После вступления в Орден жизнь Александра обрела долгожданную стабильность. Его всё чаще посвящали в дела Ордена, а отношения с Ксенией становились всё крепче с каждым днём. Они проводили время вместе, а по приглашению Германского Великого Магистра провели целый месяц в Германии. Эта поездка понравилась Александру настолько, что у него появилась мысль однажды пожить там на постоянной основе – хотя бы пару лет.
Их семьи не препятствовали их любви. Наоборот, обе стороны были рады как укреплению связей между орденами, так и счастью молодых. Союз казался удачным во всех отношениях.
14 мая 1914 года Александр сделал Ксении предложение, и ровно через месяц они поженились и обвенчались. Они поклялись друг другу в вечной любви, искренне веря, что лучшей пары им не найти. Они думали, что после брака их жизнь останется прежней, но судьба распорядилась иначе.
28 июня того же года по всей Европе разнеслось ужасное известие: в городе Сараево, на территории Австро-Венгерской Империи, боснийский серб Гаврило Принцип застрелил наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франца Фердинанда и его супругу Софию Хотек.
Это событие стало триггером для череды трагедий. В Сараево и других городах Империи начались антисербские погромы: сербов изгоняли из страны, насиловали и убивали. Соседи, которые вчера были друзьями, стали врагами.
Австро-Венгрия вместе с Германией потребовали от Сербии начать расследование, но получили отказ. Тогда Австро-Венгрия выдвинула ультиматум, требуя выполнения ряда условий: уволить всех офицеров и чиновников, занимавшихся антиавстрийской пропагандой, арестовать причастных к сараевскому убийству, усилить контроль над границами для предотвращения контрабанды оружия и прочее. На выполнение условий дали два дня. Сербия согласилась лишь с частью требований, что не устроило Австро-Венгрию. Дипломатические отношения были разорваны.
Через месяц Австро-Венгрия объявила войну Сербии, запустив цепную реакцию. Россия, согласно договору с Францией о взаимной военной помощи от 1892 года, начала мобилизацию войск. Германия, ожидавшая повода для вступления в войну, поддержала Австро-Венгрию. Вскоре в конфликт втянулись все крупные державы. Никто тогда не предполагал, что война продлится четыре долгих года, изменит политическую карту мира и приведёт к исчезновению нескольких европейских государств в их прежних границах.
Война затронула и Орден «Возрождения», и Орден «Света». В первые же дни больше половины охотников из обоих орденов отправились на фронт. Война с монстрами временно отошла на второй план.
Не остался в стороне и отец Александра. Будучи генералом русской армии, он получил назначение на Восточный фронт. Павлу Андреевичу было поручено отправиться в крепость Осовец – важнейший стратегический объект, прикрывающий путь противнику к Петербургу. Приказ был ясен и не подлежал обсуждению. С честью и достоинством он сообщил о своём назначении семье.
Александр, несмотря на юный возраст и право на отсрочку, настоял на том, чтобы поехать с отцом. Он не хотел оставаться в стороне и отправился на фронт в качестве офицера под личное командование Павла Андреевича. Ему было всего 17 лет, но он уже стал офицером. Однако, в отличие от других солдат, на правом рукаве его формы красовалась оранжевая повязка с гербом Ордена, как и у его отца.
Ксения не хотела отпускать мужа, но выбора у неё не было. Александр стоял на своём: он был уверен, что должен ехать с отцом, чтобы они могли присматривать друг за другом. Перед отъездом он попросил жену ждать его, пообещав, что вернётся живым.
– Я обязательно вернусь, отец без меня пропадёт, – пытался перевести в шутку своё отбытие Александр. – Только жди меня. Всё будет хорошо.
Он старался успокоить жену, но видел, как ей трудно смириться. Ксения, обнимая его за шею, плакала. Её слёзы, крупные, как дождевые капли, стекали по его гимнастёрке, оставляя мокрые пятна. В тот день Александр впервые увидел её слёзы. Это зрелище разрывало ему сердце. Ему было безумно жаль оставлять её одну, но он чувствовал, что по-другому поступить не может. Он должен быть рядом с отцом.
– Сколько тебя не будет? – спросила Ксения, немного успокоившись, но голос всё ещё дрожал.
– Пока отцу не будет позволено покинуть крепость, – спокойно ответил Александр. – Я с ним буду до конца.
Её не устроил такой ответ. Ксения не любила неопределённость, но решила сдержать свои эмоции. Она не хотела омрачать их последние минуты перед разлукой. Вместо упрёков она молча приняла это.
На прощание они крепко поцеловались. Александр сел с отцом в поезд, и тот, медленно набирая скорость, увёз их из Петербурга.
С тех пор прошло больше года. На долю Александра и Павла Андреевича выпало множество испытаний. Они пережили два штурма крепости Осовец: первый в сентябре 1914 года, второй – в феврале-марте 1915-го. Они видели гибель товарищей, ужас артобстрелов и другие страшные стороны войны.
За это время Александр успел проявить себя как способный и отважный боец, завоевав уважение сослуживцев. Он даже встретил свой восемнадцатый день рождения, хотя совсем не так, как мечтал. Вместо праздника он слушал грохот снарядов и чувствовал холодные стены крепости.
На других участках фронта охотников тоже ожидали нелёгкие испытания. Их основная миссия – борьба с тварями – отошла на второй план. Тем не менее, все как один отмечали, что сражения с любым монстром куда менее страшны, чем война. На охоте приходилось вступать в бой с бывшими коллегами, которые оказались по другую сторону конфликта.
4 августа 1915 года
С самого начала войны крепость Осовец была для немцев словно кость в горле. Больше года они безуспешно пытались её захватить. Обстрелы сменялись штурмами, а штурмы – новыми обстрелами. Всё было напрасно.
Так было и 4 августа. Погода стояла ясная. Очередная немецкая атака захлебнулась: русские солдаты стояли насмерть. Потери несли обе стороны, но атакующим казалось, что русские не боятся смерти.
Под шквальным огнём, Александр с оранжевым шевроном на руке выскочил из окопа. Ему было не впервой. Страх перед смертью давно оставил его. Рубящими ударами сабли он отсекал конечности врагов. Тёмно-серая форма немцев мгновенно пропитывалась кровью. Одно за другим тела падали на землю – изуродованные, с отрезанными конечностями и вываливающимися внутренностями. Воздух наполнился запахом смерти. Крики раненых и стоны умирающих звучали с обеих сторон, заглушая даже пулемётные очереди.
– Ваше благородие! – раздался крик позади Александра. – Берегитесь!
Он обернулся: на него с отчаянным криком бежал немецкий солдат. Попытка застать врасплох обернулась для нападающего гибелью. Резкий взмах сабли – и кровь брызнула из рассечённого горла. Кайзеровский солдат упал, хватая воздух.
– Благодарю! – кивнул Александр, перепачканный грязью и кровью. – Мы так просто им не сдадимся!
Он уже готовился снова ринуться в атаку, но крики его сослуживцев заставили повернуть назад.
– Тикаем, братцы! – прокричал один из солдат. – Обстрел!
Снаряды начали рваться. За спиной Александра поднялся густой дым, воздух наполнился смрадом и криками тех, кто не успел добраться до укрытий.
Александр почти достиг безопасного окопа, но взрывная волна отбросила его вперёд. Ударившись о земляной ров, он скатился вниз. Земля, песок и двое сослуживцев накрыли его сверху. Все трое замерли.
Когда обстрелы прекратились, Александр пошевелился и начал выбираться. Его товарищи тоже пришли в себя.
– Ваше благородие, – поднялся рядовой Капустин с гладко выбритой головой. – Простите, ежели б знали, что вы тут, упали бы в стороне.
– Всё в порядке, Василий, – ответил Александр, принимая протянутую руку. – Главное, что все целы!
Он выбрался из окопа и огляделся. Перед ним стелился чёрный дым. Сквозь него виднелись тела павших – и своих, и чужих. По лбу текла тонкая струйка крови. Александр вытер её рукой и, глядя вдаль, произнёс:
– Нужно найти отца.
Павел Андреевич через бинокль наблюдал за полем битвы. Страх за сына не покидал его ни на минуту. Однако удерживать Александра он не мог. Восемнадцатилетний офицер – пример для солдат. Те уважали его и внимательно слушали его советы. Никто не задавал вопросов о нашивке на правой руке, считая, что он, как и отец, принадлежит к элитному батальону императора – лучшим из лучших. К тому же такую нашивку уже видели у одного из офицеров гарнизона. Солдаты не спрашивали и о том, как юноша в таком возрасте стал офицером. Когда он только прибыл, многие смотрели на него с подозрением, но после первых боёв все сомнения исчезли. Александр доказал, что он храбрый солдат и мудрый командир, знающий цену человеческим жизням.
– Господин генерал! – окликнул Павла Андреевича весь в грязи и копоти, с потрескавшимися губами подпоручик Котлинский. – Враг отступил с большими потерями. Из-за начавшегося обстрела мы были вынуждены вернуться на позиции.
– Главное, что целы, – отозвался генерал, оборачиваясь. – Воды?
Котлинский кивнул. Павел Андреевич передал ему флягу, и подпоручик жадно сделал несколько глотков. Напившись, он смочил левую руку и начал оттирать от крови оранжевую нашивку с гербом Ордена Возрождения. Он тоже был охотником.
На этом участке обороны крепости Павел Андреевич собрал всех охотников, приписанных к Осовцу. К этому дню их осталось трое: он сам, Александр и подпоручик Котлинский.
Подпоручик был молодым парнем с добрым, всегда гладко выбритым лицом, немногим старше Александра. Подчинённые говорили о нём как о человеке, не знающем страха или чувства самосохранения. Но это было не так: он, как и все, боялся смерти. Год назад, досрочно завершив обучение, он был посвящён в охотники и прикомандирован к 226-му пехотному Землянскому полку, входившему в состав гарнизона крепости. Ему довелось сражаться с множеством чудовищ, но самым трудным испытанием стала война с людьми, которые, как и он, просто исполняли приказы.
– Александр цел? – спросил Павел Андреевич.
– Да, господин генерал, – ответил Котлинский. – Он храбро сражался. Направлялся к вам, но я отправил его к фельдшеру. Его слегка контузило, как и меня.
Подпоручик присел на землю, облокотившись на мешок с песком, и сжал в руках фуражку. Головная боль мешала ему думать, в ушах звенело.
– Что нас ждёт завтра?
Павел Андреевич промолчал. Сегодня ночью его информатор из немецкой ставки должен был сообщить важные сведения. Это могло прояснить планы кайзеровской армии. Но и без того генерал понимал: немцы готовят генеральное наступление.
Не говоря больше ни слова, он покинул подпоручика и поспешил к сыну.
Александр находился в полевом госпитале. Ему бинтовали голову. Вокруг бегали санитарки, меняя грязные бинты на чистые. Их труд невозможно было переоценить.
– Папа! – приподнял голову Александр. – Рад вас видеть! Вы пропустили хорошее сражение!
Павел Андреевич дождался, пока санитарка закончила перевязку, затем сел рядом с сыном.
– Не для того тебя готовил Орден… – произнёс он с грустью. – Но я рад, что ты понимаешь, что такое честь русского солдата.
Он обнял сына левой рукой и поцеловал в перевязанную голову.
– Честь имею! – с гордостью ответил Александр.
Отец и сын замолчали, наблюдая за суетой госпиталя. Раненые просили закурить, но санитарки категорически отказывали. Солдаты смеялись, просили товарищей принести табак. Казалось, что недавний бой остался в прошлом.
– Им когда-нибудь надоест биться о наши позиции? – спросил Александр.
– Сегодня ночью станет ясно, – ответил Павел Андреевич. – Поправляйся!
Он покинул госпиталь и отправился в землянку.
У себя он размышлял о положении на фронте. Генерал анализировал данные, чтобы понять, сколько ещё продержится крепость и что готовят немцы. Ответы на эти вопросы должен был дать информатор.
С наступлением ночи генерал вышел из землянки и отправился на встречу. Убывающая луна освещала поле, недавно ставшее ареной битвы. Вдали раздавались немецкие выкрики: временное перемирие позволило обеим сторонам забрать тела погибших.
На месте встречи, под светом керосиновой лампы, ждали Александр и Котлинский. Павел Андреевич вернулся спустя час. Его лицо было мрачным, а в руках он держал бутылку коньяка – подарок от германской части Ордена. Поставив её на стол, генерал разлил напиток по кружкам и скромно накрыл стол из оставшихся припасов.
– Господин генерал, что вы узнали? – спросил Котлинский, тревожно глядя на Павла Андреевича.
– Ничего хорошего… – безжизненным голосом ответил генерал. – Давайте, не чокаясь.
Все трое молча подняли кружки и выпили. Закусили тушёнкой и черствым хлебом. Генерал тут же разлил по второй порции.
– Плохие новости, господа, – заговорил он увереннее. – Смерть наша всё ближе. Немцы готовят газовую атаку. – Он откусил краюху хлеба, и его взгляд помрачнел.
– Хотят потравить нас, как собак… – злобно сквозь зубы процедил Александр. – Трусливые твари.
– На войне все средства хороши, – спокойно отозвался подпоручик Котлинский. – Немцам не в первой.
Все трое выпили ещё раз. В воздухе повисло напряжённое молчание.
– Есть способы как-то уберечься от этих газов? – наконец нарушил тишину Александр. – Мы знаем, что они готовят. Надо что-то предпринять!
– Вчера вечером им доставили противогазы, – тяжело сказал Павел Андреевич, наливая третью порцию. – У нас таких нет. Единственное, что мы можем сделать – это использовать мокрые повязки. Обматывайте лицо как можно плотнее. – Он посмотрел на сына и Котлинского. – Но, господа, давайте ещё по одной – и на боковую. Завтра нас ждёт трудный день. Возможно, последний…
Сказанное не требовало дополнительных объяснений. Все понимали, что уберечься от газа почти невозможно, но крепость сдавать никто не собирался.
Они выпили молча и разошлись каждый на своё место.
Александр вернулся в землянку. Он улёгся, укрывшись шинелью, но долго не мог уснуть. Мысли о грядущей газовой атаке терзали его. Больше всего он боялся не за себя, а за Ксению. Что будет с ней, когда она узнает о его гибели?
Они так мало времени провели вместе. Ему хотелось ещё многое ей сказать, но теперь, вероятно, уже никогда. Глаза стали влажными от этих мыслей. Александр достал из кармана маленькую фотокарточку.
На снимке были он и Ксения в день их свадьбы: оба молодые, красивые, полные надежд. А теперь? Александр не видел жену больше года. Он изменился, и всё, через что он прошёл, оставило след на его душе. Узнает ли Ксения в нём того парня, которого она полюбила на балу полтора года назад?
Этот вопрос так и остался без ответа. Держа фотокарточку в руках, Александр наконец погрузился в сон. Снаружи раздавался ухающий крик совы, кружившей над полем боя.
6 августа 1915 года
Весь прошлый день русские солдаты готовились к газовой атаке.
Они могли сделать немногое, и большинство из них даже не представляло, как действует отравляющий газ на человеческий организм. Солдат пугала неизвестность, а она, как известно, страшнее самой смерти.
Павел Андреевич, проверяя оборонительные позиции, заметил одного из солдат, который крестился перед небольшой иконой.
– Не поможет нам Бог… – бросил генерал, проходя мимо.
– Это с чего же так, господин генерал? – удивлённо спросил боец.
– Да с того, – ответил Павел Андреевич, не останавливаясь. – Если бы он не хотел, чтобы люди убивали друг друга, то давно бы всё это остановил.
Генерал ушёл, оставив солдата в тяжёлых размышлениях.
Несколькими часами позже Павел Андреевич принял участие в другом разговоре.
Стоя на позициях, подпоручик Котлинский вдруг задал вопрос:
– Господин генерал, скажите, люди страшнее монстров?
– Да, – ответил Павел Андреевич без колебаний. – Монстры никогда не нападают на себе подобных, в отличие от нас с вами.
После паузы он добавил:
– Знаешь, наш Орден создан, чтобы защищать людей от нечисти. Но теперь я думаю, что его истинное предназначение – защищать людей от самих себя.
– Что с нами будет?
– Не знаю. Никто не знает…
Тем временем немецкое командование готовилось к генеральной атаке.
Для прорыва русских позиций была выделена 11-я дивизия ландвера. На главном направлении вдоль шоссе и железной дороги развернулся 18-й полк, усиленный маршевыми частями. Чуть южнее ждал своего часа 76-й полк. Остальные подразделения находились в резерве, готовые к выполнению дальнейших приказов.
На рассвете командующий германской армией взглянул на карманные часы. Они показывали без пяти минут четыре утра.
– Zeit, – произнёс он вполголоса и, обернувшись к своим солдатам, скомандовал: — In Position!
Солдаты побежали исполнять приказ. Из заранее развернутых тридцати газобаллонных батарей, в четыре часа утра, с попутным ветром, по всему фронту атаки начали выпускать хлор и бром. Ядовитые пары полностью окутали позиции русских бойцов.
Действие газа оказалось сокрушительным: несколько рот полностью выбыли из строя, а там, где оставались выжившие, их число едва доходило до сорока человек. Практически вся первая и вторая линии обороны Сосненской позиции остались без защитников. В общей сложности более полутора тысяч человек в крепости были выведены из строя. Не было никого, кто бы не пострадал от отравления в той или иной степени тяжести.
Однако на этом подготовка к атаке не завершилась. Немецкая артиллерия открыла огонь по крепости, стремясь окончательно уничтожить оставшихся выживших. Сопротивление было невозможно.
Пока немцы готовились к зачистке позиций, бойцы русской армии умирали в страшных муках. Александр катался по земле, его тошнило кровью, а перед глазами стояла зелёная газовая пелена. Молодой человек хотел вытащить пистолет и покончить с собой, чтобы прекратить мучения. Но самым страшным для него было наблюдать, как умирал его отец.
Генерал русской армии, один из лучших охотников, преданный стране и Ордену, лежал на земле, истекая кровавой слюной. Он не заслуживал такой позорной смерти. Павел Андреевич предпочёл бы погибнуть от когтей оборотня или в честном бою, но не так.
Александр подполз к нему, положил его голову себе на колени и крепко сжал его руку.
– Прости меня, сын мой… – Павел Андреевич с трудом выговаривал слова. – Прости, если был с тобой строг… Прости за то, что не всегда был рядом…
– Не уходи, папа, прошу! – умолял его Александр, задыхаясь и кашляя кровью. По щекам юноши текли крупные слёзы. – Нам ещё столько всего нужно сделать… Ты нужен Ордену! Ты нужен мне!
– У меня нет шансов… А у тебя они есть, – генерал собрал последние силы. Левой рукой он снял с шеи кулон с гербом Ордена и протянул его сыну. – Он теперь твой. Не посрами имя нашей семьи. Где бы ты ни оказался, помни: Орден превыше всего…
Это были последние слова Павла Андреевича. Даже на пороге смерти Орден оставался для него делом всей жизни.
Александр осторожно опустил тело отца на землю, вытер слёзы и надел на шею кулон с гербом Ордена. Затем он достал саблю из ножен и, натянув окровавленную бинтовую повязку на лицо, вышел из землянки.
На отравлённом воздухе перед ним предстала ужасающая картина. Повсюду лежали тела с разъеденными глазами, а те, кто ещё был жив, захлёбывались кровью, мучительно кашляя. Их лёгкие были сожжены, кожа позеленела и местами начинала слезать.
Среди тел Александр заметил подпоручика Котлинского. Тот был в тяжёлом состоянии, но жив. Александр подошёл к нему и помог подняться.
– Живой? – хрипло спросил Александр, тяжело дыша.
– Скорее живой труп, – с горькой усмешкой ответил подпоручик. – Где эти твари?!
Он достал бинокль и выглянул из окопа. На горизонте в ровные шеренги выстроились ряды немецких солдат в противогазах. Они напоминали безликих жнецов, хладнокровно дожидавшихся момента, чтобы забрать последние жизни, которые не успел унести газ.
– Ждём, когда подойдут поближе… – прохрипел Котлинский, откашливаясь кровью. – Тогда и ударим!
Немецкие солдаты, уверенные в своей победе, начали наступление. Они методично подавляли единичное сопротивление и, без тени страха, продвигались вперёд по земле, которая из-за действия газа приобрела мертвенно-зелёный оттенок.
Кайзеровская армия легко прорвалась через первую и вторую линии колючей проволоки. После этого они устремились к полотну железной дороги у Рудского моста. Потеря моста означала бы полное рассечение русской обороны и неминуемую утрату Сосненской позиции.
Обстановка на южных рубежах была немного лучше. Семьдесят шестой полк ландвера, не рассчитавший действия газа, сам оказался под его воздействием. Это дало шанс остаткам двенадцатой роты, защищавшей центральный редут, временно приостановить продвижение противника.
Понимая, что промедление равно смерти, русские бойцы решили предпринять решительные действия. Они дождались, пока немецкие солдаты подойдут максимально близко, чтобы нанести неожиданный удар. Остатки восьмой и тринадцатой рот, поддержанные подкреплением в лице четырнадцатой роты, рванули в яростную контратаку.
Происходящее стало для немецких солдат кошмаром. Маршируя через поле, усеянное телами мёртвых, они внезапно увидели, как из окопов начали подниматься израненные, обожжённые бойцы, похожие на оживших мертвецов.
Эта сцена повергла врагов в панику. Никто не верил, что кто-то мог выжить в этом аду. Многие бросали оружие и в страхе бежали, крича от ужаса. Те же, кто впадал в оцепенение от увиденного, не оказывали сопротивления и молча принимали смерть.
Русские бойцы не щадили врага: они выкалывали штыками глаза, разрубали шашками, стреляли в убегающих немцев. Поле боя наполнилось криками и воплями. Немецкие солдаты в панике кричали, что мертвецы восстали из мёртвых.
Александр не отставал от своих товарищей. Подобно дикому зверю, он носился по полю битвы, не считая, убивал немецких солдат, попадавшихся ему на глаза. Тех, кто ещё подавал признаки жизни, он добивал выстрелами из пистолета в упор. В тот момент в нём не осталось ничего человеческого.
Вскоре он обнаружил, что отбился от группы. Понять это он успел слишком поздно. Раздался выстрел, и пуля, пробившая его грудь насквозь, сбила его с ног. Александр упал на землю, но, превозмогая боль, сумел с трудом подняться. На правой стороне груди расплылось большое алое пятно.
Он опустился на колени, понимая, что ему осталось недолго. Впереди он увидел несколько кайзеровских солдат, которые направлялись к нему. Позади тоже слышались шаги.
«Может, свои? – подумал он с горькой усмешкой. – Хотя какая теперь разница? Я всё равно нежилец…»
Но внезапно немецкие солдаты, не добежав до него, резко остановились, затем развернулись и побежали прочь. Александру показалось, что рядом с ним появилось свечение. Он решил, что это предсмертные галлюцинации. Однако свечение не исчезало.
Через несколько мгновений мимо него прошла фигура. Это был человек в русской военной форме, но за его спиной виднелись два больших золотых крыла.
Мир перед глазами Александра начал расплываться. С усилием открывая глаза на несколько секунд, он успел увидеть, как эта фигура безжалостно расправляется с убегающими солдатами. Когда последние из них были убиты, фигура повернулась к нему.
Подойдя ближе, она на мгновение замерла, затем присела рядом. Сквозь туман в глазах Александру показалось, что он увидел на лице фигуры лёгкую улыбку.
– Твоя история ещё не закончена, – произнесла фигура спокойным мужским голосом. Она положила руку ему на грудь, и её крылья засветились ещё ярче. – Помни, перед смертью у тебя должок, – добавила она с лёгкой иронией, то ли в шутку, то ли всерьёз.
Александр ощутил, как боль в груди стихает, а рана затягивается. Ему стало легче дышать, но он был слишком слаб, чтобы что-либо сказать. Потеряв последние силы, он рухнул на землю и провалился в забытьё.
К восьми часам утра русские бойцы успешно вернули утраченные позиции. В одиннадцать часов немецкая артиллерия прекратила обстрел крепости, что ознаменовало окончание провального штурма.
Во время контратаки подпоручик Котлинский получил смертельное ранение, но его заслуга в обращении немецких солдат в бегство была неоценима.
Бессознательного Александра обнаружила похоронная команда. Убедившись, что он жив, его доставили в крепость. Вечером того же дня его вместе с другими тяжелоранеными эвакуировали с фронта.
В конечном итоге русский гарнизон крепости выдержал все попытки штурма и многонедельную осаду превосходящих сил противника. Однако в начале осени поступил приказ отступить из-за изменений на Западном фронте. Защитники крепости покинули её, забрав всё ценное. То, что невозможно было вывезти, взорвали.
Немецкие войска вошли в пустую крепость, осознавая, что так и не смогли взять её с боем.