AnaVi
Черная Принцесса: История Розы. Часть 2
– За с-столик?..
– За нервные клетки!.. Утерянные! – Приложила телефон к своему правому уху блондинка и зажала его тем же плечом, левой же рукой теперь аккуратно перебирая темные пряди волос подруги, а правой – расположившись на ее щеке: ладонью – у скулы, а кончиками пальцев – близ шеи, чтобы продолжать чувствовать-ощущать пульс. – Тобой. И ими!.. Но и ими же – больше. А этот с-толик – никогда сюда не подходил!.. Жень?..
И тут же переключилась, начав уже и ему объяснять и разъяснять ситуацию, так еще и прося саму же Софию, между делом, не закрывать глаза или хотя бы реагировать ими, если и не телом, тоже иногда отвечая, пусть и ей: а она уже и сама – передаст им.
****
– Черт-черт-черт!.. – Вылетел из своей машины Женя, только лишь и заглушив двигатель, но и тут же бросив это, как и закрытие ее же самой на ребят. Сам же, подлетев и распахнув заднюю дверь машины Егора, так и не останавливая свой ход, извлек Софию из задней же ее части, почти что и багажника, с уложенными же еще и сиденьями, под ее же все и болезненный стон и рванул прям с места же и вверх, к крыше, пользуясь своей силой и тут же Карины же «куполом», не размениваясь на лифт; да и на и буквально же оставленное собой пепелище; и без него же – спокойно «пресекая» этажи, влетая и тут же пролетая через них, из пола в потолок, и так вновь и вновь, пока и в голове же его билось только одно слово: «Успеть». – Держись, малышка! Слышишь?.. Ты слышишь меня, Соф?
– Д-да… – прошептала, чуть ли и не на последнем же уже и точно издыхании, она; и даже приоткрыла немного свои глаза, сразу же их затем и вновь же прикрывая, только и теперь же еще и с шипением, «порезавшись» ими и на контрасте же: тьмы и… света. Ведь и из нее самой так и продолжал исходить, выходя, поток света, открытый еще там, но так и не закрытый ни там же все и Советом, ни здесь, для пусть и начального, но и хоть какого-то уже ее «залечивания», ее же самой и своей-ее же силой; ну и для упрощения им, и ее же все поиска-нахождения уже и на местности же тут-здесь, в дальнейшем. Пока, и сам парень же, в то же самое время: был погружен уже и в свою же черную дымку, почти что и полностью; за исключением же все и правой стороны своего лица – остального же тела, как и той же все части под одеждой, она не видела, но и почему-то была уверена, что и там, «сравнительно», все так же, как она и помнила, «чисто»; пока и левую же сторону его тела, как и лица, стягивали и тянули черные рваные пятна, не как у далматинцев, леопардов или полоски у зебр, а напоминающие скорее молнии, нежели, и сами по себе же, круглые или овальные «точки». Вот только и: лицо!.. И, сразу же вспомнив про Влада, как и с кем его сравнивала, нахмурилась и в хмуром же уже прищуре взглянула на «брата». – Раньше я не замечала… может, уже, еще не видела… у тебя «тату» на… лице?
– Их – и не было… – спокойно ответил ей он, все еще будучи в своих каких-то мыслях, а затем уже… еще и отрицательно мотнул головой, исправляясь: под все таким же ее внимательным, но и «вопрошающим» же, при этом, взглядом. – Их – и нет!.. Ни на правой. Ни на левой… стороне. Но, как ты и сама же знаешь, так бывает: при полном или не «обращении»; когда одна же часть тела, или головы, «забита» чуть или больше… другой – они просто «перетекают» на свободные участки же: того или иной. Но и только: по одной стороне!.. Где тьма и… сила: в, так скажем, «особом» контакте и… симбиозе! Что-то вроде и: дополнительной защиты. «Доспехов»! Там, где «рисунок» частый и плотный – глубокие раны заживают быстрее, а мелкие и средние – практически и не образуются… совсем!.. – И коснулся своим черным взглядом Софии, сжав челюсти и клацнув же еще и зубами: на манер зверя; тут же и отвернувшись, а уставившись уже и взглядом – перед собой, обдумывая дальнейшее, но и сохраняя маршрут и путь полета. А она вдруг и вздрогнула, но и не от страха или, тем более, из-за него; в каком он и виде же все уже и почти предстал, впервые, перед ней, а за него: он был зол, рассержен и… яростен, а значит еще – неконтролируем и неподвластен; но и отчего-то все – не менее безопасен. Да!.. Она чувствовала, и даже ощущала, понимала и тем более принимала, что он агрессирует, но и не на нее: а из-за нее и ее же состояния; хочет – ей помочь, не навредить, но и остаться в стороне и промолчать – не может. – Конечно, если на это нет: особого желания; и такой же причины!.. – Процедил сквозь зубы он. – Вроде и той, что была у… Розы, чтобы «тату»: появилось и проявилось же… на тебе! Кто бы согласился; и «портить» же ангела? Пусть и наполовину!.. Но его: и в «главенствующем» же состоянии! Так и ко всему: дочь члена Совета!.. Входя и в конфронтацию же: с ним и… ними же! Только – такие отбитые, как она же; и такие же, как она, безнаказанные!.. Но – это: пока! – И вновь взглянул наверх, по направлению и самого же полета; чтобы вдруг и сожаление же в его глазах, как и соболезнование-скорбь, не преобразились в «жалость»; и ей не стало так же все и еще же хуже, как и ему самому: от всего уже и всех, вся; решив сбить и перевести тему, так еще и вернуться, так сказать, к началу и истокам, уже и гораздо спокойней договорив. – Влад, о ком ты, скорее всего, и параллельно же еще подумала, до конца «упростил» себе задачу; будучи еще же и «не как все»! Мы же с Егором – сделали это: от собственного желания; и… в истинном же значении. Не показухи ради!.. И, как видишь, «по частям»: не целиком и… до лица. С ним же еще и самим!.. Никита же, как и Ксандер, этим: не заморачиваются особо; да и не задумываются… даже. Им это – и не нужно!.. И я согласен – в этом: с ними. По большей же части – хватает и достаточно: и «обращенных» же глаз. Что для обороны и отпугивания. Что и для… защиты!.. – Но и тут же осекся, оборвав себя и надкусив свою нижнюю губу. – Но бывают – и крайние случаи, «меры», вместе с полюсом и плотью: когда время идет на секунды – и нужно совершить прямо-таки и «квантовый скачок», пресекая «время и пространство», чтобы побыстрее: с чем-то или кем-то разобраться и… покончить!.. Как и сейчас же все, к слову. Нап-ри-мер!
– Ты говоришь, а я… Я не могу даже и вспомнить – чего-то… «подобного». Как… Как и у н… их!.. – Повторив, уже и чуть позже за ним, отрицательно мотнула головой София: то ли и подтверждая тем самым свои же слова, то ли и прямо-таки «отбиваясь» уже от «ненужных» сейчас воспоминания-мыслей, а то ли и… все сразу. Впрочем, как и всегда!.. Так еще и наблюдая еще за тем, как короткие языки их сил – «стыкуются» меж собой: «взбалтываются», но и не смешиваются; где-то даже и переплетаясь, и в моменте, почти даже еще, уже и сливаясь. Но и все так же: не пере-мешиваясь!.. Образуя прямо-таки и полноценный: знак «Инь-ян». Белый и черный!.. Свет… и тьма. И пусть ее «вид» и назывался – «полукровки», полукровные и частичные: но и свет же в ней – чуть больше «преобладал», не подавляя, да и пока же лишь еще над тьмой. И, вот, с ее же все и достаточно уже сильным светом, как и его же чисто-сильной тьмой – выходило то, что и выходило: и это же был – как плюс, так и минус; ведь, и при имении темного и светлого, в ней – он не мог, и в достаточной же все мере, на- и «питать» ее сам: имея только лишь тьму. Так еще, и опять же все, «сильную»: в отличие же все; от ее!.. В какой-то ведь момент – мог не уследить и по-, а там и за-давить. О чем, конечно же, жалел!.. Да-к еще и правило: тьма – к тьме; и свет – к свету, и т.д., и т.п.; просто же и не допускающее никаких исключений. Не «здесь»!.. А даже, да там и тем более, для «подтверждения» себя. Подтверждая и «полагая», само же и себя: как завет Совета. Но и мог же зато: «питать» ее – Артемом; «выбирая» просто человеческий же все и свет, светло-серый, ближе и к белому, и, смешивая его с его же демонической тьмой, просто вплетать в свою же и менять!.. За счет чего и черно-белый же все спектр и бело-черный, соответственно, что Артема, что и Софии, не воевали: меж собой; сталкиваясь и… разлетаясь, рассыпаясь и разрываясь… снова сталкиваясь. А вполне, и неплохо же еще, сожительствовали и сосуществовали!.. Почти и облизывая-обсасывая друг друга, как бы это и ни звучало. В тьме и Жени же уже – просто был приток света и… тьмы Артема; и свет Софии – тянулся к нему: снимая, и буквально же, сливки – со всего этого… этакого… коктейля. Как белую воздушную пену!.. В ее же все и случае: черно-белую… Артема же – с -черных волн «брата»; которого, сам же и Женя пусть и потратил, несмотря на запреты Полины и что «Егор может говорить и делать, все что ему вздумается и заблагорассудится, в отличие от меня же и тебя», он таки и пошел наперекор этому и… Егору же, в тот же самый момент. Вроде как и спасая собой Артема, взяв «по малости», как для себя; но и выведя, при этом же всем, того и из сознания. Зато же все и «достаточно» – для поддержания сознания в Софии; чем и «делился»!.. А она – и не чувствовала этого, как и «его», даже и не ощущала; или не принимала и во внимание, во всяком случае. Все так же и… Пока. Ведь, и все же, ей было в новинку: видеть таким, и такого же, Женю!.. Как и в новинку – думать о нем: в «подобном» же все; и разрезе. «Осмотре» его; и не с точки зрения же уже: «брата»!.. Хоть он таким, таковым и не являлся: по родству. Но и все-таки!.. Брата. И!.. Без одежды. Обнаженного… Да и хотя бы так же все: и по пояс!.. Хотя бы. Чтобы она – и могла что-то да и где-то же: по- и под-, рассмотреть. Уши же вмиг – загорались, и щеки: начинали «к ним» краснеть. Действительно!.. Да. То ли, вот, и дело!..: – Ну… Тут стоит признать!.. – Ворвался и тут же вырвал ее и из ее-своих же мыслей Женя. – Что ты и сама, не так давно, да и «начала» же еще чем-то и над чем-то же подобным задумываться, вообще. Начала и «интересоваться», с точки зрения!.. «Братьев» и их… Не братской же все и принадлежности: к тебе же самой; как к «сестре». Как и их; и своей же… «наружности»; и наружност-ью!.. – И хохотнул, качнув же еще и ее в своих руках, подначивая. На что уже и та – спрятала свою голову, как и лицо, в его же левое плечо. Как страус в песок!.. Вот только и там – вряд ли были гнезда, как в общем; и ее же самой – как в принципе. – Да чего я, не понимаю, что ли?!.. Все я понимаю. Взрослые люди!.. Не все, правда. И не до конца… – Она только фыркнула ему в плечо, но промолчала. – Не совсем!.. Но и «взрослые» же; да и для таких еще, вот, тем? Да!.. А что?.. Только скажи – я их зафоткаю, не знаю, в басике, бане; где они наверняка не опять, а снова, устроят соревнование; а я и вещи их подсожгу, и тебе потом покажу, если захочешь!.. Захочешь и перебить же аппетит. Или уж нагуляла так, что не перебьешь? Нагуля…л! Тебе. И о…н!
– Зачем ты меня на крышу несешь?.. – Решила сбить его ехидный пыл брюнетка, как и свою же уже и красноту. И, как ни странно, не странно, Женя на это только лишь усмехнулся и пошел, да, позволил сделать это ей: ведь и прекрасно и сам же знал, уж что-что, а уж и точно не на «такие» темы она хотела, собиралась, с ним, как сейчас, да так и в принципе же, по- и говорить. Да и с кем бы то ни было!.. В общем. Предпочитая обсуждать и рассуждать пока и о таком – с собой и… наедине! Слишком откровенно же и лично! Для нее. И здесь, и как никогда же все, «брат» был не то что и не близок, далек: от самого даже и понятия, понимания слова и термина же, как таковых. Да и чего уж там!.. О таком – ведь даже: с родственниками – не говорила. А уж и не с родственниками – и подавно: говорить не будет. Тем более еще и с теми, кто может ее еще и под шумок сдать, со всеми же и потрохами, тем же, кстати и слову, с кем они знакомы и общаются… оба. – Они… они ведь могли меня – и из квартиры забрать. Как и закинули!.. Ну… В ту… еще.
– Могли!.. – Ступил на крышу Женя, приняв же уже и свой прежний облик, вместе с Софией: и в один прыжок – оказался у ее металлического острого края. – Но и я же сказал: «крайний случай»! Мне проще тебя и к ним же все докинуть самому, чем и сходить с ума в четырех стенах: в ожидании их; с тобой же на руках и почти при смерти!..
– И к-как ты планируешь это сделать?.. – Изогнула свою правую бровь девушка, поджав левую, и тут же сморщилась: стараясь теперь – не смотреть вниз; но и уж точно – не из-за страха себя и высоты, двух же крайностей «одной» и… фобии. – Я… я же не взлечу – п-после твоей подкидки!.. Они меня в-всю… переломали.
– Да-да!.. Вот, и нам, кстати, тоже – это очень интересно! – Раздалось громогласно, хоть и тут же все одним мужским… и грубым голосом, из-за его спины. Но и Женя – не обернулся: и так прекрасно зная – кто за ним стоит, трое, чувствуя же еще и ощущая, как его угли, что там, что и э-там, вот-вот затопит вода морская, парное молоко и… присыплет же все это дело влажная и разрыхленная земля; как и зная – кого среди них нет. Одной!.. И кого он слышал – ментально и из квартиры: в компании Александра. И кто, на кого же он и до сих пор же все смотрел, смотря вниз. Кто, и в отличие же все от него, сможет как подкинуть, так и вернуть его «сестру» назад. Кто, как и она же сама, и с ней же, была частым гостем там, когда как и София же сама тут, «в аду», резко-редко, но метко, обучаясь, поначалу все, и там, и тут, спускаясь же еще и поднимаясь временами, также и общаясь, также и дружа. Кто был первым, но и не последним, на тот же все и момент времени, кто подружился с ней, ввел ее и «в курс дела», что школы, что и в дальнейшем университета, где и как она могла «пропадать», не прогуливая, учась «параллельно», просто еще и наверху; помог и адаптироваться, улучив таки еще и, так сказать, пропуск «Дочь члена Совета» и «По блату» к их же, Софии и Жени, отцу, когда же и последний из-за «видовости» же все и ранга – нет. Но и кого, как и сзади же все стоящих, так и не видела пока сама же София, как и не чувствовала; в отличие же уже и от последних, а и точнее же все последнего, кого как слышала, так и слышит, до сих пор же все угадывая эту ноту с первых ее-его секунд, как и до того, в процессе, в квартире же Артема, так и после, и всю же дорогу до дома: сквозь рев машины и попытки привести ее в сознание Полины. – Жек, не дури!.. – Продолжил Егор напирать на и напутствовать же самого его, готовый сам, и в любую же секунду, сорваться и предотвратить придуманное на эмоциях братом: но и до последнего же все при этом оставаясь на месте; все же надеясь – на победу холодного разума… над горячим сердцем. – Она упадет ничком – и разобьется! А тебя выше «предела» – все равно не пустят!.. Без дозволения. Разрешения!.. Да, они знают уже: про всю ситуацию. Но и спустятся сюда и к Софии: сами. Тебя они там – не ждут. И тем более: не пропустят!.. Даже: с ней. Тем более. Никаких исключений!
– А я – и не «полечу»!.. И «пресекать» – ничего не буду… больше! – Осекся парень, вспомнив и свой же все буквально и недавний же полет: в этажах. – Я сказал – то, что сказал: под-кину. Что должно обозначать «это самое слово», то оно и обозначает!.. – И выставил свои руки с Софией же вперед, над пропастью… «во ржи», и только, вот, не ржа, буквально; да и не «над гнездом кукушки». Но и она же еще – не полетела. Пролетая!.. Лишь только пока и слыша, и вместе же с ним, хлопки крыльев, чуть в отдалении-глубине пока и… внизу. Чей-то подлет?.. Или «переправление»?
– Жень!.. – Но она не успевает продолжить, как и что-то более того сказать; а там – и сделать. Только слышит крики, но и уже не может точно расслышать, как и, вместе же с тем теперь, и увидеть: кому именно они принадлежат. Всем ли?.. Или все вновь же и кому-то определенному? Из-за так и перекрывающего весь обзор – своей грудной клеткой, как и тут же все «спиной», Жени. Успевает только глубоко вздохнуть, на грани шока и ужаса, своего же собственно-личного кошмара и тут же так же выдохнуть, да-к еще и закашлявшись, буквально и подавившись же вновь воздухом, не своим, своим и из-за броска ее же тела в… него же: подбрасывания ее и перед собой-ним же, как и чуть же еще над своей-его же головой; как и резкой смены рук… под собой. Куда легче уже, к слову, и мягче. Тоньше и… Нежнее. Светлее!.. Но, и вновь же не успев осмотреться, как и прийти до конца в себя, от всего, вся и всех же сразу, навалившегося и на нее же все за эти несколько минут, она вдруг и взмывает же вверх… на руках у… Карины. Так еще и какой: Карины!.. Полностью поглощенной, как и Женя с «сестрой» и до нее же все, но и уже полностью белым цветом языков… небесного же света и «пламени». Несущейся самостоятельно и во всю же прыть, под сами и ее же саму неся в сами же небеса. И только спустя какое-то время брюнетка смогла и хоть как-то уже на это среагировать, благодарно ей улыбнувшись: и сразу же ловя такую же, ответную и от шатенки для нее широкую и яркую, прямо-таки и режущую же глаза улыбку; и после чего же, наконец, смогла провалиться в более-менее долгий сон, пережив слишком много за сегодняшний день, а там год и… век. Но и не теряя же еще пока и окончательно сознание, как и чувства, не впадая в кому и анабиоз, благодаря еще и ранее же все напитавшему ее, силой и энергией, Жене. К слову!.. Как и Артему. О чем она, конечно же, до-знает, но и уже позже. Позволив же и тогда еще: довосстановить так же и себя, пусть и в легкой, но дремоте, на грани реальности и сна, реалий и фантазии, воображения!.. А что уж говорить и за те же самые все: тьму, свет и… Слыша лишь теперь, да и на задворках уже, все стихающие и стихающие, медленно, но верно, свист и хлопки, крики!.. С куда и большим же уже одобрением; хоть и с теми же еще – серьезностью и даже остервенелостью… снизу:
– Вау!.. – Выдохнул Никита, смотря вслед уже практически и превратившейся в белую точку на и довольно-таки уже большой высоте Карине с Софией же на руках; правда, уже и «наоборот», с прижатыми крыльями, вниз головой; пресекая «грань».
– Да, малой!.. – Хлопнул того и по левому же плечу Влад, таким образом еще и приобняв его своей такой же рукой: смотря так же все вверх и в его же направлении взгляда. – Может, теперь хоть – разглядишь в ней: кого-то. Какую-то и «другую»… Иную! Вообще, хоть и какую-то: девушку. «Ка-ри-ну»!.. Сменив, знаешь, «угол обзора».
– Да… – протянул шатен, но и тут же смекнув, глянул на него и пихнул от себя – в левый уже и бок: придясь правым локтем ровно в его ребра. – Не заглядывайся на нее!..
– Дьявол меня упаси!.. – Шикнул рыжий и отстранился, потирая ушибленное место своей уже и свободной левой рукой. – И, вот, помогай после этого… людям!
– Твоими «благими намерениями» – весь ад уже «исполосан» хайвеями!.. – Хмыкнул Егор и пнул его уже и сам, но и только лишь с правой стороны и своим же так же все левым локтем. – Ничего личного, брат!.. Для симметрии. Только для и ради: нее.
– Так это ж – «признак ограниченности»!.. – Согнулся теперь уже и полностью Влад, шипя и отплевываясь-сплевывая, как верблюд.
– Я ему то же самое сказал!.. – «Приковылял-таки» и к собравшимся уже и вокруг Влада ребятам Женя.
– Красавцы!.. – «Возгордился» блондин. – Сила, на то и «сила», чтобы ее пользовали… и ею же пользовали-сь: два дебила! Сила есть – ума не надо?.. Идемте! Не терпится посмотреть: как Полинка его отделает, узнав, что он… и с ее же все подругой, после всего и ею же пережитого, хотел сделать. Заметь!.. – Сделал тут же насечку он и ткнул в грудь темноволосого своей правой рукой… с кулака: будто тому и так мало от него досталось, словесно; но и акцент же он просто и обязан был сделать. – Я не упомянул-сказал: «со своей “сестрой”»! Как видно, с этого момента – она ей не является.
– Да, Егич!.. – Простонал Женя, явно уже и устав объяснять одно и то же, так еще и ему, но как и до, так и после «побоев» – должного эффекта его исповедь и на него же все так и не произвела: и ему приходилось уже и именно повторять-ся, надеясь, только лишь и надеясь, на доходчивость и в этот же все и тут же уже раз. – Все же было – спланировано; и заранее – оговорено. Я б не сбросил ее… не «подбросил», будучи неуверенным в том, что Карина: на подхвате… и подхват-ит же ее!.. Как бы и тавтологично это ни звучало.
– Аполлинария – в курсе?.. – Изогнул свою правую бровь Егор, поджав левую, и одним лишь только этим вопросом-аргументом – разбил всю браваду и стену защиты того, заставив тяжко простонать и отрицательно мотнуть головой, признавая-сознаваясь. – Ре-бя-та!.. – Пропел тут же он, растягивая гласные по очереди. – Не знаю, как вы, а я жду махача и разноса: ставя на «блондиночку»! Вот, грех же на душу взять – не сделать этого и так: да-к еще и не топить за «своих»; пока и «они» же – топят сами же их. Кто со мной?..
– Ну, Егор!.. – Крикнул в проход металлической надстройки с лестницей, между крышей и их этажом, Женя, но и тот уже, вместе с Никитой же в обнимку, скрылся из виду: напевая незатейливую песенку Кроша и Ежика из «Смешариков», то еще «Тайное общество», но и зато с «На», а не Бараша и «Ля»!.. И для каждого свое – это самое: «зато».
****
Подорвавшись с належенного места, будто бы и по хлопку, от выстрела, если уж и не будильнику, а там и каким-то и своим же уж биологическим часам, но и на самом же все деле от фантомной боли, рези и инородного же все по- и прокалывания, девушка снова была прижата к кровати, своим же все и целехоньким правым боком, да и не кем-нибудь еще, а Егором, как и, конечно же, пока не к себе-нему, оставившим все же и довольно-таки приличное расстояние между ними, их телами, пусть и левую же свою руку все-таки и перебросив через ее же левый бок, но и, предусмотрительно же все, не касаясь его, как и ее же самой: «установив» ту – над ней и ним, как бы дугой и дугообразно же, уперев кисть ее перед ее животом и блокируя еще, таким образом, ее же все и саму и такие же ее любые позывы, например, перевернуться; или, как и сейчас же все, «встать». И да!.. Пусть ее и, как могли, «залечили», основательно вытравив все и вся же, всех, не принадлежащих ей, «вычистив» ее, и буквально же все, от и до: она сама, и до последнего же, никак не разрешала, а даже еще и запреща-воспрещала, требовательно-назидательно и неукоснительно, прикасаться к ней-себе; как и боялась касания – любой ткани или и уже чего-то иного к себе же. Зато, не боялась – своих же касания!.. Но и чего, уже и в свою же очередь, как раз таки боялись и все остальные. Ведь и она же – все еще чувствовала и ощущала, пусть уже и внутри, но и все то же, что творилось… и творил-и с ней: снаружи; да и на каком-то еще и впрямь – подсознательном уровне. И вела же себя, как и все дети, что хотят поскорее избавиться от своих выпадающих молочных зубов, что таки и поддаются же на «раскачку», но так сами же и не выпадают; только бы лишь – не ходить и лишний же раз все к врачу: в данном же все и примере – стоматологу; дожимая и, фактически же все, насильно вырывая их у себя же. Что же уже и до данного же все и «случая»… с Софией: она, как раз таки, и хотела же уже избавиться – от болячек, ороговевших кожных покровов-корок с запекшейся и на ее же все ранах кровью. Что, и вроде бы, не так уж и сильно-то мешают общей жизнедеятельности, как и в частности же все так же особо не вредят; наоборот, даже, а там и тем более помогают, защищая от еще большей кровопотери и заражения; но и так ведь и просятся «быть содранными». Для нее!.. Ведь и, так и чувствуя, ощущая же все и сухость своей кожи, слезающей рваными слоями, как после загара, да-к и тут еще в комплексе-комплекте с теми же все и болячками, она так и старалась-пыталась, на первых же все и порах, избавиться и убрать ее с себя, содрав. Только ведь и очнувшись, после окончательного же уже и перемещения в квартиру Александра и парней, а ныне еще и Жени же с Полиной, не говоря уж и про «гостящую» там же все и время от времени Карину, она с какой-то и впрямь же все нечеловеческой силой, каким-то прям и «маньяком», проснувшемся в себе-ней же, с остервенелостью терла свою левую сторону: и пусть, в основном же все, руку и ногу; и все же!.. Было ведь так и непонятно: что и скорее-быстрее – она все-таки же и сотрет?.. Тот бок, которым чесала и вычесывала? Или тот, который чесала и вычесывала!.. Развязки же и итога никто, как и прежде же все, ждать не стал; себе, как и ей же все дороже; и просто полностью же взяли и заблокировали ей руки, «спрятав» кисти их в красные перчатки… для бокса! Да-да. Комната Никиты!.. Тот еще клад… и склад, всего же и сразу, как и для всех и вся же все… и сразу. Оттуда – и взяли. Ну а для чего же еще – они могли пригодиться… и быть же все пригодны? Не для бокса же все и самого. И!.. «Кого». В самом-то деле. И да!.. Просто взяли и поступили же с ней, как и все с теми же маленькими… детьми: любой же все «масти» и… вида; уж в чем-чем, а в этом – они все были похожи и… равны, как на подбор. Те же все и «антицарапки», чего и нет?.. Чтобы только лишь и не причинила и себе же все сама вреда: не нанесла и травм; вроде и той же все «татуировки Тайсона», под новый же все и тренд на маникюр «ногти-когти», резко повернулась, еще и в процессе же чесания открыв глаз и… поминай как звали; «моргни» с пальцами же «мир» или «козой» у них же и «иголкой все в тот же и… раз» – нервно покурят же в сторонке, когда хоть и какая-то уже ее мечта – сбудется у нее же, «тату когтей», ну да, аж два!.. И не «О». Да и не «добавь воды». А перекиси и… йода. Тогда уж и я-ду же все; и сразу – не «работает» же уже и это: только здоровые кожные же все и покровы – сожжет: в кучу. А оно и ей же тоже – надо?.. Нет. С ногами же, к слову, было попроще: их так же «просто» же все и, но и уже буквально, укрыли-укутали черным ворсистым пледом; каждую ее ногу – отдельно и в свой же «носок». Ну а спустя время, когда ее уже и более-менее же поотпустило, а пот на себе-ней от борьбы и сопротивления, собственного же все и вредительства, со всеми и ко всем, как и себе, начал нервировать и ее же все саму чуть больше, чем и ощущение же все и «грязи» в себе, как и каких-то же еще шелушек, ее развязали. Предварительно же еще, перед этим, и на всякий же «с»: убрав из ванны все мочалки, будь то мягкие или твердые; как и все колюще-режущие, типа бритв, а уж и за маникюрный набор – вообще можно было промолчать! Как и за то, чтобы и ей же вновь пришлось справляться самой; и им же все – спокойнее. Помогать же себе, как и прежде все, она запрещала!.. Но и хотя бы все, сами же ребята и девчата, были уверены, что, и даже самой наимягчайшей губкой, она себе кожу не снимет… повторно. Просто – не сможет: ни с ней, ни без нее. Ну, а «закончив» с водными процедурами, она и вовсе залепила свою левую сторону, проложив под пластырь марлю; чтоб «наверняка» и для своего же уже и спокойствия, что, и в свою же уже очередь, было и «спокойствием» для всех; и только тогда переоделась в свой темно-синий тканевый костюм, с длинными штанами и прорезиненными манжетами по краям, как и на кофте, с длинными же все и рукавами, без замка, поверх нижнего все и спортивного белья в тон и без косточек, как и швов. И да!.. Как и прежде же все: са-ма. Под обещание же и уговор: полного отсутствия касаний; как таковых, так… и любых, всех и к себе-ней же. Только в таком же еще и случае – она согласилась: уже и прилечь; хотя бы даже уже и чисто подремать, для своего и всех же блага, так еще и какого-никакого, но и сна, для восстановления сил и регенерации. Но, и вновь же все, как видно: с переменным, но и хоть так уже «успехом».
– Т-шш… – прошептал-хрипел тут же блондин, почти и неслышно: тоже, вместе и с ней же все, в частности, как и все и от всей же еще и ситуации, в общем-целом, вымотавшийся изрядно, и таки успевший даже немного и поспать. – Лежи – спокойно. Я – никак не трогаю и не касаюсь тебя!.. И перевернуться – тоже: не дам. Обещаю! Спи…
Но, так ничего нормально и не ответив на это его заверение, лишь кивнув, брюнетка вновь «утонула» головой в белой шелковой подушке; почувствовав же почти тут же и на своем же все теле – приятную а и, главное, легкую ткань черного ворсистого пледа: поверх, и через прослойку, тканей до него; состоявшую из ее одежды и в цвет же подушке шелкового покрывала. И только спустя какое-то время – решилась на просьбу:
– Можно мне?.. – Но и сразу же затем осеклась, хоть и не услышала отказа тут же, но и решила-сь же все же сделать паузу, как бы еще и перестраховываясь; но и когда она же продолжилась, и за ней же все ничего не последовало, продолжила сама. – В душ…
– Малыш!.. – Грузно выдохнул парень: как в принципе, так и все еще же находясь на грани сна и яви-реальности. – Ты же – уже была…
– Пожалуйста!.. – Даже и не столько уже по-просила, сколько и взмолилась она, перебив его: ей все еще – было противно. Все еще: липко и гадко!.. Мокро и… «грязно». Мерзко!.. Будто ее кровь – так и не остановилась, часами же и ранее; и ее же все и не остановили – дополнительно и извне… вовсе. Не залечили и… Не пролечили. И она продолжала же все литься и… за-ливать ее: как и это же все белое целиком и полностью шелковое постельное белье, под и на ней, саму постель и… парня рядом же с ней. Которому, к слову, не столько было и важно, что они оба и в одежде… на расправленной кровати; пусть он и тоже же все, «вместе» с ней и… после же всего, принял душ и переоделся, отдельно же, опять-таки, и от нее, в белую свободную просторную рубашку, застегнуто-расстегнутую наполовину снизу-сверху и подвернутую же в рукавах до локтей, «наброшенную» поверх светло-синих рваных джинсов, закатанных в штанинах над щиколотками; сколько волновал лично ее, как и его же все, такой же «личный» и тут же общий же комфорт, ощущение домашнего же все и уюта, а и не так, что они просто прилегли или он вдруг и по-боялся, испугался ею и все же испортить, загрязнить и… испачкать. Чьему понимаю же все и вопроса, кстати, как и чьего «принятия», не отвечала и не понимала уже и сама же София, вроде и того: как он мог, и так спокойно же еще все, с ней и до сих пор же лежать; когда и ее же саму, и буквально же все, «топило» в крови и… ошметках ее же кожи, «мяса»: оставляя голыми – лишь самые нижние ее слои, мышцы и… кости. Почему это все чувствовала – она, а не он?.. Почему и он же все, как и один же еще из них двоих, не обращал на это – никакого внимания? И почему же все – обращала она? Неужели ему и настолько же уже – было на-плевать?!.. И ни разу же не задумалась над тем, почему именно и только лишь она: может, это все и есть – те самые «фантомные боли» и… ему-то и не было, на самом-то деле, на это плевать; да и чего уж – совершенно; просто: немного в другой, иной плоскости. Вроде и того, когда и она же все, раз от разу, проваливаясь в дремоту, «сном» это все же еще-уже и можно было назвать с натяжкой, по итогу же: теряла сознание, падая или нет уже в обморок, сил и на это же почти не осталось, так и после чего же еще – резко пробуждалась и начинала говорить, не открывая глаз, а в моментах же еще и кричать, стенать-стонать, хрипеть и, давясь дыханием, даже, а и тем более уже и выть. Ему же и вообще, временами, казалось: что если бы не он, да и не «держал» ее – она бы была уже далеко-далеко отсюда. Буквально: поднявшись-вскарабкавшись же по стенам, на четвереньках или на своих же все и двух, на потолок; а после него – в окно и… вышла бы! Далече и… Глубже. Вылетела бы – и глазом не моргнув. И да!.. Она – мучилась. Ужасно… мучилась. Но ведь – мучился: и он. В том самом понимании-принятии же, что: если она и восстанавливала, хоть и как-то уж, свои «потери», ту же все и «невозможность говорить», тогда-сейчас, то он и именно же все «мучился» лишь и от понимая, осознания того, что не может, и уже вряд ли, наверное, когда-то и с-может, ей ничем помочь: если она не может, не захочет и не хочет, помочь себе сама. А банально – и не «просит»!.. А она – и не проси-ла. Отказывалась! Да. И опять. И снова… Но и хотя бы уж, и тут же все – пока еще, чего и хуже, не впадала в истерику: буквально уже умоляя-моля – не трогать ее; как и не касаться – никак!.. Всю дорогу же, от квартиры Артема и до них-их, она позволяла-дозволяла это – разве что Полине: которой, скорее всего, еще и не вспомнила, если и вспомнит уж – крутившись в бреду и в испарине же агонии, как и тот же еще уж, да и юла, в одном флаконе; весь тот путь и все же такое же время; с температурой, если и не перепрыгивающей «градус», то граничащей же все и с ним, раз от разу, умирая и возрождаясь же вновь. Горя и… «вымораживаясь», тут же; снова и… «горя». То и туша себя саму же и такими же «своими» слезами, то и больше же еще воз- и разгораясь… от них: как от «горячительной» же смеси и… для розжига; из глаз. Да и повторяя лишь только – одно и то же, как зажевав кассету и заев-заездив же еще и все же это дело пластинкой, что: она горит. Действительно… горит; и ее же нужно срочно по-тушить. А и перед этим же еще – срезать-снять всю кожу, содрав ее и голыми же руками: так как огонь уже и начинал проникать под нее; и плавить уже и ее же все, но и «изнутри», расправляя кровь и… органы: разливаясь лавой и… душа, травя дымом и гарью, выедая им. И пусть же она – и не была драконом!.. Она была – вулканом: готовым, вот-вот, пролить и из-литься же все магмой; на всех и вся, все. Ну а он!.. А что: он? Вновь же все и не найдя, что ответить ей в противовес; и на ее же все не «прошение», а там и практически же мольбу, так еще и срывающуюся почти на всхлип и болевой же стон; убрал свою руку «с» и от нее, с тяжелым вздохом, и «упал» спиной на кровать. Не столько и устав, да и от лежания же еще, пусть и на правом же все боку, вовсе не устав, плюс же ко всему еще и вспомнив-припомнив, один и на двоих же все, «их» прошлый инцидент; было б ее желание и воля – всю жизнь бы с места не сходил, «естественно», при других, более и позитивных уже временах, эмоциях и чувствах, ощущениях; вернувшись просто и воспоминаниями же все, поностальгировав, в то время, сколько и от нежелания, чтобы она увидела его «такого», скорбящего, жалеющего ее и… сострадающего ей же. Даже и руки же еще свои – на лице скрестил, упираясь кистями их в спинку кровати: чтобы не нагнетать обстановку и пуще прежнего же; не дать ей и дополнительный же, хоть уже и куда более второстепенный, но и все-таки же «повод», чтобы снова погрузиться в пучину отчаяния и боли, страданий и мучений, тоски и одиночества, «разъедающей» печали и… солью же – так полюбившийся и им же двоим: «шоколад». Да!.. В нем уже и давно – не было никакого: какао. Ни натурального. Ни… Только: соль. Кристаллы ее и… Море. «Их» же!.. Словно: «соленая ванна» и… без воды. Соленая комната… ее души. «Снежная Королева» из снега и льда – серьезно уступала этому… изваянию: из горечи и кислоты; белого яда и такой же смерти. Но и радости же от победы, «первенства» – особой не было: лишь те же все и… вкусы!
