Наёмница еще не уяснила, в чем состоит главное испытание. Она оказалась одна, наедине сама с собой. Случилось именно то, чего она так боялась.
Сейчас она открыла глаза и увидела над собой переплетение сухих безлистых ветвей и клочки серого неба меж ними. Куда бы она ни попала, это определенно не самое чудесное место в мире. Было холодно, и она порадовалась, что на ней ее успевший стать любимым зеленый плащ. Она полежала немного, припоминая вчерашний день, но ничего хорошего не вспомнилось, можно было и не утруждаться. Падение с трехметровой стены не обошлось без последствий – все ее тело покрывали синяки, ссадины и царапины. «Хорошо, что Колдун слепой, – порадовалась Наёмница. – Видок у меня весьма подозрительный».
Гримасничая от боли, она с трудом поднялась и прислонилась к дереву. Впереди над деревьями, едва не втыкаясь в облака, вздымались высокие тонкие башенки замка. Со всех сторон окруженный лесом, замок был черный, будто обгоревший в огромном кострище, угрюмый и неприветливый – в самый раз для колдуна. Конечно, надо бы не трепыхаться в сомнениях и страхах, а заняться уже делом, но чем дольше Наёмница смотрела на замок, тем меньше ей хотелось к нему приближаться. То есть ей совершенно не хотелось к нему приближаться.
Поверхность дерева за спиной ощущалась странно. Наёмница повернулась посмотреть и сразу отпрыгнула, взъерошившись. Теперь она поняла, отчего дерево высохло. Его лишенный коры ствол и выпирающие из земли мощные корни покрывали вырезанные в древесине письмена, непонятные и причудливые, от которых у Наёмницы сразу зарябило в глазах. Она затряслась как лист на ветру. Колдовство!
С расстроенными нервами она поплелась к замку. «Тот, кто вырезал эти буквы, наверняка задумал что-то жуткое, – рассуждала она. – Вот возьму и превращусь теперь в лягушку. Или слизняка. Нет, лучше бы в лягушку. А вдруг я вообще теперь проклята?» Ей столько раз кричали в лицо: «Будь ты проклята!» – и ее это никогда не беспокоило. Но с настоящим колдовством шутки плохи. Хотя она толком не знала, к каким последствиям способно привести проклятье, менее страшным оно от этого не становилось. А еще ей пришла в голову мысль, что Вогтоус бы расстроился, потому что дерево погибло.
Лес, впрочем, не производил впечатление угрозы – лес как лес, только темный и цветов в нем не растет. Но что ей цветы – они ее и в лучшие дни не заботили. Под подошвами хрустели мелкие веточки. Сосредоточиться на окружающей обстановке мешал светозарный образ Вогта, с угнетающей настойчивостью продолжающий возникать у нее в голове. Наёмница уже начала злиться. Не слишком ли часто она вспоминает этого умалишенного? И еще одно не давало ей покоя: некая мельтешащая, не дающая поймать себя мысль… Наконец, изловчившись, Наёмница вцепилась в нее когтями и застыла как вкопанная.
Почему она сразу не обратила на это внимание? Прямо перед ее неудавшейся попыткой бегства, стоя за дверью, она слышала голос Вогта, и при этом у нее не возникло ни малейших сомнений: хоть он скотина, предатель и засранец, но в остальном в порядке. Спустя же десять или пятнадцать минут, когда его притащили в зал, он выглядел так, будто по нему прогнали табун лошадей. Синяки даже успели почернеть. Чтобы довести человека до такого состояния, его требуется колошматить как минимум сутки. «Нет, – мотнула головой Наёмница, – суток недостаточно». С Вогтовой неуязвимой шкурой они трудились бы дня три минимум. Не сходится.
Ну точно, Шванн наводит какие-то мороки. Якшаясь с колдунами, научишься всяким мерзостям… хотя эту тварь стоит остерегаться и по множеству других причин. «Так что из происходящего вчера было настоящим? – спросила себя Наёмница и сама же себя осекла: – Хватит терзаться вопросами без ответов. За это денег не дают».
Лес вдруг закончился, и далее не росло ничего, как будто близость замка лишала любую растительность шанса выжить. Лишь голая твердая почва, ставшая гладкой под постоянной полировкой дождей, да усеивающие ее камни – и мелкие, с кулачок, и большие валуны. Спотыкаясь, Наёмница доплелась до каменного дугообразного мостика, поднимающегося над широким звенящим ручьем. На середине мостика Наёмница остановилась и посмотрела вниз: ручей был прозрачный, сердитый и, кажется, очень холодный. На дне его лежало множество разноцветных булыжников и россыпь блестящих серебряных кружочков, похожих на монеты, но меньших по размерам. «Симпатично», – оценила Наёмница, хотя подобные мысли никогда не были ей свойственны.
От мостика было рукой подать до замка, и минуту спустя она оказалась возле гигантских дверей, черных, гладких, без каких-либо ручек. Створки прилегали друг к другу так плотно, что между ними и волос бы не протиснулся. Гостей в замке явно не ждали. Наёмница представила, как она безответно стучит в дверь день, два, семь. Ужасно.
Приказав своему унылому воображению угомониться, Наёмница яростно замолотила по дверям кулаками. Она ломилась минут пять, и результатом была лишь боль в сбитых костяшках. Неровно дыша, Наёмница остановилась отдохнуть, и тут жутчайше загрохотало, ударяя по ушам. Наёмница зажала уши ладонями и зажмурилась. Чуть-чуть привыкнув и сообразив, что если она в первую минуту не упала бездыханным телом, то и дальше наверняка выстоит, Наёмница начала различать в грохоте что-то смутно знакомое и наконец признала в нем собственный стук, увеличенный по громкости во много десятков раз. Это была настоящая пытка. «Запомни: долго стучаться – невежливо», – сказала она себе (теперь-то она знала: мало ли что из этого может получиться). Громовым раскатом прогремел последний удар, и все стихло.
Наёмница несмело опустила руки. В ушах звенело. Ну почему с ней вечно случается что-нибудь неприятное? Что-то болезненное? Что-то унизительное?
Створки дверей распахнулись. За ними было темно.
– Это обязательно было так делать? – раздался тихий голос.
Присмотревшись, Наёмница различила маленького сгорбленного желтолицего человечка. Одетый во все черное, он был почти невидим в темноте, и лишь его узкоглазое лицо витало среди черноты, как маска. Зрелище если не пугающее, то весьма неприятное.
– Что?! – переспросила Наёмница.
Человечек скривился и аккуратно дотронулся кончиками пальцев до своих маленьких аккуратных ушек.
– Не ори, – речь определенно исходила от Человечка. Но Наёмница не замечала движений его тонких, плотно сжатых губ.
– Мне нужно к вашему господину.
– Кто бы сомневался, – Человечек поднял руку, и в ней сам собой вспыхнул круглый оранжевый фонарик, похожий на цветочный бутон. – Иди за мной.
Когда он повернулся к ней спиной, Наёмница увидела длинную черную косичку, тянущуюся из-под его обшитой черными бусинами шапочки.
– Мы оставим двери открытыми? – спросила она, нерешительно оглянувшись.
Человечек не ответил. Двери захлопнулись сами собой.
Следуя за экзотичным проводником, Наёмница оказалась на безумной лестнице, то резко опускающейся, то взмывающей вверх. Перемещаться по ней было весьма утомительно, и, казалось, конца этому нет. Учитывая, что шли они все время в одном направлении, никуда не сворачивая, а замок был не настолько велик, они должны были бы уже упереться в стену. Но не упирались. Это раздражало. Еще раздражал Человечек, который двигался замедленно, будто под водой, однако, как ни пыталась Наёмница нагнать его, всегда опережал ее ровно на шесть ступенек. Его маленькие ступни были не длиннее кистей ее рук.
Лестница в последний раз чуть ли не отвесно взлетела в гору, заставляя Наёмницу тратить последние силы, и остановилась перед проемом, из которого лилось, освещая ступеньки, искристое голубоватое сияние.
Почтительно склонив голову, Человечек шагнул в сияние, как в облако, и скрылся из виду.
– Господин, я привел ее, – подобострастно известил он. Его голос доносился как будто издалека.
Наёмница собрала всю свою храбрость и проследовала в проем. Сияние, изнутри молочно-белое, окружило ее прохладой. Когда глаза чуть привыкли к свету, Наёмница осмотрелась. Человечек исчез.
***
Это было невыразимо странное место. Комната походила на пещеру, свода которой Наёмница, как ни пыталась, не смогла рассмотреть. Возможно, его не было вовсе. Все пространство пещеры заполняли кристаллы, похожие на обточенные льдинки. Часть кристаллов неподвижно застыла в пространстве (они были матовыми и тусклыми), остальные – прозрачные и испускающие тот самый бело-голубой свет – плавно перемещались, каким-то образом умудряясь не сталкиваться друг с другом. Иногда они почти соприкасались – но в последний момент им всегда удавалось разминуться.
Несколько кристаллов, приблизившись к Наёмнице, начали медленно вращаться вокруг нее. До сих пор все странное только пугало ее, или вызывало раздражение, или пугало и раздражало одновременно, но сейчас она была очарована. Ее душа стала безмятежна. Наёмница протянула руку, и прозрачный кристалл невесомо опустился на ее ладонь, оказавшись теплым на ощупь.
– Он прекрасен, не правда ли? – услышала Наёмница чей-то спокойный голос.
В следующий момент высокий человек, облаченный в белое одеяние, напоминающее монашескую рясу Вогта, возник прямо перед ней. Проверни он этот трюк минуту назад, она бы завопила от неожиданности, а сейчас просто кивнула:
– Да, – и принялась рассматривать незнакомца.
Ее представление, как должен выглядеть колдун, включало в себя множество ужасных подробностей, но едва ли этот человек пил кровь и потрошил жаб дни напролет. Он был… грустным. Несмотря на молодое, без морщин, лицо, у него были длинные, поседевшие добела волосы и короткая, тоже седая, бородка. Глаза закрывала повязка. Хотя Наёмница знала, что Колдун слеп, она не могла отделаться от ощущения, что сквозь повязку он пристально рассматривает ее. Впрочем, она не чувствовала никакой враждебности с его стороны и потому оставалась спокойной.
– Для чего ты пришла в мой замок? – спросил Колдун.
– Чтобы попросить у вас работу, – ответила Наёмница.
– Знаешь ли ты, кто я? – спросил он.
– Да, – ответила Наёмница.
– Знаешь ли ты, что эти земли закрыты от внешнего мира и никто из живущих здесь никогда не покидает их?
– Да, – ответила Наёмница.
– Тогда почему ты не поискала работу в более приятном месте?
Сердцебиение Наёмницы чуть ускорилось. Она отчетливо ощущала взгляд Колдуна, устремленный в ее глаза, и напомнила себе: «Он не может меня видеть, он слеп». Все же, даже если он действительно не способен рассмотреть ее лицо, ему не составляет труда заглянуть в ее душу. Она не знала, какую правду рассказать ему, но помнила предостережение Шванн и потому не решилась прибегнуть ко лжи.
– В моей жизни, – несмело начала она, – я видела много грязного и страшного. Меня били, но никогда не жалели, меня пытались убить, но никогда не любили, и я поступала соответственно. Мне казалось, все такое, каким должно быть, ведь я никогда не видела другого. Но однажды во мне что-то сломалось, и я попыталась убить себя – не потому, что хотела смерти, а потому, что не могла жить так дальше, – она успокоилась, ее дыхание выровнялось. В конце концов, она рассказывала о себе – то есть о человеке, глубоко ей безразличном. – Все же я не довела дело до конца. Жизнь может быть горше смерти, но… умереть проще, чем продолжать жить, а я не сдаюсь так легко. Однако вернуться на прежние пути я не в состоянии. Мне осталось только одно – спрятаться от огромного мира, избравшего смерть, где я лишь крошечная частичка и мой выбор не имеет значения.
– Ты ищешь спасение в моем маленьком затхлом мирке, – сказал Колдун. – Но не ведаешь, каков мой выбор между жизнью и смертью.
– Однако мне известно, что в вашем маленьком мирке вы – единственный властелин. Какой бы выбор вы ни сделали, это неважно, если вы позволите мне сохранить мой.
– Как тебя зовут?
– Аирид, – сказала Наёмница.
– Ты согласна отдать мне свое имя?
Прозрачный кристалл завис возле ее лица, медленно вращаясь. Его грани поочередно вспыхивали. Наёмница покачнулась от внезапного приступа головокружения. «Он похож на глаз, – подумала она. – Огромный голубой глаз». Затем она услышала свой голос:
– Да. Согласна.
Она ощутила порыв ветра, прошедший сквозь ее тело. Кристалл завращался с огромной скоростью, а потом начал замедляться. Ее снова качнуло.
И после она оказалась в кромешной тьме.
Сквозь мрак Человечек с косичкой бесшумно подкрался к ней. Он поднял руку, и во вспыхнувшем дрожащем свете оранжевого фонарика Наёмница увидела его крошечное, сморщенное, как орех, личико.
– Скажи свое имя, – тоненько произнес Человечек. – Скажи свое имя, – и рассмеялся.
– Я… – Наёмница обхватила голову руками. – Я не знаю.
Она так и не сумела вспомнить, какое имя произнесла в тот день. Все, что ей осталось, это представлять его: мутный кристалл, зависший среди тьмы и тишины безлюдного зала.
***
Даже ее замутненное сознание не сумело бы проигнорировать такую лестницу, следовательно, лестница просто исчезла. Следуя за Человечком, Наёмница вышла из замка. Свет снаружи был так тускл, что она даже не прикрыла своих привыкших к темноте глаз.
– Успевай, – приказал Человечек, уже стоящий на мосту.
Зябко кутаясь в плащ, Наёмница поспешила нагнать его. Погода ухудшилась. В этот раз ручей был едва слышен сквозь тоскливый вой ветра. Вдали темной зеленью набух лес, а до него все выстилали камни, такие же серые, как сегодняшнее пасмурное небо. «Все камень, – подумала Наёмница. – Все мертво». Она вспомнила застывшее лицо Колдуна с повязкой, закрывающей пустые глазницы, и мотнула головой.
Пригнувшись от ветра, Человечек стремительно и бесшумно шагал к лесу. Хотя ветер трепал спутанные волосы Наёмницы, бросая их ей в глаза, рот (она уже под языком чувствовала волосы), его черная тонкая косичка не шевелилась, как будто прилипнув к спине. Хотя Наёмница почти бежала за ним, каким-то образом Человечек всегда оставался далеко впереди. Она быстро выбилась из сил, тем более что давно не наедалась досыта. Странно, но путь от замка до леса казался куда длиннее, чем уже проделанный сегодня путь в противоположном направлении. Впрочем, после тех изменений, которым подверглась внутренняя архитектура замка, Наёмницу было уже ничем не удивить.
Вынужденный дожидаться ее, Человечек периодически останавливался, застывая черным столбиком, будто бы поглощающим свет. Узкие матово-черные глаза выражали холодное презрение.
– Ты неуклюжа и медлительна, – упрекнул он.
От невысказанных в ответ ругательств слюна Наёмницы стала горькой, как хина. «Что мне приходиться терпеть из-за тебя!» – мысленно упрекнула она Вогта и сплюнула на землю. Прокомментируй Человечек ее угрюмый, бездомный вид, ее бы это мало задело. Но, поставив под сомнение ее проворство и ловкость, он нанес ей страшное оскорбление.
У кромки леса что-то чернело. Наёмница прищурилась, присматриваясь – камни. В отличие от прочих, виденных в окрестностях замка, эти были черные, а не серые. Камни и оказались их целью. Они были разложены таким образом, что образовали странные продолговатые фигуры. В пределах одной фигуры камни располагались близко друг к другу, но не соприкасались; сами фигуры разделяло достаточно большое расстояние.
Человечек вдруг попятился, и настороженное, опасливое выражение появилось на его лице.
– Что это такое? – спросила Наёмница. – Что это?
– Камни, – резко сказал Человечек, как будто это что-то объясняло. – Это твоя работа.
– Моя работа?
– Ты должна брать их. По одному. И уносить к замку. Размещай их вдоль ручья, но ни в коем случае не переноси за ручей. Клади их так, чтобы между ними было не менее пяти широких шагов.
– Зачем? – спросила Наёмница. – Какой вообще в этом смысл?
– Если ты оставишь хоть один здесь, если ты положишь их слишком близко, ты будешь наказана.
– Как я буду наказана? – спросила Наёмница. Она не дождалась ответа, но что-то подсказало ей, что наказание будет жестоким. Может даже смертельным.
– Если хоть один из них достигнет леса, ты будешь наказана, – продолжил Человечек.
– Достигнет леса? – разозлилась Наёмница.
– Ты должна успеть оттащить все камни и вернуться в замок до наступления темноты. В противном случае ты лишишься ужина и останешься спать снаружи, – Человечек посмотрел на нее или ей только показалось, что он смотрит на нее – его глаза были такими темными, что невозможно было различить зрачки, уловить их движения. Это тревожило. – Если ты вдруг решишь, что выбилась из сил и больше не можешь, вспомни: ночью просыпаются злые духи, – Человечек отвернулся от нее. – Твоя работа очень важна. Делай ее хорошо.
«Здорово, – мысленно простонала Наёмница. – Просто здорово! Ну почему все это происходит со мной?!»
Человечек быстро удалялся. Казалось, он не идет, а скользит по камням, словно тряпочка, которую перемещает порыв ветра. Наёмница проследила, как он скрылся в замке, что издали выглядел совсем маленьким – на столе поместится. Определенно, с утра расстояние между замком и лесом было гораздо меньше… Затем она перевела взгляд на фигуры, сложенные из черных камней. По одному? К замку? До темноты? Кто-нибудь может объяснить, что это значит?
Она подняла первый камень. Не так уж тяжело. Она даже не устанет.
***
Наёмница ужасно устала, словно все силы выпили из нее. Коленки у нее были разбиты, локти тоже. Она дважды упала очень больно и множество раз просто больно и винила во всем Человечка, наверняка наведшего на нее порчу, хотя по столь неровной поверхности и без порчи было весьма затруднительно передвигаться.
«Паршивые камни! Каждый следующий тяжелее предыдущего! – злилась она. – Эту работу придумали лишь для того, чтобы меня помучить. В ней нет никакого смысла. Ну какая разница, где они лежат – ближе к лесу или ближе к замку? И что меня заставят делать завтра? Ох, как же жрать хочется…»
Вогт не стоил таких мук, определенно. Но раз она уже в это ввязалась, то деваться ей некуда. Она с тоской подхватила очередной камень. С каждым шагом к замку камень наливался весом. Эдак последний ей и с места не сдвинуть… Да что же это такое – камни, тяжелеющие как будто нарочно для того, чтобы их было сложнее нести! Скорее бы она освободилась от этой мерзкой работы! Убивать людей было куда как легче… В какой-то момент она не выдержала, швырнула камень и присела на ближайший валун немного отдохнуть.
– Не понимаю, как все это может происходить со мной, – произнесла она вслух, прижав к животу дрожащие от перенапряжения руки. – Еще несколько дней назад это был обычный мир, обычная я. А теперь все такое странное…
Солнце садилось. Небо начало краснеть. Вогт бы сказал:
– Посмотри, какое красивое небо. Как огонь, как драгоценный камень.
Она бы ответила:
– Небо как небо.
Он бы сказал:
– Почему ты ничего не замечаешь вокруг?
А она бы сказала:
– Я замечаю вокруг, что ты недоумок.
Она бы чувствовала себя лучше, будь она уверена, что Вогт не предал ее. Однако сейчас у нее не было никакой возможности узнать, что в действительности произошло в замке Шванн. Наёмница перестала злиться и впала в тоску.
В образе угрюмой рабыни она перетаскала оставшиеся камни. Теперь они лежали вдоль замка растянутой линией.
Створки дверей громыхнули, когда кто-то плотно сомкнул их изнутри.
– Подождите меня! – закричала Наёмница. – Я успела!
***
В заполненном людьми зале не было никакой другой мебели, только столы и лавки, установленные в два ряда. Ни единого гобелена на темных стенах, ни даже окон. Масляные светильники горели тускло и источали горький смрад. Заприметив в уголке свободное место, Наёмница поспешила занять его. Среди полумрака ее глаза вспыхивали, как остывающие угли. Чьи-то белые руки с длинными веревками синих сосудов, выпирающих из-под кожи, поставили перед ней миску и металлическую кружку с водой.
Наёмница, полумертвая от усталости и голода, поспешила приступить к ужину. Каша была остывшая, безвкусная, серая – городские крысы подумали бы, прежде чем ее есть, но Наёмница была не столь привередлива. Насытившись, она мотнула головой, чтобы волосы волной упали на лицо, и принялась украдкой рассматривать окружающих.
Как она ни напрягала зрение, люди виделись ей неясными и размытыми, и ей вспомнились смутные облака, бесцельно, медлительно ползущие по сумрачному небу, которое к этому часу наверняка совсем почернело. «Люди без имен», – прозвучало в ее голове. Как и она сама. Но если она потеряла свое имя, эти люди отдали его добровольно.
Тишину нарушал лишь тяжелый шорох ступней по обшарпанному полу. Она вслушивалась в безмолвие, облепившее ее словно мокрая простыня, и размышляла о том, как же все-таки скверно, что никто не говорит друг с другом. Даже наемники, грубые и нередко враждебные, не могли не переброситься хотя бы парой слов за совместным ужином, эти же молчали, склонившись над своими мисками. Наёмница попыталась представить их ленивые редкие мысли, но ей увиделась одна лишь пустота, унылая, как засохший колодец в жаркий день.
– Не презирай их, – услышала она голос Человечка возле самого уха. – Ты станешь такой же, когда привыкнешь и смиришься.
– Я не хочу, – ответила Наёмница прежде, чем успела себя остановить.
– Не хочешь? Они получили покой.
Наёмница знала, что не должна спорить, но все равно возразила:
– Они стали безразличными.
– Разве раньше ты не сказала бы сама, что это одно и то же?
– Только раньше.
– Ты поумнела? – Человечек сухо, шелестяще рассмеялся. С таким звуком песчинки перекатываются под ветром.
– Нет, просто начала иногда думать, – хотела было возразить ему Наёмница, но, повернув голову, никого не увидела.
На краю стола лежала маленькая, расшитая глянцевыми бусинами черная шапочка, сложенная вдвое. Цепенея и не отводя от нее взгляда, Наёмница встала. Сегодня определенно было больше странностей, чем она согласна вытерпеть за день, пусть даже очень длинный.
Следуя за потоком людей, она прошла в общую спальню. Это был огромный зал, пол которого усеивали одеяла. Одеяла были сшиты попарно, так что получалось нечто вроде мешка. Схватив ближайший, Наёмница забралась внутрь. Что ж, достаточно уютно. Обычно она спала в куда как менее комфортных условиях.
Она закрыла глаза, позволяя себе если не поспать, то хотя бы отдохнуть. Покидая обеденный зал, народ постепенно стягивался в спальню, размещаясь каждый в своем коконе. Она дожидалась, когда все заснут. Тогда она приступит к настоящей работе. Ей легче красться во тьме, тревожно замирать, чувствовать себя охотницей, чем таскать камни.
Как бы ей ни хотелось переключиться на что-то другое, мысли упорно возвращались к событиям вчерашнего дня. Какой из двух Вогтов был настоящим? Тот, который обливался кровью? Или тот, кто говорил ей все эти мерзкие слова и продал ее Шванн со всеми потрохами?
«Если он действительно меня предал, я спасу его, а потом сразу убью», – решила Наёмница. Несмотря на странную противоречивость такого решения, она успокоилась. Как минимум она не позволит издеваться над собой безнаказанно.
Рядом кто-то противно закашлял. «Умри», – пожелала ему агрессивная Наёмница. Она расслабленно вытянулась. Скоро вставать… да-да, только еще минуту полежать… еще пять минут… десять…
– Эй, – тихо позвал ее Вогт со спины.
Наёмница перевернулась на другой бок, высунула голову из кокона и увидела Вогта. Растерянно стоя в центре зала, он высматривал свободные местечки среди спящих людей, пытаясь пройти. Отчего-то Наёмница совсем не удивилась его появлению – это же Вогт, с ним все возможно.
– Просто перешагивай их, – посоветовала она.
– Я не могу. Это неправильно.
Все же, пусть и не самым коротким путем, он добрался до Наёмницы и преклонил колена рядом с ней. На его печальное лицо почему-то падал яркий лунный свет, хотя луны не было в помине.
– Ты видел дерево? – спросила Наёмница.
– Да. Там написано, что в любом случае умирают все.
– Только один умер, – твердо возразила Наёмница, не имея ни малейшего понятия, о чем она вообще.
– Оба в тот день, как трое прежде, и это протянется сквозь вечность, как тянулось до них, – ответил Вогт. – А еще там сказано, что, даже если камни разрушены, призраки камней остаются, – он тоскливо осмотрелся и съежился. Он был такой испуганный, несчастный, что Наёмнице захотелось утешить его, но она не шелохнулась и ничего не сказала, потому что она не дура и не станет разводить над кем-либо нюни.
– Будь со мной честен, – попросила она. – Который из двух?
– Сложно сказать… Может быть, оба, может, ни один. Это ты должна решить, чему быть правдой. Выбери, каким ты хочешь, чтобы я был для тебя, и я буду.
– Почему ты никогда не даешь четкий ответ? Почему всегда пытаешься меня запутать?
– Нет, я изо всех сил пытаюсь объяснить, просто не знаю, как.
Вогт замолчал, и Наёмница тоже молчала.
– Ты знаешь, каким они становятся? Люди, у которых забрали имя? – спросил Вогт. – Они забывают свое прошлое, будущее обращается в стену тумана, у них остается только настоящее, но они и его не замечают. Равнодушие убивает все их живые чувства, но они никогда о них не сожалеют. Больше всего они боятся вспомнить, потому что безразличие гораздо легче боли.
– Ты опять о своем сумасшедшем, болван, – с усталой досадой сказала Наёмница и натянула одеяло на голову.
***
– Оммм! – прозвенел колокол – Буууум, Оммммм!
По пригревшемуся телу Наёмницы прошла холодная волна.
– Вогт! – дернулась она. – Почему ты меня не разбудил?
Люди покидали зал. Утро! Наёмница вскочила, путаясь в одеяле. Одеяло сползло на пол и походило теперь не на кокон, а на мятое крыло летучей мыши.
«Приснилось, – поняла ошалелая Наёмница. Невероятно. Все казалось таким реальным, она до сих про помнит каждое слово их диалога… а на деле ее просто вырубило! Кретинка, какая же она кретинка! В наказание Наёмница ударила себя в плечо, забыв о ране, и взвизгнула от боли. Никто из присутствующих не обращал на нее внимания, молча выбираясь из одеял и утекая прочь с безмолвным потоком толпы.
Ну как она могла уснуть?! Да запросто: просто бум вниз – и хррр… Осталось шесть ночей. Даже пять! Если учесть, что ей нужна ночь на путь обратно.
Со стен умывальни текла, струилась и падала вода. Продолжая самоистязание, Наёмница макнула всю голову в ледяной поток. Так ей. А если она не успеет отыскать то, что приказано, тогда что? Остаться здесь и дожидаться встречи со злющей Шванн, которая заявится к Колдуну сдаваться? Или возвратиться к Шванн с пустыми руками? Едва ли эта злобная сучка просто отпустит ее восвояси «с нечистой совестью», как обещала.
Наёмница присоединилась к движущейся в сторону обеденного зала веренице и вперилась взглядом в спину мужчины, бредущего впереди. Высокий, здоровый, сильный, но лишенный воли и пустой изнутри, он казался безопасным и вместе с тем до того жутким, что аж до костей пробирало. Широкие плечи, бритая голова, руки, который он ровно несет вдоль тела. Наёмница ощутила тошноту и уставилась себе под ноги.
В обеденном зале каждому вручили миску с парой вареных яиц и кусок хлеба – к счастью, довольно большой и даже с тонким слоем масла, размазанным по поверхности. Наёмница проглотила свой завтрак с чавканьем и животной жадностью, потом напилась воды и с булькающим пузом пошла искать Человечка, надеясь, что ее сегодняшние рабочие обязанности окажутся приятнее вчерашних.
Человечек обнаружился возле входных дверей – отступивший в темный угол, маленький и сгорбленный, будто застывший в вечном поклоне.
– Что мне делать? – спросила Наёмница.
Человечек растянул в недоулыбке тонкие губы и вместе с ними тончайшие, полосочкой, усики.
«Только не…»
– Камни.
– Опять? – возмутилась Наёмница. – Почему? Неужели у вас нет никого сильнее меня?
– Есть. Но именно ты должна ощутить всю их тяжесть, – Человечек растворил дверь и выпроводил ее наружу.
Ей понадобилось приглядеться, чтобы рассмотреть вдали, у самой кромки леса, восемь темных фигур, сложенных из черных камней.
– Хотела бы я посмотреть на того урода, который за ночь оттащил их обратно, – сердито сказала Наёмница, хотя никто ее не слышал.
Если он вообще существует, ха-ха. Волоски у нее на теле поднялись и опали.
Она села на большой серый камень, стараясь не испытывать отчаянья. Сначала она разберет ту фигуру, которая справа. Потом ту, которая слева. Потом снова ту, что справа. И так пока не останется одна – и нельзя будет уже сказать, слева она или справа.
Сегодня она упала только один раз. Иногда она останавливалась, позабыв о камне, оттягивающем руки, и смотрела на небо, так как больше, в общем-то, смотреть было не на что – все однообразно. А небо постоянно менялось, потому что день был ветреный и облака смешивались иначе.
«Тело для души, как земля для цветка», – сказал когда-то глупый Вогт.
«Какая уж тут душа, когда вокруг одни камни, – подумала Наёмница. – То есть какой цветок, когда вокруг одни камни».
Будучи менее голодной и гораздо менее взвинченной, она управилась быстрее вчерашнего. День был в самом разгаре. Даже солнце на часок показалось из-за облаков. Наёмница села на мостик и свесила ноги, давая отдых ноющим стопам. Сквозь сверкающую воду зеркальцами сияли похожие на монеты серебристые кругляшки. «Все бы отдала, чтобы узнать, что это за кругляшки такие и зачем они здесь, в ручье», – подумала Наёмница, хотя, конечно, все ради этого точно бы не отдала, пусть у нее и было немного, да и то не ее. Возле замка мелькнул Человечек, на Наёмницу он не обратил ни малейшего внимания, из чего она заключила, что на сегодня свободна.
Шатаясь по окрестностям, она нашла муравейник. Вернее, это муравейник ее нашел: она брела, задумчивая, все медленнее и медленнее, а потом совсем остановилась, но лучше бы в другом месте. Муравьи мгновенно облепили ее ноги. Здоровые, как пчелы, они кусались почти так же больно.
– ААААА! – дико заорала Наёмница, прыгая на месте и хлопая себя по всем местам, так как ее кусали уже даже под мышками.
Ничего не оставалось, кроме как удариться в позорное бегство, унося на своем теле наиболее яростных муравьев. Она еще долго потом вылавливала их под одеждой, догадываясь об их местонахождении по жгучим укусам, но и после того, как выловила всех, ей мерещились злые насекомые, снующие по ее коже.
– Ну почему, – громко пожаловалась Наёмница, в седьмой раз проверяя левый ботинок, – почему мне всегда не везет? Почему мне всегда что-то делает больно? Да был бы это единственный муравейник на тысячу шагов вокруг, я бы все равно в него угодила!
Вогт знал ответы на ее вопросы, как в действительности знал ответы на все вопросы, но он был слишком далеко, чтобы ответить.
Ковыляя к замку в предвкушении безвкусного ужина, Наёмница увидела группку безымянных, которые медленно шли по камням, нагрузив на спины какие-то мешки, и крикнула им: