Юрий Витальевич Яньшин
Внешняя беговая
Его рука машинально нащупала на пульте тумблер с откидной блокирующей крышкой. Щелчком пальца он откинул крышку и передвинул рычажок. Опять раздался тревожный звук ревуна. Но на этот раз он еще и сопровождался стуком метронома. 30…29…28 – загорелось табло на центральном информационном экране. Пошел обратный отсчет времени. Когда на экране вспыхнула цифра «0», раздался низкий и протяжный гул, который шел как будто из самого центра Земли. От этого низкого и зловещего гула, нарастающего с каждым мгновением, волосы начинали шевелиться у всех, кто был сейчас в этом зале.
СТАНЦИЯ ПЕРЕХОДИЛА В БОЕВОЙ РЕЖИМ.
Это было русское ноу-хау, о котором имели смутное представление, не только высоколобые иностранные специалисты в деле применения электромагнитных волн, в качестве защитных мер «последней надежды», но и наши военные эксперты. Никто в мире еще не мог добиться формирования электромагнитного щита такого большого радиуса действия и такой «убийственной» эффективности. Целый океан энергии требовался для создания и поддержки заданной конфигурации поля, но все затраты разом окупались его абсолютной непробиваемостью. Никакой снаряд или ракета, никакая ударная волна (даже от ядерного взрыва), никакое направленное излучение не могли пробить эту стену. Надо ли говорить, что стало с теми, кто находился сейчас снаружи станции? Что происходит с кастрюлей супа, сунутой в микроволновую печь? Через пять минут суп закипает, чтобы быть поданным к столу. Примерно тоже самое случилось и с диверсантами, опрометчиво попавшими в поле высокочастотного электромагнитного излучения. Только гораздо быстрее. Уже через несколько секунд их мозги, буквально закипев, выплеснуло наружу, представляя собой настолько неприглядное зрелище, что при виде этой картины даже режиссеров, снимающих голливудские ужастики, трижды вывернуло бы наизнанку в судорогах рвотных позывов. Та же самая участь постигла и команду «Морского Коня», приткнувшего свой тупой нос к береговой отмели. Стараясь, как можно ближе доставить десант к станции, корабль нарушил пятисот метровую незримую «красную линию», а потому тоже попал под воздействие жесткого электромагнитного воздействия. Разница была лишь в том, что в отличие от «морских котиков», сварившихся заживо почти мгновенно, экипаж корабля принял более мучительную смерть, так как его борта все же слегка экранировали излучение, исходившее от русского «Воронежа».
Спустя непродолжительное время, гул перестал усиливать свою мощь, обретя ровный и постоянный характер.
– Станция вышла на постоянный режим, – доложил один из операторов.
И тут же голос другого оператора подхватил:
– Наблюдаю взлет пары наших перехватчиков с базы в Нагурском. Следуют курсом на перехват АВАКСа.
– Замечательно! – прокомментировал эту информацию полковник. – Ну, что ж, товарищи, мы свое дело сделали. Причем, неплохо. Осталось только ждать счастливого конца этой истории. Пост акустического наблюдения, что там слышно из Белушьей?!
– В Белушьей идет интенсивный бой. Слышны взрывы, – ответили с поста наружного наблюдения.
– Может им надо оказать помощь?! – взвился пылкий кавказец Ахмет-хан.
– Нет, – покачал головой Вершигора. – На сам объект неприятелю не проникнуть, так как он надежно охраняется. А гражданскому населению в поселке, мы, увы, уже ничем помочь не сможем. Во-первых, пока доберемся, то там уже все закончится и без нас. А во-вторых, не с нашим легким вооружением сражаться со специально экипированными боевиками. Только людей зря положим.
Майор на это только скрипнул зубами, крепче стискивая кулаки, но в душе и он был согласен с полковником.
– Акинфеев! – позвал Иван Никодимович связиста.
– Слушаю, товарищ полковник! – отозвался лейтенант.
– Судя по всему, наши перехватчики скоро пресекут деятельность АВАКСа, поэтому не теряйте зря времени и постоянно пытайтесь выйти на связь со всеми с кем можно. В особенности с базой в Нагурском. Ну и обязательно проинформируйте Центральное Командование ВКС.
– Слушаюсь, товарищ полковник!
– Правильно, – промурлыкал Иван Никодимович, – старших надо слушаться.
II.
07.09.2020 г., о. Земля Александры, база «Арктический Трилистник», 5ч.00мин.
Взлет АВАКСа с базы в Туле боевой расчет зенитного дивизиона С-400 принял на сопровождение еще, когда время было 3 часа 01 минута. Поначалу это не вызвало никакого ажиотажа со стороны операторов, частенько фиксировавших подобные полеты вражеских разведчиков. Они постоянно крутили свои «тарелки» у кромки нашего воздушного пространства. Впрочем, надо заметить, что рамок приличия они не нарушали, избегая заходить в зону досягаемости наших ракет, предпочитая играть в «кошки-мышки» с РЛС типа «Небо-М», «Небо-СВ» и недавно принятой на вооружение «Небо-У». Особую интенсивность в деле «прощупывания» русских границ они проявляли в ходе военных учений, таких, как начались три дня назад. В первые два дня натовских учений экраны наших радаров светились, как новогодние елки от засветок палубных истребителей и самолетов ДРЛОУ. Со вчерашнего дня интенсивность полетов несколько поубавилась, и наши операторы смогли вздохнуть чуть свободнее. И то сказать, так далеко в высокие широты враг еще ни разу не добирался. Была, правда попытка в 2018 году американского авианосца забраться, как можно выше по параллели, но она окончилась быстро и плачевно для зазнаистых янки. Вся наружная аппаратура авианосца от невыносимых температурных аномалий вышла из строя, а сам корпус корабля был изрядно помят паковыми льдами. И вот теперь они вновь пытаются лезть на рожон, с одними только им известными целями. Обычно американские разведчики взлетали с базы в Гренландии, делали небольшой крюк к архипелагу Земли Франца-Иосифа, чтобы поиграть на нервах у русских ПВО-шников и, не задерживаясь у Шпицбергена, следовали к материку, где уже приземлялись в Тромсе или Тронхейме.
Сегодня тоже все начиналось по классической схеме. АВАКС, как обычно, пройдя по касательной от Шпица, даже не стал делать традиционного «крюка» в сторону Трилистника, а сразу устремился к югу. Операторы, сидя перед экранами мониторов, только пожали плечами и уже собрались, как и всегда было заведено передать эстафету наблюдения своим коллегам с Кольского полуострова. Но незваный «гость» на сей раз повел себя нетрадиционным образом. Вместо того, чтобы лететь к берегам Норвегии он сделал вираж и направился на восток. Это нетривиальное поведение супостата весьма озадачило наших операторов, и они еще пристальнее стали наблюдать за телодвижениями «гриба», как принято было называть АВАКС на сленге наших военных из-за характерной тарелки радара возвышавшейся над фюзеляжем. А телодвижения и впрямь носили замысловатый характер. Продвинувшись еще немного к востоку – в сторону Новой Земли, он стал выписывать в небе стокилометровые петли, явно что-то замышляя в этом районе. Начальник дежурной смены немедленно попытался связаться со своим коллегой из Рогачева, но все его усилия оказались напрасными. Рогачево не отзывалось. Такое развитие событий уже вносило элемент тревоги. Не решаясь самостоятельно предпринимать какие либо шаги, начальник смены связался по внутренней связи с начальником базы.
– Товарищ полковник, говорит начальник дежурной смены станции наблюдения за воздушной обстановкой, майор Фомин, разрешите обратиться?!
– Обращайтесь, – спросонья недовольным голосом буркнул полковник, оторванный от утреннего сна.
– В 3 часа 01 минуту в зоне опознавания был зафиксирован пролет предположительно штатовского АВАКСа двигавшегося курсом 270˚. В 4 часа 36 минут он, не выходя из зоны сопровождения, резко изменил курс и стал двигаться по направлению к архипелагу Новая Земля. Не входя в воздушное пространство Российской Федерации, и находясь в квадрате 35-11, принялся совершать петлеобразные маневры, что свидетельствует о патрулировании им зоны, непосредственно примыкающей к архипелагу Новая Земля. В 4 часа 55 минут мною была предпринята попытка связаться с Рогачево для возможной координации действий по пресечению проникновения в наше воздушное пространство. Попытки связаться с Рогачево не принесли результатов. База молчит. На данный момент АВАКС завершает вторую «петлю» и скорее всего, начнет третий заход. Предполагаю, что намечается провокация.
– Понял. Продолжайте наблюдение. Я сейчас подойду, – ответил полковник, сон которого, как рукой сняло.
Через десять минут, круглый, как бильярдный шар полковник Удалов уже вкатывался на КП.
– Так! Ну, что тут у нас?! – прямо от порога поинтересовался он у начальника дежурной смены.
– АВАКС продолжает кружить в указанном районе, – кратко отчитался Фомин.
– Рогачево все еще молчит? – спросил Удалов больше для проформы, потому, как и так догадывался об ответе.
– Так, точно!
– Попробуйте связаться с самой базой Белушья, – высказал командир дельную мысль.
– Есть, связаться! – козырнул майор и, обернувшись назад отдал приказ одному из операторов связаться с новоземельцами.
Через минуту поступил ответ от оператора:
– База Белушья на запросы не отвечает, ни по основному каналу, ни по резервному. Как отрезало, – добавил он, пожимая плечами.
– Все чудесатее и чудесатие, – процитировал Удалов слова одной известной девочки. – Свяжитесь с командованием 10-й армией (в этой реальности 10-я армия не была расформирована в 90-е годы) и доложите обстановку.
Оператор в отличие от начальника смены не стал козырять, а просто кивнул и опять развернулся к пульту. Буквально через минуту переговоров со своим коллегой, оператор снял с головы гарнитуру и, протянув ее полковнику, коротко произнес, одновременно с этим уступая свое место:
– Вас, товарищ полковник. Начальник штаба армии.
Полковник нацепил на голову гарнитуру связи, усаживаясь в кресло оператора.
– Семен Аркадьевич, что там у вас стряслось? – послышался рокочущий бас генерал-майора Пятницкого.
– Товарищ генерал-майор, тут у нас, кажется, что-то намечается со стороны наших «недрузей» из Залужья, – начал издалека Удалов.
– «Гриб» покоя не дает? – спросил в свой черед генерал.
– Да. Вы его тоже видите?
– Видим. Выписывает кренделя, – подтвердил Пятницкий.
– Так это еще полбеды, Валерий Геннадьевич, – тоже перешел на менее официальный тон полковник.
– А что еще-то? – насторожился Пятницкий.
– Внезапно пропала связь с Рогачево и Белушьей, – поведал Удалов, как о чем-то сокровенном.
– Насчет Рогачева я уже в курсе. Недавно доложили, а вот, что касается Белушьей, то это уже сильно настораживает. Вы не думали, что это как-то связано с выкрутасами «гриба»? – спросил он не слишком уверенным голосом.
Эта неуверенность в голосе начальника штаба армии была вполне понятна Удалову. Ведь если, сейчас произойдет какая-нибудь провокация, то решение придется принимать немедленно, а это значит, что ответственность за него ляжет целиком и полностью на его плечи, потому, как командующий лежит в госпитале с обострением язвы желудка, а его заместитель не владеет полнотой информации, так как пребывает в столице на совещании. Самому же Пятницкому оставался всего год до выхода на пенсию и ему ох, как не хотелось напоследок карьеры портить свой служебный формуляр отметками о несоответствии занимаемой должности, в случае, если что пойдет не так.
– Вполне вероятно, что это так и есть. Хотя никогда раньше АВАКСы не баловались широкополосным глушением связи в нашем воздушном пространстве, ограничиваясь простым прослушиванием наших радиочастот.
– Все когда-то начинается впервые, – выдал сентенцию Пятницкий. – Раньше они и не убивали, так откровенно наших правителей.
– Вы полагаете, что за этим может стоять, что-то более серьезное, чем нарушение наших коммуникаций? – спросил полковник, рассчитывая на этот раз, что ответ будет более откровенным.
– Да, – без обиняков ответил генерал. – Тем более, что 15 минут назад мы зафиксировали взлет с базы в Тромсе стратегического бомбардировщика В-52. Вы его еще не видите пока, но он держит курс в вашу сторону.
– О, Господи! – вырвалось у полковника нечаянно, но так, что на это с тревогой обратили внимание все, кто сейчас сидел с ним в «птичьем гнезде». – И что вы предприняли?
– Ничего, – спокойным, как ледяной айсберг голосом ответил Пятницкий.
– То есть вы даже не послали звено перехватчиков на его сопровождение? – не стал скрывать своего недоумения Удалов.
– А зачем? – в голосе генерала не было озабоченности, а только лишь искреннее удивление. – Самолет держит курс в сторону открытого моря и на приличном расстоянии от нашего воздушного пространства. Зачем напрасно жечь авиационный керосин, кидаясь ему вдогонку? Да и один самолет не может слишком сильно угрожать нашей северной группировке.
– Но что будет, если он продолжит двигаться по направлению к моей базе, или вдруг изменит курс и направится в сторону Новой Земли? Ведь не напрасно же АВАКС глушит связь в том направлении! – уже начинал закипать полковник от трусости начштаба.
– Если он войдет в зону вашего контроля, то вам и карты в руки. Высылайте на его сопровождение кого хотите. А если он изменит курс, то мы сами решим, что предпринять в таком случае, и без ваших советов Семен Аркадьевич. Пусть у вас голова болит за свой участок.
– Я понял вас, товарищ генерал-майор, – процедил Удалов сквозь сомкнутые от негодования челюсти.
– Вот и отлично, – в тон ему ответил Пятницкий и, не попрощавшись, отключил связь.
Полковник сорвал с себя гарнитуру и швырнул ее на пульт. Губы его при этом шевелились, извергая из себя еле слышные слова ненормативной лексики. Затем спохватился, и резко откинувшись на спинку кресла, поинтересовался у связиста:
– Запись моего разговора с начальником штаба велась?
– Так, точно! – отрапортовал связист. – В соответствие с приказом Министерства Обороны, все разговоры, ведущиеся с КП средств ПВО, автоматически фиксируются звукозаписывающей аппаратурой.
– Хорошо. Тогда будем считать, что карт-бланш нам выдан начальником штаба армии, – сразу успокоился полковник, уступая место хозяину кресла. – Я думаю, мы не нарушим субординации, если обо всем случившемся доложим прямо в Долгопрудный (центральное командование ПВО находится именно там). Леонид Ильич, – обратился он к начальнику дежурной смены, – не сочтите за труд, подготовьте срочный доклад об оперативной обстановке в нашем районе на имя генерал-лейтенанта Грекова. Они там, конечно, и сами кое-что видят, но подробности происходящего нам было бы не худо им осветить с нашей колокольни, включая и нашу малоприятную беседу с начштаба армии.
– Есть, подготовить! – ответил Фомин.
– А пока свяжите меня с летунами. Кто там у нас дежурит – Бондаренко с Дружининым?
Полноценного аэродрома на Трилистнике не было. Была лишь взлетная полоса, используемая для «подскока», да звено тяжелых перехватчиков МиГ-31БН, дежуривших на ротационной основе. Полковника быстро связали с капитанами – Бондаренко и Дружининым. Они тоже уже не спали, растревоженные поднявшейся суетой. Вместе со своими вторыми пилотами они находились в дежурной комнате, готовые в любой момент начать экипироваться в гермокостюмы.
– Ну, что сынки, – обратился к ним по-отечески Удалов, – опять супостатам не спится, все думают, как и где бы нам еще нагадить!
– На то они и супостаты, – ответил бойкий на язык капитан Дружинин.
– Во-во, и я о том же, – согласно покивал невидимому собеседнику полковник. – Вот, что, ребятки, одевайтесь-ка скоренько, да не мешкая сбегайте в квадрат 35-11. Там «гриб» хулиганить начал, понимаешь, связь нашу глушит с Новой Землей. Шуганите-ка его оттуда, чтоб, значит, знал свое место и не зарывался. Задание ясно?
– Так точно! – бодро откликнулись капитаны в один голос.
– Но это еще не все. Получено сообщение, что из Тромсе 15 минут назад стартовал «амбал» (на сленге наших военных так обозначался бомбардировщик В-52), прямо курсом на нас. Вы там за ним проследите, куда он направится, и что будет делать. Очень уж мне подозрительна вся эта возня возле наших берегов. Все понятно?
– Так, точно! – опять эхом отозвались капитаны.
– Я с руководителем полетов буду находиться все время на связи, и координировать ваши действия. Ну, с Богом, сынки! – напутствовал он экипажи и отключился.
Процесс облачения в высотные гермокостюмы не занял много времени. Навыки экстренного одевания были отработаны годами изнурительных тренировок. Всего пять минут понадобилось обоим экипажам, чтобы экипироваться и выскочить к уже ожидающим их аэросаням, которые в мгновенье ока доставили их к началу взлетной полосы. ВПП Трилистника была устроена по упрощенной схеме – без рулежных стоянок и запасных полос. Просто широкая полоса, рассчитанная на одновременный взлет сразу двух тяжелых перехватчиков, тянущаяся вдаль на полтора километра, постоянно подогреваемая изнутри от парогенератора, чтобы исключить возможность ее обледенения. Современной модификации МиГ-31БМ для взлета и посадки, вполне хватало 1200 метров. Оставшиеся 300 метров полосы являлись, как бы запасом на тот случай, если вдруг придется взлетать с перегрузом или для того, чтобы мог беспрепятственно сесть более тяжелый борт, типа Ил-76, что тоже иногда случалось. Взлетать с перегрузом, а по паспорту им считался вес более 5000 килограмм, летчики опасались, так как в условиях Арктики это грозило банальным выкатыванием за пределы полосы с печальными последствиями, как для самого самолета, так и для его экипажа. Вот и сейчас под брюхом каждого из истребителей в немного утопленном состоянии на узлах внешней подвески висели всего по две ракеты, вместо штатных четырех. Этого вполне хватало для сопровождения довольно неуклюжего в полете АВАКСа, к тому же с двумя ракетами – налегке, развить скорость более 3000 километров в час не составляло большого труда. Правда была еще у каждого из них скорострельная пушка ГШ-6-23М с боезапасом в 260 снарядов, но ей практически не пользовались, так как самолет не был изначально приспособлен для ближнего маневренного боя. Его изначальной «фишкой» была «длинная рука» в виде ракеты Р-33, дальность пуска которой составляла приблизительно 180 километров. Но в последние годы и эту, устаревшую, однако хорошо себя зарекомендовавшую ракету заменили. Ей на смену пришла еще более дальнобойная, маневренная и скоростная – Р37М, истинные характеристики которой до сих пор являлись секретными.
Когда оба экипажа подлетели в вихре снега, поднимаемом пропеллерами аэросаней, техники уже ждали их, сняв брезентовые чехлы, укрывавшие грозные машины от непогоды. Все остальное было сделано уже заранее: топливо заправлено, боезапас подвешен, работа закрылков и элеронов – проверена. Расписываться в журнале о принятии машины, как это принято во всех строевых частях перед вылетом, было недосуг, поэтому летчики, пренебрегая положенной по Уставу бюрократией просто махнули рукой техникам и начали быстро-быстро карабкаться по приставленным лесенкам в кабины. Техники моментально убрали приставные лесенки, наблюдая, как фонари кабин медленно опускаются вниз, наглухо запечатывая в бронекапсулах летчиков. Помахав на прощанье цельноповоротными стабилизаторами, самолеты прямо с места стоянки, включив двигатели в режиме форсажа, начали стремительный и короткий разбег по полосе. Мощные двигатели, казалось, совершенно без натуги рванули обе серебристые птицы ввысь.
Четыре человека – четыре офицера полетели выполнять свой долг перед Родиной, а тем, кто находился сейчас на земле, не оставалось ничего кроме ожидания их благополучного возвращения. Руководитель полетов – майор Гусев не донимал экипажи излишней и навязчивой опекой, вполне доверяя опыту летчиков, а так же стараясь соблюдать до поры до времени режим радиомолчания. Конечно, переговоры между экипажами и станцией наведения ведутся на плавающей частоте, с алгоритмом переключения, известным только им самим, но все же перестраховаться никогда не помешает, поэтому обе стороны не засоряли эфир пустопорожними переговорами. Самолеты летели очень близко друг к другу для того, чтобы на экранах вражеских радаров, расположенных в чреве «гриба» их сигнатуры сливались, создавая иллюзию одиночного самолета. Через пятнадцать минут один из экипажей вышел на связь и лаконично доложил:
– Гнездо, докладывает Первый! Видим цель. Дальность 190. Засветка на экране уверенная.
– Первый, я – Гнездо! Вас понял. Подберитесь к нему поближе.
– Принял.
Еще через пять минут последовал следующий доклад:
– Гнездо, докладывает Первый. Установили визуальный контакт с целью.
– Первый, я – Гнездо. Берете его в клещи.
– Первый, принял.
Прошла минута тягостного ожидания, прежде чем опять в диспетчерской станции наведения раздался доклад:
– Гнездо, я – Первый. Противник с боковой проекции ставит интенсивные радиопомехи. Курс не меняет, двигаясь вдоль архипелага.
– Первый, я – Гнездо, пошлите ему запрос по протоколу.
Опять тридцатисекундное молчание и ответ:
– Гнездо, я – Первый. Запрос о принадлежности отправлен. На запрос не отвечает. Курс – прежний.
– Первый, я – Гнездо, выйдите с ним на связь на международной частоте и предупредите о недопустимости постановки активных помех, нарушающих связь между территориями Российской Федерации.
– Гнездо, я – Первый, принял распоряжение о выходе на международную частоту связи для предупреждения.
Летчик, неплохо владевший английским языком, откашлялся, для придания большей солидности своему голосу и выдал в эфир на международной частоте:
– Attention of the crew of the aircraft with the tail number 80576! Your setting of active interference violates the sovereignty of the Russian Federation! Immediately stop illegal actions! (Вниманию экипажа самолета с бортовым номером 80576! Постановка вами активных помех нарушает суверенитет Российской Федерации! Немедленно прекратите противоправные действия!).
Он еще два раза повторил эти фразы, внимательно прислушиваясь, не раздастся ли ответ от воздушного хулигана. Но все его усилия донести информацию до противника, никаких видимых последствий не имели. АВАКС, как шел прежним курсом, так и продолжал им идти, неторопливо выполняя петли на разворотах. Командир МиГа выждал еще минуту, а потом доложил:
– Гнездо, я – Первый, самолет с бортовым номером 80576 на голосовые предупреждения никак не отреагировал и следует прежним курсом, продолжая ставить активные помехи.
– Первый, я – Гнездо, вас понял. Продолжайте сопровождать самолет. Ждите дальнейших указаний.
– Гнездо, я – Первый, вас понял.
– Ну и что прикажете с ним делать? – обратился Удалов ко всем, кто сейчас находился на станции наведения.
– Тут к бабке не ходи, и так все понятно, что он болтается там не ради банального хулиганства, – глубокомысленно выразился руководитель полетов.
– Это не вызывает сомнений, но, что делать в такой ситуации? – нервно перебил его полковник.
– Может шугануть, как-нибудь? – робко вставил один из офицеров.
– Как?! Предложите конкретный план действий! – обернулся на голос Семен Аркадьевич.
– Ну… не знаю, – сразу стушевался инициатор, – может встать у него по носу и спутным следом попробовать заставить сменить курс.
– Не говорите ерунды, старший лейтенант! – окрысился на него руководитель полетов. – «Гриб» тащится со скоростью чуть выше пятисот километров, а это значит, что нашему тоже придется сбрасывать свою скорость. На такой высоте он не сможет удержаться и свалится в штопор. Им и так приходится кувыркаться возле него, чтобы не обогнать ненароком.
– Тогда, может вы сами, что-нибудь предложите? – поглядел на него полковник.
– Тут я вижу только один вариант…, – начал высказывать мысль майор Гусев и запнулся.
– Не тяните кота за Фаберже, Федор Яковлевич, – поморщился Удалов.
– Пусть он даст короткую очередь по курсу следования, чтобы противник не сомневался насчет серьезности наших намерений, – ответил руководитель полетов.
– У нас нет правовых оснований устраивать подобные провокации в небе над нейтральными водами, – возразил кто-то робко. – К тому же на это действие надо еще получить санкцию.
Удалов даже не стал интересоваться, кому из его подчиненных принадлежит это высказывание. Однако оставлять без ответа подобные высказывания тоже не годилось. Он опять сморщился, как от зубной боли и ответил в пространство:
– А на каких основаниях он глушит связь на нашей территории?! Что же до санкций, то они у нас уже имеются и зафиксированы речевым самописцем, – кивнул он в сторону давешнего связиста, опять надевшего свою гарнитуру и погрузившегося в прослушивание эфирных частот.
– Так что делать? Время-то идет. Надо принимать какое-то решение, пока у них керосин есть, – вскинулся Федор Яковлевич.
– Да, – разом подобрался полковник. – Я принимаю ваше предложение. Командуйте дать очередь по курсу вражеского самолета.
– Есть! – отчеканил майор.
– Была, не была, а там посмотрим, куда вывезет, – тихо под нос пробормотал Семен Аркадьевич.
– Первый, я – Гнездо, слушай мою команду!
– Гнездо, я – Первый, слушаю вас.
– Первый, я – Гнездо, приказываю открыть предупредительный пушечный огонь по курсу самолета под номером 80576.
– Гнездо, я – Первый, есть открыть предупредительный пушечный огонь по курсу самолета под номером 80576.
Все с напряжением ждали разворота дальнейших событий. И тут через пятнадцать секунд по громкой связи ворвался заполошный крик Второго, до их пор пребывавшего в режиме радиомолчания:
– Гнездо, я – Второй, АВАКС открыл по Первому огонь из кормовых пушек на поражение! Первый горит! Я иду в набор!
Не успел руководитель полетов хоть что-то ответить, как на связь вышел Первый.
– Гнездо, я – Первый, после предупредительных выстрелов подвергся атаке со стороны кормовой пушки «гриба». Уничтожено хвостовое оперение и элероны. Пробит магистральный маслопровод. Машина не слушается руля. Теряем высоту, – спокойно и почти без эмоций сообщил капитан Бондаренко.
– Первый, вы не ранены?! – выкрикнул Федор Яковлевич, в возбуждении вскочивший со своего кресла.
– А Кобелев?!
– Вроде нет, – ответил штурман-оператор, старший лейтенант Кобелев молчавший до этого в соответствие с субординацией.
– Если нет угрозы немедленного возгорания, то попробуйте тянуть до берега. Постепенно опускайтесь на приемлемую высоту и катапультируйтесь!
– Принял, – коротко бросил Бондаренко.
Пока руководитель полетов вел переговоры с экипажем подбитой машины, Удалов уже связывался с Полярным, чтобы те немедленно подняли гидросамолет со спасателями. Если самолет взлетит немедленно, а он должен непременно взлететь, так как его экипаж находится в режиме постоянной готовности к вылету, то у Бондаренко с Кобелевым еще есть небольшие шансы на спасение. Баренцево море, хоть и холодное, но сезон осенних штормов еще не наступил, поэтому, если после катапультирования приводнение пройдет благополучно, то спасательный Бе-12 за час доберется до них, пока они не погибнут от переохлаждения в своих утлых надувных лодочках, входящих в комплект спасательных средств. Одна беда… В эти лодочки им еще надо будет как-то забраться…
В отличие он начштаба армии, руководство спасательной службой оперативно отреагировало на сообщение о случившемся ЧП и немедленно подняло в воздух борт со спасателями. Взбешенный наглым нападением американцев, Удалов, как только уладил дела со спасателями, ринулся к руководителю полетов:
– Что там, Второй?
– Занял эшелон выше – в «мертвой зоне», чтобы не попасть под огонь. Ждет указаний, – ответил дрожащим от гнева голосом Федор Яковлевич.
Он чувствовал свою прямую ответственность за то, что приключилось с экипажем Бондаренко.
– Каких еще на хрен указаний?! – окончательно рассвирепел полковник. – Валить его, гада!
– Это приказ? – вскинул на него чуть испуганные глаза руководитель полетов.
– Дай сюда микрофон! – потребовал Удалов, буквально вырывая его из рук руководителя полетов.
Офицеры базы, собравшиеся в «ласточкином гнезде» (так называется диспетчерская вышка с пунктом управления полетами) стояли в немом оцепенении, наблюдая за событиями, разворачивающимися у них прямо на глазах. У некоторых из них на лицах явно читалось, если и не предчувствие Третьей Мировой войны, то, во всяком случае, крупного военного инцидента с далеко идущими последствиями.
– Второй, я – Гнездо, как слышишь?!
– Гнездо, я – Второй, слышу вас хорошо.
– Второй, слушай мою команду! Открыть огонь на поражение цели!
– Гнездо, я – Второй! Не понял. Повторите приказ.
– Ты мне тут не прикидывайся! Я сказал – открыть пушечный огонь на поражение! – уже рыча в микрофон, потребовал Удалов.
После короткого замешательства (все-таки решиться на такое не каждый отважится), Дружинин ответил:
– Гнездо, я – Второй, выполняю приказ об открытии огня на поражение цели.
– Давай, сынок! – подбодрил его Удалов, тело которого била сейчас крупная дрожь.
МиГ сделал вираж и, зайдя к АВАКСу с той стороны, откуда генерации помех не ощущалось, приблизился почти вплотную, а затем немного отпустил его вперед себя. Такие сложные маневры вокруг «гриба» обуславливались тем, что летчик, наученный прежним горьким опытом, старался не подставляться под кормовые скорострельные пушки, угол поворота которых был весьма ограничен. К тому же он, в отличие от противника, не мог долго удерживать свою скорость возле нижнего порога, чтобы не провалиться в разреженном пространстве больших высот. Когда вражеский борт начал медленно проплывать мимо перехватчика, капитан Дружинин посмотрел в зеркало заднего вида и по внутренней связи сказал коротко:
– Давай, Вася!
Вася ничего не ответил, а лишь кивнул командиру. После чего вдавил гашетку автоматической скорострельной пушки до упора. Грохот от выстрелов был бы абсолютно нетерпимым, если бы не гермошлемы пилотов. Отдача от выстрелов была настолько мощной, что казалось, кто-то большой и невидимый подошел и толкнул в плечо со всего размаха. Длинная очередь на все 260 снарядов боекомплекта за считанные доли секунды превратила «Боинг» в решето. Она прошила самолет от пилотской кабины до кормы, превращая в мелкую сечку всех, кто находился на борту. Гигантский самолет, моментально вспыхнув ярким пламенем (видимо часть снарядов попали в бак с горючим), потерял управление и, накренившись на бок, стал беспорядочно рушиться в холодные воды Баренцева моря. Пилот русского самолета тоже слегка накренил свой самолет, чтобы пронаблюдать за неряшливым падением врага. Даже человеку далекому от специфики воздушного боя было понятно, что, если после поражения самолета, там и оставался кто-то живой, то это было всего лишь на несколько секунд. Полная разгерметизация воздушного судна на такой высоте, за несколько мгновений разорвет в клочья легкие у всех членов экипажа, кроме пилотов. А пилоты, даже если на них и будут кислородные маски, погибнут чуть позже, не справившись с притоком крови к голове, сопровождаемым отрицательные перегрузки.
