Литтмегалина
Игра Бродяг
Красные глаза дракона смотрели настороженно.
– Пусть убирается, – ровно повторила Эхо.
Черные когти приподнялись. Майлус осторожно отполз, задыхаясь от страха и боли, встал сначала на четвереньки, только затем на ноги, и, хватаясь за бока и раскачиваясь, как пьяный, побрел прочь.
Вогтоус наблюдал происходящее с каменным лицом.
Дракон резко выдохнул – без огня, но само его дыхание было очень горячим. Если Эхо и обожгло, она не показала виду. Все расплывалось для нее, растворялось в прозрачных слезах.
– Не бойся меня, – сказала Эхо и положила свою дрожащую ладонь на широкий нос дракона.
Она не думала о том, что он опасен; она просто понимала, каково это – быть им, потому что сама была когда-то такой же. Она знала, что такое быть в этой шкуре, которая не защитит тебя от зла, но запрет один на один с твоим отчаяньем.
– Как бы я хотела вернуть тебя… вызволить из драконьего тела… – сказала Эхо. Она ощутила, как намокает рука. – Что… что это? – спросила она и, взглянув на ладонь, увидела кровь на ней.
Эхо беспомощно оглянулась на Вогта.
Кровь просачивалась сквозь чешую. Сначала она выступила маленькими капельками, затем ручейками потекла по шкуре дракона, капая на землю. Дракон запрокинул голову и мучительно застонал.
– Что…
Вогтоус оттаскивал ее. Эхо билась, пытаясь высвободиться.
– Не подходи к нему. Он умирает!
– Почему?! – выкрикнула Эхо, и Вогтоус зажал ей рот ладонью.
Хрипло дыша, дракон осел на землю, распластав обмякшие крылья. Вокруг него уже натекло целое озерце крови.
Эхо застонала, слабея. Вся боль дракона текла сквозь нее.
– Тише, – сказал Вогт, гладя ее волосы. – Так должно быть. Он уже не тот мальчик. Он только его ненависть. Он весь – это ненависть. И ему не выдержать ни жалости, ни любви.
Эхо еще слышала свистящее дыхание дракона и, отвернувшись, спрятала лицо на груди Вогта. Потом стало тихо.
– Отпусти меня.
Вогт отпустил.
Дракон исчез. Остался лишь Молчун, лежащий на липкой от крови земле. Его неподвижное лицо источало покой, губы расслабились, челюсти разжались. Он словно спал с открытыми глазами и видел безмятежный сон. Эхо подошла и села рядом. Она дотронулась до его груди, но его сердце не билось. Она положила пальцы на его губы и не ощутила дыхания.
– Он мертв, – сказал Вогт. – Ты не сможешь вернуть его.
– Какие же мы злые, – сказала Эхо. – По-настоящему плохие. Вся эта жестокость – зачем? Нам что, это нравится? Нам это нравится? – закричала она.
– Вы одолели его, – выдохнул Майлус, приближаясь. Глаза Майлуса были огромные и круглые, как у совы. Он подошел к Вогту, стараясь не наступать на кровь. – Невероятно. Это действительно был мальчишка…
– Да, мы победили его, – сказал Вогтоус, хмурясь садящемуся солнцу. – Вы рады, Майлус?
– Да, – ответил тот неуверенно.
– Полагаете, все закончилось?
– А разве нет?
– Нет, – Вогтоус смотрел на солнце. – Когда в этом мире вспыхнет огонь, продолжающий огонь этого дня, но сильнее его в тысячу раз, вы сгорите первыми.
Лицо Майлуса все сморщилось и заострилось.
– Ты что же, бродяга, проклинаешь нас?
– Да, – ответил Вогт.
Он подошел к Эхо и помог ей подняться. Ее тело было словно лишено костей, голова повисла. Она совсем потерялась в своем горе. Может быть, ее боль когда-то и была острее, но никогда – такой живой, беспокойной и горячей, как кровь, плещущая из смертельной раны.
– Все вскоре закончится, – тихо пообещал Вогт. – Осталось немного.
Вогтоус пнул ворота, и те распахнулись. Замок остался на одной створке. Изумленный Майлус разинул рот.
– Похороните ребенка, – приказал Вогт. – Только посмейте ослушаться меня, и… – он оглянулся, посмотрел в глаза Майлуса и убедился, что тот не посмеет.
Ворота захлопнулись за бродягами.
Майлус подошел к воротам и проверил замок. Тот крепко держал обе створки, не позволяя им разойтись. Майлус подергал ворота. Заперты. Что за…
– Они просто сумасшедшие бродяги… – пробормотал Майлус. Пусть это ничего ему не объяснило, зато как-то успокоило. – Этот чудик еще вздумал проклинать нас. Просто смешно. Какой огонь? Бред. Бре-е-ед, – повторил он для уверенности и, хромая, побрел по разгромленной улице. «Был бы дождь, помог бы потушить дома», – подумал он с надеждой, но день как назло был сух и ясен и не чувствовалось, что что-либо изменится в ближайшее время.
Молчун лежал прямо, спокойно, и его открытые глаза пусто смотрели в белое небо.
Глава 21. Конец игры
Море яростно бросалось на скалы, разбиваясь на тысячи тусклых осколков. «Словно хочет захлестнуть, затопить весь мир, – подумала Эхо, – но что-то не позволяет ему, пока еще…» Во время тяжелого спуска к побережью ее ботинки окончательно развалились, пришлось сбросить их. Стоять босиком на неровной скалистой поверхности, едва не падая под напором ветра, было больно и холодно. Эхо ощущала странную закономерность в том, что они пришли к морю босыми – потому что к нему невозможно приблизиться, не испытав боль. Все в их истории стало неслучайным, все обрело скрытый смысл, который ей было так страшно понять, одновременно с этим осознав всю степень своей несвободы.
– Это все? Это конец, Вогт? – спросила она, оглядев испещренное острыми скалами побережье. Сколько хватает взгляда, везде она и та же картина. – Нам больше некуда идти. Разве что сигануть со скалы в море.
Очередная волна атаковала скалу – с таким грохотом, что в ушах зазвенело.
– Но это верная смерть, – продолжила Эхо. – Стоит нам оказаться в воде, и мы уже не выберемся. Ты можешь удержаться на поверхности и помочь продержаться мне. Вот только даже твоих сил не хватит на то, чтобы преодолеть море.
– Тогда нам остается дожидаться, пока небо не догорит, пока Восьмерка не разорвет нас в клочья, – буркнул Вогт. – Еще один бой… Ох, как я же устал. От всего: от злости, от боли, от Игры…
Ветер хлестнул Эхо косой по лицу. Волосы все еще пахли дымом. Потерев горящую от удара щеку, Эхо устремила в пространство пустой тусклый взгляд.
– Мальчик… Мы не спасли его.
– Мы изначально ничего не могли сделать, – возразил Вогт, и холодное безразличие в его голосе резануло Эхо, как нож, скользнувший по ребрам.
– Мы недостаточно пытались, – неуверенно возразила она.
– Мы достаточно пытались, – резко возразил Вогт. – Но над некоторыми вещами мы не властны. В мире тысячи таких мальчиков, и каждый из них готов обратиться в дракона, прямо в этот момент. Мы не в состоянии успеть к ним всем разом. Но проблема не в нас. А в людях типа старосты, Синеглазки и прочих подобных.
– Я не знаю, кто такая Синеглазка.
– В ней были красивы только ее глаза. Этого тебе знать достаточно? Вспомни все, что мы видели. Небо, деревья, трава, цветы, капли дождя – все это было чудесным. Но не люди. Они как болезнь это мира.
– Война как будто бы затихла, – возразила Эхо.
– Да, но это не значит, что она закончилась. Она просто изменила свое лицо. Люди продолжают убивать друг друга.
– Я убивала людей. Я была жестокой. Я осознала свои ошибки. Значит, и другие могут.
Вогт покачал головой.
– Нет, ты никогда не была такой, как остальные. Ты пыталась подстроиться, но в конце концов тебе стало проще умереть, чем следовать их гнусным порядкам. Как только у тебя появилась возможность, ты стала той, кем была всегда. А они безжалостны, их невозможно изменить, у них нет совести. Их можно только уничтожить. Стереть с лица земли, чтобы попытаться заново на очищенной территории.
Эхо обхватила голову руками.
– Смести всех в помойную яму? И виновных и невинных? Это не ты говоришь, Вогт! Я не могу поверить, что так рассуждаешь ты!
– Может быть, и не я, – медленно согласился он. – Я чувствую в себе такую ожесточенность. Мне так горько, что я вынужден наблюдать все это, и я слишком раздражен, чтобы оставаться простым наблюдателем. Иногда я думаю о Камне Воина. Я могу вернуть его, знаешь? – Вогт рассмеялся. – Я обманул тебя. Я бы никогда не бросил его в воду, если бы знал, что не смогу вернуть. Все это время мог. Я – его хозяин. Стоит мне позвать, и он вернется ко мне. Я пока не делаю этого, но не могу перестать об этом думать.
Эхо молчала, ощущая частые, отчаянные удары собственного сердца.
– Все мои иллюзии, или почти все, разбиты… Я считал мир счастливым местом, но увидел, сколько в нем злобы, алчности, ненависти, отравляющих каждую минуту его существования. Я считал людей добрыми – но они не добры, а сам я не лучше прочих. Я также считал, что мы сможем справиться со всем, с чем бы мы ни столкнулись, если останемся хорошими и правильными, не поддадимся, не уподобимся. А что в итоге? Рваное Лицо убит. Цветок осталась среди грязных улиц, и я не знаю, что с ней сталось потом. Человек, называвший себя просто «Я» – мертв, его жертвы – мертвы. И этот несчастный озлобленный ребенок – тоже. После всех этих смертей в моей душе пустота. Но Ей того и надо. Ведь тогда я выполню то, к чему Она меня склоняет.
– Кто – она? – спросила Эхо. – Ты о той женщине из сна? Что она приказывает тебе сделать?
Вогтоус не ответил, отчужденно глядя на темную беснующуюся воду.
– Я уже точно не хороший, но мне важно думать, что я не окончательно плохой. Однако после того, что Она заставит меня сделать, я стану самым худшим. Это все равно как смерть для меня. Нет, это хуже смерти, – несмотря на пылкость его слов, голос Вогта звучал холодно и блекло. – Среди моих иллюзий была иллюзия свободы. Но теперь я сомневаюсь, что у меня когда-либо был выбор. Почему мы пошли вдоль реки? Почему мне казалось, что это единственный путь? Река бежит в своем русле, не может выйти из него, развернуться по собственному желанию. И неизбежно впадает в море. Вся моя жизнь была подчинена одной цели, которую выбрал не я. Это ужасная участь – стать оружием в чьих-то руках. Ты ненавидишь проливать кровь, но однажды будешь покрыт ею. Но Ей неважны наши чувства. Кто мы для Нее? Песчинки среди тысяч и тысяч таких же. У Нее есть план. Я назначен исполнителем. Ей плевать на мои возражения. Вот для чего была нужна Игра… в Игре я обрел способности, достаточные для уничтожения… в Игре я озлобился и почти решился…
– О ком ты говоришь, Вогт? Кто – она? Бог? Неужели кому-то из них под силу…
– Никому кроме Нее, – твердо ответил Вогт. – Урлак и прочие божества, населяющие этот мир – лишь мелкие пташки, что сумели ухватить крошки Ее силы. Ее же могущество безгранично.
– Я все еще не понимаю…
– Есть земные боги. Они выше нас, но обитают рядом с нами. Их возможности ничтожны по сравнению с Той, что когда-то начала все это… Той, что сейчас наблюдает нас с высоты Ее неизмеримого роста…
– Ты хочешь сказать – существует некое главное божество? Создавшее наш мир… и прочие, если они есть?
– Да, – начав объяснять, Вогт заговорил монотонно и тускло: – Когда-то не существовало ничего. Но поскольку ничего не существует без своей противоположности, то изначальное Ничто потенциально вмещало в себя Все. Ей удалось найти себя в Ничто, и так Она родилась. Стремясь занять себя чем-то, Она начала извлекать из Ничто миры, один за другим, и в каждый Она вдыхала жизнь, часть своей жизни… Стоило очередному миру сорваться с кончиков Ее пальцев, как он становился самостоятельной единицей, в дальнейшем развиваясь уже без Ее участия… ведь происходящие в мире процессы слишком мелки, чтобы Она могла вмешаться в них напрямую… даже мы, люди, настолько малы, что Она едва ли способна рассмотреть нас. Это несопоставимость масштабов, понимаешь?
– Откуда ты знаешь все это? – скептически нахмурилась Эхо.
Вогт стиснул виски пальцами и зажмурился, словно от сильной боли.
– Бог говорит со мной. С каждым днем этот голос все громче. Порой он заглушает мои собственные мысли.
– Каким образом? Ведь ты только что сам сказал, что Бог – это огромное, непостижимое существо… оно не может напрямую взаимодействовать с человеком…
– Считай Ее маленьким кусочком Бога. Крошечная посредница, направленная в наш мир с тем, чтобы выразить намерения Божества. И вместе с тем, несмотря на все их различия – они не две разные сущности, они все еще одно. В любой момент Она способна слиться с Божеством, привнеся то, что Ей удалось разведать, находясь здесь. У Нее женский голос, но он может быть каким угодно… ведь Ее личность – не более чем образ, созданный для функционирования на нашей земле.
– И каковы же намерения Бога?
– Миры… с ними что-то очень серьезно не так. Они гибнут один за другим. Для нас, людей, с нашим восприятием времени, окончательному финалу предшествуют долгие века с чередованием подъемов и упадков, но для Бога все это происходит слишком быстро. Рано или поздно, стремясь взять верх друг над другом, люди создают нечто, что обращает мир в выгоревшую пустошь…
По телу Эхо пробежала дрожь. Она запахнулась в свой зеленый плащ, но озноб продолжал распространяться по телу, и она начала крупно дрожать.
– Бог – это совсем не то, что человек, – прошептал Вогт. – Он творит вселенные. Ему плевать на наши мелкие страсти. Для Бога есть люди как масса, но нет человека, и в этом ужасность Бога для нас. И если Бог считает, что, избавившись от нас, сумеет сберечь этот мир, Он пойдет на это. А я… я…
– Да, Вогт… кто ты во всем этом?
– Я… я просто один из муравьишек, выбранный для того, чтобы запалить муравейник изнутри. Начиная Игру, я не мог и представить, что она из себя представляет… что Игра прорастет в реальность так глубоко, что со временем начнет определять ее… угрожать ей. Вероятно, Страны Прозрачных Листьев и вовсе не существует, – горько усмехнулся Вогт. – Это была лишь сказочка, сладкая выдумка, чтобы вовлечь меня… Один сплошной обман! Ты… – он впервые за время своей долгой речи посмотрел на Эхо. Его глаза были полны отчаянья, но сухи. – Ты мне веришь?
– Я не знаю, – пробормотала Эхо, уткнувшись носом в зеленый плащ. – Что-то не сходится. Ты говорил мне одно… потом другое… все это такое странное и такое большое… Я ужасно запуталась.
– Мне страшно, – выдохнул Вогт и его губы скривились. – Я боюсь потерять тебя, Эхо. Только ты помогаешь мне оставаться человеком. Боги так высоко и ни о чем не мечтают. А я хочу просто быть с тобой.
Эхо обняла его, и Вогт прижался щекой к ее щеке. Его кожа была страшно холодной, и с каждой секундой соприкосновения казалась все холоднее, уже почти обжигала.
– Мы вместе, – прошептала Эхо, и ее голос дрогнул. – Хотя бы в данный момент… мы все еще вместе.
Но Вогт уже отступил от нее. Его глаза обратились на нечто позади нее.
– Нет, – он протестующе мотнул головой. – Зачем ты пришла? Хочешь окончательно подчинить меня себе?
Эхо отчетливо ощутила за спиной чье-то присутствие. Кто-то стоял совсем близко, мог бы дотянуться до нее рукой. Первым порывом Эхо было развернуться, но Вогтоус крепко прижал ее к груди. Его колени ослабли, и, оседая на песок, он потянул Эхо с собой. Теперь Эхо пыталась его удержать.
– Вогт! – вскрикнула Эхо. – Что с тобой?
Она осторожно опустила Вогта на прибрежные камни. Вогт не двигался, его глаза закрылись.
– Вогт! – тонким от страха голоском позвала Эхо, ощущая резкий подступ паники. Она дотронулась до его губ кончиками пальцев и не ощутила дыхания. Прижалась ухом к его груди, но не услышала биения сердца.
Эхо оглянулась с жалобным видом, как будто собираясь просить о помощи или же о снисхождении, но позади нее никого не было. Что-то, похожее на прохладную ткань, скользнуло по ее плечу, и рука Эхо, до этого лежащая на холодной ладони Вогта, коснулась шероховатых камней.
Вогт исчез.
***
«О-о», – простонал Вогтоус, открывая глаза.
Он лежал на твердой, похожей на камень поверхности. Поднявшись, он осмотрелся, и его зрачки сузились.
– Где я? – спросил он.
Она молчала, но Вогт чувствовал ее присутствие.
– Это такое унылое место, какое я не мог и представить. Где я?
Вогт застыл, покачиваясь и неуверенно осматриваясь. Он находился посреди странной серой площадки, огороженной ржавым сетчатым забором, вдоль которого были щедро навалены черные, влажно поблескивающие мешки, из брешей в которых, подобно внутренностям из вспоротого брюха, вываливался мусор. Он мешков исходил омерзительный запах, но дышать было трудно не только поэтому. Густой воздух медленно-медленно втягивался в ноздри и рот, Вогту не хватало его, но было противно и страшно сделать глубокий вздох. У него закружилась голова.
– Здесь все не так, – сказал он. – Как… ужасно.
Вокруг площадки высились дома. Сначала Вогтоус даже не догадался, что это дома: они больше походили на высоченные каменные глыбы, которым некто придал неестественную прямоугольную форму, но в этих глыбах были окна, как в домах. Они были до того высоки, что уходили в самое небо, мутное, с темными мраморными разводами.
– Верни меня обратно, – потребовал Вогт. –Ты не можешь просто оставить меня здесь! Здесь… да где я вообще?
«А ты не догадался?»
Она говорила с его душой, минуя его уши. Он бы никак не смог охарактеризовать Ее голос, кроме того, что он просто был, доносил слова.
– Нет.
«Ты не преодолел большое расстояние».
– Я не знаю этой страны.
«Знаешь. Вас разделяет время, не пространство».
– Я… я в будущем?
«Да. Однажды все станет таким».
– Нет! – ужаснулся Вогт, пятясь. – Нет! – он снова осмотрелся, и его бледное лицо совсем побелело. – И с какой же целью ты приволокла меня сюда? Решила показать, до чего они дойдут?
«Важно не то, что я тебе показываю. А как ты это проинтерпретируешь».
– Я не в настроении предаваться невнятным разговорам. Верни меня обратно. Я не могу оставить Эхо одну.
«Нет».
У Вогта зазвенело в ушах.
– Что? – глухо переспросил он.
«Ты должен сам отыскать способ вернуться. Но тебе придется поторопиться, пусть спешка и противоречит твоей природе. Закат в этом мире начнется в ту же минуту, что и в том, из которого ты был так безжалостно выдернут. Твоя подруга осталась одна. В противостоянии с Восьмеркой ей не поможет ни ее ловкость, ни даже ее поразительный дар выживания. Не успеешь до темноты – и некому станет ждать тебя».
От отчаянья в сердце Вогта было пусто и гулко.
– Ты специально ставишь меня в такую ситуацию. Мучаешь меня, угрожаешь одиночеством, чтобы я выполнил то, что ты заставляешь меня сделать.
«Это лишь твоя версия, Вогт. Кто скажет, что творится на самом деле?»
Вогт больше не слышал ее. Он вдохнул жирный густой воздух, поморщившись от отвращения, и побежал, на бегу проскочив в дыру, прорванную в заборе. Острый край сетки оцарапал его предплечье и оставил на коже след ржавчины. Преодолев сетчатый коридор, заставленный какими-то ящиками, Вогт оказался на пристани.
Море было мутно-черным, глянцевым, будто покрытым пленкой. На волнах покачивалась желтая пена, облепляя дрейфующий на поверхности мусор. В этом мире море не пахло солью. Его тяжелый, маслянистый, раздражающий ноздри запах был не похож ни на один из знакомых Вогту запахов. Вогт смотрел на воду с удивлением и ужасом.
– Что в воде?
«Все, что они кидают в нее, – с готовностью ответила Она. – Все, что сбрасывают их корабли. Море отлично подходит для того, чтобы выбрасывать в него мусор».
– Почему? – не понял Вогт.
«Потому что оно большое».
– Я все равно не понимаю. Как только они решились превратить море вот в это?
«Им не было дела до происходящего. Прямо как с тем ребенком, умирающим поблизости, помнишь? Так всегда происходит, когда люди излишне сосредотачиваются на собственных заботах».
«Едва ли выжила хоть одна рыбка», – подумал Вогт и снова побежал, стараясь не наступать на черные липкие пятна, которых было много на пристани. Отчаянье захлестывало его медленно, но он не хотел замечать его, и только слезы текли по щекам. Целое море умерло.
«Кстати о ребенке. Считаешь, вы проиграли в прошлый раз? Нет, вы выиграли. Он был злом, которое вы победили. Но порой победа горче, чем поражение, не правда ли?»
Вогт предпочел не обдумывать ее намеки.
Он повернул налево и остановился – только для того, чтобы отдышаться. Теперь он понимал, что не так с воздухом. То же самое, что с морем: он грязный. Даже звучит нелепо. Ну как можно испачкать воздух? Хотя вот и ответ на его вопрос: в проеме между высоченными уродливыми домами (как только они живут в них и до сих пор не рехнулись?) Вогтоус увидел длинную трубу, из которой стелился черный дым, за ней еще одну трубу, и еще одну. «Безумцы», – подумал Вогт, но у него не было времени для дальнейшей критики.
Вылетев на широкую улицу, Вогтоус встал столбом, пораженный увиденным. Мимо него с бешеной скоростью и диким ревом проносились громоздкие штуки, оставляя позади шлейфы вонючего сизого дыма. Разъедая глотку, дым заставил Вогта отчаянно закашляться.
«Это машины, – пояснила Она внутри его головы. – Сами по себе они неразумны. Внутри них, если ты успел заметить, люди, но, знаешь, большинство из них, управляя неразумными железяками, сами потеряли разум. Они не любят тех, кто ходит на двух ногах, а уж тех, кто бегает на четырех, не замечают вовсе. Посмотри вон туда, где фонарный столб, если тебе нужны доказательства».
Вогт посмотрел и сразу отвернулся, поморщившись – возле столба лежала развороченная собака, залитая темной запекшейся кровью.
«Но вообще местные любят собак. Подозреваю, лет этак через пятьдесят – если этот мирок столько протянет – не останется вообще никаких животных, кроме собак, кошек и крыс, потому что крысы всегда приспосабливаются, впрочем, как и люди. Те животные, которые не привлекают людей как питомцы, не должны существовать вовсе. Воздуха мало. Воды мало. Все меньше земли пригодно для жизни. А на оставшейся слишком много людей. Ладно, оставим; я не должна тебя задерживать, я знаю. Я вовсе не так бессердечна, как ты убедил себя, и ты здесь не потому, что мне так хочется, а потому, что тебе так нужно. Ох, я очень сожалею, правда, очень. Но сейчас ты должен сойти с тротуара и перебраться на другую сторону дороги. Будь очень осторожен; они никогда не замедляются, разве что посигналят. Мне никогда не понять – наверное, они считают, что сбить кого-то под громкие сигналы лучше, чем сбавить скорость. Удачи, Вогт».
Вогтоус лязгнул зубами, но выбора у него не было, и, слово обезумевший кролик, он метнулся через дорогу. Со всех сторон заверещали гудки. Машины действительно не замедлялись. Увернувшись из-под одной, Вогт чуть не угодил под другую. Он отшатнулся, отчаянно взмахнув руками, и машина, возмущенно сигналя, пронеслась в шаге от него. «Ради Эхо», – сказал себе Вогт – и побежал дальше…
***
Это история закончится так как закончится, и, как река движется по руслу и не может развернуться иначе, события стремились к неотвратимому финалу… жизнь Эхо оказалась подвешенной на нитку… впрочем, Игра с самого начала не обещала безопасность.
Некоторое время Эхо блуждала по доступному ей клочку суши, тщетно выискивая спуск к воде и пытаясь дышать ровно, чтобы унять панику. Море пахло солью и перцем. Внизу грохотали волны, разбиваясь о скалы с такой силой, что до нее долетали брызги. Подхватит тебя такая волна, словно пичужку, да расшибет о скалы и тут же проглотит кости… Сдавшись, Эхо попыталась хотя бы покинуть побережье тем же путем, каким они пришли, и вернуться в деревню. Однако, куда не суйся, дорогу ей преграждала цепочка скал. Тоненькая, петляющая между ними тропинка исчезла, будто ее и не существовало… Будь Эхо меньше знакома с Игрой, она бы удивилась и продолжила поиски. Но сейчас ей оставалось лишь флегматично принять унылую действительность такой, какая она есть, и соображать исходя из этого.
Эхо подумала о Вогте – как ей хочется увидеть его снова. Подумала о своей жизни – как ей хочется ее продолжить. Подумала о текущей ситуации – вероятно, абсолютно безнадежной, разве что Вогт сумеет вернуться до того, как ее настигнет Восьмерка.
Что ж, она по крайней мере знала, чем ей следует заняться в ожидании момента, когда ей придется полностью сосредоточиться на выживании… Даже если тебя раскачивает ледяной ветер, даже если ты почти уверена, что обречена, это не повод прекращать думать. Думай же, думай – Эхо хлопнула себя по лбу. «Три вопроса, – объяснил Человек Игры. – Ответь на них – и у тебя появится шанс».
Усевшись на камень, Эхо сгорбилась и закрыла глаза. Теперь она видела другое море – внутри своей головы. Бесконечная масса воды, беззвучно покачивающаяся в кромешной темноте. Совершенно однородная, лишенная какого-либо наполнения. До тех пор, пока некто не сумел отыскать в ней себя.
***
И все же его чуть было не задели, когда до безопасности оставалось лишь несколько шагов. Приглушенно вскрикнув, Вогт рванул вперед, споткнулся и грохнулся на тротуар, а машина унеслась прочь.
«Ты молодец, – похвалила Она, когда охающий от боли Вогт поднялся и заковылял прочь. – Так глупо было бы умереть, переходя дорогу, после всего, что ты сумел пережить. Вообще-то чуть дальше был светофор… но ты и без него отлично справился!»
Вогтоус не знал, что такое светофор, но догадался, что его провели, и ужасно рассердился. Он наклонился посмотреть на ободранную голень. Ссадина была большая и жутковатая, но крови выступило всего две капли. Ладно, ничего страшного. Он выпрямился. Мимо него прошел человек, затем еще один, и еще… Только сейчас Вогт, в его смятении, осознал, что тротуар запружен людьми. На спине у каждого из них, подвешенная на тесемки, болталась черная широкополая шляпа, сшитая из необычного гладкого материала.
«Странно, – подумал Вогт. – Зачем им эти некрасивые шляпы?»
Люди все были либо слишком худые, либо слишком толстые. Лица их были пустые и злые, усталые, не старые и не молодые, с серой дряблой кожей. Вогту было неприятно рассматривать прохожих, и он перевел взгляд на здание возле. На здании горела большая мигающая красным вывеска (после самодвижущихся железяк вывеска Вогта уже не удивила).
– «Мир еды», – прочел Вогт вслух.
И ничего не понял. Вот эта красная дверь – это дверь в мир еды? Однако мирок обещает быть весьма ограниченным…
«Это продуктовый магазин. Никогда не понимала, как они могут сопоставлять слово «мир» с их безвкусной и бесполезной едой в пластиковых упаковках, – пробормотала Она. – Идем дальше, тебе туда не нужно».
Вогт быстро зашагал, уворачиваясь от столкновений со встречными, которые, казалось, готовы сбить его с ног.
– Куда все бегут? – спросил он.
«Спешат к компьютерам, ожидающим их дома».
– Компьютеры?
«Да, это такие штуки, которые сделали людей ужасно одинокими. А теперь люди не могут жить без компьютеров, потому что компьютеры отвлекают их от одиночества».
– Мне этого не понять…
«Даже не пытайся».
Слева потянулась череда магазинов, размещенных на первых этажах домов-башен. Справа проносились с бешеной скоростью машины, но Вогтоус попривык и почти перестал вздрагивать. Несмотря на боль в босых ступнях, шлепающих по непривычно твердой поверхности, он шагал очень быстро и на ходу читал некоторые вывески. Большинство слов на них были ему незнакомы, как, например, слово «аптека», повторяющееся очень часто.
– Почему здесь так много аптек? – спросил Вогт, но Она промолчала.
Возле одного магазина он встал столбом. Заворожили его двери. Это были совсем уж необычные двери. Большие, прозрачные. Стоило Вогту развернуться в их сторону, как створки разъехались в стороны, приглашая его внутрь. Вогтоуса просто поразило подобное гостеприимство. Он попытался рассмотреть, не спрятался ли там кто-то, кто незаметно открывает двери, тем самым создавая этот волшебный эффект, но никого не увидел. Тощая женщина с синими волосами шагнула в здание, попутно смерив Вогта презрительным взглядом. Ее глаза были совершенно бесцветными, но зато в оправе фиолетовых ресниц. Вогту это не понравилось, однако затем его мысли вернулись к дверям. Такие удивительные двери вполне могут вести в другой мир, разве нет? Как плавно они расходятся в стороны, это настоящее чудо… Вогтоус только надеялся, что синеволосая женщина с фиолетовыми ресницами направляется в какой-нибудь другой мир, не в его.
Задрав голову, Вогтоус прочитал вывеску: «Золотой человек».
– Мне войти внутрь?
«Будет очень правильно, если ты зайдешь».
– А кто этот «золотой человек»?
«Ну, владелец этого магазина уж точно озолотился. Каждый год он делает миллионы только на том, что штрафует сотрудников за каждую мелочь. Я уж не говорю о продаже подержанной техники под видом новой…»
Испытывая чувство глубокого недоумения, Вогтоус зажмурился и прошел вперед. Открыв глаза, он обнаружил себя в просторном, заставленном шкафами зале с квадратными колоннами. Вроде бы ничего пугающего… Свет здесь был белый, ровный, очень яркий, особенно после серенького света на улице. Подняв голову, Вогтоус сощурился, ослепленный сияющими квадратами, размещенными на потолке. С радужными пятнами, мигающими перед глазами после взгляда на лампы, Вогт побрел в глубь зала.
Странности только начинались. На полках шкафов были расставлены всякие непонятные штуки, черного либо серебристого цвета. Вогтоус ни на секунду не забывал, что ему следует торопиться, а потому не останавливался рассмотреть, стремительно шагая мимо полок. Однако затем он увидел те удивительные ящики, и… не он встал, но его ноги встали.
Ящики закрывали всю стену, от пола до потолка. На каждом из них, на обращенной к Вогту поверхности, находилась яркая картинка, и эта картинка двигалась! Вогт подошел ближе. Картинка была везде одинаковая: девушка. У нее были золотые волосы, золотистая кожа, золотистые карие глаза. Она выглядела так, слово солнечный свет падает на нее со всех сторон, отражаясь от ровной, как яичная скорлупа, кожи. Завороженный, Вогт уставился на девушку во все глаза. Девушка широко улыбнулась, высыпала что-то порошкообразное в стаканчик, перемешала, сделала глоток, зажмуривая глаза как бы от удовольствия, открыла их и снова улыбнулась самой искренней улыбкой из всех самых искренних улыбок. Тут-то Вогт и заметил в ее глазах те же раздражение и пустоту, что замечал в глазах людей на улице. Ему стало ужасно неприятно, тем более что сначала девушка показалась ему привлекательной.
– Почему она улыбается, выпив это, если на самом деле оно совсем ей не по вкусу?
«Да кому же понравится эта химическая дрянь…»
Вогт не понял слово «химическая», но понял слово «дрянь».
– Зачем же она это пьет?
«Чтобы все подумали, что это очень вкусно, и поспешили раскошелиться».
– А разве, купив и попробовав, они не разозлятся, что их обманули?
«Может быть. Но только некоторые. Чтобы их успокоить, производитель отправит им вторую порцию – бесплатно! Впрочем, не то чтобы остальная пища была более качественной…»
– Куда же делась нормальная еда?
«Видишь ли, – пустилась Она в объяснения, – безответственная аграрная политика, ориентированная на получение быстрой прибыли, привела к тому, что…»
