– Как же от тебя воняет, Кретиний! Почему ты не моешься? Сука! Термы открыты для всех! Даже для таких как ты!
Большой раб молчал и смотрел на Кайсара с безразличием.
Кайсару это не нравилось, но он старался держать себя в руках, потому что был из патрицианского рода, а позволить себе взрываться по таким пустякам могут лишь плебеи.
– Молчишь.
Толстяк и вправду молчал.
– Помпея говорит, ты снова попался на долбаном воровстве. Я тебя предупреждал, скотина!
Раб не реагировал, а продолжал смотреть на Кайсара как баран.
– Мало того, что ты жрёшь барабульку за пятерых, воняешь как долбаная клоака летом, да ещё и воруешь! У кого воруешь?! У меня! У меня, скотина!
Кайсар, наконец, наплевал на своё знатное происхождение и взорвался. Потом он вскочил на ноги и дал толстяку по морде. Полагаю, это красное вино на него так подействовало.
Большой раб как стоял, так и бровями не повёл.
– Помпея, я не знаю что с ним делать! Он меня достал!
– Продай его к чертям собачьим!
– Кто его купит? Ты посмотри на него! И принюхайся! У тебя насморк, что ли? И потом, он лучше других умеет сворачивать фазанам головы, а это, знаешь ли, большое искусство! Ты видела как он это делает? Это просто песня! Не поверишь, но те фазаны, с которыми поработал Кретиний, лучше прожариваются и вкуснее получаются!
– Ну, ты преувеличиваешь, дорогой.
– Нисколько! Боги даровали ему талант.
– Если всё оставить как есть, то он со своим талантом вынесет из дома даже твои фамильные веночки! И пойдём мы с тобой по миру!
Кайсар вздохнул.
– Ты права, Помпея. Впрочем, как всегда.
– Раз его не продать, нужно его куда-нибудь деть, но с выгодой! Не выбрасывать же его на Долиолуме!
– Да. Но куда выгодно деть?
– Ты хотел писать рекламацию на гарум.
– Я и теперь хочу. Но что с того?
– Напиши, что качество гарума настолько отвратительное, что даже рабы дохнут от его употребления.
– Точно! Пускай возместит его стоимость, сука! Так! Зовите Фаллакуса и Теребиния! И пускай они притащат амфору с гарумом из последней партии!
Кайсар потёр свои ладони.
– Ох, Помпея, как мне с тобой повезло! Этот мудень заплатит мне за своё дерьмо!
Явились два здоровенных раба с амфорой. Один из них был ярким африканцем, а второй был рыжим и смахивал на германца.
– Хватайте Кретиния и валите его на пол!
Здоровяки замешкались, но Кайсар пнул одного из них ногой.
– Что, оглохли?
Рабы схватили толстяка, но повалить его оказалось делом не простым.
– Эй, Писец, помоги им! – крикнул мне Кайсар.
Я вскочил, запрыгнул на спину Кретиния и схватился за его необъятную шею своими руками.
Наконец, толстяк был повержен.
– Держите его! А ты, Писец, наливай мне гарум из амфоры в кувшин.
Я вскрыл амфору и принялся выполнять приказ.
– Открой рот, скотина!
Кретиний, похоже, был сытым, и рта не открывал.
– Я прикажу выпороть тебя, долбаный воришка! А потом Фаллакус с Теребинием вскроют твоё брюхо и нашпигуют тебя фазаньими крыльями! А потом они прожарят тебя…
– Гай, не так, – сказала Помпея, подошла к толстяку и склонилась над ним. – Говори, толстомордый, куда дел мои белила!
Кретиний с ужасом смотрел то на женщину, то на Кайсара.
Рабыни-негритянки стояли в дверях и прикрывали свои белозубые рты руками.
– Говори, где белила, жирная тварь! Говори! Говори! – кричала Помпея.
– Я не брал! – вымолвил раб, наконец.
– Где белила, Кретиний? Где они? Куда ты их дел? – вопила обиженная женщина.
– Я не бра-а-ал! – закричал толстяк.
– Лей, Гай, лей! А ты – открой рот, если не брал!
Кретиний открыл рот, а Кайсар принялся вливать в глотку толстяка гарум.
Когда Кретиний начинал захлёбываться, Кайсар переставал лить соус, и в дело вступала Помпея.
– Где белила? Где они? Кретиний, говори!
Толстяк снова заявлял своим криком о невиновности, а Кайсар опять лил соус в его глотку.
Таким образом в Кретиния было влито три с половиной кувшина гарума. Перестали наполнять толстяка лишь когда соус начал выливаться из всех его щелей.
– Их взяла Ангелия, – сказал Кретиний и испустил-таки свой дух.
– Ангелия? Сучка! Где она? – крикнула Помпея и выбежала из триклиния.
Служанки-негритянки последовали за ней.
– Ну вот. Фаллакус, зови лекаря! А ты, Теребиний, сгоняй за судьёй Дредусом!
Рабы убежали выполнять приказ, а мы с Кайсаром выпили ещё вина.
– Будешь строить Помпее зенки, тоже пойдёшь в рекламацию, – сказал Кайсар Марцеллусу.
Я промолчал, а Марцеллус испугался, пожалуй.
Пришёл лекарь – пожилой уже человек, но с умными и добрыми глазами.
– Что случилось, Кайсар? Я думал, что ты при смерти, раз меня требуют посреди ночи! А ты…
– Не сердись, старина, – сказал Кайсар и дал лекарю пару-тройку звонких монет.
– Что это? – сказал старичок и кивнул на тело Кретиния.
– Этот раб подавился гарумом.
– Он мёртв?
– Конечно. Ты бы тоже отдал концы, если бы попробовал это дерьмо.
– По-моему, он не только попробовал, но и выпил не меньше половины амфоры. У него только из ушей гарум не льётся.
– Увлёкся, собака. Сейчас сюда явится судья Дредус – мне нужно заключение о том, что причиной его смерти стал этот соус.
– Зачем тебе, Кайсар? Это же раб. Спиши на внезапность и непредсказуемость, да и пёс с ним!
– Так нужно, – сказал Кайсар и дал лекарю ещё пару-тройку не менее звонких монет.
– Ну, нужно – так нужно! Давай папирус и чернила. Перо ношу своё!
Старичок нацарапал что-то на папирусе и поставил свою печать.
– Ну, если я больше не нужен, то пойду. Спать хочу, Кайсар. В моём возрасте сон – это…
– Да, да, конечно, старина. Иди. Вот тебе ещё. Добрых снов!
Лекарь ушёл, а Кайсар с заботой скрутил папирус и положил на стол.
– Ну, где этот долбаный Дредус? Всю ночь его ждать? Всего лишь судья, а важности как у претора! Писец, неси ещё вина!
Я принёс вина, и мы с Кайсаром выпили.
Судья всё не приходил, но вернулась довольная Помпея.
– Что с белилами? Нашла? – спросил Кайсар.
– Нашла! Эта долбаная Ангелия прятала их между своих ног! Дура! Думала, что меня так просто можно взять и обвести вокруг пальцев! Дура! Налей мне вина, Писец!
Я налил Помпее вина, а она выпила половину своего кубка за пару-тройку глотков.
– Хорошо! – сказала она.
– Что ни говори, а ноги у Ангелии красивые, – сказал Кайсар. – Таких стройных и длинных ног у патрицианок не бывает! Не растут! У них либо длинные, но кривые; либо стройные, но короткие. Я не понимаю в чём дело.
– В таком случае, я позабочусь о том, чтобы у Ангелии ног больше не было!
– Помпея, ты как всегда…
Семейный спор прервал подошедший, наконец, судья. Он выглядел сонным, но весёлым.
– Дорогой Кайсар, рад тебя видеть!
– Приветствую тебя, Дредус! Как дома? Жена не болеет?
– Она умерла месяц назад.
– Я не знал, Дредус. Соболезную.
– Я говорила тебе, Гай, – сказала Помпея.
Кайсар махнул на неё рукой и дал судье свой кубок с вином.
– Отчего она умерла?
– Про такие болезни не говорят вслух, Кайсар, – сказал Дредус, засмущался и выпил вина.
Помпея ухмыльнулась и посмотрела на Марцеллуса.
– Да что ты! Изменяла?
– Да. Долбаная сука! Это выяснилось только когда лекарь нашептал мне по секрету о её… Ну, ты понимаешь!
– А ты-то как? Здоров?
– Я к ней с того дня больше не прикасался.
– Повезло.
– И не говори. Но что у тебя за дело?
– Да вот, раб сдох.
– Я вижу. Это бывает, Кайсар. Но зачем тебе я? Это же раб! Зарой его за городом – и дело с концом. Оформи как смерть от переедания – смотри, какой жирный! Ух!
– Ты с ума сошёл! Да меня засмеют – мол, рабы у Кайсара дохнут от переедания! Я любые выборы проиграю!
– Ну тогда…
– Лекарь уже дал заключение, что причиной смерти стал некачественный гарум. Я хочу, чтобы ты вынес судебное решение в мою пользу. Хочу требовать компенсацию у производителя говённого соуса.
– Кайсар, ты мне друг, но побойся богов! Если бы от соуса помер какой-нибудь патриций, или, скажем, богатый плебей, или даже какой-нибудь задрот, но с римским гражданством, тогда – без вопросов. Но тут раб! Кайсар, я…
– Да какая разница? Это моё имущество! Я потерял своё имущество, Дредус!
– Но будет прецедент!
– Плевать! Зачем сейчас думать о том, что, может быть, когда-нибудь будет?!
– Кайсар, я не знаю…
– Зато я знаю, Дредус! И я поделюсь с тобой своим знанием, – сказал Кайсар и сунул в судейскую руку серебряные монеты.
– Как-то… не удобно… мне…, – сказал судья и покраснел.
– А так? – спросил Кайсар и сунул ещё монеты.
– Хорошо. Зайди ко мне завтра в магистрат – я подготовлю бумаги. Давай заключение лекаря.
Кайсар отдал судье лекарский папирус.
– А заодно запишешь на меня этого раба. Это мой Писец. Приобрёл его у Красса.
– Зачем тебе Писец, Кайсар?
– За тем, что я собираюсь поступить на ответственную должность.
– Наконец-то! Понял-таки, что на крыльях состояние себе не сделаешь.
– Как знать, Дредус! Как знать!
– А тут и знать нечего! Твой Красс не стал бы долбаным магнатом, если бы не занимал ответственных должностей! На одних только проскрипциях три виллы и шесть ферм нажил!
– Красс скоро вернётся в Рим, так что ты язык-то прикуси! А то у него четвёртая вилла с лёгкостью нарисуется!
– Ты прав, Кайсар. Что-то я разболтался. Приболел, наверное. Пойду полежу! До завтра!
Дредус кивнул Корнелии и ушёл.
– Ну вот, Корнелия! Я затребую такую компенсацию, что этот гарумный мудень разорится! А Кретиний войдёт в историю как «золотой раб». Зато теперь будут знать, суки, как делать дерьмовый гарум!
13
Меня подселили в комнату к Фаллакусу с Теребинием.
Домус Кайсара, как я уже писал, был небольшим, поэтому рабы жили в стеснённых условиях, если вы понимаете о чём я. Да и хозяева, честно сказать, не могли похвастать размерами своих спален.
В нашей комнате стояло два лежака с матрацами, которые были набиты соломой, мелкий стол и горшок.
– Будешь спать на полу, – сказал рыжий Теребиний. – Завтра получишь матрац – набьёшь его соломой. На наш горшок не ходи – тут за углом – публичный сортир.
Я не стал спорить с рослыми соседями и лёг на пол, а парни заняли свои лежанки и затушили свечу.
– Кайсар – добрый хозяин, – сказал Фаллакус.
– И справедливый! – добавил Теребиний.
– Да. И справедливый. Он обещал дать нам свободу, если будем хорошо служить ему.
– Да, винт… винтигацию обещал нам устроить!
– Виндисакцию, дурень!
– Может, и тебя отпустит. Ты делай, что тебе говорят, и главное – не спорь и не переспрашивай.
– Да. Они этого не любят. Особенно Помпея.
– Да. Однажды она приказала зажарить в домашнем очаге одного испанского перца за то, что он замешкался и захотел спросить разрешения у Кайсара показать ей своего долбаного крепыша. Да и крепыш-то был, как выяснилось, – так себе… Потому, видать, и разрешение спрашивал – боялся расстроить хозяйку.
– Да. А я тогда устал дрова таскать – хреново горел, сука! Потом вонь в доме неделю стояла!
– А что вы ещё делаете, кроме как занимаетесь очагом? – спросил я.
– Да всё подряд! На стройке работаем – кирпичи таскаем.
– Кайсар дом решил переделать.
– Да. На рынок ходим за харчами. Хозяйку в паланкине таскаем – она по Риму сама не ходит. В термополиях хозяйских помогаем – фазанов душим, ощипываем.
– Рабов порем, если борзеть начинают.
– Да. Завтра, похоже, Ангелию пороть будем! Доигралась, дура!
– Да. Помпея ей белила не простит.
– Не простит – как выпить дать! Запорем до смерти!
– Жаль. Ноги у Ангелии красивые. Жопа большая, а сиськи – уж больно мелкие! Как фиги!
– А по мне так в самый раз!
– Да тебе всё равно, что жопа, что сиськи! Кидаешься на всё живое без разбора! Негритоски уже не знают, куда от тебя прятаться!
– Ха! От меня не спрячешься! – сказал тёмный Фаллакус. – А ты напрасно брезгуешь, Теребиний! Они сочнее многих!
– Кого?
– Хозяйки, например.
– Помпея – ненасытная сучка! Не даёт расслабиться!
– Да! Я, бывает, по два дня за негритосками не гоняюсь после прогулки с ней.
Я почувствовал удар по лицу и открыл глаза.
– Это обсуждается только в этой комнате! Понял, Писец? – сказал Теребиний.
Я ответил, что всё понимаю, и беспокоиться не о чем.
– Если узнаю, что болтаешь – отрежу тебе язык и засуну в твой же зад! А Кайсару скажу, что ты его сам себе откусил!
– Ага! В порыве страсти! Твоему заду мы найдём применение!
– Тьфу! Опять ты, Фаллакус! Я не буду в этом участвовать!
– А я буду! Для разнообразия! Привередливый ты, Теребиний!
В тот момент я, наконец, понял, что если мои соседи исчезнут навсегда, то я вряд ли пожалею об этом.
Утром я пришёл к Кайсару и попросил поселить меня всё равно куда, лишь бы не с добрыми, но крепкими приятелями-мордоворотами.
– Да я и сам думал об этом. Всё-таки Писец должен мыслить не только долбаным фаллосом, – сказал Кайсар. – Твою голову будем беречь. Я избавлю тебя от этого нудного общества.
После этих мудрых слов я зауважал хозяина ещё сильнее, Марцеллус был готов целовать ему ноги, а Кайсар приказал выделить мне часть чердака. Там было прохладнее, чем в комнатах, но я готов был потерпеть, знаете ли.
Фаллакусу с Теребинием моё переселение не понравилось, хотя, казалось бы, место в их комнате освободилось. По-моему, любой другой бы порадовался такому исходу, но они этого делать почему-то не стали.
– Брезгуешь нашим обществом, сраный мудень? – спросил меня Фаллакус на завтраке, когда я чистил себе единственное фазанье яйцо.
– Думаешь, если ты Писец, то умнее нас? – добавил рыжий Теребиний.
Я хотел ответить, что такая мысль у меня появлялась, и не один раз, но Марцеллус уговорил меня не делать этого, чтобы не злить добрых людей. И я пошёл ему навстречу. Почему бы и нет?
– Ты ещё пожалеешь об этом, ушлёпок! – пообещал Фаллакус.
А Теребиний ударил Марцеллуса жареной барабулькой по лицу. Сука!
Я хотел возмутиться, но решил отложить своё возмущение до более подходящего момента.
Так я нажил себе двух доброжелателей из числа кайсарских любезных и услужливых рабов.
В тот день они запороли Ангелию до смерти, хотя Помпея приказала лишь «всыпать ей по первое число». Полагаю, парни числами не владели, и не знали, где первое, а где не первое, или таким оригинальным способом хотели запугать Марцеллуса.
Весёлые мордовороты побаивались бить его в открытую – всё-таки Писца Кайсар ценил более других рабов, но они не отказывали себе в удовольствии напакостить нам с Марцеллусом при первой же возможности.
Они могли, например, порвать мою выстиранную одежду на тряпки, чтобы вымыть полы в доме, или измазать лицо Марцеллуса фазаньим дерьмом, пока тот спал.
Но самая гадкая пакость, на которую они отважились, заключалась в случайном опрокидывании моей личной соусницы. Врагу не пожелаешь остаться на обеде без гарума, скажу я вам!
Я не жаловался Кайсару, потому что это претило моим жизненным принципам, но и в схватку с долбаными верзилами не вступал. Я не хотел, чтобы нас с Марцеллусом замочили в каком-нибудь засранном сортире.
Я тогда мечтал о воле. Свобода становится на порядок дороже, когда её теряешь, знаете ли!
И я всё ещё надеялся вернуться к Каннингему и наказать его за растворение любимой женщины.
Прошла неделя или две.
Я со старанием писал для Кайсара письма, отправлял его распоряжения в термополии, с особенной тщательностью проверял финансовые отчёты, с выражением читал ему статьи Кикеро, и нареканий по службе не имел.
Я даже стал надеяться на виндикацию, хотя Кайсар даже не заикался о моём освобождении. Но я верил в то, что боги помогут мне обрести свободу.
Компенсацию от гарумного дельца Кайсар получил-таки и решил отметить это важное для него событие.
Я прочитал, по его приказу, решение суда Помпее.
– Вот, Помпея, я разорил гарумного мудня, как и обещал! Не корысти ради, но в назидание другим! Теперь поедем в Африку налаживать деловые контакты! А сегодня будем гулять! Я пригласил Дредуса и Квинтлиния в попин! Напьюсь! Ох, напьюсь! Ты не против, если я оставлю тебя вечером, дорогая?
– Не против. Ты молодец, Гай. И напейся! Не каждый день бывает таким удачным! И не забудь купить мне подарок!
– А что ты хочешь в подарок?
– Нового раба. Взамен Кретиния.
– Ну… Помпея, это дорогой подарок. Мы ещё не вышли в ноль, да и на жирную должность я ещё не поступил. А новый раб – это ещё один рот. А рты у рабов, порой, больше хозяйских!
– Не только рты. А, по-твоему, я не заслуживаю дорогого подарка?
– Я не то…
– А барабулек на откорм ещё одного раба, полагаю, у нас хватит!
– Помпея, наступит день и я подарю тебе десяток рабов на любой вкус! Дай мне немного времени!
– Хорошо, Гай! Но тогда подари золотую фибулу в виде фаллоса!
– Отличный выбор, дорогая! Завтра же пошлю за ней!
Кайсар ушёл отмечать с друзьями выигранное дело, а меня позвали к Помпее. Я волновался, потому что никогда не знаешь, что у женщин на уме.
Хозяйка сидела в полупрозрачной шёлковой тунике в своей спальне, а на её лице блестели дорогие белила из крокодильего дерьма. Вероятно, у женщин на уме всегда одно и то же.
– Тебе нравится у нас, Писец? – спросила Помпея.
– Да, госпожа. Так хорошо мне не было нигде и никогда! – сказал я.
– Кому ты принадлежал раньше?
– Крассу.
– Красс – жестокий рабовладелец. У него не забалуешь!
– Ты права, госпожа! Впрочем, как всегда! – ответил я с солдатской чёткостью и искренностью.
– Не подмазывайся, красавчик! Лучше покажи мне своего крепыша!
Я тут же вспомнил рассказ добрых парней о зажаренном в очаге испанском перце и без лишних слов выполнил приказ хозяйки.
– Ну что ж, недурно, – сказала Помпея.
Марцеллус засиял и почувствовал себя уверенным мужчиной, а о Кайсаре и вовсе позабыл.
Помпея встала, скинула с себя тунику и подошла ко мне с дорогим нафаллосником из прочной, но тонкой овечьей кожи в руке. – Наденешь вот это!
Мне пришлось ей отдаться, как вы, наверное, сами понимаете. А как не отдаться, если оказано такое доверие? Да и нафаллосник был на удивление новым – ни разу не штопанным.
А то, что нам пришлось пережить той ночью, не укладывалось в голове Марцеллуса ещё не один день. Помпея оказалась до такой степени искусной и скрупулёзной, а местами, и изобретательной в любви, что удивила даже меня, а я уж всякого повидал, можете мне поверить. Что уж говорить о Марцеллусе… Фаллакус и Теребиний, пожалуй, не преувеличивали способностей этой маленькой и не самой хрупкой женщины.
– Иди! – сказала мне Помпея под утро. – Кайсар знать не должен!
Я вернулся на свой чердак и уснул, потому что силы мои были на исходе.
Проснулся я лишь к обеду и испугался, что Марцеллуса накажут за длительное отсутствие – спать рабам днём запрещалось. Но обо мне, к счастью, не вспоминали.
Кайсар уже вернулся с ночной гулянки, лежал в триклинии на своём диванчике и пил вино.
– А это ты, Писец… Где ты был?
– Я… Я…
– Научись ясно докладывать. Что ты мычишь? Ай!
Кайсар махнул на меня своей рукой и зевнул.
– Из термополий отчёты приходили?
– Нет ещё.
– Как придут – сразу ко мне! Нет. Пожалуй, отложим до вечера.
Кайсар снова зевнул.
– Налей себе вина, Писец!
Я выполнил распоряжение доброго хозяина и сел за свой столик в углу.
– Дредус рассказал мне, что в Этрурии можно купить карлика. Какой-то мутный деляга распродаёт. Видел когда-нибудь карликов?
Я ответил, что видел, и не соврал.
Я тогда вспомнил, что Крикс говорил о рабовладельце из Этрурии, который поставил производство карликов на поток.
– Вот, думаю, приобрести на потеху. Чёрные рабы у меня есть, мордовороты есть, даже грамотный Писец есть, а карлика нет. Да и Помпею побаловать хочется. Вместо фибулы ей подарю. Этих фибул уже полный дом! Карлики же не много едят? Как думаешь?
– Думаю, что прокормить карлика проще, чем Теребиния с Фаллакусом.
– Ха-ха! С этим не поспоришь! Кстати, где эти бездельники? А ну-ка позови-ка их сюда!
Я нашёл добрых парней во дворе – они играли в кости и с неохотой пошли в триклиний к Кайсару.
– Где вы болтаетесь? Опять в кости играли? Я вчера вам что приказал?
– Наказать раба, – ответил Фаллакус.
– Вы наказали?
– Да, хозяин.
– Да? А его сегодня видел, когда возвращался домой. И выглядел он ненаказанным! Совсем уже оборзели!
– Ну… Мы вырвали у него зуб и выпороли – всё как обычно. Он просто крепче остальных, видать, – бодрится, сука!
– Если крепче, то и наказание должно быть соответствующим! Это же понятно! Расслабились? Не видать вам виндикации, как своих ушей! Нет! Пожалуй, я продам вас! За таких мордатых можно неплохие деньги выручить! Куплю, вон, себе карликов! Они едят меньше! Видели карликов?
Фаллакус и Теребений помотали своими большими головами.
– Они маленькие, но проворные. А вы – мало того, что тупые, так ещё и бездельники! Сегодня же выпорете друг друга при Помпее – она такое любит! Да ещё сама поддаст вам! Кстати, где она?
– Отдыхает, – сказал Теребиний.
– С чего бы это? Уже скоро ужинать!
– Это нужно у Писца спросить, – сказал Фаллакус.
– У Писца? Почему у него?
Мордовороты со злорадством смотрели на меня, а я встал и был готовым провалиться в землю.
– Кайсар, мы можем остаться одни? – спросил я.
– Пошли вон! – сказал Кайсар мордатым рабам.
Они выбежали из триклиния, а я остался.
– Я… Я … Не знаю как сказать…
– Что? Она позвала тебя к себе? Говори!
– Да. Но я не хотел! Кайсар, поверь!
Кайсар разозлился, а я испугался за свою жизнь.
– Так! Эй, позовите Помпею!
Негритянка с огромной грудью помчалась выполнять приказ.
Прошёл час, но Помпея пришла-таки в Триклиний и легла на диванчик рядом с супругом.
– Будем ужинать, дорогой? – спросила она.
– Будем, но не сейчас.
– Ты чем-то расстроен, Гай?
– Да. Я недоволен, Помпея!
– Чем же, Гай?
– У нас с тобой есть договор! Твои рабы – это твои рабы, и ты можешь делать с ними всё, что пожелаешь! Но мои рабы – это мои рабы! А пользоваться моими вещами я тебе не разрешал!
– О чём ты?
– О Писце!
– А что с ним? – спросила Помпея.
– Не придуривайся! Я знаю, что ты вызывала его к себе, пока меня не было!
– Это он тебе сказал?
Помпея бросила на меня взгляд полный ненависти, и я уже начал представлять себя на вертеле, который крутят веселящиеся Фаллакус и Теребиний.
– Какая разница, кто сказал? О твоей похоти и так ходят слухи по всему Риму!
– Но я не изменяю тебе!
– Я знаю о твоей слабости, и я не против, когда ты используешь своих рабов, но теперь ты пользуешься моими! Так и до измены не далеко! Помпея, ты же знаешь – я хочу получить значительную и государственную должность! Это нужно для нашего дела! Без этого мы не сможем завоевать мир своими долбаными крыльями! Мы не сможем зарабатывать интересные деньги, а значит, до конца дней останемся в Субуре в этом клоповнике! Если станет известно, что мне изменяет жена, то можно будет поставить крест на моей карьере – за рогатых не голосуют!
Пламенная речь Кайсара тронула Помпею до глубины её женской души. Она подсела на его диванчик.
– Ну прости, Гай! Обещаю, что не буду брать твоих рабов!
Заботливая супруга поцеловала Кайсара в щёку, и он успокоился.
– Помпея, фазаньи крылья – дело моей жизни. Я хочу, чтобы их ели в Риме, в Галлии, в Азии, в Африке, даже в Британии, чёрт бы её побрал! Видят боги, я не перед чем не остановлюсь, чтобы добиться своего!
– Я верю тебе, дорогой!
– Ты со мной?
– Конечно, Гай. Только купи мне ещё раба! Хотя бы одного… Ну, пожалуйста…
Кайсар повеселел.
– О! Помпея! Говорят, в Этрурии какой-то кекс торгует карликами. Хочу взять одного.
Помпея захлопала в ладоши.
– Гай, подари его мне!
– Хорошо, мы с Писцом завтра же отправимся в путь!
Помпея поцеловала Кайсара ещё раз.
– Ну, а теперь можно и поужинать! Эй, несите крылья и вино! – сказал Кайсар.
Так закончилась мелкая семейная ссора, причиной которой стал Марцеллус с его неукротимой энергией и чрезмерной податливостью. Но с другой стороны, у него не было выбора, и он не мог поступить иначе, даже если бы захотел. Или-таки мог?
Как бы то ни было, но точки Кайсар и Помпея, наконец, расставили и пошли друг другу навстречу, и тем самым укрепили свой добрый союз.
Но, несмотря на благополучный исход, Помпея пополнила-таки компанию моих доброжелателей, потому что была уверена, что это я нарушил её приказ и рассказал Кайсару о её невинных шалостях с Мацеллусом. А женщины – мстительные существа, скажу я вам. И злить их не рекомендуется – себе дороже может встать!
14
Утром мы с Кайсаром отправились в Этрурию за карликом для Помпеи.
День был прохладным и местами дождливым, но время пролетело с высокой скоростью, потому что Кайсар был превосходным собеседником – он был умным человеком с добрым чувством юмора. Этот римский патриций был симпатичным парнем, кто бы что ни говорил.
К вечеру мы прибыли к огромной вилле. Она стояла на большом холме и выглядела как крепость. Полагаю, потребовался бы целый легион, чтобы взять домовладение штурмом.
У ворот нас встретил карлик. Он был вполовину роста Марцеллуса, но с большой головой и выразительными глазами. Эти выразительные глаза ничего, кроме нанависти, пожалуй, не выражали.
Мы с Кайсаром переглянулись, потому что у нас появились сомнения в отношении наших добрых намерений.
– Вы к господину Карлинию? – спросил он.
– Если он здесь хозяин, то к нему, – сказал Кайсар.
– Как вас представить?
– Кайсар из Рима. Это – Писец.
– Какова цель вашего визита?
Кайсар спрыгнул с лошади, подошёл к маленькому человеку и сел на корточки.
– Хочу купить такого, как ты, – сказал он.
Карлик был невозмутимым.
– Ждите! – сказал он и скрылся в маленьком лазу, который был проделан в углу ворот.
Я слез с лошади и подошёл к Кайсару.
– Этот Карлиний, похоже, не простой работорговец, – сказал он.
Я согласился, а ворота отворились.
– Проходите в дом! Лошадей я отведу в конюшню! – сказал Карлик, а мы направились к дому.
– Суки! – послышалось за нашими спинами.
Мы с Кайсаром обернулись, но следы карлика и лошадей уже простыли.
Зато мы заметили клетку со взрослым медведем необъятных размеров. Зверёк был чем-то занят и на нас внимания не обращал.
У входа в дом стоял огромный негр, а на поясе у него висел гладиус.
– Поднимите руки! – сказал он.
Кайсар, конечно же, не привык к такому бесцеремонному обращению.
– Ты что, раб, берега попутал? Ты знаешь кто я, скотина? – спросил Кайсар.
Негр достал гладиус из ножен.
– Если не поднимите руки, я отсеку вам головы, и ваши тела никогда не найдут! – сказал он и показал на клетку с медведем. Медведь рявкнул что-то невнятное, но продолжал заниматься своими делами.
– Ладно. Сейчас я этому Карлинию устрою! – сказал Кайсар.
Мы подняли руки, а негр нас обыскал и отнял у Кайсара нож, а у меня перо.
– Получите на выходе! – сказал он.
Дом был обставлен с размахом – золотые вазы, подсвечники, посуда украшали атриум. Каменные стены были раскрашены фресками, которые изображали животных, маленьких людей и большие деревья. На одной из них я разглядел что-то похожее на автомобиль. Я подумал, что, вероятнее всего, стены расписывал нездоровый художник с чудесным воображением и не придал этой схожести значения.
Мы с Кайсаром разглядывали необычный интерьер и не заметили как к нам вышел хозяин дома.
– Простите за обыск, но мы здесь живём уединённо и предосторожность нам не помешает, – сказал он. – Время неспокойное – даже рабы озверели и размечтались о свободе! Суки!
Хозяин был невысокого роста, седой, с азиатскими чертами лица и смуглой кожей. Носил он дорогую пурпурную тогу из самой лучшей ткани.
– Меня зовут Карлиний. А вы кто?
– Я – Кайсар. Это – Писец, мой раб.
– Раб?
Мы не ожидали такой странной реакции на простое слово из трёх букв, но старик наградил Марцеллуса болезненной оплеухой. Меня это возмутило, пожалуй.
Кайсар схватил Карлиния за руку.
– что ты делаешь? Это мой раб! Мой!
Старик одёрнул кайсарскую руку.
– Извини Кайсар, но им нужно почаще напоминать кто они и зачем существуют на свете! Иначе они перережут нам глотки! Не знаю, как тебе, но мне моя дорога!
– Ты в этой глуши совсем одичал! Держи себя в руках! Иначе я…
– Что ты? Что ты можешь? Не я у тебя в гостях, а ты у меня! А у меня свои правила! Будь так любезен соблюдать их! Я сделаю тебе скидку за неудобства. Ты ведь за карликом приехал?
– Да, но…
– Поговорим о деле за ужином. Это тоже моё правило. Эй, мелкие твари, накрывайте на стол!
Откуда ни возьмись появилось не менее дюжины карликов – и мужчин, и женщин – они принялись суетиться и шнырять по дому.
– Откуда их столько у тебя? – спросил Кайсар.
– Я их сам делаю. У меня тут мануфактура, если можно так сказать. Пойдём – покажу! Раба можешь оставить – здесь с ним ничего не случится.
Марцеллус тут же почувствовал страх. Надо сказать, в том доме, несмотря на его богатое убранство, царила какая-то зловещая атмосфера. Да и толпы карликов с недобрыми глазами добавляли ужаса.
– Уважаемый Карлиний, я хочу, чтобы мой раб сопровождал меня, – сказал Кайсар.
К счастью, старик разрешил мне не расставаться с хозяином.
Карлиний провел нас во двор.
Мы подошли к большому каменному зданию с небольшими окнами. Старик ключом отпер дверь и пригласил войти.
– Входи – не бойся, Кайсар. Здесь они у меня доходят до кондиции.
В холодном и тёмном помещении стоял запах, который, пожалуй, может свести с ума неокрепшего юношу, который едва оторвался от мамкиной сиськи, но не нас с Кайсаром.
Карлиний зажёг масляные светильники.
От того, что мы там увидели, зашевелились волосы и побежали мурашки – на полках в два яруса стояли бочки, но из каждой торчала обритая детская голова. Головы с испугом смотрели на нас и молчали, но их было не менее трёх десятков.
Мы с Кайсаром оторопели, а Марцеллусу стало не по себе. Бьюсь об заклад, даже опытный рабовладелец Кайсар удивился такой изобретательности.
– Вот. Каких-нибудь двенадцать лет и из обычного щенка, полученного от плодовитой рабыни, я выращиваю отличного карлика! Если можно так выразиться…
Кайсар не знал, что и ответить доброму Карлинию. Я заметил, что старик стал ему ещё более неприятным – до омерзения, надо полагать. Но, как истинный патриций, Кайсар умел скрывать свои чувства.
– Размер бочки я подбирал целых два года. Этот оказался оптимальным. Их хорошо кормят. В рационе овощи, хлеб, и даже мясо бывает. В бочках есть отверстия для отправления нужды и помывки. Сегодня не выносили дерьмо, что ли? Аблиний, почему так воняет?
Из темноты показался пожилой карлик.
– Я убирал сегодня три раза, Сир!
– Врёшь, собака! Позоришь меня перед моими гостями, тварь! – крикнул старик и пнул карлика ногой в плечо.
Маленький человек отлетел и ударился головой об одну из бочек.
– Завтра же вычистишь здесь всё до блеска! Чтобы ни пылинки не было! Проверю! Если найду – будешь репетировать с Мишелем!
Карлик вскочил на ноги и скрылся в темноте.
– Давно бы его прикончил, да дорог мне как память! Это же мой первенец, если можно так выразиться…
– Первенец, – повторил Кайсар в задумчивости.
– Да. Это первый карлик, которого я получил в лабораторных условиях. Если можно так сказать…
– Пойдём отсюда! – сказал Кайсар.