Анастасия Орлова
Блад: глубина неба
На границе ослепительного света
Я стою на краю затянутой сеткой площадки, ярко освещённой фонарями. Свет не попадает за границы этого маленького квадратного мира, и зрителей на трибунах вокруг ринга не разглядеть. Они тоже пока не видят меня, но, я знаю, ждут. Чуют запах ещё не пролитой крови и солёного пота; волнуются, полные предвкушения, как молодые гиены, спешащие по следам леопардовой охоты. Я чувствую их возбуждённое дыхание, как на краю обрыва чувствуешь волнение моря в бездонной ночи.
Мои голые плечи покалывает нарастающий кураж; дышу глубоко, размеренно, чтобы не выплеснуть его раньше времени, не истратить по мелочам. Позади меня – Инеш. Я не вижу её, но чувствую: она, как всегда, беззастенчиво разглядывает меня. Я хорошо знаю этот взгляд: дерзкий, прямой, со смешливой хитринкой и глубоко запрятанной страстью, он разогревает меня ещё больше, и вот уж я готов на всё, лишь бы она смотрела, смотрела на меня так, как умеет смотреть только она.
Сжимаю кулаки, от напряжения мышц на запястьях натягиваются бинты. Делаю шаг в обжигающий свет, переступаю границу миров, вскидывая кулак вверх. Трибуны взрываются ликующим воплем. Волна их восторга захлёстывает меня, оглушает, почти сбивает с ног. Это чем-то напоминает чувство высоты: бессмертие и всемогущество. Сейчас я могу свернуть горы! Но передо мной – всего лишь лыбящийся во все оставшиеся зубы Кадан Фоули…
***
– Что-то ты зачастил к нам, лейтенант!
Инеш всегда первая замечала Винтерсблада, стоило ему только переступить порог «Мерзкой детки», и всегда встречала. За ней неизменно трусил Кукуцаполь. По-мужски, с грубым достоинством, как и положено матёрому коту с рваным ухом и суровым взглядом, он походя бодал Винтерсблада под колено и удалялся наблюдать за происходящим с полки над стойкой. После того, как кот взлетал на своё место, используя гороподобные плечи Кадана в качестве трамплина, «братёнок» Инеш поворачивал голову и приветственно махал Бладу тлеющей сигаретой. «Здарова, дерьмазавр!» – читалось по его губам (слов не слыхать – в баре всегда слишком шумно). В такие моменты Винтерсбладу казалось, что Инеш весь вечер краем глаза следит за входной дверью и, стоит только двери распахнуться, с надеждой вглядывается в вошедшего. Вот вваливается старый Макковерн, и она отводит разочарованный взгляд, возвращаясь к своим делам. Вот появляется чудаковатый весельчак О’Мэйли, и Инеш приветливо машет рукой, но и ему она не особенно рада. Кукуцаполь вьётся у её ног или лежит тридцатифунтовым воротником на её хрупких плечах (и как она только таскает такую тушу?!), не понимая её томлений. Но вот в дверях появляется Блад – и Инеш расцветает лучшей из своих улыбок. Кот облегчённо вздыхает: наконец всё в порядке, теперь можно лениво, в один глаз, послеживать за посетителями с полки над баром. А Кадан уже знает, кого увидит, обернувшись: ведь Кукуцаполь отлипнет от хозяйки только тогда, когда передаст её с рук на руки Винтерсбладу.
Блад чувствовал, что его здесь ждут, и ощущение какой-то детской, немного даже стыдной радости и нежности наполняло его до краёв. Кто ж знал, что это так приятно – когда ты кому-то нужен. Не для чего-то, а просто потому, что ты – это ты.
– У вас сегодня и присесть некуда, – удивился он, оглядывая забитый до отказа бар.
– Ага, – радостно согласилась Инеш, – сегодня важный вечер! А ты как раз вовремя, пойдём, кое-что покажу! – Схватив Блада за руку, она потащила его через весь бар к двери, ведущей на задний двор. – Ни за что не угадаешь, что там!
Винтерсблад и не хотел угадывать. Происходящее вокруг его не особенно занимало: рука Инеш лежала в его ладони, сердце колотилось, в груди что-то искрило, кончики пальцев приятно покалывало. Инеш отворила дверь и вывела его на задний двор, обнесённый глухим забором. Посреди двора стояла гигантская клетка, затянутая крупноячеистой сеткой, вокруг неё, как в цирке, поднимались зрительные ряды. Арена для боёв без правил – и к гадалке не ходи.
– Сегодня Кадан дерётся с младшим Макэлроем, будет горячо! Мы можем стоять, по хозяйскому праву, у самой клетки. Или ты хочешь на трибуны? А может, ставку сделаешь?
– Детка, – усмехнулся Блад, – среди всех ваших занятий есть хоть одно, которое не нарушает закон?
Инеш задумалась, смешно наморщив нос.
– Дважды в месяц в баре играют скрипачи, а все гости пляшут, – наконец сказала она, – это, вроде, вполне законно. Жаль, что не так весело, как всё остальное!
Публика на трибунах до хрипоты поддерживала бойцов, на которых были сделаны ставки. Кадан, крупный и сильный, мутузил кулачищами уступавшего ему в размерах Макэлроя. Вернее, чаще он мутузил всё же воздух, ибо противник в последний момент успевал ускользнуть из-под носа верзилы, да ещё треснуть ему под рёбра. Кадан был в два раза сильнее, но он проигрывал. Публика раздосадованно гудела.
– Большинство ставили на братёнка, – пояснила Инеш, – кто ж знал, что этот костляк его взбутетенит.
– Твой брат слишком неповоротлив. Он силён, и только. А этот, – Винтерсблад кивнул на Макэлроя, – драться умеет. А ещё он хитёр и ловок.
Народ на трибунах повскакивал со своих мест, громогласно вопя: бой окончился, Кадан был повержен и, судя по лицу, очень обижен этим фактом. Он с видимым трудом поднялся на ноги и многозначительно погрозил победителю разбитым кулаком.
– Ноги-то ему не повыдёргивает в тёмном переулке за свою отрихтованную физиономию? – усмехнулся Блад.
– Не, сам же просвистал, чего теперь? Зато мы наварились: ставки-то больше на братёнка были, а не на Макэлроя. Смотри, смотри, что делает, егозистый! Публику себе покупает! – Инеш расхохоталась, но как-то презрительно, свысока, как смеются над цирковой обезьянкой, подражающей человеческим замашкам.
Победитель фиглярничал на арене, словно и не утомился во время боя: ходил колесом от края до края, показывал зрителям мускулы, состроив устрашающую, по его мнению, рожу, делал кульбиты назад и кланялся под не очень дружные аплодисменты, нет-нет да и бросая украдкой быстрый взгляд в сторону Инеш. Кончив кривляться, он вышел из клетки, взял протянутое кем-то из своих полотенце.
– Ну как я тебе, детка? – подмигнул он Инеш с самодовольной улыбкой. – Теперь пойдёшь со мной на свидание?
– Вон дед Хиггинс шаркает, – она кивнула в сторону приближавшегося к ним высокого старика со спутанной седой бородой, – он на тебя ставил, его и зови на свои кадрилки. Глядишь, этот сквозануть не успеет, тем более костыль свой опять где-то отпел. А я с кривляками не знаюсь.
Макэлрой стёр с лица конфетную улыбочку, недобро полоснул взглядом стоявшего рядом Блада, чуть сощурился и пристально посмотрел ему прямо в глаза, многозначительно и хищно дёрнув тонкой бровью.
– И нечего тут лупетками своими брызгать! – сбила ему гонор Инеш.
Парень криво ухмыльнулся, изо всех сил сохраняя достоинство, и пошёл прочь, закинув полотенце на голое плечо.
– Мартышка! – фыркнула она, даже не проводив того взглядом. – Слушай, – обратилась она к Винтерсбладу, – а ты ведь, поди, всё по науке знаешь? Ну, драться умеешь как положено, а не просто кулаками во все стороны размахивать? Подучи братёнка моего, а? А то вон, глянь, как он оплошал, без науки-то!
Винтерсблад улыбнулся себе под нос: просьба Инеш была ему приятна, но участие в незаконных боях без правил грозит офицеру, если он попадётся, проблемами. Хотя сам-то он драться не будет. Что плохого, если покажет Кадану пару приёмов?
– Ну? – Она потрясла Блада за скрещенные на груди руки. – Подучишь?
– Сам-то он захочет?
– Ещё бы! Он после той первой драки в баре тебя зауважал.
– Так я ж его не побил, – пригасил он слишком уж явную улыбку.
– Так потому что против тебя было трое таких братёнков.
Блад задумчиво качнулся с мысков на пятки. Он уж всё решил, но не удержался от искушения задержать приятное мгновение. Инеш, видимо, решила, что аргументов маловато.
– Мы тебе заплатим! Сколько ты хочешь за урок?
– Мне не нужны деньги.
– А что тогда? Чем завлечь? Может – пожизненный кредит в «Мерзкой детке»?
– Перестань пиратить по чужим домам, – воспользовался он моментом, – тогда соглашусь.
– Тю, – присвистнула Инеш, – тебе-то что за печаль?
– Это опасно. В первую очередь – для тебя. Сейчас здесь уже не такая неразбериха, как в то время, когда Реденс перетягивали из Бресии в Распад и обратно. Если попадёшься – спросят по всей строгости.
– Так это ж – если попадусь. Ладно, ладно, не хмурься! Я согласна.
– Больше никакого мародёрства?
– Пока ты с нами – никакого! – пообещала Инеш. – Пойдём, обрадуем Кадана.
Винтерсблад начал тренировать Кадана ежедневно после обеда, когда освобождался от своих дел в части, а в баре было меньше всего народу. Спустя несколько минут после начала тренировки на задний двор «Мерзкой детки» выходила Инеш и наблюдала за ними, положив локти на ограждение, отделявшее трибуны от клетки, которое доставало ей чуть не до подбородка. Она, всегда шумная, болтливая, азартная, на тренировках вела себя непривычно тихо, даже незаметно, но Винтерсблад не мог не замечать её заинтересованный оценивающий взгляд, который он чувствовал кожей, стоило только снять рубашку перед тренировкой.
Однажды она сказала, словно оправдываясь, что ходит посмотреть на успехи братёнка, но прозвучало это откровенной ложью. Братёнок её не интересовал, хоть Кадан был единственный из семьи, с кем у неё сложились близкие отношения. Два других брата Инеш воевали, а самый старший, бывший солдат, но теперь калека, днём не покидал подвалы «Мерзкой детки», помогая отцу семейства варить пиво и вести дела.
Исчезала с тренировки, возвращаясь к своим обязанностям, Инеш так же тихо, как и появлялась на ней, и ещё до того, как Блад и Кадан успевали выйти из клетки. К тому времени гостей в «Мерзкой детке» прибавлялось, и Бладу ничего не оставалось, как подсаживаться за стойку и довольствоваться общением с Инеш в эпицентре суеты и шума. Она постоянно отвлекалась то на одного гостя, то на другого; кто-то вечно сидел слишком близко, говорил слишком громко или, ещё хуже, лез с разговорами, не замечая её нежелания слушать о переломе бедра тётушки Роузи. Каждый раз Инеш бросала на Блада извиняющийся взгляд, а он досадовал на всех этих выпивох, которым не сиделось дома, и они тащили в бар целый сундук историй про всех своих тётушек, жён, детей и племянников и невыносимо долго выкладывали их одну за другой за стойкой.
Винтерсблад засиживался допоздна, возвращался в свою квартиру за полночь, а ранним утром требовалось быть на построении. Отчитывая одного из своих солдат за невыбритый подбородок, спохватывался, что сам с утра забыл побриться, и вместо завтрака бежал исправлять ситуацию. Асмунд, томимый завистью, невесть что себе вообразивший, испепеляюще смотрел ему вслед. В последние дни он даже здороваться с Бладом перестал: стискивал челюсти и, гордо вскинув подбородок, проходил мимо, по возможности задев Блада плечом.
Первая половина дня тянулась мучительно долго. Виноваты были солдаты. Взвод Винтерсблада словно сговорился и всё делал еле-еле: нога за ногу полз на построение и зарядку, не спеша завтракал, лениво стрелял мимо мишеней и черепашьим шагом бежал марш-бросок. Это выводило его, и без того взвинченного, из себя.
– Да что вы как мухи в сиропе, сколько вас ждать?! – орал Блад, бодро обегая взвод, изнемогающий на полосе препятствий. – Шевелитесь! – Сам он полосу уже прошёл и вернулся назад, а его солдаты до сих пор корячились где-то на середине пути.
– Садист, – прошептал запыхавшийся Вальдес. – У самого шило в жопе раззуделось, а мы теперь шевелись в его темпе! Откуда хоть столько энергии берёт?!
– На бритье экономит, – отозвался Бойд. – Вот ты сегодня побрился, и вчера тоже, и теперь – как муха в сиропе. А этот стал забывать через раз – и вон какой бодрый.
Вальдес шутку не оценил, лишь мрачно хмыкнул.
– Ты сегодня тоже не брился, вон и выговор получил. Что, помогло?
– Да брился я! Брился! Просто этому чёрту опять что-то померещилось, вот и прицепился.
Как-то раз Инеш появилась на тренировке позже обычного, уже под самый конец. Её отсутствие тревожило Блада и не давало сосредоточиться, он даже пропустил пару ударов.
– Извини, дерьмозавр, – смущённо булькнул Кадан, случайно свалив его с ног, – чтой-то я увлёкся.
– Моя вина, а ты молодец. На сегодня достаточно. – Блад закончил тренировку раньше, сразу, как увидел, что пришла Инеш: хотел перехватить её до того, как она заступит на свой пост за стойкой.
Но в этот раз Инеш уходить не собиралась. Кадан прошагал мимо, захватив сброшенную на ближайшую лавку рубаху, и уже хлопнул служебной дверью, оставив их наедине, а она так и стояла на своём месте. Вот он, долгожданный момент, который Блад пытался подгадать не одну неделю! Подгадал, но что-то, как назло, произошло: из головы вылетели все мысли и заготовленные ранее на такой случай фразы, и теперь он стоял в паре шагов от Инеш, идиотски улыбаясь. Она протянула ему поднятую с лавки рубашку.
– Как Кадан? Есть успехи? – спросила.
– Кадан молодец, – усмехнулся Блад, показывая свежую ссадину на своей скуле, – быстро учится.
Инеш удручённо вздохнула, глядя, как тот застёгивает пуговицы.
– Что случилось, Инеш? – Винтерсблад тронул её за запястье. – Чем я могу помочь?
Она с надеждой подняла голову.
– Правда? Ты готов помочь?
– Разумеется! Что нужно?
– Выйти в эту пятницу на бой с Каданом. Никто из наших не может.
– Что?! – опешил Блад.
– Бой отменить нельзя. Слишком много денег потеряем, да и зрители вздурятся. Противника для Кадана нам подсуропил делец из Траолии, залог взял, а сам сбрызнул. А мы теперь без боя с таким хвостом останемся, что, того гляди, по миру пойдём. Ладно, если вообще всю «Детку» не разворотят… – Инеш помолчала, грустно глядя на свои заношенные ботинки с высокой шнуровкой, и добавила едва слышно: – Мне придётся опять пиратить, если ты не выручишь.
Если Винтерсблад выйдет на бой, и в части об этом узнают – хорошего не жди. Но как они узнают? Тем более, этот бой будет единственным.
– Я выйду.
***
Инеш с горящими глазами ворвалась в каморку, в которой Винтерсблад ждал приглашения на ринг.
– Зрители просто кипятком обоссались! – выпалила она, привалившись спиной к двери. – Ты бы слышал, как они там галдят в предвкушении!
– Я слышу, – усмехнулся Блад.
– Новый боец – это всегда так волнительно! Кстати, все ставят на Кадана, так что если выиграешь, очень нам поможешь.
– Я постараюсь.
Блад забинтованными пальцами ласково убрал с её лица за ухо рыжую прядь. Чуть склонился, уж в который раз надеясь украсть поцелуй, но Инеш, как всегда, ловко выскользнула из-под его руки, да так естественно, будто не поняла его намерений.
– Пора! – кивнула она, открыв дверь.
Он прошёл темнотой узкого коридорчика до границы ослепительного света: дальше начиналась клетка. Толпа оглушительно заорала, приветствуя вышедшего в центр ринга Кадана. Сделав глубокий вдох, он тоже шагнул в ослепительно-яркий мир клетки, приветствуя гостей выброшенным вверх кулаком, а те в ответ не скупились на овации.
Для меня бой пролетел в одну секунду. Так быстро, что я даже не успел выплеснуть вскипевший в крови раж. Кадан был силён и дрался самозабвенно – не то что на тренировках. Но я уже знал его слабые места. Он основательно приложил меня о сетку – так, что она отпечаталась на моей спине красными ссадинами, и едва не вывел из строя, заехав кулаком в ухо, но всё же он проиграл. Мой последний удар был хоть и с подвохом, но не настолько мощным, чтобы свалить такого детину, как Кадан. Однако он рухнул. Сначала – на колени, покачался, словно былинка на сильном ветру, – и бахнулся вниз физиономией уже окончательно.
Зрители на миг затихли, а потом взорвались оглушительным рёвом. Большинство из них проиграло, но я им понравился, и они приветствовали меня, не щадя своих ладоней и глоток. Они сожалели, что поставили не на того, а я – что всё закончилось слишком быстро. Дайте мне ещё противника! Двух, трёх! Мне нужно куда-то растратить расползающуюся по венам мощь, иначе они вот-вот полопаются.
На выходе из клетки на меня бросилась Инеш. Запрыгнула с разбега, обхватив меня ногами вокруг пояса, и у всех на виду поцеловала в губы. Народ восторженно загалдел, а в моей груди словно взорвался склад с боеприпасами.
– Пойдём! – потянула она меня за руку, спрыгнув на пол. – Быстрее, пока никто нас не прищелил!
Они бегом миновали узкий коридорчик и каморку, в которой недавно ждал боя Блад. Походя он успел захватить свою рубаху, но не успел её надеть – так и выскочил на опустевшую улицу, в тёплую летнюю ночь: по пояс раздетый, с перебинтованными руками, испачканными кровью Кадана, увлекаемый куда-то сумасшедшей рыжей девчонкой в компании с огромным серым котом.
Они пробежали почти квартал, Инеш нырнула в подворотню и открыла дверь на лестницу длинного трёхэтажного дома. Она остановилась и перевела дух, давясь тихим смехом, только когда они через пыльный чердак с низким потолком выбрались на плоскую крышу. Бладу тоже было смешно, и он сам не понимал, отчего. Инеш приложила палец к губам: «здесь нельзя шуметь», и вновь рассмеялась, зажав рот ладонью. Подбежав к краю крыши, запрыгнула на широкое кирпичное ограждение и, встав на носочки, раскинула руки, словно хотела обнять весь мир или взлететь навстречу чёрному, усыпанному бисером звёзд небу.
– Стой, дурочка, упадёшь!
Блад схватил её за руку, но она вырвалась, отбежала по ограждению чуть дальше, а потом села на край, спустив ноги на крышу, поманила Винтерсблада и, когда он подошёл, обвила ногами его талию. Забрав у него рубашку, откинула её прочь, взяла его руки в ладони, рассматривая разбитые пальцы.
– Ты такой приманчивый, когда дерёшься, – шепнула, обдав тёплым дыханием его руки.
– Нравлюсь?
– Догадайся!
Неотрывно глядя ему в глаза – жарко, голодно, хмельно – она коснулась губами кончиков его пальцев и принялась медленно разматывать бинты. Первый бинт полетел с крыши и исчез в темноте. Инеш придвинулась ближе, крепче стиснув ноги вокруг талии Блада, и чуть откинулась назад. По-прежнему не отводя взгляда от его глаз, прижалась щекой к его ладони, невесомо целуя внутреннюю сторону запястья, там, где неистово бился пульс. Её поцелуи – лёгкие и дразнящие – поджаривали на медленном огне, не спеша спускаясь по его руке к сгибу, когда между ними вклинился кот. Инеш, не отвлекаясь, отпихнула его, но он зашёл с другой стороны, поставил передние лапы на её бедро и втиснулся между их тел, тыкаясь мокрым носом в шею Винтерсблада.
– Уйди, Цап!
Инеш скинула кота на крышу, но тот запрыгнул обратно на парапет и улёгся, подобрав под себя лапы и обернувшись хвостом, демонстрируя обиду прижатыми к голове ушами.
Она смешливо наморщила нос, и, перехватив вторую руку Винтерсблада, принялась разматывать бинты. Терпения на медлительность, с которой она проделывала это в первый раз, не хватило у обоих, и скомканный бинт полетел с крыши почти сразу, а Инеш прижалась к Бладу, обжигая его шею частым тяжёлым дыханием вперемешку с поцелуями. Он выдернул шпильку из её растрёпанного пучка, и медные волосы рассыпались мягкой волной. Они пахли чем-то терпким, травяным и леденцовым, – сладким и свежим одновременно, как и эта летняя ночь. Он не мог ею надышаться – и забывал дышать, целовал нежную кожу за маленьким ушком, стискивал Инеш в объятиях, комкая в пальцах её не по размеру огромную рубашку.
Она легонько царапала его плечи, временами запрокидывала голову, чтобы глотнуть воздуха, а потом вновь целовала его, целовала, целовала и льнула к нему – податливая и неуловимая одновременно. Она скинула со своих плеч подтяжки, но, как и тогда с поцелуями, словно нечаянно ускользала, не позволяя себя раздеть, доводя распалённого Блада едва не до исступления, а потом чуть отстранилась, разрешая расстегнуть её рубашку. Расстёгивать он не стал – просто сдёрнул через голову Инеш и, когда она прижалась к нему, понял, что сегодня она не надела тельняшку, обычно выглядывающую из её полурасстёгнутого ворота. Сегодня под рубашку она не надела ничего.
Он подхватил её под бёдра, снял с ограждения и положил на свою рубаху, брошенную на крышу. Инеш притянула его к себе, скользнула руками вниз по его телу; не прерывая поцелуя, завозилась с пуговицами на его брюках. И вдруг что-то тяжёлое бухнулось Бладу на спину.
– Чёрт! – прошипел он, почувствовав, что Инеш до крови прикусила ему губу, а на плечах у него ленивым клубком укладывается кот.
– Ох, извини! – прошептала Инеш, задавив смешок. – Извини-извини! Уйди, Цап!
Она ухватила кота за хвост, потянула, но тот зафиксировался на позиции, пустив в ход когти. Настаивать она не стала и, вернувшись к поцелуям, вновь зашарила по бёдрам Винтерсблада.
– Я бы предпочёл без кота, – шепнул он между поцелуями.
– Я над этим работаю, – ответила Инеш и вытащила из кармана его брюк полупустой спичечный коробок, потрясла им в воздухе, словно погремушкой, и бросила подальше на крышу. Кот, привлечённый новой игрушкой, бросился следом, оттолкнувшись от Блада так сильно, что они с Инеш стукнулись лбами.
– Несносный кот! – выдохнул Блад.
– Он не помешает, если я буду сверху, – ответила Инеш.
– Так не пойдёт, – усмехнулся Блад.
Тонкая расстеленная рубашка не спасала от мелких камешков и веточек: Инеш наверняка было жёстко, несмотря на ладонь Винтерсблада под её головой. Он, не размыкая объятий, всё-таки перекатился на спину. Оказавшись сверху, Инеш откинулась назад, закрыв глаза и запрокинув голову. Белый лунный свет серебряным абрисом вычерчивал её непослушные кудри, тонкую линию шеи и скатившуюся меж ключиц капельку пота, хрупкие, покрытые мурашками плечи и маленькую грудь, которую Блад ласкал пылко и почти грубо – и не в силах сдерживаться, и отчаянно боясь причинить Инеш боль. Но она постанывала от наслаждения и выгибалась под его прикосновениями, двигалась всё быстрей, дышала тяжелее и прерывистей, и всё сильнее впивалась пальцами в его бёдра. И тут по лбу Винтерсбладу упал принесённый Кукуцаполем пожёванный коробок.
– Не помеша-ет, го-воришь?..
Его шёпот сорвался и осёкся, а Инеш тихонько рассмеялась, но даже с ритма не сбилась. Не глядя, подхватила коробок и бросила его прочь, чтобы прогнать кота. Хотела что-то сказать, но резко замерла, напряжённая, словно натянутая тетива, и долгий стон сорвался с её губ.
– У тебя был кто-то до меня? Ну, не считая шлюх, – спросила Инеш, прижавшись к боку Винтерсблада.
Её ладонь лежала на его сердце, и казалось, что оно бьётся уже не в его груди, а в её руке, – словно бы теперь не принадлежит ему полностью.
– Да. Ещё до войны.
– Ты любил её?
Он поморщился, глядя в черноту июньского неба.
– Нет. – Почувствовал, как Инеш кивнула. – Это была страсть и зависимость. Не любовь.
– Любви вообще нет, – вздохнула она, – а если и есть, то это что-то особенное, мало у кого случается.
– Что же тогда у остальных?
– Страсть, зависимость, как ты и сказал. Влечение, симпатия… Много имён. Но всё это рано или поздно проходит. А любовь – нет.
– Ты знаешь? – улыбнулся Блад.
– О том, что проходит – знаю, – серьёзно отозвалась она, – а вот любви не встречала. И ты ведь тоже не встречал, так что и перечить нечем.
– С чего ты взяла, что я не встречал?
Инеш приподнялась на локте, поглядела в глаза Винтерсбладу:
– Нет-нет-нет, даже не думай! – усмехнулась она. – Это всё тоже перегорит, вот увидишь. А пока горит – грех время терять, – шутливо подмигнула она, и, перекинув через него ногу, села сверху.
