AnaVi
Черная Принцесса: История Розы. Часть 2
А что же и до прошлой же все и моей мысли о… четырех огнях и выборе же из четырех зол?.. Она – оборвалась… в тот момент: когда и сама же мысль рассказ был оборван – точкой; и все же эти «скопища» энергий, от каждого и… не по чуть-чуть, так еще и преимущественно же все негативных, вместе с эмоциями и… ощущениями, объединились в одно, в один и одном и… таки и «излились»; сообща. Вот только и легче – не стало!.. Ни разу и… Никому. «Расфокусировку» же и… распыление на множество и множественные же цели – еще как-то все и пережить же: было можно. Накинувшись вчетвером – они бы вчетвером, возможно, друг друга и держали-сь, придерживали-сь… от необдуманных и, прямо-таки, необузданных поступков; сдерживали-сь бы, помня: и про равновесие, баланс и гармонию, как и о том, что и кто-то все же должен был быть еще старше и мудрее, опытнее… и скорее, чем и «сильнее», ведь еще и не в разрезе «битья слабых»!.. Но и какая теперь уже разница, что: было бы или не было бы; если и итог, в любом же все случае, один? И он – таков. Такой… Один и… Оставшийся. Смотрит – на происходящее, в своей же все и комнате; не все дороги, однако, ведут в Рим, встретимся в… хотя и кому как; с «черными» глазами. Такими же венами – под ними и… Неизменной ухмылкой!.. Той самой, в которую, пусть и постепенно, но и обратился, до этого, оскал.
Сказать: «Страшно»!.. Соврать – трижды. И не потому, что бог любит троицу мы с Кариной и Никитой смогли зайти в его комнату – только спустя: десять минут. Да и то – лишь потому, что и та же все «троица»: и из нее уже выходили; оставляя хозяина – в ней. Так еще и, в кои-то веки, переступив, да и ради этого же все, «правило комнат и единоличности пространства»: где и спрашивают разрешения же еще – перед этим! Как без него?.. А потому… «Каких-то – десять минут!»: ты бы точно сказал, если бы мог и буквально же все говорить. Но и сам бы был в шоке – с и от того: что за них – можно со- и натворить. Это – вечность, мой друг!.. Не говоря уже и о том, как и что: до этого – еще и можно же представить; слыша за хиленькой такой еще, знаешь, и «перегородкой» – каждый треск и такой же удар… рык, рев и вопль, всхлип… истошный и вой, крик. Ну а после – только хрипы и такие же тихие стоны… боли!..
И, вот, вроде бы, да, что это я?.. Радоваться же – надо!.. «Семья» – воссоединилась, как-никак! Тоже. И… Не вроде уж как. Да и пусть же все – и против одного врага. Как и должно, кстати, происходить, минимально, нет? Как и пусть дружа «против», в отместку и назло, вопреки и… месть. В «масть»!.. Пусть и… Да не «пусть»!.. Но и какая, опять же все, и разница, уже, да?.. Все же было сделано – и без этого: обдумывания и… всего прочего. Как неуместного до, так неуместного же и… после. Куда мне и со своими правилами, уставом – в их-то все и… не монастырь? С приличиями… И совестью!.. Воспитанием и… знаниями! Моралью!.. Да-к еще и «девочки», которая даже еще и после всего-всего же: жалеет – его. Артема!.. Но и уже, к слову, как «человека», хоть, и скорее же всего, как тело, но и из которого, да и буквально же еще, почти что и изъяли же: «душу». Я же – еще ангел, в конце-то концов!.. И смотреть на… бесчинства демонов, пусть даже и за свою же все и честь, достоинство?.. Да, и вновь же все, не «пусть»! Но… И не «вернешь» же! Как в принципе, так и… Да и суть была же – не в этом, а в «мщении»: которого мне, как и всего, что, так или иначе, еще завязано на парнях и в моей же все голове, никогда, видимо, уже и не понять!.. Или «понять», но и только спустя какое-то уже и время: когда одна «привязка», выдыхающая свое и лежа же все на полу, сменится другой, возвышающейся над ней-ним и «стоящей»… на полу.
Что называется: экс-кур-си-я!.. «Проходка по достопримечательностям». Началась и закончилась же – полным апофеозом, ведь и не с-только обожествлением, прославлением и возвеличением какого-либо лица, события или явления, вообще ни разу, а и именно «войны», в виде осмотра всего же и вся; коль уж и не всех. Разве что: чувств и ощущений, эмоций… энергий всеми и… всех. И!.. Стоило бы сделать одолжение встраиваемо-встроенным в потолок светильникам, отметив, что… встроили и закрепили их: на славу! А, вот, теплая бежевая кофта, шатена же, не выдержала – и ошметками: как повисла, так и продолжи-продолжала раскачиваться, все-таки и зацепившись, на и у них. Когда же и сам парень – уже и лежал в своей крови и оставшейся, оставш-ихся… остатках… от одежды: порванной черной майки и драных, не столько еще и «по моде», сколько уже и по факту, синих джинсов; и в побитых белых, с серыми сколами-разводами от «торможения» об пол и иные поверхности, кроссовках. И как они еще и на них не перекочевали?.. «Да кто б им и позволил?..». Вместе, кстати, с разводами еще и (от) мела; как и на остальных-оставшихся деталях – его уже и лука-гардероба. Еще одно и «им» же, слово-м: гос-теп-ри-имст-во!.. Не пожалел же – своих записей, набросков: превративших и затем же еще и сами же стены – в черно-белое месиво. Белое – на черном!.. Не черное – на… белом. «Своя» же все: и эстетика. Его – эстетика!.. И только портрет остался – непоколебим… и незыблем! Было в нем – что-то «святое» и… светлое? Определенно!..
Что же и до остальной мужской… и сильной части населения квартиры?.. Ретировались – сразу же; и все. И тут скорее, а и «точнее»: не от нежелания вмешиваться – от желания оставить что-то еще и другим; как и впрячься, так еще и повторно, набравшись еще и сил, если что-то вдруг пойдет не так. Ну а что и вдруг могло пойти не так: с имеющимся лишь телом и бедламом?.. Сказать: сложно! Пока, видимо, все шло: так. Да… И пока Карина – его откачивала, залечивая раны; что и присуще же ангелу; я… А я, как подпирала темный косяк двери, так и подпирала, «воткнувшись» взглядом в какую-то свою точку на полу: не в силах ни поднять глаза на него, ни опустить на нее и… того. В первом же случае – это было бы открытое, ничем не прикрытое торжество. Во втором – муки совести. Но и «торжество» же все – не разума!.. Нет. А того, о чем и во все же еще орудия трубил рассудок и… разум же, пытаясь: как раз таки и не дать мне прочувствовать – что-то. Что-то еще и помимо же все – того, что я уже и могла чувствовать… к монстру! Точнее: не. И туда и… Оговорочка по Фрейду!.. Как же все и вовремя, однако. Ну да!.. Он же – «монстр»!.. А к нему… априори… нельзя. Да-к еще: и ощущать!.. Как-либо – и эмоционировать. Но и я же все: не смотрела – не поэтому. Я была – солидарна!.. И да. Тебя не проведешь… Как и меня же все, собственно. Поначалу, конечно же все, из-за страха!.. Да и если бы ты видел это – сам и… наяву, без моих же все и словесных описаний, «таких себе» же еще, если честно, ты бы меня понял. А там – и принял… «колесиков»… и-ли «градусов»… на душу же все и населения еще – и «впервые»; да и до конца!.. Нет, да, я была «посвящена», конечно же, в эту: процессию. Знала и этапы превращения… И все прочее. От и… на Никите. Но!.. Теория – это не то же, что: практика. Совершенно: не то! Да-к – еще: и у и на нем!.. Это было – куда масштабнее и… объемнее. «Реальнее»!.. А «солидарна» – потому, что и он не спешил смотреть на меня в таком: виде и амплуа. Что ж… Для него, как и для меня, это было – тоже: впервые! В плане!.. Показывать – мне; и показывать-ся, являться и про-являться, таким. Так еще и параллельно-одновременно – принимать себя, в моих глазах, «таким»!.. И нет. Это – не было: стеснением. Даже и не «рядом»; не то, что: близко. Это было… Отторжением! Для него этого было… неприемлемо-стью – такого «поведения»: в частности и обращения и… в общем. Но обстоятельства – требовали. Ему – пришлось!.. И теперь же, со всем этим, он не мог так же все и запросто – посмотреть на меня и… признаться себе. Признать и себя; принять… себя!.. И фишка же была не в том, что я могла: не понять и не принять его. Могла: принять и понять!.. Но и чего он никогда – не позволит: сам и… себе!.. Не позволял же и до – не будет позволять-дозволять и после. И вот, казалось бы, да?.. От чего, и считай, он бежал – все свои… века! А тут… И тут!.. Раз. И был пойман собой же – через меня!.. Мной. Та-да-да-дам… Хуже, да, чем: пара-па-па-пам?.. Ну а что делать?..
Бежать было – некуда… Да и не к кому. Всё – в дом. Все – в дом… Всё – здесь. Все… здесь. И незачем… Он знал – о моем присутствии!.. Нахождении: рядом. И… нарочито-нарочно: не отводил своих… «глаз» – от Карины. Которая, и мало того, что дергалась от всей ситуации, в целом, так еще и чувствовала эту… бездну на себе, темноту и тьму… и, сбиваясь, ругала себя, начиная сначала… И благо же еще, что… парень – дышал. Пусть – и на ладан: почти что. Но… «Дышал»! В противном случае – дела бы были: куда хуже. Если, конечно, и все же еще есть: куда!.. Не тела. Мне и помогать же ей-себе – она строго-настрого запретила: от чего я чувствовала себя – еще не нужнее и незначительнее, не значимее и… никудышнее. Но и только – вновь же все и для себя, как было же еще все видно. Да и ее я, вроде как, еще и поддерживала: этим. Хотя неподалеку – был Никита и Женя. Тот же все и: Александр. Да и… Влад!.. Которые – были на подхвате; и подхват-или бы тут же… и без меня. Может быть, и лишь: со мной. Но и смысл!.. Изначальный смысл… моего присутствия здесь… был: в ином; как и крылся же… в «другом». И… Как это обычно бывает!.. Дьяволом! Демоном, в нашем же все и случае. Он не был – рад: этому!.. Ни в и одной секунде же: нашего появления и… нахождения здесь. А и точнее: моего!.. Что еще и прямо-таки было же уже и видно – по желвакам, ходящим ходуном по его лицу и скулам, сжатым, в одну почти что уже и бело-синюю полосу губам: как и челюстям – за ними. Вся же его фигура прямо-таки и кричала – о напряжении: начиная мышцами и заканчивая костями и натяжением самой кожи; и о той самой «точке готовности гранаты», где даже кольца не надо, чтобы механизм ее сдетонировал и разнес все и вся, всех: подняв оставшееся и оставшихся если – в воздух, так еще и сбросив, уже после, и оттуда же все назад. Понял, да?.. Что так, что и этак: эффект один и «исход» тоже… тот-же – никто не выживет. Но и я же все, как не сдерживала, так и… не держала его. В том плане, что!.. Что-бы «предотвратить»; но – и не подначивала. Я была – той стороной… и тем самым «другом»: который просто был… и есть. Просто: и рядом. Прос-то… Ну-жен!.. Нужен, чтобы не дать слететь с катушек: окончательно. Банально: своим присутствием и нахождением же все… ря-дом. То самое: пятно в глазу. И тот самый: маяк среди шторма… в непроглядной, хоть глаз выколи, ночи.
И да, он не говорил, сам и… этого, но и это же, как и само же еще по себе… разумеющееся – не требовало: слов!.. Да и, в конце концов, я могла остаться – потому, что раз и-ли… «запятая» сама за-хотела. И тогда – какая и вообще еще же все разница: хотел ли – он? Как и могла уйти – так же все: в любой момент. Но – не хотела уходила!.. Он не хотел – меня видеть: но и отпускать – не хотел. И что иронично, что так, что и… этак, он бы не сказал об этом… мне. Да и себе, про себя, навряд ли!.. О своем желании или не – к тому или… иному. Другому!.. Он, как и я, просто пережил бы это – в себе и… «Закрыл» бы… в себе. Убил бы: в себе. И себя!.. Шаг влево… от него – граничил же с тем: чтобы еще уже и он не вышел отсюда никогда. Один хлопок!.. Но и не только же дверью… комнаты, но и сердца. Дверью… души! А шаг вправо и… к нему – с тем: чтобы вывести его и еще же максимально – из зоны комфорта и его личного же пространства; доведя до той самой точки кипения, отсчета и… апогея – начала… конца. Невозврата!.. Где, и вновь же все, одному дьяволу только и известно – выживет ли; и хоть кто-то?.. А кто?.. Но и какая разница, опять и снова, вновь же все, верно?.. Когда и в том… и в этом случае – расстрел. И в этом… и в том случае – смерть. Но и речь – за то: чья?.. Ха… А совесть, и явно же еще, не позволит, и по итогу же все… всего и того-этого – выбрать: себя. В принципе!.. «Опусы восхваления своего я» – сожжены!.. Бас-та. Начался – новый, хоть уже и электронный!.. Ну а «практическая» их-его часть – сидит: под замком!.. Есть ли и еще варианты решения вопроса… лучше, чем и не они? Подумать – не о себе!.. Да… Если он чего-то, коль и не кого-то, и заслуживал, заслужива-ет и до сих пор – так это не оставаться сейчас… да и в принципе… один: совсем. С этим… всем; и с собой… таким: наедине. Да и что-то мне же еще подсказывало, как и подсказыва-ет уже, что я таки и получу «ответочку» – за тот свой и «недовыкинтош»: его же все… и из своей-его же ванной комнаты… мной; в желании побыть «одной». И будет – прав!.. Как и я. Была… Да и «есть»!.. Ведь и я же все, как и он со мной, останусь тут и… в этой конкретной точке. Рядом: с ним. Ведь и нет безопаснее места, чем и под крылом своей же смерти, правда?.. Волны взрыва – разойдутся: от него!.. А коли так – важен ли и так мир, который рухнет и так, и этак за пределами этой конкретной комнаты и такой же квартиры, если мы будем в ней, а не за ней?.. Если наш «мир» – останется!.. Такой, какой есть. С нами и… В нас!..
****
Проводив Карину, вместе с мужским телом на весу, некогда еще и пустым своим карим взглядом до двери, София захлопнула ее за ними, как и за своей спиной, отмахнувшись же еще перед этим и от предостерегающего взгляда подруги, и, облокотившись на нее, оправила волосы: теперь уже и не столько подмечая, сколько и прямо-таки видя, как комната обретает свой прежний вид, восстанавливаясь уже, как видно, с и из-под легкой же все руки и Никиты, пока и сам же все ее хозяин, договорившись и до этого всего с последним ментально, переместился к окну и стоял теперь ко всему внутри спиной, а и к тому, что снаружи, лицом.
– Можно?.. – Решилась, все же, уточнить у него она, пусть и будучи уже один раз им «приглашенной», так еще и с возможностью входить после и в следующий раз, и во все последующие же разы, сразу, да и находясь же еще, в моменте, уже и по другую же все сторону двери, внутри, перейдя через границу. Но и решила, как и решилась же, сделать это, на всякий случай: ведь и если тогда еще, когда она оказывалась, то и в его комнате, то и в комнате Влада – все это было по их разрешению, как и с барского же все плеча, так еще и буквально на и с их же все и рук, обговоренное за- и ранее; как и некий же еще билет и «проходка за кулисы», именная и… от имени; то сейчас – она поднялась сама и вошла так же. И можно было бы сказать, что и по зову сердца, но и тут же ведь – без того-его ведома, как такового!.. Как он и сам уже – отреагирует на это? Как и мог?.. Да и должен ли был?.. А должно ли и она была – говорить это? Она этого – не знала. Но, и посчитав вдруг за себя и него нужным и должным, важным, по крайней мере, для себя и себе, а там уж и для него и ему – сделала это!.. «Вертать» – уже поздно: позади… да и пусть уж горит город, столица и… иже с ними. Ведь и здесь еще – ее и его, их мир. Который, пусть так и не отозвался, что и было же еще загодя ожидаемо, но и был: сейчас. И, уже закусив даже и свою губу, после и сразу же языка, от своей же все и глупости, а там же еще и несдержанной сознательности и… правильности, явно пошатнувшейся и пошатнувшей же все и как же все никогда – не только ее доверие к нему в нем, но и подтвердившей ее страх перед ним и… в ней. Но и все-таки же решив, что стоять так и достаточно же еще долго, она не сможет – из-за слабости, которая, пусть была и не так уже сильна над ней, но давала и продолжала же давать о себе знать, а, и, судя же еще по всему, парой фраз это все их дело не обойдется, придется и так же достаточно еще помолчать, она переместилась уже и на саму расправленную, а и точнее же все так и не заправленную, с прошлого и их же все двоих здесь пребывания, его кровать, но не как в прошлый же все и раз – головой и лицом к двери: в этот раз – уже макушкой к ней, а и лицом и взглядом – к потолку и стене. И, развалившись на ней чуть ли и ни звездой, сняла свой ворот с шеи и сложила его на банкетку у кровати, поверх сложенных же все и на пледе небольших черных и белых подушек, подмяв где-то между еще и под голову одну из них, сделав выбор в пользу все-таки и черной, и стала изучать силуэты на стене: руки сомкнув в замок и на животе, а ноги скрестив и уложив одну на вторую; правую на левую.
– Семь… – Вздрогнув от внезапного появления и прерывания тишины и молчания мужским же все и хриплым голосом, брюнетка нахмурилась и повернулась лицом к парню, думая, что и слишком долго уже так рассматривает стену, что и даже он уже повернулся, чтобы облегчить ее «мысленные растяжки» и страдания: на тему его же все и возраста – на момент «воспоминания»; но нет, он как стоял спиной еще и к ней, так и стоял, разве только лишь и фигура его – стала как-то… мягче. «Глыба» оттаивала – в каком-то своем внутреннем вареве и… котле. И уже ей это – не нравилось!.. Но и лезть к нему – она не собиралась: до какого-то и только ей же все, как и уже, известного сигнала или… его уже и «собственной» отмашки. Себе же – дороже!.. Придет время – скажет. Она же и сама прекрасно держалась – этого правила. И!.. То ли и успокаивая уже себя этим, то ли еще и искренне надеясь на это же от него: ждала такого же результата – и от него. Мало-помалу – уходя в самое же что ни на есть: сумасшествие. Безумие!.. Ожидая одного результата – от разных объектов. В данном же случае: субъектов. – Мне – здесь: семь!..
– Готова спорить – ты не и изменился с того момента!.. – Развернулась обратно девушка, слыша уже и легкий хрип с его стороны, но и скорее: «покашливание». Будто он уже даже и подавился, если уж и не рассмеялся!.. Но ей и этого – было достаточно: как и любой его эмоции, чувства; и своего же, на это, ощущения: спокойствия. Умиротворения. – Разве что – повзрослел… Но и: не более!.. Да и внешне. Внутри – ты все: такой же!
На что он уже и сам про- и замолчал и вслед за чем вновь повисла пауза, но и уже не такая, как в прошлый раз, легкая, как ни странно, удобная и весьма приятная: для и обоим. Что ж… Два одиночества, все-таки встретившиеся и встретившие друг другу, на пути!.. Так и привыкшие – к одиночеству; и к себе. Вдруг привыкли еще – и друг к другу: он – к ней; и она – к нему. И пусть же все в каких-то моментах – и не до конца. Но!.. Идущие – к этому. «Вместе»!.. По крайней мере. Не поодиночке… уже. Хоть еще и одиноки. Одни!.. Но и уже: не в одиночестве. И уже – хорошо, наверное!.. Наверное.
И, сжав губы между собой в тонкую полоску, она вдруг выдохнула: нежданно, даже и для себя, набрав чуть ранее же все и в легкие чуть больше обычного воздуха, далее же просто прекратив дышать почти и вовсе; из-за чего еще и сам выдох получился настолько тяжелым и громким, как и ей же еще показалось, что она тут же попыталась как-то это дело скрыть-замять, претворившись, что зевает, но и это – не помогло. Хотя!.. Как и кому же все посмотреть. Егор таки и развернулся же к ней лицом, полностью вернув себя и «свое»; хоть, и по итогу же все, заменив одну свою маску – другой!.. Да. Если, и до этого, была ничего не выражающая «тьма», то теперь это стала ничего не выражающая и не просачивающаяся ничем, не просачивающая ничего и никого: сталь. Не просвечивающая: стальная льдина. И, как из ниоткуда, снова повеяло: солью, морским холодом и лесно-скалистой свежестью. Еще немного – и, того и гляди, пойдет да и выпадет уже снег: укрывая все не столько еще и белым покровом, сколько синим инеем и прозрачной коркой льда. И стальная льдина – станет прямо-таки уже и каменной, камнем: в белой шапке, синей шубе и… прозрачных же валенках. А сама девушка обнимет себя не только еще и руками; лишь и ощутив легкую дрожь и какое-то липкое и противное чувство осознания: возвращения к истокам, к тому, что только лишь и совсем недавно было между ними, точнее, чего и не было, ничего; но уже и ногами – и уйдет «в себя», хоть и там: не теплее.
– Хочешь что-то спросить?.. – На ее же уже и молчаливое отрицательное покачивание головой, он только как-то обреченно же все хмыкнул куда-то в сторону и забросил голову назад к и на окно, облокотившись на подоконник. И, опершись затем руками на его пластиковую поверхность, прикрыл глаза, повторив ее выдох, но и лишь уже через нос: добавив от себя – какой-то, только и ему же все уже понятный, полурык-полустон. – Ладно тебе, Софи!.. Не знаю, как другие, видели… или нет, но и я-то – «слышал»! И тут еще надо разобраться: что – хуже. Слышал, как и ты же все прямо и сжалась же вся внутри, еще и внешне замерев, от моих слов: о твоем «статусе»… в моем понимании!.. – И грустная усмешка исказила его губы. – И только, по всей видимости, моем. Да… И это же еще при условии, что и некогда – только тебе: это и надо было. Я бы обошелся – и без таких, вот, формальностей: вроде названия и… каких-то там «имен». Как и какого-то да и, подобного же все, «официоза»!..
– Егор, я!.. – И София даже подпрыгнула, сев на постели, будто бы и пытаясь же еще так, внешне, собрать все растекше-растрескавшееся, по поверхности и внутри тела, в одно же и целое: придать себе и какой-то же все – целостности, общности и уверенности!.. Но и вновь была остановлена хмурым взглядом из-под светлых ресниц и бровей, как и уже прямо-таки и уставшим, еще не внешне, но уже и внутренне, его голосом: – Да!.. Я – знаю, что произошло: после. Я – присутствовал… – И, оторвав на миг свою правую руку от подоконника, пропустил сквозь ее пальцы пряди своих коротких светлых же волос, оттягивая их затем еще за и к концам от корней: малая боль тут же заставила его сцепить и стиснуть зубы, скрипнув ими, но и так нужно было, по крайней мере сейчас и ему, дабы прояснить и проявить сознание. – Но и то, что забрала она – ничто: в сравнении и с тем, в чем присутствовала и была ты. В чем – находилась ты: сама!.. Какое-никакое, а признание! Чувства и ощущения… Эмоции, София! – И спокойствие – сорвалось с петель и цепей: он – сорвался с них! – Душа и… сердце! Они были – твоими. Твои! Все было – твое: ты… и я.
– Они и сейчас – мои… – Прохрипела она и сглотнула нервно ком в горле. – Ну, кроме тебя. Тебя я – не присваивала…
– А меня и не надо: присваивать!.. – Оторвался он от окна и водрузил голову – уже и на сцепленные на коленях руки: и теперь темно-синий взгляд его – был направлен ровно и прямо в светло-карие омуты ее глаз. – Я – не вещь! Но в твоем и… нашем с тобой случае – не это: главная причина и… проблема. Вообще: нет. Это же уже – почти что: автоматика и… «автоматизм»! Само собой разумеющееся и… определяющее. Ап-ри-о-ри!.. Я же – уже: принадлежу тебе. Еще… пока… принадлежу! Сейчас и… здесь. И был, да, еще… уже… и… там. Как и было же – все: до!.. Является и являюсь же – и после. Так просто вышло!.. – Хмыкнул он и отрицательно качнул головой. – Нихрена: не просто. Да и доходит же все еще – не сразу, правда?.. До-шло. Сейчас!.. Но… Да! От этого уже – никуда не деться… Мне!.. – Сделал акцент он, не теряя ее глаз: как и серьезности, почти что даже уже и грубости в голосе. – Мне – никуда не деться, Софи. А, вот, ты… Даже и не знаю!.. Ты – денешься. И вполне… А я – за тобой. Следом… Как!.. Банный лист. Или… «Хвостик». Шаг в шаг… Тоже: денусь. Да. Но вот только лишь: и куда? Зачем?.. Надо ли?
– Если ты опять… – И осеклась, прикусив вновь язык и губу, только и теперь уже именно понимая, а там и почти что принимая, что и начинает даже отзеркаливать его и продолжила спокойнее: если из них двоих он пьяный, повышает голос – она не должна ни в коем случае на него, как и на это же все его поддаваться, реагировать, а и должна, как раз таки, оставаться трезвой и сохранить адекватность; крича друг на друга – они ни к чему не придут, а и только еще больше разругаются, – …снова про и из-за Артема, то…
– Артема!.. – Рявкнул уже даже он, оборвав ее и уже подорвался с насиженного собой места, но и после же все остановился и приложил правый кулак к губам, набирая воздуха в легкие и прикрывая глаза: ему надо было успокоиться; он же – уже кричал на нее, хватит, на сегодня… и вообще, должен же был сдержаться, хотя бы и попытаться, почему и она его сама не остановила, а и было бы лучше?.. – «Здесь». Нет… – Глубоко вдохнул, выдохнул и, наконец, открыл глаза, смотря на нее теперь уже и куда более спокойно. – Я – не о ком-то третьем: которого, и опять же все, сейчас: нет. Или третьей, которой: тоже – нет! Я – о нас. О тебе. И… Себе.
– Но и если так еще посмотреть: третья была – куда больше, чем и третий!.. – Решила все же, и пока еще далеко не отошли-ушли, прояснить всю картину брюнетка: не столько уже и чтобы именно оставаться – виноватой и повинной, одной, сколько и внести кое-какие, некоторые коррективы да и кое-что ему напомнить. – Я Артема – не целовала. Да и уж если на то пошло!.. Это было – так давно, что… И неправда, во-первых. А во-вторых, я и такая же, как я, такой же и не, не такая, но и не человек, «чистый», проживет – еще не раз, да и не два; а он, вот, уже и не факт. Он – не проживет; и не пере-живет!..
– Приятно – быть: последней?.. – Оценил ее этакий еще и «недо-взрыв» Егор, с грустной ухмылкой и таким же прищуром.
– Нет!.. Вообще бы: никакой… Никакой – не быть!.. – «Сорвавшись» вдруг и на шепот, проговорила-хрипела она, держа теперь в руках подушку и перебирая маленькие кисточки на ее углах. – Но и ему явно зашло – быть: первым и… последним. Иронично!..
– Разбежался!.. – Фыркнул он и только уже даже и собрался сесть подле нее, как вновь попал в поле ее зрения, поднятых на него и снова же все карих глаз, и, будто бы и сбившись с курса, остался на месте: она – «сбила» его сама, неожиданно еще «подрезав».
– Почему у меня сейчас такое чувство, что мы поменялись местами?.. – Смерила его непонимающим взглядом девушка. – Поменялись: ролями! И там, где и я же еще боялась находиться рядом, вблизи тебя, да и чего уж там – хоть и как-то контактировать, взаимодействовать с тобой, теперь уже боишься ты?..
– Я – не «боюсь»! – Отрезал Егор, тут же засунув руки в передние карманы своих джинсов, и отрицательно качнул головой: в который раз уже отмахиваясь и отметая, разметая свою злость… во все стороны; разбрасывая и раскидывая ее – по углам… и дальше, дольше и глубже, чтобы потом уже ее полностью собрать и вымести, а там и вымести-ть, но и уже не на нее: не для и не ей ведь и предполагалась… еще и изначально. – Я просто не знаю: как быть дальше!.. С тобой. И… Как мне быть? И… Нам!..
– Как раньше… – И светлые брови напротив, с ее же все и фразы, тут же взметнулись аж и почти под самый потолок, что и ей же все пришлось так же почти сразу же исправиться: чтоб и после же не искать их – где-то и у своего же уже отца. – Ну!.. До того, как и меня же все стало… две. Как и все «начиналось» же, точнее… Продолжалось!.. – И он вновь сделал шаг к ней, как и снова же затем остановился: хоть и сдвинувшись в левую сторону и ближе к кровати, но и не совсем к ней, не до конца и дойдя до нее. – С того… неадеквата!.. Неадекватного… адеквата! Ты можешь уже сесть; и не мельтешить перед глазами?.. Я тебя – сбиваю-подрезаю; и сама… Ся-дь!.. – И, только уже после подметив слишком большую дозу приказа не к тому и «опять», хоть и пусть же все в виде ответочки к и на его же все еще прошлое поведение, в отношении нее и Полины, чуть ранее и внизу, она все же понизила свой тон и перешла в разрез: просьб и даже мольб. – Пожалуйста… – На что уже и как-то весело же все усмехнувшись, блондин промолчал, но и последовал ее просьбе-мольбе, сев рядом. Так еще и поимев немного наглости, от себя, притянул и ее к себе: но и пока же все еще так, чтобы касаться ее – только коленями, своих и ее же все скрещенных, уже и под ней, ног; да-к еще и к тому – деля подушку с ней на двоих: выдав ей – верхние уголки с кисточками, а себе – нижние… для «перебора». – Хорошо… Спасибо!.. И давай теперь уже, наконец, на словах. Я прошу прощения у тебя, что… сорвалась на тебя же и… тебе, «накричала»: когда ты – только лишь и предложил, предлагал мне свою помощь… с ванной. Но и это же – не потому, что я резко все забыла и… попыталась же максимально откреститься, закрыться и забыться. Вообще: уйти!.. – И в страхе даже округлила и сама глаза, горько сглотнув, вмещая в это одно понятие: все смыслы и… сразу. – Все, что угодно, только чтобы: ты ушел и… тебя не было! Рядом… Не рядом. Никак!.. Это не было – и к тебе, как… К брату. Не знаю!.. Другу. Пар-ню! – И сгримасничала, вновь утыкаясь в свои старые-добрые «понятия-воспоминания»: от которых и сама же еще бежала, да так и не у-. Да и… надо ли… уж?.. От себя ж еще – и не убежишь. Нужно: что-то другое. – Это было – лично, как к человеку: который… понимает мое одиночество и… смог бы разделить его; может поделить и со мной – свое. А может, и просто: понять, принять и… простить. Да и дать им – насладиться: в одиночку же, одной и… в полной мере. Как бы это «тавтологично» и ни звучало!.. Но мне – нужно было это одиночество… в одиночестве. В своем и… Себе. С собой!.. – И вновь тяжело вздохнула, затем так же все выдохнула, в попытке сдержать уже и вновь же все подбирающийся поток слез, который, но и казалось же лишь опять, незадолго до потерялся и потерял все входы и выходы, что забились уж корками с пылью, грязью и засохли: а тут вдруг раз, вспомнил и… нашел, так и еще их же все, обрел, блин, разом, преисполнился; да-к еще и не собирался останавливаться, прекращаться, походу и вообще. – А и стоит ли говорить еще и о том, что теперь мне, по ходу пьесы, придется еще и все зеркала завешивать?.. – И вот, нервный и истеричный смешок сорвался с ее губ. – Вместе и со всеми отражающими поверхностями!.. Чтобы только лишь не отражаться в них и… не видеть себя. Я не хотела, чтобы ты видел меня: такой и не, в принципе! Подавленной и… Разбитой. Пусть ты и видел меня – в моменты и похуже; порой еще и созданные тобой же самим!.. – И закусила нижнюю губу, отрицательно покачав головой. – Но и не суть… Я не хотела и… Не могла. – И, оставив уже, наконец, подушку в покое и сам, парень отпустил ее концы, а заодно еще и забрал их-ее у девушки, отложив куда-то в сторону, и вместо этого взял «в оборот» уже и ее же все руки: ладони которых и вот-вот готовы были уже показать-явить миру «звездное небо из… созвездий»; но и не «из звезд», а в виде полу- и месяцев… от создавших их ногтей. «Космос – это синяки…». И не только!.. Но и нетушки, не надо. – Моя реакция на… девушку… обусловлена – только этим; и ничем другим. То есть!.. – И усмехнулась, а затем уже даже и легкий смешок сорвался с ее губ: чуть спокойнее, чем и все же предыдущие; хоть и все так же – на пределе, но и не за предел сил и нервов. Взгляд же свой она – так и не подняла, чтоб рассмотреть его: и насколько – он близок; упершись им в их же все уже и сцепленные руки: теперь перебирая своими пальцами – его. – И я знаю, да, что ты сейчас скажешь, что: это неважно и что это только тело, лишь оболочка и тебе, как и всем, важно насыщение, внутренний мир и… такое же над внешним!.. Но и кого, блин, этим обманывает «человек», вроде тебя, что и не человек, да и с твоей же все внешностью, скажи? – Но, и поднеся ее кулачки в своих ладонях к своим же губам, он только оставил легкий поцелуй на коже их: мешая прикосновение с тихим смехом и отрицательным покачиванием головой. На что уже и она, проведя взглядом по всему этому его маршруту, с тяжким вздохом закатила глаза. – Вот!.. Еще – и смеешься, конечно! Гораздо проще говорить о таком, будучи с тем, что ты хотел; и без того, чего не. А я – не хотела: все! Не хотела: ни рисунков. Ни, и теперь вот, шрамов!.. Но получила – все; и сразу! И как: теперь? Кто – я? Девушка Франкенштейна?.. И-ли Ганнибала Лектора!
