Анастасия Орлова
Блад: глубина неба
– Никак нет.
– Что ты сказал, сопляк?!
– Никак нет, сэр! – с каменным лицом повторил Винтерсблад.
Мэннинг замер, вытаращив глаза на смотрящего сквозь него Блада.
– Пшёл вон! – зашипел Мэннинг: ртутный столбик его гнева поднялся выше последнего деления на шкале. – Пшёл вон отсюда, чтоб я тебя не видел!
– Господин капитан, куда ж он пойдёт… – вмешался кто-то из солдат.
– Молчать! – завопил Мэннинг. – В расположение пешком шагом марш! – скомандовал он Винтерсбладу.
– Да пошёл ты сам пешком, капитан! – бросил тот и, вскочив в седло, пришпорил лошадь.
Солдаты шарахнулись в стороны, убираясь из-под копыт, а Блад, пока скакал по мосту, всё ждал выстрела: пусть не в спину (Мэннинг всё-таки трус, чтобы стрелять в своего у всех на виду), но хотя бы в воздух, для острастки. Но выстрела не последовало.
«Что ж, этот ублюдок ещё найдёт как отыграться, – подумал Винтерсблад, – и рапорт наверняка настрочит спектакулярный! Ну и чёрт с ним».
Вернуться до темноты в Уиплит Блад уже не успевал и решил переночевать Реденсе. Он остановился на самой окраине города в маленькой гостинице, притаившейся между ломбардом и аптекой; заплатил хозяину за комнату и остался в полутёмном общем зале на ужин. Еда была не сказать чтобы вкусной, но далеко не самой плохой, которую доводилось пробовать. Да и обстановка отвечала небольшим деньгам, которые просил хозяин: низкие, закопчённые сигаретным дымом потолки, обшарпанные деревянные столы, продавленные диванчики, прятавшиеся в углах маленького тёмного зала, единственным источником света в котором был жарко затопленный камин (если не считать керосинового фонаря на стойке хозяина). За столом у камина трое мужчин играли в карты. За ними с потрёпанной жизнью софы наблюдали две молодые женщины, периодически выныривая из тени, чтобы дотянуться до стоявших на столе у их диванчика кружек. Распадские куртизанки отличались от траольских: не столь самоуверенные, холёные и дорогие, но всё равно они сразу бросались в глаза, – не перепутаешь. Пристальное внимание этих двух к картёжникам сосредотачивалось на суммах выигрышей и держалось на желании подзаработать, а не на интересе к игре.
– Эй, иди к нам, господин офицер! – крикнул один из игроков Винтерсбладу. – Составь компанию!
– Да я ж вас всех обыграю, потом жаловаться будете, – усмехнулся Блад. Сыграть ему хотелось. Тем более что денег почти не осталось, и игра – неплохая возможность поправить положение.
– Ну вот и покажи! А то трепать-то всякий горазд, а ты поди сюда и обыграй, – расхохотался картёжник. – Мы-то тут тоже не босые сидим, кой-чего умеем!
– Ну смотрите, сами напросились. – Винтерсблад захватил свою кружку с виски (которое здесь было не только паршивым, но и явно разбавленным) и пересел за карточный стол.
– Ну ты удачник, чёрт тебя раздери! – подосадовал один из картёжников в конце четвёртой партии, когда Блад открыл свои карты. – Это ж надо, как попёрло! Всё, мужики, я тоже заканчиваю, а то этот флибустьер и меня без штанов оставит.
Проигравшиеся картёжники собрались и, попрощавшись с Бладом, побрели по домам. За ними вышла, накинув пальто, и одна из куртизанок. Вторая, с причудливо уложенными вокруг головы смоляными косами, подсела на колено к закурившему Бладу, перекинула смуглую руку ему через плечо.
– Что, милый, ты сегодня, я смотрю, хорошо поработал, – елейно произнесла она, томно сверкая узкими глазами, в которых отражалось каминное пламя. – Что смотришь, нравлюсь? – прищурилась. – Или никогда не видел женщин с островов?
Блад и правда не видел: острова Хоффос империя захватила лет тридцать назад, но точёные, узкоглазые, высокоскулые островитяне, чтущие священными птиц вместо Бога, встречались на материке редко. Любой бордель Траолии гордился бы такой экзотичной шлюхой, но эта почему-то работала здесь, в захудалой гостинице на окраине Реденса, который ещё несколько недель назад принадлежал Бресии.
– Не доводилось.
Она белозубо улыбнулась.
– Так смотри, капитан, смотри! Можешь даже потрогать. – Взяв ладонь Винтерсблада, она проскользила ею по своей талии, остановив на тугой груди, едва прикрытой декольте. Пальцы другой её руки зарылись в его волосы, убирая их со лба, а потом движением опытного фокусника выхватили из воздуха тонкий платок. – Ты был в бою? – спросила, проведя им по лицу Блада, и на платке остались серые следы пороха.
– Утром в Эшклинге. И я не капитан.
– М-м-м, – протянула она, улыбнулась хитро и завлекательно, теснее прижимаясь к Бладу, – устал, наверное, бедняжка? Майор, значит?
– Да будет тебе подольщаться, – снисходительно усмехнулся Винтерсблад, – ты же видишь, что погоны младшего лейтенанта.
– Да-а-а? – ничуть не смутилась шлюха. – Знаешь, полковник, я в таких тонкостях не разбираюсь. Я в других делах кружевница, а в этих ваших званиях только и вижу: станет мужчина генералом или нет. С теми, которые не станут, не дружусь.
«Что кружевница – это уж точно, – с улыбкой подумал Блад, – оплетает лучше любого шелкопряда».
– Скажи, а на меня у тебя силы после боя остались? – прошептала она, коснувшись губами его уха.
– А ты проверь, – Блад лукаво изогнул бровь и протянул ей ключ от номера, который выдал ему хозяин гостиницы.
Следующим утром Винтерсблада разбудил грохот: кто-то ломился в дверь номера. Кажется, стучали ногами.
– Вставайте, господин офицер! – заорал из-за двери хозяин гостиницы. – Уж почти десять! Лошадка ваша готова уж давно.
– Какого чёрта! – Блад вскочил с постели, экзотичная красавица, соскользнув с его плеча, недовольно поморщилась. – Я просил разбудить не позже шести!
– Так ить я уж четвёртый раз бужу, сэр, – язвительно раздалось из-за двери, – уж обеспокоился: живы ли, а то ночью весьма шумели, мало ли что…
– Всё, всё, я проснулся. Спасибо. Идите, – раздражённо ответил Винтерсблад.
При таком раскладе в Уиплите он будет разве что к обеду, и то – если очень постарается. Завтракать не стал, быстрым шагом вышел из гостиницы и уже хотел сесть в седло, как его окликнул от двери соседнего ломбарда озадаченный мужичок.
– Господин офицер, сэр! Помогите, прошу вас. Я пришёл на работу, а там, – мужичок ткнул пальцем в ломбардную дверь, – кто-то есть, – он сделал большие глаза, – кто-то влез! Я слышал шорох. Грабители, не иначе! Посмотрите, пожалуйста, у вас же оружие.
Винтерсблад отпустил уздечку, нехотя подошёл к мужичку.
– Дверь-то закрыл с вечера?
– Да закрыл, закрыл! Это я сейчас своим ключом отпер. А влезли-то, поди, в окно. Сломали запор и влезли!
– Отойди подальше, – кивнул Блад, доставая из кобуры револьвер, – и не суйся.
Ломбардная комнатка была тесной, полутёмной, с единственным окном, выходящим на двор. Вдоль стен и широкого прилавка, что стоял посреди комнаты, высились горы всякого мелкого хлама (наверняка для кого-то ценного), а остальное пространство занимал хлам покрупнее: составленные друг на друга старинные стулья, каминные решётки с потускневшими золочёными вензелями, большие картины в массивных рамах. К прилавку сквозь все эти богатства вёл узенький проход.
Блад, держа револьвер наготове, тихо прокрался к прилавку, обошёл его и резко наклонился, заглянув вниз. Дуло его револьвера уткнулось в хрупкую большеротую девчонку в мужской одежде и с растрёпанным пучком на макушке. Она затаилась под столешницей, прижимая к груди огромного серого кота с рваным ухом.
– Очень мило! – одними губами произнёс Блад, убирая оружие в кобуру.
Воровка узнала его, – узнала и хитро подмигнула, изогнув уголок губ в заговорщической полуулыбке.
«Эта детка даже не сомневается, что я и сейчас отпущу её», – с лёгким разочарованием подумал Блад. Он приложил к губам палец и кивнул на окно. Девчонка бесшумно выбралась из-под прилавка, и Винтерсблад указал взглядом на кота, потом на приоткрытую входную дверь. Воровка шепнула в ухо коту что-то, понятное лишь им двоим, и доверчиво отдала его Винтерсбладу. Котище оказался тяжёл, пушист и грозен недовольной мордой, но покорно обвис в его руке.
– Скажи-ка, хозяин, ты окно-то на ночь точно закрыл? – спросил Винтерсблад, выходя с котом на улицу. – Вот, держи своего грабителя, – он сунул ему кота, но тот оттолкнулся когтистыми лапами, едва не уронив хилого мужичонку на мостовую, и дал дёру.
– Спасибо, господин офицер! – заискивающим голосом поблагодарил мужичок. – Ой, спасибо, что бы я без вас делал!
– Да ну тебя, – отмахнулся Блад и пошёл обратно к своей лошади.
– Пс-с-ть! – услышал из-за угла явный оклик, предназначавшийся, безусловно, ему, но решил не обращать внимания. Тогда призыв повторился уже громче и настойчивей. Любопытство взяло верх и Блад завернул за угол. Воровке пришлось задрать голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Она сдунула медно-рыжую прядь, упавшую ей на лицо; зелёные глаза лукаво прищурились, вспыхнув золотыми искрами.
– Зачем звала?
Воровка не ответила, лишь задорно улыбнулась, закусив нижнюю губу, будто задумала что-то.
– И с чего ты взяла, что я не сдам тебя жандармам?
– Ты же не стукач.
– Учти, больше тебя прикрывать не бу…
Договорить она ему не дала: схватила за лацканы шинели и, привстав на цыпочки, поцеловала в губы, порывисто и страстно. А потом, не успел он опомниться, пустилась наутёк.
Блад усмехнулся, глядя ей вслед: значит, так отблагодарить хотела? Потом насторожился: что-то стало иначе. Похлопал себя по груди: точно! Из внутреннего кармана шинели пропал туго набитый вчерашним выигрышем кошелёк.
– Ах ты, шельма! Я тебе помог, а ты в благодарность все мои деньги сфетишиздила. Ну, погоди, детка! Дважды встретились – и ещё увидимся.
До расположения Винтерсблад добрался уже после обеда. В казармах царило непривычное оживление.
– О, вернулся, герой! – крикнул кто-то из солдат, завидев его. – Вас, господин младший лейтенант, подполковник Ходжес искал. Велел немедленно зайти к нему, как явитесь.
Винтерсблад, снимая шинель, поморщился: только на ковёр к командиру ещё загреметь не хватало.
– Не говорил, что надо?
– Никак нет. Но у него капитан Мэннинг и лейтенант Асмунд уже минут сорок, не меньше.
– Ясно, – мрачно обронил он и поплёлся в кабинет подполковника.
Оказывается, рапорт написал не только Мэннинг, но и Асмунд. По бумаге первого выходило, что мост был взят исключительно благодаря его грамотным действиям, за что его требовалось немедленно наградить. По версии второго, победу одержали только из-за героизма Винтерсблада, который выполнял его, Асмунда, приказы, и теперь они оба (Винтерсблад и Асмунд) заслуживали повышения.
Почти час Мэннинг и Асмунд навытяжку стояли в кабинете Ходжеса, настаивая каждый на своей версии. В качестве свидетелей пригласили несколько солдат, которые озвучили третью версию: план взятия моста придумал Винтерсблад; он же, несмотря на прямой запрет Мэннинга, его и осуществил, а Асмунд лишь поддержал его инициативу. Самого же Винтерсблада нигде не могли найти.
Ходжес стоял посреди кабинета, уперев одну руку в бок, другой почёсывал затылок, высоко задрав локоть, и походил на кофейник. Он закипал. Перед ним Мэннинг и Асмунд ожидали, кому же отольётся подполковничьего гнева. В этот момент и явился Винтерсблад: без кителя, в рубашке с расстёгнутой верхней пуговицей, лохматый, небритый и уставший после боя, бурной ночи и дня в седле. Ротные едва заметно выдохнули: по взгляду Ходжеса стало понятно, кому сейчас достанется кипяточку.
– Что-о-о это такое? – загремел Ходжес. – Как вы смеете являться в кабинет к командиру в таком виде, господин офицер?!
– Простите, подполковник Ходжес, виноват, сэр, – смиренно согласился Винтерсблад, – решил, что промедление недопустимо, явился к вам, как только приехал, сэр.
– А что в таком виде-то? – сбавил тон командир.
– Капитан Мэннинг приказал возвращаться в расположение своим ходом, сэр.
Ходжес насупил рано поседевшие брови, недобро зыркнул на Мэннинга.
– Доложите, младший лейтенант, как был взят мост в Эшклинге. – Выслушав Винтерсблада, подполковник нахмурился ещё сильнее, подошёл к Мэннингу почти вплотную. – А капитан утверждает, что это он взял мост. Тоже на коне, капитан? Или пешком? Напомните, а то я подзабыл, – с угрозой в голосе спросил он.
– На ковре-самолёте, сэр, – вмешался Блад.
Хрюкнул стоявший с каменным лицом Асмунд, но Ходжес метнул на него грозный взгляд и тот извинился, с усилием удерживая на месте ползущие в улыбке уголки губ.
– Вот всякое видел, – вновь заговорил подполковник, под негодующим взглядом которого с Мэннинга сходил восьмой пот, – но от вас, капитан, такой гнусности не ожидал! Офицеры, вы свободны. А с господином Мэннингом мы ещё чуть-чуть побеседуем.
Асмунд и Блад вышли из кабинета подполковника.
– Ну ты, Шен, совсем с присвистом! Сутки где-то шлялся, к командиру ввалился, как в кабак, Мэннинга фарсёром выставил, и хоть бы хны. Глядишь, ещё и к награде представят. Я, кстати, подал запрос о твоём повышении.
– Ну Мэннинг, допустим, и без меня справился. А что касается вида – поскачи сутки в седле по снегу, погляжу на тебя.
– Ты бы хоть воротник застегнул, чтобы засос на шее прикрыть, а уж потом про сутки в седле рассказывал, герой.
Графитовое небо
Винтерсблад курил на крыльце казармы. Ночь выдалась оттепельной, влажной, в её запахах уже чувствовалось что-то неуловимо-весеннее. Низкие плотные облака не пропускали лунный свет, все солдаты давно уже спали, и в черноте бывшего школьного двора светились лишь сигарета Блада и окошко в конторе подполковника. Ходжес, несмотря на поздний час, зачем-то вызвал к себе Мэннинга, и теперь их силуэты маячили в неярком свете, льющемся из окна на снег. Судя по отбрасываемой тени, офицеры что-то обсуждали, склонившись над развёрнутыми на столе картами, периодически яростно жестикулируя.
– Ну что, лейтенант, новые звёздочки на погонах не натирают? – послышалось сзади.
– А тебе, никак, мозоли спать мешают, капитан? – неохотно усмехнулся Винтерсблад: трепаться с Асмундом не было настроения.
Он поёжился от сквознячка, что пробрался под накинутую на плечи шинель; протянул Асмунду, рассеянно шарящему по своим карманам, коробок спичек.
– Да что-то не спится. – Тот благодарно кивнул, закурил. – А ты чего смурной? Радоваться надо да за наше повышение выпить. Неделя ж отдыха впереди!
– Угу, – без энтузиазма отозвался Блад.
Смутная тревога не давала ему уснуть, выгнала из духоты натопленной казармы на воздух, в благословенную ночную тишину, прочь от сотрясающего стены солдатского храпа. И тут явился Асмунд со своими разговорами. Свет в подполковничьем окошке мигнул и закачался: кто-то из собеседников случайно задел рукой лампочку.
Заметив, что беседа не клеится, Асмунд разочарованно вздохнул и замолчал. Винтерсблад прислонился спиной к стене, запрокинул голову, подставляя лицо влажному предвесеннему ветерку. Что-то было не так в темноте этой тихой и спокойной ночи, в низком графитовом небе, с подозрительной тяжестью нависающим над головой, как могильная плита над покойником. Что-то не так…
– Какого этишкета… – потрясённо прошептал Блад, и тлеющий окурок выпал из его пальцев.
Асмунд проследил за его взглядом и изменился в лице: низкая серобрюхая туча прямо над ними превратилась в идущий с заглушённым мотором и погашенными огнями транспортник.
– Воздух! – заорал Винтерсблад и рванул в казармы. – Подъём! Воздух! – кричал он, распахивая двери спальных помещений.
В другую сторону по коридору, в левое крыло казарм, побежал Асмунд, поднимая спящих. Спустя несколько мгновений оглушительно грохнуло. Казармы содрогнулись, наполнились дымом, с потолка посыпалась штукатурка и кирпичная крошка: бресийский транспортник начал бомбёжку. Полураздетые, толком не проснувшиеся солдаты выскакивали в коридор, сталкиваясь друг с другом, бежали к выходу. Кто-то не успел даже обуться – так и бежал босой, с сапогами в руках.
– Быстро, быстро, – поторапливал Винтерсблад, пропуская солдат вперёд, – в придорожную канаву!
– Это наши? – в панике заорал кто-то из бегущих. – Нас бомбят наши?!
– Сбрендил?! – гаркнул Блад. – Это имперцы! – «Как хоть и просочились незамеченными так глубоко?!»
Казармы сотряс следующий взрыв, позади Блада обрушилось что-то тяжёлое, в спину ударило плотное облако пыли и дыма, поглотило его, застилая всё вокруг серой пеленой. Он покидал правое крыло последним и, кашляя, выбирался на улицу уже на ощупь. Во дворе творилась неразбериха: раздетые солдаты сломя голову бежали кто куда; зенитчики открыли огонь из пушки в надежде подбить дирижабль, но тот продолжал сбрасывать бомбы, которые разрывались, взметая в воздух фонтаны снега, грязи и крови. Вокруг валялись потерянные кем-то вещи.
Винтерсблад запнулся за солдата, которому взрывом оторвало ногу. Парень корчился на снегу и орал во всё горло, от боли не слыша собственного крика. Блад схватил раненого за шиворот рубашки и поволок прочь, к канаве. Через несколько шагов под ноги ему повалился ещё один. Этот даже кричать не мог: он хрипел и прижимал почерневшие ладони к обожжённому лицу. Блад схватил его свободной рукой, рывком поставил на ноги и потащил к укрытию уже двоих. Его обогнал рядовой и взлетел, отброшенный близким взрывом. Упал совсем рядом, забарахтался, и из-под него поползла, пожирая утоптанный снег, чёрная лужа. Блад отвёл взгляд: у него не осталось свободных рук, чтобы помочь ещё и ему.
Скинув раненых в канаву, он сам рухнул следом, скатился по скользкому землистому склону. Лёгкие трещали по швам, воздух колол их изнутри сотнями игл при каждом вдохе. Блад сдёрнул с себя ремень и перетянул им культю безногому солдату, потом прижал к земле обожжённого, который всё ещё пытался куда-то бежать.
– Слышишь меня, солдат? Слышишь? – проорал он ему в самое ухо, и тот перестал дёргаться, прислушался. – Лежи, здесь ты в безопасности. Потерпи немного, потерпи. Ты молодец. – Рядом грохнула очередная бомба, на голову посыпались комья земли, снега и мелких осколков. – Сейчас эти угомонятся, и мы тебе поможем. Слышишь меня, солдат?
Обожжённый мелко закивал, так и не отнимая ладоней от искалеченного лица.
– Шен, это ты? – крикнули откуда-то сзади.
Блад обернулся, пригляделся: в шаге от него, прикрыв голову руками, лежал Асмунд.
– Ты всех вывел из левого крыла? – спросил Винтерсблад.
– Не успел, большинство вывел, но две крайних спальни… Попала бомба, рухнул потолок!
Две спальни – это сорок человек. Блад приподнялся на локтях, окинул взглядом канаву: в снегу лежали полураздетые солдаты – меньше, чем Винтерсблад надеялся увидеть. Некоторые ранены. Он пополз по крутому склону наверх, осторожно выглянул наружу. Ночь, несмотря на охваченные пламенем казармы, будто стала ещё темней. Белый снег превратился в чёрное месиво, и в нём барахтались люди: кто-то в попытках доползти до укрытия, кто-то уже в агонии. Помимо казарм, горела и контора подполковника. Вражеский транспортник, сбросив все бомбы, удалялся.
– Ходжес здесь? Кто-нибудь видел командира? – гаркнул Винтерсблад.
Подполковника никто не видел. Возможно, он всё ещё был в своей конторе. Бомба попала в дальнюю часть здания, и оно частично обрушилось, но кабинет командира вроде бы не задело, однако к нему уже подбиралось пламя. Блад вылез из укрытия и побежал, перепрыгивая через тела мёртвых и раненых.
Дверь в здание перекосило и заклинило, пришлось её выбить. Изнутри вырвались клубы едкого дыма. Дыша через мокрый от снега и чужой крови рукав рубашки, Блад вошёл в контору. Кругом валялись осколки стен и куски сломанной мебели, впереди по коридору, как раз рядом с кабинетом подполковника, сквозь серый дым виднелся завал от рухнувшей крыши. К счастью, дверь в кабинет не завалило, хоть полностью она и не открылась, – помешала груда обломков. Блад протиснулся внутрь и чуть не наступил на Ходжеса, лежащего без сознания: голова разбита, но рана неопасна, в остальном, кажется, цел. Винтерсблад ухватился за массивного Ходжеса, чтобы закинуть его себе на плечо, но не успел.
– Помогите! – слабо донеслось откуда-то из угла. – Помогите, я здесь!
«Чёрт! Здесь же ещё был Мэннинг!» – с досадой подумал Блад. Он хотел уже вернуться, посмотреть, что там с Мэннингом, но… Это был Мэннинг.
«Ничего, сам выберется. Такое дерьмо, как он, в воде не тонет, – утешил себя Винтерсблад, вновь хватаясь за Ходжеса, – и в огне не горит».
– Помогите! – донеслось снова, когда он с командиром на плече протиснулся через полуоткрытую дверь в коридор. – Меня при… – Мэннинг закашлялся, – придавило!
– Вот же ты дульный тормоз! – сквозь зубы выругался Блад.
Он оставил Ходжеса и вернулся в кабинет.
Мэннинг лежал в дальнем углу на животе, весь засыпанный каменной крошкой, придавленный ниже колен куском стены. Он так отчаянно пытался освободиться, что разодрал себе руки чуть не до костей, но тщетно. Потерял уж всякую надежду, но, услышав шаги, поднял голову, вгляделся в лицо склонившегося над ним офицера, и вспыхнувшую в его глазах надежду сменила горькая безысходность.
– Ты! – чуть не плача, простонал Мэннинг.
– Что, думаешь – брошу? – зло спросил Винтерсблад, пытаясь приподнять каменную плиту.
– Я бы тебя бросил.
– В тебе-то я не сомневаюсь.
Плита не поддавалась. Блад снял с себя рубашку и сунул её под нос Мэннингу:
– Дыши через ткань. Я сейчас. Вытащу подполковника.
От дыма щипало глаза и свербило в горле. Свалив командира на снег, Блад зашёлся удушающим кашлем и не смог сразу разогнуться.
– Эй, – сипло крикнул он сквозь стоявший вокруг гвалт, – помогите!
Никто не услышал. В расположении царила полная неразбериха: те немногие, кто был в состоянии что-то делать, тушили казармы и помогали раненым. Кругом лежали тела тяжелораненых и убитых, отовсюду кричали: от боли или о помощи; недалеко от пушки, спиной к Винтерсбладу, стоял контуженый зенитчик с беспомощно опущенными руками и не понимал, где он и что творится вокруг. Блад позвал его, но зенитчик не услышал. Бежать и приводить его в чувства времени не было, да и сил осталось не так много. Придётся разбираться с Мэннингом в одиночку.
Тот удивился, когда Блад вернулся.
– Я бы тебя бросил, – прогундосил в рубашку, через которую дышал.
– Не хочу быть как ты, Мэннинг. – Винтерсблад подобрал какую-то деревяшку, подпихнул её под осколок плиты, чтобы приподнять его и освободить ноги Мэннинга, поднажал.
Что-то затрещало.
– Быстрей, быстрей! – поторапливал тот. – Сейчас крыша рухнет.
Блад навалился на палку всем своим весом, и плита приподнялась. Мэннинг завопил от боли; деревяшка переломилась, и кусок плиты сорвался, вновь рухнув ему на ноги.
Такими словами на Винтерсблада не орал даже отец. Мэннинг захлёбывался проклятиями, болью и паникой, пока тот искал замену сломанному рычагу. Сверху снова послышался треск, посыпалась мелкая каменная крошка.
– Заткнись, или я тебя и впрямь брошу! – рявкнул Блад.
Подходящей палки не нашлось. Он начал задыхаться, перед глазами всё размылось и поплыло. Времени почти не осталось. Тогда Винтерсблад упёрся плечом в плиту и изо всех сил толкнул её. Раз, другой, третий… Её край ссадил кожу на голом плече и с каждым толчком впивался всё глубже; по руке потекли горячие струйки крови. Но от очередного толчка плита наконец поддалась, съехала в сторону, а следом за ней рухнул потерявший равновесие Блад. Мэннинг, охрипнув от воплей, откатился прочь. Одну его ступню раздробило так сильно, что соскользнул ботинок, открыв бесформенное месиво. Мэннинг этого не видел, он с удивительной прытью пополз к выходу, подволакивая ногу и оставляя за собой тёмную маслянистую дорожку. У Винтерсблада не осталось ни сил, ни воздуха. Он попытался подняться, но не смог.
– Мэннинг! – просипел он, и тут сверху на него грохнулась потолочная балка.
***
Он проснулся, но открыть глаза не смог: веки отяжелели и будто бы слиплись. От этой попытки в голове неприятно запульсировало, и он решил ещё чуть-чуть полежать в покое. Он проснулся, но не помнил, как, где и когда уснул. Он не помнил, чтобы вообще засыпал. Он даже не помнил, кто он! Страх накрыл холодом, в голове вновь застучало что-то раскалённое.
– Где я? – хотел спросить, но получился лишь невнятный стон: губы запеклись и склеились так, что пришлось приложить усилие, чтобы раскрыть рот. Горло саднило, очень хотелось пить.
Чья-то тень склонилась над ним, и он ощутил на своём запястье прохладные тонкие пальчики. Приоткрыл глаза. Тень колыхнулась, постепенно обретая чёткость, превращаясь в белокурую девушку с сестринской наколкой в волосах. И тут он вспомнил.
– Джосси? – шёпотом выдохнул Винтерсблад.
– Вивьен, – нежно поправила девушка, поднося к его губам стакан с водой, – как вы себя чувствуете, лейтенант?
– Лейтенант?!
– Вы не помните? – Она расстроенно подняла брови. – Вы Шентэл Винтерсблад, лейтенант воздушной пехоты ОНАР. Ваше расположение четыре дня назад разбомбили имперцы. Вы, в целом, в порядке. Только дымом надышались и по голове крепко получили.
Винтерсбладу потребовалось несколько минут, чтобы хоть немного упорядочить поднявшийся в голове, словно песчаная взвесь на мелководье, рой обрывочных воспоминаний.
– Мэннинг, – прошептал он, выстроив, наконец, цепь событий по хронологии.
– Капитан Мэннинг лежал здесь же, – с готовностью ответила медсестричка, – но его перевели в столичный госпиталь почти сразу. Остался без правой ступни, бедняжка! Но, говорят, получил повышение куда-то в штаб, потому его сразу в Клеук и увезли. – Она улыбнулась. – А он герой, капитан Мэннинг! Он ваш друг?
– Угу, – просипел Винтерсблад, – самый лучший. Бросил меня умирать…
– Да что вы, – медсестра замахала руками, – он же это – только чтобы командира вашего вытащить! Как бы ему, с раздробленными-то ногами, вас обоих волочить? Полковника-то как хоть умудрился вытянуть, с ума сойти! На своём горбу, на четвереньках, мамочки мои! А как за вами пополз, силы-то уже и кончились. Упал в снег, позвал на помощь. Хорошо – услышали солдаты. Они-то вас и спасли. Но и капитан Мэннинг не бросал, вы несправедливы к нему! – Сестричка с шутливой строгостью погрозила Бладу пальчиком. – Вот он и письмо вам оставил, – достала из кармашка на белом переднике сложенный вчетверо листок и воткнула его уголком за подушку, – просил вслух вам не читать, так что сами справитесь, когда получше себя будете чувствовать. Вот сюда кладу, не потеряйте! А теперь поспите, сейчас вам нужно отдыхать. Утром придёт доктор.
– И что, – нарушает молчание священник, – что ты делал, когда выписался из госпиталя?
– Уехал в Детхар играть в карты, – равнодушно отвечаю я. Мне после госпиталя дали неделю отпуска, а полк до осени вывели из боёв и передислоцировали в Реденс: пополнять материальную базу, численность солдат и обучать новичков.
– А потом? Рассказал командиру, как всё было на самом деле?
– Зачем? Всё равно ничего бы не изменилось. Мэннинг на много лет исчез с глаз долой, и это уже хорошо. Хотя я, признаться, надеялся никогда больше его не встретить.
– То есть ваши пути всё-таки пересеклись?
– А как думаешь – из-за кого я вляпался в это дерьмо? Да, в это самое, – подтверждаю его догадку, – так что завтрашним расстрелом я обязан и ему тоже. Ему-то даже – в первую очередь.
– И как тебя угораздило согласиться иметь с ним дело? – удивляется священник – После всего!
– Я не знал. До последнего момента я не знал, что всем этим рулит именно он. Ну мало ли в Распаде полковников! А фамилию я не спрашивал – и в голову не пришло.
Старик раздосадованно вздыхает, потом долго молчит; возится, поудобнее устраивая затёкшие ноги; задумчиво разглядывает каменный пол.
– А что было в том письме? – спрашивает он.
– Каком письме?
– Которое оставил тебе Мэннинг.
Усмехаюсь. Это правда смешно. Уж лучше бы тот после всех своих нечестных манипуляций ещё и позубоскалил в мой адрес в записке, но…
– «Видишь, я тоже тебя не бросил». Он написал: «Я тоже тебя не бросил». Этот мудак ещё меня ему обязанным посчитал!
Священник красноречиво хмыкает, качает головой:
– Он просто вернул тебе должок. Чтобы тот не мешал ему и дальше делать тебе гадости.
