Павел Сергеевич Марков
Клубок со змеями
25
Сильный порыв холодного ветра, обдавшего мое полуобнаженное тело, вывел из оцепенения. С полным безразличием я огляделся. На стоянке наступила ночь и, судя по расположению луны в небе, уже давно. Пьяные голоса разбойников стихли. Ночную тишину прерывали только шелест палаток, да редкие крики стервятников.
Оазис спал.
Медленно, опираясь здоровой рукой о колено, я поднялся, хотя все мое существо протестовало против этого. Стараясь вернуть чувствительность замерзшим пальцам, я было решил отправиться в нашу палатку, но тут же отбросил эту мысль.
«Нет. Только не в эту ночь».
Я прошагал ко входу в левый шатер, по пути перешагнув через закоченевшее тело маленького щуплого человечка. На его окровавленном лице застыла гримаса ужаса и страданий, которая не прибавила мне настроения. Я быстро отвел взгляд. О том, чтобы зайти в правый шатер даже думать не смел. Слишком уж очевидным было то, что я мог там найти.
«Хватит с меня трупов на сегодня».
Не колеблясь, я одернул полог левого шатра и зашел внутрь. Пришлось какое-то время подождать, пока глаза привыкнут к мраку. У дальней от входа стены виднелись силуэты кувшинов с вином. Подойдя несколько ближе, я обнаружил, что один из рядов меньше другого. Видимо, разбойники наведались сюда и прихватили несколько сосудов для вечернего пиршества, а я этого даже не заметил. Несколько поодаль валялась небольшая циновка.
«Ого, неужели мне сегодня хоть немного повезло? Можно будет заночевать в компании кувшинов, а вино послужит мне одеялом».
Недолго думая, я устало опустился на циновку, прислонившись спиной к подпорке. Затем подтащил к себе один из сосудов и, откупорив его, сделал несколько жадных глотков. Я ощутил, как вино разливается по организму, согревая тело. Скоро уже вновь смог чувствовать пальцы и не так сильно дрожал от холода. Промелькнула идея прогуляться по палаткам наемников. Наверняка в одной из них можно будет найти что-то наподобие пледа или шерстяной накидки. Но после очередной порции вина мне совершенно расхотелось куда-либо идти. А уж после того, как кувшин оказался наполовину пуст, то я и вовсе перестал мерзнуть, ощущая лишь слабый холодок.
– Итак, что мы имеем? – произнес я полушепотом, до конца не осознавая к кому обращаясь – самому себе или кувшинам, игравшим роль немых слушателей.
Ответом мне было молчание. Лишь налетевший порыв ветра слега встряхнул палатку, ткань которой пошла от этого волнами. Я усмехнулся и выпил остатки вина.
– Что мы имеем? – задумчиво повторил я. – Вернее, что я имею? Провал задания. Искалеченная рука. Угроза быть умерщвленным жестоким способом. Ах да, еще женщина, которую я, кажется, полюбил, скорее всего, завтра отдаст свою жизнь ради моей собственной. Причем совершенно напрасно, ибо я тут же последую за ней в загробный мир. Более того, она еще думает, что я просто последняя тварь. Ну, как, неплохо? – я горько хмыкнул. – Да, уж.
В голове вновь промелькнули слова Сему, которые он произнес, когда мы сидели на скамейке перед хижиной корзинщика.
«Рано или поздно ты пожертвуешь ради кого-то своей свободой».
– Сукин-сын, – прошептал я. – А ты оказался прав. Только вот незадача. Это она решила пожертвовать ради меня… своей жизнью.
Переведя затуманенный хмелем взгляд на поредевший строй из кувшинов, я решил не останавливаться:
– Ладно, хватит на сегодня пустых разговоров. Пора использовать вас по прямому назначению, – и притянул к себе еще один полный сосуд.
***
Проснулся с дикой головной болью и сухостью во рту. Сквозь полог шатра пробивался солнечный свет. Справа стояли три кувшина из-под вина. Все пустые. Потерев поочередно каждый висок и издав слабый стон, я потянулся за очередным сосудом. Откупорив крышку, с жадностью стал вливать в себя содержимое.
«Кажется, начинаю превращаться в запойного пьяницу. За последние дни выпил больше, чем за все посиделки в трактире вместе взятые».
Головная боль слегка утихла. Сухость и вовсе прошла. Зато резко возросло желание опорожниться. Вновь слабо простонав, я поднялся и неуверенной походкой двинулся к выходу. Отвернув полог шатра, прикрывая глаза от ослепительного света, зашел за угол и с превеликим облегчением справил нужду. Только сейчас ко мне понемногу начала возвращаться память о том, что случилось вчера. И чем больше я вспоминал, тем крепче росло желание вернуться обратно в шатер. Подальше от этого жгучего солнца. Откупорить очередной кувшин, пока разбойники не выпили все до капли. Мысль пойти навестить Бастет я отбросил сразу. Она явно не захочет меня видеть. А поскольку до вечера еще далеко, больше мне особо делать нечего. Окончательно убедив себя в том, что следует вернуться в шатер с вином, я последний раз тряхнул детородным органом и вышел из-за угла.
Возле входа стоял Азамат.
От неожиданности я чуть не упал, споткнувшись о труп слуги, но чудом сумел устоять на ногах.
Азамат пристально смотрел мне прямо в глаза. У меня сложилось впечатление, что он так и не снимал свой тяжелый пластинчатый доспех даже на ночь. Его лицо было по-прежнему испачкано запекшейся кровью, превратившейся в бурые пятна грязноватого цвета. Но даже сквозь эти разводы я разглядел легкую бледность.
«Что это? Следствие усталости? Ранение? Или отравленная вода уже начинает действовать? А возможно мне это просто чудится с пьяни или просто так играют блики от бронзовых пластин?».
– Удивлен увидеть тебя здесь, – спокойно произнес главарь разбойников.
– А где я, по-твоему, должен быть? В царском дворце Самсу-дитану? – хрипло ответил я.
Мне срочно требовалась очередная порция вина.
– Да мне плевать, – он пожал плечами, – но только не здесь.
– Почему же?
– Потому, что это глупо.
– Глупо не воспользоваться бесплатным вином?
– Глупо оставаться тут. Ибо все равно ты уже не жилец.
Мысль о побеге приходила мне в голову. Кажется, между вторым кувшином и третьим. Но даже, несмотря на то, что я был довольно пьян, мне хватило разума не рассматривать всерьез этот вариант. Во-первых, в своем нынешнем состоянии пешком далеко не уйду. Скорее свалюсь где-нибудь посреди пустыни от жажды и истощения. Во-вторых, для того, чтобы иметь хоть минимальные шансы на выживание, мне нужен верблюд, а караванных животных охраняли разбойники. И будь они даже вусмерть пьяны, а я смог бы каким-то чудом раздобыть меч, то у меня все равно ничего бы не вышло, ибо обращаюсь с оружием, как обезьяна с лопатой. В-третьих, я понятия не имею, куда мне бежать и совершенно не ориентируюсь в пустыне. Ну и, в-четвертых, это, наверное, была самая важная причина – Бастет. После всего, что произошло, я не мог ее оставить в такой решающий момент.
– Ты мог немного продлить свои жалкие деньки, – продолжил он, – и уйти на все четыре стороны. Сдохнешь, но хоть не сразу.
– Предпочитаю, чтобы все закончилось здесь.
Азамат улыбнулся. Сегодня он решил примерить на себя роль доброго дядюшки.
«Земляной лев».
– Все из-за нее? Из-за черной шлюшки?
– Мне все равно, какие причины ты выдумаешь, – устало проговорил я.
– Что ж, в таком случае, оставайся.
– Спасибо за приглашение, – я заковылял ко входу в шатер.
– Мне будет приятно, когда ты увидишь ее смерть. Это отличное представление. А потом ты последуешь за ней, но не так быстро, как тебе хотелось.
– Вот как? – я обернулся через плечо. – В таком случае, будь любезен, разбуди меня ближе к вечеру, чтобы я не проспал все веселье, хорошо? – и, не давая ему возможности ответить, вошел в шатер, полог которого скрыл меня от его пристальных глаз.
Я был весьма удивлен собственной смелости. Ни за что бы не подумал, что смогу разговаривать с Азаматом таким тоном. Видимо, когда мне становится совершенно плевать на собственную судьбу, это действует, как эликсир храбрости.
Вновь усевшись на циновку и распрямив ноги, я взял в руку початый кувшин с вином и задумчиво уставился в стенку.
«До вечера еще далеко, а от меня уже ничего не зависит, так, что придется как-то убивать время. Интересно, смогу ли я довести число пустых кувшинов до пяти и остаться во вменяемом состоянии? Давай проверим…».
***
– Эй, ты!
Что-то острое больно ткнуло под ребра. Сквозь сонную пелену я не сразу сообразил, что это был кожаный сапог разбойника.
– Вставай, давай!
Последовал еще один бесцеремонный пинок. Наконец, я смог разлепить глаза и уставился на незваного гостя снизу вверх. Разбойник внешне ничем не отличался от остальных. Скрывающая пол-лица накидка, плотная кожаная рубаха с нашитыми пластинами, небольшой круглый щит на спине и простой меч, слегка изогнутый на острие. Темные штаны и остроносые сапоги, с которыми я уже успел тесно познакомиться, завершали облик.
– Что тебе нужно? – мрачно спросил я.
– Глава зовет тебя на представление, – голос разбойника был молодым, даже, совсем юным.
– Что же он сам не пришел?
– Станет он еще тратить время на такого мушкену, как ты, – презрительно произнес разбойник.
«Мушкену? Как давно я не слышал этого обращения…».
– Так ты идешь или так и будешь сидеть здесь, дожидаясь своей участи?
Я обвел взглядом шатер. Справа от меня стояли четыре пустых кувшина из-под вина. К пятому я притронуться не успел. Видимо, заснул.
Вновь переведя взгляд на юного налетчика, я буркнул:
– Ладно, иду.
Тот кивнул и уже собирался выйти из шатра, но я, вставая, окликнул его:
– Постой, ты, случайно, не из Вавилона?
Когда он ответил, я услышал легкие нотки удивления в его голосе:
– Оттуда.
– Как твое имя?
Он помедлил.
Видимо, не очень хотел раскрывать его перед каким-то «мушкену», но, все же, ответил:
– Тарару, сын Этеру.
Вспышка, подобно молнии, осветила мое сознание. Мне показалось, что я вот-вот упаду.
«Это имя. Мне знакомо это имя! Этеру. Где же я его слышал? Давай же, вспоминай! Воспоминание не назовешь приятным но… но… это… это же…».
Вновь вспышка. Обрушенная хижина Бел-Адада. Отряд городских стражников. Сильный удар щитом по голове. Кандалы на руках и ногах. Цепи. Дорога Процессий. Унижения. Да. Теперь я вспомнил это имя.
– Как ты сказал? – прохрипел я от волнения, тщетно пытаясь его скрыть. – Имя твоего отца?
– Этеру, – разбойник настороженно смотрел на меня.
– Я знал его.
– Что? – он ошеломленно вскинул брови.
– Я знал твоего отца.
– Ты, видимо, пропил остатки мозгов в эту ночь. Мой отец ни за что не стал бы иметь дел с таким, как ты.
– Таким, как я?
– Ремесленником, – в его голосе я узнал то самое презрение, которое испытывали жители Вавилона по отношению к сословию, коему я принадлежал.
– Откуда ты знаешь, что я был ремесленником?
– У меня есть уши. А тебе советую прекратить нести чушь, иначе лишишься языка, – Тарару демонстративно положил руку на рукоятку меча.
Я напряг память, вновь возвращаясь к тому злосчастному дню и, прежде, чем Тарару полностью утратил интерес и не вытащил меня за волосы из шатра, рискнул:
– А Тиридата ты знаешь?
На этот раз удивлению юного разбойника не было предела. Медленно, словно пьяный, он сбросил накидку с лица. Мои подозрения оказались верными. Совсем юнец. Ему нет и восемнадцати. Гладкое загорелое лицо, на котором еще не росла борода, и вправду напоминало того стражника, Этеру, что был моим конвоиром по дороге в тюрьму.
– Это лучший друг моего отца, – тихо произнес Тарару. – Но откуда ты их знаешь?
Я замялся. Не очень хотелось раскрывать подробности того знакомства.
Поэтому уклончиво ответил:
– Долго рассказывать.
– Он был в порядке?
– Внешне выглядел вполне здоровым, только… – я выждал паузу.
– Только, что?
– Он мне показался чрезмерно раздражительным и злым человеком.
– Мой отец не отличается покладистым нравом, но слова «злой» и «раздражительный» никогда не подходили к нему. Почему ты сделал такой вывод? Как он вел себя?
Здесь я решил ничего не скрывать:
– Высокомерно, грубо и вспыльчиво. Он чуть не проткнул Тиридата копьем.
– Вот как, – Тарару недоверчиво посмотрел мне в глаза, – и в чем же была причина вспышки этого гнева? Что сказал Тиридат моему отцу?
Я вновь напряг память, пытаясь дословно вспомнить ту фразу. С трудом, но мне это удалось.
– В том, что произошло, есть и твоя вина. Тебе не стоило так сильно давить на сына, сгибая его волю в бараний рог.
Тарару в замешательстве сделал шаг назад, его большие глаза были широко раскрыты.
Я невозмутимо продолжил:
– Этеру мог убить Тиридата, несмотря на присутствие при стычке множества свидетелей. Он сказал, что не боится суда, который может приговорить его к смерти за убийство воина, ибо тогда он сможет попасть в загробный мир и, наконец, встретиться с ней.
На секунду Тарару закрыл глаза, а затем отвернулся.
– Нет, – тихо прошептал он, – не может быть. Что значит, встретиться с ней в загробном мире? У отца нет никого, кроме меня и моей матери. Это значит… о боги милостивые…
Я молчал, терпеливо выжидая окончания всплеска чувств. Довольно быстро он смог взять себя в руки и вновь обернулся ко мне. Его глаза покраснели, но остались сухими.
– Мне нужно вернуться домой, – неровным голосом произнес Тарару.
– Почему ты оказался среди разбойников? Тебя что, похитили?
– Нет, – его голос вновь окреп, – я здесь по своей воле.
– По своей? – изумился я. – Но зачем?
– Отец хотел, чтобы я пошел по его стопам и стал воином. Но мне претило такое будущее. Всю жизнь ходить под кем-то, постоянно выполняя чужие приказы и получать скромное жалование.
– Солдаты получают неплохое жалование, – перебил его я, – особенно сейчас. Уж Самсу-дитану постарался, дабы заручиться поддержкой армии.
– Ты судишь по себе. Для меня же этого мало. Да и ко всему прочему, большинство воинов долго не живут.
– А разбойники живут? – иронично усмехнулся я, но Тарару оставался совершенно серьезным.
– Подольше чем воины и, если повезет, то и побогаче. Я хотел стать состоятельным и успешным, чтобы потом вернуться и доказать отцу – тот был не прав, заставляя меня идти по тому жизненному пути, по которому я шагать не желаю.
– И как, не пожалел о своем решении?
– Нет. До сегодняшнего дня, – он на мгновение потупил взор, – я не ожидал, что мой уход из семьи повлечет за собой такие последствия.
– Это было вполне ожидаемо.
– Хватит! Я должен вернуться!
– И ты думаешь, Азамат тебя отпустит?
При упоминании имени главаря разбойников, Тарару вздрогнул:
– Ты что-то предлагаешь?
«Быть может, этот юноша сможет мне помочь?».
– Помоги Бастет победить Азамата.
Его, и без того, большие глаза расширились от страха:
– Нет!
– Пойми, это твой единственный шанс…
– Нет! Исключено! Ты безумен, если решил, что я пойду против него!
Я устало выдохнул. Страх юнца перед Азаматом был слишком велик.
– Ладно, веди.
Наступил вечер. Оазис погружался в оранжевые краски, которые мне порядком надоели за время пребывания в пустыне.
– Где произойдет поединок?
– У колодца, – сухо буркнул Тарару
Перешагивая через трупы наемников (их до сих пор не удосужились убрать), я словил на себе взгляд пары десятков верблюдов. Со стороны могло показаться, что они пристально наблюдают за мной. Наблюдают с долей испуга и сожаления. Что ж, на то была причина.
А потом я увидел их.
Разбойники, в полном облачении, стояли, выстроившись неплотным кольцом неподалеку от колодца, образуя некое подобие широкой арены. Бастет и Азамат находились в центре этого круга. Последний все также блистал своим пластинчатым доспехом. Шлем-шишак защищал голову. На правом бедре красовалась тугая повязка. Азамат непринужденно чеканил обнаженным мечом по левой ноге, чуть выставив ее вперед. «Снаряжение» Бастет было намного скромнее. Пара повязок из серой ткани, прикрывавшей те женские места, которые обычно возбуждают мужчин, да меч с изогнутым лезвием на конце. Больше ничего. Вид у нее был усталый и изможденный. Закусив нижнюю губу, она смотрела в сторону каменистого утеса, у подножия которого покоились гиены. Когда мы вплотную приблизились к кругу, Азамат окатил нас ледяным взглядом. К моему превеликому сожалению, я не заметил в его облике чего-то такого, что указало бы на признаки отравления.
– Почему так долго? – хмуро спросил Азамат у Тарару.
– Приводил его в чувство, – не моргнув глазом, ответил тот. – Этот пьянчуга выжрал столько вина, что завсегдатаю трактира не снилось.
– Да, я вижу, – загробным и невыразительным тоном произнес Глава, – от него смердит, как от навозной кучи.
– Интересно, где ты в пустыне нашел навозную кучу, Азамат? – усмехнулся я.
– Я смотрю прямо на нее, – холодно ответил тот.
– Так мы начнем, или вы будете упражняться в красноречии до утра? – спокойно спросила Бастет.
Азамат злорадно оскалился:
– Договорим позже, Саргон. Не будем заставлять женщину ждать. Тарару, – обратился он к юнцу, – если дернется, прирежь его.
Юноша кивнул и обнажил свой клинок. Остальные разбойники положили руки на мечи, но оставили их в ножнах. Я внимательно посмотрел на юнца, но ничего не смог прочитать в его глазах. Словно он был безразличен ко всему происходящему.
Легкий, едва уловимый ветерок заставлял шелестеть редкие пожелтевшие листья пальм, к которым были привязаны верблюды. Я перевел взгляд на колодец. Где-то там на дне лежала мертвая гиена, разлагаясь и заполняя трупным ядом источник питья.
– Не передумала? – учтиво поинтересовался Азамат. – Не хочется терять такого ценного человека, как ты, Бастет. Особенно из-за кучи навоза.
– Начинаем, – твердо ответила она.
– Как пожелаешь, – с нарочитой печалью вздохнул Азамат и непринужденно взмахнул мечом.
Бастет начала кружить вокруг него. Ее движения были быстрыми и плавными. Азамат не сходил с места, постоянно держа нубийку в поле зрения и не поднимая меча. Наблюдая за этим танцем смерти, я подметил, насколько же Бастет выглядит маленькой и хрупкой на фоне Азамата, особенно когда тот облачен в свои доспехи.
Она ускорила ритм и, в какой-то миг, оказавшись с правого бока Азамата, нанесла выпад, целясь в перевязанное бедро, но тот легко отклонился, вовремя сделав шаг назад. Нубийка, потеряв равновесие, полетела на песок. В следующий миг Азамат со всей силы опустил свой клинок вниз, готовый вонзить его между лопаток, но Бастет откатилась в сторону сразу, как упала. Меч пронзил пустоту. Молниеносно вскочив на ноги, она понеслась на Азамата, совершая смертоносный выпад в живот. Уверен, будь на его месте любой обычный воин, то он уже лежал навзничь, пытаясь удержать свои кишки внутри. Но Азамат не обычный воин. Я поразился, с какой легкостью он перехватил руку Бастет, вооруженную мечом. Видимо, она сама не ожидала такой прыти. Он нанес мощный удар в нос, из которого вновь фонтаном брызнула кровь. Бастет застонала, а уже через миг получила не менее сильный удар ногой в живот, от которого отлетела на четыре локтя и рухнула навзничь. Азамат же спокойно вытащил свой меч из песка и изящным жестом смахнул с лезвия мелкие песчинки. Бастет лежала на спине, хватая воздух ртом. Ее живот высоко поднимался в такт дыханию.
На лице Азамата заиграла зловещая улыбка.
– Ты лучше всех среди моих людей орудуешь клинком, – довольно произнес он, – лучше всех, кроме меня.
Бастет села на песке. Я не мог понять, что меня пугает больше – непрекращающийся поток крови из ноздрей, заливающий подбородок и верхнюю часть груди, или же ее отсутствующий взгляд. Я повернул голову к Тарару, пытаясь всем видом показать, чтобы тот вмешался. Азамат как раз в тот момент стоял к нам спиной, и это была отличная возможность для удара. Но молодой разбойник продолжал невозмутимо следить за поединком, держа свой клинок наготове. Но не для того, чтобы вмешаться в бой, а чтобы прирезать меня, если я пошевелюсь.
Медленно, опираясь на меч, Бастет поднялась. Мне показалось, что стоит она не совсем уверенно. Слабый порыв ветра взметнул ее волосы, часть из которых прилипла к лицу, измазанному кровью, поэтому ей пришлось их убрать. Она медленно пошла на Азамата, слегка покачивая клинком, но не поднимая его выше пояса. Главарь разбойников внимательно следил за каждым ее движением, при этом сам оставаясь на месте. Как только Бастет приблизилась к нему на расстояние удара, она провела прием. Тот самый, которым я удивил ее при первой нашей встрече. Нубийка выбросила вперед руку с оружием, целясь в шею. Тот вальяжно собирался отбить простой, по его мнению, удар, но в последний момент его меч рассек лишь воздух, ибо рука Бастет, вооруженная клинком, уже шла вниз, а в следующее мгновение с лязгом врезалась в бронзовую пластину прямо у сердца. К сожалению, Азамат сумел-таки вовремя уйти назад, и меч нубийки вошел в плоть недостаточно глубоко. А уже следом самой Бастет пришлось отбивать яростный удар, метивший ей в голову. Клинок Главы шел прямо в ухо. В последнюю секунду она смогла отбить атаку. Лязг мечей взорвал тишину. Азамат, не задумываясь, нанес следующий удар, и Бастет вынужденно задрала руку чуть выше, дабы защитить голову. И вот тогда Глава полоснул ее клинком по кисти. Нубийка издала истошный крик, от которого все мое нутро сжалось и похолодело. Меч выпал из руки Бастет, блеснув в оранжевых лучах заходящего солнца. Теперь кровь лилась не только из разбитого носа, но и из мест, где раньше были пальцы – безымянный и мизинец. Азамат сильно ударил ее ногой в ягодицы, и она вновь повалилась на песок, на котором уже было столько крови, что мне становилось дурно.
– Полагаю, бой можно считать оконченным, – довольно произнес Азамат.
Издав сдавленный стон и сжав зубы, Бастет поползла в сторону выроненного клинка.
– Все никак не уймешься? – усмехнулся Азамат и пнул ее сапогом по ребрам.
От удара она перевернулась на спину и стала лихорадочно глотать ртом воздух. Кровь била ключом из ее правой ладони.
Азамат торжественно развел руки в стороны, словно полководец на поле битвы:
– Думаю, пора прекратить твои мучения, красавица.
Чудом восстановив дыхание Бастет, собрав все силы, что еще остались, рванула к валявшемуся на песке мечу и, сумев схватить его левой рукой, не поднимаясь, попыталась полоснуть Азамата по ногам. Но тот лишь подпрыгнул на месте и, приземлившись, сломал лезвие пополам.
– Вот и все, – холодно произнес он.
Тут я понял, что контролировать себя больше не могу. Какая разница? Меня все равно убьют. Так пусть это произойдет прямо сейчас. Я выхватил меч у засмотревшегося на побоище Тарару и, уже было собирался ринуться в круг, но в ту же секунду получил подножку и распластался на песке. Клинок юнца вернулся к своему хозяину.
«Отлично постарался».
Я сел и ощутил холодный металл, приставленный к горлу.
Азамат обернулся:
– А-а-а, да у нас тут герой!
Словно позабыв о Бастет, которая перестала двигаться и, как мне казалось, с трудом дышала, он двинулся в мою сторону, слегка прихрамывая на правую ногу. Подойдя вплотную ко мне, он присел на корточки.
Его глаза светились торжеством, злорадством и презрением:
– И как зовут нашего героя?
Я в бессильной злобе, молча, смотрел на него. Если у Пазузу есть человеческий облик, то никого лучше Азамата на эту роль не найти.
«Земляной лев. Поганый земляной лев!».
Тем временем Глава продолжал глумиться:
– Я знаю, как. Гильгамеш. У нас тут Гильгамеш, ребята!
Я ожидал взрыва хохота или нечто подобного, но разбойники хранили полное молчание. И от этого молчания становилось еще жутче. Еще страшнее. Они стояли, словно призраки, безмолвно наблюдая за торжеством своего демона-повелителя.
Азамат встал и, указав пальцем на лежавшую в луже собственной крови Бастет, язвительно пропел:
– Давай, Гильгамеш, будь мне супругом,
Зрелость тела в дар подари мне!
Ты лишь будешь мне мужем, я буду женою!
Приготовлю для тебя золотую колесницу,
С золотыми колесами, с янтарными рогами,
А впрягут в нее бури – могучих мулов[1].
Азамат рассмеялся, и его демонический смех, наполнивший окрестности, заставил верблюдов нервничать поболее, чем стая голодных гиен.
Ветер усилился. Сумерки стали сгущаться над стоянкой караванов. Неподвижные и безмолвные разбойники, выстроившиеся кругом, жутко выделялись своими силуэтами в полумраке. Их накидки трепыхались на ветру. Руки лежали на ножнах. Словно призраки, они стояли на страже. На страже чего-то неведомого. А Азамат продолжал смеяться. И его смех гармонично вписывался в страшную картину, творцом которой выступал он сам. Смеялся, пока не обессилел.
Утерев глаза от выступивших слез, главарь разбойников молвил, уже более спокойно:
– Не совершить тебе подвиг, Гильгамеш. Не станешь ты для нее стеной Урука[2]. Ну, или она для тебя, сейчас это уже не имеет значения[3], – он подошел вплотную ко мне. – Значение имеет лишь то, что сейчас она отдаст свою душу богам, а за ней последуешь и ты. Скоро, но не так быстро и легко, как тебе хотелось. Жаль, что под рукой нет подходящей бочки. Я знаю, как ты боишься такой казни. Но я не собираюсь торчать здесь неделю в ожидании твоей смерти. Все будет намного проще. Я привяжу тебя к одной из пальм и оставлю на волю солнца и стервятников!
Я ничего не говорил, ибо во все глаза наблюдал за Азаматом. Еще в середине его монолога, я подметил, что он начал бледнеть. Сильно бледнеть. К концу своей речи белизну его лица не скрывали даже запекшиеся бурые пятна на лбу и щеках. И, видимо, Азамат, будучи распаленным после поединка, еще сам не замечал этого.
– Пора кончать ее, – прохрипел он, собираясь обернуться к Бастет и замер.
Я отчетливо увидел, как его пробила дрожь. Азамат покачнулся, схватившись левой рукой за живот. Когда он вновь посмотрел на меня, я увидел, что его глаза налиты кровью.
– Ах, ты, ублюдок! – взревел он.
В следующую секунду еще более сильная судорога прошлась по его телу.
Азамат рухнул на колени, тяжело дыша и опираясь на меч. Прямо в одном локте от меня.
«Или сейчас, или никогда».
Я схватил клинок, который Тарару все еще приставлял к моему горлу. Прямо за лезвие. Холодная бронза врезалась в пальцы. Боль пронзила всю кисть, но я даже не заметил ее. А со всей силы вогнал меч в грудь Азамату. Из его горла вырвался хрип, на губах показалась кровь. Прекрасно понимая, что не может ударить меня мечом, иначе упадет и тогда умрет мгновенно, он вцепился мне в горло свободной рукой. Несмотря на клинок, торчащий из груди и явное острое отравление, хватка Азамата была настолько крепкой, что ей позавидовал бы бык. Он все сильнее сжимал мое горло. Казалось, вот-вот должна сломаться шея. Я уже с трудом различал его искаженное гримасой ярости и боли лицо. Перед глазами пошли желтые круги.
– Уж кого-кого, а тебя я с собой прихвачу, куча навоза, – донесся до меня сквозь мрак его шепот.
«Славный будет попутчик на пути в Иркаллу» – подумал я и полностью погрузился во тьму.
[1]Отрывок из поэмы о Гильгамеше (приводится в переводе И.М. Дьяконова).
[2]Урук – древнейший город шумеров и вавилонян в Южном Междуречье.
[3]Вавилонский эпос представляет в качестве важнейшего подвига Гильгамеша постройку городской стены Урука.
