Максим Вадимович Багдасаров
В краю несметного блаженства
– Вех, что ты… – сипела Рокси.
– Я имею в виду… Может, тебе всегда нравилось быть маленькой девочкой, которую вечно унижают? Ты получаешь от этого удовольствие? Ты получаешь удовольствие от того, что я сейчас с тобой делаю? Избавляю тебя от ненужных тряпок: они тебе не идут. Трогаю твои чёрные волосы, глажу их, преодолеваю их и скольжу ладонью всё ниже, в область груди?
– Не надо…
– Унизилась перед Донованом, хорошенько оттянулась. Он тебе надоел, и ты прибежала ко мне за «помощью», которая тебе вовсе не требовалась, да? Но и я со временем надоел тебе, и ты пошла и вступила в партию, дабы быть у властных дядек на побегушках и позволять им вытирать о себя ноги? Куда устроишься, как только и партия тебе наскучит? Сразу в бордель, чтоб не мучиться?
– …
– Мне нравится твоё тело, конфетка. Я воспользуюсь им, как однажды воспользовался Донован – по назначению! И никакой бордель тебе не светит.
– Что? – Услышав это, Рокси пришла в себя и задёргалась, порываясь защититься, но Вех придавил её массой своего тела, правда, не задевая живота. – Остановись, умоляю, Вех! Я беременна!
– Ничего, справимся…
– А-а!
Внезапно Вех остановился, перестал терроризировать девушку и встал с кровати. Словно растоптанная, Рокси лежала и не двигалась, наблюдая за движениями парня.
– Поднимайся, – скомандовал он. – Мы ещё не закончили.
– Я не одета!
– Так оденься!
Вех повёл её на общий балкон. Веяло диким холодом: они были в домашней одежде. Высота в два десятка этажей.
– Посмотри, как прекрасен этот мир! – объявил парень. Дрожа от холода и страха, Рокси скрестила руки на груди и интенсивно ими двигала, чтобы не замёрзнуть. – Вон, кстати, те, кто за мной следят…
– Где?
Стоило девушке от любопытства приблизиться к балконному ограждению, как Вех приподнял её и перегнул через это ограждение, наклонив головой вниз. Она напрягла спину и завопила, будто одержимая.
– Редкие снежиночки падают с небес… – философствовал Вех. – Не хочешь стать одной из них? Взгляни, с какой лёгкостью они спускаются на землю. Наверное, и ты бы смогла так полететь. Ты же вечно оправдываешь Крауди, ты поёшь благородные гимны в его честь, значит, тебе нравится его идея о самоубийствах, тебе нравится чувствовать близость смерти? Я могу это устроить. Будешь висеть на волоске.
Пытки были прекращены. Пара находилась в гостиной. Рокси не унималась, продолжая всхлипывать после всего того насилия, что провернул с ней Вех. Парень был повёрнут лицом к монитору. Он изучал карту города, стараясь сообразить и набросать какой-нибудь маршрут. Как покинуть столицу, он уже прикинул: предстояло добраться до Южного вокзала и сесть на один из трёх поездов дальнего следования, который запросто вывезет их за пределы города.
– Не вывезет, – тихо произнесла Рокси. – Все поезда дальнего следования давным-давно отменены и бесхозно пришвартованы на вокзалах.
– Ну и дела! – огорчился Вех. – А ты откуда об этом знаешь?
– В партии рассказали. Постановили: из столицы никого дальше ста километров не увозить. У нас есть один вариант…
– Ну же, поделись!
– Для чего? Для того, чтобы ты и в дальнейшем помыкал мной как своей игрушкой? Я на тебя глубоко обижена.
– Да, Ро, и правильно, что обижена. На такого дурака обижаться и надо. Я вторгся в твои границы, грубейше нарушил твою свободу и поставил жизнь твою под угрозу, и этому нет прощения, но пойми: я делал это не из своей корысти, не ради низкого удовлетворения, а чтобы тебя вернуть в пригодное состояние.
– Как ты видишь, не вышло. А получилось только запугать и заставить меня лишний раз нервничать. Спасибо.
– Не сердись. По крайней мере попробуй не сердиться. – Развернувшись, Вех осторожно погладил её по коленке. – Видишь, я и здесь наделяю тебя выбором! Дарую тебе свободу эмоций! Так что никакой я не Донован, и замучить тебя я тоже не желаю.
– Кретин… Ладно, я расскажу. Грузовые поезда никто не отменял. Если тебе по нраву дальние поездки в обшарпанных грязных вагонах (и уж если тебе не терпится взять меня в эту дальнюю поездку с собой), то грузовой поезд – наше спасение. Посмотри, есть ли на Южном вокзале грузовая железнодорожная станция.
– Да, есть, – сказал Вех после минутного изучения информации.
– Отлично.
Как было сказано чуть выше, план покидания города был разработан и теперь, при помощи Рокси, доведён до ума. Но оставалась проблема, вернее не проблема, а настоящая чёрная дыра: что делать после того, как они сядут на поезд и уедут? Когда с этого поезда слезать и куда двигаться далее? Вех принялся за этот вопрос и обнаружил, серьёзно покопавшись в картах местности, что грузовой железнодорожный маршрут под номером Г-29 проходит в двенадцати километрах от государственной границы. То есть гипотетически, высадившись в той местности, можно было пешком проделать путь до границы, миновать её (Вех подумал, что на пустынном и безлюдном участке не может быть ни высоких заборов с напряжением, ни, тем более, пограничников) и очутиться на новой территории, где наверняка будет кто-то проживать, хотя сомнения насчёт населённости пространства за границей терзали парня. От Южного вокзала до места высадки – 480 километров. При средней скорости грузового поезда в 50 километров в час – что-то около десяти часов езды. Можно будет и поспать.
– Готово, – с гордостью проговорил Вех, пересказав девушке весь список действий. – Мы всё продумали.
– Нет, не всё, не ври. Куда мы направляемся, после того как спрыгиваем с поезда? Там имеются населённые пункты, или там беспросветное снежное безлюдье?
– Э-э, должно что-то иметься. Не может абсолютно ничего не быть. Деревенька, поселение…
– Иными словами, ты хочешь вслепую довериться судьбе, отдать ей себя целиком на растерзание и, наплевав на всё остальное, на меня в том числе, устремиться хрен знает в какое приключение?
– Это звучит безумно, но ещё безумнее – оставаться в городе, где тебя на каждом углу поджидает кончина и где за тобой послали следить каких-то утырков. Более того, я уверовал в спасение, в счастливый конец, а это уже многое означает.
– Не отгораживайся верой. Вера верой, а рассудок – вещь полезная. Сколько таких же верующих до тебя погибло? И они молили небеса, и они хотели, чтоб было как можно лучше. Но или их не услышали, или они канули в лету по своей же глупости. Вот и думай сам. Скажу одно: за твоей спиной, Вех, стою я, а за моей спиной стоит мой будущий ребёнок. Это пирамида ответственности, вершину которой, при любых обстоятельствах, занимаешь ты. Увлекая меня в путешествие за границу страны, помни об этом и знай ещё вот что: в случае возникновения опасности, способной либо лишить меня ребёнка, либо вовсе забрать нас обоих (пусть лучше будет так, ибо я не переживу утери), либо вообще убить вдобавок и тебя, вина и ответственность, на земле или на небе, будут закреплены за тобой в полном масштабе, и не отмыться тебе от них, и не замолить тебе тяжёлого греха, как бы религиозно это ни звучало. Пускай этот договор не имеет юридической силы и физически нигде не закреплён, но тем ещё пуще: перед совестью отвечать во сто крат болезненнее, нежели на самой жуткой земной пытке. Заруби это себе на носу.
– И откуда в тебе столько негатива? Мы ещё никуда не поехали, а ты уже предсказываешь плохой конец.
– Инстинкты материнства и выживания бьют ключом.
– Итак, выдвигаемся в восемь вечера, так как в темноте легче избавиться от наблюдения со стороны. Оставим свет в квартире включённым, а сами выйдем из дома через запасной выход: глупые шпионы наверняка не учли его, сконцентрировавшись на выходе из подъезда. Далее – рельсобус и флайтер до вокзала. Флайтеры же не запретили?
– Нет, но могут остановить и устроить проверку.
– Наплевать, сымпровизируем как-нибудь. У меня это хорошо стало получаться в последнее время. Доезжаем до Южного, пробираемся на грузовые пути, ищем маршрут Г-29 и поезд по этому маршруту. Успех – по-тихому ложимся или садимся в грузовой вагон (желательно, чтобы он был пустым) и наслаждаемся десятичасовой поездкой. Неудача, – если поезда не окажется, к примеру, – покидаем вокзал и пробуем в следующий раз. Всё понятно?
– Понятно.
– До восьми вечера мы должны собрать провизию и всё остальное, но не менее необходимое. Самое главное – тепло одеться. У тебя есть куда сложить вещи? Сумка, рюкзак?
– Не-а.
– Ладно, я поищу у себя в гардеробе. Там должны лежать мои старые рюкзаки с института.
Залезши в гардероб, Вех порылся в нём и со дна вытащил два серых средних по размеру рюкзачка. Оставалось набить их предметами. Обязанности были распределены следующим образом: парень отвечал за продовольствие – еду, воду и так далее, а девушка поручилась, что возьмёт зажигалки, кое-какие медикаменты, дополнительную одежду и плед. Разделились. Вех ушёл за питанием, Рокси пошла в аптеку за лекарствами. Заодно протестировали запасной выход и остались невидимыми для шпионов. Вернулись через час. Вех раздобыл две полуторалитровые бутылки воды, нехотя взял четыре банки газированного сока и помимо этого нашёл несколько упаковок с печеньем и крекерами, а ещё совершил визит в столовую, но ушёл из неё лишь с тремя красными яблочками. Еды было достаточно. «При разумном потреблении хватит на двое или трое суток», – пришёл к выводу парень. Рокси же принесла две зажигалки и, на всякий случай, – редкий коробок спичек, достать который было нелегко (никто спичками не пользовался). Далее шли обезболивающие препараты, бинты и бутылочка обеззараживающего средства, а после них в рюкзак полетели две большие футболки, два тёплых свитера и две пары шерстяных носков. На это всё взгромоздился завёрнутый в трубочку пушистый плед. Пара была укомплектована и готова, рюкзаки – наполнены и застёгнуты.
– Управились, – наслаждался проделанной работой Вех, восстанавливая дыхание. – Ждём вечера.
На часах было шестнадцать тридцать.
– Сходить бы к маме с папой… – грезила Рокси, валяясь в кресле.
– Нельзя. Не дадут спокойно уйти. Оставим их в неведении.
– Ни сном ни духом? Я же не могу для них взять и испариться! Это неправильно. Для них и без того было горем слышать о моей истории с Донованом. Они не заслужили подобного отношения к себе.
– Я не говорил, что ты не можешь дать им о себе знать другим образом. Вот компьютер, оставь на нём записку. Они же придут сюда рано или поздно. Дверь в квартиру я специально оставлю открытой.
– Не доверяю компьютерам. Вдруг данные слетят, а мне нужна стопроцентная уверенность, что моё послание до них дойдёт. Есть бумага? Ручка, карандаш?
Вех принёс ей лист бумаги и чёрную ручку:
– Пиши.
Рокси начеркала:
«Дорогие мама с папой, мы с Вехом вынуждены покинуть город: возникли определённые неприятности, вследствие которых предпочтительнее всего уехать. Не переживайте, неприятности эти несерьёзны. Я по-прежнему люблю вас. Уверена: Вех позаботится обо мне. По меньшей мере, он поклялся в этом. Мы построим новую жизнь вдали от родного дома, и я стану мамой. Прошу, не ищите меня и не горюйте. Всё со мной хорошо. На случай, если вы пожелаете написать и отправить мне письмо, опишу наш маршрут: от Южного вокзала по Г-29 480 километров и 12 километров за границу. Ориентируйтесь примерно туда. Надеюсь, ваше письмо дойдёт. Я не прощаюсь навсегда. Гарантирую, что мы ещё встретимся, и вы увидите и меня, и Веха, и будущего вашего внука. Всецело ваша – Рокси. 28 ноября».
Письмо было оставлено на клавиатуре.
VI.
На нём была футболка, кофта, пуховик и дурацкая узорчатая шапка с помпоном на голове; на ней – водолазка, свитер, ярко-красная парка и такая же ярко-красная шапка. Помимо этого Вех вспомнил о наличии у него в гардеробе пары старых сапог пятилетней давности, зачем-то перевезённых из маминой квартиры во время переезда, и переобулся. Рокси же и так имела добротные зимние ботинки. Они одновременно вскинули на плечи рюкзаки, напоследок осмотрелись в квартире и приготовились выдвигаться.
– Ничего не оставили? – поинтересовалась Ро.
– Пожалуй, оставили одни воспоминания об этом месте, – изрёк по-умному Вех, – но их с собой мы не возьмём: насолили они нам, навредили. Отсюда стартовала наша общая с тобой заваруха, здесь же она и завершится, здесь же и упокоится.
– Пусть будет так, как ты сказал. Я люблю тебя, невзирая на всё.
– И я тебя. Прости меня. Идём?
Они вошли в лифт каждый со своими мыслями. Рокси связывала этот дом со спасением, с обретением надежды, и решительно не думала о демоне, вырвавшемся из Веха сегодняшним днём. Она всё понимала на уровне, схожем с телепатией, и полностью освободилась от обиды. Вместе с тем её пленила городская жизнь, эта многомиллионная суета, в конце концов деятельность в партии «Нарост», и, каких бы гадостей Вех про данную городскую атрибутику ни рассказывал, она не всегда воспринимала их так, как стоило воспринимать, ибо была молодой и не знала другой жизни. Вех другой жизни тоже не знал, хотя и имел минимальное представление о ней, но его ситуация отличалась от ситуации Рокси: она была экстренной и потому требовала незамедлительного, можно даже сказать – безраздумного действия. Ввиду этого Вех мало задумывался о городской жизни и о том, что он на долгий срок её покидает. Самым важным стремлением для него было стремление спастись, а уж потом, после спасения, находясь в безопасной обстановке, будет время, он считал, и поразмыслить над всем, выделив на это энергию своего мозга. Сейчас же энергию следовало беречь. Поэтому ни Центры Послесмертия, ни библиотеки, ни кинотеатры, ни Центральные Городские Парки, ни рельсобусы, ни флайтеры, ни министерства, ни партии его не волновали.
Следует упомянуть брошенные в сердцах слова Барна Вигеля о забаррикадированности, изоляции и охранении столицы силами Надзора. Хотя директор и был на тот момент в крайней степени разгорячён, но он всё же не врал, извергая из себя это утверждение, как можно было по ошибке для себя решить. Во-первых, строительные работы у Центра Послесмертия, запечатлённые Вехом в понедельник тринадцатого ноября, за день до кончины Эллы, и связанные с удалением старого забора, не прошли бесследно: с недавних пор на месте красивого решётчатого ограждения возле Центра расположилась высокая толстая сплошная бетонная стена, и главное научное учреждение страны стало походить на Орган Реабилитации или, в крайнем случае, на стратегический сверхсекретный объект (в принципе, такое назначение Центр Послесмертия в действительности и имел). Проходившим мимо гражданам оставалось только догадываться, что же происходит за этой громадной стеной. Во-вторых, многие улицы, особенно центральные, были перекрыты подручными материалами, а между этими заграждениями находились на скорую руку сооружённые пропускные пункты Надзора, внутри которых бравые надзорщики, вооружённые автоматами, и отдыхали, и разворачивали желающих пройти на другую улицу, правда, не всех. По уважительной причине (к примеру, по работе) проход всё же разрешался, а за причиной «погулять» или «сходить в столовую», увы, следовал строгий отказ. И особую боль чувствовали те, кто проживали и работали в центре, ибо приходилось им по сто раз на дню поднимать руки, дабы быть осмотренными на предмет наличия всякого рода опасных предметов. В-третьих, с девяти часов вечера любая (за исключением крайней необходимости) попытка проникнуть через пункт Надзора пресекалась и оборачивалась неуспехом. Благодаря этому заплутавшие в потёмках жители зачастую теряли доступ к своему жилью до самого утра, постольку-поскольку их банально отказывались пропускать, и были вынуждены спать прислонившись лицом к баррикаде, облучаемые светом ярких фонарей, если, конечно, не уговорили надзорщиков (что происходило редко) либо не оплатили свой проход какой-нибудь безделушкой по типу сигаретки. Короче говоря, город превратился в настоящий концентрационный лагерь с жёстким распорядком дня.
С первым пропускным пунктом Вех и Рокси столкнулись вдали от дома, успешно осуществив поездку на рельсобусе до станции флайтера «Победная». У спуска на станцию притаились два надзорщика, которые остановили пару и приказали представиться. Веху очень повезло с тем, что глава Надзора Генри Шефферд не стал проявлять настойчивости в его поимке и дальше слежки, проводимой штабом Перспективного района, не зашёл. Иными словами, никто из всего городского Надзора, за исключением мелкого отряда шпионов, не имел представления о том, что Веха стоило бы задержать, развернуть и отдать в лапы Барна Вигеля. Это не могло не играть парню на руку. Задав Веху и Рокси несколько вопросов касаемо того, куда они держат путь (пара соврала, что отправляется недалеко в гости с ночёвкой), надзорщики пустили их на станцию, предварительно предупредив об опасности не успеть попасть в гости до девяти вечера.
По южному направлению они добрались до станции «Вокзал», вышли на улицу и оказались посередине перекрёстка, с четырёх сторон перекрытого Надзором. А время на тот момент перевалило за девять часов, следовательно, все проходы отныне были закрыты. В медленном темпе идя по одной из сторон улицы, которая вела к Южному вокзалу, парень с девушкой размышляли над тем, что им делать.
– Это ты не просчитал, сколько нам досюда ехать! – негодовала Рокси.
– Я и не подозревал, что город с головы до ног обвалили заграждениями.
– А стоило бы подозревать!
– Ты же у нас – партийный организатор. Вот иди и организуй нам проход.
– Не буду я ничего организовывать. Ты представляешь, как глупо это будет выглядеть?
– Представляю. Я пошутил. Мы найдём другой способ пробраться через них.
– Смотри наверх!
– Что?..
Из настежь открытого окна второго этажа высокого жилого дома, тянувшегося наверх и прорезавшего собой небо, высунулась лысенькая детская головка, и Рокси её заметила.
– Ребёнок… Вех, он норовит выпрыгнуть! Окно открыто! Боже!
Сердце Веха забилось с неистовой частотой. Он увидел крохотные ручки, выглядывавшие из рукавов голубой пижамки, и уловил заглушаемый уличным шумом детский голосок, протяжно мямливший самые простые звуки. Малыш взобрался на подоконник, и с минуты на минуту он мог достичь точки невозврата и полететь вниз. Необходимо было действовать и действовать как можно скорее, иначе могло произойти непоправимое…
– В-встань под окном и на всякий случай готовься его ловить! – возбуждённо пробубнил Вех, а сам оббежал здание, тем самым зайдя в переулок, и поторопился искать вход.
Подъезд был неподалёку. Дальнейшая часть истории сохранилась в памяти Веха в виде некоего комикса, на страницах которого разместились картинки высокой резкости с мгновенными переходами от одного действия к другому. Вошёл в подъезд. Ступеньки. Второй этаж. Нужная квартира. Дверь оказалась открытой. Вбежал внутрь. Пустые комнаты. Взрослых нет. Свет горит в самой дальней комнате. Шагнул туда. Заметил малыша, вскарабкавшегося на подоконник и ползавшего в пяти сантиметрах от окна. Схватил хрупкое тельце. Убрал его от окна. Держит на руках.
– Заходи через первый подъезд, – крикнул он Рокси в окно, – будем решать.
Девушка прибежала молниеносно. Ребёнок, испугавшийся незваных гостей и в особенности – дядю с бешеными глазами, прислонившего его к себе, заревел, но негромко, так что Вех и Рокси могли спокойно разговаривать.
– Дай его мне, дай его мне! – требовала девушка, протягивая руки к маленькому румяному личику, однако Вех не отдавал малыша.
– Со своим ещё успеешь навозиться, будет время.
– Что нам с ним делать? – Она находилась в замешательстве. Её переполняла жалость к этому существу, по какой-то вопиющей несправедливости оставшемуся в одиночестве. – Мы не имеем права оставить его здесь и уйти!
– Я и не предлагал такого. Бедняжка, сколько он тут пробыл?
– Не думаю, что много, но это ничего хорошего не значит. В любом случае он был подвергнут невероятному риску!
– Согласен. Поищи-ка в квартире детское питание, одежду и всё прочее. Если найдёшь – то и подгузники. От него ужасно пахнет. Думаю, стоит его помыть и переодеть.
Мальчика (как вскоре выяснилось) искупали в ванной, вытерли полотенцем и нашли для него чистую пижамку. В одном из ящиков нашёлся запас баночек пюре с абрикосом и с яблоком. В комнате имелся стульчик для кормления. Рокси взяла с кухни маленькую ложку и накормила ребёнка. Малыш жадно присасывался к ложке и не отстранялся от неё, пока она не начинала блестеть. После этого его переложили в кроватку, стоявшую в углу. Ему было не больше года. Он явно чувствовал себя лучше, нежели до прихода «дяди» с «тётей», издавал счастливые звуки, дёргал ручками и трепал, перекладывая с место на место, свою игрушку – белоснежного плюшевого щеночка, а в адрес Веха и Рокси посылал звуки «ма» и «па», как бы стремясь обозначить их своими родителями. От такого девушка приземлилась на пол, скрючилась и раскисла.
– Я не хочу приплетать это к нынешней ситуации, – говорил ей Вех, – но виновата во всём – система, частью которой столь продолжительное время ты являлась. Это не упрёк, но если задуматься, то сложится весьма неблаговидная картина. Как бы сильно ты ни скучала по прошлой своей жизни, как бы сильно ни скучала по работе в партии и ни желала вернуться к ней – прочувствуй, проникни в суть и осознай, что корень зла есть «Нарост», Крауди и все к ним причастные. Пойми это на примере незащищённого младенца, кем-то оставленного и покинутого. Что стряслось с его родителями? Пошли ли они прыгать с крыши по новой программе геноцида? Забрал ли их по ошибке (или по злому умыслу) Надзор, предварительно не проверив детскую кроватку на предмет наличия малыша? Опоздали ли они с работы и не успели пройти через пропускной пункт? Искренне хочется верить, что имел место третий вариант, ибо он самый позитивный, но, как бы то ни было, в любом из предложенных вариантов виноваты даже не родители (привлечь их можно разве что за отсутствие критического мышления и недопустимую безответственность), а установившаяся фашистская власть. Вот что я пытался и пытаюсь донести тебе, Рокси, всегда пытался… И не только до тебя, но и до всех.
– Я поняла…
– Надеюсь. Уложим малыша спать и будем верить, что до завтра вернутся родители. Ежели не вернутся – приоткроем ему входную дверь, чтобы смог выбраться из квартиры. Окно я хорошенько закрыл и как следует закрутил ручку. В ящике было пюре в такой… ну, в сосательной упаковке? Надо бы приоткрыть для него пару штучек и оставить в легкодоступном месте.
Рокси пошла перепроверять и среди баночек выискала то, что просил Вех. Открутив крышечки от упаковки, она положила пюре на низенький столик посередине комнаты.
– Кто будет укладывать? – весело спросил Вех, смотря ей в глаза, но не отстраняясь от карапуза, с которым он играл, щекоча его пузатый живот. От прикосновений малыш перекатывался с одного бока на другой, как неваляшка, и неумело гоготал, толком не умея смеяться. – Он у меня не заснёт, он со мной играться хочет.
– Я постараюсь уложить. Ну всё, хватит его веселить, а то он и у меня глаз не сомкнёт!
Вех был выгнан из квартиры в общий коридор. Страдая от скуки, он вытащил из рюкзака яблочко и слопал его, оставив одни косточки. Рокси вышла спустя треть часа, без шапки, с растрёпанными, торчавшими во все стороны волосами. Она смущённо натянула шапку на голову и пояснила:
– Дьяволёнок дёргал меня за волосы и закатывался смехом, пока засыпал. Спит.
– Здорово. Можно считать, это была твоя первая родительская практика. В будущем понадобится.
– Сначала проведи меня в это будущее, а потом и будем разговаривать, – парировала Рокси, когда они спустились и оказались в переулке. – Ты придумал, как нам пройти к вокзалу?
– Я не уверен: есть интересная мысль, но оставим её на крайний случай. Попробуем притвориться дураками. Напролом. Посмотрим, что нам скажут.
Они вернулись на нужную улицу и по ней двинулись напрямик к пропускному пункту. Издалека их заметил надзорщик, но не проявил никакой агрессии и позволил им подобраться вплотную к ограждению.
– Заплутали, граждане? – усмехнулся он, переминаясь с ноги на ногу. На нём была тёплая ушанка. Глаза – вроде бы добрые, понимающие и сочувствующие.
– Да, заплутали, товарищ, – виновато отозвался Вех. – А сколько времени? – спросил он совсем нагло.
– Ох, без пятнадцати десять. Спешу огорчить, но вы опоздали.
– Что, совершенно никак нельзя пройти? – умилительно прощебетала Рокси.
– Понимаете, – перешёл на шёпот надзорщик, – не я начальник этого пропускного пункта, а мой приятель, который сейчас внутри смотрит телевизор. Он принципиален, жесток и не знает других принципов, кроме чётко установленных правил. Однажды я вечером втихую пропустил одного профессора из института, засидевшегося с документами, а его остановили на следующем пункте и вдобавок разгласили моему приятелю о том, что я не соблюдаю порядок. Он так наорал на меня, что я весь следующий день ходил оглохший.
– Даже члену партии прохода нет?
– Даже ему. Раньше это могло прокатить, потому что самих членов «Нароста» было мало, вследствие чего они пользовались преимуществом, но сейчас треть населения столицы состоит в «Наросте», и я состою, и мой приятель. Недавно, я слышал, получил свой юбилейный партийный билет десятимиллионный вступивший. Так что никого вы отныне словами о принадлежности к партии не удивите. Извините.
Попрощавшись с вежливым надзорщиком, пара отступила и вновь заняла переулок.
– Ладно, теперь поступим по моему плану, – произнёс Вех. – Идём вперёд. Не будем светиться и найдём ещё один пропускной пункт, менее заметный. Думаю, в конце этого переулка, на повороте направо, расположено очередное логово Надзора. И сними шапку, пожалуйста.
– Что ты задумал?
– Увидишь. Когда подойдём – не бойся и не сопротивляйся, молчи. На, ещё возьми мой рюкзак. С ним нас раскроют. Ты должна его понести.
Они приблизились к тупику с единственным поворотом, за которым действительно находилась небольшая стеклянная будка, окружённая забором из сетки рабицы. В ней стоял (потому что размеры этой клетушки не позволяли даже сесть) толстоватого вида сотрудник Надзора, который, опустив шею и выпятив двойной подбородок, читал материал наподобие газеты. Расплывчатым зрением он уловил перед собой выглянувшую из-за угла пару и испугался; как-никак, в переулке стояла гробовая темень, и ожидать здесь кого-либо не приходилось.
Надзорщик свернул газету и потянулся за фонариком. Желтоватый круглый свет ударил в лица Веха и Рокси. Вех одной рукой держал девушку за капюшон, а второй – за волосы. Рокси было больно и неприятно, но она терпела, выполняя указание парня не сопротивляться и молчать. На руке её повис тяжёлый рюкзак.
– Отойдите назад! – рявкнул сотрудник, потеряв стойкость и не зная, что ему предпринять. – Какого чёрта вы делаете?
– Эй, дружище, – заговорил Вех, – я сын Ролгада Молди, создателя послесмертия. Знаешь такого? Пробей в базе, если у тебя имеется при себе планшет.
– Знаю-знаю! Мистер Молди-младший! Это же ваш отец…
– Да-да, мой отец… У меня нет времени на этот разговор. Я прогуливался по ночной столице, – мне же можно, меня же везде пропустят, сам понимаешь, – прогуливался по ночной столице, и тут на меня набросилась эта… грязная женщина. Я её не знаю. Она вцепилась в меня и не хотела отпускать. Пришлось хорошенько её проучить. Она бездомная или что-то типа того. Сейчас я веду её в районный штаб Надзора. Пускай её запрут за решёткой на пару суток. Пропустишь, а?
– Конечно, уважаемый, проходите! Как ты посмела, – обращался он к Рокси, – дотрагиваться до сына мистера Молди и приставать к нему! Стыд и позор! Безусловно, совершенно грязная и распутная девица! Не хотите ли, – он снова повернулся к Веху, – чтобы я доставил эту преступницу в штаб Надзора? Чего вам зря тратить на неё время и грязнить свою репутацию, находясь с ней в непосредственной близости? Предоставьте это дело мне!
– Я бы с радостью, но, боюсь, без моего участия в штабе ей просто-напросто погрозят пальчиком и отпустят. Слишком слабое наказание, как ты считаешь?
– Слабее некуда! Будь у меня возможность – я бы сослал её в Орган Социальной Реабилитации, чтоб неповадно было!
– Знаешь, я с тобой соглашусь, – кивнул Вех, пройдя вместе с Рокси через пропускной пункт. – Даже моё личное участие не ужесточит ей наказания. Я накажу её лично… У тебя случаем нет пистолета?
С благоговением, которое доходило до дрожи, надзорщик достал из кобуры свой единственный пистолет и передал его Веху со словами:
– Увы, без глушителя. Вас в любом случае услышат. Сделайте это на задворках Южного вокзала, чтобы не вызвать подозрений, а звук спишут на случайный механический треск поезда.
– Читаешь мои мысли: туда я и направлюсь. Пистолет занесу тебе обратно, когда с ней будет покончено.
– Можете оставить себе, сэр. Я возьму вину на себя и скажу, что потерял.
– Тогда прощай.
– Будьте осторожны.
Вех протащил Рокси за волосы, правда, заметно ослабив хватку, пока не скрылся из поля зрения надзорщика. Они перешли через дорогу и наткнулись на железнодорожные пути, спрятанные за дряхлой, местами замшелой кирпичной стеной. Неудивительно, ведь вокзалу недавно исполнилось сто лет, но при этом разваливавшуюся кирпичную стену почему-то не торопились сносить, а только раз в год подкрашивали её с наружной стороны. Пара пошла вдоль стены в поисках прохода. Вех больше не держал девушку.
– Ты отлично сыграла, – поблагодарил он её и поцеловал в прохладный лоб.
– А ты отлично обращался со мной… – ответила Рокси, хотя не была в обиде на Веха, чисто ради красноречивой фразы.
Через пятьдесят метров они наткнулись на ворота, ржавые и бесцветные, закрытые на гигантских размеров замок, но одновременно с этим имелась возможность взобраться на них и перелезть на ту сторону. Первым полез Вех, прихватив с собой рюкзак Рокси. Сапогом он расчистил перекладину от налипшего на неё снега, напрягся и перепрыгнул на территорию вокзала. Когда Рокси повторяла за ним эти движения, перелезая через ворота, он поддерживал её и держал то за бёдра, облегчая ей вес, то за руки в момент прыжка.
Получилось так, что они миновали само здание Южного вокзала и нехило сократили себе маршрут, избавившись от потенциального трёпа с внутривокзальными надзорщиками. Небо затянуло туманом, из которого просвечивали редкие фонари на путях. Стало не по себе. Железные махины, пригвождённые к рельсам, нагоняли страх. Они были мертвы и не двигались годами, но дышали в спину своей электрической мощью, своими нечеловеческими размерами. Было трудно представить, что человек способен обуздать их, подчинить их себе и управлять ими. Создавалось впечатление, подобное ужасу при столкновении с чем-то внеземным. Разве мог человек создать нечто подобное, нечто адское, похожее на наработки инопланетных цивилизаций? Оказалось, что да, мог, однако верить в это не хотелось до последнего.