– Отец?!
Открыв глаза, я заметил возбужденное лицо Тарару, показавшееся в проломленном проеме двери. Он прерывисто дышал, и сразу было непонятно почему – то ли от боевого угара, то ли от взрыва чувств по случаю долгожданной встречи с отцом. Только вот лично я представлял эту самую встречу совсем иначе.
Этеру замер, словно пораженный Мардуком и с занесенным для удара копьем. В его глазах промелькнула тень изумления, смешанная с растерянностью. По длинному орлиному носу начала стекать капелька пота.
Скосив взгляд, вавилонский страж не своим голосом произнес:
– Тарару?
И тут я понял, что это шанс. Вложив в удар всю свою силу, двинул Этеру под колено. Несмотря на неожиданность, тот не упал, но на миг потерял равновесие. Тем не менее, этого мига хватило, чтобы взмахнуть копьем и полоснуть меня по щеке. Оно вошло в плоть и пробороздило глубокую рану с такой легкостью, как плуг вспахивает землю после дождя. Жгучая боль пронзила лицо, волнами охватывая челюсть и подбородок. Брызнула кровь. Однако в тот момент я даже не обратил на нее внимания, ибо Этеру уже наносил следующий, более выверенный, удар. Но Бастет сумела отразить его щитом, быстро подобранным с пола. От столкновения с копьем тот затрещал и чуть не развалился прямо в руках. Этеру, полностью обескураженный присутствием сына, отскочил и резко дернул входную дверь, срывая ее с петель. Оттолкнув Тарару, преграждающего выход, он скрылся за углом. Юнец даже не сопротивлялся, провожая отца ошеломленным взглядом и разинув рот.
Вспоминая все проклятия, которые знал, я поднялся, при этом сильно пошатываясь. Перед глазами все плыло. Сердце стучало с такой скоростью, что я не различал ударов. Кисть, которую выворачивал Этеру, продолжала настойчиво ныть, но держать меч кое-как уже было можно.
– Да занесет меня песками Сет, – изумленно выдохнула Бастет, поднимаясь следом за мной, – он же тебе половину лица снес!
Я дотронулся до щеки и только сейчас осознал, что вся левая часть залита кровью. Осторожно, чтобы не вызвать приступ резкой боли, я провел языком по внутренней стороне, дабы удостовериться, что копье не продырявило мне плоть насквозь. Каким-то невероятным образом, этого не произошло, хотя во рту ощущался неприятный металлический привкус.
– Все нормально, – прохрипел я, отвечая на ее встревоженный взгляд, – приложу подорожник.
– Подорожник?! Да ты с ума сошел!
– Рана не сквозная, успокойся, – я усмехнулся, но тут же пожалел об этом, ибо порванные мышцы натянулись, вызывая приступ дикой боли.
Стиснув зубы, чтобы не закричать, я неровной походкой направился к выходу.
Бой продолжался. Как и дождь, сыпавший моросью с пасмурного неба. Туман по-прежнему окутывал местность. Отряд вавилонских лазутчиков, напавших на нас под его покровом, ожидал, что застанет новоявленных мародеров врасплох, но на деле оказалось все с точностью, да наоборот. Это мы нанесли им внезапный удар. Однако легкой победы одержать не удалось. Когда я выглянул из дверного проема, бой был в самом разгаре. Звон металла и стоны раненых заполнили округу. У хижины через дорогу Тиглат-Атра, ловко орудуя мечом, легко отбивался сразу от троих ополченцев, постепенно укладывая их одного за другим. Слева, на расстоянии локтей десяти, дела обстояли хуже. Группа наших новичков вместе с Гасаном, неся потери, теснилась всего лишь парой вавилонских лазутчиков. То были не оборванцы-мушкену, которых палками загнали в ополчение, а опытные стражники. Они умело уворачивались от ударов, при этом точно и нацелено наносили свои. Вот, один из них, защищенный таким же шлемом, как у Этеру, легко ушел от выпада разбойника, а затем, перехватив его руку с оружием, выдернул того из строя, прикрываясь им, словно щитом. Уже через миг вавилонянин перерезал налетчику горло. Кровь, брызнувшая ключом, попала на чешуйчатый нагрудник. Он небрежно отбросил от себя тело врага. И в этот момент я узнал его. Это был Тиридат. Честно признаться, нисколько не удивлен. Второго лазутчика, сражавшегося бок о бок с ним, я видел впервые. Но в умении обращаться с мечом тот не уступал. Легко размахивая оружием, словно перышком, он наносил точные удары, прореживая ряды группы Гасана и вынуждая ту отступать. Я видел, как пали оба угаритянина – Архальбу и Ибинару.
Стараясь не выпускать их из виду, я скосил взгляд вправо.
Прямо посреди дороги Джераб-Зайя и еще несколько разбойников вели ожесточенный бой с превосходящими силами противника. Но, судя по всему, благодаря мощи и усилиям ассирийца, победа на этом участке была лишь вопросом времени. Поэтому я решил идти на помощь Гасану. Указав пальцем на Тиридата, я повернулся к Бастет. Она появилась в проходе, сжимая в руках щит и меч.
– Видишь вон того воина, в каплевидном шлеме?
Проследив за моим жестом, нубийка кивнула.
Несмотря на то, что каждое слово отдавалось болью в порванной щеке, я добавил:
– Он нужен живым.
Бастет не стала задавать вопросов, а направилась к Джераб-Зайя, решив оказать ему поддержку. Тиглат-Атра уже расправился с двумя ополченцами и играючи намеревался прирезать третьего. Не обращая внимания на Тарару, продолжавшего стоять с разинутым ртом, я двинулся к Гасану, стараясь не привлекать внимания и зайти с тыла теснившим его вавилонским стражникам.
Земля под ногами размокла, превращаясь в вязкое болото. Распростертые тела ополченцев и разбойников замедляли ход, вынуждая то и дело смотреть под ноги, дабы не полететь кубарем вниз. Стараясь не думать о боли и сосредоточиться на спинах врагов, я медленно, но неуклонно, шаг за шагом, приближался к цели. Лязг мечей, крики раненых и шум дождя заглушали поступь, но я все равно не рисковал срываться на бег.
Когда же приблизился к противнику на расстояние удара, от группы Гасана осталось меньше половины. С пронзенной грудью в грязь рухнул Ясмах-Нирари. Разбойники выглядели изнуренными, в их глазах появились искорки отчаяния, готовые вот-вот разойтись яростным пламенем. И, в тот самый момент, когда они хотели побросать мечи и ринуться наутек, я нанес удар в спину вавилонянину, сражавшемуся рядом с Тиридатом. Меч с хлюпающим звуком вошел меж лопаток. Воин резко выгнулся, роняя клинок, а затем, когда я выдернул оружие, рухнул на колени, поднимая фонтан брызг.
«Не благородно? Да. Подло? Без сомнения! Зато очень действенно. Да и какого благородства стоит ожидать от мушкену, ставшего разбойником?».
Воин начал заваливаться на бок. В этот момент Тиридат, заметив краем глаза, что с его товарищем что-то не так, резко отскочил от Гасана и обернулся ко мне. Его глаза широко раскрылись, то ли от удивления, то ли от моего внешнего вида. О, да. Мое, залитое кровью, лицо со вставшими дыбом волосами производило пугающее впечатление. И я не дал ему времени опомниться. Перехватив клинок чуть ниже рукоятки, с силой врезал Тиридату по голове. Раздался тихий, но мелодичный звон, и вавилонянин со стоном повалился на землю. Гасан тут же выскочил вперед, занося руку с мечом, чтобы добить оглушенного противника, но я быстро остановил его.
– Стоять! Он мне нужен живым!
– Господин Саргон? – уставился на меня мадианитянин. – Это вы ли, че ли?!
– А что, не похож? – ответил я, сплевывая.
Гасан весело загоготал:
– Вы словно демон пустыни, которого гули покусали.
– Не время для веселья, – прервал я, – свяжите его и помогите остальным. У нас мало времени.
Двое разбойников кинулись к распростертому в грязи Тиридату и заломили ему руки за спину, стягивая крепким узлом толстой веревки.
– Это тот самый неуловимый вояка? – поинтересовался Гасан, с нескрываемым любопытством разглядывая поверженного противника.
– Нет, – покачал головой я, – но он должен знать, где скрывается наша цель.
– Удрал? – Гасан многозначительно посмотрел на меня.
Я, молча, кивнул и осмотрелся.
Бой был окончен. Все представители отряда, доставлявшего столько неудобств хеттским войскам, бездыханно лежали в куче грязи, подставляя свои остывающие тела моросящему дождю. Все, кроме Этеру и Тиридата. Первый скрылся в неизвестном направлении, при этом оставив мне на память очередной шрам. И я даже не знал, что раздражало в тот момент сильнее – жгучая боль в порванной щеке или досада от того, что пришлось упустить вавилонского командира. Второй лежал связанный у моих ног и уже начинал подавать признаки жизни, слегка постанывая и подергивая сомкнутыми веками.
Смахивая кровь с клинка, и небрежно переступая через трупы ополченцев, ко мне подошла Бастет. Вид у нее был крайне раздосадованный и злобный.
– Мы понесли серьезные потери, а этот гад сбежал! – нубийка с силой топнула ногой о землю, поднимая в воздух коричневые брызги.
– Насколько серьезные?
– Около половины, – она сдвинула брови и скосила взгляд вниз, – зачем он тебе?
– Этот воин может знать, куда скрылся Этеру.
– Откуда вы друг друга знаете? – сощурившись, поинтересовалась Бастет.
– Он вел меня в тюрьму Эсагилы, – пояснил я. – Нужно допросить его и решить, что делать дальше, – в этот момент я вспомнил еще кое о чем и задал вопрос, – где Тарару?
Нубийка развернулась в пол-оборота и указала в сторону моей хижины:
– Сидит возле двери. Точнее, возле того, что от нее осталось, – она повернулась обратно, – тот воин, Этеру, его отец?
– Да, именно с ним юнец и хотел свидеться, отпрашиваясь в Вавилон.
– Это осложняет дело, – мрачно добавила Бастет.
– Я бы не спешил так заявлять, но риск определенный есть. Пусть ассирийцы присмотрят за ним, дабы не сбежал или не наделал глупостей.
Она кивнула и отправилась к Тиглат-Атра и Джераб-Зайя, чтобы отдать необходимые распоряжения.
«Ну, а я пока поболтаю с тобой, мой старый знакомый. Кто бы мог подумать, что судьба сведет нас вместе снова, да еще и при таких обстоятельствах?».
Разумно предположив, что моя хижина теперь не подходит для уединенной беседы, я велел свести пленника в хибару, стоявшую напротив. Подхватив стонущего Тиридата под руки, разбойники потащили его в указанном направлении, при этом не особо церемонясь, волоча того по земле. Распахнув дверь покинутого жилища, они грубо бросили воина на бедняцкую циновку, прислонив спиной к стене. Войдя следом и быстро окинув взглядом внутреннее убранство, я пришел к выводу, что дом принадлежал горшечнику.
Справа от входа был небольшой деревянный стол, полностью уставленный небольшими глиняными горшками, а под ним маячили ровные ряды таких же глиняных кувшинов.
«Интересно, я не помню, чтобы среди моих соседей жил горшечник. Видимо, он поселился здесь после того, как я покинул Вавилон».
Кроме стола с утварью и циновки, в помещении находился табурет, примостившийся в правом дальнем углу. Рядом стояла небольшая лопата с полусгнившим черенком, а слева на стене висела белая рубаха. Обычное, ничем не примечательное, и скромное убранство жилища бедняка.
Я презрительно сморщил нос.
«Меня удивляет не то, что я долгие годы жил в этом дерьме, а то, что считал это нормальным! Быть может, стоит сказать Бел-Ададу спасибо, что так резко изменил мою судьбу? Ведь иначе я бы так и продолжал влачить жалкое существование пригородного мушкену и сейчас, вместо жизни предводителя разбойников, строил хижины за гроши таким же беднякам».
– Кажется, очухивается, – донесся до меня голос Гасана, отрывая от размышлений.
Тиридат с громким стоном открыл глаза и с ненавистью воззрился на нас. Шлем, слегка съехавший вперед на густые черные брови, лишь усиливал впечатление от ярости и гнева, застывших на лице.
Махнув рукой в сторону выхода, я произнес:
– Оставьте нас.
Гасан почтительно склонился:
– Уверены, господин? Быть может, подсобить?
Мой ответ прозвучал спокойно и холодно:
– Если что, я дам знать. Идите и будьте настороже. Мы все еще на вражеской земле.
– Слушаюсь, – вновь поклонившись, отчеканил мадианитянин и, кивком призвав остальных двигаться следом, вышел наружу, предварительно закрыв за собой дверь.
Я остался наедине со своим давним знакомым. Воин продолжал испепелять меня взглядом но, в отличие от ледяных и пронизывающих глаз ассирийцев, он не производил никакого впечатления. Судя по реакции Тиридата, он меня не узнавал. Оно было и не удивительно. Посмотри я на себя со стороны, сам бы пришел в ужас. Только сейчас заметил, как кровь, продолжающая течь из раны на лице, полностью пропитала азаматский доспех на правом плече. Вспомнив, что видел рубаху, висевшую у входа на стене, я повернулся к пленнику спиной, дабы осмотреть одеяние горшечника. Стоило мне это сделать, и я услышал позади едва уловимый шорох. Очевидно, пленник решил попробовать снять путы.
– Напрасно пытаешься освободиться, Тиридат. В данный момент тебе это ничего не даст, даже если осуществишь задуманное.
Как только я произнес его имя, возня на циновке тут же прекратилась. Усмехнувшись, я снял рубаху с крючка. Обычная одежда бедняка. Удостоверившись, что на ней нет грязи и толстого слоя пыли, я ухватился за воротник и потянул в разные стороны. Раздался треск разрываемой ткани. Не слишком прочной, но достаточно крепкой для того, чтобы приложить некоторые усилия. С учетом того, что моя левая рука была не способна выполнять полноценную нагрузку, пришлось немного попотеть. В конце концов, в каждой ладони у меня оказалось по одному большому куску. Отбросив один в сторону, я наложил второй на кровоточащую щеку, обмотав голову и закрепив повязку узлом под подбородком. Если бы не багровое пятно, тут же проступившее сквозь ткань, я бы походил не на раненого, а на человека, у которого разболелись зубы. Закончив перевязку, я повернулся к Тиридату. Вавилонянин продолжал смотреть на меня, однако теперь к злобе во взгляде прибавилось изумление.
Облизав пересохшие губы, он хрипло спросил:
– Откуда ты знаешь мое имя?
Положив руку на меч, я неспешно приблизился к пленнику, сохраняя подобие улыбки. Подойдя на расстояние пары локтей, остановился, придвинул ногой табурет и с наслаждением опустился.
– А быть воином не так просто, как кажется на первый взгляд.
Тиридат не спускал с меня глаз. Его нос едва заметно подрагивал от гнева, а на лице отражалась смесь из злобы, досады и… любопытства?
– Откуда ты меня знаешь? – повторил он свой вопрос более уверенным тоном. – И что тебе нужно?
Сохраняя легкую улыбку на губах и подавшись вперед, я заглянул Тиридату прямо в глаза.
– А ведь это произошло не так давно, – усмехнулся я, несмотря на резкую боль в щеке, – хотя, оглядываясь назад, мне кажется, что наша первая встреча была в прошлой жизни. В каком-то смысле так оно и есть, – я слегка отстранился, – то была другая жизнь другого человека.
По тому, как нахмурился лоб Тиридата, покрывшись глубокими морщинами, я понял, что он пытается вспомнить, где видел меня раньше, но ему это никак не удавалось.
– Преступление государственного уровня, – тихо произнес я, не сводя взгляда с пленника. Улыбка испарилась с моего лица, а глаза превратились в щели. – Убийство корзинщика. Дорога Процессий. Двое стражников ведут жалкого мушкену, закованного в кандалы. Мне продолжать, или память, наконец, соизволила вернуться к тебе?
Тиридат вздрогнул. Его зрачки изумленно расширились.
– Ты? – выдохнул он. – Но это невозможно! Ты мертв!
Я вскинул левую бровь:
– Это Эмеку-Имбару так сказал? Да, у него были все основания считать меня погибшим. Связанный и изможденный человек… без еды, воды и не знающий дороги домой – легкая добыча для беспощадных песков и солнца пустыни. Но, как видишь, – я развел руками, – меня так просто не возьмешь.
Вавилонянин начинал понемногу оправляться от шока. Изумление на его лице вновь начинало сменяться гримасой бессильной ярости.
– И ты так решил отомстить? Напасть на родной город вместе с хеттами?! – последние слова он буквально выплевывал в мою сторону.
Теперь и я почувствовал, как гнев закипает внутри:
– Он перестал быть родным после того, как служители Вавилона надели на меня кандалы и приговорили к смерти по ложному обвинению, – я резко поднялся и с силой отшвырнул табурет ногой в сторону. Тот кубарем пролетел через всю хижину и с грохотом ударился о стену. Глубоко вдохнув, я мысленно приказал себе унять ярость и даже сумел вернуть подобие улыбки. – Но давай не будем отвлекаться. Сейчас наше прошлое не имеет значения. Куда важнее, – я опустился на корточки возле пленника, – то, что ждет нас в будущем. Не так ли?
– Может, скажешь, наконец, что тебе от меня нужно, мушкену? – процедил сквозь зубы Тиридат.
Я цокнул языком:
– Ай-яй-яй, как непочтительно с твоей стороны. Я был уверен, что воинское сословие обучают хорошим манерам.
– Ты их недостоин, предатель.
– Это переливание из пустого в порожнее, – словно от навязчивой мухи отмахнулся я, – перейдем к делу. Где Этеру?
Тиридат издал звук, похожий на фырканье лошади во время выгула на полях:
– Ты думаешь, что я скажу тебе? Даже не надейся. Клянусь Шамашем и светлой памятью великого царя Хаммурапи, да живет он вечно в загробном мире, я не предам своего друга и командира в любом случае!
– В любом случае? – злобно ухмыльнулся я, но в ответ получил твердый и решительный взгляд непреклонного воина.
– Да, – отчеканил он, – в любом случае.
«А вытащить из него сведения будет не так просто. Нужно найти способ развязать Тиридату язык. И как можно скорее».
Вдали послышался звук грома. Глухой и раскатистый. Очевидно, на подходе была очередная волна бури, что совсем не добавила мне настроения. Мысль о том, что придется искать сбежавшего вавилонянина под ледяным ливнем и сильными порывами ветра бросала в легкую дрожь.
– Ты неплохо отнесся ко мне в тот день, – тихо сказал я, – поэтому я дам тебе шанс рассказать по-хорошему, где скрывается твой командир?
– Иди ты ко всем шакалам Ламашту, – презрительно бросил Тиридат и демонстративно отвернулся.
Я встал и плотно сжал губы:
– Жаль. Придется прибегнуть к менее приятным средствам. Как бы мне этого ни хотелось.
Пленник не ответил, продолжая смотреть в сторону. Положив руку на рукоятку меча, я медленно вытащил оружие из ножен. Бронза лязгнула в тишине, а в его лезвии я увидел отражение собственного лица. Перевязанное белой тканью и заляпанное кровью, с пылающими огнем глазами, оно создавало поистине устрашающее зрелище даже для своего хозяина. Не знаю, был ли впечатлен Тиридат, но внешне он никоим образом этого не выдал. Аккуратным движением клинка, я сбросил шлем с его головы. Тот со звоном упал на глиняный пол, обнажая голову пленника с копной взъерошенных черных волос.
– Все еще собираешься хранить молчание? – спросил я.
– Делай, что хочешь, – бросил он, так и не посмотрев в мою сторону.
«Готов ли я к тому, чтобы пытать человека? Причинять боль и страдания ради собственной выгоды? Ведь еще не так давно сам находился на месте Тиридата. А разве есть выбор? Выбор есть всегда… но я зашел слишком далеко. Пути назад больше нет».
Утвердительно кивнув своим мыслям, я занес меч для первого удара, но тут позади скрипнула дверь. Раздосадованный тем, что меня отвлекают, я недовольно обернулся. Однако увидев, что это Бастет, смягчился.
– Ты узнал все, что нужно? – спросила она, прикрывая за собой дверь.
В этот момент прозвучал очередной раскат грома. Такой же глухой, как и предыдущий.
– Еще нет, – ответил я, подмечая про себя, что дождь перестал барабанить по крыше, – как раз придумывал способ, как развязать язык этому упрямцу. Ты позаботилась насчет Тарару?
При упоминании имени юнца, Тиридат вздрогнул и воззрился на нас.
– Да, – кивнула нубийка, подходя ко мне, – ассирийцы присмотрят за ним.
– Тарару здесь? – прошептал пленник. – Что он делает среди наемников?
Я хмыкнул:
– Ищет своего отца. Какая ирония, не находишь? Быть может, ради него ты откроешь тайну?
Под звук очередного раската грома, Тиридат коротко произнес:
– Нет.
Я покачал головой:
– Жаль, – и обратился к Бастет, – нужно скорее покончить с этим, пока не пришла буря.
– Буря? – непонимающе переспросила она. – Какая буря?
– Разве ты не слышала раскаты грома? – удивился я.
– Нет, – ответила нубийка, подозрительно осматривая меня, – быть может, это шум в твоей голове?
Я ощутил легкое раздражение:
– Безумием пока не страдаю, – в этот момент гром раздался вновь, – вот, слышишь?
Бастет прислушалась к звуку, а затем осторожно произнесла:
– Это не гром.
– А что же тогда?
Она искренне покачала головой:
– Не знаю, мы слышим его уже в течение получаса. Звук повторяется через примерно равные промежутки времени и доносится откуда-то с северо-востока.
Если бы мы сейчас посмотрели на Тиридата, то однозначно заметили, как быстро покрылось испариной его лицо, а в глазах появилась неуверенность.
– Ладно, раз это не гром, тогда плевать, – отмахнулся я, – сейчас нам нужно узнать, где прячется Этеру. Отрежу этому упрямцу ухо, тогда он запоет по-другому…– я не успел закончить речь.
Округу заполонил сильный грохот, словно несколько молний ударили разом, и раскаты грома слились воедино. Почти сразу за ним вдали послышались крики и вопли людей, смешавшиеся в жуткий и протяжный вой. Будто стая голодных шакалов запели свою печальную песню.
Мы с Бастет напряженно переглянулись, а Тиридат, облизав пересохшие губы, дрожащим голосом произнес:
– О, боги всемогущие, они проломили стены!