Литтмегалина
Игра Бродяг
После долгих мыслительных усилий Ржавый пришел к решению: письмо нужно уничтожить, исправнику наврать в три короба. Однако избавиться от письма оказалось не только не просто, но и практически невозможно: Ржавый рвал его, сжигал, топил, но не проходило и часа, как письмо, целое и невредимое, обнаруживалось в его седельной сумке. Ржавый в ярости снял и выбросил седельную сумку, а после сжег письмо – наверное, уже в пятый раз. Как только конверт почернел и рассыпался, Ржавый ощутил его в своем рукаве. Письмо должно было быть доставлено…
Как оказалось, на этом беды только начинались. Вскоре Ржавого начали преследовать. Каким-то образом враги Правителя Полуночи прознали о существовании письма – в чем Ржавый был склонен винить пьяный язык исправника. Рыская по поляне в попытках разыскать Ржавого, затаившегося на ветвях высокого дерева, эти люди обещали, что пощадят его жизнь – просто отдай письмо. Однако Ржавый был осторожен и опытен. Обещания не выполняются, он знал. С трудом сдерживая слезы, изнемогая от жалости к себе, попавшему в столь сложную жизненную ситуацию, он не откликнулся, дожидаясь, когда они уйдут. Тут-то его и озарило от отчаянья: единственный способ отделаться от письма – это найти другого дурака, что согласится его доставить. И вскоре ему свезло: он встретил того пухлого недоумка с вытаращенными глазами…
Очередная молния вернула его в настоящее, а оглушающий раскат грома заставил вздрогнуть. Мокрая рубашка Ржавого прилипла к спине. Он рассмеялся было, но наглотался грязи и затих. Еще раз вспыхнуло… молния ударила где-то совсем близко. Ржавый твердо решил подняться, хотя бы потому, что погода расслаблению на воздухе не способствовала.
Осуществление решения заняло много времени. Ржавый начал с того, что встал на четвереньки. Стоило ему выпрямиться, как молния вонзилась в землю буквально в шаге от него. Ржавый вскрикнул и отшатнулся, ослепленный вспышкой, а затем развернулся и бросился бежать, сослепу натыкаясь на стены. Скорее под крышу, туда, где грязь и разный опасный сброд; это его законное место, там он спрячется. Вот только как разыскать кабак, когда едва ли что-либо видишь?
Ржавый остановился, задыхаясь. По его лицу ползли капли дождя, смывая грязь. Некое чувство опасности, защекотавшее затылок, заставило его развернуться. Хотя он до сих пор не мог ничего видеть, кроме вспышек и пятен, хаотично мечущихся перед глазами, ему показалось, что впереди просматривается человеческий силуэт. Ржавый поморгал, пытаясь вернуть себе зрение, и, когда это не сработало, попробовал другой метод: вытаращил глаза так, как не сумел бы и тот сумасшедший. Бесполезно. Ржавого не оставляло ощущение стремительно нарастающей угрозы, как будто некто, стоящий напротив, уже занес клинок над его головой. Когда нервное напряжение достигло пика, он не выдержал и взмолился:
– Нет, пожалуйста! За что?
Молния прошила его грудь насквозь.
***
Земля вздымалась, опадала и снова вздымалась; мостовые сминались и рвались, как бумажные ленты; грохоча, рушились стены. Каменные обломки темнели по мере того, как их смачивал дождь, сначала едва накрапывающий, но затем разгулявшийся.
Городская стена держалась долго, но и она начала разрушаться. Когда первый осколок стены упал на землю, из образовавшегося пролома выбежали бродяги, крошечные, как муравьи, по сравнению с огромным городом. Раскаты обвалов неожиданно прекратились. Бродяги замерли у стены в надежде, что шум не возобновится.
Но рухнул, едва не придавив их, второй обломок стены. Дождь усилился; разрушение продолжилось.
Сотню лет Торикин отчаянно добивался того, чтобы боги оставили его. Он был упорен в этой борьбе и таки добился желаемого. В последний день его существования некому было прийти ему на помощь.
Глава 14. Затмение
Они стояли под набухшими, уже начинающими краснеть с краев тучами, медленно уносимыми ветром – задыхающиеся после долгого бега, глядящие друг на друга с одинаковым затравленным выражением в глазах.
– Это я сделал? – глухо спросил Вогтоус. – С силой вот этого маленького камня? – он разжал кулак.
– Камень Воина, – с ужасом выдохнула Наёмница. – Все это время он был у нас!
– Уйдем отсюда, – Вогт был на грани того, чтобы сорваться в неконтролируемые вопли. – Вон туда, к тем холмам, где роща… холмы, – повторил он с обреченной интонацией, которую Наёмница не поняла.
Последняя дождевая капля, запоздавшая за другими, упала Вогту на щеку и осталась там, как слеза. Вогтоус пошел впереди, Наёмница за ним – голова опущена, вид прибитый, точь-в-точь собака в промозглый день. Интересно, о чем думают собаки в такие дни? О том, что поскорее бы тягостные неприятные часы закончились? Наёмница думала о том же, и все же рядом с Вогтом ей было менее гадко, чем ему в себе.
На вершине холма они остановились. Настоящая пытка: стоять и не оглядываться назад. Вогтоус хмуро изучал ближайшее дерево. Наёмница все-таки оглянулась. И вскрикнула.
– Что такое? – хмуро спросил Вогт, не отрывая пустого взгляда от дерева.
– Он исчезает!
– Кто исчезает? – Вогт развернулся.
Руины Торикина словно плавились под горячим светом заката. Теряя форму, они расплывались и оседали к земле, все ниже и ниже. Наёмница глазам своим не верила. Однако Вогтоус, судя по вырвавшемуся у него потрясенному вскрику, видел то же самое, следовательно, это происходило на самом деле.
Забывая дышать от напряжения, Наёмница дождалась, когда город пропадет окончательно. Это не заняло много времени – город растаял без остатка в последних лучах садящегося солнца, бледных и красноватых, как смесь крови и слез. И только храм Урлака остался темнеть в уплотняющемся мраке, напоминая опустевший кокон бабочки, а вокруг него простиралась равнина, поросшая травой и мелкими цветами. Как будто Торикина никогда не было. При всех тех воспоминаниях, что занозами засели в памяти Наёмницы, ей было проще поверить в то, что Торикин никогда не существовал, чем в то, что он вот так запросто исчез.
– Никого, – пробормотал Вогт.
Наёмница наконец поняла, что именно Вогтоус высматривал таким пристальным взглядом. Удирая из Торикина, они не встретили ни единого человека. Тогда у Наёмницы не было времени поразмыслить над этим обстоятельством, но сейчас она сочла его крайне странным. Уж не снится ли ей все это? Вот сейчас она ущипнет себя за щеку – и проснется. Наёмница так и поступила. Не помогло.
И все-таки один человек остался после исчезновения злого города – лежащий в траве неподвижно, словно отломанная веточка. Рваное Лицо.
***
Наёмница не последовала за Вогтом, так как считала, что каждый имеет право несколько минут побыть наедине со своим горем. Сквозь сизый сумрак она наблюдала за Вогтом, стоя на вершине холма. Вогт наклонил голову, оплакивая убитого друга. Волосы Вогта белели так же ярко, как его лицо и руки.
Выждав достаточно, Наёмница медленно побрела к нему. Что-то мелькнуло под ногами, и она наклонилась посмотреть. Сложенный лист. Наёмница подняла и развернула его. Карта… От влаги краски расплылись, но не настолько, чтобы карта окончательно утратила четкость. Страна Нарвула была по большей части раскрашена зеленым и пересекалась изгибистой синей полосой реки, в честь которой и получила свое название. Река втягивала в себя несколько притоков, а далее впадала в море. За морем виднелся краешек окрашенного в желтый Кшаана, не поместившегося на карте. Слева с Нарвулой граничила белая Роана, которую Наёмница терпеть не могла – мошенник на мошеннике, а больше там и нет ничего.
В южной части карты, неподалеку от границы Нарвулы, среди скопления скал, поверх синевы моря был подрисован крошечный островок, обозначенный как Остров Тысячи Камней. Значит, это та карта, которую Кайша передал Правителю Полудня, и которую Правитель Полуночи тщетно пытался отыскать… «Чтобы найти какую-нибудь страну, нужна карта», – сказал Вогт, и Наёмница даже прониклась этой кривой, сулящей ложную простоту логикой. Однако Страны Прозрачных Листьев на карте не было и быть не могло, и Наёмница не видела, как этот жалкий кусок бумаги способен им помочь.
Она смяла и выбросила карту, но это не означало, что она отказалась от поисков Страны Прозрачных Листьев. Даже если эта страна лишь творение фантазии Вогта, это не значит, что она не существует. Реальность и фантазия теперь находилось на одной плоскости. «Все перемешалось, все», – подумала Наёмница и побрела к Вогту.
– Он обманул меня – пообещал, что вернется, чтобы я позволил ему уйти, – глухо объяснил Вогт. – Я уверен, что Урлак позаботился о его душе, отправив ее в тихое, безопасное место. Но я должен позаботиться о его теле. Ты мне поможешь? – он поднял на нее глаза, кажущиеся сейчас темно-серыми, такого же оттенка, как угасшее небо, и Наёмница заметила в его темных зрачках нечто, испугавшее ее – как будто сама ночь выглядывала из них.
– Что я должна сделать? – она заметила, что ее голос звучит нарочито умиротворяюще, как будто она разговаривает с раненым волком. Успокойся Вогт, успокойся, пожалуйста.
– Помоги мне перенести его в храм Урлака.
Наёмница смерила расстояние взглядом. Однако. Небеса, дайте ей сил.
– Хорошо.
Вогт все еще сжимал Камень Воина в руке. Разжав пальцы, он посмотрел на камень, неприязненно сжал губы, а потом повесил его на шею и попытался приподнять мертвеца за плечи. Наёмница взглянула на лицо покойника – страшное, покрытое шрамами и кровью, с зияющей брешью беззубого рта. Она почувствовала, что при жизни этот человек был жесток и опасен. «Только ты, Вогт, можешь увидеть лицо друга в таком лице. А прежде ты увидел друга во мне. Ты собираешь уродов и пытаешься сделать нас красивыми. Но это просто невозможно», – подумала она, но вслух ничего не сказала, потому что Вогтоус был рассержен и глубоко расстроен. Наёмница приподняла мертвого за ноги. Тяжелый, боров. Странно, что его тело оказалось единственным, что осталось после исчезновения Торикина. Почему? Потому что только этот человек был реальным?
– Я не вижу Цветок, – пробормотал Вогт, обращаясь к себе самому. – Она ушла?
Наёмница не знала, кто это – Цветок, но не стала спрашивать. Как-нибудь потом. Слишком много всего случилось сегодня.
Мертвец оттягивал руки. Когда бродяги выбивались из сил, а это происходило все чаще, они садились на траву, прислонившись спинами друг к другу, и отдыхали. Как бы там ни было, а Наёмница думала в счастливом помутнении: «Вогт, Вогт». Ей было приятно ощущать за спиной его теплую спину. Совсем стемнело. Прямо-таки кромешная тьма. Вогтоус указывал, куда идти, – каким-то образом ему удавалось ориентироваться.
Наёмница уже прониклась мрачным ощущением, что они будут волочь постылое тело вплоть до рассвета (она не жаловалась, но все же предпочла бы провести это время как-то иначе), когда Вогтоус предупредил:
– Ступени.
Наёмница все поняла, споткнулась и треснулась коленкой. В храме она насторожилась, но нападать на них было некому. «Торикинская история завершилась», – окончательно осознала она.
– Куда мы его положим?
– Сюда.
Наёмница до того вымоталась, что даже не нашла в себе силы порадоваться, что тяжесть мертвеца наконец-то не оттягивает руки. Подавив порыв вытереть окровавленные ладони о свежевыстиранную одежду, она прислушалась к дыханию Вогта.
– Вогт… – сказала она. – Уверена, ты сделал для него все, что мог.
– Нет, – резко возразил Вогт.
Темный зал заполняли ночь и отчаянье. Наёмница не выдержала и направилась к выходу. Она осторожно спустилась, нащупывая лестницу ступнями, и уселась на нижней ступеньке. Вогтоус догнал ее, сел рядом и мягко обвил ее плечи рукой.
– Теперь я все понял, – сказал он тихо.
– Что ты понял?
– Помнишь, ты сказала когда-то, что Торикин – это город, в котором с тобой случается именно то, чего ты более всего боишься? Так со мной и произошло. И теперь я окружен ночью. Я погрузился в глубочайший мрак.
– Это еще не ночь, Вогт, – возразила Наёмница. – Это только затмение. Краткое помрачение.
– А мне кажется, что уже никогда не будет снова светло, – ответил Вогт, зябко поежившись. – Навсегда так, как сейчас.
Наёмница наморщила нос.
– Если не заблудишься во тьме, однажды – и скоро – станет светло.
– Это самое сложное – не заблудиться, – грустно прошептал Вогт.
– Но, Вогт, ты же видишь в темноте, – с улыбкой напомнила Наёмница, хотя внутри нее все дрожало. – Все будет в порядке. Ты справишься. О чем ты сейчас думаешь?
– Я?
– О чем я думаю, я знаю, – фыркнула Наёмница.
Они замолчали, встали и дошли до реки. Это была уже не тоненькая, в десять шагов, притока. Практически в полной тишине, без каких-либо усилий Нарвула протаскивала перед ними массы, массы воды. Но всю величественную масштабность распростершейся перед ними реки они смогут оценить лишь наутро.
– Ты не ответил на мой вопрос.
– Какой?
– О чем ты думаешь?
Вогтоус снял с шеи Камень Воина.
– Этот камень еще хитрее, чем можно подумать, – жестко произнес он. – Он дает силу, а значит, и власть. Однако сила и власть способны извлечь из души человека все самое худшее. Я думал, что мое сердце прозрачно и чисто, но, когда камень ударил по нему, всколыхнув муть, я понял, что ошибался. Теперь я почти боюсь себя. И Игру, – он страдальчески рассмеялся.
Темная вода бежала, устремленная к морю. Над их головами шелестели невидимые листья.
– Может быть, я зря все это затеял? – спросил Вогт. – Игра оказалась сложнее, чем я предполагал.
– Если бы ты не начал все это, я бы умерла, – напомнила Наёмница. – Да и ты был слишком наивен, чтобы долго протянуть в этом враждебном мире. Нас в любом случае не ждало ничего хорошего. А Игра дает нам шанс.
– Да, наверное, – Вогтоус легонько выдохнул. – Как ты считаешь, я стал плохим?
– Ты самый лучший из всех, кого я знаю. Ты не станешь плохим, – поколебавшись секунду, Наёмница погладила его по плечу.
– Стану, если позволю искушать себя дальше, – Вогт протянул руку, удерживая Камень Воина за веревочную петлю. Камень медленно кружился. – С этим камнем победа для нас неизбежна. Но в другой игре. Хоть я и мнил себя богом, все произошедшее доказало: во мне с избытком человеческих слабостей. Боль ломает мои моральные принципы, а гнев заставляет меня поступать жестоко и импульсивно. Урлак не стал мстить людям за их жестокость и предательство, единственное, что он позволил себе сделать – отогнать их подальше от храма, не позволяя продолжать осквернение. Урлак был бесконечно добр и всегда великодушен. Но я не Урлак, – Вогтоус резко сжал Камень Воина в кулаке, остановив его вращение. – Эта штука опасна. К кому бы она ни попала, она приведет к смертям и кровопролитию. Мы должны избавиться от нее.
В следующий момент Вогтоус бросил камень в реку. С тихим всплеском тот исчез под водой.
– Я надеюсь, он никогда не будет найден. Пусть его покроет толстый слой ила. Или унесет в море, где он затеряется навсегда.
– Под ил или в море, – согласилась Наёмница, хотя ей было немного жаль камня и той огромной силы, что сгинула вместе с ним. – Пусть так.
И все же она не слишком в это верила. Однажды, когда-нибудь в будущем Камень Воина сумеет обнаружить себя. Как только сочтет, что момент подходящий.
***
Темнота обманчива. Не угадаешь, что крадется к тебе, пользуясь ее темной завесой, в какой момент холодные пальцы стиснут твою шею…
Они двигались беззвучно, восемь фигур, слитых со мраком. Расстояние между ними и их драгоценной целью все сокращалось. Близость цели волновала их, повергала в дрожь. Разжигала их ярость.
Все то время, что они провели – беспомощные, заточенные в опостылевшие камни, – они чувствовали исходящую от Камня Воина пульсацию. Самый могущественный из существующих на земле артефактов, камень содержал в себе достаточно энергии, чтобы восстановить их подорванные силы. Однако же незадолго до их освобождения пульсация стихла… Были то очередные происки колдуна либо же случайный воришка, но кто-то забрал камень, унес его прочь. Им потребовалось много времени, чтобы снова нащупать этот пульс…
Внезапно восемь фигур остановились, все разом. Растерянные, они вслушивались в темноту, едва сдерживая вопли разочарования – их путеводный ритм затих. Куда, куда он мог деться на этот раз? Они ждали его возвращения минуту, и две, и десять, а затем тихо заговорили меж собой на шипящем древнем языке, таком же мертвым и забытым в мире людей, как они сами.
Правитель Полуночи, съежившийся среди зеленых зарослей, был слишком растерян, чтобы расслышать зловещие ноты в этой беседе. Градоправитель был голоден и испуган, кроме того, у него зверски разболелось поврежденное бедро, делая ходьбу весьма затруднительной. Все, что он понял из этих перешептываний: там люди. Если они не захотят помочь ему, он прикажет им. Отчего-то ему не пришло в голову, что его приказы действуют лишь тогда, когда он окружен стеной сумрачных стражников с пиками (хотя в этом случае и сотня стражников бы не подействовала). Он поковылял к голосам.
Разговор немедленно стих. Почему они замерли, неподвижные, как каменные изваяния? Правитель Полуночи замедлился. Теперь он не был так уж уверен, что ему следует приближаться к ним. Ему вдруг припомнились строки письма, пугающие до онемения в пальцах… впрочем, его уже заметили. В его текущем состоянии у него не было ни малейшего шанса убежать. Да и стоит ли верить предсказанию письма? Его написал злопыхатель, завистник. Что какой-то низкий человечишка может знать о будущем? Стараясь не думать о том, что все прочее в письме было правдой, Правитель Полуночи неуверенно доковылял до Восьмерки.
Он остановился, догадываясь, что сквозь темноту они видят его совершенно отчетливо, потому что для них темнота – свет.
– Я… – он не смог выговорить свой пафосный титул «Правитель Полуночи». Рядом с ними он не правитель. Он – ничто. Градоправитель сделал робкий шаг назад. – А кто вы?
Ему ответили молчанием.
Правитель Полуночи продолжал безотчетно пятиться.
Они рассмеялись, и в этом злом, шуршащем, как сыплющийся песок, смехе, он услышал свой приговор. Резко развернувшись, игнорируя жгучую боль в бедре, он бросился бежать, но словно ледяной ветер ухватил его, поднял и швырнул лицом вниз о землю. Правитель Полуночи закричал от боли и отчаянья. Приподняв голову, он смутно увидел колыхнувшийся возле его лица край темного одеяния. Затем Правителя Полуночи подцепили за предплечья и резко дернули вверх, заставив его взмыть над землей, беспомощно дрыгая ногами. Невыносимо сильные пальцы вдавливались в кожу, прорывая ее заостренными ногтями. Невыплеснувшийся крик образовал в груди Правителя Полуночи жесткий комок.
В абсолютном беззвучии Правитель Полуночи взглянул в лицо одного из своих убийц. В блеске этих неподвижных глаз он видел неутолимую ярость и жажду разрушения, беспокойство и ненависть, и отблески того огня, что разгорится по всему миру.
Ему досталась лишь капля того огненного ливня, что они могли теоретически на него обрушить: они просто разорвали его на куски.
После они долго вслушивались в темноту, но так и не смогли различить столь желанных для них ритм. Глубоко под водой слабо пульсировал камень, надежно заглушенный громадной толщей быстро мчащейся воды.
***
Наёмница вздрогнула и обернулась на шум.
– Кто-то кричал. Ты слышал?
Лист, который они, разгладив, положили на траву, освещал склоненное над ним лицо Вогта. Наёмница увидела, как Вогтоус плотно сжал губы.
– Нет, – заявил он. – Я ничего не слышал.
***
Ночью Наёмницу что-то пробудило. Не звук, а скорее ощущение чьего-то присутствия. Поблизости продолжал безмятежно сопеть Вогт. Наёмница приподнялась и села. Неподалеку от себя она увидела знакомую фигуру, обозначенную в темноте светлыми, дымными завитками тумана.
– Урлак! – позвала она.
Он приблизился, ступая совершенно беззвучно. Травинки под ним не прогибались. Теперь Наёмница могла видеть его отчетливо: когти размером с ее голову, покачивающиеся крылья, сострадательные мерцающие глаза. Ее рот скорбно изогнулся.
– Ах, Урлак, зачем же ты умер? Что станется с этим несчастным миром без тебя?
Усевшись возле нее, Урлак покачал огромной головой.
– Бог не мертв до тех пор, пока кто-то помнит его имя.
Глотку Наёмницы стиснуло до боли, глаза начало жечь.
– Все твои статуи уничтожены. Кто теперь вспомнит твое имя?
– Но ты же помнишь, – сказал Урлак и, приблизив свою огромную голову, посмотрел Наёмнице прямо в глаза.
Наёмница почувствовала, как ее заполняет умиротворение, вливается в нее стремительно, как вода в поставленный под водоскат кувшин… Это было столь острое, до боли приятное чувство… что она проснулась.
До рассвета было еще далеко, тьма-тьмущая. Рядом по-прежнему мирно сопел Вогт. Он находился так близко, что Наёмница могла ощущать исходящее от него тепло. Она повозилась, устраиваясь поудобнее под зеленым плащом, и попыталась снова уснуть. Однако сон не шел. Сначала она была слишком взбудоражена из-за сна, потом в ее голове начали прокручиваться воспоминания о том, что случилось в Торикине. А потом она задумалась об изменениях, произошедших в Вогте. Она встала, прошлась, снова легла. Еще раз прошлась. Легла.
Вогт перевернулся на другой бок, лицом к ней. Сопение прекратилось. Наёмница крепко зажмурилась, но вскоре, устав притворяться спящей, открыла глаза. В темноте поблескивали открытые глаза Вогта.
– Ты теперь знаешь, да? – спросила Наёмница. Ей было мучительно неприятно спрашивать об этом, но, невысказанный, вопрос жег ее изнутри.
– Да, – ответил Вогт.
Наёмница сжалась в клубок.
– Ты меня осуждаешь? – с вызовом спросила она. «Даже если да, не говори этого», – услышала она у себя в голове собственный молящий голос.
– Нет. Я не думаю, что у тебя был какой-то выбор.
В его голосе Наёмница услышала сочувствие, понимание и желание утешить – и ни капли осуждения. И все равно ей хотелось выть. Она глубоко задышала, пережидая этот приступ.
– Прошлое – оно как тень. От него можно бежать – но убежать не получится. Оно всегда с тобой, – Наёмнице было сложно говорить, но все же… все же ей было нужно кому-то рассказать об этом. Она была так одинока, всегда, и лишь начинала понимать это. – Это самое ужасное – невозможность убежать. Это обреченность.
Вогт провел по ее щеке кончиками пальцев. «Не плачь, – приказала себе Наёмница. – Не плачь».
– Пусть твоя тень будет рядом, но не сливайся с ней в одно, не позволяй ей занять твое место и, увеличиваясь, закрыть собой небо. Она всего лишь тень. Ее место – под ногами.
– Да, ты прав, – ответила Наёмница, закрывая глаза. Пальцы Вогта поднялись к ее виску и коснулись клейма. Это было как прикосновение к ране. Наёмница заставила себя сохранять неподвижность.
– Эта отметина исчезнет там, в Стране Прозрачных Листьев, – перед глазами Вогта вспыхнула листва, пронизанная светом, и одновременно это увидела Наёмница. Сложно поверить, что один человек способен воспринимать то, что мелькнуло на миг в воображении другого, но так оно и было. – Там заживут все раны, даже раны души.
Мечта Вогта зачаровала ее, стала и ее мечтой тоже.
– Мы найдем ее, вместе. Сейчас ты боишься, что я изменю отношение к тебе, но в действительности все решилось в первую минуту. Как только я встретил тебя, я понял, что человек, которого я искал – ты. С твоим прошлым и всем прочим. Ты нужна мне целиком.
Жалкая улыбка искривила ее губы.
– Я не заслуживаю такого отношения.
– Ты ошибаешься.
– Я никто, Вогт. Человек без имени. Не имеющий ценности. Грязь под ногами.
– А для меня – ты самая большая ценность, – улыбнулся Вогт и притянул ее к себе. – Спи.
Наёмница не ответила, потому что не знала, что ответить. Второй раз она ощутила умиротворение, пропитывающее каждую частицу ее тела. Вскоре она уснула.
