, не зная, куда деть подлетевшую до уровня небес энергию, переживая весь спектр эмоций, слившихся в одну-единственную мутную эмоцию, которая выражала неизвестно какие ощущения, – он повернул направо и устремился по тропинке, простиравшейся далеко вперёд. Она вела его вверх на холмик, по достижении которого Вех попал в целую сеть раскопанных от снега дорожек, не только ведших напрямую по четырём основным направлениям, но и протягивавшихся северо-западнее, юго-восточнее и так далее по диагонали, спирали и волнистой линии. В этом лабиринте он не стал умничать и применять особые мыслительные навыки и двинулся, как ему казалось, по самому простому пути. В конечном счёте это привело его к ещё одному полю, которое на фоне предыдущего поля выглядело по-настоящему гигантским и необозримым. Вех заметил крошечные чёрные точки, разбросанные по всей его площади и в особенности сосредоточившиеся в середине, и по дорожке побежал к ним. Это были чьи-то домики.
Когда первый, самый близкий дом оказался у него перед носом, он поднял голову и осмотрел его. Добротное деревянное двухэтажное жилище тёмно-коричневого цвета с просторной верандой. Свет внутри нигде не горел. Пробравшись на веранду, Вех снял с себя Рокси, усадил её и облокотил на перегородку в виде заборчика, избавился от рюкзаков, подошёл к узорчатой двери и изо всех сил постучал в неё. Он грыз руки и молился, чтобы ему открыли и помогли. Двухминутное молчание и бездействие со стороны жителей дома вскоре обернулось открытием двери, но осторожным и недоверчивым. Из появившейся щели на Веха глядел не хозяин, а круглое дуло ружья.
– Кто такой? – раздался крепкий, но заспанный мужской голос.
– Мне нужна помощь, – заверещал парень приглушённо, – у меня тут девушка…
– Ты стрелял? – не слушая Веха, настойчиво продолжал допрашивать голос.
– По волкам… из пистолета. Они на нас напали… Слушайте…
– Тихо, ничего не говори. Сдай оружие или медленно положи его на землю.
Вех вытащил разряженный пистолет так неторопливо, как только мог, и оставил его лежать у своих ног, а затем вновь поднялся перед хозяином.
– Отойди, – скомандовал мужчина. Когда Вех отдалился от двери, он распахнул дверь, вышел на порог, поводил ружьём влево-вправо, убедился, что кроме пострадавшей девушки с парнем никого нет, убрал ружьё и сказал: – Заноси девчонку.
Глава 12. Новая жизнь.
I.
С момента оказания Фландером (так звали мужчину) помощи Веху и Рокси прошло два часа. Было семь утра, темнота начала растворяться, но по-прежнему концентрировалась на мрачном небесном полукруге. Вех не рухнул в постель с набитым мягким сеном матрасом, выделенную ради него и девушки для восстановления сил, нет, он только ещё сильнее оживился и чувствовал таинственный прилив дополнительных сил, поэтому, когда они вместе с Фландером освободили Рокси от мокрой зимней одежды и уложили её под густое одеяло, он взялся за разговор.
Перво-наперво Фландер принёс из погреба дровишек, подкинул их в уже растопленную большую печь с двумя конфорками на ней, наполнил овальную кастрюльку водой из накрытой крышкой бочки, стоявшей в уголке, и поставил греться. Когда закипело – разлил по кружкам (себе и Веху) и в каждую кружку бросил чайный пакетик. У него был огромный запас пакетированного чая. Кипяток принял чёрный окрас и остывал, извергая витиеватый прозрачный пар. Фландер отпил, не боясь обжечься. Вех ждал, пока чай не станет тёплым. Они разместились на кухоньке на первом этаже, под лестницей наверх, за столом, который вечно наклонялся на одну сторону, где ножка была чуть короче, и трясся.
– У нас имеется чайник, – прокомментировал Фландер, выпустив изо рта горячий чайный воздух, – но он громко свистит; не хочу разбудить родных. Пускай чуть-чуть понежатся в кроватках.
– Кто у вас? – проявил интерес Вех к составу семьи Фландера.
– Жена и дочка. Марта и Вельгма. Женская компания.
– А лет вам всем сколько? Вы уж извините за такие бестолковые вопросы. У меня столько всего, что нужно выяснить, и столько всего, что хочется рассказать.
– Не переживай, я не кусаюсь. Всё понимаю. Мне – сорок четыре, Марте – сорок, Вельгме – недавно исполнилось девятнадцать… Ну-с, теперь твоя очередь отвечать. Кто ты? Кто твоя спутница? К нам нечасто заносит далёких гостей, но за последний месяц, стоит заметить, число этих новоприбывших увеличилось. Мы тут, скажем, слегка изолированы от остального мира, в частности – зимой. Всех своих в лицо знаем.
– Позвольте задать встречный вопрос, прежде чем я возьмусь за ответ.
– Слушаю.
– Вы проживаете здесь постоянно? То бишь вы не сбегали из страны? Вы – здешний?
– Нет, ниоткуда я не сбегал и живу на этом месте всю свою жизнь. И родители мои жили, и прадеды с прабабушками, а вот что насчёт дальнейших поколений моей семьи – я ответить не могу. Вероятно, кто-то искал да нашёл это место, счёл его подходящим для своих нужд, для своей жизни, поселился здесь… Не могли же мы народиться в чистом поле без всего, без, так сказать, фундамента. Но некоторые другие жители, в том числе и мои хорошие знакомые, насчитывают по пять, даже по шесть поколений, проживавших на этой территории столетиями.
– Я вас понял. Про знакомых, как и в целом про других жителей вашего поселения (ещё подходя к этому дому, я заметил, что вы тут не одни) – давайте потом. Успеем, думаю, встретиться, пообщаться…
Исполнив обещание, Вех поведал Фландеру свою непростую историю, конечно, не без сокращений и скачков с одной темы на другую, иначе данное повествование могло бы занять добрых два часа, а хотелось рассказать как можно больше и как можно быстрее.
– …И ты с ней на руках, – Фландер указал на лежавшую под одеялом девушку, – ты с ней проделал путь до границы, а от границы – до нашего поселения? Я просто в это не верю. Ладно бы – с остановками, с ночлегом, неспешно, а ты – за одну ночь? Господи, вот это я задам жару на следующей встрече, когда расскажу мужикам о твоём марафоне! Точно не врёшь? – сощурил он глаза и тыкнул на Веха пальцем.
– Не вру… Разве по мне не скажешь?
– Что удивительно – нет, не скажешь. На твоём месте я бы после такого расстояния без лишних слов упал в кровать и не вставал с неё неделю.
– Не каркайте. Быть может, это впереди.
– Ничего. Пей чай. Захочешь спать – ложись и спи. Вы, сони, семейную нашу идиллию не нарушите… Нет, я в шоке! Отсюда до границы – четыре километра. Плюс двенадцать километров от столбов до железной дороги… Шестнадцать километров по бездорожью, по чистому снегу! Как так? Без отдыха! С волками! С девушкой на плечах! Пожми мне руку, умоляю.
Вех пожал.
– Ты не подумай, я не издеваюсь. Ты действительно проделал невозможное. Однажды по весне, когда растаял снег, высохла земля и стало тепло, мы с приятелем договорились сходить к железной дороге. Короче, мы за весь день дотуда не добрались. Благо я додумался захватить палатку; заночевали, наутро дошли до путей – и обратно, тоже почти весь день затратили, но обратно идти было легче.
– Ваше государство поставляет вам сюда помощь? – не желая останавливаться на достигнутом, сменил тему Вех. – Ну, продовольствие, стройматериалы и тому подобное? Для более комфортной жизни.
– Наше государство? – удивился Фландер.
– Да… я же пересёк границу… и оказался в другой стране… Разве не так? Или вы настолько отдалены от неё, что совсем позабыли о таком понятии, как страна?
Выпив чаю, мужчина посмотрел на Веха, как на неандертальца, но всё же вошёл в его положение и доходчиво разъяснил:
– Вех, то, что ты пересёк границу, не означает, что ты автоматически попал в другую страну. Существуют и пограничные зоны. В нашем случае зона не пограничная, а межграничная, как её у нас называют. То есть со стороны как твоей, так и якобы нашей страны есть неиспользуемое малоохраняемое пространство. Здесь оно достигает тридцати пяти километров в ширину! Хочешь сбежать в ту страну? Вперёд, ещё тридцать километров на север по выжженной, покрытой снежным пеплом пустыне! Разумеется, наши рьяные жители и туда забирались, но там ничего интересного не нашли.
– Получается, – зашевелился Вех, – поселение ваше – автономное?
– Как понимать – автономное?
– Самостоятельное, независимое? Не принадлежащее ни одной из стран?
– Ах да. Получается, так. – Фландер улыбнулся. – Но, я слышал, бывали времена, когда границы расширялись, и таким образом мы автоматически поглощались страной, входили в её состав. Тем не менее к нам никто ни разу не приставал. Десятью километрами западнее расположен небольшой пограничный пункт. Время от времени оттуда приезжают пограничники, летом на вездеходах, зимой – на снегоходах, привозят угощения. Мне вот, например, достался чай. Завозят одежду, консервы, целые сухие пайки. В общем, помогают. И мы им в ответ – куриные яйца, молоко, скоропортящиеся продукты, которых им недостаёт. Так и живём. Но с недавних пор они почти не появляются. Судя по тому, что ты наговорил о ситуации в стране, о государственном перевороте, можно предположить, что живётся им сейчас несладко. Забыли про них… Голодают, ничего нести к нам не хотят. Сами хомячат, хе-хе.
– Главное – чтобы к вам не сунулись. Храните ружья наготове.
– Я и храню, хотя особо не боюсь. Услыхал посреди ночи твои пистолетные выстрелы – приготовился, всю ночь держал ухо востро.
Вех почувствовал, что ему нехорошо. Голос Фландера стал двоиться и растягиваться, как при долгом нажатии на клавишу пианино. Чай перестал литься в горло, и чаепитие превратилось в сущую пытку.
– Подождите секундочку… – Поднявшись, он шатнулся и зашевелился к постели. Фландер следовал за ним, придерживая его за плечи. – Я немножко посплю, ладно? Вы разрешаете поспать? Я ненадолго, на пару часиков… Проснёмся и ещё поговорим…
– Ложись-ложись. Видимо, всё-таки я накаркал, – замялся мужчина. Пока Вех снимал верхнюю одежду, он помог ему снять сапоги. Парень лёг на бок, поближе к Рокси, залез под одеяло и, будучи не в силах больше находиться в бодрствовании, моментально улетел в царство сна.
Ему снились жуткие сны, по сюжету которых на него и Рокси в опустевшем городе нападали разъярённые волки, а ему было нечем от них отбиться. В итоге Рокси съедали, локация менялась и девушка оживала, но то же самое происходило и в другом месте, снова и снова. Самое страшное – Вех не мог пробудиться. Между сном и реальностью выросла непреодолимая преграда. Обычно после пережитого во сне кошмара человек ошарашенно вскакивает с горячей головой. Это необходимо, дабы не сойти с ума от впечатлений и вовремя сообразить, что кошмар был не на самом деле, но за последний месяц Вех чересчур активно злоупотреблял возможностями своего организма и расходовал его на полную мощность, подчас забывая о малейшем отдыхе. То невероятная, в самом плохом смысле этого слова, кинопремьера, то беготня по городу в поисках Донована, то увеличение продолжительности рабочего дня в Центре Послесмертия до восьми часов, то выполнение дополнительных поручений Барна Вигеля, то вредная пища, то скорбь о смерти мамы, то бессонницы, то наркотические сигарки, то наркотический сорокадвухкилометровый марафон по городу, то отключки, то сильнейшие перегрузки между сном и бодрствованием, то зимнее путешествие с Рокси на руках длиной в сутки! – всё это вынудило организм отстраниться от парня, сделаться самостоятельной независимой частью и взять управление над собственным выживанием в свои невидимые руки. Вех должен был постепенно, кропотливо отсыпаться и восстанавливаться, насильно абстрагировавшись, отключившись от жизни, и поэтому остановить цикл кошмарных сновидений было нереально. Такое наказание уготовил ему организм.
Всё же он просыпался раз в шесть часов, однако едва открывал глаза и не шевелился. В это время светловолосая Вельгма, назначенная отцом следить за состоянием заблудших путников, замечала движение его дрожавших век, поднимала над подушкой нетяжёлую его голову, подносила к его губам чашку и потихоньку заливала внутрь тёплый чай. Часть напитка выливалась наружу, но остальной чай более-менее усваивался.
Пролежав сутки без признаков пробуждения, Рокси впала в тот же цикл шестичасового сна, что и Вех. Её не терзали кошмары, и сон её протекал легче и невесомее. Она вставала не на пару минут, как парень, а на десять или пятнадцать, сама брала предложенную Вельгмой чашку и наслаждалась чаем, с утра и вечером – поднималась на слабые ноги и совершала прогулку по дому. Она не знала, где она, кто эти люди, собравшиеся вокруг неё, и почему Вех непрерывно спит. Не то чтобы её не интересовали все эти моменты – нет, ей было бы любопытно об этом узнать, – но ввиду слабости, продолжавшей бушевать внутри неё с момента нападения хищного зверя, она спокойно могла обойтись без данной информации и потому беззаботно жила (спала) на иждивении семьи Фландера.
Неслись сутки: первые, вторые, третьи, четвёртые… Вельгму заменила Марта. Пятым утром Вех, полностью восстановившийся и как следует отоспавшийся, наконец покинул постель. Изумлённая Марта поднесла к нему очередную чашку, но парень скрестил руки и ответил, что не хочет.
– Мне бы пройтись, – добавил он и посмотрел на Рокси. Душа его скомкалась, будто хлипкая бумажка, он нагнулся, прильнул к девушке и заговорил в слезах: – Что я наделал, Ро, девочка? В какую даль я тебя забросил? На какие муки обрёк? Оторвал тебя от родителей, от всего, что было тебе дорого! Как я посмел? Ты ведь предупреждала, а я не внял этим словам, посчитав их творением твоего юного легкомыслия! Горе и смерть мне, горе и смерть, если ты не очнёшься! Вечные адские страдания! Невыносимые сны с ликом нерождённого твоего малыша! Я готов познать эту участь, готов стать её жертвой, но, как бы я ни хотел замолить свой несмываемый грех, твоя жертва всегда будет печальнее, тяжелее и обойдётся в тысячу раз дороже. Но прошу: не оставляй меня. Что я отвечу твоим родителям, которые непременно отправят в этот край письмо? Я разорвусь на части, Ро! Я сдеру с себя кожу! Умоляю…
Напоследок он расцеловал её щёки, её тепловатый лоб, а к губам притрагиваться не стал, не посмел. Мать с дочерью, спрятавшись в тени под лестницей, следили за сердечным эпизодом. Трогательными взглядами они проводили парня, который собрал слёзы ладонью, поспешно оделся и вышел на веранду.
На неогороженном участке вокруг дома имелся прямоугольный сарай из брёвен и рядом – хлев. Эти постройки, тогда не замеченные Вехом в ночной тьме, находились на заднем дворе. В просторном и опрятном хлеву с несколькими утеплёнными оконцами, распределённые по отсекам, жили две козы и бородатый козёл. Они жевали сено, попутно издавая прерывистые блеяния. Вместе с козами, в противоположном углу, в красном сетчатом птичнике с мягким соломенным полом содержались куры. Птицы воротили солому, перемещались по своему вольерчику, клевали зёрнышки – короче говоря, занимались обыденными куриными делами. В хлев Вех не зашёл, а посетил сарай, в котором он случайным образом обнаружил Фландера. Стоя над верстаком, Фландер заострял лезвие топора точильным камнем. Из-под его носа вылетали противные слуху звуки.
– Здорово, Вех! – воскликнул он, отвлёкся от работы и протянул парню руку, как хорошему приятелю. – Давненько не видел тебя на ногах, аж подпрыгнул от неожиданности, когда ты вошёл. Ну что, выспался?
– Да, выспался. Сколько дней я проспал?
– Пятый день пошёл. Четверо суток. Сегодня четвёртое декабря.
– Спасибо… Простите за резкость, Фландер, но я очень беспокоюсь за Рокси. Как она? Вы приглядывали за ней?
– А как иначе? Марта с Вельгмой этим занимаются. Признаться, мы между собой рассчитывали, что первой полноценно проснётся именно девушка. Она пробуждалась, пила чай и даже ходила по дому, пока ты почти всё время лежал в отключке и подобным не промышлял.
– Пробуждалась? Ходила? – оживился Вех от этих слов. – Я думал, она по сей день беспробудно покоится под одеялом! Вы меня обнадёжили, Фландер!
– Что ж, в таком случае я рад. Значит, скоро и твоя Рокси к нам присоединится, коль уже и ты встал.
– Зачем топор точите?
– Пора заняться заготовкой дров на следующую зиму, а то не высушатся. Есть у нас одно местечко, где можно нарубить. Не желаешь прогуляться вместе со мной?
– Желаю! Пойдёмте.
– Возьми колун на всякий случай. – Фландер передал Веху длинный и тяжёлый топор, не тот, который он точил, а другой. – Не волнуйся, сейчас в тачку положишь, нести не заставлю.
Спустя минуту они вышли с топорами наперевес. Фландер выкатил из сарая глубокую тачку и положил в неё свой инструмент. Вех поступил так же. Ширина раскопанных лопатой тропинок позволяла беспрепятственно катить двухколёсного помощника по гладкому слою твёрдого снега. Вёз тачку парень, вёз топорно, пытаясь не задеть шедшего спереди Фландера. Оба они удалялись от дома на восток, вследствие чего чёрные точки остальных домов поселения, неизведанных Вехом, оставались на равноудалённом значительном расстоянии. Двадцать минут спустя пришли к зачатку огромного восточного разношёрстного леса – к полосе, состоявшей из десятка рядов деревьев. На участке подле тропинки большинство деревьев были срублены и спилены. Валялись стволы, в основном берёзовые, наполовину окунувшись в снег.
– Нам нужны не шибко толстые деревья, – пояснял Фландер. – Увидишь подходящий срубленный ствол – обрубай ветви и затем руби оголённый ствол на поленья размером с пни. Сбрасывай в тачку. Я углублюсь чуть дальше в лес.
Оставив Веха одного, мужчина пошёл вперёд по сугробу, высоко поднимая колени. Вех чуть-чуть порыскал по кладбищу деревьев, нашёл не толстый и не тонкий берёзовый ствол, покоившийся в снежном наряде, и очистил его от снега, покрепче обхватил гладкое топорище, прицелился лезвием на середину ствола, совершил пару репетиционных движений и на третий раз вдарил по древесной плоти, предварительно замахнувшись. Ничего не вышло, ствол отделался продолговатой раной, но не разделился на две части. Вех был слаб и вообще орудовал топором (колун Фландер забрал с собой) впервые. Подсобравшись, он снова поднял орудие над собой и попытался нанести удар в уже образовавшуюся рану, но промахнулся и получил вторую полосу рядом с первой. Он не сдавался и из раза в раз продолжал засаживать лезвие в намеченную область. Посыпались и полетели первые щепки. Громкие стуки, казалось, слышала вся округа. Под натиском постоянных ударов ствол начал хрустеть, и уже чувствовалась его неминуемая готовность разломиться. На десятом или одиннадцатом ударе и без того мёртвое дерево было одолено, и последние его ткани, доселе умудрявшиеся сохранять целостность и не поддаваться разъединению, всё же разорвались. Нижнюю половину ствола, не обременённую ветками, Вех нашпиговал сталью топора в трёх местах, и теперь лежали перед ним три равные по длине полена, которые он, едва не надорвавшись, перенёс и бросил в тачку.