Литтмегалина
Игра Бродяг
Глава 11. Что умеет Вогт?
Небо было синее и прозрачное, как топаз. И одно маленькое пушистое облако, легкое, как крыло бабочки. Вогт зачарованно наблюдал, как ветер движет его по небу. Сегодня он проснулся с мыслью, что это будет совершенно особенный день, и с тех пор не переставал думать об этом. Его переполняли ожидание и радость…
Отголоски тех чувств Вогт мог ощущать даже сейчас, годы спустя, в окружении затхлого полумрака каморки, когда давно сгинуло не только то маленькое облако, но и люди, что были рядом с Вогтом тем утром. Вогт еще питал надежду снова встретить их в Стране Прозрачных Листьев, но может выясниться, что путь мертвым туда заказан («Мертвы», – с горечью констатировал он вслух), и тогда ему придется смириться с необратимостью потери. Монастырь осквернен и заброшен… И даже небо, пусть порой и бывает очень синим, но, кажется, никогда больше такое синее…
Тем не менее светлые воспоминания помогали Вогту отвлечься, забыть о тяжести текущей ситуации, и он не препятствовал своему отчаявшемуся разуму устремиться к ним.
Полдень того же дня, просторная монастырская комната, большие открытые окна, очередной урок… Вогт все еще фонтанировал счастьем и едва мог сосредоточиться на объяснениях Ветелия. Однако Ветелий не сердился – не в его привычках было поддаваться раздражению. Стоя возле окна, он был весь озарен солнечным светом, и волосы, просвеченные солнцем, образовали вокруг его головы сияющий ореол. Волосы Ветелия были длинными, некогда золотистыми, а теперь посеребренными сединой, волнистыми. Стоило волосам Вогта чуть отрасти, как они тоже свивались в мягкие завитки… Несмотря на отсутствие кровного родства, Вогт и Ветелий походили друг на друга как родные.
Вогтоус перевел взгляд на большой деревянный ящик на столе перед ним. Ящик был поставлен на бок и обращен донышком в сторону Вогта.
– Ты не сможешь забыть о преграде, пока видишь ее перед собой, поэтому закрой глаза, – напомнил Ветелий. Его низкий голос тек, как вода. – Прикоснись к поверхности, сосредоточься на ее текстуре. Представь себе древесные волокна, отделяющиеся друг от друга, повисающие расслабленными нитями. Представь, как они расступаются, позволяя тебе проникнуть сквозь них.
«Это невозможно, – подумал Вогт. – Я столько раз пробовал. Но это невозможно».
– Невозможно, – покачал головой Ветелий, уловив его вороватую мысль. – Невозможное – это то, что мы пока не сумели освоить. И только-то.
– А ты умеешь проходить сквозь стены, Ветелий? – спросил Вогт.
– Может быть, – слегка улыбнулся Ветелий. – А может, и нет. В любом случае это не то, что станешь делать напоказ.
– Почему?
– Просто не получится. Сосредоточья. Закрой глаза. Сегодня ты должен ответить на мой вопрос.
Вогтоус послушно зажмурился. Под веками было оранжево и щекотно. Он тихонько хихикнул, ощущая нелепость собственных действий. Ветелий не одобрял такое легкомысленное отношение. Все-таки он вкладывал в обучение Вогта изрядное количество времени и сил и требовал от него прилежания – раз уж успехи на данный момент отсутствуют. Вот уже полгода, едва ли не каждый день, Вогт видел этот ящик. Но так и не смог ответить на краткий вопрос: что внутри? Порой он едва удерживался от того, чтобы вскочить с места, обежать стол и взглянуть на ящик с противоположной стороны, наконец увидеть запрятанное в нем. Но это был бы обман. К тому же это бы совершенно ничего не добавило к его навыкам.
Вогт протянул руки. Какая знакомая поверхность – сегодня прогретая солнцем. Теплое занозистое дерево (он скоро отполирует его кончиками пальцев). И все же в этот раз ощущения были несколько иные. Или же его пальцы вдруг стали чувствительнее? Он четко различал шероховатость и гладкость. Царапины. Сучок. Форму древесных волокон. Он был полностью сосредоточен на чувственном восприятии, но вдруг его ладони толкнулись в пустоту. Он удивленно потянулся к отдалившемуся вдруг ящику, а затем взвизгнул и отпрянул… Его глаза распахнулись. Кончики пальцев на правой немилосердно жгло. Он заморгал и немедленно засунул обожженные пальцы в рот.
– Ты готов ответить на мой вопрос? – спокойно осведомился Ветелий.
Вогт вытащил пальцы изо рта и внимательно изучил их. На коже уже начали вздуваться мелкие пузырьки.
– Свеча, горящая свеча!
Ветелий, кивнув, извлек свечу из ящика и продемонстрировал ему. Колеблющийся язычок огня был едва различим в ярком дневном свете.
– Вообще-то больно, – пробубнил Вогт, снова принявшись обсасывать пальцы.
– Так и нужно. Пусть поболит. Как напоминание – одной невозможной вещью стало меньше.
И действительно – стоило Вогту бросить взгляд на обожженную кожу, и он снова переживал тот момент триумфа. Но вскоре кончики пальцев зажили, вернувшись к привычному нежно-розовому цвету. Вот тогда его начали одолевать сомнения: удалось ли ему коснуться пламени сквозь деревянную стенку, пусть тонкую, но вполне себе вещественную, или он все себе придумал?
У него так никогда и не получилось повторить трюк с ящиком. Год спустя Ветелий пропал (утром, когда он ушел чтобы не вернуться, небо было серое-серое, плачущее дождем, и Вогтоус тоже начал плакать, терзаясь гнетущим предчувствием). Впрочем, лучше не вспоминать об этом, иначе он окончательно отчается. Вогтоус встал и, спотыкаясь о собственные ноги, подошел к двери. Он надавил на нее плечом – только чтобы еще раз убедиться в прочности запоров. Закрывать глаза не было необходимости – свеча догорела, так что в каморке было темно, как в запертой бочке.
– Дверь – не преграда, – уверил себя Вогт. – Она холодная. Скользкая. Шершавая.
Нет, не то. Он все-таки закрыл глаза, чтобы темнота не могла обжигать их.
И снова: холодная… Это первое, что чувствуешь – холод. И гладкость… гладкость? Внезапно дверь представилась ему большим зеркалом, в котором отразилась вся каморка. Хотя глаза Вогта были закрыты, он отчетливо увидел в поверхности зеркала человека, мечущегося из угла в угол. Человек был испуган. Иногда он поднимал к лицу свои связанные запястья и в отчаянье грыз веревку. А потом вдруг взглянул прямо в зеркало. «Бежать, бежать!» – кричали его глаза. Они были ярко-зеленые.
– Рваное Лицо? – окликнул Вогт.
Но тот не слышал его. Конечно, ведь он был только давним отражением. К тому же в то время его не звали Рваным Лицом. Тогда у него еще было имя, вскоре потерянное навсегда, впитавшееся в песок одновременно с кровью.
По зеркалу прошла волна. Оно помутнело, затем вновь прояснилось. Теперь человек лежал на койке – Вогт видел его широкие ступни, перепачканные кровью и грязью. Он был не один – возле койки стояли люди в темной одежде. Вогт не мог слышать их голоса, но догадывался, что они грубо окликают его. Человек подтянул ступни под себя, согнув ноги в коленях. Колени дрожали. Ему было страшно, и он был болен. Люди в темном не считали это за оправдание. Поэтому сбросили его на пол.
Пытаясь остановить разворачивающееся перед ним зверство, Вогт бросился туда, в зеркало… И вдруг все исчезло. Он оказался в темноте коридора – тяжело дышащий, с вытаращенными в красноватый полумрак глазами.
Он прошел по коридору, протиснулся в щель меж приоткрытыми дверями (касаться их ему было противно) и вышел на песчаную арену. Все зрительские места были пусты. На песке он увидел капли крови – неизвестно, его или Рога, но ему хотелось, чтобы Рога. Куда бы ему пойти, чтобы выбраться отсюда?
Он пересек арену и шмыгнул в скудно освещенный коридор на противоположной стороне. Замер, услышав приближающийся топот. Вогт выдернул из скобы единственный факел, положил его на пол и несколько раз топнул по нему ногой. Факел заискрился и почти потух, слабо тлея. Вогт прижался к стене. Это было безопаснее, чем бежать назад, на ярко освещенную арену. Он смутно различил очертания очень большого и широкого человека.
– Факел упал, – пробубнил тот, и в этот момент Вогт осознал: Рог.
Рог наклонился, чтобы поднять факел. Даже сквозь темноту Вогт мог видеть его подставленный затылок и подумал: «Смог бы я ударить его сейчас с такой же силой, как на арене? Нет, с силой втрое больше?» Ему стало страшно от собственных мыслей. Сорвавшись, он метнулся мимо Рога и скрылся во мраке дальше по коридору. Рог удивленно обернулся, но не последовал за неизвестным беглецом. Вне боя, когда его не подогревали азарт и бешенство, он был туп, медлителен и ленив.
Споткнувшись о вдруг возникшие перед ним ступеньки, Вогт больно упал, но сразу подскочил и вмиг взлетел на самый верх лестницы. На площадке горел факел, освещая большую дверь, запертую на засов. Вогту не сразу удалось сдвинуть засов (эх, где его чудесная сила…), но зато его усилия были немедленно вознаграждены: свет и свежий воздух хлынули в затхлый мрак. Вогт глубоко вздохнул, сделал шаг вперед… и с удивлением обнаружил себя на главной улице Торикина. Он оглянулся – позади находился обычный непримечательный дом из серого кирпича. Никогда не догадаешься, что внутри.
Светало, но широкая мостовая пока оставалась безлюдна. Ободренный прояснившимся за ночь небом, Вогт побежал, оставляя позади мрак и отчаянье прошедшей ночи, тающей в памяти, как смутный кошмар, но оставившей на нем настоящие раны. Мимо проносились одинаковые каменные домики, совершенно безобидные с виду. Однако Вогт больше не верил в эту фальшивую умиротворенность. Торикин не пугал теснотой и грубостью, как тот крошечный утопающий в грязи городишко, что они посетили ранее. Раб только раб, его не тревожит его безобразие, и в этом он более честен. Торговец же стремится завлечь и обмануть.
Пробежав порядочное (по его меркам) расстояние и совсем запыхавшись (быстро же это произошло), Вогтоус перешел на шаг. Задумчиво моргая и спотыкаясь в своих сандалиях о булыжники мостовой, он направился к центральной площади, уже виднеющейся в отдалении. Вогт повеселел и был весь сосредоточен на деле. Его занимал вопрос, ответить на который, казалось, невозможно: как оправдать человека, совершившего убийство на глазах толпы? Что ж, одну невозможную вещь он сегодня уже сделал, сделает и вторую.
Вот только сложно строить громадье планов, когда бедное пузико отчаянно просит еды… Вогтоус не долго размышлял над проблемой. Сложно сказать, было ли это проявлением невероятной наглости, что отчасти была ему свойственна, либо же слепой надеждой на удачу, но только он решительно поднялся по каменному крылечку ближайшего дома и толкнул дверь. Разумеется, дверь была заперта. Тогда Вогт постучал. На стук не ответили.
Не теряя надежды, Вогт спустился с крылечка и приблизился к окну – в отличие от многих других зданий в Торикине, в этом доме на первом этаже были окна, однако же защищенные красивыми коваными решетками. На первый взгляд решетка казалась надежно запертой, однако стоило Вогту потянуть ее на себя, как она растворилась. Для него это было все равно что приглашение. Вогт посмотрел на свои розовые ладони, примерился, уцепился за подоконник и подпрыгнул, пытаясь влезть. Первая попытка провалилась, но Вогт немедленно предпринял вторую. Некоторое время он пыхтел, краснел и отдувался, а потом ему все-таки удалось водрузить живот на подоконник и шумно ввалиться в дом – лицом вниз. Там Вогтоус спокойно встал, отряхнулся и на всякий случай притворился, что его нет.
Столь удобно подвернувшееся окно привело его прямиком в кухню – какая удача. Кухня, хоть и нуждалась в уборке, выглядела весьма уютно с ее белеными стенами, вымощенным расписными глиняными плитками полом и довольно новой, пока еще блестящей утварью – владелец этого дома очевидно не жаловался на бедность. Глиняная миска на столе, прикрытая полосатым полотенцем, призывала заглянуть в нее. Вогт уселся за стол и сдернул полотенце. У него не возникло никаких сомнений, что этот пирог (пусть слегка зачерствевший, но румяный и аппетитный) ждал именно его. Пирог оказался с мясной начинкой, но Вогта это не потревожило – после ночи наслаждений со Шванн, боя на выживание, а также неоднократного произнесения бранных и прочих запретных слов он стал матерым греховодником.
Неспешно пожевывая пирог, Вогт прислушивался к звукам, доносящимся с верхнего этажа – несмотря на первое впечатление, дом вовсе не был пуст. Наверху топали, возились и спорили – сначала приглушенными голосами, затем все более громкими. Мужчина и женщина (ну да Вогт уже успел понять, что мужчине и женщине всегда есть, о чем поспорить). Вогта все это мало волновало, разве что источники голосов окажутся непосредственно на кухне – тогда придется как минимум сказать «здравствуйте». У осторожной, вечно ожидающей худшего Наёмницы голова бы закружилась от такой беспечности. Впрочем, стоило ему услышать пронзительный, болезненный вскрик женщины, как он подскочил с места и бросился на помощь.
Взлетев по лестнице, он сразу оказался у нужной комнаты. Дверь была приоткрыта. Шагнув внутрь, Вогт очутился за спиной голого по пояс мужчины, выкрикивающего ругательства и размахивающего руками. Периодически мужчина пытался ударить девушку перед ним, но та каждый раз уклонялась с проворством полевой мыши. У девушки были такие же темные, как у Наёмницы, пушистые волосы. Пожалуй, она даже чем-то походила на Наёмницу, что отозвалось в Вогте теплой волной симпатии. Платье на ней сидело сикось-накось – сразу видно, что надевалось в спешке. Из незашнурованного лифа вываливались груди. «Больше, чем у Наёмницы, но меньше, чем у Шванн», – отметил Вогт. Не самое важное наблюдение в этой ситуации. Но приятное.
– Я полагаю, вам не следует, – заявил Вогт, неизвестно к кому обращаясь, потому что из присутствующих его очевидно никто не слушал.
Полуголый сграбастал растрепу. Она взвизгнула и яростно забилась, пытаясь вырваться. Еще с минуту Вогт слушал ругательства, стараясь не запоминать их (хотя, конечно, запоминал). Когда полуголый ударил девушку, похожую на Наёмницу, Вогту все совсем надоело. Он аккуратно поднял за ножки ближайший к нему стул, прицелился к здоровенной кудрявой макушке полуголого и треснул его, не терзаясь лишними сомнениями или муками совести. Полуголый рухнул как подкошенный.
Спасенная жертва вытаращила глаза, вдруг осознав присутствие постороннего.
– Ты, (…), еще кто?
– Одевайся, – сказал Вогтоус. – Нам лучше уйти отсюда. Он скоро очнется.
– Мог бы и совсем его прикончить, – злобно выпалила девушка, похожая на Наёмницу.
– Нет, – спокойно возразил Вогтоус. Он безразлично оглядел бардачную комнату и переворошенную постель. – Хочешь пирог? Там еще остался кусок.
Девушка не хотела пирога. Затянув шнуровку на лифе, она потрогала припухшую скулу, поморщилась от боли и начала собирать свои вещи. Сборы не заняли много времени, поскольку у нее только и было, что несколько мятых платьев, которые она комом прижала к себе. Схватив Вогтоуса за руку, она сказала:
– Сваливаем (…).
Вогт не запомнил.
Они вышли из дома, и девушка пинком захлопнула за собой дверь. Глаза ее горели еще не угасшим пламенем мстительности.
– Это он мало огреб, скотина, – она погрустнела на секунду, но затем ее лицо осветилось идеей. – Помочись ему на дверь.
Вогт моргнул.
– А что, мне это сделать? – сердито спросила девушка. – Тебе-то легче.
Что ж, в этом она была очевидно права. Да и почему бы не совершить очередной сомнительный поступок после целой череды еще более сомнительных… Вогт подчинился и выполнил просьбу так хорошо, как только мог, за что его вознаградили благосклонной улыбкой.
– А ты, я смотрю, получше некоторых, – отметила девушка.
Учитывая контекст, похвала прозвучала весьма двусмысленно.
Они бесцельно побрели вдоль по улице. Солнце успело подняться высоко, и безразличное настроение Вогта сменилось душевным подъемом. Все-таки это здорово: идти рядом пусть не с Наёмницей, но хотя бы с похожей на нее девушкой. Иногда, будто бы случайно, касаться ее руки, смотреть, как солнечные лучи сверкают в ее волосах. А как приятно слушать ее певучий голос – если не вдаваться в суть того, что она говорит.
– Какая же сволочь! – возмущалась девушка. – Здоровенный тупой мудак! Вечно таращился на меня на улице. Однажды вижу его и думаю: что-то он замучил глаза мозолить, а ну нарочно? Тут он подгребает и выдает: вроде как может наверное я ему сильно нравлюсь, и почему бы мне не пожить типа как бы с ним? Ну и бред, думаю я, да кто возьмет меня с улицы в дом, я же не кошка, не бывает такого – а сама уже соглашаюсь. Ты же понимаешь, я не деревянная и не дура, я просто хочу пожить получше хоть когда-нибудь. И вот неделю все как во сне, я аж поверила, что мне с небес счастье привалило, а сегодня ночью поворачиваюсь на другой бок – а его нет… Села я на кровати и начала ждать. Часу не прошло – явился, не запылился. Я его и спрашиваю: где ж тебя носило, дорогой? А он та-а-ак взбеленился. Заявил мне, что я его разочаровала и что не быть мне приличной девушкой, потому что шлюха она и есть шлюха. Убирайся, говорит, туда, где была…
Девушка зажмурилась, как будто вот-вот заплачет, но вместо этого собрала во рту слюну и щедро сплюнула на тротуар.
– Но меня так легко, как кошку, не вышвырнешь. У меня есть гордость, что бы он ни думал. Да, говорю, я – шлюха, дорогой, вот и заплати как положено. И быстренько ему подсчитала за всю неделю. Еще пожалела его – по низким расценкам, хотя всегда беру больше. А он мне на это: нет у меня денег, иди-ка ты отсюда, иначе поползешь! Как же, нету у него денег! Таким доминой разжился, а денег нет! Втирал он мне, что это от дедушки наследство, ну да я не поверила – откуда у недавнего нищеброда богатый дедушка… И ведь не впервые он сваливает куда-то среди ночи. Нет, что-то этот паршивец мутит. Он ведь при дворце служит, скотина… Уверена, одно с другим связано.
– Дворец… – пробормотал Вогт. – Это то место, где заседал градоправитель? Ну, тот, которого убили?
– Что? – растерялась девушка. – А, да. То.
– Ты могла бы отвести меня ко дворцу? Я хочу на него взглянуть.
– Почему бы и нет? Все равно в ту сторону идем, – легко согласилась девушка и продолжила свою историю: – Короче, стоило мне смекнуть, что у мерзавца водятся деньги, и я зашевелилась. Он только шаг за порог – а я весь дом перекапываю сверху-донизу. Но ничегошеньки не нашла. Значит, в другом месте запрятал, зараза. Там, куда по ночам ходит. Угораздило же меня спутаться с таким жмотярой! Тратится только на себя. Мне даже колечка не подарил. В чем пришла, в том и ухожу. Для того и была вся история с любовью – по любви ведь бесплатно. До того заврался, что аж жениться обещал. Как вспомню, дым из ноздрей идет. Если бы ты не двинул ему по башке, так я бы точно его убила!
Вогтоус вспомнил ее – маленькую, растрепанную, испуганно жмущуюся к стене, – и усомнился в ее словах.
– Все-таки хорошо, что я оказался там, – мягко сказал он.
Девушка изобразила независимый вид – всегда сама разбиралась со своими неприятностями, и тут бы разобралась. Однако в ее улыбке сквозила благодарность.
– Вижу, тебе тоже досталось приключение не из приятных, – сказала она, оглядывая его лицо и одежду.
– Приключение? – переспросил Вогт.
– Да. Ты весь в крови.
– А… Я совсем забыл об этом, – ответил Вогт и поскреб щеку. Стоило ему обратить внимание на ушибы и ссадины, как они дружно заныли. – Я очень плохо выгляжу?
– Можно и получше, – рассмеялась девушка и вдруг сказала: – Ты милый.
Ее похвала прозвучала медом для Вогтовых ушей. От Наёмницы ему доводилось слышать много всяких характеристик, но ни одну из них нельзя было назвать лестной.
– А ты красивая, – ответил он – и совершенно искреннее.
Его взгляд так и льнул к девушке. Она была совсем молоденькой. У нее был пухлый рот, длинные загнутые ресницы и глаза цвета лесных орешков. Заостренный подбородок и «вдовий мыс» придавали ее лицу форму сердечка. Темные пушистые волосы свивались в колечки, которые Вогту так и хотелось подцепить пальцем.
Он потянулся к девушке и взял ее за руку.
– Меня зовут Кролик, – сказал он. – А тебя?
Вместо ответа девушка игриво улыбнулась и спросила:
– А как бы ты меня назвал?
Ее рука все еще находилась в руке Вогта, не пытаясь выскользнуть. Длинные ресницы медленно опустились и так же неспешно поднялись, глаза были устремлены прямо на Вогта. Вогт видел насквозь попытки девушки очаровать его – еще больше, чем она уже очаровала; однако его догадливость не снижала производимого на него эффекта. Только одно имя возникло в его воображении.
– Цветок, – сказал он. – Можно мне называть тебя так?
– Да, мне нравится, – задумчиво кивнула Цветок.
Она была польщена. Не часто обычной уличной шлюхе (притом не самой красивой) достается такое чудесное имечко. Услышь она его от другого мужчины, она бы только огрызнулась, распознав издевку. Но этот так смотрел на нее своими большущими жемчужно-серыми глазами, что у нее не возникло и тени сомнения: он абсолютно искренен. Ее достаточно унижали в это утро – как и во множество предыдущих. Сейчас же она ощутила нечто совершенно особенное, ранее никогда не испытанное. «Все-таки странная штука жизнь, – подумала Цветок. – То тебя втопчут глубоко в грязь, то вдруг взлетишь до самых облаков».
Они вышли на главную площадь, так плотно замощенную, что земля под ней и вздохнуть не могла. Площадь стеной окружали элегантные каменные здания, а над ними горделиво возвышался дворец. Он походил на скалу – серый, гладкий, почти лишенный окон. Над башнями дворца вздымались флаги – желтые и фиолетовые. Все желтые флаги были приспущены, фиолетовые вяло покачивались под слабым ветерком.
– На тебе твой дворец. Гляди, пока глаза не вытекут. Вот только ближе подходить не советую, – прошептала Цветок. – В Торикине тысяча сволочей; половина из них рассеяна по городу, а остальные жмутся во дворце. И если ты не такой, как они, то во дворце почти наверняка сгинешь.
Вогтоус остановился, внимательно изучая дворец и прислушиваясь к тревоге и гневу, что вдруг зашевелились у него в груди.
– Да, – сказал он. – Я чувствую, что это действительно ужасное место. Да весь этот город. И деревьев здесь нет.
Вопреки собственным словам, Цветок не стала дожидаться, когда у Вогта глаза вытекут, а потянула его прочь уже через минуту. Вогт подчинился, только спросил:
– Куда мы идем?
– В нору.
– В нору?
– Да, в мою нору. Я живу в норе, как крыса.
Вогт улыбнулся, хотя улыбка была здесь ни к чему, потому что своим чутким слухом он уловил в голосе Цветка то, чего не заметил бы никто другой, – горечь.
– Что показалось тебе забавным? – грубовато фыркнула Цветок.
– Ничего. Просто ты мне напомнила кое-кого… одну девушку… И у нее точно такое же клеймо на виске, как у тебя.
Неосознанным жестом Цветок притронулась к виску, там, где под плотными прядями волос надежно, как ей казалось, скрывалось клеймо.
– Вот как, – холодно произнесла она.
– Что оно означает? – спросил Вогт.
– А ты не знаешь? – спросила Цветок, изогнув одну бровь.
Вогту понравилось, как она это сделала. Он попытался повторить, но у него не получилось.
– Нет.
– Просто идем дальше, – бросила Цветок и быстро зашагала прочь, заставив Вогта поспешить следом.
Каждый шаг приближал их к окраине, и вскоре Вогту предстал вовсе не тот чистый, аккуратный, холеный Торикин, каким его привыкла видеть знать. Дома здесь были не каменные, а деревянные, хотя не гнилые и не покосившееся. Настоящих бедняков в Торикине не держали – их сгоняли в обиженно вопящее стадо и изгоняли из города. Торикин тревожился о своем внешнем виде и репутации. Если много нищих, значит, сам город нищий. Если прогнать нищих, нищета уйдет вместе с ними, и город будет выглядеть побогаче, хотя и несколько пустыннее. Впрочем, сутолока тоже ни к чему. Разве что шлюх в Торикине водилось с избытком – впрочем, от шлюх была определенная польза, в том числе и для богатых.
Цветок жила в неопрятном двухэтажном доме, что располагался, буквально втиснутый меж соседними зданиями, на одной из самых грязных и опасных улиц в Торикине. Дом являлся собственностью на редкость уродливой тощей женщины, встретившей Цветок радостным криком:
– Я же говорила, что ты припрешься обратно, потаскушка, да еще и в синяках! Пустая твоя башка! Влюбились в нее, как же!
Цветок ничего на это не ответила. Пререкаться с хозяйкой было себе дороже – не побьет, так повысит цену за аренду, а не заплатишь вовремя – вышвырнет тебя вон. Зато хозяйка позволяла приводить кого угодно, а посему ее дом, разделенный на два десятка каморок хлипкими деревянными перемычками, пользовался невероятным успехом у местных блудниц.
Следуя за Цветок, Вогт поднялся на расшатанное крылечко и протиснулся по узкому коридору (действительно, похоже на нору). Со всех сторон до него доносились звуки: либо лишенные приличий, либо откровенно пугающие.
– Прошу в мою уютную обитель, – повернув ключ в замочной скважине, Цветок пинком распахнула дверь.
Вдоль противоположной от входа стены располагалась узкая низенькая кровать, застеленная рваным одеялом, к которой вплотную примыкал кособокий стул на расшатанных ножках. На стуле, опасно накренившись, стоял таз, а в нем надколотый кувшин с протухшей водой (даже с расстояния Вогт уловил ее затхлый запах). Еще была полка на стене, сделанная из доски и веревок. Чрезмерно много мебели, учитывая размеры комнатушки.
Обстановка произвела на Вогта сильное впечатление. Он встал, заняв собой большую часть свободного места, вытаращил глаза и впал в глубокую задумчивость. Цветок не могла войти, распахнутая дверь перекрыла собой весь коридор, и с обеих сторон немедленно скопилась очередь. Послышались сердитые вопли, Цветок прикрикнула на Вогта (что давно пора было сделать), он наконец очнулся и резко шагнул вперед, влетев коленкой в стул. Цветок втиснулась в закуток, закрыла дверь и даже заперла ее на крючок.
– Тебе нравится твое жилье? – печально спросил Вогт.
– Нет, конечно. Но раз уж не имеешь того, что тебя радует, радуйся тому, что имеешь.
Из-за перегородки слева раздался протяжный, мучительный женский стон.
– Что там происходит? – встрепенулся Вогт, заметно бледнея. – Мы должны бежать на помощь?
Едва Цветок открыла рот для ответа, как тот же голос страстно выдохнул:
– Еще, еще!
– Ну так что? – спросил Вогт. – Мне бежать?
Цветок криво усмехнулась.
– Видимо, нет… – догадался сообразительный Вогт.
Цветок толкнула его на кровать – чтобы не путался под ногами, а сама, взяв кувшин, отправилась за свежей водой. Держа кувшин над головой, она выскользнула в узкий коридор. Вогтоус проводил ее скорбным взглядом. Как самое наивное существо на свете, Вогтоус до сих пор и не предполагал, что люди способны жить в таких условиях, тогда как они могут, и годами, и даже всю жизнь, и к тесноте привыкают даже их мысли, делаясь короткими, тесно жмущимися друг другу. Ну, если не жить, то хотя бы существовать… Не имея другого выбора, он был вынужден сосредоточиться на хлещущих отовсюду звуках. Ругань, возня, стоны (то ли удовольствия, то ли боли – поди их разбери), визгливый смех, плач – этого было достаточно для сумасшествия. Шум не утихал в доме ни на секунду. Вогт поставил локти на колени и прижал ладони к ушам…
Вернулась Цветок со свежей водой и тряпкой. Она смочила тряпку и, усевшись рядом с Вогтом на кровать, принялась осторожно стирать засохшую кровь с его лица. Вогтоус смотрел в ее ореховые глаза и старался не морщиться от боли.
– Если ты снимешь рубашку, я ее постираю, – пообещала Цветок.
– Спасибо. Ты такая добрая, – сказал Вогт.
Она рассмеялась и слегка зарумянилась.
– Я не добрая, – возразила она. – Просто я женщина, – ее глаза вдруг затуманились, голос зазвучал теплее и глубже.
Вогт вспомнил, что таким же порой становился голос Шванн. Но никогда –Наёмницы. Он помрачнел. Впрочем, ему стало сложно думать о Наёмнице, когда Цветок коснулась его губ своими теплыми губами. В ее поцелуе была вся ласка, которую только способна дать женщина, которую всегда ценили не больше, чем грязь под ногами. Потом она погладила его ссадины и синяки, так мягко, что боль совсем исчезла, и сказала:
– Будь проклят тот урод, который посмел разукрасить твою симпатичную мордашку, Кролик. Пусть весь этот паршивый город рухнет ему на голову, – что-то подсказывало Цветок, что к тому времени, когда припухлости и синяки исчезнут, Кролика уже не будет поблизости, и она не увидит его таким красивым, как обычно. В том, что эти следы на его лице – это необычно, она не сомневалась. Цветок была неглупой девушкой и разбиралась в людях так хорошо, как это умеют только шлюхи и бродячие собаки. Она стянула с Вогта пропитанную кровью рубашку и встала. – Поспи. По-моему, тебе это нужно.
– Нет, – виновато потупился Вогт. – Я должен идти. Я и так слишком задержался.
– Куда идти?
– Спасать одного человека.
– Ту… девушку, о который ты упоминал? – нахмурилась Цветок.
– Девушку, – Вогт покраснел. – Которую я люблю.
Цветок вздрогнула, но не то чтобы сильно удивилась.
– Я знала, – призналась она. – Я даже заранее расстроилась. Твой взгляд мне сказал.
– Как это? – спросил Вогт.
Цветок пожала плечами и вымученно улыбнулась, не разжимая губ.
– Просто я впервые встретила в Торикине человека, который смотрит так, как будто еще не перестал верить, что однажды жизнь станет чудесной и мир изменится.
– Или сменится, – произнес Вогт задумчиво.
– Может быть. Я не улавливаю, в чем тут разница, так что тебе лучше знать, – сказала Цветок, закрывая дверь.
Вогт все-таки лег; он сложил руки на голом выпуклом животе и зевнул. Спать нельзя, но зевать-то не возбраняется, верно? Только немножко полежать с закрытыми глазами… не спать… одну минутку… чуть-чуть…
Конечно, он отключился. Ночь растерзала и потрясла его, а Цветок успокоила. Он не мог не уснуть, хотя бы на пару часов, как бы громко кто-то там ни ругался, ни возился, ни стонал, ни смеялся и даже ни плакал.
***
Проснувшись, Вогтоус не сразу сообразил, где он находится. Он лежал и смотрел на узкое оконце, светящееся под самым потолком. «Полдень», – осознал он и резко вскочил, едва не столкнув на пол Цветок, свернувшуюся в клубочек рядом с ним. Он обхватил ее двумя руками, чтобы удержать от падения. Цветок проснулась, распахнула глаза и вопросительно посмотрела на него.
– Я не должен был спать, – виновато сказал Вогт.
– У тебя был изможденный вид. К тому же ты потерял много крови. Я не стала тебя будить.
Вогт перебрался через Цветок и слез с кровати.
– Что ж. Теперь ничего не поделаешь. Но сейчас мне следует бежать.
– Куда? – спросила Цветок, как уже спрашивала ранее.
– Сам не знаю. Моя подруга в тюрьме и нуждается в помощи. Я должен помочь ей.
– Подожди-ка, – деловито сказала Цветок. Она приподнялась и села. – Сначала ты мне все расскажешь. А то еще не известно, вернешься ли ты оттуда, куда отправляешься.
