Павел Сергеевич Марков
Клубок со змеями
«Горячая девица. Но разве у меня оставался выбор?».
Я неспешно продвигался в сторону палатки, путь к которой мне освещала взошедшая луна. Ее серебряный диск ярко блестел на темном небосводе. Природа отходила ко сну, скрываясь за покрывалом мрака и тишины. Пальмы безмолвно стояли во тьме, а верблюды тихо посапывали под кронами. Добравшись, наконец, до нашей стоянки, я, ощущая общую слабость и тяжесть на животе, ввалился внутрь и рухнул на циновку.
– Как все прошло? – донесся голос Бастет.
– Великолепно, слава Шамашу, – довольно протянул я. – Они остаются.
– Рассказывай, – шепотом потребовала она.
– Завтра, – я не хотел начинать неприятный разговор, – с утра, я устал.
– Но… – стала было повышать голос Бастет.
– Послушай, – с моих уст сорвался стон, – я сейчас все равно не смогу ничего толком объяснить, ты же видишь. Самое главное – я убедил их задержаться на несколько дней. Остальное уже не так важно.
Я начал проваливаться в сон, когда услышал ее недовольный ответ:
– Ладно, но завтра ты расскажешь мне все!
– Безусловно, – засыпая, сказал я.
***
– Мой господин еще спит, – донесся до меня сквозь сон голос Бастет.
– Торговец Хазин очень просит прийти к нему, – послышалось заискивающее бормотание. Это явно говорил тот самый человечек, что провожал меня вчера к шатру караванщика.
– В чем дело, Бастет? – спросил я, садясь на циновке и мотая головой, пытаясь разогнать остатки сна. Она не болела, что говорило о хорошем качестве вина, выпитом накануне.
– Пришел человек господина Хазина, – ответила она, – с приглашением на завтрак.
Я с трудом сдержал смех.
«Да этот торговец откормит меня, как свинью на убой».
– Передай, что я присоединюсь к его хозяину через несколько минут.
Послышались приглушенные голоса, а затем звук удаляющихся шагов. Бастет вошла в палатку.
– Видимо, этому жирному простофиле нужно общество для аппетита, – буркнул я, медленно поднимаясь.
– Так ведут себя многие богачи, – равнодушно пожала плечами Бастет, – они готовы кутить дни и ночи напролет.
– Значит, наш разговор откладывается на потом, – произнес я, мысленно радуясь этому.
– Не забудь о нем.
– С тобой забудешь, – буркнул я, выходя под лучи восходящего солнца.
Поправив волосы на голове и меч на поясе, я двинулся в сторону шатра Хазина, мысленно дав себе запрет употреблять слишком много пищи. Тяжесть на животе так до конца и не прошла, несмотря на то, что я вчера не так уж и много съел.
Протянув меч одному из наемников, я нырнул внутрь. Шатер выглядел точно также, каким я видел его вечером. Даже грязная посуда осталась нетронутой. Довольный Хазин восседал на ложе.
Увидев меня, он засмеялся:
– Заходи и присаживайся, Саргон. Давай же плотно позавтракаем. Ведь завтрак это еда, оставшаяся с ужина на завтра!
– С удовольствием, – ответил я, хотя предпочел бы не забивать желудок новой порцией пищи.
– Давай-давай, садись, а то ты такой тощий, что я удивляюсь – как эта египетская юбка еще не спадает с тебя?
Я весело хмыкнул, опускаясь на подушки.
– Любишь египетскую одежду? – поинтересовался Хазин.
– Да, – ответил я, беря гроздь винограда.
– Где купил такую красоту?
Я махнул рукой:
– В Мемфисе. Давно уже, может, лет пять назад. Я вообще люблю египетские вещи.
– Вот как? – хитро спросил Хазин. – Возможно, тебя заинтересует египетский меч.
– Да? Какой?
– Вот этот, – послышался позади меня голос Ассиса, и в ту же секунду я почувствовал металл на своем горле, неприятно холодивший кожу.
Я застыл, словно молнией пораженный, не в силах произнести и слова.
– Что с тобой, Саргон? – Хазин продолжал ехидно улыбаться. – Ты как-то побледнел. Виноград не понравился?
– Что… что все это значит? – выдавил из себя я.
– Да ладно тебе. Мы не на спектакле. Заканчивай это представление, – весело взмахнул руками караванщик.
– Я не понимаю, Хазин…
– Сколько звонких сиклей он тебе заплатил?
– Что? Кто?
– А, так значит, даже не платил? – Хазин разразился смехом, но теперь от него по моей спине пробежал холодок. – Что, просто пообещал золота и несметных богатств? Да, это в его духе!
– Да о ком ты говоришь? Я ничего не понимаю! – повысил голос я, оправляясь от шока.
Хазин резко оборвал смех. Улыбка исчезла с его лица. Теперь он напоминал толстую болотную жабу, которая охотится за насекомыми.
– Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю, – ответил он и нанес новый удар, – Азамат. Что он тебе пообещал?
[1] Мидийцы – древний народ иранского происхождения, населявший область Мидию, расположенную на северо-западе современного Ирана и юго-восток Турции.
[2] Урарту – древнее государство в юго-западной Азии, располагавшееся на территории Армянского нагорья. В период описываемых событий еще не достигло пика своего могущества.
18
Пока бронзовое лезвие неприятно холодило кожу на горле, мой мозг стремительно искал выход из положения.
«Где же я совершил ошибку? На чем меня поймали? А этот жирный караванщик оказался не таким простым тюфяком, коим себя выставлял! И я купился на это. Да, я не так хорошо умею видеть людей насквозь, как хотелось бы. Меня на чем-то подловили, но на чем? Или это всего лишь проверка? Меня испытывают? И откуда, шакалы Ламашту, они знают об Азамате? Он настолько известный в этих краях головорез? Что делать?».
– Нет, я понятия не имею, кого ты имеешь в виду, – ответил я, всеми силами пытаясь вернуть голосу твердость.
Хазин вздохнул, а затем сделал несколько глотков прямо из кувшина и, смачно причмокнув, спокойно произнес:
– Нет смысла отпираться, Саргон. Я прекрасно знаю, что ты никакой не работорговец.
– Интересно, откуда? Посмотрим, что ты скажешь, когда прибудет сюда мой товар.
– Ох, пожалуйста, – Хазин нетерпеливо махнул пухлой рукой, – давай оставим, наконец, все эти бессмысленные разговоры. Нет у тебя никакого рабовладельческого каравана.
Нутром чувствуя, что проиграл, я решил не сдаваться и идти до конца:
– Да с чего ты взял, Хазин? И вели этому наемнику убрать с моей шеи меч. Или вы боитесь безоружного калеки?
– Не волнуйся, мой друг, уберем, – хмыкнул караванщик, – только ты можешь уже этого не увидеть.
Я почувствовал, как Ассис слегка надавил клинком на горло, повредив верхний слой кожи. Маленькая струйка крови потекла вниз, но я не сводил взгляда с Хазина, продолжавшего злобно ухмыляться.
– Быть может, объяснишь, чем вызвано твое недоверие? – ровным тоном спросил я.
– Если не хочешь бесславно закончить свои дни, то это ты мне расскажешь все, что потребуется.
– Что ж, – как можно равнодушнее ответил я, – тогда режь.
Легкое удивление отразилось на лице Хазина.
Его глаза слегка округлились, а брови поползли вверх:
– О, а ты храбрец. Только твоя смелость граничит с глупостью. Как известно, от одного до другого один шаг. Она тебе не поможет. Лучше сознайся добровольно.
– Я не собираюсь сознаваться в том, к чему не имею никакого отношения! Клянусь богами!
– Не гневил бы ты богов, Саргон.
– Им не в чем меня упрекнуть.
– Кроме того, что ты поклоняешься Мардуку, будучи эламитом, – хмыкнул караванщик.
– О чем ты?
На жирном лице торговца появилась омерзительная усмешка:
– Мардук – вавилонский бог, не эламский. При первой встрече с моими стражами ты проговорился, что поклоняешься этому двуречному богу молнии. В Эламе так не делают.
«Все-таки ляпнул не то. Дерьмо!».
Я попытался выкрутиться:
– Могу поклоняться, кому пожелаю.
Хазин тяжко вздохнул. Было видно, что этот разговор начинает его утомлять. Тем временем мои зародившиеся подозрения о том, что никакая это не проверка, почти полностью утвердились.
– По правде говоря, это все сущие мелочи, кому ты там на самом деле приносишь дары. Дело в другом, – Хазин залпом осушил остатки вина из кувшина, а затем спросил. – Наверняка ты хорошо помнишь вчерашнюю милую беседу за ужином?
– Да, я помню все.
– Это очень хорошо. В начале нашего разговора я сказал, что родом из столицы Хеттского царства, Сариссы, – Хазин замолчал, отрывая пару виноградин от грозди и отправляя их в рот.
– Ну и что? – равнодушно спросил я. – Причем тут я и твои обвинения?
– Да, притом, – хмыкнул караванщик, – что столицей Хеттского царства является Хаттуса, а не Сарисса.
– Я не настолько осведомлен о дальних странах… – начал, было, попытку выкрутиться я, но ее прервал громкий смех Хазина.
– Работорговец, совершающий караванные переходы из Элама в Ханаан, не раз путешествующий по миру, не имеет ни малейшего понятия о могучем Хеттском царстве? – спросил он, вытирая выступившие на глазах слезы. – Это так весело, но, клянусь бородой Тешуб-Тарку[1], звучит не настолько смешно, как «щедрое предложение» за рабыню в пятнадцать мин серебра.
Я молчал, прекрасно осознавая свой полный провал. Словно хижина, уносимая наводнением, уплывали и мои последние надежды.
– Пятнадцать мин серебра… – продолжал надрываться от смеха Хазин, – за нубийскую рабыню… со стройным телом, прекрасной грудью и очаровательными глазами… пятнадцать мин серебра… хорошая цена… да она стоит минимум двадцать! Минимум! Какой из тебя работорговец, Саргон? Да тебе только бобы в переулке продавать!
Я продолжал молчать, как рыба, пойманная на ужин. Что-либо говорить сейчас было бесполезно. Да я и не знал, что сказать. Где-то в недрах моего существа быстро расплывалось осознание полного краха.
«В который раз за последнее время? Я уже со счета сбился. Как же я устал от всего этого, да сожрут меня шакалы Ламашту».
– Учитывая все это, – уже спокойно продолжил Хазин, уняв приступ безудержного веселья, – а также вот это твое нелепое представление, – тут он ткнул пальцем в меня, – не трудно сделать очевидные выводы.
Поскольку я продолжал хранить молчание, караванщик нетерпеливо произнес:
– Ну?
– Что, «ну»?
– Готов рассказать, что задумал Азамат или предпочитаешь умереть, захлебнувшись собственной кровью?
Понимая, что дальнейшее отрицание бесполезно и приведет меня к гибели, я решил рассказать, но, по возможности, не все:
– Хорошо, но как ты узнал, что меня послал Азамат?
Хазин удовлетворенно откинулся на подушки:
– Полной уверенности у меня не было до сих пор.
Мысленно выругавшись, я произнес:
– Быть может, продолжим беседу в более спокойной обстановке? Мне не помешало бы выпить.
Хазин ухмыльнулся и кивнул Ассису:
– Хорошо, досточтимый командир. Думаю, вы можете подождать снаружи.
– Уверены?
– Да, что он мне сделает? – презрительно бросил караванщик. – Он еле на ногах держится, да и бежать ему некуда.
– Как скажете, – мрачно произнес Ассис, отводя меч от моей шеи и убирая его в ножны.
Я аккуратно ощупал место пореза. Кровь уже перестала сочиться.
– Ну вот, – весело произнес Хазин, когда за Ассисом опустился полог шатра, – словно ничего и не было.
Я, слегка дрожащей рукой, откупорил очередной кувшин и вылил в себя треть содержимого. Вино придало мне бодрости, но, вновь накатившая слабость, не отпускала, поэтому я решил, что необходимо поесть.
– Моей задачей было сыграть работорговца, – начал я, пододвигая к себе тарелку с курицей под присмотром ехидного взгляда Хазина, – ты прав. Никакой я не торговец.
– Наконец-то я слышу от тебя разумные речи.
Я оставил этот укол без внимания и, медленно жуя птичье мясо, продолжил:
– Под видом работорговца я должен был заставить задержаться твой караван, дабы Азамат успел нагрянуть сюда со всей своей шайкой.
– Что же его так задержало?
– Не знаю. Его основной отряд в то время находился где-то на юге в пустыне, – при этих словах я увидел, как загорелись глаза караванщика, – но в подробности он меня не посвящал.
– Интересно, – медленно проговорил Хазин. – Когда они нападут?
– Через два дня, на рассвете, – солгал я, помня, что Азамат должен появиться послезавтра.
– Советую перестать врать, Саргон, иначе наша беседа вновь примет неприятный для тебя оборот, – спокойно произнес Хазин, но в голосе сквозила угроза.
Я изобразил невинное удивление на лице:
– Да с чего ты взял, что я обманываю тебя?
– Ну, не в первой же, – хмыкнул караванщик, – и потом, при первой нашей встрече, ты заявлял, что твой караван рабов прибудет сюда через два дня, то есть, послезавтра, – он щелкнул пальцами, – нетрудно сопоставить все сведения в единую картину.
Я громко выдохнул, осознавая, что проиграл полностью.
– Что же делал отряд Азамата на юге пустыни? – поинтересовался Хазин.
Было видно невооруженным глазом, что его очень интересует сей вопрос. Да он даже и не скрывал этого.
– Не знаю. Азамат не посвящал меня в свои планы так глубоко, – увидев, как в удивлении поднимаются брови Хазина, я поспешно добавил, – мы не настолько долго и близко знакомы.
– Вот как? Еще интереснее…
Я, молча, продолжал жевать пищу, выжидая его дальнейшего вопроса. Ждать пришлось недолго.
– Кто ты на самом деле, Саргон?
«И в самом деле, кто ты, Саргон? Я знаю, кем был, но понятия не имею, кем стал. Разбойником? Но ведь я даже еще ничего не украл, никого не ограбил. Разбойник-неудачник. Так, наверное, будет наиболее верным описать то, в кого я превратился. Видимо, мой жизненный путь – не больше, чем череда насмешек со стороны богов. Им ведь тоже надо как-то развлекаться. Только почему их выбор пал именно на мою жизнь? Ах, Мардук, окажись я сейчас пред тобой – клянусь, попробовал придушить собственными руками, пусть одна из них ни на что не годится. Но попытаться стоило бы».
Очевидно, некая часть моих мыслей, отразилась на лице, ибо Хазин произнес:
– Только, пожалуйста, не пытайся меня разжалобить. Ты намеревался украсть мой товар и подставить под клинки разбойников. Кроме того, я совершенно равнодушен к трагедиям.
Мои уста тронула вялая улыбка:
– Я и не собирался.
– Тогда повторяю свой вопрос – кто ты на самом деле?
Не переставая иронично улыбаться, я посмотрел куда-то сквозь него, а затем, словно через сонную пелену, услышал собственный тихий голос:
– Я и сам хотел бы это узнать.
***
Еще будучи совсем молодым ремесленником, я периодически слышал от некоторых старцев, что вся жизнь может вмиг пролететь перед глазами. Я никогда не придавал значения этим словам, считая их просто старческим безумным словоблудием. Но сейчас, сидя за столом в шатре Хазина, я на собственной шкуре испытал нечто подобное.
Одно мгновение – я в поле вместе с отцом пугаю гиену, а вот уже играю подаренной им деревянной игрушкой коня в полном одиночестве.
Второе мгновение – я строю хижины на заказ различным беднякам, таким же, как и я, провожу время в грязных трактирах с Сему, иногда выбираюсь в город, чтобы помочь какому-нибудь знатному мужу за чуть большую плату, нежели обычно.
Третье мгновение – … Третье мгновение. Лучше его вычеркнуть. Уничтожить. Выжечь каленой бронзой из моей памяти, словно никогда этого не было. Не было ложного обвинения в убийстве корзинщика. Не было пыток, издевательств и унижений. Не было бегства. Всего этого и последующего. Ничего не было. Но нет, к сожалению, так не получится. Я там, где сейчас есть – посреди шатра жирного караванщика. Вновь испытываю судьбу на своей шее.
«И как только она у меня еще не сломалась?»
– Мне позвать стражу, дабы она привела тебя в чувства? – донесся до меня, словно издалека, голос Хазина.
– Не стоит, – ответил я, едва заметно тряхнув головой.
– Тогда, может, ты соизволишь, наконец, ответить на вопрос?
Я налил себе полный кубок вина и осушил его несколькими крупными глотками. Слабость с примесью тошноты, готовая накрыть меня с головой, временно отступила.
– Ремесленник я.
– Что?
– Точнее, бывший ремесленник, – сделав это важное уточнение, я вновь наполнил кубок.
– Ты совсем заврался, – по голосу стало ясно, что Хазин начал закипать, как вода в котле, – с какой стати Азамату связываться с ремесленником?
– Ему нужен человек, который смог бы сыграть роль торговца. Похоже, лучшего варианта на тот момент у него не нашлось, – я в очередной раз осушил кубок. – Его люди имеют слишком… разбойничью внешность.
– Хм, – караванщик потеребил пальцами двойной подбородок, – а вот это уже походит на правду.
– Как видишь, он просчитался. Не такой уж и хороший получился из меня работорговец.
– Да не совсем, – ответил Хазин, кряхтя и вставая с ложа, – обладай ты хоть чуть большими знаниями в рыночном деле, вывести тебя на чистую воду оказалось бы не так просто.
– Спасибо хоть на этом, – угрюмо ответил я, вновь потянувшись к кувшину. Желание напиться росло с каждой секундой.
Хазин оставил мою реплику без внимания. Заложив руки за спину, он начал выхаживать по шатру с задумчивым видом. Я же полностью сосредоточился на вине.
Когда еще два кубка подряд были уничтожены, Хазин спросил:
– А где находится его лагерь?
Я махнул рукой себе за спину:
– Где-то там, на юге. Точного места не знаю. Я плохо ориентируюсь в пустыне.
– Значит, у твоей красивой рабыни спросим.
– Если она вам скажет, конечно, – пьяно хмыкнул я.
– На этот счет можешь не беспокоиться. У нас есть способы развязывать людям языки.
«Жирная мразь. Придушить бы тебя, да, боюсь, сил не хватит».
– Откуда ты знаешь Азамата? – спросил я, чувствуя, что выпил достаточно для того, чтобы осмелеть, но еще не достаточно для того, чтобы перестать соображать и рухнуть под стол.
– В Петре. Несколько лет назад. Тогда он увел мой первый крупный караван, который я отправил вместе с двоюродным братом из Хаттусы, – голос Хазина стал приглушенным и мрачным. – В тот день я потерял не только товар, но и родственника. А жизнь родного человека для меня дороже золота. Да, я не могу сказать, что питал наисветлейшие чувства к брату, но семейные проблемы есть у всех, и они не повод прощать убийство родной крови. Особенно ради наживы.
Я промолчал, ибо сказать здесь было нечего.
– А год назад он ограбил второй, который вел один из моих писцов. Сам я руководил другим караваном, направлявшимся из Хаттусы в Урарту, а помощнику поручил маршрут из Мегиддо в Сузы. Этот караван был полностью разграблен, – Хазин повернулся ко мне лицом, – на этом самом месте. Вот тогда я и решил, что с меня хватит. Надежды на войска местных царьков и мелких князей нет никаких. Никто не поведет армию в пустыню в погоню за разбойниками, знающими тут каждый бархан. Каждую песчинку. Да и будем честны – сил здешним властителям, – произнося слово «властитель» Хазин презрительно сморщил нос, – едва ли хватит для защиты собственных рубежей. Что уж там говорить о попытках поймать неуловимых головорезов. Поэтому мой план был прост до безумия – возглавить крупный караван, предварительно сообщив о своем передвижении всем, кому только можно, дабы сведения о нас уж точно дошли до ушей Азамата. Дождаться его нападения и разделаться с ним – раз и навсегда. Уверен, местные царьки мне даже спасибо скажут. Причем не только словами. Хотя золота мне не надо. Итак хватает.
– А если он победит?
Хазин улыбнулся:
– Очень сомневаюсь. Он ведь не догадывается, что мы его ждем.
С видом мудреца разглядывая свое отражение в блестящем кубке, я медленно проговорил:
– Ты уверен, что сил наемников хватит, чтобы разбить крупную шайку матерых разбойников? Азамат не сомневается в том, что перебьет стражу каравана, – тут мой взор скользнул внутрь кубка. К сожалению, он оказался пуст. – Кто же окажется прав?
– Скоро увидим. Я готов пойти на риск. Особенно, когда он минимален. Жизнь торговцев постоянно состоит из него.
– А что будет со мной? – спросил я, заглядывая в кувшин и с удовлетворением отмечая, что еще на один неполный кубок здесь хватит.
– Решу после того, как разберусь с Азаматом. Сейчас нет ни желания, ни смысла думать о будущем такого жалкого человечка.
Я хмыкнул и снова выпил:
– Полагаю, рассчитывать на то, что ты меня отпустишь, не приходится?
– Ты правильно все понял, – Хазин грузно опустился на противоположное ложе и принялся медленно жевать сухие фрукты, – лучшее, что я для тебя сделаю, это просто сохраню жизнь, хотя не уверен, что ты ее достоин.
– Это почему же?
– Ты был ремесленником, по твоим же словам. Затем стал разбойником, согласившись на предложение Азамата. Таким образом, ты предал дело своей жизни, причем не во имя благой цели, а ради наживы.
– У меня не было особого выбора, – заплетающимся языком проговорил я.
– Выбор есть всегда, Саргон. Смерть – это тоже выбор, но для людей достойных. Ты же явно к ним не относишься.
Я чувствовал, как гнев, подогретый хмельным напитком, готов полностью охватить разум, спалив его до основания. С невероятным трудом мне удавалось сдерживать порыв, дабы не наброситься на караванщика, ибо тогда это означало неминуемую смерть. При этом я бы вряд ли смог нанести ему хоть какой-то ущерб.
– И, наконец, – продолжал тем временем Хазин, – ты совершил еще одно предательство – рассказал мне о планах Азамата по отношению к моему каравану, – торговец склонился над столом, вперившись взглядом мне в лицо, – в тебе нет никаких добродетелей, Саргон. Ты не достоин носить имя, которым нарекли тебя при рождении. Так, что сможешь принять за великое счастье, если я посчитаю нужным сохранить тебе жизнь.
– Так в чем же дело? Убей меня прямо сейчас, – процедил я сквозь сжатые зубы.
Хазин откинулся на ложе и расплылся в улыбке:
– Не будем торопиться. Я же еще не решил. Поговорим об этом после. А сейчас – убирайся. Мне надоело лицезреть твое опухшее лицо.
Я поднял кубок с остатками вина:
– Твое здоровье, – и, прикончив жидкость, грохнул сосудом по столу так, что тарелки зазвенели.
– Ты слышал, что я сказал?
– Разумеется, – проворчал я, вставая и опираясь о спинку ложа. Перед глазами все плыло, но не так сильно, как могло бы. – Я, может, и пьян, но слух в полном порядке.
– Тогда не заставляй меня повторять дважды.
Смачно втянув ноздрями спертый воздух шатра, я повернулся и медленно направился к выходу. Несмотря на внушительное количество выпитого, я не ощущал никакого веселья. Никогда еще на душе не было так мерзко и погано, как сейчас. Даже в застенках храмовой тюрьмы Эсагилы.
[1] Тешуб-Тарку – хеттский бог грома.
