Александр Витальевич Лоза
Терновый венец офицера русского флота
Еще 25 июля 1917 года начальник 1-ой бригады линейных кораблей в радиограмме отправленной в штаб флота ставил вопрос о небрежном, «наплевательском» отношении матросов к служебным обязанностям:
Замечается общее небрежное отношение к обязанностям службы и падение интенсивности занятий и работ в связи с постоянными митингами во время работ и занятий и неограниченного схода на берег.
Даже сами матросы начинали жаловаться на злоупотребления со стороны судовых комитетов.
Матрос Сальников, служивший в Гельсингфорсе осенью 1917 года на эсминце «Победитель», сообщал в редакцию «Известий Гельсингфорского совета депутатов армии, флота и рабочих» о злоупотреблениях со стороны судового комитета своего корабля, характеризуя «обратную сторону» демократизации – усиливавшееся разложение флота, который утратил единоначалие:
«Вот уже девять месяцев, как совершилось великое и славное дело – переворот, а у нас на “Победителе” выбранные пять революционеров много знают и говорят, а дело общее не делают для команд, а все для себя, чтобы больше в карман положить и в Петроград съездить несколько раз. Председатель “Победителя” то и дело ездит в Петроград – своего рода чистый доход в карман».
Падение дисциплины среди команд выразилось и в падении качества вахтенной службы на кораблях.
Сейчас, вообще непонятно, как в ужасных условиях общего недоверия и унижения офицеры русского флота выполняли поставленные задачи и уничтожали врага в море. Какие особые усилия, какие силы и средства, сколько нервов и здоровья прилагали флотские офицеры, что бы выполнять приказы и воевать на море.
В этом – вся драма русских флотских офицеров, которые самым низким и подлым образом были оскорблены, в своих высоких, воспитанных с кадетских времен, понятиях – любви к Родине, выполнении священного Долга защиты страны, офицерской Чести и человеческой Совести.
После боев в Моонзунде мичман Бруно Садовинский повстречал своего товарища мичмана Ляпидевского. Кают-компания эсминца
«Разящий» помнила Бруно, и он был радостно принят офицерами.
Мичман Ляпидевский понимал, что Бруно Садовинского интересует действия миноносцев в проливе и он стал вспоминать и заново переживать, последние бои в Моонзунде:
29 сентября нам было дано распоряжение забрать, ошибочно сброшенный немецким летчиком, на один из наших миноносцев, пакет с донесением о своей авиаразведке над островом Эзель, – начал свой рассказ Ляпидевский, – погода была пасмурная, видимость не более 40 кб, шел дождь. «Разящий» шел средним ходом, давая 150 оборотов машиной. Неожиданно из тумана выскользнули пять теней неприятельских миноносцев. Мы открыли огонь и стали маневрировать. В районе Сеанинского буя, мы встретились с нашими миноносцами 4-го дивизиона и канонерской лодкой «Грозящий».
Да, – припоминал Ляпидевский, – в этот момент германские миноносцы сосредоточили огонь по канонерской лодке. Наш «Разящий» шел немного впереди и левее «Грозящего». Мы видели, как канонерская лодка получила 3 попадания, но продолжала бой.
Я был на мостике «Разящего», – уточнил Ляпидевский, – и мне было хорошо видно, как первое попадание было в корму «Грозящего», немного ниже верхней палубы. Начавшийся пожар на палубе был быстро потушен. Сразу после первого, был виден разрыв второго снаряда, почти у ватерлинии. Третий снаряд, пройдя через ростры, разорвался на правом шкафуте «Грозящего», повредив дымовой кожух, вентилятор и сбив гафель. В наш миноносец попаданий не было.
А кто командир «Грозящего»? – спросил мичман Садовинский, извинившись, что перебивает.
Капитан 2 ранга Ордовский-Танаевский, – ответили сразу несколько голосов.
Так вот, – продолжал Ляпидевский, – в разгар перестрелки было получено радио с приказанием: «Всем кораблям отходить». Отстреливаясь, из кормовых орудий, от пяти германских миноносцев, наши корабли стали отходить. Отойдя недалеко от Сеанинского буя, мы встретили миноносцы «Новик», «Забияку», «Гром» и, – Ляпидевский задумался
«Изяслав», – подсказал кто-то из офицеров.
Точно, эскадренный миноносец «Изяслав», – продолжал Ляпидевский. – Эсминцы открыли огонь. Огонь был очень удачным, и после третьего или четвертого залпа, два германских миноносца выпустили дымовую завесу и, маневрируя, скрылись за нею на W. Стало темнеть. В дозоре на меридиане Раугенского буя остались эсминцы
«Забияка» и «Гром». Мы же получили приказание вернуться в Куйвасто.После нашего прибытия в Куйвасто, вечером, у адмирала Бахирева было совещание начальников дивизионов, на котором, – как нам стало известно позже, – было принято решение:
Первое – на следующий день, 30 сентября, с рассветом, миноносцам «Новик», «Изяслав», «Константин», «Победитель» и «Самсон» вытеснить с Кассарского плеса германские миноносцы.
И второе – поставить у Соэло-Зунда минное заграждение и затопить у начала углубления канала пароход «Латвия».
Мы получили приказание, – продолжал мичман Ляпидевский свой рассказ, – конвоировать минный заградитель «Припять». Минзагу «Припять» было приказано выставить минное заграждение у восточного входа в пролив Соэло-Зунд. На обратном пути, ночью, у Косарского буя, нас должны были ждать эсминцы «Новик» и «Самсон» и, после нашего радио, они должны были зажечь красные клотиковые огни, что бы подсветить нам фарватер, так как, накануне, было дано приказание потушить все створные огни, маяк Паппилайд и буи.
Так вот, – мичман Ляпидевский остановился, передохнул и продолжал, – к 17 ч, 30 сентября наш «Разящий», совместно с минным заградителем «Припять», прибыл на Кассарский плес. Было пасмурно, шел дождь. Сам, понимаешь, погода идеальная, для минных постановок.
Да, – поддержал друга мичман Садовинский, – такая погодка, что надо. Германцы тебя не видят, хотя ставишь мины у них под носом.
Но так не считал судовой комитет минного заградителя «Припять». Сволочи, предатели, «иуды революционные», – выругался Ляпидевский и замолчал…
Короче, – они отказались выполнить приказ и не заминировали пролив Соэло-Зунд. А транспорт «Латвия», полагаю, был посажен собственной командой на камни, специально, что бы не идти в пролив, – закончил свой тягостный рассказ мичман.
Все молчали, в кают-компании «Разящего» повисла гнетущая тишина…
Ну, а дальше? – рискнул нарушить ее мичман Садовинский.
Дальше, наш миноносец нес дозорную службу, помогал снимать людей с Моона… 5 октября, на рассвете, мы видели два взрыва, с большим промежутком времени, в районе минных полей, поставленных накануне минзагом «Бурея». Мы считаем, что подорвались два германских миноносца, потому что мачты и корпус одного были хорошо видны над водой, а второй, похоже, пошел на дно. При эвакуации людей с Моона, было задействовано много мелких и сторожевых судов, радиотелеграфа не имевших, поэтому командование оставило наш «Разящий», для передачи им приказаний и распоряжений с флагманского корабля. Но нам, чертовски не повезло. С наступлением темноты, около 21 ч, мы сели на мель.
Сам понимаешь, Бруно, сняться с мели собственными силами непросто, – продолжал Ляпидевский, – провозились мы до середины дня следующих суток. В общем, в 13 ч 6 октября «Разящий» благополучно снялся с мели и в 15 ч, приняв на борт флагманского штурмана Минной дивизии, мы пошли в Роггекюль. Флагманский штурман вез приказание начальнику 5-го дивизиона эсминцев о выводе из Роггекюля всех судов, и о начале уничтожения базы. Вместе с этим, наш командир получил приказание затопить в Роггекюльском канале баржи, что мы и выполнили поздно вечером, после того, как был выведен на буксире транспорта «Он» минный заградитель «Зея», у которого была повреждена машина. В 17 ч 15 мин наш командир дал условное радио, что все готово к уничтожению базы в Роггекюле. После переданной нами команды: «Начать уничтожение Роггекюля», партия добровольцев из 10 офицеров и 15 матросов приступила к уничтожению базы. Мы же получили приказание идти в Гельсингфорс. Вот и вся наша Моонзундская эпопея, – закончил свой рассказ мичман Ляпидевский.
Дальше, в кают-компании «Разящего» пошел общий разговор офицеров о положении на фронте с потерей Моонзунда и передовых баз…
Предательские действия команды заградителя «Припять» начались еще на подходе к месту постановки мин. Дойдя до траверза Павастерорта, подстрекаемая «революционным», судовым комитетом команда «Припяти», начала митинговать и требовать от своего командира, старшего лейтенанта С.И.Медведева 2-го, повернуть корабль обратно. Можно предположить, что происходило на мостике
«Припяти»:
«Стоп машины!» Судовой комитет минзага «Припять» решил: Дальше не идем. На борту 60 мин. Идет дождь, мины с завода, покрыты густой смазкой, работать с ними скользко, а значит опасно. Нет надежного артиллерийского прикрытия со стороны Минной дивизии. Один миноносец «Разящий» – не в счет. Немцы близко – мины ставить опасно. Все! «Стоп машины!»
Командир заградителя, опытный и смелый офицер старший лейтенант С.И.Медведев 2-й, вне себя от ярости и бессилия:
Я вам приказываю! Идти ставить мины! Ребята я вас прошу. Ведь мы работали и в худшую погоду. Вспомните, братцы! Постановка мин важна для флота, – уговаривал он судовой комитет. – Это важно для защиты Петрограда от немцев, для защиты вашей же революции!
Комитетчики упирались:
Никому неохота умирать! Мины скользкие, вдруг чего… рванет так, что мало не покажется. Да и дождь идет… Поворачиваем…
Ни просьбы командира, ни указания его на чрезвычайную важность для флота, операции по минированию Соэло-Зунда и на сложившиеся благоприятные обстоятельства постановки мин, так как была мгла с дождем, ни уговоры, сохранивших совесть и честь, старослужащих матросов, не подействовали на команду. «Припять» повернула и ушла обратно.
…возвращение… «Припяти» наступило гораздо раньше, чем можно было ожидать. Постановка мин не удалась, т.к. матросы по многим причинам отказывались идти; причины следующие, что дождь мешал готовить мины, что постановка должна была происходить вблизи неприятеля и что все миноносцы ушли на О-st.
Обороне Моонзунда был нанесен огромный урон…
Через несколько лет начальник штаба германского десантного корпуса адмирал А.Г.фон Чишвиц в своей фундаментальной работе «Захват Германией Балтийских островов в 1917 году», об этом предательстве революционного экипажа минного заградителя «Припять» напишет специальный абзац:
«Русский адмирал… считал условия плавания для германских миноносцев в Соэлозунде слишком трудными… поэтому минных заграждений здесь поставлено не было, да и вообще никаких заграждений в проливе не было сделано. Навигационные знаки тоже сохранились. Были разбиты только лампы на бакенах… 12 октября… русские решили наверстать упущенное. Но выполнить это им так и не удалось. В ночь с 13 на 14 октября команда минного заградителя отказалась выполнить приказ.
Итак, русские сделали крупную тактическую ошибку, упустив момент основательно заградить Соэлозунд».
Сохранилось секретное донесение начальника Минной дивизии командующему флотом Балтийского моря о боях в Рижском заливе с 29 сентября по 6 ноября 1917 года.
Секретно Командующему Флотом Балтийского моря
ДОНЕСЕНИЕ
29-гo сентября я находился на эск.мин. «Новик» на рейде Куйвасто около транспорта «Либава», который стоял на бочке соединенный проводами телефона и аппаратом Юза с берегом. Около 8-ми часов были получены телефонограммы, что у поста Ундва находятся 4 неприятельских корабля, 4 транспорта и несколько миноносцев и тральщиков и что пост Ундва обстреливается неприятельскими судами.
… Погода была пасмурная, дождь, видимость не более 40 кабельтовых.
…Чтобы выяснить состояние базы Рогокюль я перенес флаг на эск. мин. «Десна» и вышел около 10 час. в Рогокюль, однако, получив по пути радио Начальника 4-го дивизиона эскадренных миноносцев о том, что на Косарский плес прорвался неприятельский миноносец, я пошел туда на поддержку.
Подходя к Сеанинскому бую я встретил миноносцы 4-го дивизиона, кан. лодку «Грозящий» и миноносец «Разящий», идущие курсом …. и отстреливающиеся из кормовых орудий.
Вскоре показались 5 неприятельских миноносцев, сосредоточивших свой огонь по «Грозящему». За этими миноносцами были видны дымы. По моему приказанию командир «Десны» развернулся бортом к неприятельским миноносцам и открыл огонь. Огонь «Десны» был настолько действителен, что после третьего или четвертого залпа ДВА миноносца выпустили дымовую завесу и, маневрируя, скрылись за нею.
…За темнотою я не приказал преследовать скрывшегося на W неприятельские миноносцы вернулся в Кувасто, оставив в дозоре на меридиане Раугенского буя эск.мин. «Забияка» и «Гром»…
30-гo сентября с рассветом снялся с якоря с миноносцами «Новик»,
«Изяслав», «Константин», «Победитель», «Забияка», «Гром» и «Самсон» и пошел на Кассарский плес, решив дать бой и вытеснить оттуда неприятеля.
По пути передал приказание лин. кор. «Гражданин» переменить место и стать на якорь таким образом, чтобы иметь возможность обстреливать северную часть Малого зунда…
К 17 часам на Кассарский плес пришел загр. «Припять», которому были даны инструкции постановки мин у восточного входа в Соэлозунд, причем, как конвоир заградителю был мин. «Разящий»…
Однако, возвращение «Разящего» и «Припяти» наступило гораздо раньше, чем можно было ожидать. Постановка мин не удалась т.к. матросы по многим причинам отказались идти; причины следующие, что дождь мешал готовить мины, что постановка должна была происходить вблизи неприятеля и что все миноносцы ушли на O-st. Операция была отложена…
С рассветом 1-го октября я выслал в дозор на меридиан мыса Повастероро 11-ый дивизион эск. миноносцев в составе: «Победитель», «Забияка», «Гром» и «Константин» и кан. лод. «Хивинец» с остальными же миноносцами перешел в Куйвасто….
В этот же день адмирал Бахирев поднял флаг на крейсере «Баян» и вышел в море на Доменесскую позицию в сопровождении 3-х миноносцев…
Около 11-ти часов неприятельский линейный корабль открыл огонь… причем один снаряд 3-го залпа попал в машинное отделение эскадренного миноносца «Гром» и вывел из строя обе машины…. Часть неприятельских миноносцев сосредоточила свой огонь по поврежденному «Грому». Командир «Храброго» увидев беспомощное положение
«Грома», подошел к нему и взял его на буксир, причем в то же время вел бой с наступающими и свободно маневрирующими миноносцами. Волной… буксиры были оборваны и командир «Храброго» снова произвел маневр подхода к «Грому», рассчитывая ошвартоваться к нему и затем отправить к себе на палубу якоря «Грома» и, таким образом, продолжать буксирование. Неустойчивость духа части команды «Грома», бросившейся на палубу «Храброго», при его подходе, вызвало беспорядок и за первыми робкими, последовала остальная часть команды
«Грома».
Командир «Храброго» не имел времени и возможности продолжать выполнение своего маневра, а должен был спешно убрать с верхней палубы спасенную команду «Грома» и продолжать бой с наседавшими и сблизившимися уже почти на дистанцию минного выстрела неприятельскими миноносцами. Действительным огнем артиллерии «Храброго» удалось накрыть ближайший миноносец и утопить его. Другой неприятельский миноносец, подошедший к «Грому», был или сильно поврежден или так же утоплен и погиб рядом с «Громом».
Я не могу не отметить доблесть и хладнокровие командира кан. лод. «Храбрый» Старшего Лейтенанта РЕННЕКАМПФ, а также мужество и сознание своего долга всем личным составом лодки. Офицеры и команда «Храброго» во главе со своим командиром не забыли традиций Русского флота.
11-й дивизион миноносцев и кан. лод. «Хивинец» вели упорный бой с превосходящими силами неприятеля, имевших к тому же возможность маневрировать на более широком и глубоководном пространстве Коссарского плеса. Все миноносцы получили повреждения от попаданий неприятельских снарядов: у «Забияки» было сбито кормовое орудие, у «Победителя» и «Константина» – по одному орудию было выведено из строя…
В это время пасмурный день сменился мглою и дождем, неприятельские миноносцы стали отходить, за ними продвигались и наши миноносцы, наблюдая за неприятелем почти до самой темноты…
2 -го октября утром Начальник 13-го дивизиона эск. миноносцев на
«Изяславле» с «Автроилом» произвели разведку в районе Доменесской позиции.
Прибывший в Куйвасто из Менто на сторожевом катере прапорщик КРИЙСК доложил, что дальнейшая оборона полуострова Сворбе почти невозможна…
Одновременно с Цереля в ночь с 1-го на 2-е октября посылалось радио, что положение батареи и требуется помощь флота во чтобы то ни стало. Поэтому около 11-ти часов адмирал БАХИРЕВ послал к Церелю лин. кор. «Гражданин» с целью поддержать упавший дух личного состава на батарее…
3-гo октября, вторник. Лин. кор. «Слава» было приказано занять место с которого он мог бы обстреливать, увеличив дальность своих орудий креном в 5 градусов, весь Малый Зунд., о-в Кейнас и берега о.Эзеля.
Около 10 час. «Слава» открыла редкий огонь по квадратам… Неприятельские миноносцы были отогнаны огнем «Славы», один из них получил повреждение и сильно парил…
4-гo октября с рассветом, «Новик» снялся с якоря и перешел на рейд Куйвасто…. В 10 час.12 мин. видны два неприятельских корабля типа
«Кайзер» или «Кениг». В 10 час. 15 мин. неприятельские корабли открыли огонь, снаряды ложатся с недолетами… Превосходство артиллерии неприятеля было слишком велико и наши корабли получив несколько попаданий начали отходить, причем «Слава» шла с креном около 7 градусов и деферентом на нос…
В ночь на 5-е октября на миноносце «Разящий» находившемся в дозоре к югу от якорной стоянки канонерских лодок был виден двойной взрыв. С рассветом выяснилось, что в этом месте находится затонувший неприятельский миноносец, корпус которого был почти целиком над поверхностью воды…
Из опроса снятых с о.Моон офицеров выяснилось, что в этот день 5-го октября генерал Мартынов со своим штабом сдался, так же как и большинство войск…
6-е октября. Поход был назначен в 16 час., причем должны были выйти из Моонзунда все корабли. Погода была тихая и мглистая, горизонт не более 25—30 каб…
Миноносец «Разящий» был отправлен проверить, что все суда прошли Роггокюльский рейд, и затопить в канале баржи и пароход…
В заключении доношу о безукоризненном исполнении долга в период от 29-го сентября по 6-го октября личным составом Минной Дивизии. Миноносцы находились в полной готовности и с наступлением темноты до рассвета в двухчасовой. Офицеры и матросы спали не раздеваясь, прилагая все усилия, что бы их корабли каждую минуту были готовы к бою.
Начальник Минной Дивизии…………………
Флагманский Штурман…
Выводы флагманов Балтийского флота о результатах Моонзундской операции – лучшее документальное свидетельство, до какого состояния разрухи, дезорганизации и развала был доведен Балтийский флот всеми революционными маразмами.
Командующий флотом Балтийского моря
«18» октября 1917 г.
№ 1881/ОП
П.с. «Кречет»
В. Секретно Морскому министру
При сем, препровождаю протокол совета флагманов от 18 сего октября и сообщаю, что со своей стороны, вполне присоединяюсь к их мнению.
Начальник 1-ой Бригады линейных кораблей контр-адмирал Зарубаев и начальник 2-ой бригады линейных кораблей контр-адмирал Патон находившиеся во время совещания в Поркалаудда ознакомлены мною лично с протоколом совета флагманов, также вполне присоединяются к их мнению.
Соображения флагманов в настоящий момент приобретают особую остроту, ибо вся совокупность данных обстановки, как стратегической , так и политической, указывает на вероятие активных действий противника в сторону Финляндии и, в первую голову, высадке десанта и захвата острова Оланда.
Это обстоятельство побуждает меня просить Вас обратить самое серьезное внимание Временного правительства на создавшееся на Балтийском театре положение вещей. Катастрофа, как результат германского наступления или, как результат дальнейшего разложения флота не может быть предотвращена никакими мерами на местах, и я вижу вывод из этого положения лишь в создании действительно сильной, центральной государственной власти.
Контр-адмирал Развозов Начальник Штаба контр-адмирал князь Черкасский В.
Секретно
ПРОТОКОЛ
Совета флагманов
Гельсингфорс 18 октября 1917 г.
Обстоятельства взятия немцами Моонзундской позиции показывают, что сухопутные части потеряли всякую сопротивляемость воле противника: от начала до конца эта операция полна примеров полного упадка духа наших войск и чрезвычайной восприимчивости их к панике и бунту обезумевших от страха людей.
Только особые условия корабельной службы, в значительной мере способствующая порядку когда корабль в море или в бою, дали возможность морским силам Рижского залива оставаться в руках командования и причинить флоту противника известный ущерб. Однако большего флот не мог сделать и, с падением сухопутной позиции, должен прекратить борьбу и уйти. Подавляющее превосходство сил германского флота исключает возможность успешной борьбы с ним вне связи с укреплением сухопутных позиций, между тем мы видим, что на эти позиции фактически нельзя рассчитывать.
Все это приводит нас к убеждению, что всякая задуманная неприятелем операция, направленная к овладению любой частью Балтийского театра и проводимая планомерно и решительно, будет успешна. При создавшейся обстановке задачей Балтийского флота может явиться только нанесение противнику наибольшего вреда, ценою хотя бы собственной гибели; однако, фактически, при современной дезорганизации и расстройстве командования, едва ли можно рассчитывать на столь полное использование флота.
На основании изложенного, мы полагаем совершенно необходимым поставить в известность Временное Правительство о сложившейся на нашем театре коньюктуре:
Судьба Финляндии и подступов к столице преимущественно зависит от воли противника ибо надежное владение нами этим районом ничем не обеспечено.
В отношении флота надо еще добавить, что потеря опыта, недостаточная тренировка, необеспеченность ремонта и снабжения, упадочность материальной части – самым разрушительным образом влияют на боеспособность и, если даже неприятель не предпримет в эту компанию никаких операций на Балтийском театре, а, с другой стороны, не произойдет коренного и притом скорого улучшения общего положения в стране, то,и в этом случае, к началу компании 1918 года морской силы, как боеспособной части существовать не будет.
В заключении, считаем долгом засвидетельствовать, что со стороны команд мы постоянно слышим заявления о полной их готовности к бою, об одушевляющих их чувствах и желании послужить родине. Мы не сомневаемся в искренности этих заявлений, а опыт Моонзундской операции показывает, что подъем духа команд действительно достаточен, что бы выйти и вступить в бой.
Но команды в массе своей не сознают, что одного подъема недостаточно же, не сочетаясь с признанием необходимости строжайшей и планомерной военной организации, этот подъем может быть сломлен противником в самое короткое время.
Вице-адмирал Бахирев Контр-адмирал……........
Контр-адмирал…...........
Контр-адмирал Старк Контр-адмирал Пилкин Капитан 1 ранга Беренс
Не надо было быть адмиралом, что бы в сложившихся условиях не понимать, что с потерей Моонзундских островов, морская война на Балтике по существу Россией проиграна. Это была агония Балтийского флота, героическая, но – агония. После всего случившегося война на море могла считаться законченной.
Осознание этого не принесло мичману Садовинскому ни облегчения, ни умиротворения, ничего – кроме злости.
Бывший начальник штаба германского десантного корпуса, участвовавшего в захвате островов, адмирала А.Г. фон Чишвиц в своей работе «Захват Германией Балтийских островов в 1917 году», подводя итог всей операции, пишет:
«После занятия Балтийских островов вообще коренным образом изменилась общая обстановка в восточной части Балтийского моря. Занятие балтийских островов означало не только утверждение господства в рижском заливе и обеспечение правого фланга Восточного фронта. Владея о.Даго, мы оказывались у входа в Финский залив, в котором находился русский флот, прикованный к Ревелю и Гельсингфорсу и значительно ограниченный теперь в свободе своих действий. Морская война в Балтийском море могла считаться законченной. Доставка из Швеции руды, необходимой для нашего народного хозяйства, в частности для военной промышленности, была теперь в значительной степени обеспечена».
Еще в середине октября 1917 года на общем совещании флагманов у адмирала М.К.Бахирева в Моонзунде, было принято решение в случае ухода комфлота контр-адмирала А.В.Развозова и введения большевистского «положения» оставить службу.
Осенний штормовой ветер с залива, разносил желтые листья по мокрой брусчатке улиц Гельсингфорса. Листья прилипали к стенам домов рядом с расклеенными листовками и призывами голосовать за новый финский Сейм.
После провинциального Або, где базировались на зиму сторожевые катера, Гельсингфорс не радовал Садовинского. Город показался ему серям, грязным и каким-то запущенным. Политические бури шумели и здесь.
В октябре 1917 года в Финляндии в Гельсингфорсе состоялись выборы, в результате которых, буржуазия и националисты получили в Сейме большинство. Финская буржуазия не скрывала, что свою независимость от России, она связывает с германскими дивизиями.
25 октября 1917 года, в ходе большевистского переворота в Петрограде, участь Временного Правительства была решена, Совет министров в полном составе арестован, власть Временного Правительства прекратила свое существование.
События конца октября 1917 года хорошо известны. О них, в советской истории, написано так много, как, наверное, не об одном другом событии в мире. Приведу лишь воспоминания офицера российского флота инженер-механика мичмана Н.Кадесникова. Об этих событиях он пишет со своей, флотской точки зрения:
«25 октября 1917 года в Петрограде состоялся последний большевистский переворот, после которого власть окончательно перешла в руки Ленина и Троцкого. Гнилая, мотающаяся во все стороны «керенщина» —как отметил адмирал Тимирев – почти без борьбы уступила место царству наглых и безжалостных авантюристов, ради личных, узких целей решивших проделать свой чудовищный эксперимент над живым организмом, обессиленным войной и, в особенности, революцией, России.
Все, сидевшие еще на ответственных местах деловые, разумные и опытные офицеры, не утратившие понятия чести и служебной порядочности, почувствовали, что при создавшихся невыносимых условиях дальнейшее пребывание у власти есть преступление перед Родиной и своей совестью. Из состава высшей административной власти Морского ведомства ушли: адмирал Д.Н.Вердеревский – министр, капитан 1 ранга граф А.П.Капнист – начальник Морского Генерального штаба и капитан 2 ранга Кукель – помощник Морского министра, которые открыто заявили о своем нежелании подчиняться новой власти, за что и были арестованы…».
октября 1917 года Правление Социал-Демократической партии Финляндии и Исполкома профсоюзов Финляндии приветствовали победу большевиков в России. Под влиянием революционных событий в Петрограде, 31 октября в Финляндии произошла всеобщая забастовка рабочих с лозунгами экономических и политических требований.
Одновременно Красная Гвардия разоружала отряды шюцкора, занимала административные здания, вокзалы, телеграфные и телефонные станции, брала на себя охрану общественного порядка.
Во многих городах Финляндии власть фактически перешла к рабочим. Особенно это чувствовалось в Гельсингфорсе. В городе мелькали красные флаги, транспаранты и лозунги. Забастовка продолжалась до 6 ноября, пока Центральный Революционный совет не призвал рабочих прекратить забастовку, после принятия Сеймом постановлений и законов о восьмичасовом рабочем дне, о демократизации системы коммунальных выборов.
После октябрьского переворота, как писал капитан 2 ранга Г.К.Граф: «…офицерство впало в полную апатию, так как рассчитывать было больше не на что, и всюду казалось непроглядно темно». Большевики кричали о конце войны и мире с немцами. Смысл пребывания офицеров на флоте после войны был совершенно не ясный…». Сдача Рижского залива и Моонзунда, потеря «Славы» и еще восьми боевых кораблей, что равнялось нашим потерям за все три года войны, стали горьким финалом боевых действий «революционного»
1917 года на Балтике…
Временами, в Гельсингфорсе сквозь низкое осеннее небо тускло просвечивало бледное чухонское солнце. Ноябрь моросил дождем и обдувал порывами ветра. Мокрые деревья Эспланады чернели на фоне серого осеннего неба.
Мичман Бруно Садовинский в шинели без погон, в накинутом поверх нее дождевике, надвинув глубоко фуражку-мичманку с «крабом» Керенского вместо кокарды, сидел на садовой скамье в начале Эспланады, на том самом месте, где они часто любили бывать с Ириной. Сегодня было 6 ноября – день корпусного праздника! С утра Бруно чисто выбрился, надел свежее белье, единственную свою тужурку с нарукавными галунами, на манер британского флота, которые хотя и заменили упраздненные погоны, но никогда не достигли вершин той гордости, которую вызывало злато сверкавших офицерских погон.
Служба в большевистском флоте его уже мало интересовала, встречаться ни с кем не хотелось.
В былые годы флотские офицеры, выпускники Морского корпуса, празднично отмечали этот день. После всего кошмара случившегося за этот год, воспоминания о корпусе были светлыми и спокойными. Мичману Садовинскому вспоминалось, с каким удовольствием и интересом он учился в Морском корпусе. Ему очень нравились лекции, проходившие в высоких светлых залах, и практические занятия, в прекрасно оборудованных, настоящими корабельными системами, артиллерийских и минных классах. Припоминались Бруно и сложные математические расчеты в девиационном кабинете, интересные опыты в физической и химической лабораториях.
Вспоминал он и летнюю морскую практику на учебных судах «Рында», «Воин», «Верный». Все это быстро пробегало перед мысленным взором Бруно, как в немом кино… А какие устраивались балы! На них кадеты и гардемарины танцевали с самыми красивыми девушками Петербурга.
Вспомнилось ему и то, как под звуки церемониального марша, он торжественно проходил в строю своих товарищей, под славным Андреевским флагом. Все это очень ярко, как будто было вчера, припомнилось Бруно. Теперь ничего этого нет… Отменены офицерские звания, сорваны погоны, нет и самого Андреевского флага… По существу, нет и флота…
Резкий, порывистый ветер продувал насквозь. Мичман ежился, но продолжал сидеть на скамье, привалившись к деревянной спинке. Воспоминания не отпускали Садовинского…
