Александр Витальевич Лоза
Терновый венец офицера русского флота
Время неумолимо двигалось вперед. Февраль 1917 года склонялся ко второй половине. Мороз и снег уже порядком надоели, хотелось тепла, солнца и открытого моря. Мичману Бруно Садовинскому вспомнилась весна прошлого года, когда он прибыл в Гельсингфорс на эскадренный миноносец «Разящий». Бруно будто снова ощутил свой эмоциональный подъем, чувство радости и гордости за то, что он – на действующем флоте, в Минной дивизии, на боевом корабле! И еще, вспомнился Морской корпус, мальчишки-кадеты его 4-й роты, где он был офицером-воспитателем в 1915 году.
Странно, но за эти месяцы он ни разу о них не вспоминал. Почемуто Бруно припомнил кадета, который увлекался моделированием кораблей русского флота. Для своих занятий кадет использовал уголок спальни, устроив в нем гавань и расставив там модели судов, без подводной части. Бруно вспомнил и имя этого кадета – Сергей Колбасьев. Да, именно Колбасьев на классных занятиях, частенько отвлекаясь, что-то записывал в свою специальную литературную тетрадку…
Если бы мичман Садовинский мог перенестись в 1935 год, или если бы ему дали до этого времени дожить, он мог бы прочитать в литературном журнале «Звезда» повесть «Джигит» писателя-мариниста С.А.Колбасьева (да, да, того самого мальчишки-кадета Сергея Колбасьева) о молодом офицере, пришедшем на флот в Гельсингфорсе весной 1917 года. И он, наверняка, поразился бы, как точно отразил писатель чувства молодого флотского офицера. Те самые чувства, которые обуревали и самого Садовинского, когда он впервые ступил на палубу миноносца «Разящий». Повесть «Джигит» начинается словами:
«Самая лучшая служба, конечно на миноносцах. Не очень спокойная и не слишком легка, особенно в военное время: из дозора в охранение и из охранения в разведку; только пришел с моря, принял уголь, почистился – и пожалуйте обратно ловить какую-нибудь неприятельскую подлодку или еще чем-нибудь заниматься. Словом, сплошная возня с редкими перерывами на ремонт, когда тоже дела хватает. И все же отличная служба… Нет, служить надо на миноносце. Будь ты хоть самого последнего выпуска, на походе ты стоишь самостоятельным вахтенным начальником, а в кают-компании чувствуешь себя человеком. Конечно, выматываешься до последней степени, зато учишься делу, а в свободные часы живешь просто и весело».
Я полагаю, мичман Бруно-Станислав Адольфович Садовинский, не задумываясь, подписался бы под каждым из этих слов своего ученика. И еще, не судеб ли морских таинственная вязь, переплела и связала воедино мысли, чувства, переживания офицеров Российского, Рабоче-Крестьянского Красного и Советского флотов, во времени и в пространстве, здесь на этом листе бумаги.
В один из дней, середины февраля, мичман Б.Садовинский, одетый в рабочую шинель, согреваясь чаем, сидел в холодной кают-компании миноносца; паровое отопление не работало – пар с завода подавался с перебоями; и перелистывал мятые газеты, оставленные видимо, кем-то из мастеровых.
Какая ерунда, – думал он, читая заголовки газет, но на душе становилось неспокойно и гадко…
В этот момент, почти над самой головой мичмана, оглушительно грохнул гулкий орудийный выстрел, за ним другой, третий, четвертый слившиеся в пулеметную очередь. Это заводские мастеровые приступили к клепке на верхней палубе. Мичман в полголоса выругался – в кают-компании он сидел один.
Да, – думалось Садовинскому, – дела нет, а служим много… Быстрый и острый ум Бруно давно понимал, что не все ладно в стране, в армии и на его родном флоте. Прекрасно образованный офицер, он имел большой опыт общения с людьми, имеющими различное положение в обществе и живущими на разных его ступенях, поэтому слышал, порой, кардинально противоположные мнения и суждения о положении в стране и на фронте, но флотская служба не оставляла времени для глубокого анализа происходящего, да и увлечение политикой никогда не поощрялось на флоте и никогда не входило в число его любимых занятий.
Единственное, чего никогда не позволял себе мичман Садовинский – это заигрывания с подчиненными матросами, ни при каких обстоятельствах. Это он усвоил на всю жизнь! Офицер, идущий на поводу у нижних чинов, не офицер, а тряпка. И дело не в личных амбициях или дворянской гордости, не в требованиях корабельного устава, хотя и в них тоже, дело – в понимании, что без дисциплины сложнейший организм корабля, дивизии, бригады, флота существовать не может. И пока идет война с Германией, представить себе что то подобное невозможно, а потакать этому – преступно!
Садовинский не успокаивал себя этим, а просто решил, что иначе служить не будет.
В кают-компанию вошел командир – старший лейтенант А.И.Балас. Мичман быстро поднялся и поприветствовал его.
Чаю, Александр Иванович? – назвав командира по имени и отчеству, спросил мичман. Командир в ответ коротко кивнул и сел на скрипучий и пыльный диван.
Что с ремонтом трубок котлов носового котельного отделения Бруно Адольфович, – спросил командир. – Как можем ускорить замену потекших трубок?
Мы говорили с механиком Гуляевым, он предлагает послать человека в Петроград на Франко-Русский завод, и на месте решить вопрос с котельными трубками, – ответил мичман Садовинский, налив из чайника крепкий дымящийся чай в стакан и придвигая его командиру. Тот устало потянулся и поднес стакан к губам.
Чертовски холодная зима нынче, – проговорил он, и облачко пара возникло у него перед лицом.
Мичман Садовинский перелистывал «Ведомость незаконченных работ на э/м «Расторопный» на февраль 1917 г.», состоявшую из нескольких листов убористого текста: «По корпусу», «По механической части», «По вооружению», «По штурманской части» и так далее.
Александр Иванович, задерживаются поставки штурманского оборудования, – доложил мичман, откладывая ведомость. – О чем думают под «Шпицем»? – добавил Садовинский, доливая чай в свой стакан.– Все это попахивает саботажем, если не сказать больше.
Да, – без особых эмоций и как-то устало отозвался на высказывание мичмана командир и продолжил: – С человеком на Франко-Русский завод – решим. Так. Теперь, Бруно Адольфович, о главном: дисциплина расшатывается на глазах. Надо не упустить экипаж. Мне докладывали, что в казармах появляются какие-то личности в форме, но явно не матросы; ведут агитацию; среди мастеровых на заводе много антивоенных разговоров; так не далеко и до срыва сроков ремонта миноносца. Прошу вас, усилить контроль над нижними чинами. Механик постоянно в машине, ему головы не поднять. Вся ответственность на вас.
Есть, Александр Иванович! – произнес Садовинский.
Да, я запросил командование Минной дивизии о присылке к нам в экипаж еще одного офицера, – закончил командир, поднимаясь.
Экипажи миноносцев, по сравнению с боевой службой в период плаваний, в базе были загружены меньше, дисциплина падала, и поддерживать ее офицерам становилось все сложнее.
Постоянное общение матросов с мастеровыми в ходе ремонтных работ, шквал листовок и газет различного политического толка: от черносотенных листков до «Прибоя» левых эсеров, обрушивавшиеся на матросские головы, только вносили раздрай и сумятицу в умы и никак не повышали дисциплины. Матросы говорили о войне, о политике и снова о войне и политике.
Город наполняли слухи из Петрограда о положении на фронте, в царской ставке, в тылу… Слухи, слухи, слухи…
Как вспоминал об этом времени офицер Российского императорского флота мичман А.А.Завьялов в своих «Воспоминаниях 1910—
1917 г.г.», хранящихся в РГАВМФ: «В январе (1917) политическое настроение в Петрограде становилось все более и более напряженным. Происходили забастовки и др. волнения… Все и всюду говорили о том, что так продолжаться дальше не может. Все чего-то ждали, но чего именно как-то никто не знал. Никто не представлял себе, что такое революция и как она будет происходить, если она случится».
По ходу ремонтных работ на миноносце то в боевой рубке, то в машине, то в котельном отделении, разговаривая с матросами, мичману Садовинскому приходилось отвечать на их вопросы, касающиеся не только ремонтируемых механизмов.
Ваше благородие, а скоро войне конец? А то мастеровые в цехе бают, германские шпионы в Петрограде вокруг царицы увиваются.
Вашбродь, а если революция выйдет во всем мире, как с немаками замиряться?
Вот вы, ваше благородие, офицер, какую партию поддерживаете в Думе?
Мичман отвечал всегда вдумчиво, не торопясь.
Ты не думай, – отвечал он матросу, – что мы, флотские офицеры, не чувствуем все российские неурядицы и неустроенности. Вам кажется, если дворянин, так уж богатство, особняки. Е-рун-да!
Бруно задумался на минуту, вспомнив свою небогатую дворянскую жизнь с матерью и младшими братьями в городе Славута, что в Волынской губернии. Учебу на «казенный кошт» в Сумском кадетском корпусе и в Морском корпусе…
Вы свои пять лет отслужили и по домам поехали, – продолжал Садовинский, – а мы, офицеры – другое дело. Мы присягнули защищать Родину всю жизнь, и в этом наш долг и наша честь. А война, что война? – она в этом году закончится. Не выдержат германцы совместной силы Антанты и России, – говорил матросам мичман Садовинский, – Не устоять им против нас.
В РГАВМФ документальных свидетельств о служебной деятельности мичмана Б.А.Садовинского в течение 1917 года в Гельсингфорсе мне обнаружить не удалось. Это и понятно, в сумятице революционных бурь не все документировалось. События 1917 года не способствовали аккуратному подшиванию канцелярских бумаг и ведению делопроизводства, многие документы за прошедшие годы оказались просто утерянными.
Но сохранились документы штаба начальника Минной дивизии Балтийского моря за 1917 год: приказы, распоряжения, донесения, отчеты, служебные письма. По ним, как по пунктиру, можно с определенной долей уверенности предположить решения и действия мичмана Бруно Адольфовича Садовинского в бурном море событий, бушевавших в главной базе Балтийского флота в течение 1917 года.
Документально известно, что миноносец «Расторопный» находился в ремонте на заводе «Сокол» в начале 1917 год. Данных о том, что мичман был переведен на другой корабль, нет. Но в июне 1918 года, мичман Б.Садовинский находился уже в Петрограде. Об этом свидетельствует хранящаяся в РГАВМФ личная расписка Садовинского в том, что 25 июня 1918 года он забрал из строевой части Морского корпуса (к тому времени уже упраздненного) свои документы (свидетельство о дворянстве, метрическое и медицинское свидетельства).
В ноябре 1918 года мичман Б.Садовинский уже на Севере – в Архангельске. В РГАВМФ сохранился приказ вр.командующего флотилией Северного Ледовитого океана за № 365 от 16 ноября 1918 года, которым Б.Садовинский назначался в роту миноносцев (формируемых морских команд) субалтерн-офицером. Это значит, что, пережив предательство интересов России, развал флота, боль и горечь потерь друзей и близких, мичман Бруно-Станислав Адольфович Садовинский не принял Октябрьский переворот 1917 года и вступил в борьбу с большевиками на Севере России. Именно это его решение становится для нас мерилом всех его мыслей и действий в 1917 году.
Середина февраля 1917 года выдалась по всей стране очень холодной. В Центральной России ударили морозы до минус 40о. Вышли из строя сотни паровозов, возникли перебои с подвозом хлеба и другого продовольствия в крупные города.
Война продолжалась… 22 февраля 1917 года газеты сообщили, что император Николай II отбыл из Петрограда для управления войсками в свою Ставку в Могилев. На следующий день без видимых причин в столице начались серьезные беспорядки. Никто к забастовкам не призывал, но они начались, как по команде, сразу после отъезда государя.
февраля улицы Петрограда заполнили тысячи «голодных» бастующих, в основном женщин, с лозунгами «Хлеба!» и «Долой войну!»
Описанные очевидцами тех лет, эти событий достаточно известны по исторической литературе, и очень напоминают описания начала цветных революций – «оранжевых», «розовых», «революций гвоздик», происходивших после развала СССР на постсоветском пространстве в конце ХХ века. Все, как и тогда, начиналось с женских «голодных» маршей «пустых кастрюль», демонстраций с лозунгами и знаменами, затем забастовки и, как результат, свержения легитимных правительств. Кто это все оплачивал – теперь нам хорошо известно.
«Голодные» бастующие в то время, когда шла война, почему-то останавливали и дезорганизовывали работу исключительно военных заводов. Вот краткая хроника событий конца февраля 1917 года в цифрах и датах:
февраля по данным полицейских сводок бастовало около 197 тысяч человек;
на следующий день, 25 февраля, по сведениям правительства бастовало до 240 тысяч человек;
вечером 25 февраля Николай II телеграммой из Ставки приказал командующему Петроградским гарнизоном генералу Хабалову: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией»;
февраля в Петрограде начали стрелять. Из толпы, из-за угла провокаторы стреляли в солдат, вызванных для разгона демонстраций. Те отвечали огнем по толпе. В столице пролилась первая кровь;
в ночь на 27 февраля в Государственной Думе был объявлен царский указ о роспуске Думы;
февраля в Петрограде произошел военный бунт. Взбунтовался лейб-гвардии Волынский полк: унтер-офицер Т.Кирпичников убил своего начальника капитана Лашкевича. Впервые в истории русский солдат во время войны убил выстрелом в спину своего безоружного командира;
февраля оппозиционеры в распущенной, но не разошедшейся Думе, создают параллельно два органа, пытающихся претендовать на власть в стране, еще при законном монархе.
Думские деятели создают Временный комитет Думы под председательством М.В.Родзянко в составе П.Н.Милюкова, А.И.Гучкова, Н.Н.Львова, А.Ф.Керенского.
Левые партии думцев создают Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов во главе с Временным исполнительным комитетом, председателем которого стал М.С.Чхеидзе, а в состав вошли Скобелев, Ю.М.Стеклов-Нахамкис, А.Ф.Керенский. Именно эти две организации заложили мину замедленного действия под основание России в виде двоевластия, еще за два дня до отречения и свержения законного монарха Николая II.
1 марта 1917 года от имени Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов в газете «Известия Совета Рабочих и Солдатских Депутатов» был опубликован Приказ № 1 – документ не имеющий аналога в истории по своим разрушительным последствиям, как для российской армии и флота, так и для всей страны. Вот этот приказ:
П Р И К А З № 1.
1 марта 1917 год.
По гарнизону Петроградского Округа всем солдатам гвардии, армии, артиллерии и флота для немедленного и точного исполнения и рабочим Петрограда для сведения.
Совет Рабочих и Солдатских Депутатов постановил:
Во всех ротах, батальонах, полках, парках, батареях, эскадронах и отдельных службах разного рода военных управлений и на судах военного флота немедленно выбрать комитеты из выборных представителей от нижних чинов вышеуказанных частей.
Во всех воинских частях, которые еще не выбрали своих представителей в Совет Рабочих Депутатов, избрать по одному представителю от рот…
Во всех своих политических выступлениях воинская часть подчиняется Совету Рабочих и Солдатских депутатов и своим комитетам.
Приказы военной комиссии Государственной Думы следует исполнять только в тех случаях, когда они не противоречат приказам и постановлениям Совета Рабочих и Солдатских Депутатов.
Всякого рода оружие, как-то: винтовки, пулеметы, бронированные автомобили и прочее должны находиться в распоряжении и под контролем ротных и батальонных комитетов и ни в коем случае не выдаваться офицерам, даже по их требованию.
…Вставание во фронт и обязательное отдание чести вне службы отменяется.
Равным образом отменяется титулование офицеров «ваше превосходительство, благородие» и т.п. и заменяется обращением: господин генерал, господин полковник и т.д.
Грубое обращение с солдатами всяких воинских чинов, в частности обращение с ними на «ты» воспрещается, и о всяком нарушении сего, равно как и о всех недоразумениях между офицерами и солдатами, последние обязаны доводить до сведения своих ротных комитетов.
Настоящий приказ прочесть во всех ротах, батальонах, полках, экипажах, батареях и прочих строевых и нестроевых командах.
Петроградский Совет Рабочих и Солдатских Депутатов.
Заметим, что «Приказ №1» никем конкретно не подписан, под ним нет фамилий. И это приказ, повлекший дезорганизацию армии и флота, разваливший линию фронта и принесший, в конечном итоге, поражение России в войне. Отсутствие подписей в дальнейшем позволило его организаторам вообще от него отречься: мол, этот приказ издавался только для Петроградского военного округа, и их не так поняли.
Последствия «Приказа № 1» были ужасны! Русская армия и флот были им развалены за считанные недели. И снова обращает на себя внимание то, что такой разрушительный для России приказ издали еще за полтора дня до отречения царя Николая II: создатели приказа очень торопились, понимая, что если отречения не будет, то не будет и этого приказа.
Во исполнение распоряжения командующего флотом адмирала А.И.Непенина все постановления Временного комитета Государственной Думы и Петроградского Совета Рабочих и Солдатских Депутатов должны были зачитываться матросам на кораблях и в казармах.
Командир «Расторопного», старший лейтенант А.И.Балас, перед тем как зачитать «Приказ № 1» нижним чинам, ознакомил с его содержанием своих офицеров: мичмана Садовинского, мичмана Воронина и инженер-механика мичмана Гуляева. Прочитав приказ, мичман Садовинский понял, что он, кадровый офицер флота, с ним в корне не согласен:
Подумать только, – пронеслось в голове у Бруно, – идет кровопролитная война, а Петроградский Совет Рабочих и Солдатских Депутатов требует отменить командование в армии, не допустить правительство к распоряжению своими войсками, оружие офицерам не выдавать, у солдат и матросов оставить одни права и никаких обязанностей? Да это предательство высшей пробы!
И еще, – прикидывал в уме мичман, – газета с текстом «Приказа № 1» появилась 1 марта, значит, в типографию текст приказа должен был попасть 28 февраля, а Петроградский Совет Рабочих и Солдатских депутатов только был создан 27 февраля – значит, текст приказа писался кем-то еще до создания Петросовета? Кем? За один день организовать типографию, печатание газеты «Известия Совета Рабочих и Солдатских Депутатов» невозможно, значит к случайному (к случайному ли?) восстанию народа, кто-то готовился заранее.
Но кто? – Опять вопросы, на которые у него не было готовых ответов.
Пока мичманы Воронин и Гуляев читали приказ, офицеры молчали. После того, как Гуляев положил приказ на стол, Александр Иванович Балас произнес:
Что ж, господа, отмену вставания матросов во фронт и отдания чести вне службы мы с вами как-нибудь сможем перенести. Отмену титулования офицеров «ваше благородие» тоже переживем. Впредь обращаться к матросу на «вы» будем, язык не переломится. А вот кто, я вас спрашиваю, будет командовать моим миноносцем, Минной дивизией, флотом? Выборный депутат – какой-нибудь матрос или баталер 2-й статьи?
Командир «Расторопного» как в воду смотрел: матрос-баталер с транспорта «Щ» П.А.Дыбенко, выбранный вначале членом Гельсингфорского Совета, потом ставший председателем Центробалта и членом Комитета по военно-морским делам в первом советском правительстве в 1918 году, действительно стал командовать Рабочее-Крестьянским Красным Флотом. Следует также отметить, что П.А.Дыбенко был расстрелян своей же властью в ходе репрессий в 1938 году.
Александр Иванович, это провокационный приказ, высказал свое мнение Садовинский.
Да, – поддержал его Гуляев, – это грязная провокация, если не сказать диверсия!
Мичман Воронин, кивнув головой в поддержку друзей и произнес:
Подлый приказ.
Матросское радио уже знает об этом приказе, – продолжил командир, – я обязан объявить его нижним чинам. Прошу вас, Бруно Адольфович, вас, Николай Трофимович и вас, Михаил Михайлович понять, что голыми руками мы с этим приказом не справимся, поэтому требую от вас, господа, максимальной выдержки. Именно в вашей выдержке сегодня наша сила.
Но не только «Приказ № 1» расшатывал устои страны. Был еще один рожденный Временным комитетом Государственной Думы документ, по силе равный тысяче германских бомб и снарядов.
Вечером 2 марта 1917 года в печать была отдана Декларация Временного правительства о его составе и задачах.
На этот момент Николай II отрекся в пользу брата Михаила, но не было ничего известно об отречении Михаила Романова – это произойдет только 3 марта. Декларация же заявляла об этом, как о свершившемся факте и объявляла о первоочередных задачах Временного Правительства:
В своей настоящей деятельности кабинет будет руководствоваться следующими основаниями:
Полная и немедленная амнистия по всем делам политическим, в том числе террористическим покушениям, военным восстаниям и аграрным преступлениям и т.д.
Свобода слова, печати, собраний, стачек с распространением политических свобод на военнослужащих…
Отмена всех сословных, вероисповедных и национальных ограничений.
Немедленная подготовка к созыву Учредительного собрания, которое установит форму правления и конституцию в стране.
Замена полиции народной милицией с выборным начальством, подчиненным органам местного самоуправления.
Выборы в органы местного самоуправления на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования.
Неразоружение и невывод из Петрограда воинских частей, принимавших участие в революционном движении.
…Устранение для солдат всех ограничений в пользовании общественными правами…
Даже сегодня невозможно себе представить, чтобы во время, когда Россия вела кровопролитную войну с миллионами убитых и искалеченных, Временному Правительству срочно, в первую очередь, потребовалось выпускать из тюрем подстрекателей, бунтовщиков и убийц, разрешить во время войны стачки на оборонных заводах, готовить голосование по форме управления страной, во время разгула преступности заменить полицию милицией, тем самым развалив одно и не создав другого, а солдат, убивавших своих офицеров и грабивших магазины в Петрограде в конце февраля, в знак благодарности не посылать на фронт, и разрешать солдатам митинговать на фронте!
Полный абсурд или полное предательство, или следование конкретному плану развала страны в интересах третьей державы! Опять же какой?
В Гельсингфорсе волнения матросов начались вечером 27 февраля 1917 года, после первых известий о беспорядках в Петрограде.
Не так много осталось очевидцев событий, произошедших в конце февраля—начале марта 1917 года в главной базе Российского военно-морского флота – Гельсингфорсе, оставивших для истории свои записи.
Еще меньше очевидцев событий, происходивших на Минной дивизии. Один из таких очевидцев – старший офицер эсминца «Новик» капитан 2 ранга Г.К.Граф, боевой офицер, всю войну простоявший на мостике «Новика» – новейшего турбинного миноносца, который был самым активным, самым победоносным и знаменитым миноносцем флота Балтийского моря. За мужество, проявленное в боевых действиях на море, Г.К.Граф был награжден орденами Станислава 2-ой степени с мечами (1914 год), Святого Владимира 4-ой степени с мечами и бантом (1915 год), Святой Анны 2-ой степени с мечами (1916 год).
Волею сложившихся обстоятельств, воспоминания Гаральда Карловича Графа в его книге «На “Новике”» стали важной частью истории, и выдержки из этой книги часто цитируются при описании революционных событий Февральской революции 1917 года в Гельсингфорсе. Об этих февральских днях Г.К.Граф вспоминал:
«К концу февраля из Петрограда стали доходить чрезвычайно тревожные слухи. Они говорили о каком-то перевороте. Передавали, что среди взбунтовавшихся частей гарнизона был и Гвардейский экипаж, который, не веря в сочувствие своих офицеров перевороту, стал вести себя по отношению к ним самым угрожающим образом. Все офицеры, находившиеся при исполнении служебных обязанностей, были тотчас же ими арестованы. Пришло также известие, что на крейсере «Аврора», стоявшем в Неве, был убит командир – капитан 1 ранга М.И.Никольский, пытавшийся не пустить к себе на крейсер банду неизвестных подозрительных лиц. Со старшим офицером он вышел ей навстречу и загородил собою путь. Его тут же убили и ворвались на крейсер».
Много лет спустя, известный советский писатель Б.А.Лавренев, в творчестве которого значительное место занимала и морская тематика, в рассказе «Выстрел с Невы», пытаясь оправдать убийство флотских офицеров в феврале 1917 года, писал об убийстве командира крейсера «Аврора»: «Еще в февральский переворот команда единогласно выбрала нового командира, после убийства прежнего командира – шкуры, дракона и истязателя».
Нет, командир крейсера «Аврора» капитан 1 ранга М.И.Никольский не был ни шкурой, ни драконом, ни истязателем. Михаил Иванович был блестящим флотским офицером, закончившим Морской корпус в 1896 году, Артиллерийские офицерские классы – в 1906 году, Николаевскую Военно-Морскую академию – в 1912 году, проявившем храбрость в Русско-японской войне, воевавшим на Тихом океане и на Балтийском флоте в Первую Мировую войну. К сожалению, такой большой и талантливый писатель, как Б.А.Лавренев не избежал советских штампов.
Командование флотом имело серьезные опасения относительно реакции Балтийского флота и Свеаборгского гарнизона, в которых неоднократно вспыхивали бунты в связи с политическими событиями, поэтому принимались дополнительные меры по обеспечению дисциплины и порядка на кораблях и гарнизонах флота.
Как пишет Д.А.Бажанов в своей работе «Щит Петрограда. Служебные будни балтийских дредноутов 1914—1917»: «С раннего утра 28 февраля командующий флотом начал объезжать корабли стоявшие на рейде. В 9 час. 10 мин. адмирал А.И.Непенин прибыл на линкор “Петропавловск”. Когда команда была построена, командующий обратился к матросам и офицерам с речью о положении в столице, о беспорядках и о возможности со стороны немцев внезапного нападения. Свою речь он закончил призывом к спокойствию, нормальному несению службы и повышению дисциплины. В 9 час. 50 мин. убыл на крейсер “Россия”».
Позднее поступил приказ из штаба:
Бригада переходит на восьмичасовую готовность. Поэтому:
Увольнения команды на берег не позднее, чем до семи часов вечера. С нетчиков строжайше взыскивать.
На каждом корабле иметь вооруженный взвод из 24 человек при 2 унтер-офицерах и офицере, пулемет.
Усилить вахтенную, караульную и палубную службы.
Офицерам увольнения запрещаются.
После семи часов нижних чинов разрешается посылать в город только по служебной надобности.
Усилить надзор за мастеровыми и посторонними лицами.
Офицерам иметь при себе электрические фонари и прочее.
О малейших недоразумениях сообщать лично адмиралу днем и ночью.
Все распоряжения из ставки Верховного Главнокомандующего немедленно сообщать командам.
В первые же дни (марта) произвести тревоги.
Для преодоления информационного вакуума вечером 28 февраля 1917 года в штаб 1-й бригады от командующего флотом была послана телеграмма:
ТЕЛЕГРАММА № 228/ОП
Предписываю объявить командам: последние дни в Петрограде произошли забастовки и беспорядки на почве недостатка пищи и подозрения некоторых лиц в измене, чем могло быть нарушено доведение войны до победы. Произошли перемены в составе Совета министров, который принимает меры к прекращению беспорядков и подвозу необходимых продуктов. Объявляю об этом командам, что бы они узнали об этом от меня, а не из посторонних рук. Требую полного усиления боевой готовности, ибо возможно, что неприятель, получив преувеличенные сведения о беспорядках, попытается тем или иным путем воспользоваться положением.
Командующий Флотом Непенин
После того, как железнодорожное сообщение Гельсингфорса с Петроградом было прервано, слухи о стачках в Петрограде, будоражившие город, прекратились. Флотское командование получало сведения о происходивших в Петрограде событиях посредством «юзограмм», поступавших в штаб флота из Генерального штаба.
О последующих событиях Г.К.Граф писал:
«Командующий флотом адмирал Непенин получил от председателя Государственной Думы Родзянко телеграмму. В ней сообщалось, что в Петрограде вспыхнуло восстание, которое разрастается с каждой минутой. Ввиду якобы очевидного бессилия правительства Государственная Дума, что бы предотвратить неисчислимые бедствия, образовала Временный комитет, который принял власть в свои руки».
1 марта в 8 ч 30 мин на штабном судне «Кречет», на заседании флагманов был объявлен приказ командующего флотом с этими телеграммами Родзянко:
ПРИКАЗ
№ 156 от 1 марта 1917 года
Объявляю по вверенному мне флоту и войсковым частям мне подчиненным телеграммы получаемые мной сего числа от Председателя Государственной Думы и мой ответ.
Вице-адмирал Непенин
Командующему флотом Балтийского моря
Временный комитет членов Гос. Думы сообщает вашему Высокопревосходительству, что в виду устранения от управления всего состава бывшего Совета министров правительственная власть перешла в настоящее время к Временному Комитету Гос. Думы.
Председатель Гос. Думы Родзянко
Временный комитет членов Гос. Думы взявший в свои руки создание нормальных условий жизни и управления в столице, приглашает действующую армию и флот сохранить полное спокойствие и питает уверенность, что общее дело борьбы против внешнего врага ни на минуту не будет прекращено или ослаблено.
Так же стойко и мужественно, как досель армия и флот должно продолжают дело ззащиты своей Родины.
Временный комитет при содействии столичных войсковых частей и при сочувствии населения в ближайшее время водворит спокойствие в тылу и восстановит правильную деятельность правительства.
Пусть и со своей стороны каждый офицер, солдат и матрос спокойно выполняют свой долг и твердо помнят, что дисциплина и порядок есть лучший залог верного и быстрого окончания вызванных старым правительством разрухи и создания новой сильной правительственной власти.
Председатель Гос. Думы Родзянко
М.В.Родзянко писал, что Временный комитет Государственной Думы уже признан великим князем Николаем Николаевичем и несколькими главнокомандующими фронтов и требовал от адмирала Непенина срочного ответа.
1 марта 1917 года председатель Временного комитета Государственной Думы М.В.Родзянко разослал телеграммы командующим армиями и флотами о принятии комитетом всей полноты власти в стране.
В этот же день, в своей ответной телеграмме командующий Балтийским флотом вице-адмирал А.И.Непенин объявил о своем решении поддерживать Временный комитет Государственной Думы. В документах РГАВМФ сохранилась эта телеграмма:
