AnaVi
Черная Принцесса: История Розы. Часть 2
– Нет…
– Видишь рваные и куски плоти?.. – «Новый барьер» и вторая уже деталь исподнего, нижняя часть и черного же все комплекта: кружевного нижнего белья!.. И тут уже даже правая его рука ожила, сползая на низ живота, а затем и к самой резинке на нем и под нее. Нежная и мягкая, гладкая, лишенная еще и волосяного же покрова теплая кожа: на кончиках его пальцев!.. Стесненная разве что и все еще никому уже и точно же прям здесь и сейчас ненужной тканью. Да и, чего уж там, даже ее «лоскутом»!.. Так и встречает же его еще – прямо-таки и с «распростертыми объятиями»: не только прошлого и в ностальгии, но и настоящего. Но и процесс же все, путь – куда приятнее итога; куда интересней и захватывающе – финала. А и особенно, когда он, наконец, возвращает голову на ее левое плечо и смотрит сверху вниз и на вид: который открывает ему его же рука. Ком застревает в горле – у обоих!.. И оба же замирают, ища теперь уже и подсказки друг в друге: а и именно – стоит ли и сейчас, здесь уже игра свеч и не прекратить ли это все; прямо здесь же и сейчас? Не остановиться ли на этом, продолжив то, что было и начато же все до? Ведь они и оба же еще, все еще этого хотят. Так и теперь-то же еще – точно и окончательно: до конца. Ведь и кожа же ее уже не столько и теплая, сколько чуть влажная от пота и горячая, прямо же и огнедышащая от возбуждения и желания. Еще немного – и пойдет пар!.. А за ним – и дым. И они – начнут гореть: оба. Друг за другом!.. Но и не друг над другом; и-ли друг в друге. Стоит ли? И надо ли?!.. Терять такой шанс и момент! К которому могут ведь еще затем и не вернуться. – Соф… – И вот тут-то они уже даже, наконец, и встречаются глазами в зеркале: тут же пробивая друг друга на хриплый и тяжелый выдох, больше походящий, если уж и не на стон, то на рык. Ни у одного же в глазах – нет радужек! Все заполняют собой – черные зрачки. И да!.. Пока еще не давшие на глазные же все и яблоки. Но и явно же – близки: к этому!.. У Егора же все – так точно!
– Если мы закончим это сейчас – тогда все твои старания пойдут насмарку!.. – Решила-сь-таки и выразить же свою точку зрения, относительно все этого вопроса, София, изо всех сил стараясь не сорваться голосом и не выдать свое и себе же противоречие: измену тела душе, как и предательство душой тела. – Стоило ли и начинать тогда то, что мы теперь и оба не можем завершить, как и довести до естественного финала и стечения?.. А хотим только поскорее закончить; или вообще бросить на этом – и уйти в другое!
– А если не закончим, то не выйдем отсюда: до утра!.. – Абсолютно не скрываясь, в отличие же все и от нее же самой, прохрипел Егор, почти уже и доведенный же до точки невозврата и… где уже далеко и долго, глубоко и надолго, давно плевать: с чего начали и к чему пришли; главное – чем закончили. – И это же еще хорошо, если «завтрашнего». А то ведь – и как минимум!.. Нескольких же дней – не хватит. Не то, что: недель!..
– Не худшая – из возможных альтернатив-перспектив, согласись!.. Чем быстрее закончим здесь – тем быстрее начнем, точнее продолжим: то и… «там»! – И ненадолго замерев, он так и не сводил с нее и не отводил от нее: своих уже и прямо-таки потемневших от желания глаз. После чего – сморгнул и сел на свои ноги, потянув ее за собой и усадив ее уже между своих, прижавшись вновь к ее спине своим торсом: где и левая его рука – вернулась на ее такую же ногу, а правая – полуокольцевала талию, остановившись ладонью на ее животе; прижимая саму ее еще, таким образом, ближе и сильнее, крепче к себе. – А мне нравилось – с зеркалом… – Перевела такой же, но уже и свой взгляд с отражающей поверхности на себя она, уже даже и не пряча сожаления в голосе: заметив, что ее нижнюю часть тела – теперь скрывает уже и его левая же нога.
– Теперь уже и я могу – «шутить» на тему: вуайеризма?.. – Хмыкнул блондин, разворачивая и тут же поворачивая ее голову за подбородок своей левой рукой на себя.
– Шути не шути… А выглядело, и там, и там, красиво! – Улыбнулась брюнетка, что и он даже следом за ней улыбнулся.
– Спорить – не буду!.. – Оставил на ее губах легкий поцелуй он и тут же оторвался, чтобы не давать себе и лишнего же повода: к продолжению банкета. – Но будет лучше, если мы закончим все это – проекцией и проецированием того, что ты видела там: на тебя же саму и здесь; чтобы у тебя все-таки отложилось понимание и принятие себя, а не какой-то там «тебя» и по ту же все сторону… в зеркале. Чтобы ощущения и чувства – сошлись: со зрением и видением. Что это все – одно и… твое. А не одно – там, другое – тут. В комплексе и… комплекте! Ты и… с тобой-собой. Ну а после – вернемся или вообще еще и развернемся, так сказать будем и со всех же сторон посмотреть, если захочешь!.. – И, оставив еще один поцелуй на ее губах, будто бы еще, тем самым, ставя и точку в своей речи, он вновь отвернул ее от себя и, зафиксировав ее голову в своих ладонях, склонил ее чуть вниз, чтобы ее взгляд упал на ее же ноги. – На чем мы остановились?.. Ах, да, точно! Так… Рваные куски плоти и-ли остатки… Волнистые и-ли ребристые по краям!.. Ты видишь их – на и в себе? Видишь внутренние и-ли подкожные ткани?.. «Мышечные»?
– Нет…
Пройтись по бедру и коже внешней его стороны, не сорвавшись с обрыва в пучину не менее приятных чувств и ощущений, эмоций: внутренней его стороны – казалось задачей непомерной и неизмеримой тяжести, неисполнимой и невыполнимой просто; но он смог!.. Из последних сил же натянувшись так, как не натягивают, точно, струны гитары и сетки же для и ракеток; казалось, коснись – и его самого зашатает и закрутит так, что завяжет в морской узел, нервы были натянуты не меньше, если и не больше, любой щелчок по ним – граничил с тем, чтобы сорвать-ся и рвануть-ся во все части света, рвясь на части – самому и внутри, а там и снаружи же параллельно-одновременно; все же смог!..
– Хорошо… – Доходит до левого колена и чуть отставляет ее ногу в сторону, ближе к своей, чтобы было видно икру и стопу; пока и хозяйку же саму прогибает вправо и на правый же бок; и ведет по ним, периодически касаясь костяшками и всей ладонью. – Видишь кровь?.. Алую, артериальную и-ли капиллярную. И-ли бордовую… и венозную!..
– Нет.
И, оказавшись вдруг и именно в таком положении своего, как и его, их тел, глаза Софии вдруг мало-помалу начали прикрываться: так еще и от его голоса, так же все и неожиданно ставшего каким-то усыпляющим!.. И она же вдруг про и для себя осознала, что находится будто бы и в пледе, укутанная им, да еще и одеялом под ним, а сверху уже и тем, да-к еще и со всех сторон-концов: заткнутая и подкнутая. Как делал же еще это и сам же Александр, когда малышкой укладывал ее спать и читал сказки перед сном!.. Да. Иногда она приходила к нему в мастерскую, так и не уснув, шлепая босыми ногами по полу и все так же укрытая с головой одеялом и пледом, тогда он доставал старое, но от того же еще и не менее же ценное темно-коричневое сетчатое деревянное кресло-качалку из своей комнаты, бросал подушки, плед, садился в них сам и следом сажал и ее к себе на колени. Полностью затем оборачивал во все ткани вместе, не оставляя ни одного открытого участка, разве лицо только лишь, для дыхания и общения, видения и наблюдения, обхватывал этот кулек и гусеницу в одном флаконе своими большими руками, что тогда, что и сейчас, прижимал к себе и рассказывал какую-нибудь незатейливую для него, но и очень интересную историю из прошлого для нее: и только тогда она засыпала, полностью уверенная в том, что в безопасности, уюте и комфорте. В тепле!.. И сейчас же все было – что-то подобное. Он же полностью погрузил ее – в себя: окутал собой. Своей нежностью… И любовью. Теплом!.. А там даже ведь: еще и жаром! Что, казалось, они сейчас не в комнате, а в гостиной у камина. И ее потянуло – в дремоту, да, не в сон и не полностью, но и в какую-то все же из стадий ее, направляя, как раз таки затем и в сон, хоть и пока же все совсем не глубокий. Веки ее уже – все легче и легче закрывались: все труднее и труднее, в противовес же все, открываясь. А после – и вовсе висели-повисли: где-то на половине ее глаз, как шоры. Что она только и могла – смотреть: из-под них; век да и сквозь ресницы; на все происходивше-ящее. Ее разум – вновь парил. Сердце с каждым разом – становилось: все реже и реже в такты… и ритм. Тело же – уже почти и не чувствовалось, не ощущалось совершенно. Но и только же лишь: свое. Да!.. Как и все же еще всё ощущения и чувства – было полностью подменено и за-менено: на его. Будто и она же сама – это: он. На кого она еще так облокачивалась и… опиралась спиной. Его касания к ней – ее к себе!.. А не упасть же окончательно и провалиться в себя – не давала только его правая рука: держащая ее все еще в вертикальном положении, и прижимающая к нему, за талию. Но и тоже ведь – не долго: спустя мгновение – последовало исчезновение опоры-его и резкий ее переворот; после которого он уже сидел перед ней и своим правым боком к зеркалу, а она уже сидела на его ногах – лицом к нему, прижатая к его телу со спины его же все и правой рукой, и смотрела в его просветлевшие, веселые и хитрые глаза, над не менее же все хитрой улыбкой: – Мелочь, ты что, спишь?..
– Нет… – Проморгалась она и, окольцевав его шею руками, вновь посмотрела на себя в зеркало и на… чистую… совершенно чистую и целостную кожу… левой стороны: бока, рук и ног. И, пропустив мимо ушей его кривляние, так еще и с «перековеркиванием» ее же голоса, на манер «…Я смотрю», тихо-тихо произнесла. – Егор. По-моему… У тебя получилось!.. – И только хотела повернуться к нему обратно, как была вновь зафиксирована и обездвижена за подбородок его левой рукой и осталась в таком положении: наблюдая теперь и в зеркало же все за тем, как его озорство сменяется «разгорающимся темным пожарищем» – не только на донцах, но и перекрывая уже даже и сами потемневшие же все опять синие радужки и расширившиеся черные зрачки.
– «С головой»?.. Да! – И, убрав ненадолго свою левую руку с ее же все и подбородка, как и с помощью же правой, дал на миг потерять ей точку опоры и равновесия, чтобы затем ими же развести ее ноги и прижать ее к себе, заставив еще, тем самым и затем, закрепить же еще их и за своей спиной. – Осталось только лишь – разобраться: с чувствами и ощущениями. С твоей душой и… Таким же: сердцем! – После чего и в левую же часть ее груди, ближе пока и к плечу, хоть и все же уже под ключицей, пришелся его поцелуй. – Ты чувствуешь: страх и-ли тревогу? – И проследовал дорожкой их – над левой же чашечкой с кружевом лифчика: по всей ее линии и краю. – Чувствуешь: беспокойство и-ли отчаяние?.. Может быть, ужас? – До ямки, впадины, между обеими чашечками и тут же прикусил это место, сразу же заслышав тихий стон: больше похожий уже и на шипение. – Стыд и-ли досаду?.. Неуверенность? Разочарование и-ли обиду?..
– Нет… – И тут же уже и сама окончательно выходит из «транса», осознавая: к чему же теперь и все это же – ведется и идет. Как и начинает понемногу соотносить свои ощущения и чувства, эмоции до, тогда, с ощущениями и чувствами, эмоциями после, сейчас – и не находит знака равно: не находит сходств; как и в случае же все: с Егором и Артемом. И вдруг, прямо-таки и оторвавшись же от земли, от своих прежних и понятий, приземляется в другое, видит другое и… иное. Видит… себя!.. Ту, которой, какой и должна быть: целостной и полной, на-полненной и объемной. Правильной!.. И чистой.
– Ты чувствуешь: боль и-ли отторжение?.. – Продолжал, меж тем, блондин: проводя уже и все те же махинации, но и уже с правой грудью и соответствующей же чашечкой лифчика; выходя затем и за ее предел, к лямке, которую тут же еще и опустил, симметрично же все и левой. – Чувствуешь: отвращение и-ли горечь; к себе и своему телу?.. – Руки же его, тем временем, спустились с талии и опустились уже на ягодицы, сжимая их и оглаживая. – Ощущаешь: уязвленность и-ли неприязнь? Презрение и-ли омерзение?.. Может быть, отверженность? Беспомощность и-ли безнадежность?.. Подавленность?
– Нет… – И будто бы еще и в подтверждение своих слов: закрепляет свой же и ответ отрицательным качанием головы; из стороны в сторону.
Он же, в это самое время, проходит поцелуями по ключицам, прикусывает ямку между ними и поднимает свои руки по ее спине, чтобы одной… левой забраться-таки уже под застежку, а другой-правой – надавить на ее шею и опустить ее уже и саму к нему, своим-его губам. После чего и сразу же – следует влажный и глубокий поцелуй: с его гортанным рыком и ее громким, громче, чем и все же прежде, предыдущие, стоном.
– А что же ты тогда чувствуешь?..
И его же вопрос вновь попадает – точно в цель: а точнее уже и в ее правое ухо; мочку которого он сначала зажимает между губ, а после и зубов и чуть тянет на себя, правой же все и рукой забираясь в копну ее темных волос и оттягивая их, как делала же еще и она чуть ранее с ним, правда, и в этот уже раз – без сережки, но и, как ни крути, а и с его же уже стороны – с большим кайфом: ведь, и в отличие же все от нее с ним, он как раз таки здесь и сейчас уже и мог намотать ее длину на свою же кисть и сжать ее в кулаке, срывая затем и с ее же все пересохших уст уже и полноценное шипение, почти что даже уже и с рычанием. Пока и свободной же все левой – расстегнул застежку, но и окончательно избавляться от ткани пока не спешил: выжидал!..
– Злость!.. М-мм… – И прерывает сама же себя, сбиваясь; у нее просто пока не получается одновременно глубоко дышать, да и вообще, чего уж там, дышать, не задыхаясь и формулировать мысли; поэтому она делает паузу и старается перестроиться, начав перебиваться быстрыми и легкими вдохами-выдохами, отдав предпочтение вновь и второму: вдумчивому разъяснению и ответу. – Ярость и… Гнев! Ненависть… И даже бешенство. Негодование!.. А из перечисленных тобою… до. Отторжение?.. Да. Отторжение. Отвращение и неприязнь. Презрение и омерзение… Но и не к себе: в этот раз.
– Надеюсь, что и не ко мне!.. – Усмехается Егор, оставив уже в покое ее ухо, но и продолжая же все дорожку влажных поцелуев: спускаясь ею от него, по шее и… вниз.
– Надейся!.. – Предостерегла его София и тут же ойкнула, так еще и сразу же болезненно замычав: от прямо-таки и смачного укуса-засоса на шее. – Да нет! И не к тебе… И не к нашим. Но и к тем, кто сделал это… со мной. И с нами… «Всеми»!
– И мы это – обязательно реализуем!.. – Оторвался на миг от ее тела блондин, заставляя посмотреть на себя вновь, глаза в глаза, и тут же освобождая ее руки от повисшей на них, в локтевых сгибах, ткани; после чего же еще – и отбрасывая ее куда подальше: куда-то… к своей рубашке. – Каждое твое чувство и… ощущение. Эмоцию!.. Определим их – по адресу. Уже: и в самое ближайшее же время!.. Могу – обещать: точно.
– Спасибо тебе!.. – Прильнула она к нему, царапая ноготками его светлый загривок и без того уже красную кожу шеи. – С тобой – я чувствую: покой. Блаженство и… Умиротворение. Какую-то!.. И беззаботность же еще, что ли. И такое облегчение!.. А и главное: нежность и… любовь. С удовольствием… И удовлетворением!
– С «последним»: я бы все же и пока еще поспорил!.. – Прищурился он, но не злобно и обидчиво, скорее и вновь же все хитро-играючи.
– «Прямолинейный»… Как всегда!.. – Выпятила свою нижнюю губу девушка, тут же получая и в нее поцелуй, но и не обделяя затем вниманием и верхнюю. Пока и ее же все руки-не-для-скуки – окончательно перешли на его шею, раскрытыми ладонями касаясь спины. А его – пробрались от ее лопаток к открытым участкам, прижатой к нему, ее же груди: поглаживая ее и тут же сжимая. – Но и спорить: так спорить!..
– «Эксперимент» считаю – благополучно завершенным!.. – Тихо проговорил он в ее губы, не отрывая своих темных глаз от «таких» же ее и замирая затем своей правой рукой на ее правой же груди; пока и левой же – еще спускаясь к последней части нижнего белья, оттягивая резинку и проникая пальцами под нее. – Но и для полного обзора, как и полноты же все картины, предлагаю проверить и до-проверить: во всех оставшихся местах и… в самых дальних и долгих, темных и… глубоких уголках, м? – И осклабился, удовлетворенно промычав и почти что и впрямь промурчав: от ощущения жара и… влажности внизу. – Кое-какая ткань – все же мешает оценить: «весь масштаб трагедии»!..
И снова повалил ее, как и себя же вместе с ней затем, на кровать, избавляясь уже от своих джинсов и, параллельно-одновременно, даря страстные и куда более откровенные, влажные поцелуи ей: уже и на всем пространстве, как и просторе верхней части ее тела; но и не забывая – пробравшись же уже таки и к нижней; избавиться затем же еще и от нее!
Глава 27
****
– А я теперь – что-то вроде «сигареты», да? «Второстепенная»… После основной части! – Усмехнулась Тен, полусидя-полулежа представ перед Софией в кладовой, выполненной в темно-серых тонах; от ламината до обоев под черным потолком с одной единственной лампочкой едко-желтого цвета, висевшей на черном же длинном проводе в самой его середине; среди какой-то еще кучи, но и явно же уже ненужного хлама: вроде коричневых пустых коробок и разномастно-цветных средств, «на донышке» или «наполовину-полно-пустых» для лишь только поддержания чистоты и полноценной уборки квартиры, стоящих друг на друге по углам, а где-то и на длинных узких полках из темного же дерева; пока и оставшуюся же ее часть занимал белый, пусть и небольшой, но и длинный и при том же еще достаточно широкий холодильник, не заставленный ничем. Но и насколько знала уже сама брюнетка – ребята не брезговали услугами клининга и этот инвентарь был ни к селу ни к городу, но и для чего-то же все-таки присутствовал здесь, может, остался от прошлых жильцов или таких же уборщиков, что-то и где-то, так или иначе, а забывавших на квадратных метрах сего помещения и оставивших затем вовсе, соответственно, ну а сами же уже ребята просто складировали все это здесь, не имея ни малейшего желания тратить на это свое время, чтобы выносить-вывозить; не мешалось под ногами и ладно; не для Анны же и за-, припасалось, в самом деле, как и не для Влада, что то, что так и не смог растворить в кислоте, прикапывал на заднем дворе, перед этим же еще и сдобрив-засыпав хлоркой. – Присаживайся!.. – Указала она спокойно на участок пола перед собой, махнув правой рукой. – В ногах – правды нет. А с тобой и сейчас, после того: и «вдвойне». Но, пожалуйста, используй дверной проем: в качестве зеркальной рамы!.. А я уж, так и быть, побуду отражающей поверхностью; и тем самым «зеркалом». Все – для тебя и… Прин-цес-са!.. Какой день-то кряду, м, начальник? Аль и сам-а уж не в курсе?.. Когда и последний раз-то выходила, сама, да и хотя бы уж за пределы его комнаты? Коль уж и не дальше. Или только входил… а? И он!.. – И изогнула свою левую темную бровь, рассмеявшись, подразумевая не только то, что должно было быть и значиться: в этой самой фразе. – Пару или, может, уже и несколько дней назад?..
******
Прогнувшись в спине и пояснице, София вновь заерзала под Егором, приятно, для них обоих, потеревшись своей обнаженной промежностью о его не менее обнаженный пах и не сдержанно ахнула, простонав уже даже и в унисон с ним: чувствуя себя, в очередной раз, поверженной крепостью и тут же кораблем, взятым на абордаж, в который же раз за сутки; уже точно не один, как и не одни; да и тем же еще, под флагом которого, его же все и вещами, она после всего «пойдет» и будет ходить. Что ж, она знала это, как и к кому, с чем и… к этому же и шла: с радостью и счастьем, любовью; «сдаваясь» под натиском его и в его же плен, отдаваясь безропотно и самозабвенно. Предоставляя не только свою и им любимую же зону для ласк, как холст под краски; но и поле, всю остальную и оставшуюся же территорию – для воображения и фантазии: в оставлении своих-его влажных и горячих следов. Темных меток!.. Но и стараясь, при этом же все, не отставать в дарении удовольствия: не только себе, но и ему; быть взаимной – во всем. И потому, как она буквально же и снова потянулась к нему, он совсем не удивился этому, как и посылу: в отдаче всей себя ему; а лишь хитро усмехнулся, такой подаче и прямо же все толчку к действию, дабы не по и прочувствовать, а и ощутить же его рот: губы и язык, зубы; как и руки с пальцами; на себе, груди, ореолах и горошинах их. Так ведь еще и подталкивала его самого и его же голову к себе, как и себя к нему: и он опять с удовольствием поддавался, «подчинялся», жадно вбирая ее правый сосок к себе в рот, мягко сжимая левую грудь своей правой рукой. Но и не без установления какого-никакого, а и все-таки же главенства и авторитетности: в данном положении вещей и тел!.. Тут же почти все и кусая ее, как бы еще и намекая-не-намекая, при всем этом, да и чего уж там: прямым текстом говоря – кто тут «сверху». И она повторно ахнула, впиваясь ногтями в его мощные и широкие, твердые плечи: пока и он же, уже и в свою очередь, со стоном малой боли переключился, не обделяя, и атаковал ее левый сосок; не оставляя, так же все и без себя, как и своего же внимания, правый, что и только что почти и так побывал у него во рту, зажав его между указательным и средним пальцами левой руки. София же, тем временем, так и продолжала, так и стонала в унисон с ним: все громче и громче, все сильнее и сильнее, все ближе и ближе… ластясь и проникаясь к нему, вжимаясь и почти уже даже впитываясь в него. Что и Егору же уже даже не казалось, что от таких резких и прямо-таки уже даже и втирающихся движений бедер обоих: он кончит – так и не сойдя с места; не перейдя и к чему-то большему. А этот участок ее тела, так, к слову, он уже настолько опробовал и перепробовал, облюбовал, что и даже уже не столько «заюзал» и устал, от однотипности и одноформатности, сколько хотел еще чего-то, помимо: для смены ракурса и угла!.. Поэтому, и как только же прекратил эту сладкую, уже прямо и до приторности, для них же все и обоих, муку-пытку, оставив ее набухшие и твердые соски в покое, тут же, не давая и опомниться, подхватил ее под ягодицы и поднял чуть вверх, изъяв еще параллельно-одновременно и из-под себя, благо белый шелк позволил проскользить без лишних вопросов и сил, почти еще даже и в незаметном, незамеченном и неизменном пируэте, как и без какой-то особой, какой-либо смены локации и вида, упирая ее и головой, макушкой, почти и в самое же изголовье, бортик кровати: до этого, и вполне же себе даже неплохо, обходясь и серединой кровати; на двоих. До этого, да!.. Ведь, и сейчас же, вот, прямо-таки и захотелось: иного и другого, разнообразия. И, успев провернуть это до того, как она же все и сама смогла бы вновь обвить ноги вокруг его талии и потащить, протащив, за собой, приподняв в один ритм и движение, в одно и положение, он сжал ее бедра руками и быстро очутился между ее ног, тихо промолвив да и как-то даже промурчав, как кот, что и пока лишь только не объелся сметаны, но и, как минимум, уже ее нашел и до нее же все дорвался: – Наконец-то, это произойдет – в реальности и с минимальным участием рук!.. – И, подмигнув ее непонимаю в глазах, как и какому-то даже еще страху, ведь и почти уже смешанному с шоком от и в предвкушением нового опыта, нырнул вниз, исчезая своей головой ровно промеж бедер девушки. Что уже и она только лишь и успела ощутить – легкое дуновение ветра, в смеси с ее же озоном и его морским бризом, а затем: как его губы прошлись по внутренней стороне ее левого бедра, прикусив зубами в месте наибольшей нежности и мягкости, почти что даже и прозрачности и так, и без того белесо-просвечиваемого тонкого кожного покрова; и изогнулась, выгибаясь дугой, и громко простонала: не в силах уже просто лежать на месте, как и не находя покоя в и рукам, разве сминая простынь ими, по обе же стороны от себя. Ну а когда его теплый и мягкий язык, на контрасте с холодом и твердостью зубов, повторил все то же самое с ее уже и правым бедром: вновь подорвалась с належенного места; только лишь и ощутив, как кончик его же коснулся, а затем и полноценно прошелся вдоль ее, если еще и не горяще-горячей внешне, то и точно же уже полыхающей из- и внутри промежности. И тут-то она прямо-таки уже и поняла-приняла, записав и зафиксировав же все окончательно и для себя: что уж и в чем, в чем, а в оральных ласках – ему не было равных. Как и предела!.. Как и не было же еще: ни в чем. И пусть тут уже, с ней: все – еще же и как-то по-другому, иначе и по-особенному. Опять же все, учитывая: сколько партнерш было у него; и сколько партнеров и не было у нее; за всю жизнь. И сколько кому и в каких моментах: позволяли и до-, позволялось!.. Но и она уже не стеснялась своей неуверенности и зажатости, необученности в этом: открываясь и раскрываясь, раскрепощаясь – с ним и для него с новой стороны; как и для себя. Ну а то еще, с какой любовью и страстью, желанием он это делал – доводило ее: не только до экстаза, как физического, так и морального, но и наталкивало на мысли о взаимности и… в этом тоже; и его, как и ее увлеченности и заинтересованности в процессе и самим же все процессом, как таковым.
– Егор… – Всхлипнула брюнетка, когда руки его закинули ее ноги на его собственные же плечи и скрестили их за спиной: в желании, как уже даже и угомонить ее терзания и неугомонность, так и оказаться, быть же еще максимально близко и не отстраняться в принципе; припадая к ее лону с таким рвением, словно, как и она же все ранее испаряя его влагу с себя, испытывая явный недостаток, жажду и обезвоживание – и только она могло ее утолить, ему помочь и его же спасти. Пока и кончик его же языка все дразнил ее вход, то и дело проходясь вдоль сочащихся влагой лепестков ее бутона, но и пока что не проникая внутрь и вглубь, не прорываясь и не внедряясь: ему хватало и того, что он пил и ис-пивал из нее, из них обоих; до последней капли влаги, которой и края-то не было!.. И он все пил и пил, слизывая и тут же всасывая ее сок, не в силах насытиться, оторваться и даже уже и сам угомониться. Ну а она, даже уже и в таком положении, вжатой в кровать и тут же в него, не лежала на месте: будучи таки и свободной – верхней частью своего тела; но и уже не растрачивая себя на смятие постельного белья, не только руками, но и своим телом, а поддавалась навстречу. Набравшись уже даже и наглости и, утопив свои ладони в его светлой шевелюре, прижималась сама и прижимала его: в тех местах и точках, где ей было больше всего приятно, а после еще и заскулила, когда его язык добрался до ее клитора, нажав на него, а затем и увел к зубам, где и те уже прикусили его, вроде бы и одобряя, но и в то же время негодуя; от ее же самоуправства и пусть и такого, но и контроля над ним-собой. – О, боже… дьявол, меня спаси… подери!..
Говорить, как и реагировать как-то связно – у нее совершенно не получалось и, в конце концов, она даже и перестала пытаться, как и держать его: вернув все на круги своя, как и руки же свои – по местам и «швам»; а еще метаться, пусть еще и более-менее, и все же, встроившись в его ритм. Ну а все же остальное, что, так или иначе, а и слетало с ее губ, были стоны и его имя: с неимоверной, как уже и для него же самого, сексуальной хрипотцой; которую как он, так и она – открыли впервые для себя, как и не столько уже даже «мужскую черту», с утра пораньше, да и вроде «утробности» и глухости, после того же секса или сна. Его же – это еще и больше подстегивало: в желании слушать и слышать – на всем протяжении внедрения же в нее; проникая до самых дальних и долгих, глубоких и темных уголков, самого упора, которого, казалось, просто не было; ни у него, ни у нее.
– Черт… побери. Малыш, ты нужна мне!.. – Выпалил он, вдруг отстранившись и облизав губы: смотря в ее туманные и будто запотевшие темно-карие глаза. – Слышишь?..
Пока ее накрывали – соль за солью, волна за волной: а сам мир, вокруг и внутри, тонул в ярких и прямо насыщенных красках, тут же почти выплывая и высветляясь до… сухоты и белоты; а затем – разрываясь и, разметавшись, собирался вновь, но и только же для того, чтобы разбиться на миллиарды частиц, рассеявшись вокруг и осесть на ее веках, утяжелив их, словно песком и заставив, одновременно, быстро моргать, чтобы избавиться от его песчинок, попавших еще в и на глазные яблоки и, параллельно же еще, медленно, не в силах приподнять их чуть выше середины глаза, смотря из-под полуопущенных век и сквозь ресницы. И все, на что ее по итогу всего этого, хватило: это на положительный кивок и ответное касание губ, когда он вновь навис над ней; словно бы еще даря новые силы – через дыхание, изо рта в рот, а не микроб, и глаза в глазах, деля уже и их энергию, подпитав ее и изначально же все своей, на двоих, открывая и второе, третье дыхание буквально. Что уже даже и она сама приподнялась на локтях и, толкнув, настойчиво уложила уже и его самого на спину, перевернув!.. И теперь, нависнув уже сама над ним, сев в его ногах и тут же на них, и плавно опускаясь на его пах, тут же поменялась в своем желании, под его же все и прямо-таки ожидающим темно-синим взглядом, и села у него, касаясь кожа к коже, животом – головки члена; и пальцами уже и своей правой руки – проходясь, будто и той же самой бабочкой же все порхая, но уже и она, и с цветка же… на цветок: на деле – с места на место и… с венки на венку, вдоль всей длины его, вынудив затем уже и его хозяина издать даже и прямо-таки нетерпеливый стон. Ну а после того, как уже и уложил даже свои руки на ее ягодицы – был готов же и сам посадить ее на себя, если она и сама этого в кротчайшие сроки не сделает!.. Но вот и только лишь София-то как раз не этого-то и добивалась. Собственно, как и не к этому стремилась-шла!.. Решив же все, как и сам же Егор чуть ранее, испытать нечто новое, и хоть все еще и пугающее, как и любое же «новое», но и тут же ведь интересующее и завораживающее: куда больше. И все бы было хорошо, если бы не подхватив ее взгляд, равно как и неутоленно-угомонное желание в открытии всего нового, прямо здесь и сейчас, он предостерегающе и отрицательно не покачал бы головой: как бы, и опять же все, не намекая, а и наталкивая же буквально на то, что минет сейчас – будет явно и очень лишним; ибо еще немного и он действительно, если и не взорвется, то кончит и так же раньше ее же самой – от тех же все и нереализованных желаний, пусть и как минимум же одного, но и пока.
– Пожалуйста, малышка!.. Не будь такой вредной и непослушной. Не томи!.. – Прямо-таки уже даже и взмолился ей он. А она же – лишь только хитрее улыбнулась и встала с его колен, будто бы уже даже и поддаваясь на его мольбы и уговоры и вот-вот даже уже и готовая сесть на предложенное и уступленное место, оседлав его, опять же, по его уже не просьбе, а и буквально требованию, но и тут же поспешила вернуться на свое место, ранее так же, как и он ей недавно, просто подмигнув. – И что же ты собираешься?.. – Приподнялся на локтях в «непонятках» и с удивлением он, когда она села на него прямо и положила свои руки на его плечи, сжав его же ноги своими: по обе стороны от его.
