Анастасия Орлова
Блад: глубина неба
– Да, при свете дня это не так интригует, – невесело усмехнулся Руал, возившийся с гирями, – поэтому зрителей сюда запускают только после заката. Помоги-ка мне убрать эти штуки по ящикам!
Шентэл подошёл ближе и с опаской потянул на себя одну из средних гирь, уверенный, что не сможет оторвать её от земли. Но та оказалась не тяжелее глиняного кувшина, и Блад потрясённо уставился на Руала, с такой натугой таскавшего их перед публикой.
– Настоящие, не ври, только полые внутри! – визгливо проорал вошедший Ник.
– И самая большая?!
– Всё-то надо объяснять, а попробуй сам поднять!
Большая гиря тоже оказалась нетяжёлой. Но последней каплей до полного разочарования стали клинки шпагоглотателя: они были складные!
– Так, получается, здесь всё обман? – сник Шентэл.
– Ну, я на самом деле метко кидаю ножи, Кэсси – отличная наездница, а у Мардуарру очень ловкие пальцы, – пожал плечами Руал. – Но даже над этим, как ты говоришь, «обманом» нам приходится очень много работать!
– Запомни, малец, – вновь вмешался карлик, состроив глубокомысленную мину, – казаться – не всегда проще, чем быть. Но всегда безопаснее! Хочешь выжить в этом мире – притворись кем-нибудь другим. Но не вздумай, притворившись силачом, тягать настоящие гири – пуп надорвёшь.
– Зачем? – не понял Шентэл.
– Что – «зачем»?
– Зачем притворяться?
– Ну ты совсем умишком убогонький, да? – просюсюкал Ник. – Если ты – не ты, то никто никогда не сможет найти ни твои настоящие страхи, ни слабые места, а значит – не сможет причинить тебе вред. Меняй маски, парень! Одну сорвут – наденешь другую. А своя рожа будет целой – замечательное дело! – расхохотался он.
Оставшийся день удручённый Блад плёлся на Полночи в хвосте циркового поезда. Не засиделся он с остальными и у центрального костра на ночёвке. Вышел за кибиточный круг, жадно вдохнул холодную ночную свежесть, словно внутри стоянки воздух был иной, душный; не спеша пошёл прочь от кибиток и добрёл до маленького круглого озерца, скованного льдом. По берегу тихонько шуршал сухой камыш, посеребрённый инеем, сверкающим в лунном свете.
– Ты чего тут?
Шентэл вздрогнул от неожиданности, обернулся. Рядом стояла Кэсси, кутаясь в меховую накидку.
– Весь день ты какой-то убитый. Что случилось?
Блад неопределённо пожал плечом и отвернулся, не желая отвечать, устремил взгляд на замёрзшую воду.
– Смотри, если топиться вздумал – лёд толстый, голыми руками не сломаешь. Эта лужа вообще могла промёрзнуть до дна, так что дело – дрянь. – Кэсси помолчала, ожидая хоть какой-то реакции, но Блад по-прежнему стоял к ней спиной, будто её тут и не было. – Ну ладно, пойду я тогда, – сдалась она, – а ты зови, если помощь понадобится. У отца где-то есть большой топор…
– Ты настоящий друг, – невесело отозвался Блад, садясь землю.
– А то как же! – оживилась Кэсси, усаживаясь рядом. – Ну, – она толкнула его плечом, – рассказывай, что смурной такой?
Запах сливы и снега окутал его, и сердце забилось не столь уныло.
– Сегодня утром я видел шатёр. И реквизит…
– Ага, и с Ником, поди, говорил?
Шентэл кивнул.
– Я дурак, наверное, что сначала поверил? У вас даже имена придуманные! Все вы – придуманные. И я совсем не знаю, кто вы такие на самом деле.
Кэсси сочувственно вздохнула. Они долго молчали, глядя на освещённую лунным светом поверхность застывшего озера.
– Я не принимаю их правил, – наконец сказала она.
– Почему?
– Потому что я считаю, что если всё время притворяться, то твоя собственная жизнь пройдёт мимо, ты даже не заметишь. А я жить хочу. Чувствовать. Любить, в конце концов. Я хочу быть тем, кто я есть, нравится им это или нет! – Она помолчала, а потом понизила голос до шёпота: – Руал – он тоже не такой, как они. Он настоящий! Пока настоящий… Они хотят сделать его подобным себе. Шентэл… ты же умеешь хранить секреты?
Он кивнул.
– Я люблю его. Руала.
– Что?! – Что-то тонкое, холодное, словно кожаный кнут, больно хлестнуло Блада поперёк груди. – Да он же старый!
Кэсси глянула на него с изумлением и лёгкой обидой, и Шентэл тут же пожалел, что не сдержался и отреагировал столь резко.
– Ну, я имею в виду, что он гораздо старше тебя…
Кассандра не приметила в его тоне горького разочарования, её слишком увлекали собственные чувства и желание хоть с кем-то поделиться давно хранимой тайной.
– На десять лет, но что это значит, если чувства настоящие! – возмутилась она.
– А он?
– Уверена, он отвечает мне взаимностью!
– То есть он ничего не знает?
– Наверняка догадывается!
– То есть не знает?
– Ну-у-у…
– Тогда как ты можешь быть уверена во взаимности? Откуда знаешь, что не сама всё это придумала?
– Я чувствую это! Наверняка и он чувствует моё к нему отношение. Ты же видел, как он на меня смотрит, когда никто не видит? Видел же, да?
– Кэсси, – терпение Блада лопнуло, – как я мог видеть то, что происходит между вами, когда никто не видит?! Может быть, ничего и не происходит, тебе просто кажется?
– Знаешь что, Блад? – Она вскочила на ноги и резко отряхнула с одежды налипшие к ней мелкие соломинки. – Ты… ты просто ничего не понимаешь! Раз не видел, так и не суди! А мы с Эвереттом сбежим вместе, устроим своё шоу где-нибудь в Детхаре. Заживём своей жизнью, а не той, которую выдумывают нам Мар и Иштар! А ты… оставайся с ними, Анхир, и до старости показывай карточные фокусы! – и Кэсси убежала, возмущённо шурша замёрзшей травой.
Через несколько дней на ночной стоянке разразился скандал. Сначала заплаканная Кассандра с невнятными проклятиями пулей вылетела из кибитки Руала, направившись в темноту леса за стоянкой. Следом и сам Руал, довольно раздражённый и словно виноватый, пошёл к Мардуарру и Иштар. Шентэл и Ник в это время играли в карты у костра и всё видели.
– Погоди, малец, не трусь, я к тебе сейчас вернусь, – заговорщически прошептал Ник, поднимаясь на ноги.
– Ты что, подслушивать собрался? – возмутился Блад.
– Я ж тебя не удивлю, что секретики люблю, – усмехнулся карлик и на цыпочках направился к кибитке Мара.
Шентэл не стал ждать его возвращения, он отправился на поиски Кэсси. Нашёл её быстро: по всхлипам в ночной тишине; сел рядом на сухую траву и прижал Кэсси к себе, обхватив за плечи. От её волос всё так же маняще пахло сливой и снегом, её дыхание касалось его шеи, и от этого по телу Блада, словно лёгкая рябь по воде, прокатилась волна приятной дрожи. Рубашка на его плече начала промокать от её слёз, но эти слёзы давали ему надежду.
– Он сказал, что я ещё слишком молода, – через какое-то время пробормотала Кэсси, по-прежнему уткнувшись в плечо Шентэла, – и совсем не интересую его! Он сказал, что мы можем только дружить, не более, и он не собирается рисковать своим местом в труппе, поэтому должен, представляешь – должен!!! – рассказать всё моим родителям! Они убьют меня, Блад! Они меня убьют…
– Я не позволю им обидеть тебя, – прошептал он в её мягкие кудри. – Никому не позволю.
Из леса они вернулись уже под утро. У догорающего костра возвышался, уперев руки в бока, Мардуарру. Кэсси испуганно остановилась и отступила за спину Шентэла.
– Иди к себе, – тихо сказал он ей, и она, бросая недоверчивые взгляды на отца, быстро пошла к своей кибитке.
Шентэл приблизился к Мару.
– Ты, я думаю, в курсе дела. Возможно, даже больше, чем мы с Иштар, – сказал тот.
Блад кивнул.
– Что ж… – Судя по уставшему, словно постаревшему лицу Мара и следам бессонной ночи под глазами, он не столько сердился на дочь, сколько переживал за неё. Хотя и сердился, конечно, тоже, и разговоры такие, как и сама ситуация, для него в новинку. – Как она?
– Так себе.
– Первая любовь, первая любовь, – пробормотал, потирая шею под чёрной косицей. – Руала мне упрекнуть не в чем. А ей, думаешь, стоит дать взбучку? Это ж надо – придумала вешаться на взрослого мужчину! Только всех этих соплей мне в труппе не хватало. Знаешь что, Анхир, вы же вроде как друзья? Пригляди за ней. А если что не так будет – мне скажи.
– Ты хочешь, чтобы я шпионил за твоей дочерью?
– Ну нет, конечно, ты уж выражения-то выбирай. Просто вдруг ей всё-таки взбредёт в голову сбежать из труппы из-за этой своей… любви. – Последнее слово Мар выплюнул с явным пренебрежением.
– А вы с Иштар не хотите поговорить с ней? – Блад говорил тихо, чтобы случайно не услышала Кэсси, но его губы побелели от злости. – Не дать ей взбучку, а поговорить по душам, помочь, поддержать? Хоть раз побыть для неё родителями, а не фокусниками? Она ведь даже не знает ваших настоящих имён!
– Эй, парень, не заносись, мал ещё меня жизни-то учить! Зря я с тобой серьёзный разговор завёл – не дорос ты ещё. Иди, собирайся, через полчаса трогаемся.
Больше суток Кэсси не показывалась из своей кибитки, не выходила к общему костру на стоянке, не притрагивалась к еде, которую Ник оставлял ей возле повозки. Следующим вечером, после ужина, обнаружили, что она исчезла. Все бросились искать, тревожно выкрикивая её имя, лишь Блад искал молча: чутьё подсказывало, что зов, наоборот, заставит Кассандру бежать подальше от голосов. Потому он пошёл в противоположную от остальных сторону.
Шентэл крался в лесной темноте, чутко прислушиваясь. Вдруг где-то рядом хрустнула ветка, а следом на землю что-то упало. Он припустил на звук и очень скоро увидел извивающуюся на земле Кассандру. Она хрипела и, запрокинув голову, хватала ртом воздух, её тонкие скрюченные пальцы вцепились в стягивающие шею вожжи, которые были перекинуты через сломавшуюся ветку. Шентэл попытался ослабить затянувшуюся петлю, а когда не вышло, впился в узел не только пальцами, но и зубами. Получилось: поверхностные, судорожные вздохи Кэсси прервал долгожданный глубокий вдох. Она зашлась кашлем, переросшим в рыдания.
На шум прибежал Мар. Он на руках отнёс дочь в свою кибитку, и она не выходила почти две недели: на смену сильному потрясению пришли лихорадка и бред. Блад ехал на Полночи у их повозки, а когда цирк останавливался на ночлег, бродил рядом.
– Ты, парень, конечно, молодец, – как-то заметил Ник, проходя мимо, – но вряд ли поможешь ей тем, что не будешь спать ночами. Отдохни, здесь есть кому дежурить.
Но он упорно проводил ночи рядом с кибиткой, из которой периодически доносилось невнятное бормотание мучимой жаром Кассандры.
На рассвете одиннадцатого дня к нему вышел измождённый Мар, но глаза его смотрели с облегчением: беда миновала.
– Иди, проведай подругу. Она обрадуется.
Кассандра лежала на шкурах, укрытая двумя одеялами, бледная, полупрозрачная, словно крыло засушенного мотылька. Блад неуверенно подошёл ближе, сел на край её постели. Сначала ему показалось, что она спит. Но, приглядевшись, он заметил её взгляд из-под полусомкнутых ресниц.
– Дядька Ник был прав, – с трудом разомкнув сухие губы, произнесла она. Всегда звонкий, насмешливый голос сейчас походил на хруст тонкой старой бумаги, сминаемой в кулаке. – Нужно иметь в запасе побольше масок и никому никогда не показывать себя настоящего.
– Кэсси…
– Не жалей меня, Блад, я сама во всём виновата.
– Кэсси, не надо… – Горло перехватило, будто теперь вокруг его шеи затягивали кожаные вожжи, и он не смог договорить фразу.
– Посмотри, что они со мной сделали. Не будь таким дураком, как я! Будь Анхиром.
Глаза жгло, словно от злого зимнего ветра.
– Всё будет хорошо, Кэсси, – Блад сжал её тонкую ладонь, – я обещаю тебе, всё будет хорошо!
Она медленно, едва заметно кивнула, и ему показалось, что он поймал тень улыбки в уголках её губ.
– Позволь мне отдохнуть. Я устала.
С этого дня Кассандра быстро пошла на поправку и на излёте января уже вернулась к тренировкам. Шентэл продолжал заниматься, и к возвращению Кэсси достиг определённых успехов, что очень её порадовало.
Она изменилась: уже не была такой беспечно-весёлой, как раньше. Она словно повзрослела, стала тише и загадочней, и это завораживало Блада ещё сильней, чем её прежний горячий нрав. С Руалом, до сих пор не научившимся смотреть ей в глаза, Кассандра держалась холодно, но доброжелательно, словно с незнакомцем, и от внимания Шентэла не ускользнуло, что она старается как можно меньше встречаться с Руалом, а за общим костром садится от него как можно дальше. Блад и Кэсси сблизились ещё больше, и почти всё время проводили вместе, тренируясь, выполняя поручения Мара или просто болтая о том о сём.
Во время дневных остановок все артисты разбредались для репетиций кто куда, чтобы не мешать друг другу. Вот и сейчас Блад на Полночи ехал следом за Кассандрой, которая подыскивала подходящее место для тренировки.
– Не слишком ли далеко от стоянки? – удивился он: обычно они тренировались раза в три ближе к лагерю, чем уехали сегодня.
– А мы не на тренировку, – Кэсси оглянулась на него через плечо, лукаво подмигнув, – устроим выходной.
– С чего бы?
– Ну-у-у… Сегодня день моего семнадцатилетия.
– О, – растерялся Шентэл, – поздравляю! Я не знал.
– Никто не знает, – хмыкнула она, – Мардуарру и Иштар вечно забывают. Только дядька Ник иногда поздравляет. Где-то раз в три года.
– Мне жаль.
– А мне – нет. Не о чем жалеть. Тут уже совсем рядом – маленькая река. Давай устроим праздничный пикник! Я взяла с собой еды.
Несмотря на то, что в воздухе уже отчётливо пахло весной, речка оказалась под толстым слоем льда.
– Ну и ладно, – легонько толкнул плечом в плечо разочарованную Кэсси Блад, – мы не купаться и собирались.
Они уселись на берегу и, весело болтая, умяли всю снедь, захваченную с собой Кассандрой.
– Ты жила когда-нибудь в городе? – спросил Шентэл, глядя с высокого берега на замёрзшее речное русло.
– Нет, ни разу. Сколько себя помню – мы путешествуем.
– В Сотлистоне на главной площади зимой заливают каток, и богачи скользят по льду, надевая на ноги специальные коньки.
– И зачем они это делают?
– Они так развлекаются. Это как танцы. Весело.
– Правда?
– Наверное, – Шентэл смущённо пожал плечами.
– А ты сам-то пробовал? А-а-а! Сам и не пробовал! – рассмеялась Кэсси и поднялась с пожухлой травы. – Давай!
– Что? – не понял Блад.
– Попробуем!
– Но у нас нет коньков.
– А и шут с ними, лёд всё равно скользкий. Вставай!
Они спустились на лёд, Кэсси сразу же поскользнулась и едва не упала, но Шентэл удержал её.
– Как там говоришь, – как будто танцуют? – Она теснее придвинулась к Бладу и положила руки ему на плечи. – Держи меня, а то если я упаду и разобью голову, будешь виноват ты!
Шентэл обхватил её за талию, и они неуклюже принялись скользить по льду. Но в обычных ботинках скользить не очень-то получалось: они запинались, толкались и едва не падали. Кэсси весело смеялась при каждом их неудачном па, а Блад не мог думать ни о чём другом, кроме неё: такой близкой, что он чувствовал тепло её кожи под своими ладонями и лёгкий пар её дыхания на своей щеке. Внутри него всё стучало и вибрировало, словно сотни молоточков в охрипшей музыкальной шкатулке. Наконец Кэсси утомилась и перестала смеяться. Вечерело, и чистое февральское небо казалось совсем весенним.
– Спасибо тебе, Анхир, это лучший праздник за все годы! – тихо сказала она.
Блад улыбнулся, не зная, что ответить. Они стояли посреди маленькой замёрзшей речки, глядя друг другу в глаза, и Кассандра не убирала рук с его плеч, а он всё крепче прижимал её к себе. Казалось, даже их сердца стучали сейчас в унисон, а губы разделяла лишь пара дюймов. Он чуть склонился и потянулся к Кэсси, но она оттолкнула его так неожиданно и резко, что он чуть не упал, поскользнувшись на льду.
– Ты с ума сошёл? – рассмеялась она. – Я не стану целоваться с ребёнком!
– Что? – опешил Шентэл.
– Тебе всего четырнадцать, а мне уже семнадцать!
– Сегодня исполнилось!
– И что? Между нами ничего нет и быть не может, ты ещё дитя, хоть и ростом выше меня! Мы можем дружить, как дружили, и только! Пойдём, нам пора возвращаться. – Кассандра развернулась и зашагала к берегу.
– Тебе совсем плевать на мои чувства?
– Какие чувства, не смеши меня! – не останавливаясь, хмыкнула она. – Чувства – это вздор. Тем более – в твоём возрасте.
– Кэсси, постой!
– Ах, да, забыла сказать: я выбрала себе новое имя. Теперь зови меня Анумеш.
– К чёрту! – выдохнул Блад, нагнал её на вершине крутого подъёма, схватил за запястье и резко развернул к себе. Они оба слегка запыхались и теперь смотрели друг на друга, тяжело дыша: Шентэл со злой горечью, а Кэсси – удивлённо. – За что ты так со мной, Кассандра? – Его подростковый, ломающийся голос прозвучал сипло, но непривычно низко, совсем по-взрослому, и Кэсси слегка вздрогнула, на мгновение замялась, прежде чем ответить.
– Я же сказала: зови меня Анумеш! – холодно и твёрдо повторила она и, выдернув руку из его пальцев, пошла к лошадям. Она сделала свой выбор.
На следующую ночёвку цирк остановился вблизи Детхара. Ночь стояла тихая, полнолунная, но Бладу не спалось. Он вышел из своей кибитки подышать, потом вернулся, сложил в заплечный мешок томик «Естественных наук» и скудные пожитки, которыми успел обзавестись за месяцы жизни в цирке. В карман сунул несколько монет: он ещё не стал полноправным артистом труппы, поэтому работал в основном за еду и гостеприимство Мардуарру, но небольшую сумму всё-таки скопил. Вновь вышел на улицу. Полночь стояла с остальными лошадьми, привязанная ко вколоченному в землю колышку. Блад подошёл к ней, погладил по шее.
– Здесь тебе будет лучше, девочка. Ты ладишь с Кэсси и даже научилась кой-каким трюкам. Ты хорошая лошадь, – прошептал ей в самое ухо очень тихо, боясь, что голос дрогнет, выдаст его. – Прощай, девочка! – Он в последний раз потрепал Полночь по холке и быстрым шагом направился в сторону Детхара. Кобыла пошла за ним, но почти сразу остановилась, почувствовав натянувшуюся привязь. Потянула верёвку, пытаясь освободиться, потом ещё раз – сильнее. Не вышло. Глядя Шентэлу вслед, она тонко и жалобно заржала. Он замедлил шаг, остановился. Призывное горестное ржание за спиной повторилось. Блад глубоко вздохнул, шмыгнул носом, сунул руки в карманы и, не оглядываясь, пошёл прочь.
Ученик доктора
Детхар раскинулся на побережье Десшерианского моря и разительно отличался от серого приземистого Сотлистона: широкие, шумные улицы, большие, мощённые брусчаткой площади с фонтанами, дома из жёлтого и красного камня с покатыми черепичными крышами. Здания были все сплошь похожи на общежитие сотлистонской медицинской академии: массивные, с нарядными фасадами. То ли из-за мягкого климата, то ли из-за близости моря люди тоже отличались от столичных: улицы полнились яркими нарядами, весёлой болтовнёй и взрывами смеха. Вечером на площадях гуляли отдыхающие, музыканты пели и играли прямо возле фонтанов, и прохожие в благодарность бросали к их ногам монеты. Из узких боковых улочек в свет фонарей, словно пёстрые бабочки, то и дело выпархивали женщины, одетые и причёсанные с лёгкой манящей небрежностью. В Детхаре одиноких вечерних «жертв» куртизанки заманивали в свои объятия прямо на улице. В Сотлистоне за такое поведение и они, и их клиенты давно бы оказались в тюрьме, попадись они жандармам. Здешний губернатор не имел ничего против таких развлечений, и куртизанки охотно кокетничали с патрульными, невинно хлопая кукольными ресницами.
Весь первый день Блад бродил по городу, глазея по сторонам, а когда проголодался, найти обед оказалось не так просто: цены во всех лавках Детхара были значительно выше столичных. Тех денег, которые он успел скопить, хватит не дольше, чем на неделю, и то если сильно экономить. Придётся как можно быстрее найти способ зарабатывать.
К ночи похолодало. В поисках ночлега Блад добрёл до воздушных пристаней: высоких металлических конструкций, собранных из толстых прутьев. Наверх каждой вело несметное количество ступеней, которые заканчивались просторной площадкой с деревянным настилом и козырьком, защищавшим от дождей. К пристаням подходили небольшие пассажирские дирижабли, работники вокзала притягивали их за анкерные верёвки и надёжно закрепляли, чтобы пассажиры смогли высадиться или, наоборот, занять свои места. Внизу, под пристанями, располагалось большое одноэтажное здание: билетные кассы и зал ожидания. В последний пускали только по билетам на дирижабль, но Блад ухитрился проскочить мимо охранника, и эту ночь ему посчастливилось провести в тепле.
На следующее утро начались поиски заработка. Устроиться в Детхаре оказалось сложно: везде, даже на самые мелкие и грязные работы, просили документы, которых у него не было. Нанимать странного, явно приезжего подростка без бумаг никто не спешил.
– Вдруг ты беглый преступник, – предположил один из нанимателей, – а мне потом отвечать! Слышно же, говор у тебя резкий, не местный. Не, пацан, так дело не пойдёт. Принеси мне хоть какой документ, тогда и поговорим.
На третий день безрезультатных поисков работы Шентэл решился последовать примеру уличных артистов. Для начала выбрал не самую запруженную народом площадь, достал из заплечного мешка колоду карт и принялся показывать фокусы, которым научил его Мардуарру. Через несколько минут вокруг него собралась кучка народа, не скупящегося на смех, аплодисменты и на звонкие монетки. Он проработал часа четыре за вечер, устал, но денег выручил, как за неделю в конюшнях Нормана. Довольный таким неожиданным успехом, Блад вновь отправился ночевать на вокзал.
За представлениями на площадях и набережных Детхара прошла неделя. Ночи Шентэл по-прежнему проводил в зале ожидания. Он заметил, что в определённые часы народу там в разы меньше из-за редких ночных рейсов дирижаблей, и охранник на посту поклёвывает носом. Тогда-то удобнее всего проскользнуть внутрь, чтобы вздремнуть на лавке в самом тёмном углу зала, подложив под голову заплечный мешок. Всё шло пока вполне неплохо, но Блад не оставлял мечты о медакадемии, а для этого ему нужны были документы, учитель и деньги. Много денег, потому что учёба в академии – удовольствие не из дешёвых.
Погрузившись в размышления о том, как бы ему выправить документы, Блад возвращался после очередного позднего представления на набережной. Главные улицы Детхара не пустели даже ночью, а на боковых узких улочках, которыми он шёл, в этот час не было ни души. Однако в очередном переулке за его спиной вдруг послышались шаги. Шентэл не стал оглядываться, понадеявшись, что это просто ночной прохожий. Но, судя по шагам, число идущих за ним прибывало, словно из каждой подворотни к ним добавлялась ещё одна пара ног. Сомнений не осталось: Блада преследовали, и неспроста. Он остановился и развернулся. На расстоянии нескольких шагов замерла кучка разнокалиберных мальчишек, человек семь или восемь, лет от двенадцати до семнадцати на вид.
– Что вам надо? – спросил Шентэл.
– Долю. – Вперёд выступил самый старший из них: крепкий пацан в коротком расстёгнутом полушубке с чужого плеча, мех на котором вытерся, наверное, ещё при предыдущем хозяине.
– Какую долю?
– Три четверти от того, что ты заработал!
– Чего-о-о?! С какой это радости?
– Это наш город, – с угрозой произнёс парень, – ты работаешь на наших улицах. Знаешь, что делают те, кто работает на чужой территории? Платят аренду! А знаешь, что делают с теми, кто платить не хочет?
– Бьют мор-р-рду! – картаво пискнул из-за спин остальных самый младший, постукивая себя кулаком в ладонь, будто самый опытный здесь мордоизбиватель.
– Так что давай, отсыпь деньжат, и разбежимся добром. На следующей неделе сам принесёшь.
– Да пошёл ты, горжерет литотомический! – плюнул Шентэл и пустился наутёк: в драке против семерых ему не потянуть.
– Чё ты сказал?! – на миг опешил главарь, пытаясь разобрать незнакомое выражение. – Стой, гниль паскудная! – крикнул он в спину Бладу, и вся ватага ринулась за ним.
Шентэл петлял подворотнями. В темноте узких улочек на окраине города он быстро заблудился и теперь бежал наугад, надеясь, что на пути ему подвернётся подходящее укрытие. Но мальчишки позади не отставали, бранясь и улюлюкая ему в спину. Завернув в очередной проулок, Блад упёрся в высокий кирпичный забор, плотно примыкающий к стенам домов. Бежать было некуда. Тогда он разбежался и подпрыгнул, ухватился за край забора, заскрёб ботинками по старому крошащемуся кирпичу, пытаясь взобраться выше. Не успел. Настигшая беглеца стая мальчишек вцепилась в него, словно собачья свора, стащила вниз, повалив наземь, облепила со всех сторон. На Блада посыпались удары сапог и кулаков с железными кастетами, он извивался на земле, пытаясь от них увернуться, но мальчишек было слишком много. Чьи-то цепкие, как у мартышки, пальцы уже резали лямки его заплечного мешка и потрошили карманы, кто-то тащил с его лягающихся ног ботинки – единственный хороший предмет одежды. Мальчишки продолжали плясать вокруг своей жертвы дикий, полный яростных визгов танец, пока над их головами не засветилось чьё-то окно.
– А ну, пошли прочь, мракобесы! – раздался сверху зычный мужской голос, следом щёлкнул затвор ружья.
Этого звука оказалось достаточно, чтобы банда дружно бросилась из подворотни, оставив на земле избитого до полубеспамятства Блада в одном ботинке и куртке с оторванным рукавом.
Через пару минут открылась дверь чёрного входа и в подворотню вышел, поплотнее запахивая тёплый халат, статный седой мужчина. Он присел на корточки над пострадавшим, неодобрительно цокнул языком. На границе льющегося из окна на землю жёлтого света заметил рваный мешок, рассыпанную колоду карт и толстую книгу. Подошёл ближе, поднял увесистый том «Естественных наук». На первой странице книги стояла чернильная печать библиотеки медицинской академии Сотлистона. Седой вернулся к избитому мальчишке и с любопытством посмотрел на него.
– И кто ты, интересно, такой, молодой человек? – задумчиво пробормотал он.
***
Шентэл очнулся в маленькой чистой комнатке, полулёжа в кресле с высокой старинной спинкой. Босые ноги покалывал жёсткий ворс плешивого ковра, ноздри щекотал резкий запах чего-то больничного, напомнившего об Арни и его чемоданчике с врачебными причиндалами. Но, несмотря на запах, комната больше походила на библиотеку: все стены от пола до потолка занимали книги. Они покоились в шкафах тёмного дерева, стопками лежали на массивном письменном столе, табурете, стоявшем подле него, подоконнике и даже на полу. Столько книг сразу Винтерсблад не видел никогда! Он хотел подойти и рассмотреть их поближе, но тут за его спиной скрипнула дверь, впуская в комнату подтянутого седовласого мужчину.
– Полегчало? – Незнакомец был строг лицом, но голубые глаза смотрели спокойно и по-доброму. – Я дал тебе кое-что, чтобы унять боль, и обработал ссадины. Возможны тошнота и головокружение, так что не делай резких движений. Тебе повезло: пара мелких шрамов и сотрясение. До свадьбы заживёт.
– Вы доктор?
Тот кивнул, усаживаясь напротив Блада на табурет, стопку книг с которого пришлось снять на пол.
– У меня своя практика. Этажом ниже – приёмный кабинет. Ты там уже побывал, но, думаю, не помнишь, – усмехнулся он.
Его голос, густой, как сироп от кашля, и речь – тягучая и неспешная, успокаивали. Весь его вид, от благородной седины до добротных домашних туфель, выглядывающих из-под длинного тёплого халата, производил впечатление основательности и порядка, вызывал доверие.
– За что они тебя? Украл что-то? – В его тоне не слышалось осуждения, – лишь доброе сочувствие, но Шентэла всё равно задело такое предположение.
– Не позволил им украсть у меня, – буркнул он.
Доктор тихо и сдержанно рассмеялся, не разжимая губ, почесал длинным худым пальцем кончик носа.
– И всё-таки у них получилось, – мягко заметил он, – я прав?
Шентэл насупился ещё больше: конечно, эти ублюдки забрали все его деньги! И вещи.
– Но вот это, – доктор взял из стопки на полу верхнюю книгу, – удалось спасти. Откуда она у тебя?
Блад узнал свои «Естественные науки», и на душе чуть потеплело.
– Подарок.
– И ты её читаешь?
– Да. Третий раз.
– М-м, – с одобрительным удивлением протянул доктор. Он закинул ногу на ногу, открыл томик и пролистал несколько страниц. – И тебе нравится?
– Отдайте, пожалуйста, сэр! – Блад протянул руку за книгой.
Доктор закрыл томик, но выполнять просьбу не спешил.
– Я отдам. Просто хочу полюбопытствовать: ты хоть что-то понял из того, что прочитал?
Шентэл угрюмо глянул из-под спадающих на глаза светлых прядей и скрестил руки на груди, не собираясь отвечать. Доктор тоже молчал, настойчиво и доброжелательно на него глядя. Затянувшаяся пауза и этот немигающий взгляд начинали нервировать.
– Чего вы от меня хотите, сэр? Я благодарен вам за помощь. Верните мне, пожалуйста, мою книгу и позвольте уйти. Где мои ботинки?
– Один из них – у тех, что тебя поколотили. Там же и рукав твоей куртки, – невозмутимо ответил доктор. – Второй ботинок стоит под креслом. – Казалось, замешательство Блада доставило ему удовольствие. – Уверен, что хочешь уйти прямо сейчас?
Он явно что-то от него хотел, и Шентэл предпочёл бы не знать, что именно, а просто сбежать обратно на улицу, но не в одном же башмаке.
– Давай так, – доктор отложил книгу обратно в стопку, – я буду угадывать, а ты меня поправишь, если ошибусь. В Детхаре ты совсем недавно. Судя по говору, ты откуда-то с северо-запада, верно? Ты не похож на беглого преступника, скорее ты – сирота. Пытаешься перезимовать поближе к морю, где потеплее. Или попал сюда случайно. Ты читаешь книгу, рекомендованную для студентов медицинской академии, и читаешь не от скуки. Думаю, ты хочешь стать врачом, не так ли?
– Допустим.
– Что ж, тогда, будь я тобой, я бы не по улицам шатался, а постарался бы получить место в городском приюте, чтобы закончить школу, найти хорошую работу, что позволит накопить на обучение, а уж потом поступил бы в медакадемию.
Блад усмехнулся.
– Простите, сэр, но вы, видимо, не встречали никого из приютских. А если бы поговорили хоть с одним из них, то знали бы, что обучение там ограничивается письмом и чтением, а большую часть дня воспитанники работают на благо приюта. После семнадцати лет их выставят вон без гроша в кармане, и ни о какой хорошей работе, ни о какой дальнейшей учёбе и речи быть не может. Дерьмо бы пристроиться убирать или улицы мести – уже хорошо.
Доктор невозмутимо кивнул:
– Но и одной-единственной книги, пусть даже прочитанной трижды, тоже недостаточно. Тебе нужен учитель. И заработок, чтобы скопить на обучение.
– Я знаю, сэр.
– А мне, на твоё счастье, нужен помощник.
***
Уговор был прост: Шентэл до семнадцати лет помогает доктору Уайтхезену, выполнят все его поручения, всю грязную работу и по дому, и в кабинете, а тот подготовит его к поступлению в академию и будет платить за его обучение. Если из Блада выйдет хороший врач, то не имеющий наследников Уайтхезен оставит ему свою практику с условием, что тот будет содержать его в старости. Так Шентэл стал помощником доктора Уайтхезена, который безжалостно нагружал его делами и всевозможными поручениями, учёбой и заданиями для самостоятельной работы. Шентэл оказался толковым учеником, и вскоре доктор позволил ему присутствовать на некоторых приёмах, научил делать перевязки, промывать и штопать мелкие раны, лечить несварение и инфлюэнцию. Он выправил ему документы, по которым Шентэл Винтерсблад четырнадцати лет от роду являлся доктору Уайтхезену двоюродным племянником по отцовской линии.
