Павел Сергеевич Марков
Клубок со змеями
– Тебе что-то нужно?
Он провел по волосам пятерней, словно большим живым гребнем:
– Господин Саргон, я молю о снисхождении, – слегка дрожащим и тихим голосом промямлил Гасан.
– Нет, – твердо отрезал я, выбирая второй кусок.
– Все, что угодно сделаю.
– И что тогда? – я перевел суровый взгляд на него. – Будешь пить без просыху неделями? Зачем мне такой воин вообще нужен?
– Нет, клянусь памятью моих предков! – взмолился мадианитянин. – Никогда более не увидите меня нажратым вдрызг!
– Так что тебе надо, Ламашту раздери?! – я начал терять терпение. Этот тупица не давал мне спокойно поесть.
– Хотя бы два кувшина в неделю, – проскулил Гасан, нервно теребя пальцами рубаху.
Медленно пережевывая верблюжатину, я оценивающе разглядывал его.
«Похоже, вино необходимо этому мужлану сильнее, чем воздух. Странно, что при первой встрече, он не показался любителем заливать внутрь огромные порции хмельных напитков. Тупица да, но не пьяница. Интересно, быть может, он мне пригодится?».
– Два кувшина в неделю, – тоскливо повторил Гасан.
Казалось, он начинал терять всякую надежду на благоприятный для себя исход нашего разговора.
– Два кувшина, говоришь? – задумчиво произнес я, делая вид, что меня беспокоит его проблема.
Тот быстро закивал, причем настолько сильно, что я невольно побоялся, как бы мадианитянин не свернул себе шею.
– И что ты готов сделать, дабы заслужить мое прощение? – проглотив второй кусок, спросил я.
– Все, что угодно, господин!
– Что угодно?
– Все, что угодно!
– Хм, – я отпил воды.
«Мне нужны верные люди. Учитывая наличие предателя – они на вес золота. Себекхотеп сюда явно не входит. А вот Гасан… глуп, но, в какой-то мере, это даже хорошо…».
– Ладно. Два кувшина. Но при одном условии.
– Внимательно слушаю, господин! – в глазах Гасана засиял луч надежды.
– С этой минуты ты постоянно находишься подле меня и выполняешь любые поручения, что я прикажу, причем быстро и без лишних расспросов. Когда я говорю любые поручения, я имею в виду именно любые поручения. Ясно излагаю? Соображаешь или нужно еще немного времени, чтобы протрезветь?
– Я все-все понял, господин! – Гасан вновь быстро заработал головой.
– Тогда возрадуйся, – усмехнулся я, вытирая губы, – ты получил право на два кувшина в неделю.
Глупое лицо Гасана расплылось в тупой широкой улыбке:
– Вы самый великодушный господин из всех, что я знал!
– Убирайся, пока я не передумал, – проворчал я, возвращаясь к еде. – И не дай Шамаш, я замечу тебя пьяным, когда понадобятся твои услуги!
Гасан стрелой вылетел из шатра, по пути чуть не сбив Бастет.
– Простите меня, госпожа, – промямлил он.
Очевидно, неприятностей за сегодняшнее утро для него было уже достаточно.
– Смотри по сторонам, болван! – гаркнула она, и Гасан поспешно скрылся в своей палатке.
– Что с ним? – недоуменно спросила нубийка, входя внутрь и отстегивая меч от пояса.
– Сильное похмелье, – пробурчал я с набитым ртом. – Как прошло утро?
– Лучше, чем я ожидала, – Бастет вытерла мелкие капельки пота со лба. Выглядела она уставшей, но довольной. – Им понравилась моя речь. Кроме того, я пообещала, что распорядок сильно не изменится из-за смены Главы. Каждый будет получать положенную ему долю награбленной добычи.
– Твое положение, может, и крепко, а вот мое не очень, – я прикончил второй кувшин с водой.
– Ты о чем?
Я вкратце пересказал беседу с Себекхотепом, заодно поведав Бастет суть разговоров с Тарару и Гасаном.
– Теперь ты понимаешь, почему я ненавижу это лысое чучело, – мрачно бросила она.
– Угу, – буркнул я. – и, надеюсь, ты не против, что я пообещал Тарару место среди приближенных?
Бастет присела рядом и подцепила кусочек верблюжатины:
– Нисколько.
– Отлично. Когда собираешься отправиться в Петру?
Она неуверенно пожала плечами, разжевывая мясо:
– Дня через три, может быть, четыре. А что?
– Попробую подступиться к ассирийцам. А ты возьми с собой Ясмах-Нирари. Присмотрись к нему. Вдруг он как-то сможет выдать себя?
На ее красивом лице проступила гримаса разочарования:
– Так ты не поедешь со мной?
Я вздохнул. Расставаться не хотелось, но мне было куда проще проследить за ассирийцами будучи в оазисе, нежели путешествуя через пустыню на верблюде.
– Так мы быстрее сможем выявить предателя.
– А как же твой нос?
– Похожу немного горбатым. Ничего страшного. Сколько займет путешествие в Петру?
– Пять дней на дорогу в одну сторону, плюс одни или двое суток в самом городе, – мрачно ответила Бастет. – Около двух недель.
– Возьми с собой побольше людей. На всякий случай. Да и мне спокойней будет.
– А как же ты?
Я ободряюще улыбнулся:
– Со мной останутся Гасан и Тарару. За меня не беспокойся.
Она не ответила, и остаток трапезы прошел в гробовом молчании.
6
Следующие четыре дня прошли без происшествий. Бастет вела подготовку к поездке в Петру. В ответ на вопрос, готова ли она к столь длительному переходу, нубийка смерила меня таким испепеляющим взглядом, что я предпочел не развивать тему.
– Мне не нужна нянька, – повторила она.
Затем, правда, немного смягчилась и сказала, что ей приятно наблюдать такую заботу с моей стороны, но не стоит перегибать палку. Более того, Бастет отдала мне тяжелый пластинчатый доспех и шлем-шишак Азамата, несмотря на мои категорические возражения. Носить эти вещи на солнцепеке пустыни оказалось невыносимой пыткой. Уже спустя четверть часа все тело покрывалось отвратительным и липким потом. Уверен, если кому-то в тот момент пришла идея выжать меня, то наполнилось бы целое ведро.
На рассвете пятого дня они отбыли на запад – Бастет, Себекхотеп, Ибинару, Ясмах-Нирари и еще пятеро. Лагерь сильно опустел и напоминал полузаброшенный перевалочный пункт. В нем, не считая меня, Гасана и Тарару с Ранаи, осталось не более десяти человек, включая Архальбу и обоих ассирийцев. И хотя я уже в первый день нашей вынужденной разлуки начал скучать (а больше даже переживать), осознание того, что это лучшее время для продолжения моих поисков слегка облегчало душу.
***
Откладывать я не стал, приступив к решению в тот же день, когда отряд Бастет скрылся за горизонтом.
Омыв лицо холодной водой и пристегнув к поясу меч, я вышел из шатра. Надевать шлем с доспехом, разумеется, не стал. Солнце находилось прямо в зените, укорачивая и без того малочисленные тени оазиса. Я почувствовал, как без всяких доспехов начинаю покрываться легкой испариной.
«Правильно сделал, что ограничился египетской юбкой».
Да, это уже была настоящая египетская юбка из белоснежной ткани, приятно облегающей тело. А не то недоразумение, во что превратилась некогда красивая туника. Из палатки справа доносился громкий храп. Очевидно, вчера вечером Гасан приступил к поглощению своей еженедельной нормы вина и сейчас хорошенько отсыпался. Я решил его не беспокоить и направился на поиски ассирийцев в одиночку. Да, в этом имелась определенная доля риска, но даже если дело и дойдет до рукопашного боя, против двух матерых головорезов один Гасан все равно не выстоит. Меня в расчет брать не стоит.
Насвистывая под нос энума элиш[1], я стал медленно спускаться вниз по склону, взбивая песок ногами, обутыми в кожаные сандалии. Песчинки периодически заползали внутрь, неприятно покалывая кожу. Верблюды, уже полностью освобожденные от тюков с награбленным добром, расслабленно валялись в тени пальм и дремали. Лишь некоторые из них подозрительно косились на Ранаи, продолжавшего вывешивать новые куски мяса для вяления и сушки. Я усмехнулся.
«Интересно, какого бедолагу я съел несколько дней назад?».
Завидев меня, Ранаи приветственно вскинул руку и прокричал:
– Да благословят боги ваш день, господин!
Я улыбнулся и кивнул, продолжая огибать озеро. Ранаи вернулся к своему занятию.
Проходя мимо озера, мне на глаза бросилась та самая бочка, в которой раньше сидел осужденный на смерть разбойник. Сейчас она была пуста. Небольшая волна воспоминаний накрыла меня, но тут же отступила.
«Вроде это было не так давно, но с тех пор случилось столько событий, что мне кажется, мое первое появление здесь произошло несколько лет назад!».
Дойдя до другой оконечности озера, я остановился и осмотрелся, вытирая испарину со лба. Даже неспешная прогулка под полуденным солнцем вызывала желание вернуться в шатер и заснуть до вечера. Такая традиция есть у городских жителей Вавилона – жаркое время суток они пережидают за прохладными стенами своих домов.
«Но я не в Вавилоне. И некогда думать об отдыхе».
Остановившись возле стройных рядов палаток, я задумался.
«Где же ассирийцы?».
Не знаю, сколько времени бы ушло на поиски ответа, если бы в следующий миг полог одной из них не одернулся, и не показался Тарару. Судя по тому, как он растирал паховую область, юному вавилонянину не терпелось справить маленькую нужду. Однако, завидев меня, он, похоже, на время передумал.
– Господин Саргон, – вопросительным тоном произнес Тарару и слегка поклонился.
– Вижу, тебе сейчас не до разговоров, – усмехнулся я, – поэтому просто помоги мне найти Тиглат-Атра и Джераб-Зайя, а затем смело можешь идти по своим делам.
Тарару расплылся в улыбке:
– Они оба несут наблюдение за местностью. Тут, недалеко, чуть к северу, – он указал пальцем себе за спину, – пройдете ряды палаток и сразу увидите. Их трудно не заметить. Здоровые воины.
«Не мудрено. Большинство ассирийцев выглядят так, словно поднимать тяжести – их главная цель в жизни».
– Благодарю, – сказал я, направившись в указанную сторону.
– Я могу что-нибудь еще сделать для вас? – спросил Тарару.
– Да, – я бросил через плечо, – не обмочи штаны.
Тарару издал сдавленный смешок, а затем я услышал его поспешно удаляющиеся шаги.
Проходя мимо палаточных рядов, я вспомнил, как на этом самом месте впервые встретил Бастет, жаждущую задать трепку новоприбывшему мушкену. Вспомнив ее изумленное лицо, когда проделал тот единственный прием на мечах, что знал, мои губы расползлись в улыбке. Тем вечером я и подумать не мог о том, как сложится наша судьба.
Когда я заметил фигуры ассирийцев, то уже вышел за пределы оазиса. Они находились на вершине ближайшего бархана, ведя наблюдение за окрестностями. Их облик оказался несколько иным, чем я воображал в своей голове. Я рисовал ассирийцев высокими и мощными людьми, по традиции Ашшура[2] носящими конусные шлемы, пластинчатые доспехи и широкие синие пояса, прикрытые маленькими набедренными щитками. Но Тиглат-Атра и Джераб-Зайя несколько отличались от этого представления. Да, оба ассирийца были крепкими и хорошо сложенными воинами. Их суровые непроницаемые лица украшала длинная прямоугольная черная борода с завитыми волосами. Однако ни конусных шлемов, ни пластинчатых доспехов они не носили. Вместо этого тела прикрывали привычные кожаные нагрудники. Шлемы и вовсе отсутствовали. Но короткие набедренные щитки они все же носили. Один из ассирийцев стоял, облокотившись о длинное копье и приставив руку ко лбу, скрывая глаза от слепящего солнца. Его взор был устремлен на север. Второй сидел спиной к нему и с высоты бархана осматривал лагерь разбойников. Так, что подобраться к ним незамеченным я бы не смог. Да и не было в том необходимости.
Стараясь держать себя в руках, я двинулся к бархану. Сидевший до этого на песке ассириец поднялся и дотронулся до плеча своего земляка. Тот вопросительно глянул на него, а затем перевел свой взгляд на меня. Ассирийцы не проронили ни слова, пока я, мысленно чертыхаясь, взбирался по крутому склону. Слишком крутому, как мне показалось. Когда же я, пыхтя как вьючный мул, сумел-таки взобраться на вершину, то не увидел ничего на этих каменных лицах. Словно они были высечены из известняка. Лишь холодные серые глаза оценивающе оббегали меня с ног до головы.
Тот, что держал копье, имел чуть более округлое лицо. У второго на левой щеке красовался глубокий шрам, идущий от основания челюсти до глаза. Видимо, он чуть не лишился его в сражении. Еще бы ноготь выше – и все. В остальном различий во внешности практически не было. Разве что ассириец со шрамом был на полголовы ниже.
Однако мой взгляд надолго не задержался на втором бойце, полностью сосредоточившись на первом. Точнее на оружии, висевшем у того на поясе. Это был меч. Прекрасный бронзовый меч с серебряной гравировкой по всему лезвию, которое слегка изгибалось на конце, подобно полумесяцу.
«Кривое Серебро».
Ассириец заметил мой взгляд. Наши глаза встретились.
Не знаю, смог ли он прочитать что-либо в моих, но в его я не увидел ничего. Ничего, кроме ледяной и непроницаемой глыбы… за которой могло скрываться, что угодно.
***
– Все спокойно? – спросил я лишь для того, чтобы хоть что-то произнести, а не стоять, как дурак.
– Да, – ответил владелец меча с гравировкой.
«Они не обратились ко мне „господин“, и даже не поклонились! Не есть хорошо».
– Назовите свои имена, – приказал я, стараясь, чтобы голос прозвучал уверенно.
– Тиглат-Атра, – холодно произнес ассириец с клинком.
– Джераб-Зайя, – ответил следом меченый.
Их лица оставались беспристрастными. Лишь глаза продолжали окатывать меня льдом, который я ощущал на собственной шкуре.
– Мы далеко от основных караванных путей? – я не смог удержаться, чтобы нервно не почесать затылок.
– Далеко, – безжизненно ответил Тиглат-Атра.
– Хм, – я закусил губу и посмотрел на север, делая вид, что осматриваю горизонт.
На самом деле мне просто нужно было время, чтобы продумать свой следующий ход. В том, что Тиглат-Атра является тем самым Кривым Серебром у меня не оставалось никаких сомнений. Спокойно говорит на аккадском языке. Имеет такого же близкого товарища-ассирийца. Поклоняется Нергалу. И самое главное – владеет прекрасным бронзовым мечом с серебряной гравировкой.
«Не дай, Шамаш, они почувствуют мой страх – насадят на копье, как свинью на вертел!».
Тиглат-Атра и Джераб-Зайя, молча, наблюдали за мной. Краем глаза я видел, что они кажутся совершенно спокойными и расслабленными. Но я прекрасно понимал, что это обманчивое видение. И от этого становилось еще хуже.
Облизав губы, я нашел в себе силы спокойно спросить:
– Вы, случайно, не братья?
– Нет, – получил сухой ответ.
– А похожи, – я даже умудрился усмехнуться.
– Знаем, – все тот же сухой ответ.
– Уверены, что это место безопасно?
– Да.
Меня начинал по-настоящему пугать их мертвый тон – ни раздражения, ни гнева, Вообще ничего! Я бы меньше боялся, если они хоть как-то проявили себя. Пусть даже скинули меня вниз головой с бархана! Но нет, в бронзовых статуях вавилонских царей больше жизни, чем в этих ассирийцах.
«Нужно взять себя в руки и уходить отсюда. Немедленно. Иначе они могут заподозрить неладное. И вот тогда мне не поздоровится».
– А если сюда заявятся войска или охотники за разбойниками? – спросил я, поворачиваясь к ним.
– Не заявятся, – ответил Джераб-Зайя.
– Почему вы так уверены?
Тиглат-Атра слегка подался вперед. Черенок его копья сильнее вдавился в песок.
Голос ассирийца прозвучал спокойно, но угрозы в нем было больше, чем в яростных проклятиях:
– Потому, что мы осторожны. И господин Азамат с умом выбирал место для лагеря. Вдали от путей цивилизации.
Внутри у меня все сжалось, будто мое тело попало под зерновой пресс, однако я сумел внятно произнести:
– Хорошо. Полагаюсь на ваше воинское чутье.
***
Возвращаясь обратно, я чувствовал, как предательски дрожат ноги. Ассирийцы были опаснее стаи разъяренных гиен. А их напускное безразличие и холодный тон таили в себе больше угрозы, нежели клубок ядовитых змей. Однако то, что мне удалось-таки найти предателя, немного успокаивало. Хоть я и понимал, что с таким грозным противником, как Тиглат-Атра мне не справится. Даже с учетом возможной помощи Гасана и Тарару. Джераб-Зайя наверняка придет на выручку своему товарищу. Поэтому стоит дождаться возвращения Бастет и тогда принимать решения.
Придя к такому выводу, я почувствовал себя уверенней.
***
Ожидание возвращения Бастет стало настоящей пыткой. Время тянулось так, будто смола стекает по дереву.
В какой-то момент мне настолько надоело бесцельно смотреть в потолок, что захотелось пойти заменить Ранаи и начать хлопотать над готовкой верблюжатины самолично. Чтобы хоть чем-то занять свое существо, я сел за стол и начал перебирать папирусы и глиняные таблички, с полным отсутствием интереса. Да я особо и не рассчитывал что-либо понять. Читал довольно плохо, а клинописью вообще не владел, не говоря уже о том, чтобы прочесть папирусы на египетском языке. В вавилонские школы брали в основном детей богатых господ. Иногда в них попадали отпрыски незнатного рода, либо сироты, если их предварительно усыновляли вельможи. Ни к тем, ни к другим я не относился.
С унылым видом переворачивая очередную глиняную табличку, краем глаза я уловил ее заголовок.
«Личные… Хазина».
Скука тут же улетучилась, сменившись на небольшую заинтересованность. Я внимательно осмотрел глиняную табличку. Она выглядела свежей и не такой потрескавшейся, как остальные.
«Хазин? Тот самый Хазин? Владелец каравана, который мы с таким трудом ограбили? Наверняка это его табличка. Жаль, что я не могу разобрать второе слово в заголовке. Личные… Хазина. Что личные? Записи? Нечто вроде дневника? Интересно, о чем же писал этот жирный торговец? Ах, Мардук, и почему грамоте не учат всех?».
До боли в глазницах я пытался прочесть и понять хоть что-нибудь из клинописи. Странное чувство, зревшее в глубинах моего сознания, подсказывало – в этом тексте может содержаться нечто важное. Мне удалось разобрать всего лишь несколько слов, однако их оказалось вполне достаточно для того, чтобы жажда узнать все загорелась внутри меня ярким пламенем. Вот, что я смог разглядеть:
«В Вавилоне… царь Самсу-дитану… заговора Бел-Адада».
Я подался вперед, при этом, чуть не свалив на пол груду табличек.
«Здесь что-то говорится о тех событиях, в которых я принял непосредственное участие! Пусть и поневоле. Бел-Адад. Как же мне знакомо это имя. Лжекорзинщик. Человек, который не остановится ни перед чем для достижения собственных целей. Тот, благодаря которому я испытал столько мучений и страданий. Ох, Мардук мне свидетель, надеюсь, ты познал истинный гнев Шамаша, и твою тушу выпотрошили, да бросили собакам. А голову посадили на кол, выставив на всеобщее обозрение!».
Чувствуя, что начинаю сильно распаляться, я сделал глубокий вдох и задержал дыхание. Затем, овладев собой, выдохнул и вновь сосредоточился на глиняной табличке. К сожалению, ничего более прочитать не удалось, как ни старался. Похоже, придется идти к Себекхотепу. Хоть этого и не хочется от слова совсем. Аккуратно отложив табличку в сторону, я встал и прилег на кровать.
«Египтянин – последний человек, к которому я обратился бы за помощью, но выбора нет. Придется ждать его возвращения… хотя, погоди-ка…».
Внезапная мысль осенила меня.
Я резко встал и, не обращая внимания на легкое головокружение, крикнул:
– Гасан!
Тот не замедлил появиться. Урок, что я преподал ему ранее, точно пошел мадианитянину на пользу. Теперь он уже не выглядел, как опойное чучело. Гасан держался уверенно на ногах, а белая рубаха не торчала поверх штанов.
– Слушаю вас, господин! – прочистив горло, отчеканил он.
– Тарару умеет читать на аккадском? – в лоб спросил я.
Гасан тупо уставился на меня:
– Не знаю, господин. Он у нас недавно, а я не интересовался.
– Понимаю, тебя, кроме вина, ничего не интересует, – буркнул я.
Мадианитянин расплылся в глупой улыбке:
– Что еще может интересовать бродячего актера?
– Бродячего актера?
– Был им раньше, – пояснил Гасан, – рассказывал всякие сказки у походных костров.
– Вот как, – равнодушно сказал я. Прошлая жизнь разбойника меня совсем не интересовала. – Ладно, зови его.
– Слушаюсь!
***
– Ты сможешь прочесть это?
Я нетерпеливо вышагивал по шатру, периодически бросая косые взгляды на Тарару, которого мой приказ, судя по всему, выволок из постели.
С взъерошенной шевелюрой и слипшимися глазами, он пытался в сумраке разглядеть надписи, выведенные стилем на глиняной табличке. Его руки слегка дрожали, а лоб прорезала глубокая морщина, так не свойственная людям столь юного возраста.
– Я попробую, господин, – неуверенно ответил Тарару, поднимая на меня сонный и виноватый взгляд.
– Тебя учили аккадскому письму?
Он покачал головой:
– Письму нет, но отец полагал, что хотя бы читать уметь я обязан. Правда, – он выдержал неловкую паузу, – я сбежал несколько раньше конца своего обучения.
– Но тебе хватит знаний, чтобы прочесть то, что тут сказано? – спросил я тоном, слегка более завышенным, нежели хотел.
– Я попробую, – вновь повторил Тарару.
– Пробуй быстрее!
Глаза юнца активно забегали по строчкам. Его губы беззвучно шевелились в такт чтению. Какое-то время мы хранили молчание, нарушаемое лишь треском огня в треножниках. Когда же показалось, что оно чересчур затянулось, я его нарушил, на секунду перестав мерить ногами шатер.
– Ну?!
– Я еще не дочитал.
– Я не собираюсь ждать, пока ты прочитаешь все целиком, – бросил я, возобновляя движение, – озвучивай, что уже смог понять. Если, конечно, есть что.
Откашлявшись, Тарару произнес:
– Тут говорится о заговоре, попытке переворота в Вавилоне. Некий писец Бел-Адад, используя коварные планы, вместе с кастой жрецов и при поддержке части простого народа, попытался свергнуть действующего царя Самсу-дитану. Повелитель Вавилонского царства был на грани смерти, и только чудо, ниспосланное богами, спасло его от неминуемой гибели.
– Чудо, ниспосланное богами? – я в удивлении поднял брови.
– Насколько я могу понимать, сие написано с оттенком ехидства, – пояснил Тарару.
– Ясно. Продолжай.
– Этим чудом оказался командир отряда вавилонских стражников из западного пригорода. Его имя – Эмеку-Имбару. Он прибыл ко дворцу с известиями о готовящемся покушении в самый подходящий момент.
– Откуда же этот Эмеку-Имбару узнал о заговоре? – спросил я, хотя прекрасно знал ответ.
От меня.
«Я рассказал ему все, валяясь связанным посреди бескрайних песков под лучами восходящего солнца, а рядом остывало тело моего мучителя – ассирийца-тюремщика Тегим-апала. Но это не помешало Эмеку-Имбару бросить меня на произвол судьбы. Божий суд, как он тогда произнес, согласно законам вавилонского общества. Только не стоит обманываться – командир стражников обрек меня на смерть и то, что я до сих пор дышу, не является его заслугой. Он такой же ублюдок, как и остальные!».
– Хазин не знает. Единственное, он приводит здесь слова самого командира стражников, который утверждает, что получил сведения о готовящемся заговоре благодаря собственной проницательности и наблюдательности своих разведчиков.
– Ха! – невольно вырвалось у меня.
Тарару вскинул на меня удивленный взгляд:
– Вот и караванщик не верит этому.
– Читай дальше, – велел ему я, стараясь поскорее уйти с нежелательной темы и избежать неудобных вопросов.
Тарару снова склонился над глиняной табличкой.
– Благодаря благосклонности воинского сословия, всех участников заговора удалось быстро схватить и бросить под стражу. Впоследствии большинство из них были казнены. Главных же заговорщиков, писца Бел-Адада и Верховного жреца Кашшура, посадили живьем на кол. Они умирали долго и мучительно.
Тарару продолжал прилагать большие усилия, чтобы разобрать написанное Хазином, поэтому он не заметил, как мои губы расплылись в жуткой и торжествующей ухмылке. Когда же он вновь оторвал взгляд от глиняной таблички, я уже полностью овладел собой.
– Еще тут сказано, что двое из числа подчиненных Эмеку-Имбару, оказавшие особое содействие в раскрытии заговора, получили повышение по службе.
Мысленно я напрягся.
«Наверняка это Этеру и Тиридат – стражники, что вели меня в тюрьму по Дороге Процессий. Ну, а кто еще это может быть? Похоже, неудобных вопросов не избежать. Сейчас мальчишка узнает, что его папаша – один из участников раскрытия государственного преступления. Хоть это и не является правдой».
– Хазин приводит имена этих стражников? – холодно спросил я.
– Нет, – покачал головой Тарару, – имена этих почтенных мужей ему не известны.
– Почтенных мужей? – я с трудом сдержал рвущуюся наружу иронию и злобу. – Это караванщик так написал?
– Нет, это мои мысли, – ответил Тарару, – а кто же они, если не достойные воины, раз раскрыли заговор против государства?
Я плотно сжал губы в тонкую линию.
– Что-то не так? – настороженно спросил Тарару.
– Ничего, – процедил я.
– Уверены? Выглядите нездорово.
– Просто в руку вступило, – молвил я, овладев собой, – продолжай.
Тарару несколько секунд озадачено смотрел на меня, но затем вернулся к тексту.
– Несмотря на удачное предотвращение государственного переворота, положение в Вавилонском царстве остается напряженным. Почти все внешние торговые связи разорваны. Страна терпит убытки, казна пустеет. Многие ремесленники недовольны правителем, ибо он продолжает поднимать налоги и душить поборами простой люд, а на государственные дела не обращает никакого внимания. Порядок удается удерживать только усилиями стражников и армии, ибо они благосклонны к царю, поскольку тот постоянно повышает им жалование и одаривает землями, – взгляд Тарару опустился в конец текста на глиняной табличке, – Хазин пишет, что сейчас самое подходящее время для… – тут он резко осекся.
Его глаза буквально вылезли из орбит, а на лбу мгновенно выступил пот.
– Что? – я уже не в силах был сдерживать нетерпение. – Почему ты замолчал? Что там написано?
Но Тарару меня не слушал. Его губы продолжали беззвучно шевелиться, а лоб уже просто блестел от испарины. Наконец, спустя несколько секунд, которые показались вечностью, он закончил чтение и посмотрел на меня. В его глазах я увидел неподдельный страх, от которого самому стало не по себе. Я видел, как участилось дыхание юнца, а глиняная табличка выпала из его рук и впечаталась в песок. Вся эта картина не добавила мне спокойствия. Скорее наоборот – я начинал ощущать, что тревога – штука заразная.
– Хазин пишет, – с придыханием начал Тарару, – что сейчас самое подходящее время для начала войны.
Последнее слово, словно тяжелый кирпич, ударило меня по голове. Перед глазами все готово было поплыть, но я сумел-таки взять себя в руки.
– Войны? С кем?
– Между Хатти и Вавилоном.
– По мнению Хазина скоро хетты нападут на Вавилонское царство, и начнется война?
Тарару быстро замотал головой:
– Нет, не начнется. Она уже идет!
[1]Энума элиш («Когда наверху») – поэма, восхваляющая Мардука.
[2]Ашшур – столица древней Ассирии, первый город, построенный ассирийцами и названный в честь ассирийского главного бога Ашшура.
