Максим Вадимович Багдасаров
В краю несметного блаженства
– Слышал про повешение. Натуральные фашисты. Нелюди. Но самое горькое – за ними идёт народ.
– Нужно пожить, чтоб всё понять.
– Я не собираюсь жить в таком дерьме, – сурово утвердил Келли, и в руках его засверкал короткоствольный револьвер. – Ни секунды не желаю так жить. Я своё отжил.
– Подождите! Стойте! – встрепенулся Вех, с испугом наблюдая, как Келли игриво перебрасывает оружие из одной руки в другую, из ладони в ладонь. – Что вы задумали?
– Служебный малыш, – не отвечал на вопрос Веха Келли. – Такие лет двадцать как перестали использоваться в Надзоре. Лежат, пылятся. Успел стащить из оружейной до увольнения.
– Только не в моей квартире, – заплетающимся языком промямлил парень.
– И не намеревался. Жить не желаю, а всё же на пару дней хочется остаться в этом мире. Последний аккорд, так сказать. Я ухожу, Вех. Извини за беспокойство.
– До свидания… Лучше пойдите выспитесь и со свежей головой всё переосмыслите! Не стоит…
Через две недели Вех ненароком узнал, что Келли застрелился из этого самого револьвера в своей квартире, но обсуждать это было ещё рано: бывшего надзорщика, пока ещё живого, необходимо было спровадить из квартиры, чем парень и занялся. За дверью, возле входа, стояла группа посторонних лиц, четверо человек в длинных синих парках, бывших частью медицинской формы, с нашивками в виде красных крестов. Заблокировав своими телами проход, они не позволяли Келли выйти в общий коридор, пока тот на них не ругнулся.
– Это ваши ребята, Келли? – подивился Вех. Как-то слишком много гостей наплыло к нему почти что в два часа ночи.
– Нет. Судя по форме, фельдшеры. Должно быть, адресом ошиблись: ты ведь не болен и никого не вызывал, верно? Ладно, я пойду, а ты с ними один разберись. Прощай.
Келли уехал на лифте. Вех остался наедине с загадочными посетителями.
– Вы – Вех Молди? – спросил у него один из них. Все они выглядели как под копирку, и выяснить, кто именно говорил, не представлялось возможным.
– Да, да. Послушайте, я не вызывал службу. Вы из медицинской службы?
– Почти. Из медэкспертизы. Ваша мать, Элла Молди, умерла вчера в четырнадцать часов девять минут от сильнейшей передозировки лекарственными препаратами. Самоубийство. Извиняемся за позднее время, так уж вышло и ничего от нас не зависело. Вы приглашаетесь на ознакомление с результатами экспертизы, а также на осмотр трупа. Южная Пригородная Больница №3. Местоположение есть в Сети. Морг работает с семи утра до семи вечера. Успейте до пятницы, в пятницу – отправка в крематорий.
Вех упал в обморок. Упал он ещё на словах: «Ваша мать умерла», но по-прежнему мог слышать и потому дослушал фразу медицинского эксперта до конца. Сердце его необратимо раскололось на половинки, затем на четвертинки, на восьмушки и так далее до самой бесконечности.
Глава 10. В бегах.
I.
Очень много и очень долго придётся описывать весь дальнейший спектакль, соединяя многочисленные элементы пазлов в единую цельную картину, ибо нагромоздилось тогда друг на друга колоссальное количество разнообразных событий и фактов, упускать которые из виду было бы лишне. Начнём по порядку.
Двадцатые числа ноября, двадцать пятое, если быть точным, суббота. Прошло одиннадцать дней с момента маминой кончины. Для Веха всё, что происходило до четырнадцатого ноября, утеряло всякий смысл и утратилось в бескрайности времени. Он был в морге, он видел серое лицо Эллы с навеки закрывшимися глазами, видел её волосы, которые более не выглядели настоящими, а стали на вид искусственно приклеенными, как у дешёвой куклы, даже снял часть простыни на уровне плеч и прикоснулся к холодной, но родной её руке, потрогал и погладил шершавую ладонь. Он не плакал, нет, не бился руками об пол и никого не молил о том, чтобы мамина душа попала в райское местечко. Можно сказать, он отлично справился с ужасающей новостью, удержался на плаву, но это только в первую неделю. Плюсом служило то, что улучшению его состояния всё время содействовала Рокси. С четырнадцатого по семнадцатое ноября она не работала, да её и не вызывали, и поэтому она всё своё время, все двадцать четыре часа проводила с Вехом. Но вообще, в первый день, узнав о смерти Эллы, она сама опечалилась и разрыдалась, и успокаивать её пришлось уже парню. Такая взаимоподдержка укрепила и без того прочные связи между парой. Шестнадцатого числа Рокси связалась со своими родителями и поделилась с ними произошедшим. Те организовали для неё и для Веха тёплый приём, устроив семейный ужин, и смогли приподнять бледному сироте настроение.
Вех продолжал ходить на работу, отпусков себе никаких не брал и даже в среду (то есть прямо после беспокойной ночки с визитом Келли и известием от медицинских экспертов) умудрился прийти вовремя, хотя всю ту ночь пробыл в бодрствующем состоянии. Обморок поразил его всего на пять-десять минут. С ним провозились медицинские эксперты, усадили его в кресло и проследили за его состоянием, после чего, когда Вех очнулся, поспешили покинуть квартиру. Так он и просидел в кресле до утра, не вставая и не ложась спать, а потом машинально оделся и ушёл в Центр Послесмертия. Барну о трагедии он не сказал ни слова, на вопрос о здоровье мамы (Барн в действительности с такой дотошной любознательностью интересовался Эллой и её самочувствием) кратко ответил, что с ней всё хорошо. Доктора Брайана не появилось. Вех решительно позабыл о его существовании, будто бы никогда и не было Хемельсона рядом с ним. «Ну и ладно, больно он нужен…» – пустил он эгоистичную мысль и окончательно открестился от желания посещать его в Центральной Городской Больнице.
Барн Вигель не мог не заметить перемен во внешнем облике Веха. Парень давно не брился, покрылся юношеской бородкой и жидкими прозрачными усиками, голова его заросла кудрями. В глазах появилась не то серьёзность, не то жалость, а под самими глазами выскочили светло-фиолетовые синячки. Барн решил на время оставить паренька в покое и не нагружать его лишней работой, так как допустил, что именно из-за чрезмерной нагрузки Вех превратился в некое отчуждённое подобие человека. Нашлась всё-таки в мелкой душонке директора капелька малейшего сострадания. В четыре часа, как и было положено, он взглядом проводил Веха из Центра и удалился в свой кабинет.
После работы Вех отправился по адресу Пригородной Больницы №3, но о его встрече с телом матери уже было упомянуто чуть выше.
В пятницу Вех посетил крематорий, который располагался за городом на пару километров южнее больницы, где мёртвую Эллу, предварительно погрузив её в гроб, подвергли сожжению. Скорбевшему парню выдали фарфоровую погребальную урну с прахом и выразили слова соболезнования. Вечером урна очутилась во второй спальне квартиры, но не на самом видном месте, чтобы не сталкиваться с ней взглядами и лишний раз не тосковать.
На следующий день Рокси ушла на другой конец Перспективного района – обустраивать выборный участок на первом этаже одного маленького административного здания. Тут-то Вех и почувствовал себя намного хуже, чем прежде. Страдая от одиночества, он не мог найти себе занятия, не мог найти себя. Вместо того чтобы воспользоваться посудомоечным аппаратом, он взялся за мытьё посуды своими руками, по нескольку раз перемыл уже чистые тарелки, натёр их до блеска и этот же самый блеск повторно отскоблил. Пошёл на улицу и с открытым ртом ловил снежинки, пока прохожие бросали в его сторону укорительные, но смешные взоры, и ловил не забавы ради, а потому что рот не закрывался, словно имея личную цель что-нибудь выговорить или банально закричать, но на деле ничего не выговаривая и не крича.
В воскресенье, в день выборов, Рокси с семи утра находилась на выборном участке и жестами рук направляла избирателей в нужную сторону. Участок вмещал в себя двенадцать кабинок со шторками. Вообще данное мероприятие активно и оживлённо раскручивалось и рекламировалось посредством вывесок в городе, рекламных стендов, партийных организаторов наподобие Рокси, которые мёрзли на улицах и раздавали газетки с информацией о выборах, а также при помощи телевизора и Сети, поэтому все вокруг знали и верещали о том, что надо бы посетить выборный участок и проголосовать.
Вех, морально раздавленный ещё с прошлого дня, плохо выспавшийся и находившийся в больном состоянии, но пообещавший Рокси прийти, встретился с девушкой ровно в полдень. Он хотел пристать к ней с разговорами, но та всем своим видом показала, что сейчас занята и что поговорит с ним вечером, после выборов, и подсказала проходить в одиннадцатую кабинку. Вех потопал к кабинке, поглядывая через плечо на Рокси. Уж очень она симпатизировала ему в этой, как он считал, военной форме.
Это были первые выборы за всю его жизнь, и потому он достаточно сильно увлёкся этим процессом. Раньше выбирать не надо было: всем руководили и всех назначали государственные органы, и бегать по выборным участкам гражданам не приходилось. Хорошо ли это или плохо – былое отсутствие политического выбора – Вех сказать наверняка не мог. По крайней мере, до фатальной кинопремьеры никому до этого не было никакого дела, и безвыборная система работала как швейцарские часы, как вечный двигатель: вы, мол, государственники, а не мы; мы отрекаемся от выборов в политической области и даём вам возможность самим, без нашего народного участия, ставить и увольнять тех или иных людей, которых вы сами пожелаете поставить и уволить. Но когда произошло государственное предательство, то, наверное, демократическое участие возникло само по себе, стихийно и сейчас вылилось в эти процедуры с голосованием.
В кабинке находился стеклянный ящик с отверстием для бюллетеней, наполненный почти до краёв (как много людей успело проголосовать за одно только утро!), и аппарат с сенсорным дисплеем и кнопкой, прикреплённый к стене. Вех нажал на кнопку, и ему на экране предложили заполнить данные о себе. Тык-тык-тык – имя, фамилия, дата рождения и место проживания были вбиты в соответствующие строки. Подтвердив данные и повторно нажав на кнопку, Вех поймал за секунду распечатанный аппаратом бюллетень. Посередине грозными печатными буквами был выведен всего один вопрос, однако очень длинный: «ПОДТВЕРЖДАЕТЕ ЛИ ВЫ, ЧТО ПАРТИЯ «НАРОСТ» И ЕЁ ГЛАВА – МИСТЕР КРАУДИ – ЗАПОЛУЧИЛИ ВЛАСТЬ ЛЕГАЛЬНО, ЛЕГИТИМНО И В СООТВЕТСТВИИ СО ВСЕМИ НЕОБХОДИМЫМИ НОРМАМИ, А ТАКЖЕ ПОДТВЕРЖДАЕТЕ ЛИ ВЫ, ЧТО СОГЛАСНЫ С ПРОВОДИМОЙ ПАРТИЕЙ «НАРОСТ» И ЕЁ ГЛАВОЙ – МИСТЕРОМ КРАУДИ – ПОЛИТИКОЙ И ГОТОВЫ ПОЙТИ С «НАРОСТОМ» НА ДАЛЬНЕЙШЕЕ ГРАЖДАНСКОЕ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ СОТРУДНИЧЕСТВО?»
Под вопросом стоял один-единственный квадратик с подписью «ДА», а больше, за исключением данных Веха, ничего на бюллетене выведено не было. Слева от стеклянного ящика была прикреплена подставка, из которой торчали чёрные ручки. Вех взял одну и замер в неоднозначном предвкушении. Ему было не по себе от того, что его обделили выбором. Только «ДА» и никакого иного варианта ответа. Слабая обида пронзила его изнутри и отнюдь не за то, что он был лишён права на собственное мнение, а за то, что он в принципе согласился поучаствовать в этом цирковом подобии выборов. В очередной раз он был обманут системой, только уже не старой, а новой, но какая разница, кто тебя обманывает, если сам факт осуществления этого обмана бьёт тебе по больному? Плюс в обмане была задействована Рокси, что усугубляло и без того бедственное внутреннее состояние Веха. Сняв с ручки колпачок, он надавил на бюллетень и в приступе негодования начеркал возле квадратика ответа грязных хаотичных линий, затем вернул ручку на место и как можно быстрее избавился от испорченного бюллетеня, просунув его в ящик. Он проигнорировал Рокси, которая, несмотря на свою занятость, всё же хотела вызвать его на пару слов, и бросился на улицу.
Вечером, часов в десять, лёжа на кровати во второй спальне за просмотром фильма, Вех рассказал девушке, что натворил с избирательным бюллетенем.
– Как ты посмел! – огорчилась Рокси. Проведя двенадцать часов на выборном участке, она, тем не менее, абсолютно не устала и, казалось, была готова работать ещё сутки напролёт. Беседовала она оживлённо и с ноткой удовлетворения в голосе.
– Меня оставили без выбора. Я разозлился.
– Без какого такого выбора?
– Что такое выборы? Это процедура, которая позволяет человеку сделать свой выбор, принять своё решение. Я правильно понимаю?
– Правильно, но…
– Тогда с какого перепуга не я выбираю, а меня ставят перед выбором? Или ставь галочку за «Нарост» и Крауди, или уходи прочь! В бюллетене был всего один вариант! Это неправильно, в высшей степени неправильно. Это не выборы, а подписание соглашения!
– Вешик, глупышка, но кого тебе ещё надо, кроме мистера Крауди? Да, это были выборы, и был на них всего один выбор, но от этого выборы не перестают называться выборами! Альтернативы не существовало объективно вследствие жизненных обстоятельств, а не вследствие того, что злобный демон Крауди решил устранить всех политических конкурентов. Не было никаких конкурентов. Крауди у нас один, а «Нарост» – мы все.
– Ладно, допустим, не нужен мне другой кандидат. Но где слово «НЕТ»? Почему исключительно «ДА»?
– Те, кто против мистера Крауди и «Нароста», ничего на бюллетене не черкали, а оставили его пустым и бросили в ящик. Кстати, есть шанс, что своими каракулями ты невольно ответил «ДА»: Выборная Комиссия любые художества возле квадратика расценивает как положительный ответ. Так что зря ты разрисовал бюллетень.
– Чёрт! Короче, в задницу эти выборы. Брехня. Прошу, отныне не приглашай меня на подобного рода мероприятия.
– Как пожелаешь, – обиделась Рокси. – Больно уж хочется видеть на них психопата, который не вникает в суть процедуры и портит бланки.
– Отстань, никакой я не психопат… Прости…
– Не прощу. Мне вообще кажется, что ты ревнуешь и завидуешь одновременно, поэтому и выходишь из себя. Понимаю, что ты потерял близкого человека и находишься в перманентном стрессе, но те чувства, что ты проявляешь прямо сейчас, к этому стрессу не относятся. Это нечто другое. Может, тебе не нравится, что я нашла работу, и ты потерял главенствующую роль в наших отношениях? Может, тебе не нравится, что во мне растёт чужой ребёнок, и ты хотел бы от меня своего собственного ребёнка, а не ребёнка Донована?
– О чём ты говоришь, Ро? – недовольно буркнул Вех. – Ты совершенно не права и природу моих чувств объясняешь чересчур искажённо. Я не завидую твоей работе, я не ревную тебя и твоего ребёнка к Доновану. Это всё бред. На меня влияют смерть мамы и непринятие системы. Больше – ничего.
– Какой, блин, системы? Мы стоим на пороге грандиозных изменений, на смену старой системе пришла новая, и теперь и она тебя не устраивает. Вех, ты запутался. В порыве нахлынувшей депрессии ты не различаешь хорошее от плохого и сгребаешь всё в одну кучу. Остановись, протрезвей от болезненного дурмана и вернись, наконец, в нормальное состояние.
– Хорошо, хорошо… – повторял парень, поднимаясь с кровати и покидая комнату. – Я пошёл в нашу спальню. Фильм смотреть не буду – мне расхотелось.
– Составить тебе компанию?
– Нет, пока нет… В общем, приходи, как наскучит или как захочешь спать.
Рокси досмотрела фильм до конца (ей завтра никуда не надо было рано вставать) и в полночь перебралась к Веху, который к тому моменту дрых тяжёлым сном.
Следующая неделя вплоть до пятницы промелькнула за мгновение, но и в ней нашлась пара моментов, без которых перейти к долгожданному двадцать пятому ноября будет обременительно.
Барн Вигель избавился от своего сострадания, которое единожды вспыхнуло в нём при виде измученного жизнью Веха, и уже с понедельника продолжал терроризировать парня новой порцией дополнительных сверхурочных заданий. Правда, стоит отметить, эти задания перестали носить масштабный характер (не устранение серверной ошибки на целом этаже и не гора мебели) и стали более приземлёнными. Обычно Барн на лифте поднимал Веха на десятый этаж и давал ему простое устное распоряжение – убраться в своём кабинете. Тряпку Вех брал в ближайшей кладовой и оперативно принимался за вытирание пыльных поверхностей. Но напрашивается логичный вопрос: почему он, по жизни являясь противником несправедливости и борясь с ней всеми силами, позволил, пусть и директору, надсмехаться над собой и использовать себя в качестве личного раба? растрачивать своё личное, официально нерабочее время? Всё просто. Вех был зомбирован, причём зомбирован едой, той самой вкуснятиной, что с недавних пор ему стали предлагать на обед, всеми этими рагу, супами, газированными напитками с различными фруктовыми и ягодными вкусами и тому подобное. Стоит припомнить слова Ролгада по телефону с Барном о «дешёвом новом питании» и прокрутить её в голове ещё раз. Дешёвое новое питание было частью большого плана, и внедрялось оно не только в Центре Послесмертия, но и повсеместно, во всех столовых, например (вспомните разговор двух надзорщиков у палаты Эллы), а также на улицах в виде автоматов со стеклянными дверцами, из которых, по нажатию нескольких кнопочек, можно было получить для себя вкусный сладкий напиток. Что-то в еду добавлялось такое, что блокировало некоторые отделы мозга и психики, но одновременно было чрезвычайно вкусным, и поэтому никто не был в курсе этих сомнительных добавок и только поражался новым вкусовым ощущениям от привычных блюд. Барн же, мистер Крауди и прочие участники плана подобной дрянью желудки не наполняли: им отдельно приносили обычное питание без лишних ингредиентов. Вспомните жалобу мамы Веха о том, что качество еды в пайке резко снизилось, и задумайтесь над объёмом того ужаса, той угрозы, что нависла над жителями. Это надоедливое повторение жизненно необходимо для осознания беды, речь о которой пойдёт дальше, но уже совсем скоро.
Организм Веха, конечно, сперва боролся с гадостью. Борьба эта выражалась в проблемах с пищеварением, появившихся на третий день после употребления в пищу новой еды. В четверг, возвратясь с работы домой, парень внезапно схватился за живот, ибо его нехило закрутило, еле успел добежать до туалета и просидел там почти час. Но и он, и Рокси списали данный инцидент на некое стрессовое расстройство, возникшее от утери Эллы. После этого подобных казусов не происходило, организм привык, перестал защищаться и послушно вбирал в себя напичканные химикатами супы, котлетки, газированные соки и прочее.
Как проявлялось зомбирование? Падением внимания и концентрации, в некоторой степени – беззаботностью и отсутствием понимания происходящего. Вот и Вех, частично ничего не понимая и находясь в упадке, покорно удалял пыль с полок, пока Барн расхаживал в двух шагах от него и монотонно делился со своим зомби самыми сокровенными секретами, самыми грязными и грубыми словами:
– Мы терпеливо дожидаемся понедельника двадцать седьмого ноября, щенок ты мой мокроносый. В понедельник наш святой лидер мистер Крауди выступит с одним прелюбопытнейшим сообщением, которое перевернёт и изменит всё. Жизнь человеческая обесценится в один момент, как обесцениваются массы денежной бумаги под воздействием гиперинфляции. Но тебе ли знать, что это такое? Ты ведь не способен анализировать, ты не способен думать и размышлять. И вместе с тобой – в одном нескончаемом ряду – стоят такие же неспособные анализировать, думать и размышлять люди. Все вы под нашим колпаком, весь город и вся страна. Ещё чуть-чуть – и всё решится. Между делом, знал ли ты, Вех, что Брайан Хемельсон мёртв? Он оказался настолько живучим, что мне пришлось устроить на него не одно, а целых два нападения. В первый раз отделался синяками, а во второй раз, то есть неделю назад, мои прихвостни выполнили свою работу как надо. Подловили его прямо возле дома, избили, оставили без одежды, выволокли в тёмный заснеженный переулок и оставили превращаться в льдинку. Но нашлись неравнодушные люди, заметили бездыханное тело, привели Брайана в сознание и согрели. На следующий день случилась с ним сильнейшая ангина, от боли разрывало горло, начался жар. Свезли его в Центральную Городскую Больницу, но не спасли. Бедный человек! Столько пережил! Ха-ха! А знаешь, Вех, что явилось причиной нашей над ним расправы? Вернее, кто явился? Ты! Избавившись от старикашки, я планировал с максимальной силой воздействовать на тебя, сломить тебя и растоптать, но ты продемонстрировал такую несусветную глупость и такое безразличие к своему другу, что все мои планы разом нарушились. Стоит ли говорить, что ты не меньший убийца и маньяк, чем я? Хладнокровный и бесчувственный. Такие нам и нужны – роботизированные безжизненные куски кожи, жизни которых плотно сжаты в наших кулаках!
Вех натирал, натирал и натирал эти деревянные полки, брызгал чистящим средством на стеклянные двери и очищал стекло от пятен рук. Сеансы подобных разговоров с Барном и работы с тряпкой продлились пять дней.