Энн Княгинина
Расколотое сознание
Глава 10
Стать сильнее
Я учился без помощи Майка переключать передачи и ни разу не превысил скорость. Обучение идёт неплохо, но трогаться без рывка не удавалось. Кроме того, я пока не чувствую габариты тачки.
Ну хоть Майк ушёл умиротворённым и машину в ярости не бил.
Я открываю дверь в квартиру, и вижу, что везде включён свет, а около моих тапок чужая обувь.
Сейчас будет скандал. Я вернулся к одиннадцати вечера, ещё и без костюма.
Прежде чем вернуться домой, я достал новый телефон из коробки, вставил сим-карту и спрятал смартфон за пояс джинсов.
Из моей комнаты вальяжно выходит женщина. У неё уставшие глаза, румяные щёки, и обветренные губы. Густая коса перекинута через плечо. Я где-то видел её, но это неважно, вопрос в другом – что она делала в моей комнате? Уверен, что в этом замешены родители.
Под наблюдением этой женщины я переобуваю кроссовки на тапки.
Я не здороваюсь и пробую не замечать её.
Выключаю свет в коридоре, оставляя нас с женщиной в темноте. В горле сушит, хочу пить, поэтому иду на кухню.
Мать уткнулась в экран телевизора, орущего на всю квартиру. Понятное дело, что она не сразу заметила мой приход.
– Иди с Зоей поговори. Она психолог.
Мои руки замирают на полпути к кувшину с водой.
– Психолог?
Мама не смотрит на меня, она поглощена сериалом.
– Мне звонил твой друг, с которым ты должен был гулять. А потом какой-то хам кричал в трубку мерзости. Поговори, Артурчик, с Зоей. Она хороший специалист и поможет тебе вернуться на правильный путь.
Эта Зоя стоит на пороге кухни, слушает, следит, анализирует.
– А какая она, правильная дорога, по-твоему?
Мать переводит взгляд на меня.
– Зоя тебе и сообщит, когда ты ей всё расскажешь.
У мамы пустой взгляд.
Зоя на пороге кухни, как охрана.
Секта поганая.
– Что же мне рассказать…
Потирая подбородок, я на деле ни о чём не думаю. Отключаюсь. Ненароком слышу сквозь голоса из телевизора свой смех, сплетённый со смехом Майка.
– Пройдём в комнату. Первые выводы я сделала, теперь хочу узнать тебя получше.
– Как человек, далёкий от психологии, я удивлён.
Женщина склоняет голову, внимательно слушая меня.
– В чём же твоё удивление, Артур?
– Как взрослая женщина, позиционирующая себя как помощница людей, может без стыда входить в чужие комнаты и рассматривать чужие вещи без разрешения владельца?
Мама трёт под левой грудью ладонью. Пошла манипуляция здоровьем.
– Я же предупреждала, он начал невыносимо много болтать. Он спорит! И вернулся в какой-то ужасной одежде, а уходил в костюме!
– Я позволила себе такое, чтобы вскоре помочь с решением твоих проблем, – безапелляционно отвечает Зоя.
Я хочу засмеяться над этой дурью, фигнёй полной, но никак не получается. Я не могу контролировать эмоцию радости – она сама проявляется, да так редко, что собственная улыбка поражает. Для других, как оказалось, это вообще что-то сверхъестественное.
– Ну хорошо, пойдёмте поговорим.
Мы входим в комнату, где аромат чужих духов вытеснил мой запах. Проверяю взглядом вещи – трогала ли Зоя чего, отодвигала ли.
Но без толку это. В своих вечных рассуждениях о жалкой жизни я не обращаю внимание на что-то обычное: как, например, где лежал мой блокнот, в котором я ничего не писал. Или где я оставил нотную тетрадь.
– Можешь присесть, Артур.
– Могу, но не хочу, благодарю.
Цокает языком.
– Ты связался с плохой компанией?
Плохие ли те люди, или просто отличающиеся от меня?
– Я ни с кем не связан.
– Поэтому ты перечишь родителям?
Она садится на край, моей, блин, кровати. В грязных уличных брюках.
– Не перечу, а отстаиваю свои права.
Она выводит меня на разговор, и у неё получается. Выдыхаю через нос, наращивая панцирь замкнутости. Ненавижу болтать о себе.
Моя душа – это моя душа. Моё сердце – это моё сердце. Мои мысли – это мои мысли. И никто не вправе залезать внутрь без моего разрешения.
– Тебе кажется, что мама с папой отнимают твои права?
– А где отец?
– Твой папа ушёл на работу, его вызвали на ночную смену. Ты хочешь с ним увидеться? Он тебя защитит?
Держи язык за зубами, Артур. Она тянет из тебя энергию, чтобы ты высказался, а как выйдет из комнаты, доложит матери каждое слово, сказанное в этих стенах.
Лучше всего ты играешь на пианино и утаиваешь правду о себе.
– Мне завтра на учёбу.
– Тебе нравится учиться?
– Вставать рано.
– Тебе тяжело вставать по утрам?
– Ещё помыться на ночь нужно.
– Так ты смываешь стыд за свои действия?
– Не хотел бы раздеваться перед кем-то.
– Это к чему?
– Можете оставить меня одного, чтобы я занялся делами?
Я берусь за болтающийся ремень.
– Я соседка со второго этажа, приходи, поболтаем.
Так вот почему она показалась мне знакомой.
Она уходит, а я закрываю за ней дверь. Мама выключает телевизор, и в комнате становится гораздо тише.
Раздеваюсь до трусов и смотрю на своё отражение в зеркале. Майк накачанный, у него спортивное тело, а я худой, как палка. Следующий шаг – стать сильнее физически.
Я понемногу учусь общаться, и вроде неплохо выходит. А с завтрашнего дня начну приводить тело в порядок.
Мыться не иду, чтобы не столкнуться с этой Зоей по пути в ванную.
Утро вечера мудренее. Ночь можно побыть и грязным, всё равно придётся менять постельное бельё после чужого человека.
Включаю новый телефон и прячу его под подушку, чтобы звук не привлёк внимание матери. Ввожу пароли социальных сетей. Ни одной моей фотографии или записи со стены, да хотя бы сохранённого рецепта – ничего.
Ввожу номер Пола, единственный, который помню наизусть. Страшно представить, как он на меня обиделся.
Я звоню ему, но он не отвечает. Пишу сообщение, что это мой новый номер, и снова звоню.
«Телефон выключен или находится вне зоны действия сети», – отвечает автоответчик.
Почему люди обижаются и сразу же игнорируют? Что, в лоб не сказать: «Я обижен»?
Всё время усложняют.
Глава 11
Не словами, а действиями
Что я хотел, то и получил. Пол нашёл меня около кабинета алгебры и протянул пакет.
– Что это?
Я заглядываю в пакет. Внутри вещи, которые я вчера купил для него. Я не забираю пакет и, устремив взгляд на Пола, стараюсь не оторачиваться от его колкого взгляда.
Тяжело.
– Это твоё, – освежаю я память Пола, прекрасно понимая, что он всё помнит.
– За что?
– В знак извинения.
– А что ты собираешься купить за вчерашнее кидалово? – он бросает пакет к моим ногам. – Извиняться надо ртом!
– Как?
– Да как ты делаешь со всеми «Извините, можно пройти?». «Извините, я случайно наступил вам на ногу». «Извините, да простите!»
Лицо Пола багровеет. Он заинтересовывает моих одногруппников, шастающих поблизости.
– Вот так, понял, Арти?
– Я, Арту… Ну, извини, что ушёл вчера. Передумал сидеть как дурак за круглым столом.
– Конечно, всё правильно!
Пол чешет царапину на лбу до крови, и его вдруг передёргивает. Я же остаюсь невозмутимым, будто под чем-то.
– Ты не будешь дураком, зато Пол будет дурак!
– Вчера что-то произошло?
Он пожимает одним плечом. Зеваки стараются нарастить уши, чтобы услышать каждую деталь этого разговора.
– Я не мог уйти, потому что они не позволяли мне. Этот Виталя силой усадил меня обратно на стул. Я даже в туалет сходил через четыре часа, после того как ты ушёл.
– Извини… – еле слышно произношу я.
Поднимаю пакет с вещами и протягиваю его обратно Полу.
– Ты вправе обижаться и злиться, но этими вещами я не купил тебя, а…
Сейчас скажу. Язык не воротится.
– А…
– А? Не купил, а?
Он не забирает пакет.
– Тебе приятно сделал, как другу.
Пол толкает мою руку с пакетом.
– Ты даже другом назвать меня не можешь!
– Я всегда был таким. Мы начали общаться случайно, и ты понимал, какой я.
– Я думал, ты честный и ответственный человек. А ты злой и продажный.
Он указывает на Майка, который быстро приближается к нам, держась одной рукой за голову.
– Пол, забери вещи. Они твои.
Я кладу пакет к его ногам, открываю дверь в класс, но не успеваю войти, как чья-то рука хватает меня за шиворот и вытаскивает обратно в коридор.
Пол перепуган, по инерции он берёт пакет и поднимает его.
Майк.
Вчера мы нормально общались, что ему от меня нужно?
– Башка трещит, – жалуется он.
– Ты хотел мне что-то сказать?
– Вы друзья, парни?
Майк обнимает нас с Полом за плечи. Пол не отвечает ему на вопрос.
– Да, – отвечаю я за обоих.
– Ну, вот и не ссорьтесь, – смеётся Майк. Он морщит нос, берётся за голову и отпускает Пола. Пол тут же делает два шага назад.
К Майку подкрадывается моя одногруппница Донна. Она чмокает его в лоб.
– Чтобы перестало болеть.
– Спасибо, не перестало. Ладно, пацан, как тебя там, – Майк смотрит на Пола.
– Пол.
– Ну так вот, Пол, ты там кричал про ответственность и честность.
– Честность – наше второе имя, – Кайн появляется из-за угла.
Пол осматривается, и по его бегающему взгляду понятно, что он обдумывает план побега. Люди кружат вокруг нас, как рой мух.
– Артур ответственно готовится к гонке, ты не ошибся в нём, Пол, – говорит Майк, похлопывая меня по плечу, и опускает руку.
– Я уже в предвкушении! – Кайн гладит ладонью распущенные волосы, расчёсывая их пальцами, – я так рад, что ты согласился, Артур!
Под рёбрами скапливается злость. После того, как он избил Пола, я не мог не согласиться!
– Ты не дал мне отказаться, – я отвожу взгляд в сторону, чтобы не встречаться с зелёными глазами Кайна.
Атмосфера накаляется. Под ногами словно раскалённый металл, а вместо кислорода задымлённый воздух. Затруднительно дышать в таком напряжении.
– И что же я сделал? – Кайн наклоняется ближе, и я ощущаю запах табака и пережаренного бекона.
– Кайн! – зовёт его Майк.
– А что, Кайн? Я задал простой вопрос.
Он приближает своё лицо к моему, его кулаки сжаты. Майк может справиться с неуправляемым Кайном, а я вот точно не способен.
Я потерял из виду Пола, но зато собравшихся вокруг людей – отлично видно.
– Ты ударил моего друга, – громче произношу я.
Я складываюсь пополам от пронизывающей боли в животе. Кулак Кайна, как упавший с высоты кирпич. Я врезаюсь спиной в стену и сползаю по ней к холодному полу. Обхватываю живот руками, стараясь унять в нём боль.
Я не могу дышать. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Я ловлю ртом воздух, но он застревает в горле, а боль переворачивает желудок, сужая лёгкие.
Я не выношу боль.
На моих нижних ресницах появляются слёзы. Плакать легче, чем смеяться.
Пол подскакивает ко мне.
– Ты как?
Вместо чёткого ответа я хриплю.
Майк разбирается с Кайном.
Откуда-то доносится голос Таи, а следом и её вишневолосой подружки Сары.
Я в самом непрезентабельном виде.
– Я понял, – шёпотом начинает Пол, косо смотря на Кайна с Майком, – ты извиняешься действиями.
Я с трудом поднимаю на него глаза, а он улыбается.
– Ты крутой, Артур.
Тая садится передо мной на корточки, сдвигая ноги вместе.
– Тебе очень больно? Все смотрят… ты можешь встать?
Тая, ты такая красивая, но совсем неинтересная.
Сара подходит к Тае и протягивает мне руку.
Я смотрю на её длинные пальцы с коротко подстриженными ногтями без грамма лака. Сара выделяется среди других.
Принимаю помощь вишневолосой и, пока встаю, держась за её ладонь, свободной рукой стираю слёзы.
Майк отворачивается от Кайна. Сара поправляет мой свитер, съехавший на животе. Тая встаёт с корточек.
– Зачем ты сделал это, Майк? – Тая с укором смотрит на Майка, и у того взлетают брови.
– Вообще-то, это не я, дура.
Кайн неподалёку ржёт.
– Неважно кто и зачем. Уходите все, – слёзно прошу я.
Вторая попытка войти в кабинет не проваливается. Я сижу за партой, поглаживая живот, и ещё раз убеждаюсь, что обязан стать сильнее, научиться давать отпор. Драться.
Я достаю телефон и ищу в интернете информацию о том, как научиться драться и перестать бояться боли. Ссылок множество: форумы, видео, картинки с приёмами самозащиты. Сначала я изучаю форумы, где люди делятся опытом. Затем перехожу к фотографиям, на которых изображены различные способы защиты: как поставить блок, куда нанести удар, чтобы сделать больнее, и как обезвредить противника.
На картинках всё выглядит легко, но я сомневаюсь, что смогу повторить это на практике.
Приходит сообщение от Пола. От кого же ещё, если он единственный знает мой номер:
«Майк поругался из-за тебя с Кайном. Но Майк сказал Саре, что доволен тобой. Тая просила твой номер телефона, но я не дал».
Первая новость – плохая. Поссорившиеся из-за кого-то друзья – это акулы, что запросто растерзают того, кто встал между ними.
Майк доволен, на это мне насрать… Или всё же нет?
А вот что Тая хотела мой номер… Я верно шагаю к первому месту на пьедестале, но радости никакой. Как-то уже всё равно.
После учёбы меня ждёт ещё один сюрприз в виде мамы и папы на выходе из колледжа.
У матери в руках костюм.
– И чего вы пришли?
– Я нашла для тебя подработку, концерт продлится два дня, а выдвигаться надо сегодня, – рассказывает она в предвкушении моей хорошей зарплаты.
– Где, что за концерт такой?
Я оглядываюсь, чтобы никто из знакомых не увидел меня с родителями.
– Он для обеспеченных людей и будет проходить за городом… Тебе нужно играть, пока они отдыхают.
– Вы хотите, чтобы я стал тапёром на два дня? Ну уж нет.
Чтобы обойти родителей, студентам приходится делать большой крюк к двери. Я иду следом за всеми на выход.
Играть для богатеев, пока они пьют шампанское, обсуждают свои делишки, и срали на мою игру? Почему бы не послать меня в метро? Там тоже есть публика.
– Слушай сюда, сын, – отец стоит за моей спиной и возвышается надо мной, – ты будешь играть на этом концерте и точка.
– Точка идёт после: «нет, не буду».
Я выхожу на крыльцо колледжа, родители за мной. Отец зажимает меня двумя руками, останавливая.
– Зоя считает, что тебе следует заниматься тем, что у тебя хорошо получается, – объясняет мать.
Мать легонько похлопывают по предплечью отца.
Я не пытаюсь вырваться из объятий: если я буду попадаться во время разборок на глаза другим, то стану у всех на слуху. Что для меня равносильно аду.
Но это тоже определённый шаг к новой жизни. Я приобретаю цвет, теряю бесцветность.
– Зоя делает то, что ей нравится, но не выглядит счастливой, – замечаю я.
Руки отца сильные, они крепко обнимают меня, но в них нет тепла и заботы, лишь властное повеление.
– Игра на пианино – твоё призвание. Ты станешь знаменит во всех странах. Мы будем ездить на гастроли, станем богатыми.
Мы. Мы. Мы.
А где же я. Где я, в этом механизме, построенном родителями.
– Не хочу.
Майк выбегает из колледжа и подмигивает мне, произнося одними губами: «Соглашайся».
Мама провожает его взглядом, недовольно качая головой. Ветер треплет её поседевшие волосы.
Я всю жизнь знал, что будет завтра, а что произойдёт через неделю. Но всё меняется, механизм движется к «Я», где каждый день что-то новое и неизведанное.
– Ладно, я сыграю этим людям.
Мама довольна. Ну ещё бы, ведь её копилка с моими деньгами снова пополнится.
Неплохо бы уехать на два дня из дома, но я пошёл в очередной раз на поводу этих людей. Или на поводу Майка?
Он закуривает и торопится куда-то.
Отец отпускает меня
– Сегодня в десять нужно быть там. Домой, переодеваться!
– У них ночная туса?
– Туса? Что за слово-паразит!
Они ещё не знают, как я выражаюсь в мыслях.
Чёрный костюм, белая рубашка и ботинки – я сам как пианино.
Привычное стягивание головы из-за лака на волосах.
На лицах родителей довольные, вызывающие отвращения улыбки. Сколько им обещали заплатить за концерт, что они отпускают меня, а не привязывают цепями к изголовью кровати: они ещё так не делали, но я бы не удивился, проснувшись, привязанный к кровати.
Я уставший, и мне лень куда-то ехать. Но сто́ит взглянуть на отца с матерью, и я согласен на всё и сразу, лишь бы их не видеть.
– Как бабушка?
Как по заказу, их улыбки исчезают с лиц.
– Умерла, забыл? Как тебе не стыдно?
– Стыдно врать.
– Ты… Да как мы посмеем врать на такую тему?!
Мамино привычное состояние настолько обыденное, что, когда она оседает по стене на пол, держась за сердце, я не придаю этому значения.
Попытки манипуляций с её стороны имелись разнообразные. Как-то она упала в обморок, с длинным, стонущим вздохом. Я был подростком, но тряс её до истерики, а потом падал в обморок рядом с ней.
Спустя три года у меня открылись глаза на те ситуации. Лёжа на полу, в обманном беспамятстве, она охала и ахала. А я не слышал из-за собственного крика.
– Опять матери плохо. Из-за тебя, подонок!
Отец выпрямляется и, опустив глаза, чтобы лучше меня видеть, пытается произвести впечатление вожака.
– Ударишь? На концерт с синяками я точно не пойду.
А вот и мама очухалась:
– Не надо, Артурчик ошибся.
Мне хочется зарычать на них, как чокнутый. Встряхнуть обоих. Искоренить эгоизм их желаний из души. Но они потеряны. Для меня в новом будущем их нет.
– Я пошёл.
Поправляю рукава пиджака, натягивая до запястья. Пока родители отвернулись, прячу новый смартфон в карман. Рискованно, но он мне нужен, на всякий случай.
Мать встаёт, стряхивает с розового платья несуществующую пыль. Поправляет причёску.
И куда она так вырядилась.
Идём к дому незнакомцев вместе. Бок о бок. Родители треплются о своём, я молчу.
Дорога знакомая. Впереди показывается «Honda Civic» в мутном свете ламп. Надпись на заднем стекле наполовину стёрлась. Родители даже предположить не могут, чем я занимаюсь в свободное время.
Дом Майка.
В туманном видении вижу смеющегося Майка и себя.
«Соглашайся».
Это розыгрыш? Моих родителей одурачили? От людей из колледжа можно ожидать чего угодно. Они не разделяют хорошее и плохое.
– Откуда вы узнали про этот званый вечер?
– Мне позвонил мужчина, и рассказал, что важным людям нужен молодой пианист. Два дня за…
Мать бросает на отца взгляд.
– За хорошие деньги.
– Тебе предоставят комнату. Час играешь, час отдыхаешь. Ночью спишь, а следующим вечером возвращаешься домой. Условия божественные, да, Алексей?
А разве не меня надо спрашивать, хорошие условия или нет?
Хрущу шеей, убирая тяжесть с плеч.
Мать с отцом сворачивают на тропинку к входной двери дома Майка. Я ищу знакомых, но на газоне никого. Никто ниоткуда не подглядывает. Здесь чисто, будто и не проводились вечеринки.
А ситуация попахивает гнилью.
Подстава.
– Уходим, – тяну маму за рукав платья.
Отец уже звонит в дверной звонок.
– Что с тобой? Мы уже у нужного дома.
Мама достаёт из клатча мой старый смартфон и протягивает мне. Я забираю телефон и кладу его в карман брюк.
– Найдём других людей, пойдём.
Дверь открывается, на пороге стоит мужчина лет сорока, в кристально-белом костюме.
Что происходит? Охватывает бестолковая тревога, не отпускают навязчивые мысли, заставляющие оглядываться по сторонам.
Мама бежит, смешно размахивая руками, к отцу. Он болтает с… А кто это вообще? Для отца Майка ведёт себя излишне официально. Скорее, он напоминает дворецкого. У Майка богатый папа, но не настолько же.
Белый костюм, как я его прозвал, отходит. Мама машет мне, подзывая.
Мы заходим в двухэтажный дом. В гостиной стоят два кожаных дивана и прозрачный столик. В углу пианино, белее костюма на ком-то там. Воздух наполнен морозной свежестью, как пахнет одежда Майка. Ещё беспокойнее становится.
– В этом доме будут подписывать важный документ, подготовка к этому событию начнётся утром. Как я и сказал, Артур спит на втором этаже, что завтра исключит его опоздание, – объясняет мужчина.
А может он актёр, чтобы развести меня и родителей. Вполне возможно. Безупречный план для придурков.
Сердце неугомонно колотится. Я боюсь неизвестности, и озадачен тем, что происходит. Не люблю не понимать.
– А вы сами кто? – Отец проводит ботинком по скользкому полу, гладит ладонью стену. Вижу в его зрачках знак доллара.
Мужчина-белый костюм подмигивает мне, пока родители не видят.
Нервный тик, что ли?
Магнитные бури?
– Меня наняли для поиска и подготовки рабочих. Официанты, ведущие, разнорабочие, и вот ваш пианист.
– Безопасность гарантирована?
– Конечно.
Расстёгивает пуговицы пиджака, вынимает из внутреннего кармана два листа с напечатанным текстом.
Смотрю за окно, но в полумраке никого не вижу. Соседние дома теряются в тени.
– Договор.
Поворачиваюсь на мужчину, фокусирую взгляд на нём. Мама хочет взять документы, но отец проворнее. Видели бы они себя со стороны: ничего не понимают, а пытаются выпендриться.
Меня тянет к белоснежному пианино, ведь на сцене исключительно чёрные. Сыграю ли я на нём, или шутка знакомых выйдет из-под контроля?
Пока всё гладко, но подозрительно.
– Здесь написано, что оплата передаётся в руки Артуру, и никаким вторым лицам.
– Правильно.
Застёгивает пуговицы пиджака.
Этот пункт смущает не только родителей, но и меня. Кто знает, что мать с отцом отбирают мои деньги? Никто.
Я и Полу не рассказывал.
– А мы не сможем получить за него? Мы же родители!
– К сожалению, нет. Ваш сын совершеннолетний, поэтому всё решается с ним.
Он вырывает документ из рук отца и протягивает его мне.
Я смотрю на чёрные буквы, а вижу буквенную кашу.
Кто всё это подстроил? Для чего? Надо скорее получить ответы, пока мысли не утянуло в бушующие волны страха.
Я читаю пункт за пунктом, но не нахожу в документе ничего необычного. Всё соответствует общепринятым нормам.
Могла ли семья Майка нанять меня по его рекомендации? Могла, но не верится, что всё именно так.
Я ставлю подпись около своих инициалов на двух листах. Копию отдаю мужчине, оригинал складываю пополам и забираю себе, делая вид, что не вижу протянутой руки матери.
– Уже поздно, вы можете идти. Артур направится в комнату отдыха.
Мама чмокает меня в щеку, я стираю с кожи помаду.
– Играй хорошо, потом всё расскажешь.
Отец тянет руку для рукопожатия, и я с брезгливостью пожимаю её.
– Гордимся тобой.
– Пока.
Они сваливают, и воздух становится свежее и легче. Теперь никто не пытается украсть мой кислород; родители забирают у меня даже такое.
– Пройдёмте в зал.
Белый костюм держит руки за спиной.
– А… в комнату?
– Артур, всё хорошо, вам не о чем беспокоиться.
Когда так говорят, ты нервничаешь ещё сильнее.
Мужчина открывает матовую дверь, а за ней темень. Кто-то где-то шуршит.
– Это что?
Мои ноги напрягаются, я готов бежать.
Внезапно яркий свет бьёт мне в глаза, и я прикрываю лицо руками.
– Поздравляем!
Из зала доносятся вопли знакомых голосов. Всё-таки это какой-то прикол. Лица сидящих – световые пятна. Я ослеплён.
– У меня день рождения двадцать первого апреля… и оно уже прошло, – с понятной усталостью и раздражением говорю я.
– Мы освободили тебя от родичей на два дня, с этим и поздравляем.
Я протираю глаза, и постепенно помещение и лица становятся чёткими. Рядом со мной стоит Майк. А рядом с ним…
– Пол? А ты тут что делаешь?
– Вообще-то, это обидно.
Наконец-то понимаю, что здесь происходит. На диванах, почти таких же, как в гостиной, сидят Сара, Тая, Донна из моей группы и Марк. Я с ними не общался никогда.
– Что вы придумали? Зачем это?
– Когда мы с тобой ушли из торгового центра, Пол позвонил тебе, – Майк всё проясняет.
– По-о-н-я-т-но. Моя мама наговорила всякую чушь, так?
– Так и было, – Пол подавляет смешок.
Ничего смешного.
– Я попросил друга отца, – рассказывает Майк, и я оглядываюсь. Белый костюм исчез. – Пригласить тебя через твоих родителей ко мне. Когда твой отец захотел забрать все деньги себе, мы поняли, почему ты вечно такой хмурый.
– Я хмурый, потому что такой и есть.
Майк изгибает брови.
– Ты не такой, пацанчик.
– Лучше меня знаешь?
– Узна ю́.
Зачем ему меня узнавать. Почему это вообще стало кому-то интересным. Чего они все смотрят на меня. Устроили клоунаду.
– Я домой.
Я разворачиваюсь, готовый сваливать из этого цирка.
– Не уходи, – просит Сара, – мы как лучше хотели.
– Я подписал договор, ещё скажите, что будете платить мне за отдых.
Я стою к ним спиной, ожидая ответа. Дома плохо, а здесь, в компании этих людей, что мне делать эти дни? Я не привык к такому.
Тень шепчет, чтобы светлая сторона подвинулась: «Артур, останешься, к Тае приблизишься. Будешь близок к самостоятельности. Крут и опасен».
Крут и опасен – только моё второе «я» могло так выразиться.
– Ты сыграешь нам, как и прописано в договоре, – отвечает Майк.
– Вы не любите эту музыку.
– Сара любительница, – хихикает Тая.
– Ну и что, мне нравится.
Я разворачиваюсь к ним. Сара смотрит на меня, и я смотрю ей прямо в глаза. Необычные ощущения. В груди давление с лёгким покалыванием, я разбираю эти чувства на ноты, но ничего не выходит, и я задаю Саре немой вопрос: «Что тебе нужно?»
В её глазах есть что-то такое магнитное. Колючая дрожь растекается по телу, как взрывная волна от вспышки непонимания. Сара поднимает губы в улыбке, и всё сбивает. Весь мой настрой разобраться с этими ощущениями.
– Ну и что вы задумали делать?
Стрелки часов движутся к двенадцати ночи. Лечь бы спать, но ведь не отпустят.
Марк ложится животом на спинку дивана, что-то тащит и кряхтит.
– Специально для тебя взяли пиво полегче, а для нас покрепче, – говорит он под звук бьющегося друг об друга стекла и ставит пакет на дубовый стол.
Тая порхает к тумбочке в цвет стола и вынимает из ящика красные стаканчики.
– Как в американских фильмах!
Может, мы и похожи на тинэйджеров из тех фильмов про подростков, но они мне никогда не нравились.
– Садись.
Тая присаживается и стучит по дивану около себя. Я передвигаюсь не спеша, как ленивец. Осторожно сажусь.
Я гость в этом доме. Да я и в своём не хозяин.
– Пиво не буду, не пью.
Марк передаёт мне бутылку.
– Одну и всё.
Тая ластится щекой об мою, её волосы прилипают к моим губам. Майк и Пол над чем-то ржут. Когда они успели сблизиться?
– Потом выйдем, пианист, у меня не очень хорошая новость, – отвлекается Майк от Пола, обращаясь ко мне.
Очередная новость. Плохая. День этот бесконечный. Ну хоть живот после удара Кайна перестал болеть.
– Но сначала – наливайте! – Майк хлопает в ладоши.
Суета, смех, алкоголь льётся в стаканы. Я беру свою бутылку пива, но не знаю, как её открыть. Никогда не пробовал.
– Открыть?
Сара наклоняется ко мне и тянется к бутылке. Я зачем-то прижимаю стекло к себе, и конденсат впитывается в пиджак.
– Скажи как, я сам.
Она делает жест руками, будто сдаётся. Когда она говорит со мной, улыбается. Ей непонятно, что меня это нервирует?
Она уходит и возвращается с открывашкой в виде карты короля пик с отверстием в центре.
– Подцепи крышку открывашкой и веди её наверх. Не поцарапай пальцы.
Сара так и будет смотреть на меня?
Крышка не поддаётся. Я с одной стороны подцепляю, с другой, но она не сдвигается, не шипит.
– Справишься.
Не хочу пить, и бутылка всё ещё не открывается, поэтому отставляю её.
– А ты нам не скажешь новость? – ворчит Тая на Майка, – нам тоже интересно.
– Сначала пианисту.
– Ой, ой!
Донна, с афрокосами, делает глоток и кривится.
– Крепкое.
– Извините, – по привычке говорю я. Пол двигает напряжёнными губами. Так вот, что он имел в виду. Извиняюсь за всё, даже за мелочи. – Нет поесть чего? С утра голодный.
– Точно, ты же не ешь в столовой.
Тая поднимает девчонок.
– Пороемся на кухне Майка.
– Эй, вы чё?
– Сам готовить будешь?
– Вся кухня ваша.
Хохоча, они уходят. Майк принимает расслабленную позу.
– Поговорим без баб. Пол сказал, что ты человек правил.
– Давайте сразу, кто что ещё обо мне сказал.
Марк поднимает руку.
– Я сообщил им, что ты внимательно слушаешь преподавателей на парах.
Пусть после такого меня не спрашивают, почему я держу информацию о себе в тайне.
– Так вот, наши планы на эту ночь.
Я закрываю глаза. Я готов уснуть здесь и сейчас.
– Ночь?
– Не притворяйся, что спишь.
– Я не сплю.
– Мы выпьем, сыграем в бутылочку и свалим на улицу.
Мои глаза мигом распахиваются.
– В бутылочку? Целоваться?
Майк, прижав подбородок к ключице, смеётся. Пол улыбается. Улыбка фальшивая, ради приличия.
– Мы играем по-другому…
– В бутылочку? – выглядывает Тая.
– Подслушивать нехорошо!
– А ты не слушай, что я говорю.
– Женщины, жрать готовьте, – рявкает Марк.
Они такие громкие и активные. Ночь, а бодры, как днём. Я-то не они, и мне бы обратно в панцирь отчуждённости. Интересно, когда я смогу сесть за то пианино в гостиной.
Я устал от концертов, но не в силах противостоять влечению.
– Можно пойти спать? – показываю на выход из зала.
Их кислые лица говорят больше, чем слова. Вздохнув, я решаю перетерпеть эту ночь, а завтра вернуться домой, в свою кровать.
Чертовски не хочется ни туда ни сюда.
Найти бы новое место – своё – там и жить
Начну копить на съёмную квартиру, заниматься спортом, и продолжу учиться водить.
Стану лучше, чем я есть.
– Понял.
Прислоняюсь к спинке дивана.
– Пивасик бахнешь, полегчает.
Марк одним движением руки открывает бутылку. Пена поднимается к горлышку и опадает. Кислый запах блевотины.
Бутылка возвращается ко мне. Не отмажешься, придётся пить.
Первый глоток вызывает жжение в горле. Ноздри раздуваются от неприятного запаха.
Какое говно. Не таким я представлял себе алкоголь.
– Ну и что у вас за бутылочка?
Если не копаться в себе, то с этими людьми мне неплохо. Я разговариваю, не молчу и наблюдаю за окружающими. Это прогресс, не иначе.
– На кого горлышко показывает, тот рассказывает о себе что-то постыдное, – опять Тая выглянула с кухни, и смеётся над свирепым выражением лица Майка.
– Жрать где?
У Марка всё об одном. Он в колледже только и делает, что жуёт, а сам высокий, тонкий, как богомол. Худее меня будет.
Я терплю голод. Делаю ещё глоток пива, и реакция как на первый.
Живот крутит от алкоголя без грамма еды в желудке.
Дискомфорт – именно это слово половину моей жизни идет за мной, наступает на пятки. Но я всё равно не привык к нему, потому что не хочу привыкать.
В животе бурлит, но я невозмутим. Не хочу показывать слабость, хотя чувствую себя слабее, чем таракан на чьей-то кухне.
– А вот и мы.
Сара несёт на подносе подогретую запечённую рульку. От аромата мяса обилие слюней. Делаю третий глоток пива. Начинает нравиться, но появилась бы возможность вылить – вылил бы.
Сара ставит поднос на стол. Девчонки садятся кто куда, а Тая возвращается на место рядом со мной. Марк суёт пальцы в мясо, отрывает кусок, дует на него и бросает в рот. Майк отщепляет кусок сбоку. Марк тянется за добавкой, но получает по руке от Донны.
– Вилки забыли, а вы как дикари.
Встаёт.
Возвращается с приборами и салфетками.
Без тарелок.
Зубчики вилок впиваются в мясо, масло стекает на поднос, а с подноса на стол. Пол неуверенно приближается к рульке. Мы обмениваемся взглядами. Никто из нас не ест так по-свински.
Тая жуёт громко, от наслаждения стонет. Сара машет ладонью на язык. А нечего есть еду сразу из печки.
Пока я водил жалом, остался единственный, печально помятый кусок. Выбора нет, поэтому я забираю его себе. Он острый, с избытком приправ, но очень сочный. Запиваю остроту пивом. Незаметно и во мне плещется уже полбутылки. Как непьющий, да и впервые пробующий пиво, куда-то уплываю. Трясу головой. Алкоголь нарушает координацию, делает глупым и неосмотрительным.