Юрий Витальевич Яньшин
Внешняя беговая
Боголюбов сунул кулак в рот, чтобы подавить крик отчаяния. Капельки крови выступили у него на костяшках пальцев.
– Учитель, скажите, что сделать?! Я все сделаю!
– Точно? – переспросил Вострецов, как бы сомневаясь в решительности своего ученика.
– Да!
– Тогда включай установку, – равным и лишенным эмоций тоном приказал академик.
– Но…
– Включай! – уже добавил повелительные нотки в голос Игорь Николаевич.
– Есть! – по-военному четко ответил Боголюбов.
III.
А в это время в лабиринте тоннелей разыгрывалась очередная трагедия нынешнего утра. Незаметно проникнув через вентиляционную шахту в бункер, диверсанты, наученные многолетним опытом подобных операций, первым делом кинулись на поиски «языка», чтобы тот, знакомый с внутренним устройством бункера вывел их к месту, где мог бы находиться искомый ими человек. Такая возможность им вскоре представилась. Они тихонько, почти на цыпочках пробирались по одному из узких и не всегда освещенных коридоров, когда столкнулись нос к носу с каким-то техником, в панической суете искавшим укромный уголок, чтобы спрятаться, как он полагал от неминуемой гибели. При виде «пришельцев», а они выглядели именно так, как их принято изображать в космических блокбастерах, он настолько растерялся, что даже не в силах был дать стрекача от этих истуканов, будто ноги по колено вросли в бетонированный пол. А вот «пришельцы», в отличие от него, не растерялись, тут же взяв его в оборот и затаскивая в один из боковых тоннелей. «Старший» из «пришельцев» на ломаном, но все же понятном русском языке, используя изуверские методы экспресс-допроса, сумел быстро выведать у бедолаги, место, где мог бы находиться человек, фото которого он дал тому для опознания. Мешая слезы, сопли и кровь, тот поведал, что искомое ими лицо может находиться только в одном месте, а именно, на командно-наблюдательном пункте, что находится на втором уровне. Наивный и слабый человечек всеми силами старался купить для себя лишние минуты жизни, торопливо рассказывая о маршруте, который должен будет привести диверсантов к цели. Когда Роумэн понял, что «язык» выжат досуха, то отдал одному из своих людей незаметный приказ. Тот подошел сзади к технику и, наложив одну руку ему на затылок, а другой, схватив за подбородок, резко крутанул голову теперь уже бесполезному говоруну, смещая шейные позвонки. Не задерживаясь на месте, так как время неумолимо работало против них, они быстро переместились с первого уровня на второй, и никого не встречая на своем пути, уверенно зашагали в сторону КНП. И тут их поджидала первая неприятность. А неприятность заключалась в том, что их появление не застало врасплох бойцов генерала Иванова. Едва заметив их в конце одного из тоннелей, они немедленно открыли по ним огонь. Нельзя описать словами досаду коммандера от утраты его группой фактора скрытности и неожиданности. Правда, вскорости, его настроение несколько улучшилось, так как он убедился в немногочисленности обороняющихся (их было гораздо меньше, чем нападавших) и в крайне малой эффективности применяемого ими огнестрельного оружия. Шестым чувством опытного диверсанта он понял, что добыча, ради которой и затевалась вся эта операция, находится от него на расстоянии вытянутой руки, а перед ним сейчас просто находился последний рубеж обороны русских, уничтожить который не представлялось делом чересчур сложным. Он здраво рассудил, что, если уж все равно они раскрыты, то и осторожничать далее им не следует, а потому он, включив интерком, передал всем своим людям, чтобы они во избежание возможных потерь, просто забросали последних защитников «русской тайны» гранатами с безопасного расстояния. Применение гранат из подствольных гранатометов в условиях ограниченного пространства, представлялось ему крайне продуктивным, с точки зрения уничтожения живой силы противника. Только одного фактора он не учел, а вернее двух. Это наличия огромного количества тоннельных ответвлений, закутков, поворотов и колонн, поддерживавших своды, которые никак не способствовали разлету осколков и ударному воздействию воздушных взрывных волн. Таким образом, взрывы гранат из подствольников не причинили обороняющимся никакого существенного вреда. И, конечно же, он не учел стойкости и профессионализма русских спецназовцев. Они тоже были не дураками, а потому быстро поняли, что их укороченные автоматы никак не годятся для огневого противостояния с закованным в броню противником. Поняв это, они применили, возможно, даже не специально, а по наитию, тактику отличную от той, которую им сейчас навязывали. Дождавшись, когда враги подойдут поближе, они выскакивали из боковых проходов, и по двое, по трое набрасывались на них, стреляя в упор, схватываясь с ним в рукопашную, рубя острозаточенными саперными лопатками сочленения в доспехах. Обученные методам рукопашного боя диверсанты никак не ожидали от русских такой наглости и прыти, да и тяжелые панцири доспехов не давали возможности применить в полной мере свои навыки в тесных катакомбах. Некоторым из русских удалось даже отнять в схватке у диверсантов несколько автоматов. Спецназовцев было чуть больше тридцати человек, против почти пяти десятков врагов, но они с такой дикой яростью и отчаянием бросались на них, Роумэну одно время казалось, будто бы их нисколько не меньше, чем находилось под его руководством. Надо отдать должное «морским котикам», они довольно быстро пришли в себя, и русские бойцы опять стали падать под выстрелами из крупнокалиберных штурмовых винтовок, но теперь были уже потери и среди диверсантов. И потери были немалыми. И все-таки они сумели в какой-то момент переломить ход сражения в подземелье. Русские под напором превосходящих сил стали отступать вглубь тоннеля, по-прежнему, зло, огрызаясь из своего и теперь уже трофейного оружия. Вместе с оставшимися спецназовцами пришлось отступать и генералу Иванову.
IV.
Беспрекословно выполняя наказ своего наставника, Боголюбов опять ринулся к центральному пульту управления. Так как, никого кроме них в помещении не было, то ему самому пришлось суетливо перебегать от одного операторского места к другому, опять нажимая на кнопки и двигая рычагами. Почти целая минута прошла прежде чем, где-то далеко под полом загудел генератор, приводящий в движение сервомоторы, поднимающие наверх самое грозное оружие во Вселенной. Выстрелы были уже совсем близкими, когда Вострецов рискнул вновь выглянуть в коридор. По коридору, пятясь задом и отстреливаясь на ходу из пистолета, брел человек. Правая его рука висела как плеть, а левой он упорно посылал пули в маячившие вдалеке тени. Академик не сразу признал в этом человеке своего куратора, а возможно и будущего палача. Он уже был в двух шагах от двери, за которой находилось «сердце», а верее сказать – мозг, всего секретного объекта.
– Сюда! – выкрикнул Игорь Николаевич, полагая, что генералу будет проще идти на его голос. Иванов на миг обернулся к академику, и тут пуля из вражеской винтовки догнала пожилого генерала. Он дернулся всем телом, будто его сразили кувалдой в грудь, а затем, нелепо взмахнув здоровой рукой, роняя пистолет на пол, прислонился к стене. Академик выскочил и схватив того лацкан мундира нечеловеческими усилиями втянул внутрь КНП. В груди генерала зияла рана такой величины, что туда можно было просунуть детский кулачок. Кровь упругими толчками била из нее, заливая все вокруг. Вострецов боялся положить его на пол, поэтому припал на одно колено, положив свою ношу на другое.
– Володя, ты что?! – кричал ему академик в лицо, кривя и выворачивая губы плача от ярости и бессилия.
Он еще никогда не называл его по имени, всегда старательно подчеркивая дистанцию между собой – великим гением современной эпохи и бравым, но умственно ограниченным воякой, приставленным к нему с понятными всем целями. И вот теперь, когда припав к его старческому колену на его руках умирал этот так до конца и непонятый им человек в погонах, он понял, что теряет сейчас в его лице не столько охранника и соглядатая, сколько друга и соратника. Генерал, невероятным образов, был все еще жив, но его глаза уже подернулись смертной пеленой. Из последних сил, еле ворочая непослушным языком, он сумел прохрипеть довольно разборчиво:
– Прости, Николаич… Не уберег… Дальше сам…
Он закашлялся, выхаркивая изо рта последние сгустки крови, дернулся и затих. Ошалелыми глазами академик уставился на Иванова, лицо которого стало быстро-быстро бледнеть, а скулы резче выделяться. Он машинально прикрыл ладонью глаза усопшему, которые тот не смог сомкнуть сам. Медленно, боясь причинить своими резкими движениями, лишнее неудобство покойному другу, академик положил его на пол, а затем обернулся к Алексею:
– Автомат.
– Что?! – не понял того Боголюбов, продолжая скакать от одного пульта к другому.
– Дай мне автомат, – спокойным голосом, будто ничего особенного не происходило вокруг, вновь потребовал он.
– Держи?! – сунул Алексей ему в руки автомат вперед стволом. – Разберешься?!
Вострецов ничего не ответил своему ученику. Сейчас он был не Вострецов и не известный всему научному миру академик. Сейчас он был ПОСЛЕДНИМ воином Великой Страны. Тому, кто учился в советской школе, а затем служил в армии, не надо было объяснять, как обращаться с автоматом Калашникова, даже если он и не очень-то на него походил в современной версии. Привычным движением, как будто со времени последних сборов прошло не тридцать лет, а какие-нибудь три месяца, он дернул затвор на себя, приготовляясь к стрельбе и попутно с удовлетворением отмечая, что рожков в автомате два, а не один. Кто-то накануне заботливо примотал их друг к другу синей изолентой. Рывком распахнул дверь на себя и выглянул в коридор. Вовремя. В шагах пятнадцати от него, уже маячили фигуры, выкрашенные в белый маскировочный цвет. Он, подняв автомат и почти не целясь, плавно нажал на спусковой крючок. Даже не целясь толком, он не промахнулся. В плечо весомо толкнула отдача от выстрела. Его короткая очередь, выпущенная с убийственно близкого расстояния, швырнула двоих нападавших на стены и они стали тут же медленно сползать на пол, выронив свои винтовки из рук.
– Ага! – обрадованно воскликнул академик. – Привет от тети Моти!
В его глазах горели уже не огоньки. В них полыхал огонь, впавшего в боевой транс берсерка. Видя, как легко пали от мощных выстрелов те, кто шли впереди, шедшие за ними резко притормозили свое продвижение. Одни тут же приникли к стенам, вжимаясь в холод цемента изо всех сил, другие – более благоразумные попадали на пол и даже начали понемногу отползать прочь от беспощадного града крупнокалиберных пуль, прошивавших до, сей поры непробиваемые бронепластины, как картонку. Нет. Они, конечно, тоже продолжали стрелять, но уже не так слаженно. Пули, посылаемые ими, попадали в стены, пол и потолок, высекая искры от рикошетов. Невероятно. Но пребывая в почтенном возрасте и презирая оружие в любых его формах, академик обладал сверхъестественными качествами великолепного стрелка. Почти ни одна пуля, выпущенная им, не пропала втуне, так или иначе, находя свою очередную жертву. Видимо, кто-то там НАВЕРХУ, кто недавно тайно позаботился о двойном боекомплекте для его автомата, водил сейчас рукой старика. В этом с горечью смогли убедиться и оставшиеся в живых нападавшие. Они быстро сообразили, что Фортуна окончательно отвернулась от них, натолкнув на какого-то матерого вояку, которому не годились в подметки ни ван Дамм, ни Рэмбо.
– Леша, что там у тебя?! – крикнул сквозь неумолкаемый треск выстрелов Вострецов, не оборачиваясь назад.
– Все готово! – доложил он.
На одном из экранов было видно, как продолговатая и блестящая никелированными боками «гусеница» ускорителя царственно возлежала на платформе, поднявшей ее кверху из недр пещеры. А на экране, что располагался рядом, было видно, как скоростной моторный «Зодиак», зарываясь носом в волны, на всех парах улепетывал, к торчащей из воды рубке иностранной подводной лодки. Не борту надувной моторки сгрудились фигурки в белых бронекостюмах. А еще, краем глаза он заметил, как с кормы до сих пор молчавшего «Германа Угрюмова» заработал ДШК и его злые и короткие трассеры были направлены в нырявшую в волнах рубку вражеской подлодки.
– Так чего ждешь?! – опять крикнул академик, выцеливая очередного противника, смевшего поднять голову от пола.
– Чего?! – опять не понял Боголюбов своего учителя.
– Врубай установку! Не дай уйти, гадам! – уже орал Вострецов, выпуская очередную короткую очередь.
– Какую шкалу выставлять?! – испуганно крикнул Алексей, уже понимая, чего от него добивается «неисправимый пацифист» Вострецов.
– Мочи их, Леша! Ебошь со всей дури!
– Есть! – отозвался Боголюбов, перенимая эстафетную палочку боевого азарта от академика.
Он выставил шкалу мощности на 8%, затем пощелкав тумблерами, установил прицельную градуированную сетку на один из экранов. Повернул микрометрический винт, собирая пучок протонов нужной концентрации. Тщательно прицеливаясь в надстройку вражеской подлодки, поймал в фокус. Словно перед прыжком в воду, не обращая внимания на продолжающие раздаваться за спиной выстрелы и ненормативную лексику академика, он сделал глубокий вдох и нажал на неприметную с виду кнопку на пульте. Потом взялся за эбонитовую рукоять и слегка поводил ей: сначала справа налево, а потом вперед и немного назад. Воздух на экране чуть вздрогнул, а по воде побежала быстрая легкая, как от майского дождика рябь. Клубы пара, неожиданно возникшие над поверхностью моря, мгновенно заволокли обзор, но быстро рассеялись. Море оставалось таким же, как и минуту назад. Вот только на нем уже не было ни рубки подводной лодки, ни моторки, спешащей укрыться в ее чреве. За долю секунды все это превратилось в атомы, словно никогда и не существовало. Боголюбов повернул ключ и выключил установку, тихо прошептав про себя:
– Хорошего – понемножку.
Вострецов уже сменил магазин, приготовившись к отражению последней атаки в своей жизни, когда чутким ухом уловил топот множества ног, несущихся в их направлении откуда-то издалека. Топот ног сопровождался характерным звуком идущих в смертельный бой русских. Это был отборный мат. Противник тоже, видимо, осознал бесперспективность дальнейшего сопротивления, тем более, что боеприпасы подходили к концу, поэтому, не сговариваясь и не ожидая, когда толпа русских просто затопчет из тут всех на месте, они стали осторожно вставать, складывать на пол оружие и поднимать руки кверху.
– Наши, – произнес тихо академик, бессильно опуская автомат стволом вниз. Его лицо озаряла вымученная улыбка.
V.
Луис и Стив, оставшиеся на поверхности вместе с русским, отошли от вентиляционной шахты немного в сторону и удобно расположились среди валунов. Зорко наблюдая за тем, чтобы русский не сбежал, они тихо радовались про себя тому, что им не пришлось лезть вслед за командиров в узкий и душный лаз, где их могли подстерегать различные неприятности, до которых «комми» всегда были горазды. Арнольд, тоже зябко озираясь вокруг, присел рядом с ними, кожей ощущая на себе их неприязненные взгляды. Минут сорок они так просидели, молча и периодически выглядывая из-за камней. Однако последние двадцать минут из установленного Роумэном срока ожидания прошли в нервозной атмосфере. Никаких признаков того, что операция по пленению или уничтожению русского конструктора проходит успешно, не проявлялось. Что творилось там, в подземельях тоже было неизвестно, так как никаких звуков на поверхности не было слышно. Это могло быть, как свидетельством успеха (но тогда почему никто из команды Роумэна так до сих пор и не вылез на поверхность), так и свидетельством полного провала операции. Оба охранника, как-то стали более суетливыми и все чаще поглядывали в сторону залива, где их ожидали эвакуационные плавсредства. Наконец, когда наступило отпущенное командиром время они, переговорив друг с другом по внутренней связи, пришли к единому мнению о том, что выполнение приказа – дело священное, а значит, его необходимо выполнить. Что же касается невыполнения задания по ликвидации яйцеголового русского, то они за это не в ответе, пусть с этим разбираются в больших кабинетах. Все, что от них зависело, они уже сделали. А зримым доказательством того, что они делали все правильно, пускай будет этот дрожащий от холода и страха предатель, что сейчас кидает на них свои просительные и жалкие взгляды. Они не скрывали своего презрения к нему, ибо предателей своего народа не любят нигде, как бы они не старались выслужиться перед своими новыми хозяевами. Придя к такому консенсусу, оба конвоира заметно повеселели. Они сделали приглашающе-повелительный жест дрожащему от страха за свое печальное, как уже всерьез представлялось Арнольду, будущее, и, взяв его в «коробочку» ускоренным шагом двинулись в сторону залива. Шептицкий же, напротив, от этого только прибодрился. Он по своей впечатлительной натуре рисовал в голове картины того, как они его бросят тут одного или же просто пристрелят, как уже использованный и ненужный материал. Но все оказалось совсем не так плохо. Его взяли с собой. И хоть он по-прежнему чувствует к себе их нескрываемую неприязнь, это его уже не столь сильно заботит, как пару минут назад. Шептицкий, несмотря на свою внутреннюю «гнилость», все-таки обладал некоторыми аналитическими способностями , а потому моментально понял мотивацию действий его конвоиров. Он был им необходим в качестве вещественного доказательства их добросовестной работы. А если там что и пошло не так, как планировалось ранее, то извините, все вопросы к тем, кто разрабатывал план этой операции. Хотя, если вдуматься, то операция была не такая уж и провальная. Уничтожена «летающая лаборатория», а значит, как минимум, в ближайшие месяцы Штатам не угрожает нападение с воздуха. И потом, еще неизвестно, удалось или нет уничтожить главного фигуранта этого дела. Возможно, то и удалось. А то, что на поверхность никто из участников операции к назначенному сроку не выбрался, то на это Господня воля. Штаты – страна большая и американские матери нарожают взамен погибших «котиков» других. Ну и что, что на Арлингтонском кладбище появится еще несколько десятков скромных надгробий над пустыми могилами? В любом случае – игра стоит свеч. А несколько десятков, хоть и элитных бойцов, потерянных в ходе боестолкновения, не такая уж большая плата за несколько лет спокойного существования «великого града на холме». Через некоторое время сюда налетят бомбардировщики с белыми звездами на фюзеляжах и доделают все, что не успели или не смогли сделать парни из «отдела специальных операций». А ему, Арнольду Шептицкому, нужно будет всего лишь подтвердить под присягой, что и он и все те, кто находился все это время рядом с ним четко и неукоснительно следовали разработанным планам. После всех утренних треволнений и отчаяния, охватившего его в последний час, Арнольд вновь уверовал в свою счастливую путеводную звезду.
До берега залива они добрались довольно быстро. Их тут уже с нетерпением ждали еще двое «котиков» оставленных охранять почти две дюжины «Зодиаков». Шептицкий облегчено вздохнул. Его спасение уже не вызывало никаких сомнений. Однако облегчение было непродолжительным. Четверо «котиков», собравшись в тесный кружок, начали о чем-то яростно спорить, то и дело, указывая руками в сторону одиноко стоявшего Арнольда. И это вызывало нешуточные опасения. Сердце предателя опять судорожно заколотилось под ребрами, ожидая неминуемого подвоха со стороны американцев. Так и случилось. Как оказалось, «Зодиак» был рассчитан всего лишь на четырех человек, облаченных в специальное снаряжение. Место для пятого «пассажира» отсутствовало, как таковое. Почему «котикам» не пришла в голову здравая мысль об использовании двух лодок вместо одной, никому неизвестно. Но после недолгих споров, сопровождавшихся бурной жестикуляцией, все четверо дружно кинулись к одной из лодок, вытащенных на берег, и, ухватившись за ее борта, стали тащить ее в море. Общими усилиями столкнув «Зодиак» на воду, они дружно вскарабкались в него, не обращая никакого внимания на Шептицкого, пребывающего в оцепенении. Наконец, ступор спал с Арнольда, и он закричал по-русски, забыв от волнения все иностранные слова:
– Эй! Вы куда?! Постойте! А как же я?! Вы меня забыли! Я же свой! Я с вами! – орал он благим матом, бросившись к нагруженной людьми лодке.
Но они по-прежнему не обращали на него никакого внимания, возясь с мотором. Лодка уже успела отойти от берега на несколько метров, когда он догнал ее и уцепился за борт, продолжая орать и умолять, чтобы его взяли с собой. Наконец, один из «котиков» не выдержав визга, пнул его прямо в лицо толстой рифленой подошвой, в надежде, что тот упадет. Арнольд не упал, но руки его невольно разжались, отпуская борт лодки. Этим секундным замешательством беглецы и воспользовались. Глухо зарокотал мотор и «Зодиак» с места рванул в ту сторону, где в полумиле торчала рубка подлодки. Арнольд машинально сделал еще пару шагов за ней, не чувствуя обжигающего холода Баренцева моря. Полы его шинели тут же намокли и потяжелели. Ужас и отчаяние овладели старшим лейтенантом. Но даже и в таком, почти безвыходном положении, его мозг лихорадочно искал спасения. «Не все еще потеряно. Можно ведь и вернуться. Забиться поглубже, где-нибудь в расщелину между скал и там попытаться переждать предстоящую бомбардировку» – судорожно выдавал рецепт будущего спасения воспаленный мозг. О том, что планировалась атомная бомбардировка базы, он так и не догадывался. Стоя по колено в стылой воде он обернулся к берегу, намереваясь срочно найти для себя укромное место. Он даже успел сделать один шаг, прежде чем заметил это…
На берег не спеша выходила, чуть прихрамывающая белая медведица. Но это была не простая белая медведица. Это был поистине монстр. Ростом она было с трехэтажный дом. Ее шкура, на фоне серых и унылых скал, была ослепительно, до рези в глазах, белой. И вся она, как будто подсвеченная изнутри, сияла в окружении ореола.
– Нет! Нет! Этого не может быть! – кричал Шептицкий.
А медведица, словно реагируя на крики, повернула голову в его сторону. Принюхалась. Заметив маленького человечка, стоящего по колено в воде посмотрела на него взглядом, вроде бы равнодушным, но в котором читался окончательный приговор убийце и предателю. Арнольд хлопнул себя по карманам шинели, где у него лежали пистолеты. Он выхватил сразу оба.
– На! На! На! – кричал он, нажимая на спусковые крючки.
Пули вылетали из обоих стволов, но не причиняли той никакого вреда. Она вообще, казалось не чувствовала, что стреляют именно в нее. Но звуки выстрелов, явно разозлили зверя, привыкшего к белому безмолвию Заполярного круга. В ее маленьких глазках вспыхнули и начали разгораться злые огоньки. Арнольд продолжал стрелять в нее до тех пор, пока у него не закончились патроны, и он не отбросил в сторону уже ненужные пистолеты. Призрак медведицы, а это был именно призрак, сделал один шаг по направлению к человечку. Тот, в свою очередь сделал шаг назад. Он сделала еще один, и Арнольд повторил за ним. Так они и шли, пока вода не добралась человечку до самой шеи. Он уже не чуял своим одеревеневшим телом, как смертельный холод сковал все его внутренности и уже добрался до самого сердца. Его охватило абсолютное безразличие ко всему, что происходило вокруг и внутри него самого. Но перед тем, как сделать свой последний шаг назад перед наступавшим на него призраком и окончательно скрыться под водой, он еще успел заметить, как медведица оскалилась на него своей громадной пастью из которой капала кроваво-красная слюна. И этот ее оскал был похож на УЛЫБКУ. Уже скрывшись под водой, он угасающим сознанием понял, что это была никакая не медведица и даже не ее призрак. Это была сама Земля, отторгавшая его из своего лона – обновленная и очищенная от всего наносного и противного ее сущности.
VI.
Сама же медведица даже не подозревала, что ее призрачный образ стал финальным аккордом сегодняшней драмы, разыгравшейся где-то на краю необъятной страны. Она спала в одном из закутков бункера, свернувшись калачиком на куске брезента, брошенного для нее на бетонный пол чьей-то заботливой рукой. Рядом с ней спал ее малыш, изрядно потрепанный и уставший от свалившихся на него тягот. Странно, но им снился один и тот же сон. В этом сне они охотились вдвоем на глупую и жирную нерпу, которую им удалось поймать в студеном море. И теперь они тащили ее к себе то место, которое вот уже два месяца, как считали свои домом. А на крылечке их встречал Двуногий – живой и здоровый. Он улыбался и приветливо махал им рукой.
Продолжение следует
г. Новокуйбышевск
17.12.2022г.
Notes
[
←1
]
