Энн Княгинина
Расколотое сознание
Глава 25
Я смогу защищать
Я встаю, выбрасываю полный презерватив в помойное ведро. Возвращаю на себя трусы и джинсы. Накидываю рубашку. Сара прикрывается пледом. Она улыбается, смотря в потолок.
Я в номере с девушкой, у нас был секс, я свободен. Всё как никогда хорошо. Я спокоен и расслаблен. Внутри нет привычной злости – зияющая дыра заполняется новыми чувствами.
Сара красивая, у неё милые закручивающиеся ресницы.
Я встаю на колени перед кроватью. Сара поворачивает голову на меня. Улыбка становится ещё довольнее.
– Мы теперь встречаемся? – спрашиваю, беря её руку в свою.
Я не хотел заниматься сексом без любви или отношений. Если Сара откажет, всё рухнет. Она готова говорить, я перестаю дышать.
Это как авиафобия, клаустрофобия и мизофобия в тесном самолёте с грязными сиденьями. Так и я чувствую себя, не зная, какой ответ ждать от Сары и как действовать в случае отказа. Я всегда боялся жизни и мира, и у меня есть ещё миллион подобных примеров, но переживания о том, что Сара может мне отказать, словно объединяют все мои страхи в один.
. – А ты хочешь?
Сжимает руку, будто если я скажу нет, она мне тут же переломает пальцы. Но я не скажу такого. Я улыбнусь, чтобы увидеть ещё один шокированный взгляд карих глаз.
– Я хочу, чтобы ты стала моей девушкой.
Дверь в номер открывается, ударяется о стену. Сара вскрикивает, я поднимаюсь с пола. Я не запер замок. На пороге шатающийся Майк, он держится за дверной проём, чтобы не упасть.
Да он же в говно.
– Охо, вы чё это, того?
Майк вваливается внутрь. Сталкивается со шкафом, толкает его, но тот не сдвигается.
– Ты чё встал, ублюдок?
Передаю Саре вещи. Она прячется под плед, одевается.
– Майк, что ты тут делаешь?
Постояльцы гостиницы проходят мимо номера, заглядывают внутрь. Майку не совладать с ногами – он падает на стены и мебель.
– Пойдём, пианист, пойдём, – икнул, – тренироваться, драться будешь.
Сара вылезает одетой, Майк пытается сфокусировать на ней взгляд.
– Это Сара, пацанчик, ты чё трахался с Сарой? Ты чё с ним сделала, ведьма?
Он показывает на неё пальцем. Люди собираются в коридоре и смеются. Вот же Майк устроил мне репутацию.
– Не трахался, а занимался любовью со своей девушкой.
Я смотрю на Сару в подтверждение: из-за Майка она не успела ответить. Сара кивает, и самолёт разрастается, плавно приземляется и блестит от чистоты.
Майк кричит, разрушая идиллию;
– Ведьма!
Майк хватает меня за рубашку и тащит на выход. Я выскальзываю из неё, и он уходит из номера, держа вместо меня рубашку.
– Почему он назвал тебя ведьмой?
Обнимаю Сару за талию, прижимаю к себе. Люди в коридоре не расходятся. Мне придётся привыкать к зрителям, когда я с Сарой. Она с другой социальной лестницы в колледже, и просто так нас не оставят.
– Потому что ты для него непробиваемая стена. Каким кажешься и мне.
– До сих пор?
Целую её в одну щеку, в другую. Но она всё равно говорит: «да, до сих пор». Какая же я стена. Тонкий картон.
Майк возвращается и бросает рубашку мне в лицо. Я ловлю её и надеваю. Сара помогает застегнуть пуговицы.
– Пошли вы всё фон, давайте.
Разгоняет зевак, почти падая на них.
– Пианист, ты идёшь, или ты чё, а? А? ААА?!
– Не кричи, пожалуйста, – упрашиваю я.
Шатаясь, Майк подходит к Саре, кладёт на её спину грязные ладони и привлекает к себе. Мне это не нравится. Ревность как чёрная дыра, засасывающая в себя всевозможные эмоции и другие чувства. Ревность обманывает воображение, слух и зрение, и придаёт боль уже до того, как разрастётся в полную меру.
– Отпусти её. Я и без таких радикальных способов пошёл бы.
Майк тянется к Саре с поцелуем, она пытается вырваться. Беру Майка за руку, пока он губами не достиг её лица, и тащу на себя. Ноги его не удерживают, и он валится на пол. И, закрыв глаза, посапывает.
– От него такая вонь.
– Перегара?
– Да.
Майк показал, что теперь я в ответе не только за себя, но и за Сару. Что кто угодно может причинить вред Саре или мне, и я должен защищать свою девушку и свою территорию. Но я слабак, а оттолкнул Майка так легко из-за его опьянения.
– Что с ним делать будем?
– Держать здесь, пока не очнётся.
– Я не сплю, а отдыхаю, – бормочет Майк, – дай воды, и пойдём тренироваться. Кайн, задница орангутанга, тебя ненавидит.
– Он, когда пьяный, так смешно ругается, – хохочет Сара, стоя над другом, придерживая свои волосы, чтобы не мешали обзору.
За что Кайн так ненавидит меня, ведь наши пути пересекаются не так часто. Что он себе придумал, в чём его проблема. Он крутой, сильный, популярный, как такой может зациклиться на лошке, как я?
– Я противник такого приёма, но бей по яйцам, если начнёт приставать, – прошу Сару, взлохмачивая её волосы. В первый раз, когда я так сделал, она расцвела в улыбке. И вот опять.
– Я всё слышу, козлина.
Я ухожу за водой на кухню. Те, кто следил за спектаклем, шепчутся. Мне с ними ещё жить. Может, они слышали наши с Сарой стоны? Стены тонкие. Иногда я слышу половые акты одной из пар гостиницы. Будучи девственным, я сходил с ума от этих звуков.
Майк сидит на кровати, гладит букет Сары. Я несу ему стакан с водой, но останавливаюсь, потому что слышу свою кличку от Майка:
– Я такой нажратый, а ты как, как выфло так с пианистом?
– На самом деле… я влюблена в него уже полтора года. Мы начали сближаться… я ему тоже нравлюсь.
Майк падает спиной на кровать.
– Он тяжёлый, ты в курсах, да? Обуздаешь?
– Он не лошадь тебе. Мне всё равно, какой он.
– Это пока ему опять башку не снесло, и он не разбился. За инвалидом будешь ухаживать?
– Ты что несёшь? Майк, замолчи!
Сара закрывает уши руками. Я прирос к полу, не сдвинуться. Пьяный Майк всё равно мудрый Майк, хотя его речь ужасно неразборчива.
– Синяк на скуле пианиста видела? Это я ему врезал. Я обещал бить его, когда превышает скорость и не тормозит. Он будет приходить к тебе после обучения побитым. Ты поняла, а, поняла, а? Он поэтому так Кайну не нравится. Пианист чокнутее него. О Донове все говорят. Его все знают.
Люди обо мне знают больше, чем я о себе. И я не понимаю, почему я так их заинтересовал. Откуда столько внимания.
– У него всё наладится, – отвечает Сара, опуская руки.
– Осталось две недели до гонки. Ты извини, но я буду натаскивать его по всем фронтам.
– Спасибо, что заботишься о нём.
– Сара, иди в жопу.
Я вздыхаю и вхожу. Сжимаю стакан, чтобы никто не заметил дрожи в пальцах. Я чем-то напуган, но не разбираю чем.
Майк приподнимается, забирает стакан и, громко глотая, выпивает воду двумя глотками.
– Похнали тренироваться.
Еле встаёт, но ногах держится.
– Откуда ты узнал, где я живу?
Рыгает.
– Сара обмолвилась, что ты в гостинице рядом с её домом.
Сара виновато опускает глаза.
– Ну пойдём тренироваться. Но ты пьяный, как собираешься чему-то учить?
Майк демонстрирует бицепсы.
– Я бухой, но это херня.
Это оказывается не хернёй. Майк бьёт по боксёрской груше и отлетает назад, каждый раз падая на задницу. Сара сидит на скамейке и обхватывает голову руками, наблюдая за очередным полётом Майка.
– Бей грушу, как будто это враг. Представляй, что он отвечает кулаками на кулаки. Уворачивайся, бей, уворачивайся. Как правильно бить, я расскажу, когда встану с этого сраного холодного пола.
На моих ногах шорты, а сверху ничего. Моё тело напоминает мне дряхлого старика, а я хочу добиться упругого и накачанного тела, как у Майка.
Ударяя по боксёрской груше прямой рукой я представляю лицо Кайна. Нанося удары по набитому мешку, вижу, как из носа Кайна идёт кровь. Мозг формирует и отца, но его я отбрасываю и возвращаю Кайна. Чем дольше я бью, тем сильнее удар. Я пригибаюсь и резко выпрямляюсь, нанося удар костяшками по боксёрской груше.
Майк с пола объясняет, что бить нужно с яростью, а уклоняться от удара со страхом. Иметь при драке две стороны настроения.
Смотрю на Сару, а Майк кричит, что я отвлекаюсь. Он обещает выгнать её, если не смогу сосредоточиться на груше.
Удар вниз, повторение, вверх, повторение, согнулся, выпрямился. Болят локти, костяшки, пальцы. Я неправильно держу кулак. Майк кое-как встаёт, показывает правильное расположение пальцев в кулаке и какой частью бить.
И даже будучи в пьяном состоянии, Майк бьёт по груше так сильно, что она почти касается потолка. Боксёрская груша возвращается на меня. Я отпрыгиваю и врезаю кулаком по центральной части.
Майк выдерживает всю ночь. Я выдерживаю всю ночь. Но под утро мне не поднять рук.
Майк научил меня основным стойкам и правильному взгляду на соперника. Он объяснил, что до поединка нельзя отводить взгляд, но нужно подмечать детали: стойку соперника, его поведение.
Усмешка перед дракой будет нелишней, но никогда не во время драки.
Майк трезвел на глазах, я слабел и набирался сил. Сара ничего не говорила, когда мои костяшки закровоточили, а ноги от усталости начали подгибаться.
Перед тем как отправиться спать, Майк решил устроить спарринг. Он всё-таки выгнал Сару в комнату. Спать мы будем вместе, но мысли об этом я должен отпустить. Всё отпустить. Оставить одно желание – выиграть Майка.
– Мы оба уставшие. У меня похмелье, поэтому силы примерно равны. Ты силён, но не уверен в себе.
Он встаёт в позицию. Я тоже встаю, но в другую. Майк говорит, что учителя возможно обмануть, даже если он рассказывал все тонкости. И ученик может победить, даже если учитель знает все его сильные слабые и стороны.
Майк щёлкает пальцами. Я не отвлекаюсь от серых глаз. Я жду, когда он начнёт первым. Но Майк не промах, он ждёт моего удара.
Я подпрыгиваю на месте, Майк дёргается и смеётся.
– Обманул, неплохо.
Я трогаюсь с места к Майку, но вместо прямого нападения, как он ожидает, я оббегаю его и целюсь кулаком в живот. Майк захватывает мою руку и толкает от себя.
– Другой бы тебе уже врезал.
Майк делает быстрый шаг, и его кулак летит в моё солнечное сплетение, но я не отпрыгиваю, как должен, а цепенею. Закрываю глаза, готовясь задыхаться.
– И чё? Зачем открываешься, почему никогда не защищаешься?
Толчок в солнечное сплетение, но не удар.
Открываю глаза. Майк держит кулак между моей грудью.
– Привык, что бьют? Ты сам знаешь, что умеешь защищаться и бить. Как с Виталей, как с лысым.
– Оно получается само. Когда я думаю, не выходит.
– Так ты не думай.
Как не думать. Мысли отключаются сами, а сейчас их много, и я устал, всё тело ноет.
Майк прицеливается в моё плечо, но я наклоняюсь и бью его в голову. Я не собирался бить туда, хотел по лицу, но как получилось, так получилось. Майк берётся за голову.
– Вот чёрт, голова и так раскалывается.
– Извини.
– Да не извиняйся ты, достал.
Ну раз Майку нужны от меня бездумные удары, то следом удар в челюсть, щеку, ногу, и напоследок под дых. Майка скручивает. Он рычит, выплёвывает слюну и блюёт.
Его тошнит прозрачной жидкостью с кусками еды. От запаха пустой желудок вдавливается в позвонки.
– Извини, блин.
Он вытирает рот рукой и наполовину выпрямляется.
– Вот, ты сделал всё правильно.
Сара спит в комнате. Букет, который она забрала из гостиницы, стоит в вазе с широким горлышком.
Я ложусь рядом с Сарой, целую в щёку, прижимаюсь и обнимаю.
– Ты его победил? – сонно спрашивает, двигаясь ближе ко мне.
– Победил алкоголь.
Смеётся тихо. Похожая лавина, как произошла в номере, настигает меня. Но не от оргазма, а от нежности, удивления, осознания, что я в постели с вишневолосой.
Как так вышло. Как я теперь не один. Как же у меня появилось так много друзей… Как за полмесяца я попробовал столько нового.
Целую Сару в шею.
Быть с кем-то намного лучше, чем в одиночку.
Глава 26
Отстанет ли она от меня
Мы шагаем втроём по коридору колледжа. Я за руку с Сарой, Майк с бутылкой газировки.
Вчера я написал Полу, что начал встречаться с Сарой: обещал рассказывать о себе чаще и выполняю обещание. Это не сложно.
Сложнее абстрагироваться от взглядов студентов. Многие пытаются поговорить с Сарой и что-то обсудить, но, когда они видят её руку в моей, отступают и смотрят на неё как на душевнобольную.
Я пробовал отпустить Сару, вернуть в привычную среду, но вишневолосая не хочет этого. Она давится смехом, хохоча над моими историями о репетиторе по музыке, и самыми неловкими моментами на выступлениях. На её смех оборачиваются даже те, кто в наушниках. От смеха Сары и мне хочется смеяться.
Когда я держу руку Сары, ощущения потрясающие, хотя всё ещё непривычные.
Я стремился к этому, но не думал, что всё произойдёт так быстро. Я чувствую себя обычным студентом, а не изгоем-невидимкой.
Сара вторглась в мой план подняться на вершину пьедестала, и я этому рад.
И я люблю цвет её волос. И её аромат, как вишнёвое варенье, как вечера с бабушкой и дедушкой. Как завтрак с блинами, вишней, чаем с сахаром. Сара сама как сладкий, едва заваренный чай.
Мир меняется, когда я вдыхаю запах с кожи Сары – жизнь перестаёт быть безобразной и серой, как туман в Сайлент Хилле, и не кажется такой враждебной, какой была четыре года из-за моего восприятия, и ненависти ко всему и всем.
Тая с подругами идёт по коридору. Все расступаются, чтобы пропустить королеву.
Но мы с Сарой не отходим.
Тая плавно меняется в лице и останавливается. Подруги что-то говорят ей и хихикают, но Тая перемещает взгляд с Сары на меня. Её голубые глаза испепеляют. Впервые она выглядит утомлённой, а не свежей, как будто спит по двенадцать часова.
– Я слышала смех с другого конца коридора. Сара, ну неправильно так громко смеяться. Арти, привет, – пытается улыбнуться, но это привычное для неё действие даётся с трудом.
– Мне нравится, как смеётся Сара, но не нравится собачья кличка Арти.
Толпа начинает гавкать. Я держусь. Раньше бы сбежал от стыда, но я уже не тот человек, что прежде. И остаюсь на месте.
– Я узнала, что у тебя был концерт, почему не позвал?
Делает грустную мину, закатывая нижнюю губу. Я к Тае больше ничего не чувствую. Она отталкивает характером, стремлением быть «самой лучшей и неповторимой». Тая притворяется доброй и милой, но на деле гниёт изнутри. Из-за неё Сара терялась среди этих девчонок. Они унижали, меняли в Саре то, что ей так идёт.
– Тая, давно пора сказать, что наша дружба подошла к концу. Я буду смеяться, и я хочу надевать чёрную юбку до колен и леопардовый топик. И плевать, что это не модно.
Майк завершает болтовню с друзьями. Подходит, бросает тяжёлую руку на моё плечо.
– Зачем девчонок ссоришь, пианист?
– Получается, Донов – бабник?
– С каких пор девчонки на лохов ведутся?
– Сучки, я тоже лох, все ко мне, – крякает один из придурков.
Толпа делится на «так этой Тае и надо» и «какого хера этот лошок лезет в чужие жизни».
Скидываю руку Майка с плеча. Вместо лиц студентов, передо мной мелькают воспоминания о первом столкновении с Майком – тогда сбросить руку Майка можно было сравнить со страхом на американских горках.
– Тая, пропусти нас, скоро начнутся пары.
– Ты бросаешь меня? – внезапно вопит Тая, топая ногой, – я тебе помогала, поддерживала, а ты со мной вот так?!
Её настоящие эмоции намного темнее и громче, чем те, что она прятала за маской притворства.
Голубые глаза смотрят с обидой и укором.
Она закатывает истерику.
– Ты же меня любил! Да об этом все знали, – обводит толпу рукой, – и перепрыгнул на мою подругу, потому что я не дала?!
Если бы я был подлой сволочью, как многие те, что дышат со мной одним воздухом, я бы напомнил, что сам не захотел с ней спать. Но я даю ей выговориться, солгать, поднять самооценку ещё выше, чем та есть.
Майк приближается к ней, стараясь не вызвать ещё большего гнева.
– Эй, тише, тише, ты чего?
– Я чего? Да он отказал мне ради этой… этой уродины!
– А ну, заткнись, – вырывается у меня. Смешки прекращаются.
Не по-пацански так разговаривать с девушками. Прорвало. Проступок.
– Арти… Артур, ты, ты говнюк! – Тая стискивает зубы. Она размахивает руками, задевая тех, кто стоит рядом. Её пальцы запутываются в волосах, и она случайно вырывает по волоску.
– Что значит отказал?
– Тая запала на Донова?
– Вот это позор.
– Две подружки, как две пары туфель.
– Бывшие подруги, дырявые туфли.
Не самые умные личности колледжа высказывают своё тупорылое мнение.
– Идите вы все!
Тая отталкивает подруг и, цокая каблуками, убегает по коридору.
У Сары мелкий тремор от волнения. Она сжимает мою руку. Я обнимаю Сару и прижимаю её голову к своему плечу.
Пусть идиоты судачат – всегда найдутся те, кто будет обсуждать всё и всех. И похрен, если «всех» – это ты.
– Не переживай, помиритесь, – кричат Саре из толпы. Она отрицательно мотает головой.
– Пацанчик, ты наберёшь себе врагов, – Майк оказывается за моей спиной.
– Ты хочешь стать мне врагом?
От каждого нашего действия и решения зависят жизни. Я приступил к реализации планов, но страдают другие. Теряют близких. Как Майк – Кайна. Как Сара – Таю.
Все последние перемены их жизней – мой грех.
– Я не стану твоим врагом, – отвечает Майк.
Поглаживаю Сару по спине.
– Почему же?
– Ты мой друг.
Почти все студенты колледжа собрались здесь, и даже преподаватели греют уши.
Я сохраняю самообладание в эпицентре разъярённых студентов. Начинается беспорядок: один бьёт другого, девчонки вцепляются друг другу в волосы. Преподаватели пытаются их разнять.
Сара отстраняется, чтобы увидеть происходящее.
– Майк не может дружить с этим!
– Этот классный чувак!
– Заткнись, падла.
Кайн решительно прокладывает себе путь через толпу, включая дерущихся. Он подходит, и, убрав руки в карманы, встаёт рядом.
Я понимаю, что убранные руки – это знак того, что Кайн не собирается драться. Он скалится, и его зелёные глаза словно выливают ядовитую воду мне на голову, а клыки пронзают плоть.
Майк выжидательно смотрит на него.
– Это твоя вина, Донов.
Я смотрю по сторонам: летят кулаки, падают люди, ссорятся друзья, проливается кровь.
Моя вина?
Я не разделял этих людей на группы мнений, они сами выбрали, за кого им быть. Я знаю их только визуально. Я не просил ни защищать, ни выступать против. В чём моя вина?
– Я этого не просил.
– Сара, ты сделала ошибочный выбор, – взгляд Кайна перепрыгивает на меня. – Донов, я поставлю тебя на место. Жди две недели, и мы встретимся лицом к лицу.
– Кайн, опять ты начинаешь.
Майк трёт торс в районе почек.
– Не вмешивайся, ясно? Ты мудила, променял дружбу на это… – Кайн зажимает нос, будто я мусор.
– Никого я не менял.
Один из драчунов летит на меня, я отхожу, и он падает к моим ногам.
Беру Сару за руку и увожу от этой вакханалии. Смотрю на Майка через плечо – это не просьба выбирать, со мной он или с Кайном, но Кайн, завидев, что я обернулся, сжимает челюсти.
Майк не уходит вперёд и не направляется назад. Он расталкивает дерущихся и не идёт ни к кому из нас.
***
Тая поспешно ушла, испугавшись потерять признание людей из-за эмоционального срыва, что до этого дня томился в её груди.
Она поджидает Сару у туалета.
Тая долго ждала, когда та отцепится от Артура.
Сара заходит и направляется к раковине. Её неугасающая улыбка злит Таю.
– Ну что, бывшая подружка?
Тая, как тень, перемещается к Саре.
Сара включает воду трясущимися руками, споласкивает лицо, выключает воду. По её позвонкам бегут мурашки.
– Что?
Тая видит, что уголки губ Сары опускаются. И в этот момент она чувствует себя счастливее.
– Ты теперь с ним?
Сара старается дышать ровнее, чтобы Тая не увидела, как часто вздымается её грудь. Но Тая знает, что Сара напугана.
– Да.
– Ты в курсе, что он влюбил меня в себя? Свёл с ума своей этой недосягаемостью. Он должен быть со мной, а ты, будь добра, отойди с дороги. – Тая мечтательно вздыхает, слизывая карамельную помаду с губ. – Арти такой…
Сара в ярости от услышанного. Она не сдерживает крик:
– Какой?
– Смелый и крутой. Красивый, – перечисляет Тая очевидные вещи, не заглядывая глубже.
– А ты помнишь, каким он был?
Тая смотрит на Сару так, что та становится для неё невидимой. Для Таи Сара уже давно пустое место, но сейчас её взгляд не улавливает очертания бывшей подруги.
Тая старается вспомнить., каким Артур был на первом курсе: его волосы покрыты лаком, голова опущена, а глаза скрыты от окружающих. Она не обращала на него внимания, но не признается в этом Саре.
Сара помогает Тае ответить на вопрос, ведь Сара полтора года наблюдала за Артуром и с каждой встречей в коридоре всё сильнее влюблялась в него. Она изучала его расписание и проходила мимо кабинета, где он стоял, пытаясь слиться со стеной:
– Он был застенчивым. Никогда не улыбался. Ни с кем не общался, кроме Пола. И сбегал из колледжа сразу же после последней пары. Ты не помнишь Артура тем, ведь ты замечала его, и теперь не ной.
Тая лишается своего сияния. Перестаёт держать осанку и горбится. Тот Артур не интересовал её, она с трудом вспоминает, каким он был ещё несколько недель назад.
– Я ходила на все концерты Артура и срывала афиши с доски объявлений, а некоторые доставала из помойных вёдер, чтобы видеть его чаще! Я любила Артура тогда и люблю его сейчас. Ты же любишь Артура таким, каким он стал. Поэтому не надейся, что я отойду с дороги.
– Ты сука, Сара!
Тае хочется ударить Сару лицом об раковину, но она боится получить сдачи, и потерять ангельскую красоту. Поэтому ей приходится представлять, как Сара орёт от боли, и не двигаться.
– Тая, пересмотри своё поведение, подумай над моими словами, а я ухожу.
Сара выходит из туалета, оставляя Таю пялиться в одну точку и размышлять о словах бывшей подруги.
Тая обнаруживает ошибки и проколы в собственной жизни.
Она могла быть с Артуром, если бы дала лошку шанс, и спать по ночам, а не мечтать о нём сутками напролёт. Вечеринки не помогают ей, а алкоголь оголяет чувства ещё сильнее. Другие парни становятся Тае противны, а мысли не дают уснуть.
Тая чувствует себя идиоткой.
***
Я вижу свою маму на первом этаже. Она сидит на скамейке, положив руки на ноги, и смотрит на обувь. Выглядит мама плохо. Волосы грязные, а одежда в пятнах.
Это тоже моя вина.
– Сар, ты сможешь подождать на улице?
– Конечно, – оставляет лёгкий поцелуй на моей щеке и торопится на выход.
Сара стала задумчивой и молчаливой, и не рассказывает, что стряслось. Я не настолько глуп, чтобы не заметить произошедшие в ней перемены. Но настаивать на том, чтобы Сара поделилась тем, чем не хочет, будет неправильным.
Я сажусь рядом с мамой. Она не сразу замечает меня и, подняв голову, вглядывается в моё лицо. От неё пахнет так, как пахло в квартире. Я усмиряю волнение из-за беспокойства о ней.
На секунду её глаза расширяются, но вскоре взгляд становится потухшим и отчуждённым. Мама кажется обессиленной.
– Где отец?
Она опускает голову и пытается оттереть пятно на кофте.
– Артурчик, я так соскучилась.
Я обнимаю её, но недолго, чтобы не раствориться в материнских объятиях.
– Я рад тебя видеть. Что-то произошло?
Пол машет мне, но опускает руку, завидев маму. Я показываю ему на выход. Он кивает в знак понимания.
– Помню твоего друга, добрый мальчик. Дядя ему дал странный совет по улучшению речи.
Этот совет – жевать бумагу – вынужденная мера, из-за вашего контроля…
– Видела тебя с девушкой. Ты взрослый уже, да?
Её обессиливший вид из-за трудного принятия моей самостоятельности и взросления?
Мне её жаль. Очень жаль. Но я не могу простить «убийство» бабушки. Некоторые вещи невозможно забыть.
Я люблю родителей, но и это должно быть в меру. И они должны любить до определённой грани.
– Сара – моя девушка. Где отец?
– Я так и поняла… Отец работает. Он зарабатывает денег, чтобы сделать ремонт. Я отгул взяла, чтобы с тобой встретиться. Алёша запрещает тебя искать.
– Запрещает?
– Не бери в голову, он тоже скучает.
– Мама, я живу хорошо. Я пишу тебе по вечерам.
– Артурчик, у меня душа за тебя болит.
Я вижу, что ей больно. И мне нелегко. Это не попытка манипулировать, она точно поняла, почему я ушёл.
– Я не вернусь домой.
– Ты не ходишь на репетиции
– Я помню, как играть.
– Так ты не научишься новому.
– Мы можем поговорить о другом?
Больше ни слова не произносит. Сидит рядом, дышит, изучает пятно, что не смогла оттереть.
– Я буду звонить тебе, а не только писать, устроит?
– Артурчик, спасибо.
Тянется, чтобы обнять ещё. Обнимаю. Запах детства, когда никаких проблем, кроме как съесть брокколи или кашу. Лечь рано, хотя игрушки ждут.
Запах лжи и давления.
Отстраняюсь.
– Меня ждут, ты пойдёшь домой?
– Приводи как-нибудь девушку и друзей в гости. Я накрою стол.
– Я подумаю.
Мы ещё некоторое время сидим, наблюдая за проходящими мимо студентами. Но меня ждут, поэтому я поднимаюсь и помогаю встать маме. Вместе направляемся к выходу. Сара здоровается с ней, и Пол следует её примеру, но мама лишь кивает и спешит вниз по ступенькам.
Всё ли у неё нормально с отцом?
Часть 2
БЕЛО-ЧЁРНОЕ