Юрий Витальевич Яньшин
Внешняя беговая
– Это вам за Витю с Андрюхой, – произнес Дружинин почти без выражения.
На экране локатора это выглядело не столь зрелищно. Яркую зеленую отметку от вражеского самолета на миг окружило множество мелких вспыхивающих точек, а затем она стала стремительно перемещаться в угол экрана и, наконец, совсем пропала из видимости. Но даже это на первый взгляд совсем не зрелищное представление вызвало бурю положительных эмоций у полковника Удалова.
– Так их, мать твою за ногу! – процедил он с ноткой злой торжественности в микрофон, который все еще стискивал в руке, будто это не средство связи, а рукоять правления по тангажу и крену.
– Гнездо, я – Второй, задание выполнил, цель уничтожена, – раздался по-прежнему бесстрастный голос капитана Дружинина.
– Молодец, Володя! – нарушил правила переговоров с экипажем Удалов. – От лица командования объявляю вам благодарность!
– Служим России! – одновременно отозвались оба летчика.
– Второй, я – Гнездо, примите новую вводную. По азимуту 330˚движется «амбал», вы его наблюдаете?
– Так точно, – ответил штурман-оператор Терёхин. – Находится у нас прямо по курсу. Дальность – сто восемьдесят, высота – семь тысяч.
– Второй, я – Гнездо, возьмите его на сопровождение, но близко не подходите. Как понял?
– Гнездо, я – Второй, приказ о сопровождении принял.
– Володь, – обратился старший лейтенант Терехин к своему командиру по внутренней связи, – а нам теперь, что, дырку сверлить на мундире?
– Дырка у нас с тобой в любом случае будет, вот только не знаю пока, где именно, – горько усмехнулся Дружинин своей невеселой шутке.
В «ласточкином гнезде» проходил тоже подобный диалог. Кто-то из стоящих за спиной у полковника офицеров, горестно вздохнув, пробормотал:
– Что же теперь будет? Война?
– Что будет, то и будет! – не оборачиваясь на голос, громко ответил Удалов. – В любом случае, мы в своем праве! На нас было совершено неспровоцированное нападение. Мы на него ответили, вполне адекватно. И так будет впредь, пока я руковожу этой базой! Время реверансов прошло.
Он, может быть, сказал еще, что-нибудь в этом роде, так как вообще любил на досуге порассуждать на подобные темы, но его перебил озабоченный голос связиста:
– Товарищ полковник, связь с СПРН в Белушьей восстановлена! Передают, что в окрестностях базы идет интенсивный бой. Слышны выстрелы и взрывы. Сама станция тоже подверглась нападению. Они предполагают, что выброшен десант для уничтожения базы и станции.
Отрывистые предложения связиста, передающего окружающим последнюю сводку от молчавших доселе соседей, произвели на всех впечатление выплеснутого на голову ковша холодной воды. Эта сенсационная новость оказала двойное и разнонаправленное воздействие. С одной стороны, она привела в ступор от неслыханной наглости Штатов, второй раз, за два с месяца, безнаказанно проводивших на нашей территории теракты. А с другой стороны она внесла некоторое облегчение, так как снимала тяжкий груз ответственности за уничтожение в нейтральном воздушном пространстве самолета-разведчика, который, теперь это было абсолютно ясно, прикрывал своими помехами высадку вражеского десанта. Лицо Удалова, до этого хмурое, как грозовая туча, просветлело, и в его глазах загорелся азарт воина увидевшего спину противника. Он опять хотел выразить какую-нибудь подходящую к условиям умную мысль, но неожиданно его лицо исказила нервная гримаса. Страшная догадка пришла ему в голову:
– Черт возьми! – выругался он и привстал с кресла. – А ведь я понял, зачем они подняли «амбала» в воздух.
– Зачем? Зачем? – загомонили вокруг голоса.
– Балбесы! Вы разве не понимаете, что в его задачу входит уничтожение всех последствий десантирования в Белушью?! – грубо выразился в адрес подчиненных Удалов, который до сего момента избегал применения неуставной лексики в общении с сослуживцами.
– То есть, как уничтожение последствий? – не понял майор Чаплин – заместитель по воспитательной части, которому, в общем-то, нечего было здесь делать.
– А вот так! – лающим голосом ответил полковник глупому заму. – Лучшее средство для заметания всех следов – ядерный заряд килотонн этак в двадцать!
– Но позвольте…, – начал гундосить «политрук» из породы «общечеловеков», но командир не стал даже выслушивать бредятину, которую Чаплин готовился произнести, а потому оборвал его на полуслове.
– Еще неизвестно, что у него в брюхе там! Если он сейчас сделает доворот в сторону Новой Земли, произнес полковник помертвевшими губами и тоже не договорил свою мысль, так как его перебил очередной доклад оператора станции.
– Товарищ полковник, бомбардировщик изменил курс на 300˚, – доложил он.
– Вот тебе бабушка и Юрьев день, – пробормотал руководитель полетов. – Лег на боевой, стало быть, сейчас выпустит дуру.
– Они там спят в Полярном, что ли?! – взвился до небес Удалов.
– Даже, если и не спят, то, что толку? Они все равно до него не достанут, – пояснил кто-то из офицеров, внимательно следивших за экраном радара.
– Дайте мне Рогачево! – потребовал он у связиста. – Связь наверняка восстановилась и с ними.
– Связь с Рогачево, – протянул полковнику гарнитуру связист.
– Соболь, я – Гнездо, как слышите?!
– Гнездо, я – Соболь, слышимость в пределах нормы, – ответил неведомый собеседник Удалова.
– «Амбала» наблюдаете?
– Да, он только что изменил курс. Идет прямо на нас.
– Вы понимаете, чем это вам грозит после всего того, что сейчас происходит? – спросил полковник.
– Понимаем, но что мы сможем сделать? Он движется вне зоны нашего поражения, – резонно засомневалось Рогачево.
– Не об этом речь! Я и так вижу, что вы до него не достанете, – досадливо поморщился Удалов. – Вы понимаете, что он готовится к выпуску ракеты в ядерном исполнении?! А возможно даже и не одной.
– Возможность такую не исключаем, – растерянно замешкался собеседник (скорее всего командир дивизиона, но слышимость все же не позволяла точно идентифицировать его голос).
– Вы в состоянии отразить массированную атаку крылатыми ракетами? – напирал Удалов, лихорадочно поглядывая то на часы, то на экран радара.
– Попробуем, – опять замямлило Рогачево, – если, конечно, ракеты не пойдут ниже предельной отметки видимости.
Всевысотный обнаружитель серии 96Л6 позволял уверенно захватывать цели, если они двигались на высоте не ниже 10 метров от поверхности. Современные версии «Томагавков» позволяли им летать на высоте около восьми метров над уровнем моря, по крайней мере, об этом утверждали рекламные буклеты корпорации «Дженерал Дайнемикс». И Удалов, и тот, кто с ним сейчас беседовал, прекрасно понимали без лишних слов, о чем не договаривают. Их беседу опять прервал гортанный крик оператора:
– Товарищ полковник, цель раздвоилась.
И тут же поступил доклад от Дружинина:
– Гнездо, я – Второй, цель раздвоилась. Предположительно – выпустил ракету.
Полковник вновь схватился за микрофон, опять беря инициативу по руководству боем на себя. Впрочем, хитроумный во всех отношениях Федор Яковлевич, не делал каких либо попыток помешать этому.
– Второй, доложите о дистанции до цели, выпустившей ракету.
Он, в общем-то, и без доклада видел на радаре, что соперников разделяет чуть больше 80-ти километров, просто ему сейчас, как глоток воздуха были нужны секунды для принятия окончательного решения. Ведь в отличие от АВАКСа, прямо замешанного в нападении на территорию России, В-52, прямо в этом деле не был пока замешен, если не считать этого выпуска ракеты, которая могла запросто оказаться обычным муляжом.
– Гнездо, я – Второй, дистанция до цели – 90.
– Володя! – почти переходя на шепот, обратился к нему полковник, обливаясь холодным потом и опять пренебрегая правилами общения в эфире. – Ты можешь сбить ее одной ракетой?
На этот раз ему ответил не Дружинин, а старший лейтенант Терёхин:
– Цель имеет отчетливую сигнатуру. Скорость не превышает 290 метров. Мы бы ее достали даже вдогон. А на пересекающихся курсах, тем более.
– Второй, ты понимаешь, что это за ракета и куда она летит? – с нервным придыханием спросил полковник, которого опять начала бить дрожь.
– Догадываюсь, – не стал витийствовать капитан.
– Тогда чего ждешь?! – заорал Удалов. – Вали ее, Володя! Вали!
– Есть, уничтожить цель, – ответил Второй.
Не дожидаясь приказа командира, Терёхин нажал на кнопку сброса ракеты. Из-под фюзеляжа МиГа вынырнула крупная серебристая рыбина ракеты и, оставляя за собой пушистый хвост инверсионного следа, устремилась к назначенной цели. Выпущенная ракета с огромной скоростью пожирала пространство, отделяющее ее от «томагавка». Расстояние между ними быстро сокращалось. Однако ретивый полковник, мучимый страшными предположениями о том, что В-52, в принципе может нести в своем чреве еще 11 ее сестер, начиненных неизвестно какой дрянью, решил не ограничиваться уничтожением одной вражеской ракеты.
– Володя, – продолжал «ковать, пока горячо» Удалов, – не мне тебя учить, ты сам все прекрасно понимаешь. У «амбала» таких гостинцев может быть еще с десяток. Он в любую секунду может продублировать атаку, а рогачевцы могут их не увидеть. Только тебе с высоты их хорошо видно.
– Но у меня только одна ракета осталась, – вставил Дружинин, уже догадываясь, что хочет от него полковник.
– Наша ракета включила головку самонаведения, – констатировал Терёхин, невольно вмешиваясь в разговор. – Цель захвачена. Цели на бортовом радаре слились. Есть попадание. Отметка от цели пропала.
Последнее предложение означало, что цель уничтожена. Это видели не только пилоты МиГа, но и сидящие в «ласточкином гнезде» операторы станции слежения, также, не умедлив об этом сообщить Удалову, который их сейчас не больно-то и слушал.
– Я знаю, Володя, – продолжал уже уставшим отеческим голосом Удалов, – что у вас есть всего одна попытка…
– Две, – перебил его Дружинин. – Вторая – это пойти на таран.
– Да, – не стал с ним спорить командир базы. – Но сначала используй первую. И не мешкая.
– Вас понял. Приказ уничтожить цель принял.
– Ну, с Богом, сынки! – опять не стал разводить лишний пацифизм Удалов.
– Давай, Вася! – выдал сакраментальную фразу капитан своему штурману-оператору.
Тот, уже заранее предчувствуя, чем закончится задушевная беседа с полковником, успел заложить программу полета в оставшуюся ракету. Еще мгновенье и эта ракета выскользнула из подбрюшья перехватчика, устремляясь по кратчайшему пути к цели. Неизвестно, что почувствовал сидящий за штурвалом В-52 пилот, в роли которого выступал сейчас сам Командующий Глобальным ударным командованием – генерал Тимоти Рэй, когда увидел на экране бортового радара стремительно несущуюся навстречу отметку от русской ракеты. Во всяком случае, он попытался сманеврировать тяжелой и неповоротливой тушей восьмимоторного гиганта. Может, вспомнил свой старый дом во Флориде, где родился он сам и где родились его дети. А может ничего и не вспомнил, налегая всем телом на штурвал и пытаясь в безуспешной своей попытке увернуться от смерти, летящей к нему со скоростью в 3,5 Маха. Ракета была всего одна у русских. И попытка уничтожить врага, пришедшего на их землю с целью поголовного истребления этих самых русских, тоже была одна. Но заокеанскому бомбардировщику хватило и одной ракеты, попавшей точно в середину корпуса. Ей даже не было нужды взрываться. Её кинетической энергии хватило, чтобы просто проломить борт великана. Самолет тут же разломился пополам, как кукурузный початок – с треском. Запоздавший взрыв ее заряда разметал обе половинки самолета на большое расстояние друг от друга. И они, беспорядочно кувыркаясь, еще долгие пять минут падали к поверхности моря.
Полковник устало опустился на кресло и свесил руки. Ему еще что-то докладывали, о чем-то просили, но он смотрел на всех отсутствующим и потухшим взглядом, кажется, даже не воспринимая образовавшуюся суету вокруг. Вменяемо отреагировал он только на одно сообщение, когда связист доложил о фиксировании спасательным самолетом в четырехстах километрах от берега двух радиобуев, посылавших в эфир сигналы «sos». Но и на это сообщение, он только покивал головой. Правда, тут же появилось еще одно сообщение, на которое он не мог не ответить, хоть каким-то образом. К нему сзади подошел все тот же связист и, протягивая гарнитуру связи, тихим и даже несколько робким голосом доложил, что с ним желает говорить начальник штаба армии.
– Слушаю, – произнес Удалов в микрофон.
Из гарнитуры тут же раздались какие-то непонятные звуки, нечто вроде хрипов и скрипа тормозов, перемежающихся невнятным набором гласных междометий. И лишь спустя какое-то время из этой какофонии полковник с трудом смог вычленить знакомые с юности матерные слова вперемежку с поросячьим визжанием:
– Удалов, е…ь твою мать, ё…й самозванец! Сучий потрох! Слышишь? Я тебя лично перед строем расстреляю! Но сначала, х…й моржовый, сорву с тебя погоны и подотрусь ими! Ты хоть понимаешь, ё…я тварь, что развязал Третью Мировую?
– Пятницкий, иди в жопу, – не повышая голоса в ответ произнес Удалов и, не слушая дальнейших воплей начальства, молча вернул гарнитуру дрожащему, как осенний лист связисту.
Глава 52
I.
07.09.2020г., Россия, арх. Новая Земля, военная база Белушья.
Когда наверху началась вся эта заварушка, Вострецов с Боголюбовым крепко спали в одном из помещений, примыкавшим к Командно-Наблюдательному Пункту. Алексей Сергеевич, как хозяин и как более молодой уступил место на диване академику, устроившись на матрасе, принесенном одним из охранников. Вчера они допоздна засиделись, обсуждая общие дела и дальнейшие перспективы. В беседе принимал участие Иванов (куда уж теперь без него?) и один из замов Боголюбова по технической части проекта. Вострецов, в присущей ему манере изложения фактического материала, как всегда, превратил дружескую беседу в лекторий передовиков колхозного производства. Все уже давно привыкли к этой его манере общения, поэтому, надев на свои лица благообразное выражение, пополам с восхищением они подобострастно внимали его речам, кивая в такт головой. Впрочем, к справедливости следует отметить, что его лекции всегда обладали не только информативностью, поданной в удобоваримой для всех форме, но еще и носили красочный, а потому и завораживающий характер. Владимир Всеволодович, как лицо «особо приближенное к телу» академика и так был в курсе всего того, чем, когда и как занимался Вострецов на просторах нашей необъятной Родины, поэтому слушал рассказ Игоря Николаевича вполуха, однако, ничем этого не выдавая. А всем остальным было крайне интересно прослушать сагу о его приключениях (злоключениях), в деле налаживания производства космического варианта базирования протонного ускорителя. А дело, которое он пытался все эти два месяца провернуть, носило поистине титанический характер.
Неизвестно, как бы все это у него получилось, не имей он в кармане грозной бумаги от Самого, с предписанием всем и каждому оказывать содействие академику в любой его просьбе. Это была бумага почище той, что когда-то выдал кардинал Ришелье миледи Винтер (если, конечно, Дюма не врет). Но там была просто бумага за подписью Его Высокопреосвященства и всё, а у Вострецова дополнением к ней была еще и маячившая за его спиной фигура Иванова, который в критические минуты никогда не гнушался демонстративно прикладывать руку к кобуре с пистолетом, которую нарочно надевал поверх генеральского кителя. У всех к кому Вострецов обращался с той или иной просьбой после этого жеста навсегда пропадала охота спорить с академиком и уж тем более отказывать ему в чем либо. Возможность открывать любые двери, буквально, ногой, окрылила и придала новых сил уже старому ученому. Порой, казалось, что он заново обрел вторую молодость. И без того неугомонный, как скачущий кузнечик, он стал еще подвижней, посещая порой до пяти-шести учреждений и производств только за один рабочий день. Даже Иванов, который был гораздо младше его по возрасту, к вечеру валился с ног от усталости, а Игорь Николаевич еще находил в себе силы, чтобы ходя из угла в угол какого-нибудь гостиничного номера громко рассуждать о перспективах научного прогресса и его прикладном применении в народном хозяйстве. На словосочетании «народное хозяйство» он делал особый акцент, тем самым напрочь не признавая капиталистическую, по сути, форму правления в России. Старику было лестно ощущать себя неким продолжателем идей Сергея Павловича Королева, который в свое время сосредоточил в своих руках работу сразу нескольких научных и производственных объединений. И все-таки, несмотря на неограниченный административный и финансовый ресурс сосредоточенный сейчас в его старческих руках, он прекрасно осознавал, что в отличие от Королева ему совершить научный и производственный рывок будет несравненно тяжелее, чем тому. Королеву было проще в том плане, что в его времена, вся научная и производственная база государства находилась в работоспособном состоянии, хоть и была на более низком культурном уровне, чем сейчас. Вострецову же, в свои преклонные, в отличие от Королева, года, пришлось заново создавать научные, технические и производственные цепочки. За тридцать с лишним лет невнимания властей к целым отраслям народного хозяйства, связанным с ВПК, эти цепочки не только оборвались, но и существенным образом деградировали сами научные и производственные направления. Многие заводы были просто разрушены и разграблены. Научные достижения прошлых лет, в лучшем случае, пришли в упадок и забвение, вместе с людьми, отошедшими от дел вследствие возрастных и иных причин. А в худшем случае, многое из того, что могли делать только в Советском Союзе, было банальным образом украдено и перепродано на Запад. Поэтому неправы те, кто без зазрения совести с экранов телевизоров вещает о том, что в СССР де ничего не производилось, кроме калош. Эта сентенция особо возмущала академика:
– Такое можно услышать только из уст малознающего и презирающего свой народ человека. Все у нас было! Мы были, если и не абсолютно самодостаточным государством, то, во всяком случае, менее зависимым от прихотей западных правителей в подавляющем большинстве производственных компетенций. А кое в чем коллективный Запад до сих пор не в силах с нами конкурировать, по крайней мере, честным образом, – не раз говаривал он Иванову, засыпающему под размеренное вышагивание академика из угла в угол.
И вот теперь ему приходилось собирать из осколков прежнего научного и промышленного могущества нечто, о чем молодое поколение любителей «сникерсов» не имело никакого понятия. А ведь всем известно, что собирать рассыпанное гораздо труднее, чем создавать новое и с чистого листа. Вот только времени на создание нового у Вострецова не было. Он чувствовал, что его жизненный предел не за горами, поэтому торопился сам и торопил всех тех, с кем был связан. Нет, «светлые» головы были и сейчас. К слову сказать, покойный президент, пытался даже в стесненных условиях вынужденного сожительства со «старой гвардией» приверженцев «Семьи», сохранить научный потенциал и взращивание на его ниве молодых талантов. Но его действия в этом плане не носили систематического характера, а потому молодые кадры как-то пробивались со своими идеями не столько благодаря, сколько вопреки внутригосударственным обстоятельствам. Да и некоторые учреждения, несмотря ни на что, все же умудрились как-то сохранить свой потенциал от полного уничтожения, путем подрядных работ от непрофильных заказчиков.
Так или иначе, но по стопам Королева ему все же, в какой-то мере, пришлось идти, чтобы заново не изобретать велосипед. И первым его шагом на этом пути было создание и юридическое оформление совершенно нового научно-производственного объединения (термин, слегка подзабытый в условиях рыночной экономики, где каждый сам по себе). Название для него он придумал прямо на ходу – НПО «Созвездие». Конечно, претенциозно и не без пафоса, ну да уж ладно. Поначалу в новом НПО числилось всего три человека – он сам, в должности Генерального директора, вечно находящийся рядом Иванов, в качестве полпреда от МО и старуха-бухгалтер, его старая сослуживица еще по прежней работе в «Атомстрое». Но такое положение, учитывая неуемный характер академика, длилось не больше одного дня. Уже на следующее утро после оформления регистрационных бумаг, а они чудесным образом прошли стадию оформления всего за пару дней, Вострецов приступил к активной деятельности по поиску и приманиванию в новое объединение необходимых научных и производственных учреждений, в свое время безжалостно отпущенных в свободное плавание по волнам рыночной экономики. Прежде всего, необходимо было найти научно и производственный «стержень», к которому бы потом крепились все новые и новые вовлеченные в дело учреждения и предприятия.
Именно на такое «стержневое» учреждение и сделал свою основную ставку умудренный жизненным опытом академик. А учреждение носило ничем не примечательное название – НПО «Астрофизика». Это научно-производственное объединение – одно из немногих, что не только сохранило свои прежние кадры, но и сумело взрастить новое поколение талантливой молодежи, готовой в любое время броситься очертя голову в водоворот абсолютно новых для них направлений в прикладной физике. Но не только поэтому у Вострецова пал выбор именно на это НПО. Еще до развала Союза и даже какое-то время после, оно занималось разработкой и изготовлением спутниковых группировок не только для дистанционного зондирования поверхности Земли, но и для их применения в боевых действиях против таких же спутников, только вражеских. У специалистов в этой области до сих пор были на слуху целые серии таких космических аппаратов под общим неброским наименованием «ИС-М» и «ИС-МУ», отлично проявившими свои качества в так называемой «семичасовой войне». Потом, конечно, после всех «перестроек» и возникновения рыночных отношений, где вопросы фундаментальных исследований никого не интересовали, а главный заказчик – МО само пребывало в плачевном состоянии, о космосе слегка подзабыли. Вернее даже не подзабыли, а просто положили все перспективные проекты под «сукно». Но главное – не продали врагам, а это уже кое-чего стоило. Вострецов трезво все просчитал, когда решил обратить свой взор на «астрофизиков». Во-первых, они, как никто знали и умели адаптировать для работы в космосе любую аппаратуру. Во-вторых, они хорошо себе представляли специфику изготовления аппаратов, которые им предлагал начать строить Игорь Николаевич, так как они уже принимали, в свое время, участие в создании екатеринбургского циклотрона. Правда, он предназначался, отнюдь не для военных целей, а скорее наоборот, однако некоторые общие принципы его работы были схожи с ускорителем на обратной волне. Двадцать лет назад они с Боголюбовым чуть ли не на коленке и почти из подручных материалов смогли создать действующий прототип установки. Так неужели же целое производственное объединение не сможет этого сделать сейчас, к тому же при неограниченных материальных и финансовых ресурсах? А в-третьих, сейчас, это НПО не страдало от обилия заказов, мягко скажем. Поэтому руководство НПО, не колеблясь ни минуты, приняло предложение Вострецова о начале работ по изготовлению установки, приспособленной для работы в открытом космосе. Само изготовление ускорителя не представлялось чем-то из ряда вон выходящим по сложности. Главная сложность заключалась в его адаптации к условиям открытого космоса. Ведь никто не мог представить, как он поведет себя в экстремальных космических условиях до тех пор, пока не пройдут испытания, сначала макета, а затем и натурного образца. Производственные мощности «Астрофизики» (с учетом бесперебойного финансирования) позволяли без труда создать не только макет с натурным образцом, но и поставить изготовление серийных установок в необходимом количестве на поток. Разумеется, кроме изготовления самой установки нужно было ее снабдить и соответствующей телеметрической аппаратурой, системой прицеливания, стабилизации и прочими сопутствующими элементами. С этим вопросом Вострецов решил обратиться к своим давним знакомым и партнерам в АО «НИИ «Платан», что находилось во Фрязино. Он хорошо знал, как прошлое, так и нынешнее руководство фирмы и всегда умел находить с ним общий язык. В обеспечении электронными устройствами различного назначения, а так же передовыми кинескопами, служащими для телеметрии этой фирме, на просторах бывшего СССР, пожалуй, не было равных. «Платан», так же как и «Астрофизика» переживал не лучшие свои времена, но тоже сумел сохранить и школу и кадры. И у Вострецова уже заранее сложилось впечатление, что фрязинцы не откажутся войти в новое суперобъединение, которое при обещанном неограниченном финансировании обещало стать научно-производственным флагманом для создания не только военно-промышленного гиганта, выпускающего продукцию, опрокидывающую все прежние представления о современном оружии, но и вообще, для создания экономики совершенно нового уклада.
Но все-таки главной его заботой на данный момент времени были носители. Старенькие «Союзы» и «Протоны», хоть и славились своей надежностью, но для этой роли не годились из-за ограничений по грузоподъемности и габаритам. Предполагаемый вес установки, даже без учета сопутствующей аппаратуры, составлял около 20-ти тонн. ГКНПЦ, ранее носивший наименование НПО имени Хруничева, в настоящий момент был единственным предприятием, которое занималось линейкой тяжелых и сверхтяжелых ракетоносителей, под общим названием «Ангара». Однако перспективы этого нового носителя были весьма туманны. А с учетом того, что в проект тяжелого носителя «Ангара-5» сумел засунуть свой клювик небезызвестный «краснобай и балагур» по фамилии Рогожин, уже успевший отличиться феноменальной некомпетентностью при строительстве космодрома «Восточный», то ее перспективы и вовсе становились призрачными. Оставался только один выход – обратиться в РКК «Энергия», которая сейчас специализировалась на выпуске тоже надежного, но и уже устаревшего космического грузовика «Прогресс», а в былые годы прогремевшая на весь мир запуском одноименного сверхтяжелого носителя, поднявшего на орбиту знаменитый «Буран». Ни для кого не было секретом, что работы по «Прогрессам» вскорости должны будут завершиться, так как подходила к своему завершению программа МКС – основной заказчик космических грузовиков. Поэтому дальнейшее существование РКК «Энергия» многим специалистам в космической отрасли виделось довольно безрадостным. К тому же в области оказания услуг по доставке грузов на орбиту иностранными заказчиками корпорацию резко подвинул в сторону ловкий проходимец Илон Маск со своей многоразовой ракетой. Да и санкции объявленные западным сообществом сыграли негативную роль в деле резкого сокращения заказов на перевозки. «Энергии» нужен был прорыв, чтобы не кануть в небытие. И этот прорыв ей мог дать только он – сухонький и юркий, как кузнечик академик Вострецов, реанимируя программу по строительству сверхтяжелого носителя, который мог запросто закинуть на орбиту полезную нагрузку весом более 150-ти тонн. При соответствующей компоновке она могла бы сразу вывести на орбиту четыре ускорителя. А так как по самым скромным расчетам, для надежного прикрытия страны требовалось не менее шести таких ускорителей в строю и плюс к ним, в качестве резерва, еще два, то, как минимум два запуска можно было спокойно гарантировать. А там, глядишь, если все пройдет гладко, то за счет нового (старого) ракетоносителя можно будет уже всерьез подумать о строительстве собственной космической станции, которую можно с легкостью достроить, имея носители такого класса. А значит и российская пилотируемая космонавтика не «загнется» к 2024 году, как ей пророчат многие отечественные и зарубежные оракулы. Дело оставалось за малым – смахнуть пыль с технической документации проекта создания носителя. А в том, что она не была утрачена, как это утверждали многие, Вострецов был уверен на все 100%. Его уверенность проистекала от того, что он имел надежные, проверенные годами связи с теми, кто имел к ней непосредственное отношение, но по известным причинам не желавшими раскрывать перед общественностью этот факт из-за опасений непредсказуемой реакции со стороны пока еще всесильного гегемона.
Так или примерно так рассуждал академик, направляя стопы свои в стены ракетно-космической корпорации «Энергия». И опять не прогадал в своих чаяниях. Его очень радушно встретили в корпорации. Все-таки в делах такого рода авторитет очень значимая вещь. А авторитета старому академику было не занимать. Его имя и его работы по атомной энергетике, а также открытая часть теоретических изысканий в области деления элементарных частиц были на слуху у любого, кто мало-мальски соприкасался с этой стороной передовых научных достижений. Ему верили и доверяли. И если он что-то говорил, а тем более обещал, то все знали, что его слово крепче центробанковских векселей. Причем, верили больше ему, чем грозным сопроводительным бумагам и стоящему у него всегда за спиной решительно настроенному генералу. Такое прокатывало только с государственными чиновниками, которые ничего не боялись, кроме стальной горошины калибром в 9 миллиметров, выпущенной в их объемистые тулова с близкого расстояния. Поверили ему и в «Энергии». Тем более, что они уже и сами, озабоченные своим будущим, начали копошиться в архивах, доставая материалы по изготовлению сверхмощного ракетоносителя для возрождения проекта «Энергия-Буран». И тут такое везение – твердый госзаказ с гарантируемым и практически неограниченным финансированием. А за ним маячит и перспектива по развитию пилотируемой космонавтики с возможностью строительства крупноблочных космических модулей на орбите, с захватом международного рынка единовременного и массового выведения спутников связи. Мем «Как тебе такое, Илон Маск?» уже не казался при этом смешным. Еще несколько дней ушло на согласование деталей будущей совместной работы в единой структуре и подписание соответствующих бумаг. Десять дней! Десять дней, хватило академику-живчику для того, чтобы сколотить костяк будущего гиганта ВПК. Даже Сергею Павловичу не снились такие сроки. Тут было от чего немного погордиться собой. Конечно, оставались еще детали. Нужно было еще, во что бы то ни стало подтянуть электронщиков из неприкаянного и разоренного «сердюковскими» реформами «Ангстрема». Попробовать сманить к себе часть молодых и перспективных специалистов IT-сферы от «Касперского». Если не перетянуть на свою сторону, то хотя бы договориться о поставках из Ижевска специальных гирокомпасов для воздушной версии установки. Ну и, конечно же, сбегать в Шатуру – местный филиал ОИВТ, так как только им по силам было снабдить будущую установку электрическими конденсаторами необходимой емкости. Именно в Шатуре, а не в Питере, как утверждала сама Николаева на встрече с Афанасьевым, он встретился с ней. Она прибыла в этот маленький городок по тем же самым причинам, что и он. Вострецов тогда сделал «широкий» на его взгляд жест, посоветовав ей напрямую обратиться к диктатору за поддержкой, растолковав каким образом можно попасть к нему на прием. Игорь Николаевич никогда и ни от кого не скрывал, что является тщеславным человеком, резонно полагая, что такая черта характера, если не переходит разумные границы, способна настроить на достижение поставленных целей любого, кто в этом искренне заинтересован. Его неуемной натуре страстно жаждалось перед концом своего земного существования видеть свое имя на скрижалях истории рядом с такими корифеями, как великий мыслитель – Циолковский, великий конструктор – Королев, великий ученый-ядерщик – Курчатов и великий организатор – Келдыш. В общем и целом, первых итогов бурной деятельности академика можно было ожидать уже к концу года. «Астрофизика» бралась к концу декабря изготовить не один, а целых два макета-демонстратора установки для натурных испытаний сначала на стенде, имитирующем условия космоса, а затем и приступить к изготовлению прототипа, пригодного для запуска в околоземное пространство. «Энергия», получив солидный задаток для стимулирования работ по возрождению кислородно-водородного двигателя, тоже грозилась не отстать и к концу испытаний установки на стенде, выкатить из ангара ракетоноситель «Энергия-2.0», привнеся в него все новое, что появилось за 30 лет с момента его последнего запуска. Таким образом, нарисовалась реальная перспектива того, что уже к концу следующего года можно было рассчитывать на запуск в космос первого натурного образца ускорителя для проведения испытаний.
