– Что ты сказал? – переспросил я.
Мадианитянин не ответил. С каменным лицом он сделал несколько вальяжных шагов по ковру, не смотря на меня. Отрешенный взгляд Гасана падал в темноту внутреннего дворика.
Когда он вновь обратился ко мне, то его голос звучал словно из загробного мира:
– Полагаю, настало время узнать правду, Саргон.
– Правду? Какую еще правду?!
Он обернулся. Свет от факела придавал его смуглому лицу устрашающее выражение, как и злорадная ухмылка, появившаяся на пухлых губах.
– Так и думал, что не догадаешься, – довольно произнес Гасан, – хоть ты и возомнил себя гончей, нюх тебя, ожидаемо, подвел, – тут он покачал головой, – ну, какой может выйти из бывшего ремесленника искатель предателей? Дерьмовый! – мадианитянин хохотнул, от чего я покрылся испариной.
– Ты… – протянул я, чувствуя, как перехватывает дыхание, а шок от услышанного заглушает боль в израненном теле, – ты…?!
– Быстро соображаешь, – подмигнул он, – хоть и выглядишь, как недорезанная свинья, котелок варит неплохо.
– Невозможно, – прошептал я, – тебя не было в тот день возле…
– Возле шатра с винными запасами, где ты прятался? – хмыкнул Гасан и огляделся. – Ах, какая жалость, присесть негде. Но ничего, – тут он опустился прямо на ковер, продолжая держать факел в левой руке и скрещивая ноги, – я не настолько привередлив, как та сука, которую ты трахаешь.
Мое лицо перекосило от гримасы ярости:
– Не смей о ней так говорить!
– Да брось, – махнул он рукой, – Бастет никогда не ставила меня всерьез и считала себя выше остальных, – тут Гасан слегка подался вперед, – даже не представляешь, насколько от этого трясет. Азамат не позволял такого отношения. Так… о чем я? Ах да, тот день на стоянке караванов, – ухмылка слетела с лица Гасана, словно пожухлый лист. Я до сих пор не мог поверить, что передо мной сидит тот же забулдыга-дурачок, коим мадианитянин все время представлялся. Сейчас на пурпурном ковре сидел совсем другой человек. И я был потрясен этой переменой не меньше слов, вылетавших из его уст. – Ты никак не можешь понять, как я мог оказаться предателем, ведь заговорщик упоминал мое имя? – тут он подмигнул, но без улыбки, от чего стал выглядеть еще более зловеще.
Я промолчал. Мозг живо работал, несмотря на жар и жгучую боль. Уши жадно ловили каждое слово.
– Что, – издевательски поинтересовался Гасан, – нет никаких догадок? Так и знал, что ты недалекий мушкену. Хотя проблески ума у тебя иногда появляются, – он положил правую руку на колено и цокнул языком, – я дам тебе подсказку. Помнишь нашу встречу? Ту, когда ты велел доставить Тарару для изучения таблички?
– Да, – процедил я сквозь зубы.
– Помнишь, что я тогда говорил?
– Что тебя интересует только выпивка.
– Пфха! – Гасан закатил глаза. – Вижу тебе, все-таки, крепко досталось. Хорошо, так и быть, я напомню. А сказал тогда следующее – что до того, как присоединиться к Азамату, я был бродячим актером. А бродячий актер легко может изменить свои голос и речь, как ему вздумается.
Услышав его последнюю фразу, я вздрогнул, и это не укрылось от Гасана.
– Не ожидал такого, а?
– А что, если бы я покинул шатер и застал тебя за этим представлением? – проскрежетал я, чувствуя, как ладони, несмотря на боль, сжимаются в кулаки. Никогда в жизни еще не ощущал себя таким обманутым. Словно дряхлый старик, у которого местная детвора украла куриные яйца под благородным предлогом.
Гасан широко улыбнулся, демонстрируя стройные ряды зубов:
– Тогда твоя жизнь оборвалась бы прямо там. Но ты не вышел. Я знал, что не выйдешь, – он вновь подался вперед, убрав улыбку с лица, – кишка тонка, – тут Гасан выпрямился и ухмыльнулся, – но, должен признать, со временем она у тебя прибавила в весе.
– И все ради власти? Чтобы занять мое место?
– Твое место? – презрительно переспросил мадианитянин. – Все прекрасно знают, что истинной главой после смерти Азамата является Бастет, а ты пользуешься ее благосклонностью, не более.
– Почему же вы выполняли мои приказы?
– Мы разбойники, – Гасан сощурился, – но не варвары. Свои принципы имеем.
– Ты не имеешь никаких принципов, скользкая тварь! – рявкнул я, при этом чувствуя, как силы уходят из моего тела вместе с кровью, ручьями вытекающей из колотых ран.
– Довольно, – вяло отмахнулся Гасан, – подобные слова меня не трогают. К тому же, – он скосил правый глаз на факел, который начинал медленно угасать, – это напрасная трата времени, – мадианитянин по-звериному осклабился. В эту секунду он напоминал сытую и довольную гиену. – У тебя его не так, чтобы много осталось. Единственные члены шайки, которые смогли, в конце концов, проникнуться к тебе хоть каким-то уважением, сейчас валяются здесь на пурпурном ковре в луже собственной крови, – он смачно сплюнул на пол. – Ах да, – тут он щелкнул пальцами, – еще Тарару до недавних пор души в тебе не чаял. Какая ирония, не правда ли? Мне стоило больших трудов, дабы не заржать, словно скаковая лошадь, когда ты начал отрубать юнцу уши прямо на площади.
Он остановил свою, полную бравады, речь и посмотрел мне прямо в глаза.
Мое молчание вынудило мадианитянина продолжить монолог:
– Изначально моим планом действительно был захват власти среди разбойников, хотя после вашего решения отправиться в Вавилон, все стало намного проще. Убийство Азамата открывало заманчивые горизонты. Бросить вызов такому матерому и хитроумному головорезу я ни за что бы не решился, но тут так удачно появился ты, да еще и смог, каким-то образом, завоевать сердце прекрасной разведчицы, – Гасан похотливо цокнул языком, – знаешь толк в женщинах. Меня останавливало только одно – незнание места, где находился тайник с награбленным добром. Ведь я не входил в число приближенных Азамата. Бывший глава считал меня чересчур тупым для посвящения в подобные дела, – Гасан подмигнул, – какой же актер во мне пропадает, скажи, а? Поэтому, когда Бастет захватила власть в шайке, я понял – настала пора действовать, но существовали и другие препятствия. Ассирийцы. Эти двое постоянно были неразлучны и слепо подчинялись своему идиотскому представлению о чести. Уверен, проживи ты с нами несколько лет, а не несколько месяцев, ни за что не заподозрил бы их в предательстве.
– Ассирийцы хитры и непредсказуемы, – молвил я, прерывая свое молчание. В памяти всплыл образ Тегим-апала, безжалостного тюремщика.
Гасан пожал плечами:
– Возможно. Я редко встречал представителей сего народа. Но только не эти двое. Прирожденные вояки. Да, жестокие и хладнокровные. Но верные собственной чести до безумия. Они скорее умрут, нежели предадут, – тут он обвел картинным взглядом территорию дворика, – собственно, именно это они и сделали. Моим основным планом было пустить тебя по ложному следу, внедриться в доверие и разделаться с соперниками без лишнего шума.
Я вновь украдкой огляделся в поисках предмета, способного послужить оружием, но снова безрезультатно. В голове начинало шуметь. На глаза упала слабая пелена.
– Ты не можешь позволить мне умереть, – как можно спокойнее произнес я, – если вернешься в лагерь без меня, то навлечешь на себя подозрения Бастет.
– Я думал об этом, – ответил мадианитянин, поднимаясь, – и не планировал подобный исход, но внезапное появление Джераб-Зайя дало такую возможность. Теперь я легко смогу свалить вину за твою смерть на плечи ассирийца. Все равно вы уже никому ничего не расскажете, – Гасан злорадно ухмыльнулся, – так, что я спокойно вернусь в лагерь. Мы получим причитающуюся добычу, а я, возможно, даже стану правой рукой госпожи, – тут он слегка скривился, – ведь я отомстил ассирийцам за тебя. Ну, а завладеть сокровищами мира теперь будет проще простого.
Увлекшись своей речью, мадианитянин сделал пару непроизвольных шагов в мою сторону, и я решил, что это последний шанс. Собрав оставшиеся силы в кулак, я бросился ему под ноги, ухватив кровоточащими и слабеющими руками за щиколотки. От неожиданности тот пошатнулся, и мне удалось повалить его на ковер. Факел выпал из руки предателя, поднимая в воздух сноп искр.
В голове стучал кузнечный молот. В ушах стрекотала целая стая кузнечиков, а перед глазами плыло, как после страшного похмелья. Но я продолжал ползти вперед, пытаясь вцепиться в горло этому мерзавцу и придушить голыми руками. Пусть на это уйдут последние силы, но я обязан это сделать. Не только ради мести, но и ради Бастет. Ради нашего чада.
Я ухватился за шею мадианитянина и сдавил что есть силы. Острейшая боль, не похожая ни на какую другую, пронзила ладони, но я не обращал на нее внимания. Передо мной было только лицо заклятого врага, прятавшегося столько времени за искусной маской преданности и дружбы. Гасан захрипел и начал извиваться подо мной, словно змея в траве, пытаясь сбросить меня. Я сжал его горло еще сильнее. В глазах потемнело от боли, но я не сдавался, ибо нечего было терять, кроме собственной жизни.
«Сдохни, проклятая тварь!»
Внезапно Гасан прекратил попытки сбросить мои руки с собственной шеи. Его ноги перестали трепыхаться, а тело замерло. Выпученные глаза устремились вверх. Тяжело дыша, я медленно убрал руки с шеи мадианитянина. В кистях сильно пульсировало. Боль волнами накатывала на них, расходясь по всему телу. Стрекот кузнечиков в ушах сменился постоянным свистом и гулом, словно в голове поселился мощный вихрь. Прерывистое дыхание, вырывавшееся из груди, содержало хрипоту, а сердце стучало с немыслимой скоростью. Отведя дрожащие руки, я несколько раз моргнул, дабы прояснить зрение, и всмотрелся в неподвижное лицо врага.
«Все кончено. Вот теперь действительно все кончено. Быть может, мне повезет, и я еще успею…».
Сильный удар ножкой кровати обрушился на мой левый висок, повергая на ковер. Голова взорвалась тысячей звезд.
Несколько мгновений я не мог понять, что произошло, а потом, сквозь сильный гул в ушах, донесся голос мадианитянина:
– Не ожидал от тебя такой прыти, Саргон, – он закашлялся, шумно вдыхая воздух в легкие, – хорошая попытка, но перехитрить меня снова не получилось. Как ни крути, – он сплюнул, – из меня отличный актер.
Я попытался сесть, но не удалось. Все, на что остались силы, так это повернутся на бок. Затуманенным взором я искал Гасана. Второй факел, которым тот огрел меня по голове, валялся чуть поодаль. Однако вокруг было неестественно светло. Я чуть повернул голову вправо и увидел, что ковер начал заниматься язычками пламени. Когда Гасан уронил факел, искры перекинулись на него, вызвав пожар. Наслаждаться видом разрастающегося огня пришлось недолго.
Перед лицом появились кожаные остроносые сапоги:
– Прощай, господин Саргон. Ты нашел свой конец в доме со змеями, коих так боялся на жизненном пути.
– Не трогай Бастет, – прохрипел я, чувствуя, как остатки сил покидают тело.
Пару секунд он продолжал стоять передо мной, словно безмолвный сфинкс. Затем резко повернулся и направился к выходу.
– Можешь не волноваться. Ты скоро встретишься с ней.
Я попытался вскочить, но смешанный жар боли и пламени откинул назад. На фоне разыгравшегося огня, я увидел двуглавого орла. Хеттская печать выпала из-за пояса во время борьбы и теперь молчаливо смотрела на меня. Смотрела, пока на глаза не опустилась тьма.
Я снова стоял здесь. У Западных ворот Вавилона, где начинала свой путь Дорога Процессий, терявшаяся во мраке. Факелы, выстроенные в ряд справа от нее, освещали известняковое покрытие, придавая ему красивый контраст с тьмой. Их приятное потрескивание не могло заглушить чувство тревоги, витающей в воздухе. Город по левую сторону был погружен в кромешный мрак, в котором угадывались лишь силуэты вилл да очертания пальм. Шелест листьев на ветру навевал страх. Необъяснимый и тягучий, он медленно проникал в душу, заставляя сердце биться учащенней. Впереди же виднелся Этеменанки. Все такой же величественный, но погруженный во тьму.
«Нет. Мне туда не надо. Я должен вернуться к Бастет как можно скорее и предупредить ее об опасности. Гасан где-то рядом».
Я развернулся и подбежал к массивным деревянным воротам. Засова не было, но створки оказались закрыты. Подойдя вплотную, я попытался надавить, с силой упершись плечом, но безрезультатно. Набрав в грудь холодного воздуха, я попробовал еще раз, с тем же успехом.
– Открывайся, дурацкая дверь, – прошептал я, готовясь совершить очередную попытку, но голос, раздавшийся сзади, заставил остановиться.
– Ты не сможешь покинуть его. Никто не сможет.
Не было нужды оборачиваться, дабы узнать, кому принадлежат эти слова. Я слишком хорошо помнил сего человека. Помнил и знал.
– Я должен, Сему, – выдохнул я, готовясь толкнуть плечом ворота, – я должен.
– Я говорил, бойся хеттского орла, – тоскливо ответил он, – но ты не послушал.
– Какое это теперь имеет значение?! – крикнул я в ночную тишину и оборачиваясь к нему лицом.
Мертвенно-бледный вид старого друга и безжизненные глаза, взгляд которых устремлялся в пустоту, не слишком смутили меня, ибо однажды я уже был здесь и видел тоже самое. Сразу после гибели Азамата. Сему сокрушенно покачал головой, а затем сделал шаг в сторону, словно освобождая мне путь по Дороге Процессий.
– Поговори с Азаматом. Он поможет тебе разобраться.
– Разобраться в чем?
Вялое подобие улыбки появилось на пухлых губах торговца зерном:
– Он поможет разобраться.
Еще раз кинув взгляд на мощные створки ворот, я вступил на Дорогу Процессий:
– Хорошо. Если он поможет мне отсюда выбраться, я поговорю с ним.
– Не поможет, – тоскливо прошептал Сему, но я его не слушал.
Тишину мрачного города заполнил гул от моих быстрых шагов по известняку. Шум ветра в кронах пальм смешивался с треском факелов. Добравшись до русла великой реки, несшей свои темные воды через Вавилон, я увидел перед входом на мост лавку Хазина.
В темноте раздался ровный и лишенный жизни голос толстого караванщика:
– Свежие фрукты, спелые орехи, медные кубки…
Когда я поравнялся с лавкой, голос из-под навеса обратился ко мне:
– Купи место, Саргон.
– Отстань, не до тебя, – на ходу огрызнулся я.
– Ты вернешься, – бросил мне в след Хазин, – ты вернешься, и я продам тебе место, Саргон. Ведь пустоту можно продать. Пустое место должно заполниться.
Волосы зашевелились на моем затылке, а живот скрутило от страха, но я продолжал упорно идти вперед по мосту через Евфрат.
– Свежие фрукты, спелые орехи, медные кубки… – вернулся к привычному зазыванию Хазин.
Преодолев половину моста, я увидел Азамата. Он выглядел точно так же, как в прошлый раз. Темные штаны и остроносые сапоги. Его голову украшал шлем-шишак. Из груди торчала рукоятка меча. Только теперь туловище бывшего Главы не защищал пластинчатый доспех. Вместо него на тело была надета плотная коричневая рубаха. Непроизвольно я скосил глаза вниз. Доспех Азамата располагался на мне.
– Здравствуй, мой царь, – произнес он, преклоняя колено.
– Что ты сказал? – выпучил на него глаза я.
Азамат поднялся и посмотрел на меня тем же безжизненным взглядом, что и Сему:
– Вашему Величеству подобает пройти во дворец и занять место на троне.
– Хватит! – прервал я, пытаясь оправиться от шока. – Открой ворота и выпусти меня отсюда!
Слегка склонив голову, Азамат глухо произнес:
– Я не могу.
Я подошел к нему и, не вполне соображая, что делаю, схватил за грудки:
– Еще как можешь! Открой эти проклятые ворота! Мне нужно к Бастет!
– Чтобы встретиться с ней, не нужно покидать город, – тихо ответил он.
Я вздрогнул:
– Что это значит?!
– Ее Лучезарность сама придет к нам, – тут он поднял голову, – и ваш наследник тоже.
Я отшатнулся, выпуская рубаху из рук.
– Вам плохо, Ваше Величество? Если нужно, личная охрана поможет дойти до дворца.
– Личная охрана? – просипел я.
В этот момент от подножия лестницы, ведущей на верхние ярусы Этеменанки, отделились две фигуры, которые я поначалу не заметил. Подойдя ближе, они остановились в двух шагах от нас. Нервно сглотнув, я понял, что сердце готово выпрыгнуть из груди. Настолько быстрый оно отбивало ритм.
Ассирийцы.
Тиглат-Атра и Джераб-Зайя. Стояли, покорно ожидая приказов. Шлемы и металлические наголенники зловеще мерцали в свете факелов, а непроницаемые каменные лица были обращены ко мне.
Тряхнув головой, стараясь сохранить остатки разума, я обратился к Азамату:
– Ты не понимаешь. Я должен спасти Бастет. Ей угрожает Гасан!
Азамат закивал, а затем произнес фразу, которая добила меня окончательно. Фразу, полностью разрушившую мой разум и представление о сущем.
– Вы встретитесь с ней, Ваше Величество. Рано или поздно. Не стоит переживать. Лучше пройдите в свои покои. Вы устали с дороги.
Он не успел договорить, когда я рухнул на землю, упираясь обнаженными коленями в острые камни Дороги Процессий.
Спустя несколько мгновений безумный и отчаянный рев, в котором не осталось ничего человеческого, пронзил тишину ночного города.
– Мамочка, мне страшно.
Милая малютка уткнулась лицом в обнаженный живот матери, сидя у нее на коленях.
– Тише, Эсса, – шепнула ей на ушко молодая женщина с распущенными волосами, черными, как вороное крыло, – не стоит лишний раз шуметь.
– Где папа? – тоскливо прозвучал голосок Эссы.
– Он придет. Скоро, – женщина подняла голову, осматривая тревожным взглядом стены дворика.
Ее муж, стражник почетного отряда на службе Его Царского Величества, наместника Вавилона Самсу-дитану, купил этот дом около месяца назад. Просторная вилла с прислугой и множеством комнат, с прекрасным плиточным полом, который отражал солнечные лучи в полуденные часы. Эсса очень любила наблюдать за зайчиками света, игравшими на стенах и поверхности воды из фонтана.
Однако наслаждаться идиллией нового жилища пришлось недолго. В город вторглись иноземные захватчики. Безжалостные и кровожадные хетты, не уступающие зверствам северным соседям вавилонян – ассирийцам. Счастливой жизни семейства пришел конец.
Воин покинул их на рассвете. Его ожидала очередная вылазка за стены – необходимо совершить атаку на лазутчиков противника. Он строго-настрого запретил покидать дом.
– Стены Вавилона неприступны, – произнес тот на прощание, – но на улицах может быть опасно. Заприте дверь и не открывайте никому, кроме меня.
Однако, судя по отчаянным крикам, доносившимся снаружи, запаху гари и дыма, сочившемуся сквозь круглое отверстие в крыше, воин ошибался. Жестоко ошибался. Аммата хотела бежать. Немедленно, вместе с остальными знатными горожанами, покидавшими Вавилон через Западные ворота. Материнский инстинкт побуждал ее к действию, дабы сохранить жизнь своего ребенка. Однако ослушаться мужа и, уж тем более, покинуть город без него, она не могла.
Где-то недалеко раздался оглушительный грохот рухнувшего здания. Эсса тихо вскрикнула, еще крепче прижимаясь к Аммате. Непроизвольно мать сжала дочку чуть крепче, чем хотела.
– О, боги милостивые, где же ты? – одними губами прошептала женщина, прикрывая веки с длинными ресницами.
Из-за стен раздались приглушенные голоса, говорившие на непонятном языке.
«Варвары».
Она слышала торжествующее улюлюканье хеттов и их злорадный смех совсем рядом. Будто они находились в соседней комнате. Эсса затихла. Словно крольчонок перед неминуемой встречей с лисой. Малышка отчетливо слышала гулкое биение сердца матери, уткнувшись лицом ей в живот. Голоса приблизились к входной двери, а затем смолкли. Какое-то время ничего не происходило. Тяжело дыша, Аммата вслушивалась в каждый шорох, доносившийся снаружи. Наконец, спустя несколько минут томительного ожидания, кто-то ухватился за ручку и попытался открыть, но дверь не поддалась. Тогда незваные гости применили силу и рванули на себя. Дверной засов выстоял и на этот раз. В глазах Амматы появилось возбуждение, смешанное с решимостью.
– Эсса, солнце мое, – тихо прошептала она на ушко дочери.
– Да, мам?
– Знаешь, где находится кладовая?
Малютка, молча, кивнула.
– Там еще стоит парочка полупустых сосудов с пшеницей.
Она снова кивнула.
– Я хочу, чтобы ты спряталась в одном из них. Сейчас же.
Эсса вскинула голову с полными слез глазами.
– Нет, я не пойду! Не оставлю тебя!
– Эсса, – голос Амматы стал строже, но взгляд источал нежность, – делай то, что говорено и не спорь со мной.
Нехотя спрыгнув с теплых и уютных колен, девочка засеменила босыми ножками по холодному полу в сторону кладовой. Добравшись до входа, она обернулась и, поймав ободряющую улыбку матери, прикрыла за собой дверь.
Как только кладовая закрылась, Аммата резко встала и направилась в кухню. Все это время входная дверь сотрясалась от ударов, но засов пока держал.
«Надолго ли?».
Она вошла в кухню и осмотрелась.
«Не думаю, что надолго. Скоро эти варвары ворвутся сюда, и ты сама знаешь, что будет дальше. Знаю, но просто так я им не дамся. Что лучше взять? Толстое полено или металлический прихват?».
Аммата размышляла меньше секунды, остановив свой выбор на длинном печном прихвате, стоявшем в углу кухни. Рабыня Аллу частенько пользовалась им, чтобы доставать горячие горшки из огня. Теперь же этому предмету придется найти иное применение.
«Помоги мне Иштар! Защити мою дочь».
Ухватившись за холодный металл и держа его, словно раздвоенное на конце копье, Аммата вышла из кухни через комнату привратника и затаилась за углом.
«Первый, кто войдет, получит подарок – по голове!».
Попытки проникнуть в дом внезапно прекратились. Аммата крепко сжимала прихват обеими руками, напряженно вслушиваясь в то, что происходит снаружи. Капельки пота выступили у нее на висках. С той стороны двери все стихло, будто никто и не пытался вломиться в их дом.
«Ушли? Так просто? Не верю! Варваров не остановит обычная деревянная дверь, запертая на обычный деревянный засов».
Словно в подтверждение, ручка вновь зашевелилась. Кто-то опять попытался открыть дверь. Аммата занесла прихват над головой, готовая обрушить металл на непрошенных гостей, если засов не выдержит.
«Когда он не выдержит».
Дверь слегка дернулась, но засов помешал ей открыться. Тогда неизвестный дернул ее сильнее, с тем же результатом. А затем в нее постучали. Негромко, но настойчиво.
«Какой вежливый варвар! Или он принимает меня за полную дуру?».
В дверь опять постучали. Аммата старалась ничем не выдать себя. Пот стекал со лба на глаза, но она не могла позволить себе утереть его. Стук вновь повторился. Еще более настойчивый.
А затем снаружи раздался голос:
– Аммата, открой.
– Убирайся, проклятый варвар, или я проломлю тебе череп! Клянусь Иштар!
Последовала пауза, после чего голос произнес:
– Хорошо, дорогая, проломи. Только открой эту проклятую дверь!
И только теперь она узнала его. Прихват выпал из разжатых пальцев и со звоном брякнул об пол. Трясущимися от нетерпения руками, Аммата сорвала засов с двери и распахнула ее и бросилась в объятия стражника, стоявшего у входа. Кровь полностью запачкала ее обнаженную грудь.
– Это ты, – восторженным шепотом произнесла она, закрывая глаза и испытывая внеземное облегчение.
– Да, – тихо ответил Тиридат, нежно проводя рукой по ее волнистым волосам, – где Эсса?
– Прячется в кладовке.
– Это ты ей подсказала?
– Ага, – не открывая глаз, кивнула Аммата.
– И ты правда огрела бы меня этой… этой…
– Прихватом?
– Прихватом.
– Я же не знала, что это ты.
Она слегка отстранилась и увидела на измученном лице Тиридата счастливую улыбку.
– Какая ты у меня храбрая.
– Ты в порядке? – она испуганно осмотрела его. – У тебя кровь!
– Она не моя, – успокоил стражник, – пойдем. Заберем Эссу и попытаемся выбраться из города. Здесь оставаться нельзя.
Он втолкнул ее внутрь и закрыл за собой дверь. У входа в дом распростерлись тела пары хеттских воинов, на которые стали слетаться насекомые.
Эмеку-Имбару оперся руками о широкий деревянный стол, пригвоздив ледяным взглядом наместника Ниппура[1] к мягкой спинке плетеного кресла. Командующий вавилонской армии чувствовал, как внутри закипает гнев. Он смотрел на эту жирную тушу, сидящую напротив, но ничем не выдавал своей ярости.
– Я сказал, что вы предоставите мне гарнизон, и вы это сделаете. Более того, немедленно распорядитесь объявить всеобщий сбор. Потребуется любой человек, способный держать оружие, дабы вырвать Вавилон из лап захватчиков.
Наместник картинно вздохнул.
– Ну, скажите, какой в этом смысл? – он взмахнул руками, на которых блестели драгоценные перстни с лазуритом. – Город пал и разграблен. Не лучше ли подождать, пока хетты покинут наши земли, а уж потом…
– Подождать? – Эмеку-Имбару отпустил столешницу и выпрямился. – Стоять и смотреть, как варвары грабят Вавилон?
Наместник нервно заерзал на подушке, но ничего не ответил.
Эмеку-Имбару сделал несколько шагов по пурпурному ковру, устилавшему пол просторной резиденции:
– Это кощунство. Низко и подло.
– Зато действенно, – подал голос наместник, – дождавшись ухода противника, можно беспрепятственно вернуть Вавилон под свой контроль. Богатства в любом случае не спасти. Так, что нет смысла тратить ресурсы на попытку отбить город силой, пока враг там.
Эмеку-Имбару сделал еще несколько шагов, словно обдумывая сказанное наместником, а затем резко остановился. Нехороший огонек появился в его голубых проницательных глазах. И этот огонек не скрылся от главы города, когда командующий развернулся к нему лицом. Он заставив вжаться в спинку кресла еще сильнее.
– Откуда у вас такая уверенность, что хетты покинут город, наместник? Мне кажется, – он вновь подошел к столу, – вы слишком хорошо осведомлены на этот счет.
Тот нервно сглотнул:
– Я просто стараюсь здраво рассуждать. Царь Мурсилис находится слишком далеко от родных земель. Его войско понесло потери и не сможет удерживать… – он осекся, увидев, как полыхнули глаза Эмеку-Имбару.
– Откуда у вас эти сведения?!
Сцепив трясущиеся пальцы под столом, наместник попытался уйти от ответа:
– Командующий, ну, у меня же есть глаза и уши…
– Конечно, есть, – голос Эмеку-Имбару отдавал таким холодом, что наместнику начинало казаться, что он покрывается предрассветным инеем, – только я-то знаю, что Ваша Светлость настолько наплевала на государственные дела, что предпочитает оставлять глаза и уши в храме Иштар между ног богатой шлюхи, – Эмеку-Имбару ухватился за крышку стола и дернул ее вверх.
Мебель полетела на пол с громким треском, заставив наместника подпрыгнуть.
– Даже сейчас, когда страна разорена войной, ты сидишь на своей толстой заднице и мечтаешь о том, чтобы тебя оставили в покое. Наедине с жирным куском говядины, кувишном вина и юной жрицей на ложе!
– Г-господин Эмеку-Имбару, – заикающимся голосом молвил наместник, сжимая ладони еще крепче в безуспешной попытке унять дрожь.
Не обращая внимания на поведение главы Ниппура, командующий выхватил меч. От лязга металла о ножны, наместник побелел, чуть не упав в обморок.
Подойдя к этой трясущейся туше и испытывая гнев с примесью откровенного презрения, Эмеку-Имбару холодно произнес:
– Я спрошу лишь один раз – откуда тебе известно о численности армии хеттов, их передвижении и дальнейших планах? Откуда тебе известно, что Мурсилис не останется в Вавилоне? Отвечай!
– Я позову стражу, – прошептал он, с надеждой косясь на массивную деревянную дверь кабинета.
– Зови! Только она не успеет помочь тебе, а собственная жизнь меня мало волнует, когда дело касается участи Вавилона.
Увидев, что кончик клинка приближается к его горлу, наместник затараторил:
– Хорошо, хорошо, я все расскажу, только уберите это от моего лица!
Выждав секунду, Эмеку-Имбару отвел меч, но прятать в ножнах не стал.
Проведя рукой по складкам на шее, наместник залепетал:
– Я заранее прошу прощения за то, что принял такое решение, но… как мне кажется… в связи с падением Вавилона и общим положением в государстве… это было самое лучшее, что я… что я… что я мог сделать.
– Что ты сделал? – каким бы ни был закаленным ветераном Эмеку-Имбару, сейчас он испытывал сильную тревогу, хоть и хорошо скрывал ее. Где-то в глубине души возникло чувство, что наместник Ниппура совершил нечто ужасное. Нечто непоправимое.
Облизав пересохшие губы, глава города, с расширенными зрачками, поинтересовался:
– Вы ведь не убьете меня?
– Зависит от твоего ответа.
Наместник застонал.
– Не трать мое время!
– Они прибыли сюда на следующий день, после падения Вавилона, – дрожащим голосом проговорил он, – предложили помощь в борьбе с хеттами. Ну, как я мог отказать?
– Кто они?
Наместник не решился ответить сразу, отведя взгляд.
– Кто они?! – рявкнул Эмеку-Имбару.
– Касситы, – одними губами произнес тот.
– Кто?
– Касситы, – громче ответил он.
Эмеку-Имбару сделал несколько неуверенных шагов назад, чуть было не споткнувшись о перевернутый стол. В кабинете воцарилась гробовая тишина. Медленно, воин опустился на пурпурный ковер, сокрушенно уронив голову на грудь. Глава города Ниппур продолжал сидеть в своем плетеном кресле, стараясь не смотреть на командующего.
– Что ты наделал? – наконец, после длительного молчания, спросил Эмеку-Имбару, не поднимая головы.
Несмотря на то, что этот вопрос не требовал ответа, наместник решился его дать:
– Я принял помощь, которую нам предложили.
– Помощь? – воин вскинул голову. – Неужели ты настолько глуп, что не понимаешь? Ты сдал Вавилонию собственными руками!
– Сдал? – взвизгнул наместник, на секунду позабыв о страхе перед Эмеку-Имбару. – Страну разоряют хетты! Причем тут я?
Воин устало выдохнул:
– Не понимаешь? Касситы воспользовались нашим положением. Под предлогом военной поддержки, они захватят власть в Вавилоне, не пролив и капли крови. Ты только что обменял хеттское ярмо на касситское.
– А что ты планировал делать? Вернуться к стенам Вавилона с жалким гарнизоном Ниппура?
Визгливый тон главы города начинал раздражать.
Эмеку-Имбару медленно поднялся:
– Давно надо было сказать Самсу-дитану, чтобы сменил тебя на посту наместника. Твоя тупость не знает границ, а халатное отношение к обязанностям снизило доходы царской казны, поступающей из Шумера[2]. Гарнизон Ниппура должен был стать лишь частью войска. На юге сосредоточено еще достаточно сил, чтобы попытаться дать отпор хеттским захватчикам. Ур, Эриду, Ларса – все они способны к борьбе. Точнее… были способны. Воевать против свежей армии касситов они не смогут. Да и, что-то подсказывает мне, времени на это не осталось. Верно?
Наместник промолчал.
Вместо ответа тишину прорезал громкий боевой горн.
С обреченным видом, не обращая внимания на съежившегося в кресле главу города, Эмеку-Имбару подошел к большому окну позади него и выглянул наружу.
Оно выходило на восток, прямо за крепостные стены, перед которыми располагались обширные луга, засеянные пшеницей. Обычно их золотистые колосья мирно покачивались на ветру, создавая впечатление умиротворенного моря с драгоценной пенкой. Однако сейчас растения не двигались под порывами ветра. Их стебли плотно прижали к земле копыта тысяч лошадей. Огромная армия кочевников стояла перед городскими воротами в ожидании, когда наместник Ниппура соизволит впустить их внутрь.