Александр Витальевич Лоза
Терновый венец офицера русского флота
С трудом прервав их, мичман повел плечами, будто сбрасывая прошлые годы, задумался о ближайшем будущем:
– Итак, первое – служить у большевиков он не будет. Второе – надо обзавестись отпускными бумагами и двигаться в Петроград, отыскать там Ирину, потом забрать личные документы из канцелярии Морского корпуса и, наконец, третье – пробираться на Север, в Архангельск, вслед за своим первым командиром, капитаном 2 ранга Кира-Динжаном. Андрей Дмитриевич говорил, что на Севере будут формироваться флотские отряды для борьбы с большевиками, и что он сам направится туда.
13 ноября 1917 года Финский Сейм утвердил Сенат – правительство Финляндии, во главе с премьер-министром П.Э.Свинхувудом.
На следующий день, 14 ноября трагически погиб миноносец «Бдительный» – одна из последних жертв войны на Балтике. Миноносец подорвался на мине в районе города Раумо. Все офицеры остались на погибающем миноносце, который спустя полчаса затонул. Вместе с офицерами корабля погиб и начальник 7-го дивизиона эскадренных миноносцев капитан 1 ранга В.К.Кедров.
15 ноября 1917 года большевики приняли «Декларацию прав народов России», признающая право народов на самоопределение вплоть до отделения.
В тот же день Финский парламент заявил о принятии на себя верховной власти в Финляндии, через неделю Сейм в одностороннем порядке провозгласил Финляндию независимым государством, а 26 ноября Финляндия, объявив накануне этого о своей независимости, подняла вопрос незаконности нахождения разложившихся частей русской армии и флота на ее территории.
Офицеры русской армии и Балтийского флота, до этого пассивно относившиеся к политическим событиям, происходящим внутри Финляндии, почувствовали себя в положении людей, брошенных на произвол судьбы. Вместо того, что бы заниматься вопросами базирования военного флота на территории уже чужого государства, после отделения Финляндии от России, Центробалт в Гельсингфорсе обсуждал вопросы дележа флотских должностей.
В первых числах декабря большевистская Морская Коллегия, состоявшая из выборных матросов, ставшая во главе управления флотом после Октябрьского переворота, разослала Декрет «Об упразднении должности командующего флотом и передачи всей власти Центробалту». Очевидец событий вспоминал:
«Сегодня в 9 часов утра поднимали флаг с музыкой в честь перехода управления всеми силами Балтийского флота в ведение Центробалта. Флаг Развозова спущен, Развозов смещен…».
Н.Кадесников пишет: «В день ухода популярного адмирала Развозова с должности командующего Балтийским флотом, у начальника обороны Моонзунда и старшего в районе боевых действий адмирала Бахирева на “Чайке” состоялось собрание флагманов. Адмирал М.К.Бахирев напомнил об общем решении, принятом еще месяц назад, в случае ухода адмирала Развозова и введения большевистского “положения” оставить службу.
При обмене мнений произошел раскол, который разделил адмиралов на два противоположных лагеря.
К лагерю убежденных и твердых противников большевизма, не идущих ни на какие компромиссы и считающих несовместимыми со своей совестью, честью, понятием о служебном долге и пользой для Родины, оставаться добровольно на службе у большевиков, принадлежали адмиралы Развозов, Бахирев, кн.Черкасский, Патон, Старк, Мих.Беренс, Тимирев, Пилкин, Шевелев и другие».
Офицеры Балтийского флота заволновались. Адмирал А.В.Развозов – их надежда, покинул флот, а невежественные матросы становились во главе управления всем флотом. Это было уже слишком…
Капитан 1 ранга А.А.Ружек, до недавнего времени начальник 9-го дивизиона эсминцев, а ныне депутат Гельсингфорского совета, после этого решения Центробалта, первым обратился к офицерам Балтийского флота поддержать «преобразования на флоте».
Многие офицеры флота потеряли веру в идею службы и открыто устранялись от своих служебных обязанностей. Некоторые, их было меньшинство, перешли на службу к большевикам. Другие же, более крепкие духом, искали достойного выхода из гнетущего тупика.
4 декабря 1917 года, усилиями молодых энергичных офицеров в Гельсингфорском Морском Собрании, срочно был созван съезд флотских офицеров.
Еще со времен апрельских «кровавых праздников свободы» и разрушительных распоряжений Временного Правительства, разваливших флот, многие порядочные и здравомыслящие офицеры, не утратившие сознания чести и чувства долга, тяжело переживавшие гибель товарищей, разрушение флота и большевистские реформы, понимали, что необходимо объединиться и решительно противостоять большевистским методам управления флотом.
Гельсингфорское Морское собрание гудело многоликими и разношерстно одетыми группами офицеров. Находясь в зале, среди сотен собравшихся на съезд офицеров, мичман Садовинский, не столько искал знакомые лица, сколько поражался внешнему виду и форме офицеров. Кто был в старых кителях и тужурках без погон, кто с нарукавными нашивками, кто в белой рубашке с галстуком, кто в рубашке с отогнутыми уголками-лиселями. Среди старых потертых мундиров мелькали тужурки из нового добротного люстрина. Многие были в гражданском платье, а некоторые – в армейских френчах.
Насколько все это отличалось от офицерского собрания прошлого, 1916 года, – думал мичман Садовинский, – когда он, в этих стенах, познакомился с Ириной… При воспоминании об Ирине, сердце защемило… Щеголеватые флотские офицеры, в белых тужурках, с боевыми наградами на груди и золотом погон на плечах, скользили в танце по паркету этого зала. Одной рукой поддерживая даму, другой – придерживая кортик… Сколько здесь было великолепного, пьянящего светского духа…
С усилием, сбросив воспоминания, Бруно стал вслушиваться в выступления ораторов. Молодые флотские офицеры говорили бурно и остро: о выстраданном и наболевшем, о том, что пришлось пережить, и, что делать дальше.
Кто мне ответит, где сейчас место офицера? – бросал в зал вопросы молодой, энергичный офицер с Минной дивизии. – Место офицера – в рядах борцов с большевиками – германскими агентами!
Ему бурно аплодировали.
Россия занялась революцией, а германец-то все прет и прет. Наше место – на кораблях, наш долг – не пропустить его к Петрограду, – говорил следующий выступающий. – Большевики – губители Отечества, продались германскому Генштабу.
Выступающие были эмоциональны и решительны:
Почему матросы считают, что только они, да рабочие и крестьяне знают, как вершить судьбу России? Почему мы – офицеры, считаемся буржуями и врагами народа, если наши отцы: инженеры, врачи, педагоги, чиновники. Мы, что не народ? – задавал вопрос очередной оратор.
Были выступления и более конкретные:
Выборность командного состава привела уже к развалу и разрушению флота! Дальше некуда! Выборность во время войны – это прямая измена. Большевистская Морская Коллегия – изменники.
Хватит жить вчерашним днем, не допустим, предлагаемые большевистской Морской Коллегией реформы! Надо объединятся! В нашем объединении – наша сила!
Горячо поддержали в зале выступление с предложением предупредить Центробалт о том, что если должность командующего флотом будет уничтожена, все офицеры сложат с себя свои обязанности.
Офицеры выступали горячо, от всего сердца… Съезд офицеров флота единодушно вынес резолюцию: «Всем участникам собрания отказаться от службы новой власти и вступить на путь борьбы с большевиками». Среди офицеров поддержавших резолюцию были и мичман Воронин и мичман Садовинский и мичман Гуляев.
Участник этого собрания старший лейтенант Н.Н.Струйский, весной 1917 года, избранный командой старшим офицером линкора «Гангут», впоследствии, в советское время, в своей «Краткой автобиографии» осторожно вспоминал об этом собрании следующее:
«В декабре 1917 г. группа офицеров флота сорганизовалась и устроила ряд собраний. На этих собраниях выявилось чрезвычайно ярко настроение большей части офицерства против Советской власти. Несколько офицеров “Гангута” (6—7) оппонировала против вынесения сейчас же какого-либо мнения, так как по настроению массы видно было, что резолюция будет вынесена явно враждебного характера.
В результате наших реплик и некоторой части офицерства, примкнувшей к нам, было вынесено решение: всем кают-компаниям в отдельности проработать этот вопрос и резолюции своих каюткомпаний зачесть на следующем совещании. Я сам был на этом собрании, и именно в этом освещении и представляется мне этот вопрос по памяти.
Вернувшись на корабль, мы постарались воздействовать на остальных товарищей, и после общего собрания кают-компании была выработана резолюция, в которой говорилось, что все остаемся на своих местах и продолжаем свою работу (в противовес предложению общего собрания флота о том, чтобы немедленно покинуть свои корабли). Эту резолюцию я сам лично зачитал в следующем собрании офицеров флота…
Резолюция такого большого корабля как “Гангут”, зачитанная на втором собрании флота одной из первых, произвела должное действие, и в единство офицерской массы внесен был необходимый раскол, который в результате выразился полным падением единства этой массы».
В пылу выступлений, резолюцию съезда офицеры не подписали, что сделало ее, в дальнейшем, необязательной к исполнению, чем и воспользовались некоторые из присутствовавших тогда на съезде офицеров, перейдя на службу к большевикам. Свидетель и непосредственный участник собрания инженер-механик мичман Н.Кадесников, писал позже об этих событиях:
«По инициативе нескольких энергичных молодых офицеров в Морском Собрании было организовано общее собрание всех морских офицеров, находившихся в Гельсингфорсе. На этом собрании присутствовало около 200 офицеров. Обсуждался вопрос ухода со службы, после ухода Комфлота адмирала Развозова и введения большевистского “положения”.
Тогда же, после нескольких горячих и искренних речей, сказанных без цензуры и наэлектризовавших аудиторию, на словах была вынесена единогласная резолюция по всем присутствующим, отказаться от службы с большевиками. К сожалению, эта резолюция не была немедленно зафиксирована подписями, и под давлением разных обстоятельств в течение времени многие отказались от своего первого решения, оправдываясь тем, что они большую пользу принесут Родине, оставаясь на службе и участвуя в подпольной работе для сокрушения советского режима.
Так или иначе, но убежденно не примирившиеся с советским режимом офицеры пользовались всяким случаем и в разное время группами и в одиночку, часто с подложными документами и под гримом, разными путями, но всегда рискуя жизнью, просачивались через большевистские кордоны к окраинам империи, где организовывались открытые вооруженные фронты борьбы за “нашу» Россию”».
Инженер-механик мичман Н.Кадесников сам, через некоторое время, уже сражался на Южном фронте Белой борьбы.
Бруно Садовинский принял твердое решение пробираться на Север, в Архангельск, и с оружием в руках бороться с большевиками.
Тяжелые переживания всего произошедшего в стране и на флоте, поиск своего места в событиях весны, лета и осени этого чудовищного, кровавого 1917 года, привели Бруно-Станислава Адольфовича Садовинского к продуманному, выстраданному и осмысленному решению, которое неумолимо вело его к трагическому концу… Но, смелые люди всегда надеются на лучшее. Его воля, его характер, его воспитание и понимание человеческой гордости и офицерской чести предопределили тот выбор, который он сделал.
Но был и другой путь. Путь, которым пошел его сослуживец по миноносцу «Расторопный», мичман А.А.Перротте. Путь служения большевикам, который довел Александра Александровича Перротте до глубокой, уважаемой старости в СССР.
Военный историк С.Волков в своей работе «Трагедия русского офицерства» всесторонне исследовав вопрос о причинах службы некоторых офицеров российской армии и флота у большевиков, писал:
«Служба офицеров партии (большевиков), проявившей себя как главный враг и ненавистник офицерства, была, конечно, явлением в принципе вполне противоестественным…
Для человека, воспитанного в понятиях русского офицерства, в принципе было невозможно полностью их отбросить и “переменить веру” в такой степени, что бы сознательно бороться за прямо противоположные идеалы, откровенно отрицающие не только престол, но и веру и отечество. Это ведь только через двадцать с лишним лет под давлением объективных обстоятельств новые правители (большевики) стали поговаривать о патриотизме.
Тогда же цели (большевиков) формулировались с предельной откровенностью и никого вводить в заблуждение не могли: разрушение исторической российской государственности “до основания” и построение на ее обломках путем мировой революции “земшарной” республики Советов. России совершенно определенно противопоставлялся Интернационал. Поменять искренне одно на другое настоящий русский офицер не мог, ни при каких обстоятельствах».
С.Волков различал четыре основные группы бывших офицеров служивших у большевиков, мотивы службы этих групп у красных:
«Первую – составляли лица, служившие по идейным соображениям, т.е. в той или иной степени разделявшие коммунистические убеждения. Но такие люди были в большей степени большевиками, чем офицерами, они придерживались своих, весьма левых убеждений и до того, как, попав во время войны в армию и имея соответствующее образование, получили офицерские погоны. Принадлежность к офицерству была для них лишь случайным и временным обстоятельством.
Вторая – представляла тип беспринципных карьеристов, почувствовавших в условиях дефицита специалистов возможность выдвинуться при новой власти.
Третья – включала в себя лиц испытывавших в отношении большевиков те или иные иллюзии, и считавших, что служа у большевиков, им удастся, овладев военным аппаратом, свергнуть их власть.
Четвертая группа, самая многочисленная, состояла из лиц, насильно мобилизованных большевиками и служивших под угрозой репрессий в отношении семей или просто, ввиду отсутствия средств к существованию… Поэтому далеко не все представители русского офицерства приняли участие в борьбе за российскую государственность против коммунистического Интернационала в годы гражданской войны, предпочтя по соображениям личного порядка отречься от своего прошлого и профессии и остаться в стороне от нее, а многие (пусть в большинстве и по принуждению) даже сражались на стороне разрушителей России против своих недавних сослуживцев».
Два офицера одного корабля, почти ровесники, оба выходцы из одного дворянского сословия, воспитанники одного Морского корпуса, но какие разные жизненные пути! Вы скажете – судьба, а я скажу – воспитание и характер. Воспитание нравственности, твердости духа, здорового честолюбия, гордости за свое офицерское звание. Воспитание понятий офицерской чести и долга, любви к Родине.
Нравственный, свой внутренний закон, был и у лейтенанта БруноСтанислава Адольфовича Садовинского: честь, отвага, верность…
В жизни всегда есть место выбору… В конце концов, каждый выбирает себе свой «крест» и несет его по жизни сам, до конца.
Дальше, дорогой читатель, судить вам…
В течении ХХ века Российский военно-морской флот вновь был поставлен в унизительное положение в конце 90-х годов. Через 90 лет, история чудовищным образом повторилась, когда в СССР началась мелкобуржуазная перестройка.
В массовом порядке открывались кооперативы, частные кафе и и рестораны, «теневая» экономика советского подпольного рынка, начинала выходить на свет.
Плановая экономика государства разваливалась, принося с собой пустые прилавки магазинов, потерю управления страной и отсутствие финансирования армии и флота. Могучий, океанский, ракетно-ядерный советский военно-морской флот разваливался на глазах…
Работая над этой книгой, я прикоснулся не только к судьбам некоторых офицеров Российского императорского флота, но и к истории кораблей, на которых эти офицеры служили. Читая вахтенные журналы эсминца «Расторопный», вглядываясь на фотографиях 1916 года в вязь букв названия на его борту, имя «Расторопный» врезалось в мою память. И вот, когда я находился по делам на судостроительном заводе «Северная верфь», и мне в глаза бросилось наименование стоящего у стенки боевого корабля —«Расторопный». Судеб морских таинственная вязь опять чудесным образом связала прошлое и настоящее, флот 1917 года и флот нынешний. Ведь на корме, стоявшего у стенки эскадренного миноносца «Расторопный», развивался, как и 90 лет назад, Андреевский флаг.
Сложной и тяжелой оказалась судьба последнего, из славной семьи миноносцев, с гордым именем «Расторопный». Корабль проекта 956, разработанного Северным проектно-конструкторским бюро, был заложен на Ленинградском судостроительном заводе имени А.А.Жданова. Спуск его на воду состоялся 4 июня 1988 года.
Эскадренный миноносец «Расторопный» вошел в состав Краснознаменного Северного Флота 28 февраля 1991 года. С этого времени за кормой «Расторопного» остались десятки тысяч океанских миль, не одна боевая служба, успешно выполненные ракетные и артиллерийские стрельбы, минные постановки. В период с 11 по 15 октября 1993 года эсминец «Расторопный» посетил с дружественным визитом порт Тулон во Франции.
«Расторопный» перешел с Северного флота и стал в плановый средний ремонт на судостроительный завод «Северная верфь» в начале ноября 2000 года. Это были годы, когда флот практически не финансировался. Экипаж «Расторопного» вел минимальные ремонтные работы собственными силами. Уже около десяти лет, некогда красавец, эсминец «Расторопный», весь в подтеках ржавчины и облезшей краски, находится у причала «Северной верфи» в Санкт-Петербурге. Корабль еще жив, на его кормовом флагштоке еще развевается Андреевский флаг, но он медленно умирает…
В декабре 1917 года зима разыгралась не на шутку. Корабли Балтийского флота, как и в прошлые годы, вмерзли в лед, но их базирование в Гельсингфорсе больше не было заслуженным отдыхом после боевых походов.
Финляндию лихорадило. Она болела революцией. И, хотя недавно была утверждена Декларация о независимости Финляндии от России, долгожданная независимость не принесла спокойствия и благополучия Финляндии и ее народу.
7 декабря, усиленно делавший карьеру у большевиков, капитан 1 ранга А.А.Ружек был назначен начальником Военного отдела (то есть стал главным военспецом) Центробалта. По постановлению большевистской Верховной Морской Коллегии капитану 1 ранга А.А.Ружеку был присвоен контр-адмиральский чин.
В этот же день, в Петрограде, под председательством Ф.Э.Дзержинского, была создана Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с саботажем и контрреволюцией, недоброй памяти ВЧК. Тысячи и тысячи офицеров, в том числе и офицеров флота, пройдут через ее застенки и найдут там свою смерть…
В середине декабря, под аршинными заголовками газеты разнесли весть, что 16 декабря 1917 года большевистским правительством заключено перемирие с Германией.
В этот же день на основании Декрета Совета Народных Комиссаров, по флоту было объявлено, что звание офицера отменяется, равно как и ношение орденов, крестов и прочих знаков отличия. Российский военный флот терял свое лицо. В очередной раз офицеры флота были раздавлены морально.
18 декабря было подписано «Постановление Совета Народных Комиссаров о признании независимости Финляндской Республики».
Дата постановления: 18 декабря 1917 г. 23 часа 45 минут. Место постановления: Петроград, Смольный.
Содержание постановления:
В ответ на обращение Финляндского Правительства о признании независимости Финляндской Республики Совет Народных Комиссаров в полном согласии с принципами наций на самоотделение постановляет войти в Центральный Исполнительный Комитет с предложением:
а) признать государственную независимость Финляндской Республики и
б) организовать по соглашению с Финляндским Правительством особую Комиссию из представителей обеих сторон для разработки тех практических мероприятий которые вытекают из отделения Финляндии от России».
Постановление подписали:
В.И.Ульянов (Ленин) – Председатель СНК, Г.И.Петровский – нарком внутренних дел РСФСР,
И.З.Штейнберг – второй нарком внутренних дел, от левых эсеров, В.А.Карелин – нарком государственных имуществ, левый эсер, Л.Д.Троцкий – нарком по иностранным делам,
И.В.Сталин – нарком по делам национальностей, А.Г.Шлихтер – нарком продовольствия Постановление Совнаркома лично получил в Петрограде в Смольном П.Э.Свинхувуд, занимавший пост премьер-министра новообразованного государства. Финляндия ликовала, Гельсингфорс заполнили толпы манифестантов. 22 декабря независимость Финляндии была признана ВЦИК РСФСР. После этого большевистское правительство РСФСР стало обильно снабжать финских коммунистов оружием и денежными средствами, для осуществления в Финляндии социалистической революции. На эти деньги финские коммунисты и создавали отряды «красных» финнов. Финские рабочие, мастеровые, их жены и подруги, городской люмпен-пролетариат, опоясывались пулеметными лентами и обучались стрельбе из пулеметов и обращению с гранатами. В Гельсингфорсе флот, в лице Центробалта, поддерживал «красных» финнов не только материально, но и людьми. Революционные матросы, однако, не очень торопились вступать в «красные» финские войска. Имелись лишь единичные случаи.
В это же время, формировались и «белые» добровольческие отряды финнов, которые возглавил генерал-лейтенант русской армии Карл Густав Эмиль Маннергейм. Финские добровольцы из Королевского Прусского 27-го егерского батальона составили ядро «белой» армии. Они отошли на север, в город Васа (бывший Николайштадт), где располагался военно-политический центр буржуазии и финских националистов. Финские учителя, врачи, адвокаты, инженеры, купцы, студенты стекались под знамена Маннергейма со всей страны со своими охотничьими ружьями и острейшими финскими ножами – «пуукко». Финляндия, со скоростью курьерского поезда, неслась к братоубийственной гражданской войне.
Подавляющее большинство русских солдат и матросов, находившихся в это время в Финляндии, мечтало лишь о том, чтобы поскорей убраться из Финляндии домой, в Россию.
Снег все шел и шел. Балтийский ветер, по-волчьи завывая, свивал снег в тугие кольца метели. Под это тоскливое завывание вьюги заканчивался кошмарный и кровавый 1917 год…
