Забегаю к Полу домой. Не собирался, но вспомнил, что не смыл с волос лак.
Прилизываю волосы, как какой-то пижон.
Пол провожает меня в ванную комнату, и я, как обычно, рассматриваю розовую плитку, жидкости, перелитые в прозрачные бутыли, и развешанные по цветовой гамме полотенца. В ванной Пола, как в музее.
Смываю лак несколько раз. Мылю голову шампунем. Смываю. Мылю. Смываю.
Непривычно видеть себя таким неухоженным.
Волосы падают на глаза, щекочут шею и лезут в уши. На кончиках вьются. Сушусь феном, но взлохмаченные волосы не укладываются во что-то адекватное. На голове беспорядок, да и в голове тоже.
– Мне точно нельзя? Я тоже хочу.
Пол передаёт мне джинсы и толстовку.
Джинсы оказываются мне большими, но короткими, а толстовка висит на моём худом теле. Пол тучнее меня, выше. Он как вытянутая груша, и прячет пузо в одежде на размер больше. А штаны любит стягивающие брюхо. Хотя бы кроссовки мне подошли.
Ну да и фиг с этим, я вообще в домашней одежде идти собирался.
– За меня сходи. Я не хочу.
Двадцать минут, чтобы найти дом Майка. Он где-то за городом. В области. Кажется, что у них до'ма, лишь бы друг перед другом хвастаться.
Я мало знаю о них и без понятия откуда у них бабки на дома и машины. Знаю только то, что их родители не обычные работяги.
– Не, я трушу. Приду без приглашения, а мне морду набьют.
Как будто с приглашением они этим не занимаются.
Приспускаю джинсы на бёдрах, чтобы не так стрёмно смотрелись голые щиколотки.
Там будет Тая. Посмотрит на меня, да и влюбиться случайно.
Тонкую куртку расстёгиваю. Под ней моя домашняя, самая обычная серая футболка.
В отражении зеркала дикарь, а не я, приличный парень. Мне нравится этот дерзкий образ.
Взлохмачиваю волосы сильнее.
Вот теперь загорелись мои глаза коньячного оттенка.
Я стараюсь не бежать, чтобы не запыхаться. Опаздываю. Ночная темнота ложится на землю, вуалью накладываясь на моё мокрое от пота тело.
Повсюду дома. Где-то горит свет, а во многих окнах чёрная дыра, и нигде не видно силуэтов. Неподалёку слышу громкую, противную музыку. Нет – это музлон, мусор.
У двухэтажного дома в ряд стоят тачки пёстрых цветов. Щурюсь от их ослепительной дороговизны.
Мне точно сюда, газон топчут мои одногруппники и студенты из колледжа.
Девчонки полураздетые, да и большинство парней в одних шортах. Я мог бы и не париться с одеждой.
Из окон что-то льётся на головы курящим. Вскрики, ругань, маты. Басы долбят по ушам. Вкусовщина, но качает.
Плечи опущены. Сутулюсь. А вдруг никто не заметит моего присутствия. Найду Майка, пусть увидит, что я пришёл. И сразу же уйду.
У машин парни целуются с девчонками. Останавливаются, делают глоток пива из бутылки и продолжают обмен слюнями.
Смех и громкая болтовня на фоне невнятного рэпа.
А когда я в последний раз улыбался? Не помню. И не стоит вспоминать. Улыбка даётся с трудом, а после громкого смеха хочется зарыться глубже в себя.
Встаю в тени дома. Пальцы инстинктивно подёргиваются под пульсирующий ритм музыки. Около меня дерево. Шумит листва. Хороший слух легко испортить поп-музыкой, вот только сейчас от неё никуда не деться. Если оглохну, скажу спасибо Богу.
Неуверенность разрастается как воздушный шар. Задыхаюсь, надувая этот шар навязчивыми мыслями о плохом.
Тая выходит из дома в мужском поло. Без штанов или юбки. Синяя ткань едва прикрывает ягодицы.
На миг стихает музыка, в тишину вторгается карканье ворон. Глубже заплываю в чувство сюрреализма. Дома, садовые фонари, голоса – как придуманный кем-то мир. И мне в нём не место.
– Что встал? Дай поссать.
– Поссать? Тут?..
Изрядно пьяная девчонка растирает по щекам тушь. Приподнимает юбку, присаживается и начинает мочиться.
Отскакивая от неё, размахиваю руками. И этими вечеринками все гордятся?
– А ты чё, пялишься на меня?
– Нет, нет, извини!
Путаясь в шагах, я тороплюсь к дороге. Может, Майк заметил меня и путь домой открыт?
Звучит новая песня, тише предыдущих, невесомее. Ангельский голосок певицы расслабляет – хоть что-то в этом хаосе теперь не такое мерзкое.
Я слежу за Таей, она сидит на газоне, где недавно топтались люди, и трёт тоненькими пальчиками аристократические щиколотки. Врезаюсь спиной в зеркало чьей-то тачки. Слышу хруст и покрываюсь испаринами. Не решаюсь покидать место преступления. Что же я натворил…
– Ты чё, оборзел? Ты что сделал? – парень, появившейся передо мной из ниоткуда, толкает меня в плечи, и я рефлекторно хватаюсь за сломанное боковое зеркало и доламываю его до конца. На траву падаю с высоко поднятой рукой, продолжая держаться за чужое зеркало, как за сдутый спасательный круг.
Парень склоняется надо мной, его кепка падает мне на живот и скатывается на землю. Его волосы распущены и уложены на одну сторону, височные зоны выбриты. Зелёные глаза, с тёмной крапинкой у зрачка. Он из моего колледжа, но мы редко сталкивались. Мы с разных социальных лестниц.
Вырывает зеркало из моих онемевших пальцев. Вокруг собирается толпа: ненавистные зеваки.
– Моя тачка, сволочь!
– Я верну тебе деньги… и за ремонт отдам, и за зеркало… – я мямлю, во рту сухо, в горле противно першит.
Все начинают смеяться.
Впервые я в такой опасной ситуации, и не знаю, как из неё выходить.
Чужие взгляды прижимают к земле.
– Я не ремонтирую тачки! Сломалась – в утиль. А эта машина мне дорога.
Выкидывает зеркало, не подтверждая свои слова.
– Я…
Что я? Что я могу сделать? Вернуть время вспять? Да если бы я так умел, ничего бы этого не случилось.
Как паук ползу от него по траве. Парень, как великан, прёт на меня.
– Кто тебя пригласил?
Кроссовок летит в мой живот, вдавливает в мокрый газон. Парень выбивает из меня воздух. Я напуган до усрачки. Кашляю.
– Майк Коновалов, – сжимаю трясущиеся губы, стремясь скрыть страх. Но ужас в моих глазах не замаскировать.
Из-под ноги не вылезти. Пригвоздил меня, как молоток.
– Коновал?
Нога поднимается, наконец-то освобождая лёгкие для дыхания. Делаю глубокий вдох, на всякий случай, если этот парень опять прижмёт меня к земле.
Сейчас он мне врежет. Зажмурюсь лучше, подготовлюсь. От страха боль поступает в тело заранее, и глаза увлажняются. Ненавижу боль.
Но ничего не происходит.
– Кто меня звал?
Слышу Майка, открываю глаза. Встать бы с травы, но снизу я незаметнее.
– Твой дружок сломал мне зеркало.
Майк склоняется надо мной. Протягивает руку.
– Ты же не специально?
– Нет, нет, я случайно. Я не заметил.
– Он пялился на Таю, я видела, – хихикает девчонка из толпы. Другие подхватывают. Все вокруг надрываются от смеха.
Берусь за руку Майка – только бы не сломал мне пальцы. Он тянет на себя, я поддаюсь и стараюсь выпрямиться.
– Ну вот видишь, Кайн, он случайно.
Я на ногах. Лицо моё близко к лицу Майка. Он на меня смотрит, я на него.
– Купит твою тачку, и дело с концами.
– У-у-у, – весело завывает толпа.
А мне не до смеха. Куплю тачку? На какие бабосы?
– Он-то, этот лошок?
Кайн рассматривает джинсы. Я спустил их слишком низко, как будто обосрался по пути.
– А сколько она стоит? – спрашиваю я, смотря на «Honda Civic». Тёмно-синяя, но близко к чёрному. Из-за низкой посадки автомобиль похож на космический корабль, а вытянутая морда практически у земли. От левой передней фары до правой тянется узкая пластиковая полоса. Интересно, из неё тоже исходит свет?
От передней до задней фары по всему борту переплетаются сиреневые волны, а под ними рассыпаны звёзды. На лобовом стекле, на стороне пассажирского сиденья, кривая трещина.
И он мне говорит, что сломалась и сразу в утиль. Лобовуха, видимо, не в счёт.
Козёл.
На торпеде резиновый средний палец, держащийся на липучке.
Я не богатенький мальчик, как эти мажоры. Мне нужно концертов сто, чтобы столько заработать и выкупить эту машину.
– Для тебя сделаю скидочку, – он ржёт. Все ржут, окружая нас.
Круг из человечества замыкается.
– Сколько?
Повторяю важный вопрос, ответ которого решит мою судьбу на год вперёд.
– Пошушукаемся? – Кайн махает головой в сторону. Майк отпускает меня из ледяной тюрьмы глаз.
Парни отталкивают людей с дороги и в кругу образуется брешь.
Вижу Майка и Кайна, они что-то обсуждают, думают, как обдурить такого придурка, как я.
– Ну ты попал, – нагнетают из толпы.
– Ваще-е, – поддакивает женский голос.
Взгляды устремлены на меня. Гнилые улыбки предназначены мне. Я герой этого дня.
Не сбежать никуда.
Не потеряться.
Не пропустят.
Это худший день из худших обычных дней.
Майк и Кайн возвращаются. Тая протискивается мимо подростков и равняется с парнями.
Они передо мной. Тая рядом. Всё переходит границу невезения.
Таращусь в пространство, приказывая мыслям заткнуться.
– Пятьсот тысяч мне. Тачка тебе.
Вздрагиваю.
– Где же я столько возьму?
Глаза мокнут не по-пацански.
– Ты же хороший мальчик, умненький, играешь на пианино, найдешь, – вступает Тая с неправдоподобной похвалой.
Неприятно слушать такое. От неё это звучит ни как комплимент, а как оскорбление.
– Возможен другой вариант?
– Другой, хм, – Кайн чешет подбородок. – После вечеринок в моём доме мать платит за клининг. Ты будешь убираться вместо уборщиков, и бабки за клининг мои.
Убираться в чужих домах… Это не низко, если сам выбираешь такой выход. Но в моём случае – это позорное пятно на карьере правильного мальчика пианиста.
Я хмурюсь, размышляя. Но вдруг всё это перестаёт казаться худшим событием моей скучной жизни.
Наберу денег концертами, буду ближе к популярным ребятам, получу тачку, пойду на вождение, сдам на права. И Тая взглянет на меня не этим насмешливым взглядом, а влюблённым. Скажет, какой я молодец, что добился всего сам.
– Согласен.
В честь моего согласия аплодисменты не такие, как после моих игр на пианино. Они несдержанные, несмолкаемые, одобрительные. Я вожу взглядом по человеческим лицам: они для меня открылись, стёрлись полоски моего безразличия. Я вижу их глаза и губы. Нос и лоб.
Я распадаюсь. В мозгу ковыряется надежда изменить собственную жизнь.
Бросаю взгляд на машину.
Я хочу заполучить её.
Она и будет первым шагом в глубокую яму с кровью и болью. Скорби и сожаления.
Кайн подходит к тачке. Вынимает из кармана узких джинсов ключи от машины. Жмёт на кнопку отключения сигнализации.
– Покажем ему мощь этой крохи? – кричит он в толпу.
– Да!
– Покажем!
Непонятная мне, ни разу не испытываемая энергия витает в воздухе. Под рёбрами свербит, отчего самопроизвольно задерживается дыхание.
Один парень выходит из толпы и идёт к припаркованной «Subaru».
Майк стучит ладонью мне по спине.
– Сейчас ты поймёшь, что просираешь, сидя дома. Пойдём за мной.
– Куда?
Я же согласился на все условия. Он хочет меня избить? Из-за зеркала? Из-за чего-то личного?
Я отступаю, вместо того чтобы пойти за ним.
– В мою тачку. Я покажу тебе, что такое скорость. Выкупишь крошку Кайна, тоже так сможешь.
– Я никогда не водил.
Майк недоумённо поднимает одну бровь.
– Ты, кроме пианино, вообще что-то можешь?
– Не уверен…
Смотрю стыдливо в сторону. Мне казалось, игры на клавишном инструменте достаточно для навыков.
– Тая, ты остаёшься. У нас мальчишник.
Кайн заводит «Honda Civic» Она рычит, глушитель дёргается, выплёвывая серый дым. Звёзды на дверях вспыхивают. Другая машина сбрасывает через выхлопную трубу чёрный дым.
Вонь ужасающая, не дышу, чтобы не вдыхать облака, загрязняющие воздух.
А другие прыгают, орут с открытыми ртами, ловят кайф от этой сажи.
Майк открывает дверь старенькой BMW. В салоне пахнет сигаретами и выпивкой.
– Ты же пьян.
Не спешу садиться
– Мы все пьяны. Наши условия равны.
Залезает внутрь, плюхается на водительское место.
– Мне обязательно ехать?
Майк заводит машину. Она не урчит так громко, как у остальных. Панель приборов загорается белым. Майк включает дворники на сухую. Они шкрябают по стеклу и возвращаются на место.
– Садись давай, нытик.
Нытик? Переживать о собственной жизни – это свойственно каждому нормальному человеку. С какой стати это превратилось в нытьё.
Вздыхаю, беззвучно хныча. И оказываюсь в чужой тачке. Тянусь к ремню безопасности, но натыкаюсь на пустоту.
– Забыл, что ремни сломались. Но ты не бойся, я аккуратно вожу.
Машина резво трогается с места. Я цепляюсь пальцами за потолочную ручку. Резко сделав вдох, закашливаюсь. Крутой разворот. Руки Майка скользят по рулю, а лицо расслабленно, будто он на массаже, а не на самом настоящем форсаже.
Майк останавливается перед белой линией, ровняется с другими машинами. Кайн пялится на меня справа. Его окно открыто, моё закрыто. Скажет что, не услышу.
Моторы как необузданные бродячие самцы. Двигатели ревут, обороты повышаются. Я держусь двумя руками за всё, что попадается: ручка, сиденье, бардачок. Ничего не удержит, если мы перевернёмся.
Тачка срывается вперёд, и я вжимаюсь в кресло. Деревья сливаются в одно пятно. От кочек под колёсами, ям и неровностей подбрасывает вверх.
Сдерживая вопль, я зажимаю язык зубами. Но, испугавшись, что могу откусить кончик, отпускаю.
Но есть в этом что-то приятное. Это лучше, чем показательное выступление перед серьёзными людьми. Это лучше, чем полёт над клавишами. Это адреналин, это драйв, они вбрасываются в мою кровь, льются по венам, разъединяют мозг с сердцем.
А сердцебиение соревнуется со скоростью тачки. На спидометре сто восемьдесят, и это не предел.
– Открой окно, – кричит Майк.
Выворачивает руль, избегая столкновения с «Subaru» – она вырывается вперёд. Кайн пытается обогнать нас на «Honda Civic», но Майк виляет из стороны в сторону.
Открыть окно, я самоубийца, что ли?
Укачивает, тошнота поднимается из желудка, и всё стремительнее подбирается к глотке.
Отчего-то так хочется смеяться.
Майк пытается дотянуться до выключателя стеклоподъемника. Он контролирует руль одной рукой, и этим он даёт Кайну преимущество.
А «Subaru» скрылся далеко впереди.
– Ты потеряешь управление! – горланю я, стараясь выпихнуть Майка обратно на сиденье.
Окно опускается до конца. Кайн пролетает мимо, протяжно сигналя.
– Вот блин, проигрываем. Подножмём?
– Что? Нет!
Уже двести километров в час. Ветер бьёт в лицо, растрёпывает волосы и запутывает пряди. Смех высвобождается из оков скучной, привычной жизни.
Майк смеётся на пару со мной, давя ногой на педаль газа.
Высовываю голову в окно, прикрываю глаза, спасая их от ветра. Коже холодно, слишком высокая скорость.
Сажусь обратно улыбаясь.
Фары освещают дорогу, колёса крутятся с такой скоростью, что кажется, вот-вот отвалятся. Майк одной рукой вращает руль, а другой прикуривает сигарету.
Вот этих эмоций от жизни мне не хватает!
От улыбки сводит щёки, от куража теряется гравитация. На ручке останутся вмятины от мощной хватки моих пальцев.
Майк ровняется с Кайном. Пытается вытеснить его с дороги, направляя «BWW» к «Honda Civic»
Кайн поддаёт газу, и движется бампером к нашему капоту. Майк резко тормозит, отчего я улетаю вперёд, и опять жмёт на газ, проносясь со свистом мимо Кайна.
Обманул!
Смеюсь ещё громче. До коликов в животе.
Тошнота перестаёт мучить.
Я освобождён от того, что меня обременяло!
– Круто, а?
Сигаретный дым быстро выветривается из салона, а морозная свежесть, исходящая от Майка, смешиваясь с запахом перегара, превращается в запах знойного дня.
– Охренеть как!
– Ты даже заругался, – он улыбается вместе со мной, как и смеётся, как и кайфует. Наши эмоции с Майком впервые идентичны, и мы мало чем отличаемся.
Я понял их всех. Всё стало ясным и чётким. Они делают это, чтобы жить, а не существовать. Они свободнее перелётных птиц.
В боковом зеркале вижу Кайна, он, стремясь победить, почти врезается в нас.
Новое облако из глушителя заслоняет «Honda Civic».
Люди выбегают на дорогу. «Subaru» выиграл. Но Майк соревнуется с Кайном, на третьего гонщика им всё равно.
Хочу еще быстрее.
Хочу, чтобы меня подхватил воздух и выкинул в окно – чтобы именно такая скорость.
Я смеюсь громко и не замечаю этого. Я отпускаю всё, за что держался четыре года.
Возбуждён и счастлив.
Эндорфин резко возрастает, избавляет от всего, что угнетало. Он устраняет стресс, с которым я бодрствую и сплю. Ем и пью.
Майк тормозит постепенно, это даже удивляет. Никаких убийственных дрифтов.
Люди расходятся, пропуская его машину.
Мы тормозим. Майк смотрит на меня с улыбкой, и его белые зубы вызывают зависть. А я и свои показываю, без этой искусственной белизны.
– Это так круто!
Признаваясь, я открываю дверь и вываливаюсь на дрожащих ногах на улицу. Толпа надвигается на меня. Ещё половина к Майку, и оставшиеся к Кайну.
– Зашла тебе поездочка?
– Просто офигеть! – отвечаю я прикрикивая.
А люди сжимают меня телами.
Сердце гулко бьётся. Я не хочу успокаиваться. Нужен новый выброс адреналина. Хочу выкинуть старую жизнь, ускоряться, вдыхать дым. Оставить всех позади, чтобы глотали пыль.
А я шёл всегда впереди.
Руки вверх, все прыгают, облепляя машины гонщиков. Из дома грохочет музыка. Повсюду вопли, пьяный угар, ржач.
Я вместе со всеми качаю головой под музыку, подпрыгиваю на месте, забываюсь.
Тая трётся об меня стройным телом.
Я во сне, здесь мне нравится, даже если это кома.
Майк приближается. Тянет руку для рукопожатия. Изумление на моём лице как спойлеры к фильму.
Жму руку в ответ и жду, что он мне скажет. Молча точно не уйдёт.
– Понравилось?
– Невообразимо! – эмоции всё ещё плещутся во мне. Я сейчас раскрепощён. Что будет завтра – это будет завтра. Стыд за себя или презрение за свободу своих чувств – неважно, когда губы заново учатся улыбаться.
– Мы с Кайном обговорили…
А вот и Кайн собственной персоной. Получил внимание девушек, поднял славу на очередной гонке и готов к беседе.
– Да, обговорили.
– Если ты выиграешь меня в гонке через два месяца, бабки отдавать не надо и убираться тоже. Тачка твоя.
Открытый рот мигом закрываю. Это подстава? Озноб пронзает кожу, в спине резкий мышечный спазм. Не к такому разговору я готовился.
– Я и водить не умею. Знаю, что тормоз по середине, и всё. Лучше деньгами и уборками.
– Я тебя научу, – ликующе сообщает Майк, в издёвку кокетливо моргая.
– Не выйдет, – фыркаю я.
Тая встаёт возле меня. Интересно, хорошо ли мы смотримся вместе?
– Не выйдет три бутылки водки за раз выпить, а научиться водить – раз плюнуть.
– Водить, чтобы выиграть в нелегальной гонке, – поправляю я.
Кайн моими словами недоволен. Он приближается ко мне на шаг. Его близость устрашает.
– Что-то имеешь против?
Майк останавливает Кайна рукой.
– Если выиграешь, переспишь с Таей. Тачка твоя, девчонка для первого раза тоже.
Тая пихает Майка и обиженно надувает щёки.
– Я тебе шлюха, что ли?
– Но тебе же нравятся порядочные мальчики. Он без какашек голубя на башке очень ничего.
– Каких голубиных какашек?
Я приходил в колледж, обосранный голубями, и не замечал этого? Я мог. Я редко смотрюсь в зеркала, там приятного всё равно ничего не вижу.
– Он имеет в виду, – Тая поглаживает меня по голове, – что причёска, в которой волосы не уложены лаком, выглядят сексуальнее.
Лак и какашки… Ну и тупорылое сравнение.
– Сделаешь это для меня? Выиграешь у Кайна?
Её губы проводят по моей щеке. Я мечтал об этом год: мягкие губы Таи на своей коже. Они прохладные и влажные, освежающие.
– Ты… хочешь переспать со мной?
Ресницами водит по щеке, губы передвигает к уху. Тяжело сдерживаться, чтобы не сбежать.
– Может быть, и хотела, – мурлычет она, прижимаясь грудью к моей руке.
Прокашливаюсь. Нельзя мямлить при Тае.
– Ну я не знаю… – и всё равно я мямля.
Секс без любви мне не нужен. Это неправильно, и без чувств у обоих не будет так хорошо, как об этом рассказывают… Мне так кажется.
– Девчата приглашают парней танцевать, – приятно-неприятный разговор прерывают. – А правила какие?
Все отвечают хором: «Кто остался без пары, не пьёт до вечера!»
Оглушительная, бьющая по груди вибрацией музыка сменилась на спокойную, чем-то отдалённо напоминающую ту, что я играю на сцене.
Девчонки паникуют, цепляясь за свободных парней. И не за свободных тоже, но тогда они пытаются устранить конкурентку.
Тая ухватывается за меня. Самовольно кладёт мои руки на талию.
– В паре!
– Вот это да, две девчонки остались сегодня без выпивки. И чур не жульничать.
– Я верю в тебя, Кайна пора поставить на место. Он зазнался, – соблазнительный шёпот вливается в неспешную мелодию.
Я вдыхаю аромат её волос, но отчего-то не чувствую корицы и её привычный сладкий запах. Она пахнет мужским одеколоном.
– Я подумаю и дам ответ. Передай Кайну и Майку, – и вежливо добавляю, – пожалуйста.
Кайна и Майка увели девушки. Их танцы закончатся в другом месте.
Держу Таю не крепко. Не прижимаюсь сильно. Она двигает бёдрами, ведя нас по убитому газону.
Те две, что не нашли пару, сидят на ступеньке крыльца. В свете фонаря я вспоминаю одну из них – подруга Таи, с волосами цвета вишни. Около неё раздавленная банка пива. Её глаза направлены в мою сторону.
Я отворачиваюсь. Ненавижу, когда на меня пялятся.
– Я передам, – я закончил разговор, но Тая продолжает:
– Но ты знай – я бы дала тебе и без выигрыша, но дело чести, сам понимаешь.
Передвигает мои ладони к ягодицам. Мягкие и упругие, но я отпрыгиваю как ужаленный.
Это вот она всегда так непристойно ведёт себя на вечеринках?
Она непонимающе стоит в сторонке и прикусывает губу. Глаза голубого неба давят на меня, как ливневый дождь.
Если она делает так со мной, то с другими играется похлеще.
Красивая, но такая сука.
– И ещё передай Майку, что я пошёл домой.
Неосознанно, как-то случайно, бросаю взор на её подругу. Та встала со ступеньки, но от меня взгляд не отвела.
Да что ей нужно?
Тая догоняет. Мне приятно её внимание, но я в него не верю. Неискренне она ко мне.
– Тая, – окликает её девчонка со ступени, – пойдём покурим, а?
Я пользуюсь моментом и ускользаю.