Анастасия Орлова
Блад: глубина неба
Воровка
На смену зиме пришла непривычно тёплая для Распада весна; 286-й полк воздушной пехоты по-прежнему стоял в Реденсе на переформировании.
Измученные, взмокшие новички из взвода Винтерсблада, нагруженные тяжёлыми рюкзаками, с ружьями наперевес, седьмую милю бежали марш-бросок под палящим предполуденным солнцем. Впереди была ещё половина пути.
– Что замедлились? – прикрикнул Блад на троих, отставших от остальных. – Работаем, работаем!
– Изувер! – шёпотом выдохнул один из отставших, Бойд. – Другие взводы никто так не нагружает, как нас.
– Да ему просто нравится над нами издеваться, – пропыхтел в ответ Макги, второй солдат, – и не лень же самому с нами бегать.
– Так он после обеда, как всегда, смотается, а мы тут до ночи будем его задания долизывать, – возмутился третий, Вальдес; на него тут же шикнули, и он сбавил голос до шёпота, – стенгазету эту сраную мне ему сколько перерисовывать?! Самому ведь до звезды вся эта пропаганда, но, мать его, опять что-то не так, опять – переделывай! Лишь бы ни минуты отдыха нам не дать, живорез проклятый.
– Да ты так, глядишь, и писать научишься, Вальдес, – усмехнулся Бойд.
– Да ещё и без ошибок, – поддакнул Макги, и Вальдес обиженно надулся.
– Бойд, Макги, Вальдес, – гаркнул Винтерсблад, оглянувшись на отстающих, – пришедший последним чистит сапоги всего взвода!
– Да что б тебе с коня упасть, когда сам домой поедешь, а мы тут твою бедолажную стенгазету рисовать останемся, будь она неладна! – шёпотом взвыл Вальдес.
Винтерсбладу и впрямь были до звезды и пропаганда, и все эти стенгазеты, и дружеские футбольные матчи между ротами. Но из своих солдат он выжимал все силы. Его даже начали сравнивать с Ходжесом, который имел привычку ставить перед полком трудновыполнимые задачи и требовать невозможного. Но со строгостью полкового командира мирились всё-таки легче, чем с дотошностью взводного, граничившей в глазах солдат с самодурством.
– Ты перегибаешь палку, Шен, – как-то заметил Асмунд, закуривая после обеда на пороге столовой, – мы же сейчас не на фронте, тут можно дать слабинку. Иначе кто-то обязательно сломается.
– Починим, если сломается, – ответил Блад, – и уж пусть лучше здесь ломаются, а не под вражеским огнём. Мне не нужны солдаты, которые в решающий момент вдруг дадут эту твою «слабинку».
– Да послушай, никто тут не вынашивает предательских планов, не намеревается струсить в бою, и если кто-то перегреется, так только из-за тебя и этих твоих перегибов. Нельзя требовать от людей постоянно находиться на пределе собственных сил и возможностей, они так не могут.
– Чего вдруг? – равнодушно спросил Винтерсблад. – Я-то могу. Значит, смогут и они. Их хорошо кормят, у них полноценный сон и два-три часа свободного времени ежедневно. Да они тут как в раю! А что касается нагрузок – привыкнут, не девушки. На фронте тяжелее. И враг в них пулями стрелять будет, а не как я – газету заставлять перерисовывать. А если уже сейчас, стоит повысить голос, они начинают хныкать, то что они тогда вообще здесь делают? Я им не нянька, нежные уговоры – не мой метод.
– Да что ты такой злой, Шен? Ещё чуть-чуть, и они тебя возненавидят…
– Переживу, – Блад затушил окурок и направился в сторону конюшни, – всем нравиться – твоя задача, не моя, – бросил он напоследок Асмунду.
– Вот эта твоя манера, – тот досадливо потряс зажатой меж двух пальцев сигаретой, пытаясь подобрать нужный эпитет, – вот честное слово, Шен! – Он так и не смог выразить своего негодования, да и смысла не было: Винтерсблад уже скрылся за углом, не орать же ему вслед. – Вот вечно, уходя, какую-нибудь гнусь скажет – и был таков! Лишь бы за собой последнее слово оставить, так, что ли?
Винтерсблад оседлал свою трофейную лошадку и отправился в город. Домой не хотелось, погода стояла отличная, и он неспешно ехал к центру Реденса, размышляя, как бы скоротать сегодняшний вечер. Вдруг позади него, на противоположной стороне улицы, раздался громкий вопль весьма неприличного содержания. Оглянувшись, он увидел летящего над мостовой огромного серого кота с багетом в пасти. Вслед ему, беспомощно потрясая кулаками на крыльце своей лавки, сыпал проклятиями булочник. Блад придержал лошадь. Целеустремлённый кот пронёсся мимо, балансируя багетом, и скрылся в конце улицы; лавочник досадливо плюнул на мостовую и вернулся в булочную. Тут же изнутри раздался ещё один вопль, потом что-то загремело, и на крыльцо выскочила всклокоченная рыжая девчонка в мужских портах на подтяжках. Она припустила прочь, следом выскочил лавочник и, голося что-то про ограбление, бросился вдогонку. Девчонка нырнула в переулок, Блад пришпорил лошадь, направляя её на соседнюю узкую улочку, чтобы обогнать и перехватить девчонку в конце переулка: свернуть там некуда, а путь назад ей отрежет лавочник, так что – попалась, рыжая, будешь знать, как в благодарность кошельки красть! Он завернул в переулок с противоположного конца и спешился, держась ближе к стене. Заступил дорогу воровке в последний момент; она, не успев затормозить, с размаху врезалась в него и едва не шмякнулась на тощий зад, но Блад удержал её, схватив за локти.
– Попалась!
– Пусти! – Она дёрнулась, но Блад держал крепко. – Ну пусти же, добрый человек! – уже не огрызнулась, а взмолилась она.
– Ну уж нет. Знаю я, чем ты за добро отплачиваешь. Побуду-ка злым.
Подоспел запыхавшийся лавочник.
– О! – пыхнул он, взмахнув рукой из последних сил. – О! Госп-подин офицер! – Согнулся пополам, упёрся ладонями в колени, шумно глотая ртом воздух. – Сп-пасибо! – Сделал несколько жадных вдохов, возвращая себе возможность говорить. – В кассу мою влезла, шельма, пока этот её шерстяной прохиндей меня отвлёк. Спасибо, господин офицер, дальше я сам. – Пекарь ухватил воровку за ухо и с удовольствием его вывернул.
– Ай, дядька, ай! – взвизгнула девчонка. – Я ж не взяла ничего! Ай, больно!
– А баге-е-ет, который твой блохастый упёр? – Пекарь с наслаждением, отразившемся на его лоснящемся лице, выкрутил ей ухо ещё сильнее. – Вот я тебе задам, шельма! А ну, пойдём!
Но Винтерсблад не отдал её пекарю, продолжая всё так же крепко держать за локти.
– Так она ничего, кроме багета, не украла?
– Как это не украла?! Все деньги свистнула, да я вернулся вовремя, её сцапал, она мне – хрясь коленом, я ей – жах подносом! Тут-то всё награбленное и просыпала да дёру дала.
Блад глянул на девчонку, у той над бровью наливался синяк – след от удара подносом. А на пекаре повреждений не видать – куда бы ни зарядила она ему коленом, слой жира пробить вряд ли смогла. Достав из кармана несколько монет, Блад сунул их пекарю.
– Вот, это тебе за хлеб. А девчонку я сам провожу куда надо. Она у меня однажды кошелёк украла, а у тебя – ничего, так что я в большем убытке, мне с ней и разбираться.
Тот медлил, и прищур его наливался хитрецой. Блад вздохнул и сунул ему ещё несколько монет, тогда пекарь отпустил ухо девчонки и пошёл восвояси.
Девчонка стрельнула в Винтерсблада лукавой улыбкой.
– Спасибо.
– Чего «спасибо»? Я не собираюсь тебя отпускать. Пойдём, отвезу в участок. – Он за локоть потащил её к лошади.
– Чего ж тогда этому не отдал?
– А чёрт его знает, что у него на уме.
– А-а, ты злой, но справедливый, что ли?
– Я? Да не смеши!
– Тогда что? Глаз на меня положил? Ясно, враки это всё про участок! Конечно, кто ж не воспользуется, когда у него в руках симпатичная беззащитная девушка.
– Не льсти себе, детка, – с усмешкой бросил через плечо Блад.
– Ха! А когда я тебя поцеловала – ответил.
– И что?
– Значит, понравилась тебе.
– Не значит. Это естественная реакция, когда целуют неожиданно.
– Вот как? Значит, и пекарю бы ответил, вздумай он поцеловать тебя неожиданно?
Винтерсблад резко остановился и развернулся к ней, встретился со взглядом, полным бесстрашного и весёлого нахальства. С тем, кто так на тебя смотрит, спорить бессмысленно.
– Ты прекрасно поняла, о чём я, – раздражённо бросил он и потащил её дальше.
– Я прекрасно поняла, что понравилась тебе! Ещё тогда, в том богатом доме, да? Ну, признайся! Ну же!
– Допустим. Но ты стащила мой кошелёк, и этим испортила впечатление.
– Ага-а-а! Я знала! Ты тоже мне понравился, кстати. Хорошо целуешься. Отпусти меня, а? Я тебя за это, так и быть, ещё раз поцелую и даже кошелёк твой больше не подрежу.
– А у меня его больше и нет.
Винтерсблад поймал кобылу за узду, подсадил девчонку в седло и сел за ней, крепко придерживая её рукой за талию, чтобы не сбежала.
– Не боишься не справиться с конём одной рукой? – спросила она.
– Нет.
– Так хорошо в седле держишься? Ты ж воздушная пехота, не кавалерия.
– Можешь помолчать?
– Нет.
– Очень жаль.
– Не хочешь слушать мою болтовню – отпусти меня, и дело с концом.
– Не дождёшься.
– Что ж, – девчонка задрала голову, глядя куда-то на козырёк ближайшей к ним лавки, – тогда и ждать нет проку, придётся действовать самой. Цап!
И тут откуда-то сверху в Винтерсблада с разлёту врезался громадный кот. Мощный удар пришёлся ему в плечо и выбил из седла. Блад рухнул на мостовую, а девчонка пришпорила лошадь и понеслась по узкой улочке, перевернув лоток с яблоками и едва не затоптав торговку. Следом, задрав пушистый хвост, помчался кот.
– Ах ты!.. – Винтерсблад швырнул в неё первое, что подвернулось под руку, – им оказался замусоленный багет, оброненный котом. Багет до девчонки, конечно, не долетел – слишком резво она улепётывала. – Ещё и лошадь мою увела! Теперь-то я точно тебя найду, шельма!
«Беспалый Томми»
На следующее утро Винтерсбладу пришлось встать раньше обычного, чтобы успеть добраться до расположения пешком. За завтраком к нему подошёл один из солдат:
– Разрешите обратиться, господин лейтенант!
– Разрешаю.
– Вам просили передать, сэр. – Солдат положил на стол перед Винтерсбладом его кошелёк – тот самый, который рыжая воровка стащила ещё зимой. – А лошадка ваша в стойле, сэр.
Блад глотнул кофе, пряча в кружке ухмылку и старательно хмуря брови.
– Кто и когда её привёл?
– Девушка, сэр. Рыжая такая, маленькая, улыбчивая. Вчера вечером, когда я в карауле стоял. Просила ещё передать благодарность за то, что одолжили, сэр.
– Кому передать?
– Вам, сэр.
Блад усмехнулся: его имени девчонка не знала, и лейтенантом в расположении он был не единственным.
– Что, прям имя моё назвала?
– Никак нет, сэр. – Солдат старательно избегал смотреть Бладу в глаза.
– Как же ты узнал, о ком речь? Ну, говори уж, не ломай шапку.
– Сказала передать высокому лейтенанту… – солдат замялся. – Она назвала вас гордыбакой, сэр.
Винтерсблад поперхнулся. Вот шельма, слово-то какое подобрала! А этот ведь сразу и смекнул, о ком речь. Стоит теперь, глаза потупил.
– Простите, сэр, разрешите идти, сэр?
– Иди.
Блад проверил кошелёк, оказавшийся, разумеется, пустым – иного он и не ждал. «Вот шельма, и ведь вернула, не постыдилась! – подумал он. – Погоди, я тебя отыщу, теперь так просто от меня не отделаешься».
К Винтерсбладу подсел уже отзавтракавший Асмунд.
– Вечером занят? Может, в бар сходим? Выпьем, отдохнём.
Судя по напряжённому лицу Асмунда, в бар он предлагал сходить не просто так, был у него какой-то подспудный интерес.
– Можно, – кивнул Блад.
– Есть неплохой кабак в конце Дьюроут, «Мерзкая детка» называется.
– Ничего себе ты забрался – на противоположный край города. Что хоть там, в этой «Детке»? Не за особенной же выпивкой ты так далеко таскаешься.
Асмунд помолчал, пожевал губами, будто взвешивая, стоит ли раскрывать карты сразу или лучше отложить до вечера.
– Там девушка работает…
– О-о-о… – безнадёжно протянул Блад, – всё ясно!
– Да погоди ты окать! Чего тебе ясно-то? Ты её даже не видел. А я, может, жениться собрался.
– Какое «жениться», Грег? Ты оглядись: кто ты, где ты! Что с тобой завтра может произойти? С любым из нас.
– Что ж теперь – если война, то и не жить? Ты ещё слишком молод, тебе не понять. А мне уже за тридцать, я семью хочу.
– А она?
– Что – она?
– Она тоже хочет семью? Ждать тебя сидеть, гадать: живой ли, нет ли?
– Об этом ещё не говорили, не успели… Мы с ней вообще, если честно, почти не говорили.
Блад расхохотался, Асмунд обиделся.
– Смейся-смейся. Это у тебя нутро заскорузлое, как старый сапог, тебе детхарских шлюх достаточно, а чувства уж лишнее. А я как увидел её на прошлой неделе, ни о чём больше думать не могу.
– Спросил хоть, как зовут-то, – сквозь смех выдавил Блад, – или сначала женишься?
– И́неш. Инеш Фоули. У неё четверо братьев и отец, которому принадлежит бар.
– О, ну видишь, как близко вы уже знакомы! Точно, пора свадьбу играть. Ладно, не дуйся, посмотрим сегодня на твою мерзкую детку.
– Не называй её так.
– Почему? Забегаловка эта разве не в честь неё так названа? Сам же говоришь: бар принадлежит отцу, у которого девчонка только она, остальные сыновья.
– Да просто так названа, просто так, без всякого смысла! – вскипел Асмунд, хлопнув ладонью по столу.
Сидевшие рядом солдатики беспокойно на него оглянулись.
– Эх, Грег, тридцать лет на свете прожил, а не знаешь, что ничего в этой жизни просто так не бывает, – усмехнулся Блад и залпом допил остатки своего горького кофе.
«Мерзкая детка» находилась почти на окраине Реденса, не в самом благополучном его районе, и время здесь коротали в основном престарелые небогатые выпивохи и разудалые компании лихих и на вид жуликоватых парней. Посетители звенели металлической посудой, стукались помятыми боками кружек, громко говорили и от души хохотали, запрокинув головы; много пили и курили, ещё больше – сквернословили, отпускали похабные шуточки и, не стыдясь посторонних, в полный голос рассказывали о своих похождениях. Хотя посторонних здесь и не было: все знали всех, и любой мог бесцеремонно вклиниться в разговор за соседним столом, а за неудачную остроту получить в лицо пивом, – в «Мерзкой детке» это считалось не оскорблением и не поводом для драки, а лишь способом поставить человека на место. Однако такие ребята, если захотят подраться, не станут искать повод; что-то подсказывало Винтерсбладу, что драки здесь дело привычное и регулярное.
– Не самое подходящее место для девушки, – обронил он, оглядывая весело гудящую хмельную толпу.
– О, ты её не знаешь! – многозначительно протянул Асмунд. – Да и уважают её тут: дочь хозяина как-никак. А вот и она. – Он просиял, глядя на кого-то позади Винтерсблада. – Доброго вечера, красавица!
– И вам доброго, офицеры, – услышал Винтерсблад знакомый голос, – Ещё пива принести?
– Принеси, будь добра. – Блад обернулся, уже догадываясь, кого увидит.
Ой, – на миг растерялась Инеш. – Ты?! – и сдула упавшие на глаза рыжие пряди, выбившиеся из растрёпанного пучка, а потом улыбнулась как ни в чём не бывало – нахально и дерзко.
Она была всё в тех же штанах на подтяжках и не по размеру большой мужской рубахе с закатанными рукавами, из-за расстёгнутых верхних пуговиц которой выглядывала тельняшка, но гигантского кота ней не было.
– Вы знакомы? – насторожился Асмунд.
– Нет, – ответил Блад. – Просто однажды она меня поцеловала, – не удержался, чтобы не поддразнить его.
– Он врёт, – не моргнув глазом, солгала Инеш, – мы не целовались.
– …и тебе понравилось.
– Ага, как пепельницу облизала – ты ж весь прокуренный!
– Откуда знаешь, если мы не целовались?
– Что вы несёте?! – возмутился растерявшийся Асмунд, перебегая взглядом с одного на другого.
– Да расслабься, мы шутим, – хлопнул его по плечу Блад, – но эта детка сфетишиздила мой кошелёк, так что будь с ней начеку.
– Я?! – воскликнула Инеш. – Да ты сам его потерял, лейтенант, а теперь на меня опрокидываешь!
– Ага, и лошадь сам потерял…
– Какую ещё лошадь?! – окончательно запутался Асмунд.
– С лошади ты упал, забыл?
– И правда, – съехидничал Блад, – ехал-ехал и упал, с кем не бывает.
– Может, пьяный был? Мне-то почём знать! И лошадь я тебе, между прочим, вернула, как и кошелёк.
– А деньги, что в кошельке были, – нет.
– Деньги? Ну ты сквалыжник! Хорошо, верну я тебе твои фантики. Отыграешь? – запальчиво предложила девчонка.
– В карты? Да запросто! – вошёл в азарт Винтерсблад.
– Ну ща, в карты! – Она смерила его презрительным взглядом. – Думаешь, дурочку нашёл? Я мухлёжника за милю распознаю, не рассчитывай. Давай в «беспалого Томми»? Нож у тебя есть?
– Есть. – Блад достал из-за пояса армейский нож, Инеш вытащила из кармана брюк складной.
– Только если ты себе пальцы поотрезаешь – твоя вина.
– Идёт. А если ты себе?
Инеш самодовольно усмехнулась.
– Размечтался, придумщик!
Она согнала со стула какого-то мужичка за соседним столиком, – «принеси себе другой!» и подсела к офицерам. На колени к ней тут же откуда ни возьмись запрыгнул огромный кот, окинул мужчин недобрым жёлтым взглядом и свернулся мирным клубком.
– Эй, ещё пива, – крикнула Инеш в сторону стойки, – а то у гостей кружки высохли!
Минутой позже мальчонка притащил выпивку, убежал и сразу вернулся, передал Инеш перетянутую верёвочкой стопку замызганных купюр.
– Предлагаю повышать ставки, – она развязала верёвочку и положила пачку в центр стола, – за каждое следующее выполненное задание получаешь на двадцатку больше, чем за предыдущее, идёт? С двадцатки и начнём. Смотри! – Сдув упавшую на глаза непослушную прядь, она положила на деревянную столешницу растопыренную ладонь и начала поочерёдно тыкать остриём ножа в стол между пальцами, ускоряя темп.
Асмунд побледнел: его возлюбленная орудовала ножом резвее маститого повара, рискуя остаться без пальцев. Когда постукивание ножа набрало такую скорость, что слилось в монотонный гул, она остановилась.
– Сможешь повторить? – лукаво спросила у Винтерсблада.
Тот усмехнулся с таким видом, будто она усомнилась в его способности дышать или моргать: когда-то он научился этой ерунде у циркового метателя ножей Руала всего за пару часов. Но Инеш этого не знала и выглядела несколько разочарованно, откладывая Бладу первую двадцатку из денежной кучки после того, как он нарастил темп не меньший, чем она, но за более короткое время.
– Хорошо, – сдержанно похвалила Инеш. – Теперь поменяй руки.
Отложив ещё несколько купюр в стопку Бладу, она потребовала повторить проделанный трюк, но уже с закрытыми глазами. Сначала правой рукой, затем – левой. Винтерсблад повторил. Мальчишка принёс очередную порцию выпивки. Азарт и задор повышался вместе с уровнем алкоголя, только Асмунду было невесело. Он сидел, откинувшись на спинку стула, скрестив на груди руки, и с неодобрением и тревогой наблюдал за игрой. Он не переживал, что Блад может остаться без пальцев. Возможно, сейчас он бы даже пожелал ему этого, ведь сейчас он его почти ненавидел за то, что тот явно нравился Инеш, внимания которой Асмунд добивался не один вечер. Между нею и Бладом словно натянулась звонкая золотая ниточка, и резала, резала Асмунду по сердцу, и он готов был на всё, чтобы поменяться с Бладом местами.
– А теперь – то же самое – на его руке, – Инеш ткнула пальцем в Асмунда, – своей левой и с закрытыми глазами!
Блад повернулся к нему, кивнув на стол: клади, мол, ладонь.
– Что? – встрепенулся тот. – Нет-нет-нет, даже не думай. Промажешь – тебе-то что, а я куда потом без пальцев?
– Не промажу, – уверенно сказал Блад, – когда я тебя подводил?
Асмунд криво усмехнулся, пряча ладони под мышки.
– Ну и шиш с ним, – махнула рукой Инеш, – давай на моей. – Она бесстрашно положила ладонь на стол перед Винтерсбладом.
– Нет! – взвился Асмунд, хватая его за запястье. – Не смей!
– Эй, полегче, капитан, – изогнула бровь Инеш, – ты только что профукал возможность поучаствовать, теперь другим не мешай.
Тот стиснул челюсти, сжал запястье Блада так, словно хотел раскрошить его в своём кулаке.
– Только попробуй ей навредить… – прошипел он.
– Сидел бы уж, где сидишь, а то вдруг придётся за оброненное слово ответить, а опять окажется невпотяг, – осадила его Инеш, состроив презрительную гримаску.
Асмунд покраснел до корней волос, отпустил Блада и вновь откинулся на спинку, скрестил руки на груди, обиженно выставив острые локти.
– Давай, – кивнула Инеш Бладу, растопырив на столе длинные пальцы, – левой, с закрытыми глазами!
– Уверена? – с улыбкой спросил Винтерсблад, перекладывая нож в левую руку.
– Да, – не моргнув глазом ответила Инеш.
Она, в отличие от Асмунда, ни разу не вздрогнула, когда нож, набирая скорость, втыкался рядом с её пальцами. Блад чувствовал её азартное бесстрашие и раскалённую докрасна нервозность Асмунда. Инеш единственная из всех не пила, но казалась хмельной: её пьянил риск и разжигала близкая опасность. В своём сумасбродстве она запросто переплюнула бы Винтерсблада, и это его заводило.
– А теперь я! – Инеш раскрыла свой складной ножичек. – Клади руку, лейтенант!
– Э-э, нет, – усмехнулся Блад, – так мы не договаривались. В себе-то я уверен, а вот в тебе, детка, – нет.
– Что?! Ну не-е-ет, – разочарованно воскликнула она, – только не в кусты! Серьёзно?! Спрыгнешь? Сейчас? Только не ты! Этот-то, – она кивнула на Асмунда, – понятно, но ты-ы-ы?!
Задетый Асмунд неприязненно покосился на Блада. Тот с полуулыбкой, загадочно приподняв брови, жестом карточного фокусника, подсмотренным ещё у Мардуарру, показал ладонь с обеих сторон и положил её на стол.
– Начинай!
– О, вот это дело! – оживилась Инеш.
– Идиот, – вздохнул Асмунд, демонстративно отворачиваясь, будто в компании этой полоумной парочки он оказался случайно и не по своей воле.
Винтерсблад с тайным напряжением следил за набирающим темп ножом, клюющим своим остриём стол меж его пальцев, и ему вспомнились слова Руала: «если хочешь предугадать движение, не смотри на запястья. Смотри на плечи, они не обманут». Он перевёл взгляд на острые плечики Инеш – и вовремя, чтобы поймать не движение даже, а намёк, подготовку к нему. Резко отдёрнул руку, и остриё ножа с размахом воткнулось в столешницу, – туда, где только что лежала его ладонь. Инеш открыла глаза.
– Ты совсем с присвистом? – возмутился Винтерсблад. Он заметил, что она не ошиблась, а сделала это нарочно. – Не успей я убрать руку, ты бы пригвоздила меня к столу, мерзкая ты детка!
– Но ты же успел, – возразила она, глядя на Винтерсблада с ещё большим интересом, чем раньше. – Значит, я в тебе не ошиблась, – Инеш изогнула уголок губ в хитрой улыбке, – ты хорош, лейтенант! А выбить ножом сигарету вон у того парня сможешь? – Указала на огромного детину лет двадцати пяти, курившего за стойкой. – Выбьешь – и оставшаяся сумма – твоя!
– Что, прямо отсюда? – глаза Винтерсблада сверкнули вернувшимся азартом. – Срежу половину его сигареты, когда будет затягиваться.
– Ну, это ты хватил! Хотя бы просто зацепи её, но не попади ему по роже, – рассмеялась Инеш.
Блад многозначительно пошевелил бровями, взял нож.
– Эй, Шен, свихнулся? – встрепенулся Асмунд. – Ты сейчас убьёшь его, а потом что?
– Не убью. Даже не задену.
– Давай-давай! Не лезь, капитан, пусть попробует.
Винтерсблад встал со стула, чтобы ловчее прицелиться.
– Шен!!!
– Отцепись, Грег! – Блад выдернул из пальцев Асмунда край своего кителя, за который тот потащил его обратно на стул.
– Да ты сейчас хуже Мэннинга, хоть и не так пьян, как он! Мне за тебя стыдно.
– Это говорит лишь о том, что ты не умеешь выбирать себе друзей, Грег. – Он бросил на него уязвлённый взгляд. – Так что можешь просто уйти, как в тот раз.
Асмунд застыл, словно в лицо ему плеснули пивом.
– Ну и чёрт с тобой, – плюнул он и направился вон из бара.
– Какой он нервный, – хмыкнула Инеш. – Давай, показывай, что обещал!
Блад метнул нож, тот пролетел перед самым лицом здоровяка у стойки и воткнулся в деревянную перекладину позади него. Отрубленный кончик сигареты с тлеющим огоньком упал вниз. Парень непонимающе моргнул, поглядел на оставшуюся в его пальцах огульку. Довольный собой Блад поклонился, картинно и чуть небрежно, как артист после представления.
– Во те на! – восхищённо воскликнула Инеш, вскочив на ноги.
Дремавший на её коленях кот шлёпнулся на пол, недовольно дёрнул хвостом.
– Ой, Кукуцаполь, прости! – потрепала она его по пушистому загривку.
– Это что ещё за мордоплюйство? – прогремел лишённый сигареты верзила, поднимаясь со своего табурета.
– Это был лишь спор, Ка́дан, тебя он не касается, – сказала Инеш, когда тот подошёл к их столу, – иди дальше пей своё пиво.
– Молчи, соплюха.
– Не смей так меня звать!
– Приглуши зевало, Инни! Этот ухорез мне чуть полноса не отстригнул, я с ним позузолить хочу, а не с девкой дуроумной.
– Своё приглуши, – поднялся из-за стола Винтерсблад, – ты как с девушкой разговариваешь? – Он вмиг протрезвел и сейчас казался абсолютно спокойным: так бывало, когда в нём медленно закипало бешенство; лишь серые глаза смотрели с неприкрытой угрозой.
– Я её братёнок, как хочу, так и называю! Поняла, соплюха? Соплюха и есть! – повернулся он к Инеш.
– Да мне до далёкого места, кто ты! Ей такое обращение не нравится. Извинись.
– Лейтенант, – вмешалась Инеш, – не лез бы.
– Вот именно, лейтенант, – набычился Кадан, – не лез бы. А то я тебя в то далёкое место и запихаю рылом вперёд, к потрохам Гнилого Генри!
– Надсадишься.
Кадан растянул губы в жутковатом подобии улыбки, продемонстрировав отсутствие верхнего зуба.
– Подзуживает, ты гляди! Бессмертный, что ли? Или безмозглый?
– Кадан, не надо! – предостерегающе сказала Инеш, но братец не обратил на неё внимания.
Нагнувшись, он схватил за ножки стул, на котором она сидела, поднял его, стряхнув её на пол, и, замахнувшись, треснул им Винтерсблада. Удар пришёлся тому в бок, его смело с места и откинуло в гущу гостей за соседним столом. Те, наблюдавшие за происходящим с надеждой на потасовку, взвились со стульев, одним рывком поставили Блада на ноги и, толкая его перед собой в спину, как таранное орудие, ринулись на Кадана с радостным улюлюканьем.
Разобрать, что происходило дальше, не представлялось возможным. Весь бар превратился в нечто многорукое и многоногое, вопящее и свистящее, брызжущее пивом и ломающее мебель. Плотный клубок из тел катался от стены к стене, молотил руками и ногами куда придётся. Было неважно – кто, кому, куда и чем ударит. Главное, чтобы тебе отвесили меньше, чем наградишь остальных ты сам, а уж если ты вдруг упадёшь, будь добр, утяни за собой ещё кого-нибудь.
Разумнее всего было рухнуть на пол и отползти куда-то в более безопасное место, но упасть Бладу не позволяли: кто-то (не уступающий Кадану в размерах, но уже не он) крепко держал его за ворот кителя, с наслаждением лупил по лицу и, казалось, не чувствовал ответных ударов, даже когда Винтерсблад, плюнув на честность, пнул его в пах.
***
Прохладная весенняя ночь приятно успокаивала боль, прикладывая к разбитому лицу свежий ветерок, словно влажный компресс. Винтерсблад сидел на крылечке «Мерзкой детки» запрокинув голову, сверху на него тускло светил качающийся над входом фонарь. На ступеньке стоял тазик с каким-то травяным отваром, рядом сидела Инеш, смоченным в отваре полотенцем стирая кровь с лица Блада, морщившегося от боли.
– Дай, сам сделаю, – он в очередной раз попытался отобрать полотенце, но Инеш ловко спрятала его за спину. – Дай, говорю! Тут зашивать надо, ты не умеешь. Есть зеркало?
– Рот себе зашей, меньше бед будет, – хихикнула она, – а больше на твоей витрине нечего шить, только синяки да ссадины.
Свет от фонаря загородила чья-то широкоплечая фигура.
– Ну чё ты, дерьмозавр, – беззлобно спросил Кадан, заглядывая Винтерсбладу в лицо, – живой, что ль? – Одобрительно хмыкнув, мизинцем сковырнул с его щеки прилипший листик от отвара, отправил его себе в рот, пожевал передними зубами и сплюнул через плечо. – Что за дрянь ты ему сварила, соплюха?
– Какая есть, такая и дрянь, – пожала плечами Инеш. – Иди отсюда, не дёргай за нервы.
Кадан скривил смешную рожу, передразнивая сестру, и получил оплеуху неотжатым полотенцем.
– Ладно, некогда мне тут с вами… А ты молодец, дерьмозавр, долго протянул, уважаю! Но до нашего размаху ещё не дорос. – Кадан улыбнулся, в ровном ряду желтоватых зубов мелькнула свежая прореха. – А ты – соплюха и есть, и не спорь, – прикрикнул он на сестру и ушёл обратно в бар.
– Не слушай, – Инеш склонилась над Бладом, обдав его терпким травяным запахом, – этот дурохваст всем прозвища придумывает. Чем больше человек ему понравился, тем гаже будет порекло. – Она осторожно прижала полотенце к его разбитой скуле.
– Видать, в меня он втрескался по самые уши, – усмехнулся Винтерсблад.
– Ну… он – может и нет, – тихо проронила Инеш, пряча озорную улыбку.
