Придётся понять и Саре.
Я провожаю Сару до её квартиры. Всю дорогу до двери она молчала. Я целую Сару, но не продолжаю поцелуй. В тусклом свете лампы её глаза, наполненные слезами, ещё медовее, чем казались у озера.
– Ты узнаешь кое-что ещё, но я не скажу об этом сама. Мне трудно произнести это вслух, – её слова сопровождаются металлическим скрежетом ключа в замочной скважине.
– Что-то хуже того, что я уже услышал?
Я стою за Сарой, мои руки в карманах. Могу представить, как выгляжу со стороны: я похож на подростка из книг. Но я настоящий, и никто не изменит мою историю, не вычеркнет из текста неприятные моменты. И эти внезапные сокращения сердца ощущаются очень реально. Мне придётся додумывать, что произошло с Сарой, пока я отсутствовал.
– Я сожалею о том, что приняла решение прежде, чем осознала насколько это грязно. Я просто хотела спасти тебя.
– Сара, говори.
Она поворачивается на меня.
– Не смотри так озлобленно. Я бы не сделала этого, а он был пьян, – она ведёт к чему-то, но не договаривает.
Я чувствую безнадёгу.
– Был пьян… Кайн? Что он от тебя хотел? Сара!
Противная мелкая дрожь заставляет сотрясаться. Вынимаю руки из карманов, бросаю ладони на плечи вишневолосой и слегка трясу её, с желанием вытряхнуть информацию.
Она не смотрит на меня.
– Я не смогу сказать тебе это. Это… это… очень плохо. Я испугалась, не подумала здраво, – отворачивается и ключ ударяется об замочную скважину, руки Сары дрожат, и она не может прокрутить его.
– Сара!
– Кто-то точно скажет тебе об этом, и тогда… произойдёт то, чего я и Майк боялись с самого начала. Я подготавливаю тебя… и себя.
Ключ проворачивается в замке. Дверь открывается, и Сара проскальзывает в квартиру. Щелчок – Сара заперла дверь, оставив меня одного.
Пальцы складываются в кулак.
Ощущение пустоты вокруг сдавливает горло. Нечем дышать или забыл, как. Бессильная ярость вспышками растягивает грудную клетку.
Кайн предлагал ей что-то? Поэтому Майк разочаровался в нём? Он приставал к ней?
Нет, я не могу об этом думать.
Вечерняя темнота и уличный холод не унимают злость.
Что-то скрывают от меня. Зачем? Почему я должен выпрашивать правду? Что будет, когда я всё узнаю, к чему они готовяться?
Я оставляю скутер на платной парковке и возвращаюсь на улицу. Не смогу усидеть в номере и не найду занятие, чтобы прогнать поганые мысли.
Я иду на спортивную площадку, где установлены турникеты и тренажёры. Хорошее место для тренировок, но из-за дождей всё в грязных лужах.
Моя слабость в том, что я пытаюсь доказать, что силён, но ведь никто не имеет права решать, сильный я или слабый. Но я слушаю других, и впоследствии вляпываюсь в проблемы.
Я прыгаю и цепляюсь пальцами за ржавый турникет. Подтягиваюсь, считая звёзды на небе, и смотрю на красивую луну среди них. Отпускаю одну руку, но так мне не подняться. Нахожу себе цель. Мышцы так сильно напряжены, что кажется, вот-вот лопнут.
Дышу глубже, спокойнее. Нужно исчезнуть. Я далеко отсюда. Я лёгок, как пёрышко, и силён, как саванный слон.
Боль – это вымысел. Предел человеческих возможностей – всего лишь миф.
Мои ноги болтаются, и я пытаюсь себе ими помочь. Но я не должен помогать, я должен усложнять себе задачи. Только так я научусь справляться с трудностями.
Руку трясёт, и это мешает. Пальцы скользят по ржавой перекладине, но я напрягаю их сильнее. Мой нос почти касается турникета, чувствую, что близок к новому навыку.
Кто-то хлопает в ладоши вдалеке. Из темноты появляются два силуэта.
– Чё, не получается? – ржут два парня.
Я спрыгиваю.
С какими намерениями они подошли?
Оба в капюшонах.
Отсветы фонарей освещают их. Один из них покрыт прыщами, а у другого нос сместился в сторону. Наверное, был сломан.
В новой жизни происходит то, чего я боялся в прошлом.
Самым большим страхом было наткнуться на отбросов. Когда наступала ночь, я переставал смотреть в окно и не прислушивался к уличному шуму, чтобы не услышать криков. В поисках безопасности я прятался под одеялом. Родители предупреждали меня о таких, как эти двое.
Но в этот вечер я к встрече готов.
Сердце отбивается разъярёнными ударами, а за грудной клеткой собирается гнев.
Из-за Кайна, Сары, из-за молчания Майка.
– Почти получилось. Вы не вовремя пришли.
Закатываю рукава олимпийки, чтобы не мешали движениям. Кровь приливает к конечностям. Как же волнительно. Возможно произойдёт моя первая драка. Шансы на выживание – пятьдесят на пятьдесят. Нет ли у одного из них ножа?
Они из среды такой жизни, где драки – это как поесть и поспать. Я из среды, где бьют только по клавишам пианино.
– А чего напрягся? Боишься?
Резкая головная боль, как осознание чего-то всемирного. Рёбра словно ломаются, впуская тень, которую я давно от себя оттолкнул – но тень вернулась и обнажила то зло, что я заменял более приятными чувствами. Я всё-таки впустил в себя то, что не должен был.
Трус. Лох. Слабак.
Боишься, не сможешь, изобьют.
От этих слов, что я слушал четыре года, я перестаю сдерживать равновесие чувств, и агрессия перевешивает.
– А вы?
– А нам чего бояться, – с заговорщицким видом переглядываются они, – ты один, нас двое.
Все советы Майка строкой бегут в мыслях, только успевай ловить.
Первый, что в прыщах, бежит ко мне, но я смотрю на второго, что остался стоять. Прыщавый пытается меня отвлечь.
Второй мчится вперёд. Первому я наношу удар в нос локтем, а второй получает ногой по колену. Он сгибается, и я тут же бью его пяткой в подколенный сгиб.
Он опускается на колени. Второй целится мне в лицо, но я уклоняюсь и бью его в нос. Его слюни текут к подбородку.
Сам не знаю, как я это делаю. Тренировки с Майком помогают справляться сразу с двумя. Я ни разу не сдвинулся с места.
Задумался.
Толчок в живот и удар ладонью приходится в правое подреберье. На секунду дыхание перехватывает, и в это время второй обходит меня и прыгает на спину. Я падаю лицом в грязь.
– Ну что, приятного аппетита, лох!
Бью своего наездника пяткой в копчик, и он ослабевает. Переворачиваюсь и скидываю его с себя, как грязную свинью.
Первая мразь блокирует мой удар в нос, но свой нанести не успевает, и два моих удара направлены в челюсть сразу обоим.
Эта драка как игра на инструментах: будешь играть плохо, – путать ноты, промахиваться в клавишах – то всё будет испорчено, и, возможно, даже будущее. Нужно действовать быстро, второго шанса может и не быть.
Встаю на ноги.
– Арти, это ты?!
Тая бежит сюда, голос – колокольчики. Пацаны трут челюсти, я смотрю им в глаза поочерёдно. Мои руки сложены в кулаки, центр тяжести на правой ноге.
– Артур, это местные придурки. Им давно пора в рожу дать.
– Заткнись, красотка!
Я наношу удар ребром ладони в зубы говорящему. Он издаёт низкий стон, прикладывая руки к губам.
– С-с-ука!
Тая стоит за моей спиной, но не лезет и не провоцирует парней, и не пытается оттащить меня.
Не называет слабым.
Костяшки пальцев зудят, кожа на них содрана, ребро справа болит.
Гопники нападают на меня одновременно, и мои глаза не поспевают за их движениями. Закрываю лицо и делаю длинный шаг назад. Они опять сбивают меня с ног.
– Вставай, Арти! Артур, вперёд!
Один из них садится на меня и пытается схватить мои руки, чтобы я не мог защищаться. Ему удаётся захватить мои запястья мозолистыми пальцами, но я вырываю одну руку и хватаю его за шею. Я начинаю душить парня, и его пальцы разжимаются, освобождая и вторую мою руку. Он пыхтит, задыхается.
Его друг наклоняется ко мне, и я, воспользовавшись освободившейся рукой, наношу ему удар в глаз. Первый обливается потом и ухватывается за моё предплечье. Белки его глаз краснеют, щёки белеют, рот закрывается и открывается, как у полумёртвой рыбы.
Страх убить его принуждает меня ослабить хватку на шее. Парень падает на бок. Я встаю на ноги. Моё тело переполняет адреналин, как во время гонок.
– Только попадись мне ещё раз! – кричит мне его дружок, но драться один на один не готов.
Тая, помахивая сумочкой, подбегает ко мне. Надо уходить, пока прыщавый не встал.
Я тяну Таю за локоть с площадки, она, подпрыгивая на каблуках, спешит за мной.
Мы заходим за дом, и на меня обрушивается холодный душ понимания: я вывел человека из строя, довёл до обморока. Да что со мной творится. Что за хрень сейчас происходила?!
Надо отдышаться.
– Круто ты их. А что случилось?
– Пристали.
– Такое часто бывает, и на этот случай есть перцовый баллончик, – лепечет она, доставая баллончик из сумки. Показывает и протягивает мне, но я не хочу это брать.
– Почему не воспользовалась?
– Ты и так справлялся, туда-сюда их.
Она беззаботно размахивает руками.
Но почему Тая поверила в меня, а любимая вишневолосая наоборот?
– Тебя проводить? Куда ты там шла?
– А как же Сарочка? – обиженно надувает губы, показывая пальцем на дом Сары.
Недалеко я отошёл. Кладу ладонь на место удара в ребро, и чувствую, как боль рассекает с новой силой. Чтобы Тая не услышала болезненного хрипа, я насвистываю мелодию.
– Я от неё.
–А чего злой тогда, Сара плохая любовница? Со мной бы тебе было лучше, да и мелодию ты фальшивишь, – шутливо пихает меня локтем, и, конечно, попадает в то место, где боль сильнее. Хрип всё же прорывается через сжатые зубы.
– Боже, извини.
Тая складывает ладони в молитвенном жесте.
– Всё нормально.
Костяшки пальцев болят и кровоточат, но это мелочи.
– Я шла к Донне, она тут, неподалёку. Можешь до неё проводить.
Проводить могу, а разогнуться до конца нет. Этот придурок точно знал, куда бить. Боль всё нестерпимее.
– Слушай, скорая не нужна?
– Нет. Пройдёт.
Я собираюсь пойти за Таей, но вижу Марка и Донну.
– Я пойду. Твои друзья подошли.
– Как вовремя, – с сарказмом бухтит она, наигранно улыбаясь. Под глазами у неё залегли тени.
Её слова, сказанные в камере полицейского участка, не выходят из головы. И если её чувства искренние, то они её терзают.
А я всё ещё ничем не могу помочь.
Ползу по стеночке дома, стараясь поскорее исчезнуть с глаз Таи, и избежать встречи с Донной и Марком.
Ночь проходит мучительно.
Я прикладываю лёд к рёбрам, принимаю обезболивающее, но боль не стихает. Мои костяшки, хоть и выглядят лучше после того, как я их промыл, всё ещё ноют.
Я забыл попросить Таю никому не рассказывать об увиденном. У меня были все шансы проиграть. Повезло, что те оказались слабее меня.
ЧАСТЬ 3
Чёрное
Утром, не выспавшийся, но снявший вчера пыл, собираюсь в колледж.
Я узнаю секреты Сары. Она не сможет долго заметать следы того, что скрывает.
Боль вроде прошла, и я снова как новенький. Драться не хочется, но если надо – то буду.
Я живу по новым правилам. Где сбегать, не попробовав защититься, привычка, вычеркнутое из головы.
Полчаса пробежки по дворам и между домами. Под правым ребром пульсирует лиловый синяк.
Освежающий душ не бодрит мысли. Плохое предчувствие и тревога вводят в оторопь.
Я отправляюсь в колледж без портфеля, взяв с собой только телефон. Лёгкая паника ведёт к учебному зданию медленнее, чем хотелось бы.
Я звоню Полу, чтобы узнать, где он. Когда захожу в колледж и поднимаюсь на второй этаж, из меня делают звезду погорелого театра: студенты оборачиваются и обсуждают неудачную гонку. На доске объявлений фотография со мной в полный рост, а под ней надпись: «Уголовник-пианист выиграл гонку нечестно».
– Кайн вздрючил бы тебя. Тебе просто повезло вырваться вперёд, – слышу за спиной, но стоит повернуться, как все затыкаются.
– Ты не мог его победить.
– Не пересёк линию.
– Сумасшедший.
– Придурок.
– Лох.
Лох.
Главное – не поддаваться на провокации. Мои костяшки и так разбиты, и любое прикосновение причиняет боль. Нужно продолжать идти, ни о чём не думая и никого не слушая.
– Артур, я здесь! – Пол машет мне и спешит навстречу.
– Привет, – отвечаю я, но не машу в ответ.
Пол ровняется со мной, и мы бесцельно шагаем по коридору.
– А где Сара?
– Мы немного поругались.
Я осматриваюсь и встречаюсь с чужими взглядами. Я уже не могу оставаться незамеченным, я становлюсь всё выразительнее, ярче, заметнее.
– Ты узнал, да?
Я не люблю ложь и не выношу, когда лгут мне. Но ради того, чтобы получить недостающую информацию от Пола, придётся пойти на этот шаг.
Никто не любит ложь, но все ей пользуются.
– Да.
– И как ты реагируешь на такое?
Пол гладит пальцами стену. Я слишком близок к людям: ощущаю их запахи, слышу голоса, замечаю любые движения. Это мои нелюбимые моменты. Никуда не деться от бурного внимания.
– Плохо?..
Я утверждаю, а не спрашиваю. Мне ещё неизвестно, насколько ужасны те сведения, которые я не получил от Сары
Нужно быть осторожным в словах и интонациях, чтобы Пол не понял, что я блефую. Я никогда не был игроком – ни в своей, ни в чужой жизни, и мне предстоит многому научиться.
– Я бы тоже так отнёсся к…
Сара возникает передо мной из ниоткуда. Я резко затормаживаю, чтобы не врезаться в неё. Пол проходит вперёд и останавливается.
На руке Сары новый браслет, под ним пурпурные синяки. Я собираюсь забрать браслет, но Сара останавливает мою руку, поднимает её и смотрит на израненные костяшки.
– Тая всем рассказала о твоём подвиге с хулиганами. У меня несколько вопросов, позволишь задать их?
Сара вымученно отпускает мою руку.
– Сара, я объясню.
– Ты не обязан ничего объяснять. Я поняла, что ты поступаешь так, как хочется, независимо от того, правильно это или нет. Ты отвёз меня домой, чтобы встретиться с Таей? Если ты всё ещё влюблён в неё, то не стоило начинать со мной встречаться.
Услышав это заявление, я почувствовал, как будто в моё горло вставили нож и начали водить лезвием по горлу. Мне стало трудно дышать, и я закашлялся. чувствуя, как слюна заполняет мои дыхательные пути, словно кровь.
Слова Сары и есть этот нож.
– Он был влюблён в Таю?
– Да все это знают.
– Я не знал.
– Дрочил на неё, сто проц.
– А кто не дрочил?
От этих пустых разговоров лицо Сары становится угрюмым. На лбу разглаживаются мелкие морщинки. Сара тянется к браслету, но я успеваю перехватить её руку, чтобы она не причинила себе боль.
– Я отправился на спортивную площадку. Тая шла к друзьям, заметила меня и подошла.
Я хочу доказать Саре невиновность, и что слова всех вокруг и предположения обо мне и Тае, – это бессмыслица.
Я не думал, что похож на такого подонка.
– Ты хотел проводить её?
– Она моя подруга.
– Значит, подруга. Артур, ты показался мне спокойным и немного отстранённым. Как будто пришёл из другого мира, и тебе не комфортно в нашем. Но со временем ты освоился и стал…
Уклоняется от продолжения.
Я непроизвольно хмыкаю.
– Стал как все?
– Ты никогда не будешь как все. Я хотела сказать, что ты стал другим.
– Разочаровалась во мне? – я в упор смотрю на неё, а она отворачивается.
– Вот это разборки.
– Снимай на камеру.
– Телефон почти сел.
– Мне придётся делать всё самому?!
Вспышка.
– Забыл отключить.
– Идиот.
Качаю головой. Он тут не один идиот, они все идиоты.
– Я люблю тебя, Артур! Ты можешь быть любым, это не изменит моих чувств. Но эта боль за тебя и переживания ранее не терзали мне душу! Эта глупая ревность… Это… недоверие к тебе! – Пока Сара кричит на меня, её тело сотрясает дрожь.
Я раскачиваюсь с пятки на носок из-за психологического давления.
– Извини.
Я не многословен и не научился правильно извиняться. Я притягиваю Сару к себе и затыкаю её поцелуем до того, как она скажет о расставании с «не таким, как все». Она упирается ладонями в мою грудь, но силы оставляют её тело, и её губы приоткрываются навстречу моим. Поцелуй сразу превращается в одичавший. Наши языки раненые звери, что пытаются исцелить раны, пожалеть.
Я сжимаю волосы Сары, оттесняя наслаждением боль в пальцах. Сара стонет, когда я вжимаю её тело в своё, а я скулю от боли под ребром.
– Охренеть, а Донов в порнухе может сниматься.
– Как не стыдно, у всех на виду!
Цоканье каблуков приближается и тут же отдаляется. Кто-то кричит:
– Тая, Тая, ты куда? Что с тобой?
Сара отстраняется, чтобы увидеть мою реакцию на её нелюбимое имя. Но реакции нет, я вжимаюсь в губы Сары обратно.
***
Тая подбегает к окну и смотрит за него. Если бы вчера вечером Донна и Марк не увидели, как Артур дерётся, и не вышли на улицу, то он бы проводил её до дома. А она бы воспользовалась ситуацией и пригласила Артура в гости.
Она бы сделала всё, чтобы соблазнить его. Чтобы он целовал её как Сару: неудержимо, властно, настолько сексуально, что можно получить оргазм, просто наблюдая за ними.
Любовь ли это у Таи, или задетое самолюбие? Любовь ли это, или животная реакция организма на человека противоположного пола?
В Тае смешалось всё. Но она точно знает, что мысли об Артуре сводят её с ума.
– Ты из-за пианиста так?
– Желать недосягаемое меня убивает! Дурацкий Артур со своим… Мы друзья, друзья. Друзья не занимаются сексом и не целуются, а мне это нужно!
– Да чем он так хорош, что многие на нём помешались? – удивляется её подруга.
– Кто многие?! – возмущается Тая, подозрительно смотря на девушку с ободком на голове, обклеенным стразами.
– Несколько девчонок из моей группы. А Донна говорит, что их одногруппницы исподтишка фоткают его.
– Суки!
– Тая, успокойся ты. Переспи с другим, и дело с концами.
– Как будто я не пыталась снять напряжение с другими. Это не то, они не те!
Тая бьёт ладонью по оконному стеклу и скребёт по нему ногтями, создавая неприятный скрип.
Её подруга закрывает уши. Для неё Тая уже наполовину сошла с ума.
***
С неохотой отпускаю румяную Сару, чтобы она отдышалась. Я возбуждён, но сдержан. А вокруг нас собралась толпа, а мне, почему-то, не стыдно. Родители бы умерли, увидев это.
– Я… пойду в столовую, перекушу.
Я улыбаюсь, мне приятно видеть Сару такой растерянной после наших поцелуев.
– Мы с Полом пойдём дальше.
– Пол, – Сара смотрит на друга, – пожалуйста.
Разворачивается и расталкивает зевак. Спотыкается о собственную ногу, но сохраняет равновесие. Она такая неуклюжая, и моя улыбка не угасает.
Надеюсь, мы помирились, и я доказал, что она единственная, кто меня интересует. И что я могу побеждать в драках, и сильнее, чем она думает.
– О чём это Сара? – пора продолжать расспрашивать, лгать.
– Так ты узнал или нет?
Он прищуривается, пологая, что так проще разоблачить мою ложь.
– Я ещё не говорил с Сарой об этом, мне рассказал Майк.
– М, ясно.
Пол идёт, я следую за ним, стараясь не отставать.
– Как сказать Саре о том, что я узнал? Это нелегко.
Мне неприятно обманывать Пола. Хоть я и не умею нормально извиняться, но как только всё узнаю, обязательно заглажу вину. Не вещами, как он не любит, а словами, как он просил.
– Я бы подошёл к Кайну и сказал, – начинает объяснять он, размахивая руками, как репер-самоучка, – ты чё, олень, козёл… Ну как-нибудь так… Хотел мою девчонку под себя положить, и это ради одной подписи? Бабы не дают? Олень, козёл… ну или как там.
Я вмиг торможу. Восстановленная душевная гармония рушится. Плывут люди и стены, и я тоже куда-то уплываю.
– Он что? – шепчу сквозь зубы в лицо Пола, дыша на его багровые щёки. – Хотел. Переспать. С. Сарой?
Много звуков повсюду, и я не успеваю их анализировать, не понимаю, что и откуда они – голос Пола среди этого шума единственная доступная информация.
– Ты же сказал, что знаешь, – перепуганно отвечает Пол, – главное, что Сара опомнилась и не стала бы этого делать.
Брезгливая гримаса появляется на моём лице. Грудь высоко поднимается, боль от ушиба рёбер растекается по коже отравой.
– Сара собиралась согласиться?
– Ой, нет, нет, – испуганно повторяет он, дёргаясь, будто ему срочно нужно в туалет, но Полу просто хочется сбежать.
– Где Кайн? – спрашиваю у толпы, сжимая и разжимая кулаки.
– Не отвечайте, – умоляет Пол.
– Где Кайн? – твержу я, повышая тон. Не многие слышали, как я кричу. Один из первокурсников, съёжившись, отвечает:
– Я видел его за колледжем.
Нет времени на благодарность. Быстрым шагом, больше не разжимая кулаков, я направляюсь к лестнице.
Решимость и страх сливаются в душе и теле – безрассудным желанием найти Кайна.
Спускаюсь на первый этаж, огибаю здание и вижу эту мерзкую рожу. Волосы собраны в пучок, как антенна. Кайн курит, затягивается и выдыхает белое облако дыма в лицо Витали. Студенты следуют за мной, образуя круг. Кайн наводит взгляд на меня.
Я подхожу ближе и выбиваю сигарету из его рук.
Виталя отходит на безопасное расстояние. Его вообще не должно быть здесь, он не из нашего колледжа.
Кайн смотрит на недокуренную сигарету, тлевшую на ветру.
– Кайн, не думал, что ты опустишься до уровня упрашивания секса. У чужой, чёрт тебя побрал, девушки!
– Она почти согласилась. Тебе бы с ней сначала разобраться. Со мной шансов нет.
Неестественная улыбка с этими острыми клыками. Первый удар должен быть за мной, но Кайн делает выпад рукой, и мой кулак зависает в воздухе. Отбил проще простого.
Есть у меня шанс или нет его – неважно. Пусть я лягу здесь в крови, со сломанными костями, я всё равно не оставлю это без вмешательства. Он опорочил мою любимую девушку. Хотел лишить её гордости.
Опускаю руку.
Кайн приближается, но я не пытаюсь уйти.
Давай, ударь, ну!
В мою голову летит кулак. Я успеваю заметить тёмные волоски на коже Кайна, прежде чем закрыться двумя руками. Мы кружимся вокруг друг друга, не убирая рук от лиц.
– Донов, тебя уже уносили без сознания, и я даю тебе возможность одуматься. Я сегодня добрый, – его ехидный оскал не позволит мне сдаться.
Его руки двигаются вверх и вниз, вниз и вверх – ему не предугадать, куда последует мой удар. Я тоже не понимаю, куда будет бить он.
Я зол, но рассудителен. Во мне бушует и пламя, и лёд. Когда во мне вспыхивает пламя, я пытаюсь его затушить, но оно проникает всё глубже, расплавляя разум и лишая самообладания. Но нельзя поддаваться безумной отваге.
Я ударяю Кайна в лоб разбитыми костяшками пальцев, и, пока он приходит в себя, моя вторая рука направляется к его левому подреберью – в то же место, куда вчера ударили меня. Это болезненное место, моё слабое, и Кайну лучше об этом не знать.
Указательный палец врезается в его ребро, и слабый хруст превращается в боль. Я прикусываю нижнюю губу, чтобы сдержать вопль.
Я подсекаю ногу Кайна, и он, чтобы не упасть, обхватывает мои руки. Он не издал ни звука после моих ударов. На его лбу остались фиолетовые следы, а капли крови выглядят как многочисленные бинди у индусов.
Палец разрывается болью, будто срезали плоть. Кожа на костяшках кровоточит.
Я не мог сломать палец, слишком рано.
– Знакомые приёмы, да, Коновал?
Майк уже здесь? Я никого не вижу: всё, кроме Кайна, размыто. Все зрители, как грязные потёки на зеркалах.
Кайн хотел изнасиловать мою девушку. Огонь в теле разгорается всё сильнее, пламя бушует в крови.
Производя удар за ударом, бросаюсь на Кайна. Он не ожидал от меня такого и поэтому не успевает закрываться. Его ошибка. Я бью ему в нос, в правый глаз, в челюсть и ещё раз в челюсть. Боль, исходящая от пальца, передаётся другим. Кровь с костяшек падает к ногам.
Кайн выплевывает зуб, надеюсь, клык, и тогда мы квиты.
Кайн продолжает хранить тишину. Кровь льётся из его носа, стекает по губам и собирается в ручей на подбородке.
Он отскакивает от меня.
Внезапно Кайн открывает рот, полный крови, и кричит, словно сумасшедший.
Я хотел услышать от Кайна хоть что-то, а получил настоящую истерику.
Он бежит на меня, и на мгновение я переношусь в спортивный зал Майка.
Тогда я лежал и ждал, когда он закончит меня бить. Но сейчас не тогда.
Я отпрыгиваю в сторону.
– Ты сволочь, Кайн.
Слюна на его губах окрашивается в красный, а глаза неподвижны, словно у слепого.
Он заносит кулак за плечо, я бросаюсь Кайну навстречу, склоняю голову и толкаю его в ключицы. Замахиваюсь одной рукой, но удар наношу другой. Кайн отшатывается.
Я знаю, откуда у меня столько смелости и почему боль не останавливает, а, наоборот, подстёгивает. Потому что та часть меня, которая даже в такие ответственные моменты не может заткнуть мысли, понимает, что у Сары не было другого выхода, кроме как согласиться. Отдаться другому, чтобы меня не посадили. И это будет вечный грех Кайна.
Кайн получает удар ногой в живот. Он снова кричит и обнимает себя руками.
– Это тебе за то, что собирался обесчестить Сару.
Сразу очухался. И ещё до того, как он добежал до меня, он наносит удары, пока что в воздух, но вскоре они обрушатся на меня. Я пытаюсь оценить риски: остаться на месте и дать отпор или же бежать от Кайна, пока не иссякнут силы?
Он надвигается. Я отбиваю его руки, но Кайн сгибается и бьёт плечом, как кувалдой, в мою посиневшую плоть под ребром.
Ртом втягиваю воздух, зажимая ладонью ранение. Ощущения такие, точно бы вынимают орган за органом. Не чувствую ног.
Я должен держаться. Похрен на эту боль. Больнее, когда кто-то оскорбляет любимых людей.
Успеваю увернуться от кулака, но костяшки Кайна вонзаются в шею. Он ударяет мне в грудь ногой и поваливает на землю.
Вот теперь всё то же самое, что и у Майка дома.