Энн Княгинина
Расколотое сознание
Глава 19
Стремление к мечте
Мне приходится стоять под дверьми колледжа, потому что я сбежал из дома рано утром.
На улице прохладно, и я укутываюсь в ветровку. Время приближается к открытию дверей. Студенты, такие же ранение пташки, дрожат со мной на ступеньках.
Они косятся на меня, потому что моё лицо ещё не вернулось в прежнее состояние.
Я знаю, что все в курсе о случившимся. Слухи распространяются быстро. Все шепчутся.
Кому лень спускаться с крыльца, курят около входных дверей. Другие положили под задницы куртки и сидят на ступеньках.
Я привык приходить последним, когда все уже в колледже. Избегал столкновения с людьми.
А этим утром студенты набиваются, как селёдки в банке.
Я стою около перил, всматриваюсь в голубое небо, с несколькими овальными облаками. Солнце просыпается, но ещё не греет.
Краем глаза я вижу парня и девчонку, похожих друг на друга. Они направляются ко мне. Я просматриваю территорию рядом с собой, чтобы предположить, куда они могут шагать, кроме как ко мне.
Никуда.
И они передо мной.
Я стою к ним боком и не собираюсь поворачиваться. Я не знаю их лично, видел в коридорах и всё.
– Кайн не должен был тебя бить, – говорит девушка.
– Больно было? – спрашивает парень.
На него смотрю, на неё. У них веснушки, особенно яркие на носу.
– А по мне не видно? – отвечаю парню. На слова девушки мне сказать нечего.
Должен был или нет – вопрос сложный. Скорее, он должен был дать мне возможность защититься.
– Эй, не груби.
Прижимаю ладонь ко рту. Слюни больно и сложно глотать; если после разговора не пью, слюни собираются в уголках губ и вытекают. Я задерживаю это позорное представление.
Девушка с множеством заколок на волосах смотрит за своё плечо.
– Дверь открыли.
Поток людей, толкаясь, спешат в тепло.
– Если ты Кайну также нагрубил, то зря тебя жалеют.
– Я не просил, чтобы меня жалели.
Обхожу парня с девчонкой и иду в колледж за всеми. Я сегодня в ударе. Кайн устроил мне неплохую встряску. Указал верный путь.
Не хочешь общаться – не общайся.
Не хочешь отвечать – не отвечай.
Не хочешь – не делай.
Не всегда нужно извиняться и кланяться, чтобы тебя простили. Не надо бояться других, как будто ты не такой же человек, как они.
Я иду в центре коридора, не опасаясь кому-то помешать. Иду вместе со всеми, и пусть они расступаются и пропускают меня, как всегда пропускал я.
Впервые я иду за толпой и против потока студентов. Они быстро шагают, но у них есть вредные привычки: остановиться, не посмотрев, что сзади них человек. Поднять руку, чтобы помахать другу, и задеть идущего рядом. Резко сменить траекторию и потом орать матом, если наступили на ногу.
Я избегал этого хаоса.
Хватит.
Я иду за низким пареньком, что-то печатающим в телефоне. Он медленный и неуклюжий. Врезается в чужие спины, но не убирает свой сраный телефон.
По расписанию у меня физкультура. Я буду заниматься ради спортивного, выносливого тела, и никаких отмазок.
– Что с тобой? – из толпы за руку меня выводит Вероника Сергеевна. – Сначала Пол, теперь ты, – строгий чёрный костюм зрительно увеличивает её возраст лет на пять: из двадцатипятилетней в тридцатилетнюю. – Я сообщила директору про Пола. Но твой дружок никак не может дойти до него.
Она теребит серёжку в форме книги, и её щёки краснеют.
– Оба должны подойти к директору после пар. Не подойдёте, – отпускает серёжку, – я не поставлю вам зачёт!
В её узких зелёных глазах видна вся серьёзность слов.
– Это был Кайн, – верещит кто-то из толпы.
Вероника, расталкивая проходящих мимо, ищет того, кто это сказал. Пока она этим занимается, я ускользаю.
Донна заходит в женскую раздевалку, не желая смотреть на меня. Это взаимно. Игры в чужом доме не сближают людей.
Марк заворачивает со мной в мужскую раздевалку.
– Виталя материл тебя всю дорогу до дома, – рассказывает он, придерживая дверь.
– Кайн за него уже отомстил, – коротко и ясно, и у Марка нет на это ответа.
По мне и так видно, что получил я сильнее, чем Виталя.
Парни в раздевалке кидаются носками и футболками. Я уклоняюсь, чтобы в меня не попало. Хорошо, что опухший нос плохо чувствует запахи. Андре вынимает из рюкзака пузырь водки и делает глоток. Его лицо искажается, а плечи передёргиваются.
– О-о-о, вот это класс!
Я переодеваюсь в спортивную форму, затягиваю шнуровку на штанах и проверяю телефон. Наконец-то пришёл ответ из морга: Лилии Доновой не было на их «кушетках для вскрытия».
– Новая мобила? Дай гляну.
Андре отставляет бутылку водки. Одногруппники набрасываются на неё, как шакалы на добычу.
Я прячу телефон в портфель, застёгиваю молнию и убираю портфель в ящик. Когда же я куплю рюкзак? Собирался же.
Андре разводит руками.
– Ты не понял, что я сказал?
Андре хватает меня за плечо и разворачивает к себе. Он хмурит брови, и, смотря мне в глаза, пытается запугать: в один фиолетовый, а в другой обычный, – два весёлых глаза.
Ладно, я просто устроил себе паузу, чтобы успокоиться.
– Телефон покажи.
– Такой же, как у многих.
Я напрягаю мышцы, делая тело более твёрдым, но при этом сохраняю расслабленную позу.
Смотрю ему в глаза.
В интернете я прочитал, что не всегда нужно вступать в драку и отвечать ударом на удар. Важно продемонстрировать готовность к битве и быть готовым к поражению. Не стоит показывать страх. Тогда противник может передумать драться.
Андре смущён.
Смущён, потому что я всегда опускал взгляд. Делал, как хотят другие.
Подчинялся.
– Ну, марка то какая?
Отвечаю.
Он с любопытством таращиться на моё лицо.
– Ты на мужика стал похож.
– Кайн умеет менять людей, – кричит Марк, выплёвывая водку на пол.
Андре бежит к нему.
– Ты чё сделал?
Отбирает бутылку.
Какие же они шумные.
Физрук Геннадий Ефимович не хочет допускать меня к занятию. Своими лекциями о здоровье он смешит моих одногруппников. Девчонки сидят на скамейке, уткнувшись в телефоны. Ни одна не занимается чем-то полезным.
– Я в твоём возрасте тоже дрался…
– Он не дрался, он получал, – орёт Слава с другого конца зала.
– Я тоже получал, и дрался, – громче говорит Геннадий, – но потом лежал дома и лечился. Иди-ка ты домой, Артур.
– Я буду заниматься.
– Ты же избегал занятий, что с тобой приключилось?
– Уже прошло десять минут с начала урока. Начнем?
– Ты чё, Артур, зачем сказал?
Девчонки с жалобами недовольства выстраиваются в одну линию. Парни бросают мячи и бегут к ним.
Разминка. Бег. Пресс. Приседания.
Я вытираю слюни платком. Мне трудно дышать, я запыхался и устал. Кажется, что лицо изрезали ножами. Я с трудом держусь на ногах, но продолжаю выполнять каждое упражнение и не отлыниваю.
Кашляю, но отталкиваюсь ногами от пола, и прыгаю.
Я сам себя не узнаю.
После физкультуры выхожу в коридор на подгибающихся коленях. Интересно, я стал сильнее или этого мало?
Захожу в раздевалку, подхожу к раковине, включаю воду и умываю лицо. Набираю в рот воды. Смачиваю губы.
Не помогает от боли, но успокаивает зуд.
Прохожу мимо столовой и смотрю внутрь. Майк сидит с парнями из своей группы за одним столом. Тая – с двумя девчонками. Сара направляется к подругам с подносом.
Мне надо поесть. Что-то мягкое, желательно жидкое, и бутылку воды купить. После физических нагрузок болит пресс, а в живот урчит от голода.
«Переступи порог, давай, Артур».
Столько столов. Людей. Воплей.
Всё-таки я прохожу мимо, но останавливаюсь и сдаю назад.
Я занимался физкультурой, а в столовую зайти не могу?
Я встал в проходе и меня толкают, чтобы пройти.
Вижу Кайна. Ржёт сидит, катая бумажный шарик по столу. Мелькают воспоминания, как он бежит на меня, как распространяется по лицу боль, как текут слёзы, собирая по пути к подбородку кровь.
– Че встал?
Следующий человек пихает меня вперёд, и он спешит в очередь на раздачу.
Я не решился войти в столовую сам, и поэтому другой человек помог мне.
Не нападёт же Кайн ещё раз? Думаю, одного раза ему достаточно, иначе я вряд ли выживу во второй.
Откровенно говоря, я боюсь его и всех этих людей. Нестабильное сердцебиение тому доказательство.
Неприятно слушать их смех, ссоры и хлюпающие звуки от поцелуев. Воздух наэлектризован.
Иду к линии раздачи в такт с остальными, рассчитывая дистанцию между мной и очередным проходящим мимо человеком. Мне не удаётся оставаться незамеченным. Это не коридор, а просторное помещение. Люди по очереди оборачиваются.
Я и Кайн, – главные объекты внимания.
Кайн замечает, что на него смотрят с разных сторон. И вот его взгляд останавливается на мне.
Встаёт, смахивает шарик из бумаги на пол.
Я спешу к месту выдачи еды. Женщины в белых формах не торопятся. Они медлительно, как ленивцы из мультиков, накладывают еду и чешут языками.
Студенты замолкают. Наступает тишина, словно в театре перед началом представления. Ещё кто-то копошится, но никто не болтает. Работницы провожают Кайна взглядом.
Зачем я решил делать всё и сразу, нужно было постепенно менять образ жизни.
Кайн ко мне всё ближе. Многие привстали с мест.
Не опускаю глаза. Я уже попал, так лучше стоять перед врагом с честью.
– Кто тебя так, бедняга, – в обманном размышлении спрашивает он, показывая на мое лицо, – четырёх дней не прошло, а ты уже в колледж заявился.
– Ничего, спасибо, справляюсь с этим.
Я замечаю движение в центре столовой. Сара встала, упёршись ладонями в столешницу. Майк смотрит Кайну в спину, но я не задерживаю на них взгляд. Я сосредотачиваюсь на Кайне.
– Ты понял, почему тот человек так с тобой поступил?
– Вообще-то, нет. Я не понял, почему он напал на меня, не дав даже разобраться.
Кайн улыбается, обнажая острые клыки. От природы ли они у него такие или это часть его образа для устрашения?
– Всё равно бы обосрался, какая разница.
– Пусть подождёт, когда я смогу дать сдачи. Так будет интереснее, чем бить человека, и остаться без единой царапины. Это как-то… неправильно.
– Трусливо! – выкрикивает кто-то.
Улыбка Кайна исчезает с его белого лица: смена его настроения настолько быстрая, что я не успеваю переключаться.
– Хочешь победить меня не только в гонке, но и на кулаках? – требует объяснений пониженным тоном, смотря скосившимся взглядом на мою переносицу.
Внутри всё сжимается, органы липнут друг к другу, стремясь защититься, ноги наливаются страхом и намереваются сделать шаг. Но я не позволяю себе сдаваться. Кайн не власть. Он выпендрёжник.
Прочистив горло от слюны, отвечаю:
– Да.
– Вы слышали?
Кайн поворачивается к залу. Поднимает руки.
– Пианист собирается выиграть меня в гонке и в бою на кулаках!
Майк хлопает себя ладонью по лбу.
– Я собираюсь победить, – подтверждаю я, впиваясь ногтями в ладонь, чтобы не сболтнуть ещё чего лишнего.
Люди в очереди расступаются. От Кайна веет силой, уверенностью и мощью.
Он кажется успешным. Его уверенность в себе присасывается к моим нервным окончаниям. Мутнеет рассудок и начинается дезориентация. Везде люди, они моргают, слушают, бояться и выселяться, а я чувствую себя стеклом, через которое смотрят на Кайна.
– Я жду с нетерпением!
В столовую входит директор. Кайн опускает руки. Студенты, которые только что ушли, возвращаются и становятся в новую очередь. Я занимаю место в начале. Мужчина в коричневом костюме с прыщавым лбом направляется к учительскому столу.
Вставшие садятся.
Майк крутит пальцем у виска.
Кайн хлопает меня по плечу и произносит близко-близко к уху:
– Ты забудешь, как выглядел до встречи со мной. Ты не станешь сильнее меня, лох.
Кухарки торопят, но я теряюсь в предупреждение Кайна.
– Молодой человек, вы будете брать?
– Бери давай!
– Извините… – бормочу я. Страх перед Кайном отталкивает тень, но я притягиваю её обратно: не уходи, забирай мою душу. Она принадлежит тебе.
– Не переживай, Кайн. Скучно нам точно не будет. Борщ и воду в бутылке.
Я знаю, он смотрит мне в спину. Его взгляд лазер, выжигающий шрамы. Но моя кожа чиста. Кайн не всемогущий.
Сажусь за столик к двум парням. Они громко чавкают – в моём положении мне как раз к ним. Ложку с супом запихиваю в рот не спеша, мясо теряется по пути ко рту.
Видеть это со стороны противно, но по-другому я есть не могу, так что пусть отворачиваются, кому неприятно наблюдать за моей трапезой.
Пью воду, держа бутылку одной рукой, а второй прикладываю к подбородку салфетки.
Я сказал Кайну громкие слова… о победе, что будет за мной, и что я изобью его, и выиграю гонку, а сам ем как инвалид, и лучше мне привыкнуть к этому состоянию.
Кайн меня убьёт.
Телефон вибрирует. Приходит сообщение от администратора одного из пансионатов, которому я написал, сообщение вносит хаос в голову: Лилия Донова живёт у них.
Не теряя времени, я встаю. Слюна течёт из уголков рта. Я прикладываю салфетки, пытаясь спасти рубашку от лужи.
Я подхожу к Саре сзади. Она не видит меня, но её подруга показывает на меня пальцем.
Мне очень нужна помощь Сары. Пола здесь нет, Майк занят со своими друзьями. От Таи не будет прока, и она уже куда-то ушла. Ни с кем другим я не общаюсь.
Я два дня ждал хороших новостей о бабушке, но не могу говорить сразу после еды, не разбрасываясь слюной и не шепелявя, произнося слова через нос.
Запах еды перебивает аромат сладкой вишни с сахаром. Чем ближе Сара, тем слаще и приятнее вишнёвая нотка.
Сара поднимается. Её подруги ржут надо мной, я им не нравлюсь.
– Привет.
Киваю.
Убираю мокрые салфетки от губ. Сейчас мне надо объяснить Саре, зачем я подошёл.
– Выйдем?
– Конечно!
Она отставляет недоеденную еду, хватает салфетки и отдаёт мне. Нет смысла сопротивляться, и я забираю их из её рук. Салфетки действительно мне необходимы.
Мы выбираем самый спокойный уголок в этом зоопарке.
На запястье Сары браслет из деревянных шариков, с выжженными на них игральными кубиками. Она оттягивает браслет и отпускает, зачем-то делая себе больно. Причудливая она.
Я вкладываю ей в руку телефон. Она морщится. Неужели всё ещё обижается за то, что я не купил такой же телефон, как у неё? Вот нашла же повод для обиды.
Салфетками прикрываю рот. Ни одна капля не прольётся перед вишневолосой.
– Я разыскивал свою бабушку. Мне написали… – сглатываю, – что она в пансионате.
Переворачиваю быстро мокнущие салфетки сухой стороной. Минут двадцать речь будет вялой.
– Я должна им позвонить?
– Я не заставляю тебя.
– Позвать твою бабушку?
Кивок.
– Ты будешь говорить с ней, или мне нужно что-то объяснять?
– Дашь свой мобильный?
Она нервно шарит рукой по карманам и роняет на пол фантики от конфет. Поднимает их, но тут же снова роняет. Попутно извиняясь за неуклюжесть.
Что с ней не так?
Спустя кучу времени мобильный у меня. Прошу открыть блокнот:
«Лилия Донова. Скажи, что я рядом. Я подтвержу. Спроси, как она оказалась в пансионате. И когда можно приехать к ней».
– Ты собираешься ехать к бабушке в таком состоянии?!
Точно. От предвкушения забыл.
Глаза Сары увлажняются. Эта девчонка плакать собирается? Из-за меня?
– Не смей!
Вытирает глаза низом кардигана.
– Само как-то. Я всё сделаю.
Она берёт меня за руку и сжимает мои пальцы. Я смотрю на это непонятно к чему прикосновение, удивляясь, что не испытываю отвращения.
Сара снова так близко. В моей душе разгорается пламя, но оно не обжигает. Вместо пепла появляется что-то нежное и ласковое.
Что она делает, чтобы я это чувствовал? Какую магию использует?
Я был как изолированный провод, а теперь оголённый. От меня словно летят искры тока. Я заряжаю девушку с волосами цвета вишни и карими глазами энергией, и сам заряжаюсь от неё.
Она откашливается. Гладит пальцами мои и отпускает руку. Начинает набирать номер.
– Алло, здравствуйте. Мой друг писал вам по поводу Лилии Доновой.
Я не отвожу от неё глаз. Волнение ломает косточку за косточкой.
Из столовой выходит стадо студентов. Скоро прозвенит звонок.
– Да, да. У него вылез флюс, не может долго говорить, но он рядом, – отвечает Сара человеку на другом конце провода, и включает громкую связь.
– Здравствуйте. Я внук Лилии Доновой. Артур Донов. Мне нужно срочно её услышать.
С ужасным хлопающим звуком втягиваю слюну в себя, Сара делает вид, что не замечает.
– Мы её позовём. Подождите минутку.
Шестьдесят, пятьдесят девять, пятьдесят восемь…
Минутка – это не ровно шестьдесят секунд, но моя бабушка жива, а родители ещё хуже, чем я думал.
Чем-то надо занимать себя, пока бабушка добирается до телефона.
Сара стучит носком кроссовка по цветочному горшку, где покоится полумёртвый цветок.
Она сжимает мой телефон до хруста в пальцах.
– Ты сможешь рассказать мне… зачем тебе так срочно нужно связаться с бабушкой?
Я рассказал Полу – это один человек. Расскажу Саре – будет второй. А потом от второго к третьему, и весь колледж знает о том, в какой семье я живу.
– Не знаю.
– Артур, это ты?
– Бабушка!
Салфетки летят на пол. Хочу вырвать телефон из рук Сары, но вовремя останавливаюсь.
– Твой отец забрал у меня мобильный телефон. А с домашнего мне до тебя не дозвониться. Постоянно нет сети. Что-то случилось?
У Сары блестит слеза на щеке. Она такая сентиментальная. От её слёз я едва сдерживаюсь сам.
Мои сволочи родители – похоронили бабушку. Обманули её. Запихнули непонятно куда.
Я не пойду сегодня домой, и завтра, и вообще не вернусь.
– Почему они вас отправили туда? – Сара обеспокоенно обращается к моей бабушке. Я не просил её влезать в разговор, но злости, к удивлению, нет.
Бабушка молчит.
– Это моя подруга Сара… у меня это… флюс вылез. Она… моя подруга.
– Здравствуй, Сара. Спасибо, что рядом с моим внуком. Он у меня сложный.
Смешок от Сары, как унижение. Я не могу нахмуриться, больно. Но Сара взглянула на моё лицо, и сама поняла, какое на нём выражение.
– Твоя мама сказала, что мне стоит отдохнуть месяц другой. Они всё оплатили. Артур, прости, они тратят твои деньги без разрешения.
– Он просит вас не извиняться.
Мурашки пробегают по коже. Ведь я молчал.
Сара понимает меня. Как я мог не замечать её.
– Это моя вина. Алексей всегда хотел быть богатым, но мы с дедом не могли зарабатывать больше, чем получалось.
– Ты расскажешь мне это при личной встрече?
– А как же твой флюс?
– Мне… мне Сара поможет разговаривать с тобой.
– Да! Если вы не против, мы к вам съездим. Да вот прям сейчас!
Сара улыбается. Её потряхивает от возбуждения. По её виду она хочет увидеться с бабушкой сильнее меня. Но как мы скроем моё лицо. Рот ещё можно, но глаза, лоб. Я весь в гематомах, шишках, опухший.
– А как же учёба?
– Пожалуйста, Артуру не терпится увидеться с вами. Тем более его из-за флюса отпустили домой. А я… а я хочу быть рядом с ним.
– Вы, вы, вы, девушка моего внука? – от крика бабушки Сара протягивает руку с телефоном.
Сара смущается. Она, как и я, не умеет вовремя себя заткнуть. Поняла ли она, что сказала… быть рядом со мной. Непонятно мне её желание. Но я благодарен, что она не оставит меня одного.
– Я подруга. Просто подруга.
– М, понимаю. Дед Артура такой же тугодум.
– Бабушка, адрес.
Щёки Сары румянятся. Глаза уже сухие, надеюсь, плакать без повода больше не будет. Я не знаю, как вести себя в таких ситуациях.
Бабушка диктует адрес, я записываю его в телефон Сары.
Всплывает сообщение от Таи, я не собираюс читать, но не нарочно всё же вижу содержимое:
«Куда вы с Арти ушли? Мне не нравится, что вы так часто общаетесь».
Что за бред. Тая следит за Сарой? Когда мы часто общались? Какая ей разница?
– Вы не удивляйтесь, но лицо Артура будет спрятано за маской. У него опухла щека и глаз скосило.
– Лучше бы ты к стоматологу пошёл, а не к бабке своей ехал.
– Бабушка, ты не бабка.
– Да брось ты, мне шестьдесят пять.
– Моей бабушке шестьдесят четыре, хотите сказать она старая?
Бабушка не отвечает, вместо её голоса посторонний шум.
Сара знает, как поставить человека в неловкое положение.
– Ты улыбаешься!
Я? Трогаю губы, они в болячках, и они дугой. Вот откуда резкая боль. Я стал часто лыбиться. Как придурок.
– Артур улыбается? Сара, милая, ты ничего не перепутала?
– Ты такой… красивый, когда улыбаешься.
– Переставайте, обе. Бабушка, жди нас.
Я сбрасываю звонок и выдёргиваю телефон из пальцев Сары. Они обе спелись. Какой красивый? Фиолетово-жёлтый, со слюной на подбородке.
– Артур Донов, – из столовой выходит Вероника Сергеевна.
Опять она.
– Сара Ваймава, почему вы не на парах. Донов, иди за Полом, и к директору рассказывать о своих синяках. Думал улизнёшь от меня, и дело с концами? Я веду у вас пары.
Она приближается.
Сара срывается с места, захватывает мои пальцы своими и, увлекая за собой, начинает бежать. Салфетки валятся на пол.
– Вы что, школьники сбегать?! – Вероника орёт вслед.
– Бежим, Артур, она нас догоняет.
Я смотрю за плечо. Вероника за нами не гонится, она остаётся в коридоре.
Сара перепрыгивает несколько ступенек сразу, я спешу за ней, потому что она не отпускает мою руку. Чуть не толкаем преподавателя по физике. Он отскакивает и прижимается к стене.
Бежим по длинному коридору к выходу. Пробегаем охранника, он давится чаем, роняет из рук чашку. Сара прыгает в светло-коричневую лужу, создавая чайный фонтан из редких капель. Под ругань охранника наступаю на чайную лужу и пинаю чашку.
Сара смеётся, толкая дверь на выход. Выбегает на улицу, сгибается и хохочет. Я стою над ней. Не нахожу ничего смешного в том, что мы сделали. Но Сарин смех несдержанный, громкий, заразный. В горле зудит. Я знаю это чувство. Нет, нет, нет! Я ржу на пару с Сарой. Не сдержался. Не справился с теснотой в груди после зарождения смеха. Как глупо! Сбежали, как дети с уроков. Убегали, точно бы за нами погоня.
Как весело дурачиться, на время позабыв о проблемах.
Смеюсь в небо, подставляя лицо ветру. Больно. Мучительно. Но легко. Сердце стучит неритмично, в такт хохоту Сары.
– Ты смеёшься! Я слышу это!
Она хватается за обе мои руки и, от перил до перил, начинает кружить. Мы как балерины в старинных шкатулках. Не по-пацански заниматься подобным. А Сара счастлива, веселится. Мало её знаю, но такой никогда не видел.
Она останавливает нас, когда я закашливаюсь. Кадык взлетает и опускается. Слюна заполняет рот, и я непрерывно глотаю её. Очень противно.
Почему я так часто смеюсь. С одним, другим. С девушкой вообще впервые.
Сара она настоящая. Противоположность Таи.
В автобусе мало народу.
Сара сидит у окна, я у прохода. Она продолжает посмеиваться, а мы проехали уже две остановки.
– Ну и зачем ты это сделала?
Она смотрит на сиденье впереди себя.
– Мне показалось – это будет весело. Ты видел, как мы напугали охранника?
Эта девушка смеётся заливисто. Она простая. Смех Таи сдержанный, кокетливый. Он завораживал меня, пока я не услышал неподражаемый смех, искренний и звонкий.
– Ты ещё и прыгнула в его чай.
Под колёсами кочки. Водитель резко жмёт на тормоз. Держусь за кресло. Наверное, Майк так и ощущает мою перегазовку в тачке.
Пассажиры смотрят на нас. Такой громкий хохот у Сары.
– Как в детстве по лужам!
С другими она тихая, неприметная. Со мной её тянет в противоположную сторону характера. Можно не задумываться, какая она на самом деле: она шумная, несдержанная, создаёт вокруг себя воодушевляющую атмосферу.
С теми ли людьми она дружит?
Но я ведь тоже не соответствую её энергии.
– Вероника скоро будет помнить только моё имя.
– И Пола. Она разыскивает вас несколько дней. Пол от неё прячется.
Остановка. Людей входит всё больше. Почти все места заняты. Некоторые остаются стоять, глядя за окно.
– Я сегодня уже сбегал от неё.
Сара роется в рюкзаке, вынимает пачку салфеток и отдаёт мне целую упаковку. Дома у меня не так сильно текли слюни. Рано я вышел в люди.
– Противно, знаю. Спасибо.
Забираю салфетки, вынимаю несколько штук сразу. Прикладываю к губам.
– Нет, не противно. Ты не виноват. Кайн – сволочь.
Ребёнок прожигает во мне дыру. Как он не устал ещё пялиться.
– Мам, а что с этим мужчиной?
Женщина отворачивает сына от меня. Обнимает его.
– Это хулиган. Будешь плохо себя вести, станешь таким же.
Ребёнок хнычет. Мать напугала сына – мной.
– Хулиган не он, а другой, – ворчит Сара. Мать ребёнка смотрит на неё с прищуром.
– Забей, – прошу я.
– Нам ещё нужно соорудить тебе маску.
– Из чего?
Кусок салфетки попадает в рот. Выплёвываю. Ребёнок видит это и начинает реветь. А нечего пялиться, маленький человек.
– У меня есть увлажняющая маска для лица. Будет выглядеть не очень. И на раны нельзя.
– Сойдёт.
Сара дёргает плечами, что-то напевает под нос. Ноги её стучат по полу. Колени бьют в переднее кресло и это не нравится тому, кто там сидит. Сара энергичная, но как она сдерживается с другими? В доме Майка была тише воды, ниже травы.
– Расскажу тебе кратко ситуацию с бабушкой.
Мгновенно успокаивается, превращаясь в обычную Сару.
– Об этом знает Пол, и будешь знать ты. Несложно вычислить, кто рассказал другому, если один из вас не задержит язык за зубами.
Провожу языком по сломанному клыку. Часто так делаю, не веря, что тот откололся. Но от постоянной проверки он, к сожалению, не вырастет.
– Останется между мной, тобой и твоей бабушкой.
Она снимает браслет и протягивает мне. На каждом деревянном шарике разное количество точек на выжженных игральных кубиках.
– Это мой любимый, если я кому-то расскажу, порви его.
– Не надо.
– Возьми. Хочу, чтобы стал твоим.
– Не надо.
– Ладно.
Надевает его обратно на запястье. Проводит пальцем по шарикам. Расстроилась. Ей же лучше, что браслет при ней.
Может, у неё раздвоение личности? Смеётся, грустит. Тихо говорит, кричит.
– Мои родители меня контролируют, я не могу сделать без них и шагу.
Останавливаю рассказ. Глотаю. Вздыхаю. Тяжко.
– Я сбежал на вечеринку, а когда пришёл, они сказали, что бабушка скончалась. Передали мне письмо, где она просит слушаться их. Я сразу понял, что дело неладно.
– Они обманули тебя… чтобы ты не сбегал?
Автобус бросает вперёд. Люди вскрикивают. Сара летит на переднее кресло, хватается за мою ногу. Сжимает с дикой силой. Я придерживаю её за плечо. Усаживаю обратно.
– Мудак, а не водитель.
– Майк так постоянно, когда я за рулём.
Сара не убирает руку с ноги. У неё странное желание трогать меня. Это нормально для девчонок?
– Ты правда хочешь избить Кайна?
Смотрю на экран телефона. Ещё десять остановок, и километр пешком.
– Хочу.
– И выиграть в гонке?
– Да.
– Тебе понравилось целоваться с Таей?
Быстро поворачиваю голову на Сару. Вот такого вопроса я не ожидал, удивила так удивила.
– К чему этот личный вопрос?
Закрывает глаза волосами. Прячется.
– Ты сухарь… Как она тебя размягчила?
Поглаживает мою ногу, ногтями проводя по джинсам. По коже пробегают специфически приятные ощущения. Трепет. Восприимчивым я стал.
– Понравилось.
Переносит руку с моей ноги на свою. Остаточные чувства задерживаются на коже, как обманный мираж.
– Хочешь ещё?
– Нет.
– Нет?
– Нет.
– Я поняла, но почему?
Прекращает прятаться за волосами. Опечаленно выглядит. Влажные глаза опущены. Что, она опять плакать собралась? Что с ней происходит. Нестабильная какая-то.
– Потому что мне не нужны поцелуи, лишь бы «размягчить сухарь».
Семь остановок осталось. Выйти бы из этой духоты.
– А как ты хочешь?
– С чувствами у обоих.
Кошусь на целующуюся пару. Он лапает её за грудь, она передвигается пальцами к его члену. Старички цыкают, обсуждая непристойное поведение подростков. Дети хихикают.
– Вот так не хочу.
Солнце теряется за домами. Автобус едет дальше. Солнце возвращается. Расходящиеся лучи над головой Сары, как золотой нимб. Она пылает в оранжевом, тёплом свете. Задерживаю дыхание, опуская глаза к её. Изюминка в ней есть. Сладкая. Внешность необычная, но что именно привлекает… нижняя губа, тоньше верхней, или небольшие глаза? Вогнутая спинка носа, или смуглая кожа?
Тянется ко мне. Она так уже делала, а я отпрянул. Что Сара хочет? Её глаза так рядом, два становятся одним.
– Я тоже хочу, как ты. С чувствами у обоих.
Спасли ли салфетки и раненые губы, или подставили? Сара хочет поцеловать меня? Она как Тая? Но зачем пытаться увидеть, что за скорлупой, если не любишь орехи.
– Пойдём к выходу.
Встаю. Иду к двери. Послеобраз перед глазами: вижу полупрозрачную Сару в отражение стеклянных дверей. Она смотрит на меня. Тянется. Хорошенькая. Её духи, с вишней, тонкого душистого аромата, пробиваются через опухоль носа. Она стоит за мной. Держится за поручень, задевая мой мизинец большим пальцем.
Я спускаюсь на асфальт. Остановки нет, один указатель, какие автобусы ходят в этом забытом богом месте. Впереди поля колоса, тропинка узкая. Ужасное место, как в фильмах ужасов. Стараюсь не смотреть этот жанр, но от всего не убежишь.
Люди идут в сторону пятиэтажных домов: серых, с потёртой краской, с отколупанными кирпичами, грязными окнами.
Карта на телефоне показывает дорогу через поле. Там мы и найдём пансионат. Хорошо, что ещё день и в темноте идти не придётся.
– Почему твои родители так поступают с тобой?
Я иду по тропинке, как предводитель. Сара шагает за мной. Я трогаю колос, срываю верхушку. Поле безгранично. Соломенно-жёлтый цвет повсюду. Солнце печёт голову. Жарко. Снимаю ветровку.
Как ответить Саре?
Почему они так делают?
Бабушка начала объяснять, что всё из-за денег. Неплохо бы дослушать её рассказ, и я буду готов отвечать на вопросы.
Мы с Сарой наедине в этом поле. Вдали, на фоне высоких деревьев, ездят комбайны.
– Не хочешь отвечать?
– Я сам не знаю.
Сара болтливая, а мой энтузиазм идёт на спад.
Мобильная сеть пропадает, но я запомнил карту. Убираю телефон.
Ноги гудят. Знал бы заранее, что будет пешая прогулка, надел бы обувь удобнее.
Слышу свои шаги. Шаги Сары. Идём по мягкой земле. Каким-то неведомым образом земляные комки попадает в обувь.
– Жарище.
– Да уж.
От пота щиплет лицо. От того, что щиплет – болит. От того, что болит— хочется зарыть голову во влажную землю.
Останавливаюсь. Сара врезается в меня и трёт лоб.
– У тебя спина железная.
Делаю глоток воды. Полбутылки осталось. Предлагаю Саре. Пьёт.
– Если Кайн захочет избить меня ещё, я повернусь к нему спиной, – пытаюсь пошутить, а Саре не нравится.
– В следующий раз победа за тобой. Я верю, что ты сделаешь его по всем фронтам.
Убираю бутылку и запахиваю ветровку в портфель.
– Давай свою кофту, – предлагаю Саре, не застёгивая молнию портфеля.
Вишнёвые волосы прилипают к её щекам. Сара отлепляет их, но ветер проказничает и опять лепит пряди к вспотевшей коже.
– Надень на голову.
– Твою кофту?
– Не так печь будет.
– У меня светлые волосы, а у тебя темнее. Ты надевай.
– Здесь красиво?
Что за скачки в теме?
– Красиво.
– А что же ты убежал тогда, когда я сравнила твои волосы с пшеницей под солнцем?
Вспомнила бы ещё, что было десять лет назад. Ну убежал, подумал, что насмехается. Тогда, да и сейчас, люди не перестают придумывать про меня шутки
Сара кладёт кардиган на голову, завязывает на подбородке рукава в узел. Похожа на продавщицу с рынка. Я бы у неё что-нибудь купил.
Застёгиваю замок на портфеле и надеваю ремень на плечо.