Владимир Михайлович Сушков
Делион. По следам древней печати
– Можешь поспрашивать у него, господин страж, – трактирщик продолжал делать круговые движение тряпьем на одном и том же месте, слишком увлекшись разговором. – Клянусь речными водами, ему есть что рассказать.
Галарий пристально смотрел на этого незнакомца, пытаясь мысленно его взломать, словно какой-нибудь замок.
"Сказитель!" – Флавиан не мог поверить собственным ушам, может быть трактирщик издевается над ними?
Нет, вряд ли. Лебизье был добр к ним, все это время, зачем же ему подшучивать? Если это действительно был сказитель, то это не может быть совпадением, что он появился при таких обстоятельствах.
В промерзлой Съердии, где большую часть года лежат снега, этих людей зовут скальдами, Речноземье славится прекрасными стихотворцами, обычно, воспевающие подвиги рыцарей и их называют тут менестрелями. В столичных имперских землях поэты-стихотворцы имеют совершенно другой вид и другие функции, более прагматичные и менее творческие – в Фикии они известны под именем ораторов. Бравлянские древние леса были дремучими, в отличие от их стихотворцев бардов – бродячих мифотворцах, где при любом княжеском дворе для них было припасено место. Таких творческих людей любили повсюду и приветствовали их, как тех, кто разгонял бытовую печаль и обыденную тоску, привнося в жизнь местных жителей крупицы сказаний о далеких землях.
Но сказитель исполняли совершенно иную функцию. И… Они представляли совершенно другую расу.
– Сказитель, – Галарий произнес этого слово таким тоном, словно пытаясь распробовать его на вкус. – Что он тут делает?
Трактирщик нырнул под стойку и ненадолго пропал, пока не вытащил оттуда свежие и вкусно пахнущие пироги со сладкой начинкой. Возможно это было клубничное или малиновое варенье, но запах самой выпечки перебивал аромат начинки. Водрузив пироги в специальный деревянный контейнер на стойку, он вновь наклонился к Галарию с самым ни на что есть заговорческим видом.
– Знаешь страж, я пытался его расспросить, – начал говорить Лебизье. – Он говорит по-нашему, но говор у него какой-то скомканный, словно увиливает от ответа. Говорит, что грядут последние времена, речет как пророк. Вы знаете, сказителей у нас обычно в империи не жалуют, но этот ведет себя более, чем неподобающе.
Флавиан затормозил свою руку, несшую кусок свинину ко рту и перевел свой взгляд на сказителя. Он усомнился в словах трактирщика, ведь чужак из далеких земель вел себя тише воды, ниже подводных рыб, занимаясь своим письменных творчеством, не представляя никакой опасности для местных.
– Чем же он так всех раздражает? – любопытство Флавиана взяло вверх.
Северное наречие пастуха резко контрастировало с речноземным говором окружающий и чистым имперским наречием Галария. Хотя в голосе стража прослеживались непонятные нотки еще более далеких земель, но Флавиан этого не улавливал.
– Клянусь нимфидами, и самой Девой, мой друг, – трактирщик приложил свою руку к сердцу. – У меня в знакомых есть, и Жуан и Креси, и Летуар. Ведь как приехал сюда этот странник, вещи начали случаться странные.
Галарий нахмурился и видимо задумался о том, что в его расчеты только что внесли новую переменную. Трактирщик продолжил.
– Нет, нет, я конечно не про… кхм, кхм. Убийства говорю, а про другое. У Жуана его дочь Матильда, хранила под кроватью пять серебряных грифонов. У Креси, оба сына ворачивались домой с купленными у кузнеца мечами. А Летуар и вовсе из виду упустил сынишку, когда целый день стругал стол для герцога. Тот вернулся в столярную и заблевал сапоги отцовские – так объелся пирожками с творогом.
Флавиан совершенно не улавливал связи со сказителем, казалось, что трактирщик нес какую-то случайную белиберду. Страж внимательно слушал Лебизье и по его лицу сложно было сказать, вник ли он в то, о чем говорит трактирщик, или оставался в подобном же недоумении.
– Остановился у меня на убывающем серпе, после полнолуния, заплатил на месяц вперед и живет себе, никого не трогает, – пожал плечами Лебизье. Я то не против, но люд у нас суеверный, пытался тут супротив его пойти наш уборщик сена, так сказитель ему – хрясь!
Флавиан зажмурился, настолько было громким последнее слово трактирщика.
– Ну и вилы тому поломал, – снова заговорил шепотом Лебизье. – Сказал – полезешь на меня, я тебе так хребет в узел завяжу.
Галарий хмыкнул и ничего на это не ответил. Он по-прежнему не притронулся к своей еде, насыщаясь только городскими слухами из уст трактирщика. Флавиан же за это время успел прикончить как вареную репу, так и отлично прожаренную свинину. Пива осталось на пол бокала, но оно было столь хмельное, что он уже почувствовал, как его начинает расслаблять. Ноги, и без того ватные, теперь превратились в телесный придаток, пенящиеся пузырьки из кружки манили к себе, но Флавиан понимал, что усталость и пиво вещи несовместимые. Галарий если и заметил то, что его спутник изрядно устал, то только краем глаза. А возможно он смог прочитать мысли юноши.
– Трактирщик, вели готовить нам комнату, – произнес Галарий.
Окна были здесь редки, да и те были затянуты дымом от очага и курительных трубок. Флавиан никогда не пробовал табака, наоборот – его этот запах раздражал, но за время, проведенное в "Уставшем Волке", он успел свыкнуться с табачной вонью.
Глава 13
Каждый рыцарь мечтает совершить подвиги, чтобы попасть в Кровную Летопись. Говорят, что в каждом городе есть своя Кровная летопись – эдакая энциклопедия по членам родового древа, и всем пращурам. В Кровной Летописи описываются все подвиги предков, засвидетельствованные их очевидцами. Рыцарь в начале своего служения дает три клятвы: Клятва ежемесячная, клятва одного оборота лун, клятва до смерти. Таким образом, когда происходит посвящение в рыцари, молодой человек обязуется выполнить все свои клятвы. Есть также экстраординарная клятва, которая приносится каждым рыцарем по умолчанию – поиск святого Копья Девы битвы.
(с) Путеводитель по Делиону.
Галарий сделал совершенно неожиданную для Флавиана вещь – он сообщил куда идет и поделился своими наблюдениями! Это было что-то из ряда вон выходящее, но помимо прочего, он разрешил юноше остаться в таверне.
– Трактирщик приготовит для нас комнату, – сказал страж. Можешь отдохнуть, а я, пока светило не опустилось за горизонт, дойду до рынка и проверю слова Лебизье. Затем зайду к сборщику мертвых.
Флавиан был рад, как никогда. Он очень устал от десятков стадий пройденного пути, устал от этого города, от постоянного карканья чернокрылых ворон, от общения и здешних жителей. Ему хотелось только упасть на мягкую перину и забыться обо всем произошедшем за это время, забыть все те злоключения, что приключились с ним, начиная от Утворта и заканчивая сегодняшним вечером. Пастух боялся, что уснет и не проснется вовсе, усталость стала сказываться на нем весьма болезненно – шею ломило, старые раны на спине начинали изнывать, словно просили своего хозяина расчесать их до самой крови, а ноги начали подкашиваться после половины кружки пенистого напитка. Но для начала нужно было избавиться от балласта, он поинтересовался у трактирщика, где находится нужник.
– Стой, – произнес Галарий. Ты запрешься в комнате, и никому не откроешь дверь.
Флавиана озадачили эти слова стража, но он был столь уставшим, что не стал пускаться в бессмысленные прения по этому поводу, и только кивнул головой, соглашаясь с подобным абсурдным заявлением. Чего так боялся страж? Но сейчас, это мало волновало пастуха, он встал из-за стола и отправился через задний выход, во двор таверны, чтобы облегчить нужду.
Ему пришлось идти через стол, где сидел сказитель, и Флавиан, решил бросить свой взгляд на пергамент, над которым корпел незнакомец, не обращая внимания на то, что творится вокруг него. К счастью для пастуха, в Нозернхоле давно отказались от старых нордических рун, которым их научили еще более северные их соседи – съерды и дядя Клепий обучал его имперскому наречию. Однако, на пергаменте оказался совершенно иной язык – плавные каракули с многочисленными завитушками, это ни о чем не говорило Флавиану.
"Я не могу прочитать. Похоже на альвийский", – подумал про себя Сетьюд.
Он прошел мимо столов, где сидело два коренастых цверга, а в дальнем углу, неподалеку от двери, ведшей во внутренний двор сидел межевой рыцарь, полностью облаченный в броню, склонившийся над тарелкой с похлебкой. Никто не обращал внимания на юношу с севера, и тот, толкнувши дверь, наконец-то оказался на воле. Он вдохнул полной грудью свежий воздух, но почувствовал только запах навоза, который очевидно шел от конюшен, располагавшихся по левую руку. Там на передержки содержались лошади приезжих. По правую руку были амбары с запасами съестных припасов, судя по всему там было зерно и другие сыпучие предметы. Двор был ужасно грязным с десятками разных следов – человеческие, лошадиные, а к одному из сараев вели свиные копытца. Одна из кошек, с подранной бочиной, сидела на крыши сарая и вылизывала себя после недавно прошедшего дождя. Вороны облюбовали и это место, нахохлившись, они совершенно не обращали никакого внимания на кошку, та в свою очередь занималась своей чистоплотностью никак не реагировала на птиц. Нужники располагались прямо по курсу и Флавиан брезгуя здешней грязью, которая перемешалась с навозом лошадей и пони, старался выбрать, как можно более сухое место. Шаг за шагом, небольшими прыжками, он ступал босой ногой, но кочкам, стараясь не вляпаться в лошадиной дерьмо. Добравшись до нужника, он открыл скрипучую дверь и чуть не ахнул от зловония и того обилиях мух, облепившее это место. Разогнать их не получалось, они не желали улетать из этого теплого места наружу, пришлось облегчаться в компании этих назойливых насекомых. Сдерживая рвотные позывы, Флавиан сделал свое дело и заправив рубаху в штаны, пошагал обратно. Бросив не осторожный взгляд на второй этаж таверны, он заметил в одном из мутных окон лицо, которое, Флавиан мог поклясться, смотрело на него. Лицо тут же исчезло за темными шторами, поняв, что его заметили. Те колыхались еще некоторое время и Сетьюд думал, что можно сделать.
Сонливость как рукой сняло, пастух понял, что за ним наблюдали и сердце начало колотить, как в набат.
"Кто это такой? И что ему от меня нужно?"
Он пытался вспомнить лицо того хрыча, что сидел со старым гавкающим псом в таверне, но у него не получалось сопоставить его с тем ликом, что выглядывал из окна. Флавиан решил вбежать в таверну и сразу же рвануть на второй этаж, в ту комнату, откуда за ним следили.
"Если Галарий сейчас уйдет на рынок, то я останусь один. Может этого они ждут, чтобы напасть на меня?"
По коже Флавиана тут же пробежали мурашки, захватившее весь кожный покров его тела. Однако, пастух по-прежнему не понимал, кому нужна его смерть и за ним ли ведут слежку, или за Галарием?
"А может быть это и вовсе игра воображения? Может просто человек решил посмотреть, что творится за окном?"
Нет, это вряд ли. Силуэт тут же исчез за занавесью, это было подозрительным поведением, так что за ним наверняка следили. Флавиан почти добрался до заднего входа, размышляя о том, следует ли Галарию рассказать об этом событии?
"Нет, иначе он заберет меня с собой на рынок", – подумал Флавиан, так желавший отдохнуть в мягкой постели, в уютной кровати.
С другой стороны, это мягкое и крепко сколоченное место для сна может стать его местом упокоения.
"Но кто мне может навредить в таверне, полной народа? Есть ли у кого такая смелость?"
Флавиан толкнул дверь, вновь очутившись в душном и жарком помещении, ступив на твердый деревянный пол. С этого ракурса было замечательно видно, как из таверны выныривает в главный выход человек, чья голова была покрыта капюшоном.
– Это он, – сам того не понимая, Сетьюд произнес эти слова вслух.
По началу Флавиан хотел рвануть, вслед за соглядатаем, но усталость и нежелание пересилило благоразумие.
"Я его спугнул. Это уже хорошо."
Юноша надеялся, что незнакомец вернется не скоро, по крайней мере до возвращения Галария. Когда Флавиан проследовал к стойке тавернщика, он обнаружил, что страж исчез. Это не на шутку встревожила северянина, однако, как оказалось, Галарий решил составить компанию сказителю! Когда Флавиан подходил к столу, где велся диалог, он услышал обрывки фраз из уст незнакомца.
– С тех пор, как Бережок опустел, прошло немного более оборота, – голос сказителя был звонким с нотками игривости. Я есть сито, которое просеивает народные поверья и мифы, чтобы те обрели очертания истины.
Когда Флавиан приблизился к столу, сказитель наконец-то поднял свою голову вверх и обратил внимание на бледного худощавого юношу.
– О, а это ваш приятель, – обратился сказитель к Галарию и немного привстав подал руку Флавиану.
Сетьюд был поражен благородным лицом сказителя. Молва была правдивой, утверждавшей, насколько прекрасно выглядели альвы – бледная аристократичная кожа без единой морщинки и недостатка, острый аккуратный нос сказителя был в меру длинным и слегка тонким, но особенно выделялись его глаза – словно в его глазницы вставили два ярких аметиста.
Юноша подал свою руку сказителю и ощутил нежное, но крепкое рукопожатие альва.
– Мое имя Февани, – альв в капюшоне завел левую руку за спину, а правую прижав к собственной груди, поклонился своему новому знакомому. Я сказитель, из звезды Лудигаль.
Флавиан был польщен этим знакомством!
"О, боги, я разговариваю с настоящим альвом! Этого не может быть!"
Пастух был хорошо наслышан от дяди об этой удивительной расе, на открытиях и изобретениях которых до сих пор зиждется до сих пор империя людей. Однако их ученость и любовь к магии и первозданной было лишь одной из сторон медали – далекие гости из альвийского протектората не терпели никаких других рас, относились к ним с предубеждением и взирали на остальных с высока, словно на муравьев, ползающих под ногами гиганта. Но к удивлению юноши, Февани оставлял пока положительные впечатления.
– Мое имя Флавиан, – произнес в ответ мальчишка.
– Вы читали мои произведения? – сказитель очень ловко говорил на имперском наречие, и делал это очень быстро, некоторые из слов можно было разобрать с трудом. Может быть "О море и болезнях Старограда"? Или "Потерянный озерный град Иниж?" Или вы увлекаетесь совершенно другими сказаниями? Я могу и стихи писать. Прозу. Эпопею. Ооо, не удивляйтесь вы так, скоро в этой темный свет выйдет мой опус магнус – книга о "Первейших", которая перевернет весь Делион к верху дном, поставит историю с ног на голову. Если мы конечно доживем до этого момента. Ну, я надеюсь, что я успею закончить свою книгу до этого.
Флавиан был поражен напором этого альва. Тот трещал без умолку, и мало того, пичкая тоннами информации, так и говорил Февани очень быстро, и северянин с трудом мог отличить одно слово от другого.
– Скажи, сказитель, – полная противоположность альва – страж, прервал скороговорки Февани, обратившись к нему. А откуда ты узнал столько о Бережке?
Февани улыбнулся и вновь плюхнулся на стул с такой силой, что пергаменты чуть не слетел со столика.
– Оооо, друг мой, у меня есть птички, – альв тыкнул пальцем себе в грудь. На своих хвостах они несут мне вести и слухи ото всюду. Прям ото всюду. В Верхнего города, нижнего, со всех окрестностей. Птичкам многого не надо. Я их и накормлю, и напою, и удовлетворю всех их потребности. Птички мои, они как вороны!
Сказитель тыкнул пальцем куда-то вверх, показывая в крышу таверны. Очевидно он имел в виду воронов, что застлали небо над Рэвенфилдом. Флавиан приметил, что Февани был очень возбужденным, мастерски жестикулируя и совершенно не был похож на тех альвов, чьи характеры рождались из уст его дяди Клепия.
– А ты был на Бережке? – поинтересовался рыжебородый.
– Я то? На Бережке? Господин, эмммм.
– Галарий,
– Господин Галарий, я еще много лет назад оценил свою жизнь, и она несоизмеримо важнее, чем посещение столь опасных, пусть даже и интересных мест.
Участие в разговоре с альвом всерьез увлекло Флавиана и он даже позабыл о своей усталости и о том, что еще пару мгновений назад думал о наблюдающем из окна супостате. Юноша плюхнулся на ближайший стул, стоявший по правую руку от нежданного собеседника.
" О, боги, я познакомился с альвом! Да еще и со сказителем", – юношеская кровь говорила во Флавиане, он радовался этому событию как ребенок и уже представил, как будет об этом рассказывать Аргию.
Хотя Аргий и вряд ли поверит в это, если не увидит собственными глазами. Альвы, в силу своей отчужденности и нетерпимости по отношению к другим расам редко появляются в границах Империи, а уж сказители… Больше шанса поймать шаровую молнию в банку, нежели повстречать сказителя. Эти мудрые существа почитаются среди своего народа, как хранители древних легенд и сказаний, дядя говорил, что сказителям запрещено что-либо менять в песнях и сказах, а если такое и случится, то сказитель будет подвергнут страшной казни. Такие случаи в книгах не описаны, но Флавиан не сомневался в силе слова альвийского закона. Виновный сказитель обливался медом и отдавался на страшную смерть разъяренным пчелам, скрученный по рукам и ногам.
Сказители были переносчиками и культиваторами генетической памяти альвийского народа. Но они могли и созидать, чаще всего творя своими устами сказы и сочиняя песни, о тех событиях, коими они были свидетелями. Флавиану до сих пор не верилось, что он встретился с одним из них, но в сердце закрадывалось сомнение.
"Что же он делает тут, за сотнями дней пути от Протектората?" – задался таким вопросом пастух.
Размышления рассеялись, словно утренний туман, как только прозвучал басистый голос Галария.
– Что тебе удалось узнать о Бережке?
Альв почесал свой лоб и слегка откинул свой капюшон, по-прежнему скрывая от окружающих свою остроухость.
– Мой язык так устал, слагать стихи на потеху публики, но я думаю, что его можно приободрить песней звонкой монеты, – бледнолицый сказитель улыбнулся без всякой хитрости и с заговорческим видом подтянулся навстречу Галарию, перейдя на шепот. Вы понимаете, ведь мне нужно кормить своих пташек.
Страж спокойно кивнул, и позванивая своим кошелем, вытащил оттуда несколько серебряных грифонов, Флавиан не смог разглядеть сумму, за которую был готов поделиться информацией Февани. Мало того, пастух и не понимал, о каком Бережке идет речь? Он в первый раз услышал об этом название, но очевидно речь шла о каком-то береге одной из рек.
Альв одним движением руки потянул монеты в свои карманы, где они и пропали. Февани начал шариться на другому карману, пока не вытащил оттуда длинную деревянную трубку небольших размеров. Юноша догадался, что это приспособление для курения табачных растений, Флавиан впервые увидел их только в Рэвенфилде. Табак добывался на другом материке, в Южноземье, полнившимся различными опасностями, и поэтому он стоил баснословных цен. Можно было приобрести курительные травы и с более низкой ценой, но они не отличались изящным тонким вкусом, и скорее напоминали запах горящей полыни.
– Вам наверно интересно, что здесь делает, – начал говорить Февани и следующее слово он произнес на пониженных тонах. Альв… Так далеко от родного Протектората.
Сказитель продолжал вертеть трубку в своих руках. Широкая округлая камера табака была сделана из ясеневого дерева и на ней были выгравированы две птицы с пушистыми хвостами и человеческим лицом. Тонкий полый стержень был другого цвета – темной древесной фактуры и заканчивался узким мундштуком.
– Я узнал тебя по характерному плащу, – обратился Февани к Галарию улыбнувшись своей широкой улыбкой. Ты из ордена стражей, верно?
Рыжебородый ничего на это не ответил. Сейчас ему меньше всего хотелось слышать нотации чужеземца, однако альву пришлось воспользоваться своим словоблудием.
– Я не хочу комментировать политику твоего ордена в нынешние времена, – продолжил сказитель. Я застал времена расцвета твоего ордена, знал таких по-настоящему великих людей, как Андроин Строитель и Леварий Имперский Щит. Ваш орден всегда верил в пророчество о том, что в конце времен на имперский престол должен взойти настоящий потомок Дарса. И Андроин, и Келеборгий верил Книге Времени, но альвы всегда относились к ней с изрядным подозрением.
– Ближе к сути, – перебил альва Галарий.
Флавиана голос стража вывел из оцепенения, настолько ласкали его слух слова сказителя. Он был обворожён альвийской манерой речи, хотя Февани старался говорить по правилам языка людей.
– Я хочу сказать, нетерпеливый страж, что люди для нас всегда были, как маленький глупый ребенок, что тянется к острому ножу, – продолжил сказитель. Нет, я не хочу вас обидеть таким сравнением, просто вы… Слишком молоды, по сравнению с нами.
Февани перевел свой взгляд на Флавиана, который желал только слушать речи альва и улыбнулся пастуху. Сказитель достал из кармана кусок свернутого пергамента и начал его методично разворачивать, пока перед взором этой небольшой компании не открылись перемоланные листья табака.
– Я знаю, что в Империи наступили тяжкие времена, – произнес сказитель и положил щепотку табака в камеру своей курительной трубки. Еще недавно, Протекторат сотрясался под ударами междоусобных войн, теперь во главе моей родины стоит тиран, который не видит того, что раскинулось под его ногами. Разве можно считать разумным пчелу, пролетевшую мимо душистого цветка?
Флавиан испугался неожиданного тихого хлопка в курительной чаше, табак поджегся сам собой.
"Альвийская магия", – подивился пастух и по его кожи побежали мурашки.
Февани сделал один затяг и ароматный дым проникал в его легкие. Через несколько секунд сказитель выдохнул табачные клубы дыма, образуя небольшое облачко. Флавиан впервые чувствовал такой дивный аромат, казалось, что он начинает щекотать его кожу и одновременно успокаивать, убирать накопившееся раздражение.
– Тьма наступает, – приглушенным голосом произнес Февани. В Протекторате даже не хотят слышать эти слова, полагая, что все это проблемы людские, никак нас не касающиеся.
– И ты с этим не согласен, альв? – спросил страж.
Тот покачал головой.
– Когда наступает ночь, разве есть хоть один предмет, что не накрывает сумрачный мрак? – аллегорично ответил сказитель. Тьма не выбирает кого пожирать, она ложится на все, чего достигает. Делион сейчас стоит на краю высокой скалы и стоит сделать один шаг…
Альв снова поднес трубку к своим алым губам и втянувши дым, табак словно возмущаясь начал трещать. Обратно, сказитель выпустил еще большее табачное облако, окутавшее весь стол и тех, кто за ним сидел. Все это казалось Флавиану настоящей альвийской магией.
"Может сказитель оградил нас от подслушивания? Или сделал нас невидимыми?"
Трудно сказать почему, но северянин не усомнился в авторитете альва. Флавиан чувствовал себя рядом с ним неразумным ребёнком, глупым, малым, но защищенным силой и мудростью этого чужестранца с востока. Февани обладал просто чудовищной аурой притягательностью, и дело не в его действительно кристально чистой девственной красоте лица.
– До меня доносились тревожные слухи с Керит-Дениэль, вы называете этот материк Южноземьем, – продолжил альв. Силы Тьмы воскресили графа Моркула.
Это событие не было секретом для речноземцев и Флавиану с Галарием, что обжужжали все уши. Но пастух не понимал, как изменился расклад сил после воскрешения графа.
– Для меня это было первым тревожным сообщением, подтверждающим мои догадки, – продолжил свой сказ Февани. Я начал замечать, что другие игнорировали, не по собственному скудоумию, а по тому, что враг стал намного хитрее и коварнее, нежели четыре века назад. Силы Скованного подняли свою голову. Может быть даже не десять оборотов назад, а раньше, а мы просто не замечали этого. Глупцы! Павшие маги, бросившие вызов богам, теперь начали бороздить просторы нашего материка.
Последние несколько фраз альва Флавиану показались по-настоящему театральными. Сетьюд знал о том, насколько чувственны и эмоциональны восточная раса Протектората.
– Я проделал столь долгий путь, лишь для того, чтобы доказать, что Тьма наступает и следует ее остановить, пока не стало поздно. Я выбрал для себя Рэвенфилд не случайно, ведь этот ваш город стоит прямо на границе с землями нежити. Если до сих пор вампиры действовали собственными силами и на войну их двигали лишь собственные амбиции и жажда крови… Но после того, как граф Моркул был воскрешен Некромантом, я думаю, что теперь, в центре Империи появится самая настоящая раковая опухоль – и она будет разрастаться, как миазмы, уничтожая одно имперское поселение за другим.
– Почему Тьма выбрала Рэвенфилд? – задал вопрос Галарий. Ни Фикию, ни Амалию, ни любой другой крупный город Империи?
Альв сделав еще одну затяжку, скрестил руки на груди и посмотрел своим острым взглядом прямо в глаза Галария.
– Ты ошибаешься, страж, как-бы прискорбно это ни звучало, – ответил сказитель. Тьма проникла повсюду. В вашу церковь, сенат, в академию магов, она везде. Я боюсь, что и нынешний наш тиран встал во главе Протектората не без помощи из Керит-Дениэля. Но это место…
Альв вновь театрально обвел руками вокруг себя, указывая на все, что сейчас их окружало.
– Сейчас это чрево, в котором зреет самое настоящее дите Тьмы, – продолжил сказитель. Это яйцо, а те не безызвестные события, о которых, как я думаю ты и интересуешься – ошметки скорлупы и скоро этот зверь окончательно вылупится. Смерть здешнего магистра, похищение дочери правителя, появление в городе вампира – все это не случайно.
– Это я знал и без тебя, – без эмоций ответил Галарий, приняв защитную позу и сложив руки на груди. Скажи мне зачем ты пристально интересовался именно Бережком?
Тут даже и Флавиан решился вклиниться в беседу, вставив свое слово. А точнее вопрос, который интересовал его с самого начала беседы.
– А что такое Бережок? – спросил юноша, слегка краснея при обращения к альву.
– Я тебе отвечу, мой милый и дорогой друг, – лучезарно улыбнулся Февани. Рэвенфилд стоит на южном берегу реки – Холодной, она берет свои начало из южной цепочки гор, неподалеку от Мертвенных курганов. К северу от реки, в десяти стадиях от Рэвенфилда, есть поселение Бережок, как я узнал, оно очень древнее, хотя поселок постоянно забрасывали, а затем вновь заселяли.
Флавиан пытался вспомнить те виды, которые он видел с высоты замковых башен – он вспомнил и ту речку, которая плавно обтекает вокруг замка, видимо именно из нее прокопали ров вокруг города и водами Холодной заполнился этот ров. Юноша вспомнил и ту настольную карту в виде физического макета в том помещение, где они встретили Лукия. Мертвые земли, или земли нежити были окружены полукольцом высоких гор и единственный выход нежити из этого места был прегражден цепочкой каменных крепостей и сторожек. Именно в одну из этих крепостей Ордериком были отправлены стражники, которые провинились в ночь похищение Одалии.
– Немного выше к Бережку начинает свой путь горная гряда, которая перерастает в полукольцо высоких каменных гор, окаймляющих земли нежити, словно замыкая всю эту тварь в единую порочную и противоестественную природе экосистему. Местные хроники отмечают появление поселения задолго до начала Четвертой Эпохи, и уходят корнями в то время, когда закладывалось основание Рэвенфилда.
Все это время Флавиан смотрел только на альва, обращая тщательное внимание на его виртуозное манеру речи, на акценты, расставляемые странным образом в предложениях, что было чуждо людской расе. Февани активно жестикулировал и играл мышцами лица, словно все это было для него театральной постановкой для единственного актера – для него самого. Боковым зрением Сетьюд уловил, что к их столу приближается господин Лебизье.
– Господа, не хотел бы вас отвлекать от важных разговоров, но я хочу поинтересоваться, не желаете ли вы что-нибудь выпить?
Альв обернулся к трактирщику с широкой улыбкой.
– А вот и мой любезный дорогой друг, – игривой интонацией произнес Февани. Достань-ка из закромов свое лучшее пиво, сударь. И на моих приятелей тоже.
Флавиан обрадовался тому, что он будет распивать пиво со своим новоиспеченным другом. Альв был через чур общителен и совершенно не чурался чужеземцев.
– Будет сделано, – улыбнулся трактирщик, и удалился на кухню к одной из своих хозяек.
Галария эти задержки по всей видимости раздражали, он сидел поджав губы, желая только информации от сказителя.
– Судя по летописям, Бережок был основан как временное поселение, здешними строителями, – продолжил Февани. Это предположение не лишено логики – в Бережке жили каменщики, добывавшие камень у подножия гор. Камень сплавляли по реке к тому самому холму, где сейчас высится цитадель, там и была заложена первая оборонительная постройка.
– Какое это имеет отношение к делу? – пусть страж и произнес этот вопрос без всяких интонацией, но Флавиан в подтексте мог прочитать озлобленность стража пустословием болтливого альва.
– Не знаю, – пожал плечами Февани. Может и никакого. А может быть самое непосредственное. Что ж, мой нетерпеливый друг, коль ты не хочешь, чтобы я по полной отработал твоих серебряных грифонов, то буду краток. Как оказалось, оборот назад на Бережок напало одно из чудищ, и поселение вновь опустело.
– И что это за чудище?
– Господин страж, я не силен в бестиарии, а местные крестьяне и подавно, – ответил на это сказитель. Те из немногочисленных, кто остался в живых, после того, как увидел монстра, уверяли, в том, что у чудища длинный монстр, похожий на гигантское щупальце.
Галарий хмыкнул и облокотившись на стол продолжил слушать своего собеседника.
– Птички напели, что и твои двоюродные братья из других орденов, что предпочитают охотиться за тварями прибывали сюда, но так и не смогли отыскать чудища.
В этот раз, вместо той женщины с большой грудью, кажется Лебизье звал ее Перышком, вышла худая розовощекая девушка, с тремя бокалами пиво в руках. Флавиан на один единственный миг встретился с ней взглядам, но та быстро отвела его и смотрела под свои ноги.
– Ваше пиво, господа, – произнесла она нежным звонким голосом и тут же удалилась, не желая задерживаться в зале, где сидели разгоряченные выпившие мужчины.
От здешних горожан ей летели постыдные комплименты и несмешные шутки, пока Лебизье отсутствовал за стойкой. Кадык Галария зашевелился, как только он пригубил кружку хмельного напитка. За раз он засадил в себя половину емкости и вытерев руками пену на рыжих усах, продолжил разговор с альвом, который смотрел на стража, как на какого-нибудь дикаря. Флавиан пододвинул к себе кружку, которая издала характерный звук по столу и слегка пригубил холодное пойло.