Энн Княгинина
Расколотое сознание
– Идём дальше.
Боль от пота, как от зубной. Капли текут по синякам и царапинам. Дышать опухшим носом в жару, как не дышать вовсе.
Проходим табличку с просьбой не топтать колос. Да кто до такого додумается?
Слышу позади себя шорох. Боковым зрением замечаю бегущую Сару, мнущую колоски ногами. Руки распростёрты. Бежит, гладит верхушки колоса пальцами.
– Ты что делаешь?!
Она подпрыгивает, разворачивается, и улыбается.
– Когда ещё мы сможем так сделать? Давай со мной!
– Ты не видела таблички? – кричу ей, стуча по картонке с просьбой не делать так, как делает она.
– Видела!
И бежит дальше.
Вот ненормальная. Безрассудная. Безумная.
Аккуратно ступаю в колос, стараясь не помять. Сара разворачивается и бежит ко мне. Кофта с её головы падает в море колоса.
Птицы кружат над нами, хлопают крыльями. Продвигаюсь вперёд – без пшеничных жертв не обойтись.
Сара останавливается в метре от меня. Подзывает к себе.
– Это будущий хлеб!
– Знаю, но пока это будущий, а мы в настоящем. Побежали вместе!
– Куда мне бежать? Опять слюни терять буду.
– Я дам тебе ещё пачку салфеток. Артур, среди колоса так круто! Давай, давай ко мне.
Качаю головой. Делаю ещё шаг. Ещё. Ускоряюсь понемногу. Почти бегу. Колоски щекочут руки.
Сара бежит впереди, растворяется в пшеничном поле.
Бежать трудно, но окружающий пейзаж прекрасен. Деревья и зелёный горизонт простираются далеко-далеко. Комбайны выделяются красными пятнами на фоне жёлтого моря пшеницы. Сара прыгает и исчезает из виду. Я бегу за ней, сбивая всё больше колосьев. Растения шелестят на ветру, склоняя свои верхушки.
Почти спотыкаюсь об Сару, делающую на смятых колосках снежного ангела. Ну, пшеничного, в данном случае.
Волосы в зёрнах пшеницы. Расслабленное лицо.
Я пытаюсь отдышаться, уперев ладони в колени. Пот льётся водопадом.
– Что на тебя нашло?
Когда она перестаёт водить руками по отоптанному колосу, я ложусь рядом с ней, мысленно задавая себе тот же вопрос, что и этой взбалмошной девчонке: «Что на меня нашло?»
Наши плечи соприкасаются. Тень от колосков охлаждает разгорячённое тело. Небо бескрайнее. Там космос, планеты, неизведанные просторы.
Облака неторопливо парят. Кудрявые, на вид такие невесомые, а на деле под несколько тонн.
Шуршание успокаивает.
Здесь так спокойно. Нет людей, кроме меня и Сары. Птицы свободные и сытые.
И я ощущаю расслабление в каждой мышце. Забываю глотать слюну, и она течёт по щеке. Плевать. Я не хочу ни о чём думать. Прекрасный момент переосмыслить непрочность всего существующего.
– Ты хотел бы жить за городом? Видеть чистое небо над собой каждый день. Не слышать шума машин. Завести собаку, чтобы та бегала по участку?
Тихо спрашивает Сара, не нарушая идиллию. Робкий голос опутывает лёгкий шорох, звучащий со всех сторон.
– Хотел бы, наверное. Подальше от людей.
– И я.
Сплетает свои пальцы с моими. Не сопротивляюсь. Это и есть романтика, о которой многие говорят? Так она ощущается? Как полёт вместе с птицами или парение среди облаков? Незнакомые чувства. Поразительные.
Наши руки потные, ладони прилипают друг к другу. Но отчего-то так хорошо и спокойно.
Это не скорость и не быстрая мелодия. Это медленная поездка под неспешную музыку.
Сара смотрит на мой профиль. А я отдан небу.
– Тебе хорошо?
Слежу за маленьким облаком, старающимся нагнать тех, кто побольше.
– Да. Здесь очень хорошо.
Нужно продолжить путь на встречу к бабушке. Она жива, как жив сейчас я. Но мы встанем, и все проблемы вернутся.
Поворачиваюсь к Саре. На щеке больно лежать, но, когда наши карие глаза встречаются, – мои тёмные, её светлые – я перестаю ощущать боль.
– Какого настоящего цвета твои волосы?
Сжимает мою руку крепче. Я стискиваю её пальцы. Не хочу разъединять то, что недавно объединили.
– Русые, но мне не нравятся. Я с двенадцати лет хожу с этим цветом.
– Цвет вишни – красивый.
– Вишня сладкая.
– Сладкая, – подтверждаю я.
Возможно, я бы впервые поцеловал девушку сам. Но не могу. Из-за Кайна. Ярость возвращается в грудь. Сара, смотря на меня так приветливо, отталкивает пробуждающуюся злость. Задерживает её. Но злость сильнее других чувств, и не покидает разум до конца.
– Пойдём?
Сара собирается рассоединить наши руки, чтобы встать, но я не позволяю. Я вижу, она этого не хочет, и я этого тоже не хочу.
Мы поднимаемся вместе. До пансионата держимся за руки.
Сара не убирает зёрна из волос и не вспоминает о потерянной в поле кофте.
Нам вместе хорошо откинуть лишние.
Глава 20
Ещё хуже, чем они есть
Сара помогает приложить увлажняющую маску на лицо: мокрую, противную, пахнущую мятой. Мята и придаёт боль.
Из-за отверстий для носа, глаз и рта, белая маска напоминает лицо призрака. Не подумал бы кто из отдыхающих, что я их умерший друг или родственник.
– Долго держать её нельзя. Особенно тебе.
– Попробую побыстрее.
– Давай войдём. Я сама всё объясню на ресепшене.
– Я и так их напугаю.
Она смеётся и вынимает из волос зёрна, чтобы мы не были похожи на пару бродяг или разбойников.
Светлое четырёхэтажное здание в окружении леса. У входа две статуи лис. За большими окнами маленький фонтан, стойка администрации и диваны для отдыха.
Это место для людей старше шестидесяти.
Появляется связь и телефон сразу же разрывается в вибрации. Прочту сообщения потом. Сейчас не до этого.
Холл просторный, оснащён кондиционерами. Люди с подозрением смотрят на парня с маской на лице и красным носом.
– Здравствуйте, мы к Лилии Доновой, мы вам звонили. Это её внук Артур Донов.
Девушка-администратор молодая, наверное, ненамного старше нас. На бейджике имя Карла. Она в ступоре.
– У него флюс. Чтобы бабушку не пугать скрыл лицо.
– Паспорта есть?
Я смотрю на Сару, она на меня.
– Нет, – отвечает Сара.
– Тогда я не могу вас пустить.
– Пригласите сюда, и дело с концами.
Девушка в задумчивости. Она пристально смотрит мне в глаза, пытаясь разглядеть, что за маской. Ей следует поторопиться с решением. Маска вызывает зуд, а раны на лице горят.
Берёт трубку телефона. Набирает номер.
– Лилия, к вам пришли два подростка. Они выглядят подозрительно.
Опускает голову.
– Угу. Да. Я не могу пропустить их без паспортов. Вам придётся спуститься в холл.
Поднимает голову, смотрит на Сару.
– Угу, да. Хорошо.
Кладёт телефон с громким щелчком.
– Садитесь на диваны. Скоро она подойдёт.
Мы выбираем диваны друг напротив друга. Сбоку телевизор, показывающий музыкальные клипы без звука.
– Не переживай, без маски ты выглядишь хуже, чем с ней.
– Спасибо, подбодрила.
Я вижу силуэт бабушки на лестнице. Она спускается быстро, в спешке. Я вскакиваю и бегу к ней навстречу. Чуть не сбиваю с ног, но сразу же обнимаю. Она единственная из родных, кого мне хочется держать в объятиях.
Её седые волосы пахнут шампунем. Она тоже обнимает меня. Я убеждаюсь, что она жива. Отхожу, чтобы посмотреть на неё. Морщинки на лице такие же, как и прежде, а её глаза серые и мутные.
– Бабушка, – выдыхаю я.
В память врезается фотография с чёрной лентой поверх её тела.
– Что это на тебе?
Она трогает скользкую маску.
– Спасает от пульсации в зубе.
Беру её под руку. Помогаю сесть на диван напротив Сары, сам сажусь рядом с вишневолосой. Хочу видеть бабушку вживую, а не на фотографии для похорон.
– Здравствуйте. Я говорила с вами по телефону. Сара, – она протягивает руку, и бабушка пожимает её.
– Я запомнила тебя. Ты права, мы с твоей бабушкой не старухи.
Сара хихикает, а бабушка улыбается. Кажется, они подружатся.
В молодости Лилия была непоседливой и любила путешествовать. Она много ездила по миру и однажды в одном из городов встретила моего дедушку.
– Твои родители… – начинает волнующий разговор, – никогда не слушали советов по твоему воспитанию. Я понимаю, что ребёнок их, и все решения за ними. Но…
Я смотрю на человека, которого похоронили мои родители. Для мамы она свекровь, для папы – мать. Насколько они прогнили.
–… Но, когда ты начал давать первые концерты, а они отбирать твой заработок, я с ними сильно грызлась.
Мать с отцом тоже потом ссорились. Матери не нравилось, что лезли в их жизни. Отец сперва защищал бабушку, а после приходил в мою комнату и забирал, на то время, ещё небольшую сумму от концертов.
– Отец не добился того, чего хотел. Не разбогател. Наплёл твоей маме, что вы будете жить в огромном доме, и летать на частном самолёте. Твой талант… Они увидели в нём золотую жилу. Мне больно говорить такое, но раз ты здесь, ты это уже заметил.
– Да. Я был слеп, пока…
– Пока?
Сара смотрит в экран телевизора. Она присутствует здесь, но не лезет.
– Пока они не похоронили тебя из-за того, что я сбежал из дома. Вырвался из их опеки.
Бабушка открывает рот.
Я поверг её в шок.
– Похоронили меня?
– Сказали, что у тебя стало плохо с сердцем. Передали мне письмо, где ты просишь подчиняться им.
– Да я буду рада, если ты выпорхнешь из гнезда!
Гости оборачиваются на бабушку. Она скользит по ним глазами, и те сразу отворачиваются. Она затыкает их молча.
– Я собираюсь переночевать в гостинице, несколько дней точно. И снимать квартиру.
– Артур, дорогой, я очень рада, что ты становишься смелее. Если бы я знала, что всё так обернётся, я бы не стала сдавать квартиру.
– Всё в порядке, я справлюсь.
Она складывает руки в замок.
– Они не знают, где ты?
– Нет. Пусть продолжают лгать. Когда ты вернёшься в город, позвони. Я дам тебе денег на смартфон.
Бабушка рассоединяет руки и махает ими перед собой.
– Я не возьму!
– Возьмёшь, – гну свою линию.
Бабушка поглядывает на Сару.
– Ты не умел спорить и со всем соглашался. Я не привыкла видеть тебя таким.
– В маске?
– Нет. Живым.
Сара расплывается в улыбке.
– Сегодня я слышала, как он смеётся.
– Всё, хватит перемывать мне косточки.
– Теперь можно и помирать спокойно…
– Ты что несёшь?
Я встаю в полный рост. Гости окидывают нас любопытными взглядами.
Бабушка хихикает.
– … Помирать лет через двадцать. Я хочу посмотреть на лица твоих родителей, когда мы заявимся к ним на порог. А денег мне давать не нужно, оставь на квартиру.
Плюхаюсь обратно на диван. Вынимаю разноцветные купюры и кладу на ноги бабушки.
– Завтра я приду домой за вещами, и за своими деньгами. Я предупредил маму, что половина их, а половина моя. За четыре года там должно неплохо накопиться.
– Не переусердствуй.
– Я постараюсь.
***
Пол наблюдает за родителями Артура. Они заглядывают в каждый кабинет, ругаются с преподавателями. Они уже заходили к директору, но тот ничего им не сказал. Они ведут себя агрессивно и нападают на всех, кто попадается на пути.
Они сталкиваются с Вероникой Сергеевной, которая давно собирается поговорить с его родителями, и Артура.
«Хренова активистка», – думает Пол.
Они о чём-то разговаривают, активно жестикулируя.
Пол пишет Артуру сообщение. Он знает, что поведение родителей его взбесит.
***
Я оставил бабушке денег.
Лучше бы я сам купил ей простенький телефон, чтобы она смогла с ним разобраться, но я не знаю, когда приеду к ней ещё.
Как бабушка купит его сама? Ей будет трудно идти километр, а автобус отвезёт домой только через месяц.
Мы с Сарой молча идём по полю. Нет настроения разговаривать. Я зол. Снимаю маску и выбрасываю её в поле. Позже будет мучить совесть за то, что я мусорю.
Кожа горит, как будто я пролил на себя кипяток. Ещё и чешется.
Родители отправили бабушку на отдых, откуда она не может уехать, и лгут мне прямо в глаза.
Как же это отвратительно.
Хорошо, что я не люблю смотреть людям в глаза. Ложь родителей не добралась до самого сердца.
– У тебя классная фотка на рабочем столе телефона.
– Ага. Майк поставил.
Продолжаю путь. Спина болит, ступни жжёт, птицы противно чирикают да каркают. Мир перестаёт выглядеть таким живописным. Всё меркнет из-за лживых людей.
Человек человеку враг. Мать и отец враг своему сыну.
Не останавливаясь, вынимаю телефон из кармана. Смотрю на довольное лицо Майка и его средний палец. Куда он меня посылает?
Три пропущенных от Пола. Один от Майка. Сообщения от обоих. И ещё одно, оно от Таи. Мой номер пошёл по рукам;
«Куда ты пропал? Я видел тебя сегодня, ты пёр, как танк», – пишет Пол.
Ещё сообщение от Пола;
«Твои явились в колледж, они ищут тебя. Говорят с Вероникой. Ты прости, но я повторюсь – они психованные»
Я уже думал о переезде в другой город, но тогда из-за Кайна. Мысли вернулись, но виновники теперь родители.
Перехожу к сообщениям от Майка. А ведь ещё недели полторы назад и первое СМС я бы открыл от Таи.
«Сара девка нормальная. Обидишь её, покалечу. Приходи ко мне завтра вечером, тачка простаивает. И ты придурок, тебе Кайна не побить».
Оступаюсь, нога подгибается, Сара тянет меня на себя, помогая не встать на колени перед пшеницей. Начинаю идти дальше, чувствуя, как сгорает кожа рук под солнцем.
Тая:
«Привет. Это Тая. Ты ушёл с Сарой, могли бы и с собой позвать».
«А куда вы пошли? Расскажешь потом?»
Я отвечаю Майку и Полу, и скидываю телефон в портфель.
Я не расскажу Тае, где мы были. Многие слухи студенты из колледжа узнавали именно от неё. Красивый язык без костей.
Мы продолжаем пусть к остановке. Навязчивое пение птиц повсюду, как и хруст, и шуршание колосьев. Солнце садится, скрываясь за горизонтом.
Поездка вышла познавательной. Признаться, местами весёлой.
– Тебе не жалко кофту? Ты оставила её в поле.
– Не очень. Она мне не нравится. Тая хотела забрать её.
Хохочет подло, как злодейка из фильмов.
И это называется дружбой?
– Вы же подруги детства.
Мы садимся на сломанную скамейку. Вокруг ни души. Интернет наконец-то появился, и приложение обещает, что автобус приедет через десять минут. Найти бы место, где я смогу переночевать. Для меня день к концу не подходит.
– Мы общаемся по привычке. Стали разными. Она не принимает меня той, кем я стала. А я её той – кем она.
Я так променял всех друзей на клавиши.
– Ясно.
– Ты правда будешь ночевать в гостинице?
Отдаю Саре ветровку. Ближе к вечеру знойная жара отступает, уступая место прохладе. От ветра на коже Сары мурашки. Она кутается в куртку, пряча половину лица в воротнике.
– Да.
– Рядом с моим домом есть гостиница, там мало постояльцев. И её видно из окна моей комнаты.
– Мне без разницы куда.
Высматривает на дороге автобус, но вместо него – редко проезжающие автомобили.
– Я пригласила бы к себе, но у меня два младших брата.
– Всё нормально. Спасибо.
Катает камушек от ноги к ноге. Она тоже вымоталась. Энергозатратная дорога получилась.
– Ты с друзьями тихая.
Не вспомнить, когда вёл такие долгие разговоры. Мне говорили, а я слушал, думая о своём.
– Только Майк может беситься вместе со мной. И Кайн, но это раньше. Тая… не принимает эту мою сторону – громкую и шальную.
– Ты куришь?
– Нет.
Помню, на первой вечеринке Сара предложила Тае покурить, когда та не хотела отлипать. На той вечеринке я сложил неправильное мнение о людях, и только Кайн с самого начала показал себя настоящим.
Автобус останавливается. Мы входим, садимся на свободные места. Сара дремлет, укрываясь ветровкой как одеялом.
Сегодня я домой не вернусь, но завтра, лицом к лицу, столкнусь с родителями у ящика с моими бабками.
Я изменю всё что смогу. А могу я многое.
Глава 21
Титаник
Я провожаю Сару до дома, там рядом и гостиница: выглядит опрятно, но я трушу спать одному, в кровати, где побывало куча людей. Без средств личной гигиены, сменной одежды. Насколько это ночей? Выдержу или сдамся?
Не сдамся.
– Не хочешь зайти? В последний раз мы ели восемь часов назад.
Смотрит на меня с надеждой, покусывает губу.
Я нравлюсь ей?
Нет, не хочу приплетать другому человеку чувства к себе – если это не так, то будет неправильно по отношению к Саре.
– Зайду в магазин.
Она перекидывает ключи от квартиры из одной руки в другую. Моя ветровка всё ещё на её плечах. Я отказываюсь от еды, но живот крутит. Я не насытился несколькими ложками борща.
– Для братьев осталась мя-я-я гк-а-ая каша на завтрак.
Вот же засранка. Соблазняет мягкой едой.
Опять мне не решится. До уверенного в себе парня ещё долгий путь.
– Спасибо, нет. Ладно, до завтра.
Ухожу. Оставляю ветровку ей. В следующий раз буду думать соглашаться или нет. Если отказал сразу, поменять решение уже нельзя: ведь в этом суть самостоятельности? Или в другом?
Возвращаюсь к Саре, что не уходит. Она держит ветровку в руках. У неё накуксенное лицо, как и у меня, когда я задумаюсь.
– Кашу буду. Спасибо. И чай холодный.
Вот теперь правильно. Передумал – ну и что. Ты же передумал, а не кто-то за тебя.
Если не хочешь сейчас, то, возможно, захочешь позже.
Это нормально. И глупо то поведение, когда терзаешь себя из-за необдуманного согласия или отказа. И ничего не меняешь, чтобы сделать себе лучше.
– Кашу сильно разогревать не буду, за моих не беспокойся. Майк ко мне с четырнадцати лет приходит в синяках.
– Вы такие хорошие друзья?
– На самом деле он замечательный человек. Он умный и добрый, но прячется за личиной крутого, эгоистичного парня.
Я вхожу в подъезд первый.
Поднимаемся на второй этаж. Сара открывает дверь в квартиру, и её сшибают с ног два пацана – один лет шести, второй постарше. Они наперебой что-то рассказывают, пока не замечают меня.
– Это не Майк.
– Это Артур. Проходи.
– Артур, здравствуйте.
Я разуваюсь, но замираю, когда этот ребёнок здоровается со мной с такой официальностью. Русые волосы короткие, гладкие, а у второго пацана длинные и непослушные. Так вот какой натуральный цвет волос у Сары.
Они смотрят на меня карими глазами, как у Сары. Моментами можно подумать, что она их мама, а не сестра.
– Я ненадолго.
Сара пытается сделать всё и сразу: снять обувь, повесить мою ветровку на крючок, поиграть с братьями в пятнашки.
От детей шума больше, чем от студентов в колледже.
Коридор просторный и светлый.
Уютно.
Вспоминаю свою квартиру, с обоями, где ромбы стали треугольниками, а половицы скрипят.
Не хочу туда возвращаться.
Под ноги прилетают тапочки.
Я у девушки в гостях. Не верится. Обеспокоен. Не наделать бы чего лишнего.
Тапки малы, но молчу об этом. Сара и так старается представить всё в лучшем виде.
– Тут вот у нас туалет, если нужно. А, ты уже ходил в пансионате. А вот ванная, будешь же руки мыть? Не хочешь, не мой. А там ку…
– Сара, я спрошу, если что. Успокойся, хорошо?
Краснеет. Её братья, кружась поблизости, ржут над ней.
– Где я могу помыть руки? – спрашиваю сам, чтобы Сара не переживала.
– А… ну вот, проходи.
Включает свет, открывает дверь в ванную комнату.
Проходя мимо Сары, сам не врубаясь зачем, поглаживаю её по затылку, взъерошивая густые волосы. Что я хотел показать этим движением… Не обижайся, не нервничай, ведь я сам в панике?
– Это не тот мальчик с афиш? – один из братьев Сары громко шепчет.
Включаю воду, чтобы не слышать продолжение разговора. Афиш, каких?.. В интернете приглашения на концерты без фотографий.
А в колледже пропадали афиши. Сара… вытаскивала их из помойного ведра?
«– Да все рылись. Я случайно выкинула сумку, вместо мусора, и пришлось доставать, – Донна склоняет голову набок».
– Нет, эта вещь… она мальчика, который мне нравился».
Я запутался во всём: в окружении, в себе, в желаниях и целях. Я смотал мысли в плотный клубок. В этом клубке всё, что я слышу, вижу и чего хочу.
Я не могу нравиться Саре. Я никому не могу нравиться.
Зеркало расположено над раковиной, но мой взгляд прикован к тому, как вода утекает в слив, а не своему отражению.
Я и так знаю, что ужасен.
Иду на свет и аромат еды. Сара накладывает кашу. Её братья стучат ложками по столу.
Кухня в бежевых оттенках; стены, кухонная гарнитура и техника тоже. Страшно даже пролить воду в такой обстановке.
Сажусь на свободный стул. Передо мной пачка салфеток, стакан с водой и кружка с чаем.
– Я Бен, – представляется ребёнок, что помладше.
– Я Сем.
– Привет.
Сара ставит передо мной и братьями тарелки с кашей. Над их едой дымок, над моей нет. У них большие ложки, у меня поменьше. Сара —поразительная девушка. Она подметила детали, позаботилась обо мне, и ей это явно в радость.
Сара садится чуть поодаль. Все желают друг другу приятного аппетита и набрасываются на еду.
Не тороплюсь. Стараюсь не запихивать в рот больше, чем смогу проживать в своем состоянии.
В кухню входит женщина в спортивных штанах и свободной футболке.
– Мама, привет.
Сара встаёт, отставляет тарелку и обнимает женщину. Вытираю салфеткой рот от каши и слюней.
– А у нас Артур дома!
Мама Сары смотрит на меня серыми глазами, но недолго. По выражению её лица трудно понять, удивлена она или напугана, но она начинает улыбаться.
– Привет, Артур. Хорошо, что я приготовила побольше. А то эти проглоты и крошки не оставят.
Пацаны облизывают тарелку. В детстве я делал так же, но прошло то время, когда мне было это позволительно.
– Спасибо!
– Было очень вкусно. Благодарю.
Иду к раковине, мою за собой тарелку. Сара и мама не шушукаются, как часто делал Пол со своей, когда я приходил в гости на пару минут.
– Мне уже пора.
Не знаю, куда положить чистую тарелку, чтобы не открывать все ящики подряд, поэтому ставлю обратно на стол.
– Это Майк с тобой сделал?
– Почему Майк-то? – удивляется Сара, отходя от мамы, чтобы я смог пройти к выходу.
– Помню времена, когда его лицо пряталось за такими же синяками.
– Это не он.
– Да что у вас в колледже происходит? – она с тревогой смотрит на мои синяки, хотя уже успела их рассмотреть. А Сара обращается ко мне:
– Хочешь я покажу свой синтезатор? – Сара останавливает меня на полпути к кроссовкам.
Её мама, поняв, что ей не ответят, уходит в ванную.
– Мне ещё в гостиницу заселяться.
И я устал. А душа хочет оставить измотанное тело, поспать и обновиться.
– Тогда потом посмотришь?
Она прижимается спиной к стене. Водит носком тапка по полу.
Я давно не хожу на репетиции, и не подаю заявки на концерты… ладно, я никогда не подавал, за меня это делали родители. Я должен взять эту ответственность на себя, мне нужны бабки. И пора бы продолжить обучаться вождению. Время летит, а я за рулём всего лишь трижды сидел. Так Кайна мне не победить.
Но послезавтра я наконец-то сяду за руль.
Настенные часы тикают. Почти девять вечера. Остаться одному и хочется, и нет. Я не ночевал в местах, где за стеной или хотя бы на другом этаже не было знакомых.
– Полчасика, и мне правда пора.
Сара отталкивается от стены. Теребит браслет, сдерживая улыбку. Если она и пытается скрыть радость, то ей это не удаётся. Ещё никто не становился счастлив от простого: «Ладно, я на немного останусь»
– Артур не уходит?
Сэм пинает мяч в комнату, из комнаты мяч возвращается к его ногам.
Бедные соседи.
– Пока нет.
– Покормишь его ещё?
– Мне достаточно.
Мы идём в комнату Сары. Она выгоняет оттуда Бена и закрывает дверь.
На окнах жалюзи, над компьютерным столом доска желаний: здание Оксфорда. Конюшня. Пианино. Свадьба. Дом.
Разносторонние у неё мечты.
– Хочешь научиться играть на пианино?
Смотрит на доску, попутно доставая синтезатор из шкафа.
– Хотела бы, но это сложно.
Бросает тяжёлый синтезатор на кровать. Пыль летит на пол, к потолку, на плед.
Долго же Сара не пользовалась им.
Садится на кровать, кладёт синтезатор себе на ноги. Подзывает сесть рядом. Жмёт на красную кнопку, и комнатную тишину озаряет мелодия.
Столько раз слышал эту музыку при включении, что становится тошно. Я учился на похожем, но мой был шире. У Сары девичий вариант.
– Я в грязной одежде.
– Ничего, я тоже.
Сажусь рядом с Сарой. Она подвигает мне на ноги другой конец синтезатора.
Жму на клавишу. Туго. Разница между этой техникой и пианино заметна при нажатии клавиш. У пианино мягкие приземления клавиш, такой же мягкий звук. А у синтезатора жёсткое приземление, как будто клавиши обо что-то бьются.
Сара тянется к подушке. Я придерживаю синтезатор, пока она что-то ищет.
– Проводные наушники? Ими ещё кто-то пользуется?
Сара подключает их к синтезатору. Один наушник вставляет себе в ухо, а второй – мне.
– Когда мои беспроводные садятся, я беру эти в помощь.
– Мудрое решение.
Смотрю на кнопки. Среди них настройка звука и выбора музыки, но я уже не помню, для чего предназначены остальные кнопки.
– Ты хочешь, чтобы я сыграл?
Поправляю наушник, намеревавшийся выпасть из уха.
– Если ты не против.
Я не против.
Мне надоело это занятие. Эта одинаковая музыка, которую мне выбирают на концерты, классическая одежда, словно музыкант пукает радугой, а какает единорогами. И завышенные ожидания.
Но когда я играю для себя, выбираю мелодию по настроению, я где-то даже счастлив. Если я правильно понимаю ощущение счастья.
– Я учился на «Титанике»
– Я обожала её играть!
Плечо к плечу. Сара жмётся ко мне, отчего не хватает личного пространства. Тактильность не моя сильная сторона, но с Сарой нет необходимости прятаться в панцирь – там делать нечего, и очень сыро.
– Можно я буду нажимать с одной стороны, а ты с другой?
– Попробуем. Но не обещаю, что правая рука сама не полезет на твою сторону.
– О, погоди.
Сара возвращается с маркером. Просит мою правую руку. Пишет на ладони «правая». На своей пишет «левая».
– Это что? Зачем.
Закрывает маркер колпачком.
– Лево и право. Лево и право могут выполнять работу в одиночку. Но когда они вместе – они сильнее. Ты не сможешь играть одной рукой там, где фигурируют обе. Так же и в любви, дружбе, семье. Все должны быть в команде.
Я смотрю на синюю надпись, скукоживающуюся в линиях жизни.
– У меня нет своего лева.
– В дружбе же тоже считается. «Я твоё лево».
Минутка философии. Грустной.
Она моё «лево»? Ну да, мы провели время вместе. И… рядом с ней я чувствую себя хорошо. Но можем ли мы называться друзьями?
А почему нет?
Сжимаю ладонь в кулак.
– Хорошо.
Кладу руку на клавиши. А ту руку, что не нужно задействовать, убираю за спину. Нажимаю на кнопку выбора песни, дохожу до «Титаника». Клавиши подсвечиваются.
– Можно я спрошу, пока мы не приступили к игре?
Она заинтересованно кивает.
Я смотрю на её браслет.
– Зачем на шариках игральные кубики?
Она снимает браслет, кладёт на клавиши передо мной.
– Здесь шесть шариков, на каждом кубике от одной точки до шести.
Деревянные шарики с мелкими царапинами и потёртостями. Выжженные линии кубиков идеально ровные.
– Я вдохновляю себя тем, что точки идут от уменьшения до увеличения. Единица – это как начать что-то делать. Двойка – как продолжить, и так далее. А шестёрка – это уже когда добился чего хотел.
Я ещё раз смотрю на доску желаний.
– Ты хочешь дойти до шестёрки со всеми этими желаниями?
– С некоторыми – да.
– Почему ты бьёшь себя браслетом?
Она надевает браслет на запястье, покрытое синяками.
– Мне так легче прийти в себя.
– Понятно. Но это плохой вариант.
– Я понимаю.
Я опускаю глаза к синтезатору, Сара улыбается.
Клавиши, как игральные кубики – чёрно-белые, но в них нет такого смысла, как вложила Сара.
Но я тоже начинал играть от одного до шести: сел на банкетку, выучил ноты, и вот и уже шесть – концерты, цветы, мозоли на подушечках пальцев.
Но сейчас, в комнате Сары, я чувствую желание с кем-то сыграть, попробовать новое.
– Ну что, начнём?
Пора взлетать, выше, чем все птицы мира. Сара полетит со мной, и, может, тогда перестанет задействовать браслет как орудие пыток.
Мы играем вместе. Моя рука, Сары, не обгоняем друг друга, не лезем на чужие стороны. Я успеваю за ней, она не отстаёт. Я слышу в наушниках то, что мы создаём. Я могу играть без подсказок, но позволяю красной подсветке нас направлять.
Мелодия становится проворнее. Прочнее.
Сара старается всё лучше.
Мы на корабле, мы разных социальных статусов. Со множеством врагов. Мы на палубе, вокруг вода и ветер. Я держу Сару, чтобы она не упала. Мелодия льётся в одно ухо, но я слышу её везде, она отскакивает от стен, и возвращается в голову.
Я в воде, Сара на деревянном обломке.
Пронизывающий холод. Тяжёлая, мокрая одежда. Окаменевшие мышцы, и последние, медленные удары сердца.
Наши руки двигаются быстрее.
Сара молодец, мы команда, мы справимся.
Я не готов оставлять любимую, но теряю силы. Ничего не поделать.
Я умираю.
Последние ноты Сара рассказывает о наших жизнях. Красная подсветка меркнет.
Мы заканчиваем эту историю.
Сара застывает, и я понимаю её.
– Это было невероятно, – говорит она.
***
Я заселяюсь в гостиницу через «Госуслуги». Все мои данные там как на ладони. Администратор долго держит ключи, дразня меня. Выхватываю ключ, ударив по его запястью брелоком с номером моей комнаты.
Не ожидает, поэтому вскрикивает.
Будет знать, как издеваться над гостем.
Я лежу на кровати в номере и не могу заснуть. Смотрю на синюю надпись, украшавшую мою ладонь.
«Я твоё лево».
Прохладная кровь струится по венам. Я не замёрз, но по коже бегут мурашки.
Тая была моей первой любовью – обманчивой или я просто её перерос.
Но Сара.
То, что я испытываю рядом с ней. То, кем она делает меня. Кем я становлюсь возле неё. То, что я чувствую, смотря в её карие глаза. Всё это напоминает ту любовь, о которой многие талдычат.
«И как это – любить?
– Ты поймёшь.
– Вряд ли».
И я не понимаю, что за чувства у меня к Саре.