Юрий Витальевич Яньшин
Внешняя беговая
– И меня бы послушали? – криво усмехнулся Афанасьев.
– Поверь мне, сыне, что никто бы не отказал тебе в этом, – убежденно ответствовал митрополит.
И по этой его убежденности, Афанасьев понял, что оппозиция существующему Патриарху уже давно вызревала в недрах церкви, а один из ее представителей (возможно, что даже и лидеров) сейчас сидит напротив него и пьет крепленое вино.
– Не мытьем, так катаньем, но насколько я знаю, Собор так и так состоится?
– Да. Состоится в конце сентября, – подтвердил истину митрополит.
– И какая участь ожидает нынешнего Патриарха по итогам его заседания? – нехорошо прищурился Глава Военного Совета.
– Разбором его персонального дела сейчас занимается специальная Синодальная Комиссия, а пока решением Священного Синода Патриарх временно отстранен от выполнения пастырских обязанностей, – уклончиво ответил Евфимий.
– И если решение комиссии…, – начал мысль Афанасьев.
– Если Комиссия подтвердит обвинения, выдвинутые против Патриарха, то Собор вынужден будет поставить вопрос о низложении недостойного сына своего, – закончил за Афанасьева мысль митрополит.
– И? – выгнул бровь Валерий Васильевич.
– Комиссия уже подвела итоги своего расследования, – опустил очи долу митрополит, совсем уже понизив голос чуть не до шепота.
– И? – опять настойчиво стал понукать его Афанасьев. – Вы, отче, словно партизан на допросе у гестаповцев. Слова из вас надобно вытягивать клещами, – нервно посетовал он митрополиту.
– Комиссия пришла к выводу о справедливости выдвинутых против него обвинений, – ответил Евфимий, стараясь не поднимать глаз на собеседника.
– Отче, – обратился Афанасьев к митрополиту, обнаружив в своем голосе несвойственные ему лязгающие металлические нотки, – дозволено ли мне будет задать вам прямой вопрос.
– Аз – недостойный, – тихо проговорил служитель культа.
– Что-что? – не совсем понял его Афанасьев. – Я еще не задал вопрос.
– А я уже ответил на него, – все таким же шелестящим голосом произнес старец. – Председателем сей комиссии являюсь я – недостойный раб Божий.
– Как вы угадали мой вопрос? – удивился Валерий Васильевич.
– Гнев и подозрительность были написаны на твоем челе.
– Ага, – невольно вырвалось у Афанасьева. – Стало быть, если я не ошибаюсь, одной из целей вашего прихода было намерение… – опять сделал он многозначительную паузу, давая возможность договорить мысль за него самого.
– … было намерение позвать тебя на Собор, – опять закончил митрополит.
– В качестве кого? – начал окончательно понимать происходящее Валерий Васильевич.
– В качестве того, кто сможет поддержать кандидатуру нового Патриарха, – наконец прямо взглянул в глаза Афанасьева митрополит.
– Имею ли я право присутствовать на подобном собрании? – усомнился диктатор.
– Поместный Собор состоит не токмо из служителей церкви всех чинов, но и выборных от мирян. А ты у нас, как раз и есть – выборный от мирян, – снова вернул свою улыбку старец.
– Меня на этот пост никто не выбирал, – слегка смутился Валерий Васильевич.
– Я знаю, кто и когда тебя НАЗНАЧИЛ на это служение, – намекнул на свою сугубую осведомленность Евфимий, сделав ударение на слове «назначил».
– Почему вы хотите, чтобы именно я присутствовал на Соборе, ведь и без меня есть, кому представлять интересы прихожан? К тому же, как вы знаете, я не отличаюсь особой религиозностью, – сделал Афанасьев неумелую попытку увильнуть от неприятного бремени.
– Потому, как с некоторых пор, твое слово стало очень весомым в глазах мирян, – без обиняков ответил гость. – Людям пришлись по душе первые шаги новой власти и церковь должна учитывать эти умонастроения.
– Какого из кандидатов на вакантное место вы мне посоветуете поддержать своим авторитетом? – спросил он, втайне наслаждаясь догадкой услышать в числе прочих и имя сидящего перед ним митрополита.
– Моей кандидатуры среди претендентов нет, – жестко ответил Евфимий опять предвосхитив мысли хозяина кабинета. – А в остальном, пусть Господь поможет сделать тебе достойный выбор. Список кандидатов будет оглашен на Соборе.
– Признаться, святой отец, вы меня порядком удивили! – не смог скрыть эмоций Афанасьев, до этого считавший себя неплохим знатоком человеческих душ. – Ну, хорошо, я посещу ваше мероприятие.
– Любо, – склонил голову врио Предстоятеля.
– У вас, отче, видимо, немало накопилось вопросов? Говорите, не стесняйтесь, – сказал диктатор, видя, что еще далеко не все проблемы разрешены между ними.
– Месяц назад, в России – пожалуй, последнем оплоте истинного православия, да и всего христианства, в целом, были приняты новые атрибуты государственной власти, – начал осторожно митрополит, тщательно подбирая слова, чтобы не задеть чувства Главы Совета.
– Вы о поднятии Красного Флага? – уточнил он.
– Да.
– И что же вас, святой отец так насторожило в этом? Вы ведь и сами в молодости приносили присягу, стоя под Красным Знаменем. Да, и начинание это, как мы все помним, поддержали все московские храмы, устроив Благовест по данному поводу. Не так ли?
– Все так, сыне мой, все так, – закивал головой седобородый старинушка. – Народ с воодушевлением воспринял этот акт государственной власти, видя в нем некое подобие возврата к идеалам, похеренным прежними властителями. И, да, церковь не осталась в стороне от этих событий, восприняв их, как должное. Ибо, хоть церковь и отделена от государства, но не отделена от народа. Церковь наша – плоть от плоти народной, потому и чаяния народные она воспринимает, как свои собственные.
– Тогда в чем вопрос? – выразил искреннее недоумения Афанасьев.
– Однако же, – пропустил митрополит мимо ушей реплику диктатора, – часть духовного клира пребывает в некоторой растерянности. Ты, надеюсь, понимаешь, сыне мой, о чем я реку?
– Догадываюсь, – кивнул тот. – Вы опасаетесь, что вслед за возвратом атрибутов прежней, большевистской власти, последуют и иные шаги, направленные против церкви, как в той жизни.
– Истину глаголешь. – Медленно склонил митрополит голову и алмазы на его скуфейке брызнули яркими огоньками. – Имеется такое опасение, и оно отнюдь небеспочвенно, исходя из того, как происходила ваша пря с Патриархом на ступенях Колонного зала.
– Если церковь, как сто лет тому назад не станет в оппозицию и будет деструктивным элементом, направленным на подрыв государственных устоев, то и опасаться репрессалий в отношении себя ей не стоит.
– Призвание церкви – наставлять свою паству на путь истинный и изобличать пороки, царящие в обществе, – осторожно попробовал выторговать митрополит для церкви свободу маневра.
– Вот именно! – поймал Афанасьев митрополита на слове, подняв указательный палец вверх для вящей убедительности. – Наставлять и изобличать, взаимодействуя в этом деле с властями, а, не призывая к неповиновению им. И уж тем более – не вести агитацию по строительству баррикад, – сделал он прозрачный намек на недавние события возле Геленджика, когда внутренняя охрана Патриаршей резиденции не пропустила на территорию сотрудников Госкадастра.
– Я мню, что этот прискорбный случай не войдет в практику наших дальнейших взаимоотношений, – признавая косвенно вину за недавнее происшествие, развел руками Евфимий.
– Надеюсь.
– И все же, касательно твоих угроз, произнесенных в пылу…, – опять завел свою волынку настырный митрополит.
– Ошибаетесь, ваше святейшество! – в свою очередь закусил удила Афанасьев. – Это были не угрозы, а план дальнейших мероприятий, призванный исправить дисбаланс в наших отношениях.
– То есть, дисбаланс?! – опешил служитель культа.
– А то и есть, налоги надо платить в казну! – решил не уступать сладким речам церковника генерал.
– Но церковь по закону освобождена от налогов! – попробовал было возмутиться бывший старший лейтенант речам генерала армии.
– Да. И я подтверждаю, в целом этот постулат, – ехидно ощерился диктатор.
– В целом! А в частности?! – капельки пота на висках митрополита, выступившие из-под камилавки свидетельствовали о его крайнем возбуждении.
– Я по-прежнему подтверждаю освобождение от налогов церковного имущества. Но подчеркиваю – сугубо церковного имущества, то есть, связанного, непосредственно с культовыми обрядами и никак иначе. Церкви, монастыри, часовни, внутримонастырские монашьи кельи, естественно, входят в этот список. А всякие там подворья, за монастырскими пределами, резиденции и дома отдыха – увы, нет. При этом заметь, святой отец, речь не идет об экспроприации, как было сто лет назад. Речь идет, всего-навсего, о налогообложении. И я не исключаю, что тут возможны вариации по смягчению налогового бремени, но об этом толкуйте с Юрьевым. Не царское это дело – копаться в процентных ставках.
– Но, как же…, – попробовал уже для проформы поерепениться старец, несколько приободренный последними словами Афанасьева.
– И не вздумайте со мной хитрить, святые отцы, – слегка погрозил он пальцем Евфимию, – выстраивая себе хоромы внутри монастырских подворий. Каждое новое строение будете прежде согласовывать с Минстроем и при его одобрении. А то, знаю я вас: обзовете дворцы монашескими общежитиями! С вас станется. При этом, разумеется, мы продолжим прежнюю практику передачи церкви имущества и строений, отнятые когда-то у нее советской властью.
Последнюю фразу он произнес, чтобы немного подсластить горькую пилюлю ожидающейся действительности.
– Однако же, суровенько, – опять попробовал причитать митрополит.
– И еще вопрос насущный о земле, как говаривал когда-то товарищ Ленин, – продолжал гнуть свою линию, разошедшийся Афанасьев. – Земельные наделы, переданные церкви в бессрочное и безвозмездное владение должны быть использованы исключительно для нужд церковных и не могут быть переданы в аренду кому бы то ни было. А то взяли, понимаешь, моду, организовывать платные автостоянки да магазины с ларьками. До 1 января – все убрать. В противном случае земельные участки будут отняты.
– Свят, свят, свят! Сущий грабеж! – мелко-мелко закрестился и закудахтал детским дискантом митрополит, несмотря на всю свою внушительную внешность.
– Нет, – возразил ему Афанасьев. – Именно с грабежом я и призываю покончить. Теперь, что касается вашей коммерческой деятельности.
– Что?! – навострил уши продавец опиума для народа и нарочито приложил ладонь к уху, как бы опасаясь пропустить что-то важное из произнесенного.
– Во-первых, прекращайте-ка вашу алкогольно-табачную деятельность. А то, право же, совсем уж срамно получается: в проповедях вещаете о вреде пьянства и табакокурении, а на деле – являетесь их злостными распространителями.
– Да прекратили уже, – вяло махнул рукой Евфимий. – Грех наш. Признаю. Почитай уж месяц как прекратили.
– Добро, – кивнул Валерий Васильевич. – Но это еще далеко не все. Теперь моя очередь пенять. Нехорошо поступаете, служители Христовы! В законодательстве, что сказано?!
– Что?! – опять напрягся старик, уже, наверное, трижды пожалевший о своем визите.
– В законодательстве сказано, что налогом не облагаются товары религиозного назначения и служащие для совершения церковных обрядов. К таким товарам относятся: иконы, образа, распятия, нательные кресты, книги религиозного содержания, свечи, лампадное масло. Все, кажется? А на практике, что видим? А на практике торгуете всем, чем ни попадя: от кошельков с сувенирами и кончая футболками и ювелирными украшениями. Это я уж молчу о том, что вы являетесь крупными отельерами и владельцами карьеров по добыче мрамора и гранита, а также ритуальными фирмами. По имеющимся у меня сведениям, доходы от продаж подакцизного товара только в прошлом году принесла вам более 6 миллиардов рублей. И не надо мне рассказывать байки о том, что все это не плата за товар, а церковное пожертвование. Я не мальчик. Если бы не брился ежедневно, то и у меня бы была седая борода до пупа. Государство дало вам невиданные льготы не для того, чтобы сфера духовного воспитания людей, которую вы взялись окормлять, превратилась в торгово-финансовую мега-корпорацию, сущность которой является максимальное извлечение прибыли. Я не запрещаю вашим структурам заниматься бизнесом. Пожалуйста, занимайтесь всем, что напрямую не противоречит устоям церкви и не служит пагубой для государства и граждан. Напротив. Я всячески буду приветствовать ваши шаги, направленные на инвестиции в нашу экономику. Для этого есть много перспективных направлений. Вкладывайте деньги в перспективные отрасли промышленности и получайте с этого законный и никем не порицаемый доход. От этого будет польза и вам и государству. Государство получит надежного инвестора, а вы лишитесь головной боли, связанной с «серыми» схемами получения дополнительных доходов. О льготах для вас, тоже можно будет поговорить в отдельном порядке и учитывая некоторые особенности. Живите и богатейте не только за счет народа, но и вместе с ним. Однако при всем при этом, все, что выходит за рамки разрешительного закона, должно быть оплачено по утвержденной ставке. И никак иначе. Я вас отучу торговать анти-ковидными масками по 30 рублей за штуку, да еще в стенах обиталища Господнего. Как Христос изгонял из храмов торгующих и фарисействующих, так и я изгоню, грешный, поступая по заветам Его, – произнес Афанасьев на одном дыхании и, окончив тираду, вопросительно воззрился на священника, пригорюнившегося напротив него.
Слова с предложением о более тесном сотрудничестве с государством на ниве общих коммерческих интересов чувствительно задели душевные струны старого митрополита. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что хитрый узурпатор просто-напросто вербует в его лице весь церковный клир – оптом и беззастенчиво. Но, к чести своей, ради сохранения лица, все же сделал слабую попытку немного попротивиться оному. Мятежная натура экзарха Белоруссии, поднаторевшая в жарких дебатах с атеистами и государственниками, требовала не сдавать позиции без боя.
– Горько мне – недостойному служителю церкви выслушивать словеса обидные и не во всем справедливые. Я принимаю твой упрек, в чем-то даже и заслуженный неправедными поступками совершенными нашими иерархами, и моими тоже, хоть я и являюсь противником новых иосифлян, за пышностью внешнего убранства не разглядевших насущных потребностей церкви и паствы своей, как ее неотъемлемой части. Однако же ты, как нынешний правитель Руси обязан выслушать и противоположную сторону, ради вящей справедливости.
– Должен. Не спорю.
– Так вот. Ты вот упрекнул церковь в том, что она всеми силами старается заработать там, где только может, даже и в обход законов. Сие справедливо. Отчасти. Но ведь ты не подумал о том, зачем это все самой церкви? Храмы передает нам государство. Это так. А то, что многие из них порушены и разорены, кого беспокоит? Государство? Нет. Оно сдало со своего баланса ненужный с его точки зрения хлам, прости меня, Господи за таковые словеса, – перекрестился митрополит и продолжил. – Восстанавливать надо. Государство, разрушившее все это, не хочет нести ответственности за этакую неподобь, а значит, восстанавливать придется нам самим. А где деньги взять, не подскажешь ли? За материалы – заплати, за работу – заплати. Вот и выходит, что хоть деньги, на первый взгляд и большие, а на поверку, если их размазать, то получается пшик один. А ведь еще не забывай, что нам приходится содержать и приюты для бездомных, и больницы, и церковно-приходские школы, и учреждения специального высшего духовного образования. Собранные и заработанные деньги, Церковь тратит, прежде всего, на свое украшательство и благолепие чина. Красота убранства церковного и красота церковного богослужения прежде и доныне служит вящему восхищению всякого обывателя, будь он православный или представитель иной веры. Неспроста же равноапостольный князь Владимир Красное Солнышко именно за это выбрал веру православную средь иных верований. Нагими приходим мы на этот свет и нагими предстанет пред очи Его на Страшном Суде. Ничего с собой туда не заберем. Все что сохранено и преумножено, все это останется тут, во имя прославления Господа нашего и Церкви Его. Ты вот упрекнул служителей Божьих в стяжательстве. Может оно, где-то так и есть, а токмо много ли таких стяжателей насчитаешь? Разве что в столичных храмах, да в больших городах. В основном же батюшки кормятся от своих приходов, что отнюдь не многочисленны и не богаты. Много ли поимеешь корысти с двух десятков прихожан в глухом селении? К тому же не забудь, сыне мой, что все, начиная от рядового батюшки и кончая высшими иерархами, уйдя на покой, пенсии от государства не имеют. Пенсию, достаточно скудную по нынешним временам, им платит, опять же, не кто иной, как Церковь.
– Ты мне, святой отец, елей на чело не капай! – усмехнулся Афанасьев. – И выдавить из меня слезу тебе не удастся. То, что пенсию маленькую получают ваши служители, так это не вина государства. Платили бы они, как и положено всем гражданам, в свое время, налоги да отчисления в пенсионный фонд, так и не было бы этой проблемы. Паче того, сейчас много появилось негосударственных пенсионных фондов. Что мешает им отчислять часть средств, за совершаемые ими требы, в один из таких фондов? Так что, сами виноваты. И то, что у вас образовался перекос в содержании приходов, где одни еле-еле сводят концы, а другие утопают в сверхдоходах, тоже вы сами виновны. Вам бы порушить вековую традицию, в соответствие с которой, каждый иерей кормится от своего прихода, да перейти на современную централизованную систему распределения доходов. Поставьте в каждый приход кассовый аппарат, и пускай все денежные поступления централизуются, а затем распределяются в виде зарплаты на основании принятой вами же ЕКТС1. Это, конечно, не избавит вас от того, что батюшки будут все складывать в свой карман, но хоть как-то немного подровняет доходы простых и столичных священнослужителей. К тому же перевод священнослужителей на оклад позволит сохраниться малым приходам, а значит, контакт на низовом уровне не будет потерян, что еще больше укрепит влияние церкви в глубинке, и покончит с порочной практикой ее разовых посещений батюшками на Рождество и Пасху. А батюшкам с малочисленных приходов объяснить, что все деньги, отправляемые им наверх, вернутся к ним же не только в качестве зарплаты, но и индексации к будущей пенсии. К тому же не худо было бы продумать систему доплаты им за совмещение должностей. Наверняка ведь им приходится выполнять обязанности и дьякона, и звонаря и еще кого-нибудь.
– Мы уже поднимали этот вопрос при прошлом Патриархе, – озадаченно потер лоб митрополит, – но большинство клириков нас не поддержали.
– Ну, еще бы им вас поддерживать?! – дернул щекой Афанасьев. – Клирики-то, небось, все сплошь из Епархиального Управления?
Евфимий ничего не ответил на это замечание, но его потупленный взор красноречиво говорил о его согласии с данным суждением. А диктатор, тем временем, развивал свое успешное наступление.
– Ты вот, отче сказал, что богатства Церкви служат не отдельным ее представителям, а ее величию и прославлению. Даже вот про нагих упомянул, дескать, ни с чем пришли, ни с чем и уйдем на тот Свет. Это, все так. И тут я с тобой совершенно согласен. А вот как прожить период между нагим рождением и нагим уходом за грань бытия ты ни единым словом не обмолвился. Ведь все мы знаем, что очень многие священнослужители достаточно комфортно проходят этот этап своей жизни, ни в чем себе не отказывая в плане получения земных благ. Напомни-ка мне, кто сказал: «Не сбирайте себе сокровищ на земле, но собирайте себе сокровища на небе»?
– Это сказал сам Сын Божий в своей Нагорной проповеди, – нахохлился митрополит, чувствуя, куда клонит Афанасьев.
– Ну и как сие соотносится с фактическим состоянием дел и как это служит прославлению и возвеличиванию Церкви? Насколько я помню, церковники всю жизнь проповедуют воздержание телесное и материальное. А что выходит на поверку? Ты вот, отче, ко мне на каком автомобильчике подъехал?
– На «Ауди», – опять слегка потупился вновь Евфимий.
– Чаю, что не из дешевых? – фривольно подмигнул он старцу.
– Истинно. Токмо это не мой автомобиль, а казенный, служащий для представительских целей, – выкрутился он и тут же перешел в контратаку. – У тебя самого тоже ведь не «Запорожец».
– Да, – не стал спорить Валерий Васильевич, – мне как главе государства положено кататься на такой машинке для государственного престижа. Заметь, машинке отечественного производства. А личного автомобиля у меня и не было никогда. А у тебя, отче, имеется ли личный автомобиль?
– Имеется, – почти с вызовом ответил ему митрополит. – «УАЗ-Патриот» и тоже отечественного производства.
– Сколько лошадок?
– 140 вроде бы, – неопределенно пожал плечами местоблюститель.
– В-о-о-т, – протянул диктатор, ехидно улыбаясь своим мыслям, – а многие наши батюшки раскатывают на «крузаках» у которых под капотом этих лошадок с полтысячи. И при этом налогов на роскошь не платят, хоть и обязаны, как граждане России. И недвижимость у них такая же роскошная, как и их авто. И опять же – не платят ни копейки государству за апартаменты.
– В подавляющем большинстве все это является подношением от состоятельных прихожан, – возразил на упрек митрополит.
– Не лукавь со мной отче, – слегка погрозил пальцем Афанасьев. – У нас и подарки свыше 4000 рублей облагаются налогом. Так что, платить вашим клирикам, все равно придется. Платить будете за сверх положенный минимум жилой площади, а также за автотранспорт, мощность двигателя которых превышает, ну, скажем, 150 лошадиных сил, как твой «патриот». Надо поддерживать отечественного производителя в условиях санкционного режима. Я, вон, пересаживаю всех чиновников на «волги» и «лады», и вы, как законопослушные граждане не отставайте. И не благодари, я сегодня добрый. Лучше вспомни, как поступал с денежными подарками преподобный Сергий Радонежский. Что про это сказано у его ученика и биографа Епифания в книге «Житие и чудеса преподобного Сергия игумена Радонежского». Вспомнил?
– Раздавал нищим и обездоленным прихожанам, – поежился под насмешливым взглядом генерала митрополит, удивляясь про себя такой осведомленности Афанасьева в истории церкви.
– То-то же. Церковь, призывающая народ к смирению и воздержанию, сама должна показать пример этого. Только так она сможет очиститься от нечестивых сребролюбцев и указать светлый путь всем тем, кто верит в Христа и православную церковь Его. Будьте не только пастырями народа своего, но и частью его, разделяющей с ним все его горести и лишения, – наставительно закончил Афанасьев.
– Обидны, но в чем-то справедливы твои укоризны, сыне мой, – начал уже сдавать позиции священник. – И с ними можно согласиться и принять, как побуждение к нравственному очищению Церкви, при обещанной тобой поддержке. Истинно, что суетное надобно отделять от духовного и вариант доверительного вложения некоторых финансов, имеющихся в нашем распоряжении, в государственные инвестиционные проекты избавят Церковь от некоторой части мирских забот. И я грешный, если позволишь, донесу эту благую весть до церковного синклита, вкупе с твоими требованиями.
– Это не мои требования, а требования времени, дабы вы окончательно не растеряли свой авторитет в глазах общества, – жестко парировал его слова Валерий Васильевич.
– Возможно, ты и прав. Церкви надо подать пример смирения и покаяния, – задумчиво произнес Евфимий.
– Есть ли у тебя, отче, еще какие либо насущные проблемы, требующие моего непосредственного вмешательства? – спросил Афанасьев, озабоченно глядя на напольные часы, стоящие в углу. Время поджимало, и ему надо было уже собираться на совещание руководителей оборонных предприятий.
– Засилье чуждых православию сект вызывает наши глубокие опасения за привнесение смятений в неокрепшие души наших граждан, – завел извечную шарманку старец.
– Что, боитесь конкуренции?! – весело оскалился бравый генерал, из которого уже выветрились все алкогольные пары.
– Это недобросовестная конкуренция на «чужом» поле, – слегка насупился митрополит и легонько пристукнул посохом об пол.
– Ладно-ладно. Тут я с тобой полностью солидарен. Если уж выметать заразу, то не стоит отделываться только изгнанием секты иеговистов. Всю эту «пятую» колонну, засланную к нам из-за рубежа доброхотами из ЦРУ и Ми-6, надо вычищать под корень, оставив только те религии, которые испокон свойственны данной местности. Ты, вот что, святой отец, подготовь-ка со своими учеными-богословами и нашим Комитетом по делам религий проект закона, запрещающего распространение на территории России не свойственных ее географии религиозных учений. Я полагаю, что принятие этого закона не вызовет каких либо затруднений со стороны Высшего Военного Совета. Что же касается воя в международных кругах, так и плевать на него с нашей-то колокольни. Мы и сами с усами.
– Не сомневайся, сыне мой, – просветлел ликом священник от такого царского подарка, – уж с этим не умедлим.
Афанасьев встал, намереваясь закончить аудиенцию. Встал вслед за ним и понятливый митрополит. Уже стоя в дверях и осеняя крестом Хозяина Земли Русской, неожиданно произнес:
– Есть ли у тебя, сыне мой, отец духовный, наставляющий и оберегающий от поступков опрометчивых?
Афанасьев даже растерялся от такого беззастенчивого навязывания соглядатая. Он- то по своей наивности полагал, что завербовал долгогривого, а теперь выяснялось, что ту же самую работы проделывала и противоположная сторона. «Ну, батюшка! Ну, хват!» – мельком пронеслось у него в голове.
– Я, как вы знаете, не слишком-то религиозен, воспитанный в манерах пионерии и комсомола, – попробовал он выкрутиться из бархатных объятий местоблюстителя.
– Все мы родом из оного детства, – улыбнулся подкупающе священник. Но ведь когда-то же надо и взрослеть. А это никогда не поздно сделать.
– Право же, я и не знаю, – засмущался, припертый к стенке диктатор.
– Хочешь, я подберу тебе достойного иерея, коему ты сможешь доверить тайны своей души без опаски?
– Может быть, вы как-то сами? – быстро нашелся он с ответом. – Все-таки вы, в прошлом тоже были военным, а поэтому нам станет проще понять друг друга.
– В гордыне ложной отказываться от сего предложения не стану, – степенно произнес митрополит, вдругорядь осеняя крестом своего будущего подопечного, однако руку для поцелуя не подал, щадя чувства Валерия Васильевича.
– Наши встречи можно будет тогда проводить на регулярной основе, – задобрил Афанасьев своего будущего духовного наставника.
– Отрадно слышать такое, – кивнул тот в ответ. – Ты только пропуск постоянный не забудь мне выписать.
Расстались они, если и не друзьями, то, по крайней мере, в чем-то единомышленниками. На сегодня предстояла еще встреча с «промышленниками», занятыми в сфере ВПК. На его участии в этом мероприятии особенно настаивал Юрьев. Поэтому отказаться никак было нельзя. И хоть после встречи с митрополитом он чувствовал себя выжатым, как лимон, идти все же пришлось, чтобы не обижать премьера.
II.
Совещание с «флагманами» военно-промышленного комплекса было скучным и затянулось до обеда. Всё было, как и в прошлый раз. Они хором жаловались на сложности периода перехода к импортозамещению, кляузничали друг на друга из-за недопоставок комплектующих, неподъемных цен на сырье и энергоносители, а также нереальные, на их взгляд, сроки по приемке заказанной и уже оплаченной Минобороны номенклатуры вооружений. Откровенно говоря, Афанасьев не до конца понимал, какое он имеет отношение ко всей этой кутерьме, если Юрьев взялся за разгребание производственных «авгиевых конюшен», совмещая в себе, как заказчика, так и исполнителя гособоронзаказа. Его, Главу Высшего Военного Совета, отвечающего за существование России, в конечном счете, должно волновать только количество и качество принимаемой на вооружение техники. А уж, каким способом и по какой цене должно происходить таковое – не его епархия. Поэтому на выслушивание нудных жалоб производственников, его заставила только личная просьба премьер-министра, неизвестно с какой целью, упросившего его присутствовать на совещании. Хотя, если вдуматься, то мотив Бориса Ивановича, можно было легко просчитать. После перспектив, продемонстрированных ему по результатам испытаний протонного ускорителя, а также после встречи с Николаевой, ему, как стороннику только инновационных методов ведения современной войны, ужасно хотелось секвестрировать бюджет оборонного комплекса в пользу гражданского производства. Он и раньше, помнится, высказывал «крамольные» мысли о том, что все эти пушки, танки – детища вчерашнего дня, не имеющие дальнейших перспектив. Панацею от нынешних военных угроз он видел только в абсолютно новых и доселе невиданных видах вооружений. Поэтому предлагая переходить на экономику «военного времени» с учреждением ГКО он одновременно желал, как сосредоточить усилия на производстве оружия на «новых физических принципах», так и конверсировать производственные мощности, занятые изготовлением традиционных видов оружия. При ограниченности бюджета, это его идея представлялась почти несбыточной мечтой. Правда, если научные изыскания Николаевой, взявшейся за работу с необычайным рвением, получат свое подтверждение, то экономические перспективы сулят умопомрачительные выгоды. Многие экономические проблемы можно будет решить за пару щелчков. По крайней мере, сырьевые проблемы, связанные с себестоимостью добычи некоторых полезных ископаемых, точно бы разрешились одномоментно. А это потянуло бы за собой и решение иных экономических проблем. А значит, в таком случае, переориентировать передовые предприятия ВПК на выпуск высокотехнологичной гражданской продукции стало бы значительно безболезненнее, нежели при «Мишке Меченом» или «Борьке Пьянице». Но пока эти мечты не приобрели реальную основу, демонстрировать Главе государства мелкую грызню директоров предприятий, с целью их дискредитации, дело было малоперспективным. Афанасьев даже слегка обиделся на Юрьева за это, но вида подавать не стал на людях. Лишь только по окончании заседания бросил тому упрек, однако в довольно мягкой форме:
– Ну и зачем Борис Иваныч ты устроил для меня весь этот балаган? Сам разве не мог разрулить ситуацию? Я ведь прекрасно знаю, что твои диктаторские методы управления, гораздо круче моих увещеваний, хотя, при этом, диктатором считают именно меня. А потому и без моей помощи знаешь, как поступить с этой камарильей.
– Как?!
– Очень просто. Взять парочку из них – наугад, да и расстрелять к чертовой матери.
В общем, вернулся в свой кабинет Афанасьев не в самом лучшем расположении духа. Только-только бухнул свой зад в крутящееся кресло с высокой спинкой, как зазвонил один из многочисленных телефонных аппаратов, стоявших сбоку от стола. По характерному звуку звонка, Валерий Васильевич понял, что звонит Тучков. Неприязненно покосился на телефон, потому что от Николая Павловича никогда никаких хороших вестей еще не поступало. Тяжко вздохнув, все же снял трубку, бросив коротко:
