Энн Княгинина
Расколотое сознание
Глава 24
«Я твоё лево»
***
Я опоздал на полчаса.
Я стою на сцене и, кланяясь, прошу прощения у зрителей за их напрасно потраченное время. Люди недовольно голосят.
В передних рядах нет родителей, но я невольно ищу мать с отцом среди незнакомых людей.
Теперь всё иначе: как я хотел, к чему стремился, о чём грезил.
Пора садиться за пианино, а не искать мать с отцом. Без них мне лучше.
Банкетка неудобная. Клавиши в пятнах. Деревянный пол прогибается в досках.
Всё не так.
Никак не могу начать. Клавиши чужие, будто впервые с ними столкнулся.
Я нажимаю на первую клавишу – белую – и слышу противный звук. Нажимаю на вторую – чёрную – звучание не лучше.
Да что со мной.
Я был способен играть в любом настроении, а сейчас никак. Ноги на педалях пианино, но и на них не надавить.
Поворачиваюсь к залу: перешёптывающиеся люди, недовольные лица, и приглушённый свет, почему-то раздражающий глаза.
Родителей нет.
Они дирижировали для меня, сидя с ровными спинами и блаженными лицами.
Я не могу играть без них.
Кто-то встаёт, и я вижу вишнёвые волосы. Сара держит раскрытый ватман, на котором синим маркером написано: «Я твоё лево».
В зале нет родителей, но есть другие зрители, ждущие моей игры.
Я же не один.
Я сам себе маэстро, исполнитель, инструменталист.
Вспышка от фотоаппарата.
Фотограф запечатлел мою первую улыбку на сцене.
Спасибо, Сара.
И поехали.
Пальцы заскользили по клавишам синхронно, без оплошностей и неудач.
«G минор» Баха – это не простая, но вдохновляющая мелодия.
Под пальцами – тёплые клавиши.Они оживают от прикосновений, они спускаются, поднимаются, словно на них падают капли росы, производя нежный звук. Музыка разносится повсюду, она наполняет, расширяет границы. Я не перестаю улыбаться. С каждой нотой играю лучше и лучше. И начинаю «G минор» по новой. Я заслушался, заигрался, увлёкся. Я прогоняю тень и сырость в душе, запускаю тепло, пока пальцы скачут с одной клавиши на другую, как кузнечики, утопающие в росе.
Опустилась клавиша, поднялась.
Чёрное и белое.
Как мир, в котором я жил.
Белое, белое, белое, чёрное, чёрное – мир таков, как эти цвета. Как эта музыка – разная, но уникальная Собрана из нот, как жизнь из воспоминаний, планов и мечт.
Я не хочу завершать мелодию, но приземляюсь пальцами на последние клавиши в этой игре, и резко встаю. Врастаю в пол, увязаю в аплодисментах. Почему я не перестаю улыбаться?
Смотрю в зал. Сара продолжает держать плакат. Она не оставляет меня на сцене одного. Рядом с ней Пол. В его руке ещё один ватман. Они что, сговорились?
«Ты мой друг, даже когда не улыбаешься»
На мои глаза наворачиваются слёзы, а ведь я обещал себе разучиться плакать. Улыбка всё шире – для каждого зрителя, на каждого человека.
Я не одинок благодаря друзьям.
Играю новую мелодию, и ещё одну. Сыграл уже больше, чем нужно, но зрители не расходятся. Они дарят свою энергию и время.
И напоследок от себя – мелодия для Сары. Чтобы снова очутиться в её комнате, плечом к плечу, наушник к наушнику.
Я играю «Титаник», но не тону – мы спасаемся с Сарой вместе и рассказываем нашу историю, сидя рядом друг с другом.
Сара тот человек, что не оставит в беде, не позволит скучать. Искренняя и милая.
Я осознал, что влюбился.
Майк, я понял, что это за чувство. Ты был прав.
Заканчиваю концерт с неохотой. Раньше, важнее, чем свалить со сцены, была только воображаемая свобода. Но теперь я хочу задержать этих людей на красных креслах, продолжить играть, пока не онемеют пальцы.
Люди перестают хлопать. Кто-то сразу спешит на выход, а другие направляется к сцене. Потерял Сару в толпе, не вижу вишнёвых волос. Зрители стремятся ко мне – их так много, и они такие разные, и такие одинаковые.
Женщина с высокой причёской поднимается на сцену.
– Нам говорили, что вы молодой и талантливый пианист, вы удивительно эмоциональны во время игры, – она протягивает мне букет розовых цветов.
И что, никто их не отберёт?
Я жду какой-то подставы, пока женщина с цветами стоит с вытянутой рукой.
– Это вам, – толкает букет ко мне.
Забираю и благодарю. Мамы здесь нет, и никто не выхватывает цветы из рук.
Испытываю непонимание.
Женщина уходит, и другие облепляют меня, что-то спрашивают, говорят, советуют.
Где Сара? Она подождёт, или уедет на вечеринку? Майк собирался пойти туда с ней и Таей.
А Пол с Сарой, или уже ушёл?
– Эй, молодой человек, нельзя оставлять без внимания людей старше вас, – мужчина лет шестидесяти с тёмными волосами, с несколькими седыми волосами ловит мой взгляд. Он, наверное, что-то спросил, но я отключился.
Все горланят. Люди фотографируют меня и самовольно фотографируются со мной . Женщина возраста мужчины чего-то ждёт.
Подбегает ребёнок, вручает ещё букет, краснеет и убегает.
– Что вы хотели?
– Мы спросили, сколько лет вы этим занимаетесь? У нас есть внук, мы думаем отправить его в музыкальную школу.
– Не стоит, – честно отвечаю я, – вы не видели девушку с волосами цвета вишни?
– Музыкант ты хороший, но невоспитанный.
– Но вы ведь тоже не ответили на мой вопрос.
Мужчина с женщиной играют в гляделки, потом досадливо качают головой и покидают сцену.
После третьего букета я решаюсь сбежать. Деньги за концерт поступят завтра на карту.
Куда запропастилась Сара?
Пробираюсь сквозь толпу, стремясь к выходу. Люди что-то спрашивают, но я не отвечаю. Нет, я не поймал корону, а попросту ненавижу толпы.
Нахожу Сару на улице. Она заплетает косичку из трёх передних прядей, Пола не вижу.
– Спасибо, что пришла.
В руках у неё нет ватмана, и Пола не видать.
– А где Пол?
– У него дополнительные занятия по физике. Он пришёл на концерт и убежал сразу после него.
Мы с Сарой общаемся не только словами, но и взглядами. Она пытается что-то понять, а мне хочется что-то узнать.
Я наклоняюсь к ней и целую в губы. Обычное касание губами, мимолётное и неловкое. А Сара вытянулась как сурикат, округлила глаза. Отпустила волосы, и её руки упали вдоль тела.
– Ты… меня поцеловал?
Триумф от блестящего выступления уступает место волнению. Не стоило целовать? Я сделал лишнее?
Сара поднимается на носочки и отдаёт мне поцелуй.
– Продолжим эту игру, пока не выиграет тот, у кого будет самый долгий поцелуй.
– Долгий поцелуй будет сразу у обоих.
– Да, эта игра вничью.
Она поднимает подбородок и громко смеётся. Хороший из неё стратег.
Мои зрители выходят на улицу и наслаждаются тёплым свежим воздухом. Почти все они выглядят довольными, и я очень рад.
Рад, что поцеловал Сару и что она ответила взаимностью. И даже эти букеты вызывают радость.
– Красивые цветы, – Сара касается пальцами лепестков.
– Я тебе их не отдам.
– Оу, – щёки румянятся, – я не отбирала…
От цветов исходит сладкий аромат. Шуршат упаковки. Я ляпнул фигню, я не об этом думал.
– Не то имел в виду.
– Я понимаю.
Вот мы с ней сблизились, и что происходит дальше? Парочка гуляет? Или ходит в кафе? Или в клубы? Запирается дома и занимается сексом?
Я не знаю, что дальше.
Ещё и такую глупость сморозил. Не отдам не потому, что жалко, а потому что Сара заслуживает собственные цветы.
Осматриваюсь, и, к счастью, вижу продуктовый, а в нём и цветочный.
Я чувствую себя долбанным романтиком, каким не был никогда. Чувствую себя ребёнком. Дурачком.
Сердце бьётся тревожно.
Музыка ещё в ушах звенит.
Общение с девушкой, как игра на пианино: жми на нужные клавиши, а иначе запорочишь мелодию. И я допустил ошибку.
– Ты сыграл «Титаник» … Я… – Саре не подобрать слов, её глаза увлажняются. Куда подевалась та заразительная энергия?
Сара особенная, меня притягивает её изюминка, её противоположный взгляд на жизнь. Её идеи, их воплощения.
Я бы поцеловал Сару ещё раз.
– Тебе понравилось?
– Очень.
Я провожу пальцем под её глазом, стирая слезинку. И вдруг понимаю, что становлюсь слабее, чем хотел бы.
Но разве это слабость – быть с кем-то добрым,испытывать симпатию, чувствовать эмоции?
Даже злой человек когда-то любил.
– Я схожу за лимонадом, подождёшь здесь?
Смотрит на магазин и кивает. Она расстроена. И всё, потому что я такой болван.
Захожу в цветочный. Девушка собирает букет из роз, поднимает глаза и с удивлением смотрит на мои цветы.
– Хотите вернуть? Я вас не помню.
Откладывает розы.
– Нет, мне нужен букет больше, чем эти три. А эти заберите, они мне не нужны.
– Как же не нужны?
Кладу букеты на прилавок. Мечты должны исполняться, а я мечтал выбросить букеты, сжечь, да что угодно, но это неправильно, нечестно к зрителям. Я отдаю цветы месту, где они жили до этого.
– Я дал концерт, и мне их подарили. Я не хочу оставлять себе.
– Но зачем же вам тогда другой букет?
Как много вопросов, занимающих наши драгоценные минуты жизни.
– Сделаете? Или уйти в другой цветочный?
Мечется от роз до отданных цветов, и до ваз с другими букетами. Сбил девушку с привычной, рутинной работы.
– Какие цветы вы видите в букете?
– Цветы, которые подойдут эмоционально нестабильной девушке, с добрым сердцем и душой, как начало лета, но конец осени. Как солнечный день, во время снежной бури.
Мы с девушкой-продавцом одновременно опешили от этой речи. Такими словами я и в мыслях не разговариваю. Но сказал на одном дыхании, ощущая аромат вишни.
Вся злость куда-то пропадает, даёт дорогу простому удовольствию.
Выхожу к Саре с большим букетом альстромерий, гипсофил и хризантем. Розово-сиреневые оттенки под солнечными лучами плещутся, как разноцветные рыбки в море.
Обнимаю букет, смотря на вишневолосую из-под цветов.
В её живой мимике множество несказанных слов.
Протягиваю Саре нелёгкий букет. Если захочет, чтобы я нёс – буду нести. Но вроде девушки любят таскать букеты сами, хвастаться, вдыхать аромат, ныряя в цветы носом.
Я же такой знаток…
– Вот эти цветы – для тебя.
Сара, с трудом удерживая букет, прячет лицо в цветах и закрывает глаза. Лепестки касаются смуглой кожи, оставляют пыльцу. Я улыбаюсь, стирая жёлтые точки с её лица.
– Для меня одной? Правда?
И вот приз за самый неожиданный вопрос получает Сара. Она не верит, что ей могут подарить цветы? Или она не верит, что я способен на такое?
Да я сам был не в курсе, что умею дарить цветы, первый целовать, смотреть в глаза, и улыбаться благодаря другим людям.
Мы с Сарой будем узнавать нас вместе.
– Кому же?
– Артур, ты мне нравишься.
Брови мои взмывают вверх.
Так цветы влияют на девушек?
Впервые мне говорят такие слова. Как хорошо, что я не стал дарить их Таи и не попытался сблизиться с ней раньше, чем понял, что она мне не подходит.
– Это вместо спасибо?
От растерянности рассматриваю асфальт под ногами.
– Это признание в чувствах.
– Ты мне тоже нравишься, Сара.
Это легко: говорить о себе, об ощущениях, о других. Необязательно держать в себе радость и боль, ни с кем не разделяя чувства. Я начал понимать это уже давно, но только недавно это понимание стало частью меня.
– А Тая?
– Хочешь пойти в кино, или, может, в кафе, или тебе интересно посмотреть, где и как я живу?
– Ты избежал вопроса.
– Я избежал ответа.
– Ты всё ещё любишь её?
Автобус останавливается, двери открываются. Водитель объявляет следующую остановку. Ребёнок в коляске плачет, собака лает, а друзья ссорятся. Сара прячется в цветах, а я теряюсь в её вопросе.
– Я не влюблён в неё. Я был влюблён в её положение в обществе. В её жизнь. Сара, ты сделала мне искусственное дыхание. Ты оживила мертвеца. Не спрашивай о Тае.
– Я хочу увидеть, как ты живёшь, – запоздало отвечает на мой вопрос.
***
Сара несёт букет от Артура Донова. От самого сложного и нелюдимого парня.
Рассматривая Артура на ворованной из колледжа афише, Сара представляла разные сценарии. Но сценарии не доходили до цветов и похода в жилище Артура.
Сара в недоумении: она не верит в запах цветов, в аромат орехов и цитрусов, исходящий от кожи Артура, и в самого Артура.
Испытывала ли Тая похожие чувства, после поцелуя с непробиваемым Доновым? Или привычка всего добиваться не имеет срока годности, и для неё это обычное дело?
Артур не заводит разговор, и Сара молчит.
Она понимает, как сложно Артуру принимать новую жизнь без родителей и родного дома, и привыкать к улыбке на своих губах.
Сара замечает взгляд Артура на себе. Он склоняет голову, чтобы лучше её видеть. Артур – немногословный парень, держащийся отстранённо. Как дикий кот – не приучишь – не погладишь.
– Я понял, что лучше свободы, – Сара вздрагивает от голоса Артура.
– Интересно, что же?
– Свобода не в одиночку.
Для Сары любое слово Артура дороже всех ценных камней. Он говорит – она задумывается о жизни. Он говорит – и направляет её.
Майк чувствует похожее. Поэтому не может нормально напиться на вечеринке. Он не подпевает песням и ему безразличны сексуальные девушки, трущиеся об него. Майк застыл на импровизированном танцполе.
Кайн целуется с Ларой, прижимая ту к стене.
Майк считает, что Кайн становится неуравновешенным. Он лезет к любому, кто косо на него посмотрит. Он наехал на Таю, потому что та общается с пианистом. Он врезал Майку, потому что тот… общается с пианистом.
Майк вливает в себя пиво, но вскоре переключается на алкоголь крепче.
Пианист – безумец, опять чуть не угробил их. У Майка болит душа. Артур разрушает безразличие Майка к другим людям.
Тая окружена парнями, но всем отказывает. И эта девчонка попала в сети пианиста.
Вот же говнюк этот Донов.
***
– А где ты ешь? – Сара обходит небольшой номер.
Я ещё привыкаю к жизни здесь.
– В гостинице есть кухню.
– Ты умеешь готовить?
Она смотрит на меня светло-карими глазами, не выпуская букет из рук. Я поставил вазу на тумбочку – а ваза у нас пятилитровая банка, потому что пышный букет больше никуда не влезает. Но Сара не расстаётся с цветами и на время.
Мне понравилось делать приятно....
Смотреть, как блестят глаза этой неутомимой девушки – это как садиться за руль, в предвкушении чего-то лучшего. Как вожделеть продолжить игру, услышав первые ноты.
– Родители многому научили. За это им спасибо.
Беру старый смартфон.
Каждый вечер я пишу маме. Они использовали меня, но я их сын, и они, как мне показалось, стали неподдельно переживать – мама уж точно, с отцом сложнее. Я ушёл, но не вправе держать обиду и дальше .
И, пользуясь моментом, пишу Полу благодарность, что пришёл ко мне на концерт.
– И что ты любишь готовить?
Я поправляю плед и сажусь на край кровати. Я не привык сидеть в уличной одежде на постели, но что подумает Сара, если я начну раздеваться…
– Лазанью, например. Жареная картошка и котлеты из курицы. Тефтели с макаронами.
Сара со вздохом ставит букет в банку и садится рядом. Её плечо касается моего. Я смущённо тянусь к её пальцам и переплетаю со своими.
Номер уменьшается… Лучи солнца концентрируются на открытой коже, обжигая эпидермис пучком света .
– О, о, моя мама любит лазанью, а папа по картошке, – Сара хоть и смеётся, но нервно. Волнительно оставаться один на один, тем более после такого эмоционального дня.
– А братья? – я ухмыльнулся.
Ухмыльнулся, чёрт возьми, как Майк!
– А они по разбрасыванию еды.
Смеюсь, наталкиваясь на потрясённые глаза Сары. Смех утихает.
Тяга неудержимая, нездоровая, незнакомая. На пороге комнаты Майка была не такая сильная, не такая особенная, не такая чувственная.
– Я хочу выиграть в игру поцелуев, – произношу я шёпотом.
Приближаюсь к Саре.
Близость.
Касаюсь пальцами её приподнятого подбородка и, приоткрыв рот, прикасаюсь к её губам.
Она выдыхает, я вдыхаю.
Вот для чего судьба подарила мне поцелуй с Таей – чтобы я смог поцеловать вишневолосую, восхитительную девушку. Чтобы смог коснуться её языка, услышать ещё один выдох. Выдох на нас двоих.
Я разъединяю наши пальцы. Мне нужно обнять Сару, необходимо к ней прижаться. Я чувствую притяжение к Саре, я стремлюсь к ней, а она – ко мне.
Обхватываю её хрупкое тело двумя руками, целую быстрее, постепенно укладывая на кровать. Оказываюсь сверху. Губы покалывает, внутри всё сотрясается. Я обретаю себя, прижимаясь всем телом к Саре.
Я испытываю счастье, когда наши губы двигаются дуэтом, а языки переплетаются, как шеи двух влюблённых лебедей.
Мне плохо от того, как хорошо.
Я возбуждён, но я не чувствую похоти. Я возбуждён, потому что желаю касаться голого тела Сары. Увидеть её обнажённой, узнать лучше, увидеть родинки, пигментные пятна, шрамы. Услышать её стоны, свои, хором, дыхание в дыхание.
Горячие пальцы Сары прикасаются к моей коже через рубашку, вызывают волну мурашек. Заставляют меня рефлекторно вздрагивать. Я чувствую, что терпение на исходе, еле сдерживаюсь.
Я ускоряю поцелуй и зарываю пальцы в её гладкие волосы, что покоятся на подушке. Веки тяжелеют, как бы я не сопротивлялся этому. Я такой непривычный для себя, весь мокрый, опьянённый.
Снимаю с Сары блузку, и впиваюсь в её губы. Не терять, не останавливаться. Сердце рвётся наружу, сливается с её гулким ударами сердцебиения.
В груди разрыв между прошлым и настоящим.
Моя рубашка летит на пол. Солнечные лучи лазером прожигают кожу, но пальцы Сары заживляют ожоги поглаживаниями. Она исцеляет меня.
Её стоны подобны чистой игре на всех инструментах сразу. Во мне звучат романтические ноты, потоком играющие в пульсирующих ударах сердца.
Я на её груди своей, кружева от лифчика царапают. Долой его, но застёжки не поддаются. Сара выгибает спину, я глотаю её слюну, мои рёбра вот-вот сломаются от нарастающего распирания в животе.
Застёжки поддаются. Лифчик падает на рубашку. Я ещё ближе к Саре. Её соски соприкасаются с моими. Набухший член так близок к её лону.
От яркого света Сары моя внутренняя тень удирает, но обещает вернуться, поквитаться. Но ей во мне сейчас не место.
Сара прерывает поцелуй, смотрит одурманенным взглядом. Сжимает ногами моё тело. Она не даст уйти, а я стою на краю – прыгну и не сдержу себя, окажусь внутри неё.
Но хочет ли она этого сама?
– Я воровала твои афиши из колледжа, мне так хотелось видеть тебя каждый день. Но я не могла с тобой познакомиться, потому что ты ни с кем не общался. Артур, я люблю тебя. Ты не просто нравишься мне, я люблю тебя. А ты даже не замечал меня, – длинное признание, произнесённое на одном дыхании, с обилием томных выдохов.
Я не смотрю вниз, где два холмика покрываются гусиной кожей. Мой взгляд во взгляде Сары.
– Не обращал. Я был как серая масса. Повёлся на ту, что нравилась всем. Сара, ты не встала на моём концерте, когда твои друзья хлопали. С издёвкой. Ты открывала мне глаза постепенно. Моя любовь – непонятное чувство.
Я целую её и продолжаю:
– Я понял, что влип, ещё на пороге комнаты Майка, когда мы столкнулись носами. Но испугался этих чувств.
– Я тоже сперва боялась. Давай вместе исследовать наши чувства?
Одежду на пол. Тело на тело. Контроль утерян, он нам и не нужен. Презерватив, что прятал отец от моей матери ради ещё одного ребёнка в моём шкафу, на члене. Я готов, но я боюсь. Сара изводит меня. Она забрасывает дрова в мой костёр поцелуями в шею, покусываниями, дыханием.
Моё тело как-то само знает, что нужно и как делать. И я делаю. Облизываю розовый сосок, второй глажу пальцем. Держу член ближе к входу, удивительно попадая внутрь Сары без трудностей девственника.
Вхожу медленно. Небывалая, непривычная сдавленность в члене вызывает сладкую истому. Переполняет. Сара движется вперёд, проталкивает член в себя глубже. Я стискиваю зубы, чтобы не застонать, но стонет Сара, и моё хриплое оханье звучит ей в ритм.
Неуверенные движения перерастают в непрерывные, быстрые. Сара сжимает пальцами плед .
Ложусь на смуглое тело, чтобы целовать, чтобы забрать выдохи Сары, стоны в себя. Не знаю, сколько продержусь, чтобы не кончить. Сара наслаждается, её выгибает и она вдруг содрогается. Я растворяюсь в её теле.
Перемещаю одну руку ей за голову. Хочу быть с ней настолько близко, насколько позволяют тела.
«А как ты хочешь?»
«По любви».
Я хриплю, задерживаю дыхание, делаю два движения вперёд, глубоко в Сару. Лавина сильнейшего возбуждения производит электрический разряд. Узел между живота разрывается. Стенки влагалища сдавливают член.
Стон Сары остаётся незаконченным, она изгибается, напрягается секунду-другую и падает спиной на кровать.
Я падаю рядом, обнимая её потное тело дрожащей рукой. Она не открывает глаза, не опускает согнутые ноги.
Мой первый секс похож на ночную прогулку. На прогулку по лесу, на прогулку по полю пшеницы. На зиму среди пушистого снега. Спасибо мне тому прошлому, кто отказал Тае.
Целую Сару в плечо.
Она открывает карие глаза, и ложится на бок. Нос к носу, как в нашу первую близость.
– Я не могу не признаться… – выравнивая дыхание, но ещё тихо постанывая, произносит Сара, – …что оргазм от неприступного парня – это высшее удовольствие.
– Я просто всех ненавижу, – я смеюсь второй раз за день, опять ошеломляя Сару.
– Твой смех, как лунная радуга у водопада ночью. Когда на небе луна, а вода отражает семь ярких цветов. Это такое же чудное явление, как и твой смех.
– Ты, оказывается, любитель необычных сравнений.
Она целует меня в губы.
Я ей отвечаю.