Юрий Витальевич Яньшин
Внешняя беговая
Обо всех этих двухмесячных перипетиях он и поведал собравшимся в небольшом помещении, примыкающем к командно-наблюдательному пункту, в своей излюбленной манере – вышагивая из угла в угол по диагонали. Все зрители (Боголюбов и его заместитель по техническим вопросам), за исключением одного Иванова, дремавшего вполглаза, затаив дыхание, слушали необыкновенно захватывающую повесть о рождении абсолютно новой научной и промышленной отрасли, позволяющей при ее умелом использовании перейти к формированию нового промышленного уклада экономики.
– Да что там говорить, если только одно дистанционное зондирование земных глубин с целью изыскания новых залежей полезных ископаемых, поможет сэкономить государству миллиарды рублей за счет экономии средств на дорогостоящие экспедиции и буровые работы. А уж извлечение ископаемых с применением новой технологии «протонного бурения», так и вовсе способно будет озолотить бюджет, постоянно страдающий от дефицита. Та же самая Грета Тунберг умрет от счастья или от зависти, это уж кому как больше понравится, узнав, что появился надежный и безопасный способ очистить планету от радиоактивных отходов. Дальнейшее же развитие подобных технологий может стать флагманом развития человечества по пути созидания и процветания, где не будет ни голодных, ни обездоленных, где все страны откажутся от накопленных гор оружия, потому что его применение в новых условиях будет совершенно невозможным делом. В дальнейшем эту установку можно будет приспособить в качестве движительной основы для межпланетных и межзвездных кораблей, что будут бороздить просторы Вселенной. И Человечество, позабыв о войнах и вражде, наконец, выберется из таких родных, но уже тесных пеленок земного существования, шагнув далеко-далеко за пределы своей колыбели. Уже не маленькая горошинка Земли, а вся окружающая Вселенная станет его домом, – входил в ораторский раж академик, перепутав аудиторию со студенческим семинаром первокурсников.
Однако, несмотря на солидный возраст и звания присутствующих здесь людей, слушали они его со всем почтительным вниманием и даже подобострастием. Особенно воодушевлен был пламенными речами Боголюбов, который, не переставая кивал головой и улыбался своей «фирменной» детской улыбкой, которая своей лучезарностью заражала всех, кто на него смотрел в этот миг.
– И глубоко неправы те, кто думает, что наша установка призвана для того, чтобы служить самым страшным оружием на Земле! Нет! И еще раз повторю, нет! Наоборот! Она должна послужить ярким демонстратором, того, что человечество подошло к краю пропасти и уже заглянуло в ее бездонную глубину! Дальше развивать военную технику просто не имеет никакого смысла. Нам всего-то и останется, что продемонстрировать человечеству ее невиданные возможности, а потом сказать всему миру: «Господа! Хватит уже вооружаться! Пора перековать мечи на орала!» Нет. Я не наивный дурачок, считающий, что с войнами будет покончено раз и навсегда. Какие-то военные конфликты, безусловно, останутся, но они приобретут, в лучшем случае вялотекущий характер с минимумом человеческих жертв. Глобальные же конфликты, а тем более с применением оружия массового поражения будут исключены. Мы, включив установку на минимальный режим, просто выведем из строя всю эту армаду авианосцев, подводных лодок и пусковых шахт, начиненных ядерными боеголовками. И после этого авианосцы станут круизными лайнерами, подводные лодки займутся изучением тайных глубин океана, а пусковые шахты перепрофилируют под зернохранилища.
– И тогда люди будут драться палками, и метать друг в друга отравленные дротики, – буркнул генерал из своего угла будничным голосом, так как подобные разговоры были для него не в новинку.
– Ну, что вы такое говорите, Владимир Всеволодович?! – всплеснул руками, как кузнечик надкрыльями, академик. – Тут ведь главное начать и показать пример! А положительный пример – заразнее любого ковида! Мне вот, как лицу сугубо гражданскому, противно даже взять в руки какой-нибудь автомат, не говоря уже о том, чтобы нажать на кнопку оружия, способного привести мир к Апокалипсису. Человеку от рождения своего присущи только гуманистические правила поведения в социуме себе подобных. Это только извращенное воспитание делает из него самого опасного зверя в мире. Нужно всего лишь начать прививать ему с детства отвращение к любому виду насилия и через два-три поколения человек будет не просто хомо сапиенс (человек разумный), он станет хомо гуманус (человек гуманный).
– Ну-ну, наивный вы мой мечтатель, – лениво пробурчал в ответ генерал. – Тогда, после ваших воспитательных мер, если они не дай Бог, удадутся, на вершине цивилизации окажутся какие-нибудь полчища воинственных тараканов, как наиболее приспособленных к жизненным обстоятельствам.
В общем, с этими разговорами о головокружительных перспективах по внедрению в жизнь подобных новаций, все смогли улечься спать только к утру. Заместитель по техническим вопросам умелся к себе домой, яростно раздирая рот в неумолимой зевоте, а оставшиеся в бункере разбрелись по своим местам: Боголюбов с Вострецовым – в одной комнате (соратникам еще было о чем пошептаться без лишних ушей), а Иванов оборудовал себе лежанку прямо на командном пункте.
II.
Вострецов, казалось, только-только прикрыл глаза, на минутку забывшись в чутком старческом сне, как его разбудили чьи-то громкие и встревоженные голоса. Он с трудом поднял набрякшие веки, туго соображая, что такого могло произойти за те несколько минут, пока он находился в мимолетном забытьи. Рядом протирал свои заспанные глаза Алексей, тоже, по всей видимости, не до конца понимая, что стряслось и от чего такая суета вокруг. И лишь напружиненный и готовый ко всему Иванов уже стоял полностью одетый и выслушивал доклад одного из дежурных спецназовцев. Проведя рукой по лицу, как бы стряхивая с себя остатки сна, Игорь Николаевич начал вникать в беседу Иванова и спецназовца. Хоть и старческий, но по-прежнему острый ум академика позволил ему быстро войти в суть тревожного доклада. Он быстро скинул свои худые со вздувшимися венами от варикоза босые ноги на холодный пол и кашлянув для прочистки голоса спросил, ни к кому не обращаясь персонально:
– Где Михал Дмитрич?
– Не знаю, – обернулся к нему Иванов, – скорее всего, руководит обороной, где-то наверху.
– В Москву доложили? – спросил он, поднимаясь с дивана и пытаясь стоя натянуть брюки.
– Связи с Москвой нет, – жестко констатировал генерал. – Мы отрезаны и от связи и от помощи с материка.
– Товарищи, мне кто-нибудь объяснит, что происходит? – задался вопросом Боголюбов, вставая с пола. – Я ничегошеньки не понимаю.
– Всё предельно ясно, – клацнул зубами от возбуждения генерал. – Враг высадил многочисленный десант для захвата или уничтожения установки, а заодно и нас с вами. На поверхности идет бой. Бой идет уже четверть часа. Слышны многочисленные выстрелы, и даже взрывы. Никакой ясности в характере боестолкновения не наблюдается, – в темпе телеграфа выдавал информацию Иванов.
– Но как же так?! – воскликнул в недоумении Боголюбов, первым делом надевая очки. – Ведь это же, по сути, объявление войны!
– Это для тебя, Леша, война, а для них, просо зачистка, – огрызнулся академик, успевший за это время одеться. – Одевайся быстрей.
– Да-да, конечно, – поспешил Боголюбов к стулу, на котором лежала его одежда.
– Владимир Всеволодович, – обратился Вострецов к генералу, – прошу вас распоряжаться нами в полном объеме и без всяких скидок.
В минуты крайней опасности, велеречивый и не лишенный театральности академик умел концентрироваться и принимать молниеносные решения, основанные на внутренней дисциплине и точном математическом расчете. Иванов оглядел Вострецова с ног до головы, как будто видел его впервые в жизни, затем, что-то прикинув в уме, кивнул и произнес:
– Хорошо, Игорь Николаевич, я принимаю вас под свое командование. Алексей Сергеевич, а вы, как?
– Я как все, – пожал тот плечами. – Вы – военный, вам и командовать.
– Сержант, – повернулся Иванов, к стоявшему рядом спецназовцу, – что там капитан Самойлов?
– Капитан Самойлов организует круговую оборону возле помещений, где находится особо охраняемое лицо, – кивнул он в сторону академика.
– Добро. Ступайте, сержант. Теперь займемся вами товарищи, – вновь обратил он свой взор на ученых. – В мою обязанность входит сохранение жизни вверенного мне лица, а также недопущение утечки сверхсекретной информации, касающейся установки. Сейчас бой идет на поверхности, и его результаты нами пока не просчитаны, поэтому будем исходить из худшего развития событий. Не исключено, что враг будет пытаться проникнуть сюда любым доступным для него способом. Давеча, находясь у вас в кабинете, Алексей Сергеевич, я заметил сейф с компьютером. Я хочу знать, что находится в сейфе, и какие материалы хранятся в памяти компьютера.
Боголюбов потер рукой лоб в некоторой задумчивости, а потом ответил:
– Собственно говоря, меня уже инструктировали насчет компьютера. И хоть у него нет выхода в интернет, а только локальная связь, я ничего, что могло бы быть расценено, как секретная информация, на нем не хранил. Если, что и было, то только на флэшке, которая находится в сейфе.
– Что там на ней? – быстро среагировал Иванов.
– Некоторые расчеты по параметрам фокусировки установки и трехмерные проекции отдельных деталей, назначение которых понятно лишь тем, кто с этим непосредственно связан.
– Скверно, – покачал головой генерал. – Что еще находится в сейфе?
– Несколько тетрадей с черновыми записями, – покраснел, как девица Боголюбов. – Я часто ношу их с собой, потому что мысли порой возникают совершенно спонтанно…
– Так, все с вами ясно. Идемте к вам в кабинет, – сурово произнес Иванов, окончательно почувствовавший себя главным в этой компании.
– Я с вами, – сунулся было Вострецов, но его остановил воспрещающий жест генерала.
– Игорь Николаевич, а вас я решительно попрошу перебраться в соседнее помещение на КНП. Там дверь, хоть и не слишком бронированная, как я заметил, но все же, не идет ни в какое сравнение с этой – из дуба. Запритесь там и никого не пускайте, пока мы не вернемся. Когда вернемся, я постучу вам двумя короткими и тремя длинными ударами.
– Хорошо, – не стал спорить академик.
– Идемте, Алексей Сергеич, время дорого.
Они, в качестве охраны взяли с собой еще пару спецназовцев из конвоя Вострецова, и двинулись в путь. Идти было не слишком далеко, так как кабинет Боголюбова располагался всего метрах в двухстах от КНП, да к тому же находился на одном с ним уровне. Но путь их все равно казался длиннее, чем был на самом деле. Спешным шагом они двинулись по широким и низким, порой извилистым тоннелям, пронизавшим весь скальный массив, словно дырки в швейцарском сыре. Боголюбов, знавший здесь каждый закуток, уверенно двигался вперед, а вот Иванов с охранниками, если бы не Алексей Сергеевич, непременно бы заплутали в этих переходах. На пути им часто встречались растерянные и перепуганные сотрудники «объекта», которые не могли не то, чтобы прояснить ситуацию, но напротив, сами нуждались в этом. Все они находились в перевозбужденном состоянии, так как у подавляющего большинства из них на поверхности оставались близкие и родные. И только дисциплина, выработанная годами, не давала им сейчас удариться в откровенную панику. Наконец по пути им встретился спешащий и озабоченный майор Гусаров. Генерал первым заприметил рысившего куда-то с автоматом наперевес майора:
– Виктор Петрович! – окликнул он его.
Гусаров повернул голову в их сторону и замер, как вкопанный:
– Слушаю вас, товарищ генерал, – озабоченным голосом произнес майор.
– Вы ведь наверняка знаете больше нашего, – не то спрашивал, не то утверждал генерал. – Что там, наверху?
– Наверху идет бой. Диверсантам удалось захватить аэродром и уничтожить «летающую лабораторию». Это пока все, что мне достоверно известно, – лапидарно ответил майор.
– Виктор Петрович, вы понимаете, что мы ни в коем случае не можем допустить того, чтобы опытный образец и та установка, что сейчас находится на стапеле, ни в коем случае не должны попасть к врагу? – спросил генерал, ухватив Гусарова за пуговицу на комбезе.
– Не волнуйтесь, Владимир Всеволодович, – аккуратно отстраняя руку генерала от своей пуговицы, начал успокаивать того майор, – оба входа к «объекту» находятся под нашим контролем, а подходы к ним, как вы должны были помнить из нашей вчерашней беседы, заминированы.
– И все-таки, если они, каким либо образом, сумеют проникнуть внутрь…, – продолжал настаивать на своих опасениях Иванов.
– Если такое и случится, во что я не совсем верю, то на этот случай ангар с опытным образцом и цех, где установка находится на стадии сборки, нами тоже заминированы, – терпеливо пояснил он собеседнику, хотя было видно, что он явно куда-то торопится.
– Вы сейчас, наверное, торопитесь организовать круговую оборону входов на «объект»? – не унимался настырный генерал, опять хватаясь за майорскую пуговицу.
– Нет, – нервно дернул головой Гусаров, вновь отстраняя от себя нервические пальцы Иванова, – я готовлюсь к инфильтрации мирного населения, которое сейчас массово движется сюда, ища спасения. Но не волнуйтесь, врагу сюда не проникнуть. У нас тут надежные заслоны предусмотрены на такой случай.
– А не может так случиться…, – генерал озабоченно сдвинул брови, но майор не дал ему закончить мысль, перебив на ходу.
– Вот поэтому я и спешу туда, – предотвратил он дальнейшие расспросы Иванова.
– Не смею задерживать, – буркнул Иванов, недовольный стилем общения майора.
Провожая взглядом Гусарова, генерал тяжело вздохнул и покачал укоризненно головой. Ему почему-то казалось, что он один из всех окружавших его лиц по настоящему озабочен случившимся, и только он один радеет за сохранность государственной тайны.
– Ну, ведите дальше, товарищ Боголюбов, – повернулся он к Алексею и двум охранникам топтавшимся рядом с ним.
– Собственно говоря, мы уже на месте, кивнул он на массивную двустворчатую дверь, ведущую в кабинет директора.
Войдя в кабинет, генерал первым делом велел его хозяину открыть сейф и забрать оттуда все, что могло представлять хоть малейшую информационную ценность для любителей чужих секретов. Сам же с деловым видом оглядев моноблок, стоящий на директорском столе, принялся один за другим отсоединять провода, ведущие от него к периферии. На недоуменный взгляд Боголюбова, он только коротко пояснил:
– Заберем с собой, на всякий случай.
Отсоединив все провода, он сунул моноблок в руки одному из сопровождающих, а сам стал искать натренированным глазом, что бы еще такого забрать с собой. Заметив на столе среди всякой канцелярской мелочи, скромно лежащий ежедневник, он молча ухватил исписанные уже страницы и безжалостно выдрал их, а затем сунул к себе в брючный карман. Боголюбов тоже не стал мешкать, в свою очередь. Первым делом он забрал флэшку, после чего сгреб в охапку все имеющиеся там папки тетради.
– Вроде все, – сказал Алексей Сергеевич, одной рукой поправляя очки, а другой, придерживая объемистый ворох документов.
Генерал, еще раз хищным оком обвел небольшое пространство кабинета и, увидев стоявший между сейфом и шкафом ШАК-12 с примкнутым магазином, плотоядно улыбаясь, протянул к нему свои руки:
– Что ж вы, голубчик, пренебрегли вчера советом полковника забрать отсюда автомат?
Боголюбов не нашелся, что ответить, поэтому просто пожал плечами.
– Вот теперь, действительно, все, – сказал Иванов, бережно беря автомат. – Запасных патронов нет?
– В сейфе лежат, – указал глазами Боголюбов на его распахнутую дверцу.
Иванов загребущими руками ухватил коробку с насыпанными как попало патронами, и стал горстями запихивать все это добро в свой, казалось бездонный карман брюк.
Уже на выходе, Иванов с сожалением заметил:
– Тут бы не худо растяжку оставить, ну да ладно, как-нибудь, может и пронесет.
До места своего нового обиталища они в этот раз добрались гораздо быстрее, потому что останавливаться и беседовать было не с кем. Работники «объекта» стараниями майора были срочно эвакуированы на самые нижние этажи, и затерялись там для всех в бесчисленных лабиринтах шахтных выработок. Сами же подчиненные Гусарова заняли оборонительные позиции возле западного и южного входа, заодно исполняя роль гостеприимных хозяев для беженцев из числа гражданских и членов семей работников «объекта». Но всех новоприбывших сразу отправляли глубоко вниз, минуя уровень, где располагался КНП. Таким образом, на этаже остались только спецназовцы, прибывшие из Москвы, да еще два гражданских человека, из-за охоты на которых, собственно говоря, и разыгралась эта драма. Дойдя до нужной двери, генерал постучал условленным образом, и дверь тут же отворилась, будто академик стоял возле нее и только ждал момента их возвращения.
– Ну, что, как там?! – набросился он с вопросами на Иванова, с воинственным видом державшего штурмовой автомат и Боголюбова, державшего перед собой охапку документов.
Бойцов охраны отпустили, а генерал, невольно переняв манеру общения Гусарова, кратко изложил складывающуюся ситуацию:
– Диверсанты захватили аэродром и уничтожили вашу «летающую лабораторию». Сейчас идет бой в поселке и на его подступах. Гражданское население начало прибывать к «объекту» в надежде на спасение. Майор организует оборону возле южного и западного входа. Связи с Большой Землей по-прежнему нет. Вот все, что известно на данный момент.
– А полковник где?! – вырвалось у академика.
– Ничего не могу сказать, – развел руками генерал. – Очевидно он среди тех, кто сдерживает натиск врага.
– Но неужели же нет никаких способов сообщить на материк, что у нас здесь творится?! – воскликнул ученый.
– Тут, я, пожалуй, могу вас успокоить, – ухмыльнулся Иванов. – Если мы не можем связаться с материком, то это вовсе не значит, что там пребывают в святом неведении. Как военный человек, дослужившийся до немалых чинов, со всей ответственностью могу вам сказать следующее, – генерал слегка откашлялся. – Система связи устроена так, что в случае, когда ее нет на протяжении определенного времени, то автоматически вступают в действие механизмы проверки ее нарушения. Наверняка, там, наверху, уже подняли тревогу и как минимум, перенацелили спутники на наши Палестины, с целью уточнить обстановку. Наверняка уже выслали и воздушную разведку, учитывая важность данного «объекта» для безопасности страны. Так, что помощь придет в обязательном порядке. Нам надо только продержаться какое-то время. Может час, может и два часа. Майор заверил меня, что южный и западный входы надежно перекрыты, а иных способов проникнуть сюда, нет.
– А нам что же делать все это время?! Мы же не можем отсиживаться здесь, как крысы?! – не унимался Вострецов.
– Я что, по-вашему, похож на крысу?! – вдруг огрызнулся не на шутку разобидевшийся Иванов.
– Извините, Владимир Всеволодович, – поник сразу Вострецов, – я, поверьте, не хотел вас обидеть. Но и вы войдите в наше положение. Мы не можем просто так сидеть, сложа руки в ожидании своей участи. Мы просто не имеем на это право. Ведь, по сути, наверху гибнут люди именно потому, что выполняли работу, которую им поручили именно мы!
Генерал озабоченным взглядом оглядел просторное помещение командно-наблюдательного пункта. Одна из его стен была сплошь уставлена пультами и экранами. Сейчас вся эта техническая составляющая испытательной базы была выключена за ненадобностью, так как следующие испытания планировались только к середине октября.
– Игорь Николаевич, а нельзя ли как-нибудь привести в рабочее состояние всю эту технику, хотя бы в режиме наблюдения? – с живейшим интересом поинтересовался он у академика.
– Это к Алексею Сергеевичу – он тут царь и Бог, – кивнул Вострецов в сторону Боголюбова.
– Давайте, Алексей Сергеевич, взглянем на окрестности? – предложил генерал. – Наверняка следящая аппаратура способна осветить для нас окружающую обстановку.
– Да-да, конечно! – сразу засуетился Боголюбов, кинувшийся к центральному пульту. – И как это я сам об этом не догадался?!
Он, быстро переходя от одного операторского места к другому, шустро защелкал какими-то тумблерами, защелкал переключателями и кнопками. Разом вспыхнули несколько экранов, показывая общую панораму испытательного стенда, части базы, пирса, с пришвартованным к нему базовым тральщиком и акватория залива, на берегу которого расположился поселок. Топовые огни тральщика были погашены, поэтому складывалось впечатление, будто команды на его борту попросту не было. Картинка для Боголюбова и Вострецова была, в общем-то, привычной, а вот Иванов не сразу смог разобраться, где и что находится, поэтому Алексей Сергеевич стал ему пояснять, что изображено на том или ином экране. Сейчас генерала интересовала обстановка, складывающаяся вокруг «объекта» и какую угрозу могли нести диверсанты, судя по всему, находящиеся в самой Белушьей.
– Алексей Сергеевич, можно вас как-то попросить сфокусировать изображение на поселке и показать, что же там, в самом деле, творится? – обратился он с просьбой к Боголюбову.
– Да, конечно, можно, – согласился он и опять принялся двигать рычаги и переключать тумблеры.
Изображение, ранее показывавшее лишь часть поселка, поплыло в сторону, и поселок на нем занял центральное положение. Ясности, разумеется, это не добавило, так как поселок все равно был хоть и виден весь, но детали творящегося на его территории безобразия ускользали.
– А можно как-нибудь укрупнить изображение?
– И это можно, – опять согласился ученый.
На этот раз изображение укрупнилось, и можно было на нем разглядеть кое-какие подробности. Первым делом в глаза бросилась картина того, как по улицам поселка в состоянии паники бегают люди у многих из которых на руках были маленькие дети. Среди мирного населения мелькали и военные, размахивающие автоматами и руками. Было очевидно, что они, тем самым, указывали гражданским на направление к «объекту». Иногда они вскидывали свои автоматы и посылали короткие очереди куда-то вглубь поселка. Это было особенно заметно по трассирующим следам от пуль, вылетающим из стволов на фоне предрассветной хмари. Но куда и в кого именно летели эти пули, было еще не ясно. Иванов морщился от увиденного, как от зубной боли, и стискивал кулаки в бессилии что-нибудь сделать. Боголюбов на этот раз понял генерала без слов и сам передвинул картинку вглубь поселка. И тут они, наконец, увидели своего врага. Белые фигурки, точно подсчитать количество которых не представлялось возможным из-за их окраски, порой сливающейся со снегом, перемещались от дома к дому, изредка стреляя в направлении убегающих людей и прикрывавших их бегство немногочисленных военных. Стреляли они действительно не очень часто, но зато весьма результативно. То один, то другой военнослужащий, вскидывая руки, падал ничком в подтаявший к утру снег, обильно орошая его своей кровью. Сами же «белые фигурки» никакого видимого урона не несли и шли в полный рост, даже не пригибаясь.
– Экипировка «центурион», – процедил со знанием дела генерал, комментируя увиденное. – Нашими пукалками такое не пробьешь. По крайней мере, с такой дистанции, – добавил он, поясняя свою мысль ученым.
Вострецов сидел в углу на стуле и не принимал участия в беседе, низко наклонив свою голову. Руки его дрожали. Сейчас, на его глазах гуманистические идеи по развитию мира в эпоху всеобщего разоружения, которые он проповедовал и лелеял всю жизнь, терпели крах.
– Как вы думаете, гражданские успеют в убежище, до того, как их всех расстреляют? – с нескрываемой тревогой в голосе спросил Боголюбов.
– Думаю, что да, – склонил голову в согласии Иванов. – Тем более, как мне кажется, не они являются главной целью диверсантов, иначе бы их давно уже всех перебили.
– А что же тогда является их главной целью?
– Как и прежде: вы с Игорем Николаевичем и сама установка. Они просто хотят ворваться на объект, что называется, на «плечах отступающих».
– Но как же…, – хотел еще что-то сказать Боголюбов, но осекся.
– Я полагаю, что у майора Гусарова хватит сноровки успеть запустить людей внутрь, прежде чем враг появится у входа.
– А если не хватит? – задал глупый вопрос Алексей Сергеевич.
– Тогда придется пожертвовать частью гражданского населения, – жестко парировал слова ученого генерал. – Но меня сейчас не это интересует больше всего.
– А что интересует?
– Как они попали на базу?! Да еще в таком количестве! Ясно, как божий день, что это не парашютный десант. Тогда, как?! По морю? Но тогда, где были наши охранные системы, следящие за морской поверхностью. Ведь я, когда год назад принимал в эксплуатацию «Подсолнух», разработчики в один голос уверяли меня, что подстилающая поверхность моря просматривается чуть ли не на 250 километров. Проспали или среди персонала базы завелись предатели?!
– Вряд ли предатели, – не согласился, на сей раз Боголюбов с генералом. – Скорее всего, они мощными помехами забили работу РЛС. Я считаю, что отсутствие связи и молчание «Подсолнуха» – явления одного порядка.
– Вполне возможно, – пожал плечами генерал. – А знаете, что, Алексей Сергеич, покажите-ка мне залив.
– Вон он, – ткнул пальцем в один из экранов Боголюбов.
Иванов, щурясь, стал всматриваться в свинцовые и холодные воды залива.
– А покрупнее? – попросил он.
Боголюбов опять что-то там покрутил и изображение существенно укрупнилось.
Где-то приблизительно в полумиле от берега из воды торчало характерное для атомной подводной лодки внешнее ограждение ходовой рубки.
– Ага! – хлопнул себя руками по бедрам Иванов. – Я так и предполагал! Подводная лодка типа «Сивулф», – точно определил он тип атомарины по хорошо знакомому силуэту. – И скорее всего, это «Джимми Картер», так как только он оборудован специальной шлюзовой камерой для выброски десанта.
Вострецов поднял голову, тоже всматриваясь в хищные обводы американской подлодки. Его и без того тонкие и бескровные старческие губы превратились в узкую полоску.
И тут вдруг, как гром с ясного неба послышались звуки выстрелов. Нет. Не с экрана. Звуки доносились откуда-то из глубины бункера. И звук этих выстрелов был особенно раскатистым из-за того, что эхо долго блуждало по извилистым тоннелям, прежде чем достигнуть ушей троих человек, жадно всматривавшихся до этого момента в обзорные экраны. От неожиданности генерал, словно мячик подскочил на месте:
– Пробрались! Мать их…! – выкрикнул он, выхватывая пистолет из наплечной кобуры.
– Но как?! Майор же сказал, что через входы они не пройдут?! – в один голос изумились ученые, не успев при этом, как следует испугаться.
– Не знаю! – прорычал Иванов. – Оставайтесь здесь, закройтесь и никого не пускайте! Попробуйте забаррикадироваться.
Совет был, конечно, не из самых умных, ибо если у противника есть средства по вскрытию бронированных дверей, то, что ему стоит разметать хлипкую конструкцию баррикады?
– А вы?! – опять дружно воскликнули ученые.
– А я побежал удерживать последний оборонительный рубеж, – кинул он им через плечо, скрываясь в тускло освещенном коридоре подземного лабиринта.
Вострецов подошел к двери и осторожно заглянул в коридор, по которому бежал на звуки выстрелов пожилой генерал. Отдельные их звуки уже стали сливаться в непрекращающиеся очереди перемежающиеся с громкими хлопками взрывов. Затем осторожно прикрыл дверь, однако запирать ее почему-то не стал. Боголюбов стоял посреди помещения, бессильно опустив руки. Он абсолютно не представлял, что тут можно предпринять. Зато в глазах академика начинали загораться огоньки, что было очень нехорошим признаком. Игорь Николаевич положил свою руку на плечо Боголюбова и тихим ласковым голосом, в котором слышалась печаль начал говорить:
– Знаешь, Алеша, мы с тобой знакомы уже двадцать пять лет. Я помню, как ты, еще, будучи аспирантом на кафедре у Боброва пришел ко мне и попросил стать куратором твоей диссертации.
– Помню, – тихо произнес Боголюбов, медленно кивая, как сомнамбула.
– У меня тогда были тяжелые времена. Меня подвергали остракизму и высмеивали все идеи, высказываемые мной. А тебя ждало блестящее будущее. Самый молодой кандидат в институте. Перспектива получить под свое начало целую лабораторию. Хоть и скудное, но все же государственное финансирование.
– Да, было, – вновь кивнул Боголюбов, искренне не понимая, куда клонит учитель и многолетний соратник.
– А ты был единственный, кто поверил мне сразу и безоглядно. И был со мной рядом все эти годы. Я знаю, как тебе порой тяжело приходилось в общении со мной, учитывая мой характер и темперамент. Но ты ни словом, ни жестом никогда не выдавал своего несогласия, даже тогда, когда я забирался в дебри пацифистских рассуждений. Я видел, как тебе было неприятно меня слушать, но ты всегда отдавал должное моим старческим причудам. А я бессовестно пользовался этим твоим молчаливым несогласием. И теперь ты вынужден прятаться в бункере от врагов, вместо того, чтобы пожинать лавры великого ученого.
– Ну, что вы такое говорите, учитель?! – запротестовал Алексей Сергеевич и его очки тут же запотели, хотя в бункере всегда поддерживалась одна и та же температура. – Именно под вашим руководством я стал тем, кем есть. Кем бы я был без вас? Ну, защитил бы кандидатскую. Ну, дали бы мне лабораторию. А что дальше? Всю жизнь сталкивать тяжелые ядра с легкими, фотографируя процесс, а затем по их осколкам анализировать: получен ли новый элемент или нет? Скучно. А с вами мы открыли новые горизонты. Может быть, страшные горизонты и непредсказуемые, но все-таки новые. Мы смогли вырваться из привычного понимания материи. И за все за это я вам искренне благодарен.
– Спасибо, сынок, – хриплым от подступившего комка к горлу произнес старик, ласково касаясь кончиками пальцев щеки друга, соратника и в какой-то степени даже сына.
– Это вам спасибо. За все.
И тут академик резко сменил тему задушевного и может быть последнего разговора в своей жизни:
– Мы с Ивановым, однажды как-то сильно подвыпили в одном из московских ресторанов. И он в порыве пьяного откровения проболтался, что у него имеется сверхсекретное предписание, в случае безвыходной ситуации ликвидировать меня на месте.
– Боже, мой! – только и смог произнести на выдохе Боголюбов. – Неужели?!
– Слышишь? – Вострецов повел рукой в сторону незапертой двери. – Выстрелы приближаются. Значит, скоро они будут здесь. И Иванов будет.
– Вы думаете…, – не успел договорить мысль Алексей.
– Да, – грустно кивнул головой старик. – Он скоро вернется, поэтому я и не стал закрывать дверь.
