Павел Сергеевич Марков
Клубок со змеями
Я хмыкнул:
– Ну, примерно так вчера и было. Но по тебе не скажешь.
– Я стараюсь не показывать боль, – пожала плечами Бастет.
– У тебя хорошо получается.
– Не очень, я же все равно кричала вчера.
– Вчера ты кричала по другой причине, – усмехнулся я, за что тут же получил сильный удар ногой в бедро. – Ну, спасибо. Теперь на моем теле точно живого места нет.
Бастет тихо рассмеялась. Ее повязка на лице побагровела в месте, где она соприкасалась со сломанным носом, но пятна, по большей части, уже были засохшими.
Я аккуратно дотронулся до бинтов:
– Полагаю, скоро можно будет это снять.
– И найти костоправа, – твердо добавила она.
– Ты мне и так нравишься.
– И слышать ничего не хочу! Я вправлю себе нос, это не обсуждается. Если хочешь, то можешь ходить горбатым.
– Ну, уж нет. Раз будет такая возможность, то пусть и меня подлечат.
Бастет положила голову мне на плечо, и мы какое-то время сидели, молча, наблюдая за игрой света на лезвии клинка, лежащего на столе.
– Помнишь Тарару, молодого паренька? – внезапно вспомнил я.
Она нахмурилась:
– Вроде.
– Он требует отпустить его домой.
– Пусть дальше требует. Сейчас не до него. И потом, это невозможно. При встрече скажи ему, чтобы заткнулся, иначе я прикажу его выпороть.
– Будет не очень хорошо настраивать кого-то против себя, вот так, сразу, – мягко сказал я. – Давай хотя бы сделаем вид, что нам не все равно на его проблему, а потом вернемся к этому разговору.
– Почему он хочет вернуться?
– Я подозреваю, что его решение присоединиться к разбойникам повлекло за собой печальные последствия для семьи Тарару. Я рассказал ему, что встречал его отца в Вавилоне…
Бастет отпрянула:
– Зачем?
– Чтобы заручиться поддержкой против Азамата, – я вздохнул, – правда, из этого ничего не вышло.
Глаза Бастет сузились, ее лицо слегка побагровело. Мне даже стало не по себе.
– Надеюсь, ты понимаешь, что это невозможно? Отпустить его, дабы он все выболтал первому же стражнику?
– Знаешь, – с улыбкой на лице, начал я, – когда ты злишься, то напоминаешь разъяренную тигрицу, но это совсем не портит твою красоту. Скорее, она приобретает некий чарующий оттенок.
Несколько секунд она продолжала метать искры из глаз, но затем черты ее лица смягчились, и я понял, что попал в цель.
– Правда? – подозрительно спросила Бастет.
– Правда, – не отводя взгляда, подтвердил я.
– Ладно, – похоже, она решила сменить гнев на милость, – по поводу Тарару. Обсудим это позднее, когда полностью решим собственные проблемы.
Я кивнул:
– Именно это я и предлагал.
– И ты мне расскажешь все, – добавила она, – я ведь до сих пор почти ничего не знаю о твоем прошлом.
– Мне бы не хотелось ворошить неприятные воспоминания. Это все равно, что копаться в выгребной яме голыми руками.
– Между нами не должно быть никаких тайн, – она посмотрела мне прямо в глаза, – уверена, ты сам это понимаешь.
Я понимал, поэтому не стал спорить:
– Да, ты права. Расскажу все, как только прибудем в лагерь и отдохнем.
– Договорились, а теперь, – она заигрывающе улыбнулась, – сделаешь мне приятно?
Я почувствовал, как сердце сильно забилось в груди, а тело захлестнул знакомый жар:
– Да? И как же?
Она провела здоровой рукой по волосам:
– Сходи за вином.
Увидев мое искреннее разочарование на лице, Бастет буквально покатилась со смеху. В порыве безудержного веселья, она случайно задела перебинтованной рукой о стол. Смех тут же сменился едва сдерживаемым стоном, а затем посыпались проклятия.
– Ты в порядке? – спросил я.
– Нормально, – процедила она, тяжело дыша, – не стоит постоянно спрашивать! Мне нянька не нужна!
– Зато слуга, похоже, нужен, – хмыкнул я, вставая.
– А шел бы ты… за вином!
Теперь настала моя очередь смеяться:
– Как скажете, госпожа, – и отвесил шутливый поклон.
Уверен, будь у нее под рукой что-нибудь тяжелое, непременно запустила бы в меня. Но злости на лице нубийки не было. Скорее нетерпение.
– Принеси этот проклятый кувшин, или я сдохну от жажды!
– Ладно, но помни, его надо беречь.
Она произнесла сквозь сжатые губы что-то, похожее на «да», и закрыла глаза, в ожидании, пока боль в руке утихнет. Я не сразу сообразил, что вновь засмотрелся на нее. Мягкие и правильные черты лица, которые не могла скрыть даже плотная повязка. Пышные черные волосы, спадающие на плечи. Стройное, в меру мускулистое, тело и упругая грудь. Прекрасные длинные ноги.
Залюбовавшись ею, я не заметил, как Бастет открыла глаза:
– Мне безумно приятно, когда ты так на меня смотришь, но, во имя Осириса, ты не мог бы принести сюда этот проклятый кувшин?!
Я расхохотался до боли в руке и вышел из шатра.
3
С угрюмым выражением на лице, я окинул взглядом то, что осталось от некогда внушительных запасов вина. Воистину это было жалкое зрелище. Всего лишь пять кувшинов на десятерых человек, двое из которых ранены и нуждаются в поддержании сил.
– Проблема куда весомее, чем казалась, – пробормотал я вслух, склоняясь над сосудами и забирая один из них, – похоже, придется нелегко.
Вытащив зубами крышку, я сделал один маленький глоток. Сухость во рту немного спала, но до конца не прошла. Я с трудом удержался, дабы не выпить еще. Вздохнув, уже было собрался выходить, как вдруг услышал приглушенные голоса снаружи.
– Мы закончили?
– Да. Осталось только разобрать палатки и можно выдвигаться.
– Я слышал, у нас беда с водой.
– Именно. Поэтому нельзя тут задерживаться. Пять кувшинов с вином на десятерых это маловато.
– Так, может, стоит решить эту проблему?
– Каким образом? Пить мочу? – раздался нервный смешок.
– Не совсем. Представь, что нас станет меньше десяти. Тогда и вино беречь не придется.
Я весь напрягся. Тихо, стараясь не выдать своего присутствия, подошел к стенке шатра и встал на колени, пытаясь ловить каждое слово.
– И кого же предлагаешь пустить на корм стервятникам? Может себя самого?
– Прикончим Бастет и ее дружка-калеку.
– Ты перегрелся на солнце? – разговор перешел на шепот, так что пришлось максимально напрячь слух.
– Вовсе нет. Раненые потребляют слишком много жидкости.
– И ты думаешь только об этом?
– А о чем мне еще сейчас думать?
– Например, о том, что только Бастет знает, где спрятаны сокровища Азамата.
– Я ожидал, что этой тайной располагают больше людей.
– Располагали. Но, вот незадача, позавчера они все дружно отправились на службу к Нергалу[1], и теперь в живых из посвященных осталась лишь она.
– Проклятие. Я, конечно, люблю приносить жертвы Нергалу, но в этот раз он забрал слишком многих.
– Похоже на то.
– Можно выпытать из нее сведения.
– Что?
– Сведения. У Бастет. Насчет тайника.
– Попробуй. Она не из тех, кто выдает тайны, даже под угрозой смерти. Бастет прекрасно понимает, что убив ее, мы не получим ничего.
– И почему Азамат не рассказал про место схрона всем?
– По той самой причине, которую мы сейчас обсуждаем, хотя за такие разговоры нас могут прирезать, если услышат. Чтобы никто даже посметь не мог выступить против Главы. Расположение тайника с сокровищами знали лишь те, кому Азамат доверял.
– Видимо, зря он доверял Бастет.
– Кто же знал, что она влюбится в этого ремесленника.
– Ты его хорошо знаешь?
– Нет, но, со слов Гасана, голова у него соображает неплохо.
– По сравнению с Гасаном, мы все мудрецы.
– Ну, здесь согласен, – послышался смешок.
– Так давай прижмем этого Саргона. Если Бастет не хочет его терять, то она все нам поведает.
– Опасно. Может, она и испытывает к нему чувства, но где уверенность в том, что они сильнее привязанности к сундукам сокровищ?
– И что же тогда делать?
– Пока то, что они прикажут.
– Неужели тебе не хочется завладеть всеми богатствами Азамата?
– Честно сказать, меня устраивает та доля, что я имею.
– Ну, а я бы попробовал.
– Без меня, Кривое Серебро.
– Как скажешь, – раздался приглушенный смех, – но лучше, чтобы ты никому не рассказывал о нашем разговоре. Для твоего же блага.
– О каком разговоре?
– Все правильно, все правильно, – вновь смех, – пойдем, надо разобрать эти дурацкие палатки. Кстати, видел Тарару? Он чем-то озлоблен и косо посматривает на того ремесленника… – их голоса, как и шаги, стихли в отдалении.
Несколько минут я продолжал стоять на коленях, не замечая, как сильно затекли ноги. Пот выступил буквально на каждой клеточке тела, покрыв его мерзким и липким слоем.
– Кажется, у нас гораздо больше проблем, нежели я представлял, – наконец, прошептал я, поднимаясь и с трудом передвигая ступнями. В них тут же вонзились десятки «иголок». – И эта проблема самая серьезная.
Осторожно выглянув из шатра, и никого не заметив, я поспешил вернуться к Бастет. Приходилось сдерживать себя, дабы не сорваться на бег.
***
– Тебя только за смертью посылать, – раздраженно произнесла она.
Бастет положила ноги на стол, скрестив их у колен, и поигрывала мечом в левой руке.
– Подожди, – тихо ответил я, подходя к столу и ставя на него кувшин, – сейчас у тебя напрочь отобьет все желание пить.
Она вопросительно вскинула брови, и я полностью пересказал подслушанный разговор между разбойниками. Когда я закончил, красивое лицо нубийки скривила гримаса ярости.
– Убью эту тварь, – процедила она сквозь зубы.
– Ты не сможешь этого сделать, пока мы не узнаем, кто он, – я нервно потеребил бороду.
– Я его найду!
– Интересно, как?
– Буду пытать каждого, пока кто-нибудь не сознается, – она рубанула мечом по столу, оставляя внушительную отметину.
– Не думаю, что это разумная мысль.
– Да? – она вскинула на меня гневный взгляд, – это почему же?
– Ты настроишь против себя всех остальных.
– Я справлюсь!
Я покачал головой:
– Не против восьмерых и не в том состоянии, в котором ты сейчас находишься.
– У тебя есть иные предложения? – язвительно спросила она.
– Если дашь мне пару минут, то, возможно, что-нибудь и придумаю, – резко бросил я, начиная медленно выхаживать кругами.
Она ничего не ответила, лишь сощурила глаза, из которых полетели искры. Затем Бастет демонстративно перехватила меч лезвием вниз и со всей силы ударила им в крышку стола. Клинок прошил поверхность насквозь. По столешнице пошли трещины, а на пол полетели острые щепки. Не обращая на это внимания, Бастет протянула руку к кувшину и сделала несколько больших глотков.
– Много не пей, – предупредил я, продолжая сосредоточенно размышлять.
– Сама разберусь, – буркнула она, но кувшин все-таки оставила.
– Угу, разберешься.
Она закатила глаза, но снова промолчала.
Спустя несколько минут размышлений меня, наконец, посетила одна мысль.
– Нас десять человек, так?
– Ну, – угрюмо ответила Бастет.
– Если убрать тебя, меня, Тарару и Гасана, то остается шестеро. Заговорщик один из них.
– Поразительная догадка, ты просто мудрейший из смертных, – раздраженно произнесла Бастет.
– Спасибо. Уверен, дальнейшее мое предложение заставит тебя восхищаться мной еще больше.
– Давай быстрее!
– Не торопи меня.
– А ты не отвлекайся!
Я хмыкнул:
– Ладно-ладно. Один из разбойников упомянул прозвище – Кривое Серебро. Тебе оно о чем-то говорит?
Бастет ненадолго задумалась, а потом покачала головой:
– Нет. Впервые слышу.
– Жаль.
Я сделал еще несколько шагов по шатру, а затем остановился.
– Пусть все напишут свои имена на глиняной табличке и принесут ее нам. Быть может, мы найдем среди них что-то, отсылающее к Кривому Серебру.
– И как мы объясним эту просьбу?
– Ты скажешь, что хочешь щедро отблагодарить выживших за проявленную доблесть и поддержку в столь тяжелое для тебя время.
– Хм, – нубийка задумчиво пожевала нижнюю губу, – звучит неплохо.
Кивнув, я добавил:
– Советую также намекнуть, что они станут твоими посвященными и узнают место схрона сокровищ Азамата.
Бастет резко скинула ноги со стола:
– А вот этого не будет!
– Послушай…
– Если они узнают, где спрятаны сокровища, то ублюдок сразу меня прирежет! – Бастет опять стала закипать.
– Разумеется, – терпеливо начал втолковывать я, – но, ты же, понимаешь разницу между намеком и самим действием?
Она злобно стрельнула глазами:
– Допустим, мы сделаем это. Что дальше?
– Этим мы добьемся очень важной цели – отсрочим угрозу со стороны заговорщика. Ведь богатство само может приплыть к нему в руки.
Я присел рядом с ней.
– И нужно поговорить с Тарару по поводу его просьбы. Если в данный момент и нет возможности удовлетворить ее, то стоит хотя бы дать надежду на то, что она может быть удовлетворена потом. Мы должны показать, что не безразличны к его судьбе. Множить число врагов не самая лучшая мысль, – я заглянул ей прямо в глаза, – согласна?
Бастет несколько секунд пристально смотрела на меня, а затем кивнула и вяло улыбнулась. Напряжение спало.
– Убедительно. Извини, что немного вспылила
– Ничего, твоя вспыльчивость меня даже возбуждает.
– Правда? – она вплотную придвинулась, и ее колено уперлось мне в пах. – Быть может, мне всегда стоит быть с тобой вспыльчивой?
– Не стоит путать дикость Ламашту с грозной красотой воительницы, – произнес я.
– Кто такая Ламашту? – спросила она, явно не собираясь слушать ответ. По ее глазам было видно, что нубийку сейчас интересовало совсем другое.
– Позже расскажу, – ответил я, уже предвкушая несколько минут наслаждения, как вдруг снаружи раздался голос.
– Господин Саргон?
Я узнал его. Это был тот самый разбойник, с которым я ходил к колодцу.
«Наверняка Гасан. Мне он сразу показался туповатым».
Бастет прикрыла рот рукой, сдерживая смешок.
– Гасан? – раздраженно спросил я.
– Да, господин. Вы позволите?
– Входи, – приказал я, вставая и пытаясь унять естественное влечение.
«Олух, не мог прийти попозже?».
Бастет вновь скрестила ноги и водрузила их на стол. С непринужденным видом она стала рассматривать забинтованную кисть.
Гасан вошел в шатер и слегка поклонился:
– Госпожа Бастет… господин Саргон.
Она даже взгляда не подняла, продолжая лицезреть свои бинты.
Я же, сдвинув брови, спросил:
– В чем дело, Гасан?
– Мы выполнили ваш приказ, – ответил он, а затем добавил, – полностью. Все снаряжение проверено, тела захоронены, сокровища собраны, припасы заготовлены. Осталось убрать только этот шатер, да его утварь. И можно будет ехать.
– Хорошо. Но прежде, чем мы отправимся в путь, нужно сделать еще одну вещь.
– Да? Какую?
– У тебя найдется глиняная табличка или пакирус?
– Че? – выпучил глаза Гасан.
Мысленно я ругнулся, ибо понял, что неправильно произнес название той вещицы, что видел в палатке Азамата.
– Папирус, – нравоучительным тоном поправила Бастет.
– Спасибо, – сухо поблагодарил я, – глиняная табличка или папирус?
Гасан озадаченно почесал затылок. Я буквально ощущал, как с трудом работает его мозг.
Наконец, он выдавил:
– Найдется, наверное. Вроде среди табличек караванщика мы видели парочку чистых.
– Отлично. Пусть каждый внесет свое имя на табличку, а затем принеси ее нам.
– Да, господин, – взгляд Гасана продолжал оставаться недоумевающим.
– Это необходимо, чтобы по прибытии в лагерь каждый из вас получил щедрое вознаграждение за проявленную доблесть и поддержку, – пояснил я.
Глаза Гасана прояснились. На лице под накидкой расплылась глупая улыбка.
– Благодарю вас, господин Саргон!
– Кроме того, – подала голос Бастет, наконец, оторвавшись от созерцания поврежденной руки, – не исключено, что все члены этого списка станут моими посвященными, и как только я оправлюсь от ран, мы двинемся к месту, где лежат наши сокровища.
Гасана аж затрясло.
– Слушаюсь, госпожа Бастет, – просипел он.
– Иди, – приказал я, – как только все впишут свои имена в табличку, принеси ее нам. Поздно вечером мы отправляемся назад. Раздели оставшиеся четыре кувшина с вином поровну – по одному сосуду на двоих. Все понял?
– Да, господин Саргон.
– Теперь точно все, – махнул я рукой.
– Да хранят вас боги! – взвизгнул Гасан и вылетел из шатра, будто ошпаренный.
– Отлично, – пробормотал я, когда полог за ним опустился.
– Думаешь, получится?
– Уверен. Заговорщик не подозревает, что я слышал его разговор, а упустить возможность стать посвященным и быть осыпанным наградами он не захочет, – я повернулся к ней, – тебе понадобятся носилки для передвижения?
Она фыркнула:
– Еще чего. Я поеду на верблюде. Мне отсекли пальцы, а не ноги.
– Ты потеряла много крови и лишилась сил, – мягко напомнил я.
Она пронзила меня острым взглядом и молвила, проговаривая каждое слово:
– Я… поеду… на… верблюде!
– Хорошо-хорошо, – я примирительно улыбнулся, вновь сел на ложе и провел рукой по ее оголенному животу.
– Думаешь, у нас есть время? – лукаво произнесла она.
– Разумеется. Один Гасан провозится полчаса, пытаясь вывести на табличке свое имя.
Она рассмеялась.
***
Мы внимательно изучали исписанную глиняную табличку.
До темноты оставалось чуть больше часа, так что какое-то время на размышление было. Снаружи поднялся небольшой ветер, который заставлял колыхаться стенки шатра, словно слабая рябь на воде. Окружающую тишину периодически нарушали отдаленные голоса разбойников да ворчание верблюдов. Солнце переместилось сильно к западу. Его лучи уже не попадали сквозь дыры в шатре, оставленные Бастет, и не отражались на мече, который по-прежнему торчал в столе.
Из-за малой освещенности приходилось напрягать глаза, чтобы рассмотреть имена, выведенные на табличке. Разжигать треножники не было смысла. Все равно скоро придется складывать шатер. Ровным столбиком, используя иероглифическое аккадское письмо, на глиняной табличке были выведены следующие имена:
Гасан
Тарару
Тиглат-Атра
Себекхотеп
Ибинару
Архальбу
Ясмах-Нирари
Джераб-Зайя
– Ну, и который из них Кривое Серебро? – раздраженно спросил я.
Для меня половина этих имен были не более, чем каракулями. Разобрал только троих. Тиглат-Атра и Джераб-Зайя являлись ассирийцами, а Ясмах-Нирари – вавилонянином.
– Понятия не имею, – пробубнила Бастет.
– Наверняка, один из ассирийцев, – злобно процедил я.
Волна воспоминаний вновь нахлынула на меня, окунув с головой. Крутая лестница, уходящая вниз. Ее подножие скрывается во мраке. Несколько факелов освещают унылые стены холодной темницы. Стол из смоковницы. Злобный тюремщик. Вот он медленно наматывает металлическую цепь на кулак, приближаясь ко мне с ужасной ухмылкой. В глазах горит безумие и жажда крови. Жажда, которую не сможет утолить и вся кровь этого мира…
Я настолько глубоко ушел в себя, что не сразу услышал голос Бастет.
– Саргон? Саргон?!
– А?
– Ты в порядке? – на ее лице читалось беспокойство.
– Да, все в норме. Почему ты спрашиваешь?
Она, молча, кивнула в сторону моей правой руки. Я опустил взгляд и увидел, что с силой сжимаю кулак. Из-за этого порезы на пальцах вскрылись и начали кровоточить, заставляя повязку набухать багровыми пятнами.
Я вяло улыбнулся:
– Просто неприятные воспоминания.
– Расскажешь?
– Если и рассказывать, то сразу все, а сейчас на это нет времени. Потом, в лагере.
– Ладно, – Бастет понимающе кивнула. – Так, почему ассириец?
Я пожал плечами:
– Они очень властолюбивые и жестокие люди. По крайней мере, те, кого я встречал лично.
– Хм, – протянула она, – а я думаю на Себекхотепа.
– Почему?
– Египтяне любят строить козни. К тому же, он носит хопеш.
– Хопеш? Это что такое?
– Меч. Искривленный. Чем-то напоминает серп, – пояснила нубийка.
Я почувствовал интерес:
– Серебряный?
– Конечно, нет, – фыркнула Бастет, – обычная бронза.
– Однако «серебро» не обязательно может быть мечом.
– Верно, – подметила нубийка, а затем добавила, – он носит серебряный амулет на шее. Египетский анх[2].
– А вот это уже интересно…
– Однако, – подумав, добавила она, – это могли друг с другом и угаритяне беседовать.
– Угаритяне это…
– Архальбу и Ибинару, – пояснила Бастет.
– Понял.
– Или ассирийцы.
– Проклятие!
Я провел руками по волосам. Они были грязными и слипшимися до омерзения.
«Как же хочется омыться!».
– Он может быть любым из них.
– Так, что же будем делать дальше? – спросила Бастет.
– Пока не знаю. Наблюдать. И осторожно прощупывать каждого.
– Это рискованно, – нубийка побарабанила пальцами по столу.
– Лучше, чем пытать всех подряд, – подначил я.
– Пха!
Ветер усилился. Стенки шатра стали буквально ходить ходуном. Сквозь дыры начал залетать песок, а внутри настолько стемнело, что я с трудом различал контуры предметов.
– Ладно, нам пора выдвигаться в путь, если хотим, чтобы вина хватило на всю дорогу.
– Хорошо, – Бастет встала, с силой выдернув меч из стола. При этом она пошатнулась и ухватилась за край столешницы, слегка побледнев.
– Тебе точно не нужны носилки?
– Я справлюсь, – процедила сквозь зубы она, – к тому же, не стоит показывать подчиненным свою слабость.
Задумавшись над ее словами, я кивнул:
– Пожалуй, ты права. Тогда идем, не будем задерживаться, – я засунул табличку за пояс. – Доберемся до лагеря, отдохнем немного, а дальше что-нибудь придумаем. Уверен, заговорщик не станет предпринимать каких-либо серьезных действий в ближайшее время. Он ожидает награды и поощрения.
Бастет кивнула.
Я уже было направился к выходу, как вдруг почувствовал ее руку у себя на пояснице:
– Постой.
– Что?
– Ты приказал избавиться от следов пребывания каравана?
– Ну, да.
– И от этого шатра тоже?
– Разумеется.
Она слегка замялась.
– Что-то не так? – спросил я.
– Я бы хотела взять эту золотую статуэтку льва, что украшает крышу.
– Она тебе понравилась?
– Очень, – я услышал в ее голосе нотки восхищения.
– Так в чем же дело? Пошли, снимем. Она будет прекрасно смотреться над нашим шатром.
Она еще крепче прижалась ко мне:
– Спасибо.
Мы вышли наружу. Ветер разбушевался не на шутку, взметая в воздух миллионы мелких песчинок. Они больно ударялись о кожу, норовя залезть в глаза и ноздри. Верблюды недовольно ворчали. Им явно не хотелось идти через пустыню в такую погоду. Честно говоря, никому не хотелось. Однако ждать милости природы мы не могли. Вино было на исходе, и даже с учетом его остатков, никто не даст гарантий, что нам хватит его до конца пути.
Вырезав еще пару кусков ткани у шатра, Бастет одним прикрыла свое лицо, а второй протянула мне. Я последовал ее примеру. К нам подошел Гасан.
– Убирайте шатер и выдвигаемся! – прокричал я, стараясь, чтобы мой голос не заглушили порывы ветра. – Только захватите с собой фигурку льва!
– Будет сделано, господин!
Прижавшись друг к другу, мы медленно направились в сторону верблюдов, стоявших возле пальм. Ветер хлестал листья и прижимал стволы к земле. Опасность путешествовать в такую погоду была не менее весомая, нежели та, что исходила от неизвестного заговорщика. Но выбора не оставалось. Приходилось рисковать и надеяться, что Бастет сумеет найти дорогу, иначе мы рискуем умереть от жажды. Вот тогда уже ничто не будет иметь значения.
Они стояли там, готовые оседлать своих животных. Все семеро. Лица скрыты под накидками. Я даже не пытался всматриваться в них, ибо это бесполезно, даже не учитывая разыгравшуюся бурю. Но нарастающее напряжение никак не спадало. Мысль о том, что кто-то из них может в любой момент всадить клинок нам в спину с трудом заставляла меня выглядеть невозмутимым. И я боялся не только за свою жизнь.
«Я достиг слишком многого, чтобы это потерять. Я обрел слишком многое, чтобы это потерять. Я пожертвовал слишком многим, чтобы добиться того, что имею сейчас. И, клянусь Мардуком, я просто так этого не отдам!».
Подсадив Бастет, я помог ей взобраться на верблюда и, удостоверившись, что она сидит на нем более-менее уверенно, направился к своему животному. Тот, словно понимая мое неважное состояние, присел на колени, давая спокойно забраться ему на спину.
– Спасибо, мой вонючий друг, – прошептал я, похлопывая верблюда по шее.
Тот недовольно замычал.
– Знаю, знаю. От меня пахнет не лучше.
На удивление Гасан справился быстро, в одиночку убрав шатер Хазина и схоронив все следы его пребывания здесь. Передав Бастет статуэтку льва, он неуклюже взгромоздился на верблюда, и тогда нубийка махнула рукой, отдавая молчаливый приказ к выступлению. Наша процессия медленно направилась в сторону каменистой гряды, виднеющейся к югу. Где-то там, далеко за ней, находится лагерь разбойников, в котором начнется моя новая жизнь. Если, конечно, мне повезет.
[1] Нергал – в аккадской мифологии владыка преисподней.
[2] Анх – один из древних и важнейших египетских символов. Представляет собой крест, увенчанный сверху кольцом. Значение до сих пор остается спорным. Наиболее известен, как «ключ жизни».
