Олег Механик
Система
Глава 2. КАК ЕМЕЛЯ В БАНЮ ХОДИЛ
11 апреля 1994 г.
Оживлённый спор продолжается уже больше часа. Тесное помещение хлеборезки утопает в табачном дыму.
Афоня не успевает подготавливать закуску, состоящую из квадратных кусочков белого хлеба с толстым слоем масла посыпанного сверху сахаром. Больше всех на закуску налегает Емеля, Кир и Медный идут с небольшим отставанием, а Афоня не ест вовсе и даже с отвращением смотрит на постоянно жующих друзей . В процессе обсуждения те не замечают, как проглатывают калорийные бутерброды один за другим и в промежутках выкуривают по сигарете. Иногда одно не мешалет другому и какой-нибудь из ораторов говорит с набитым ртом, из которого параллельно идёт дым.
– Что толку от этого Монтаны? – негодует Емеля – Мы на него столько бобла грохнули, а он и сделать ничего не может. Надо прижать его посильнее, чтобы думать активнее начал.
– Монтана делает всё что может. Теперь он с нами, – отвечает Кир. – Пока всё идёт по плану, он нам был нужен и мы его заполучили. Всю информацию которой владеет, он сливает нам. Сейчас нужно поближе познакомиться с Томиловым.
– С кем? – скептически морщится Медный. – Да он о Вас даже слышать не захочет. У него всё в порядке, дела идут и все на месте. Он же не знает, что мы Монтану за жопу взяли.
– Слушайте пацаны, мы вот тут глотки рвём вместо того чтобы спать идти, вербуем Монтану, кучу денег тратим, а всё же, ради чего? – спрашивает Афоня.
– А я думал, ты всё понял при последнем разговоре и дал согласие действовать с нами – недоумевает Кир.
– Тогда вроде понял, а сейчас опять не понимаю. Я думал, мы хотим добраться до какого нибудь хлебного места, вроде того какое занимает Монтана и жить спокойно до конца службы. А тут я вижу планы просто наполеоновские.
– Если говорить о хлебном месте, то куда уж хлебнее, чем твоё? – улыбается Кир и продолжает, мгновенно став серьёзным. – Так мы ещё даже до места Монтаны не добрались, это оказывается не так уж просто. У нас другая цель. Мы не ищем хлебных мест в этой системе. Мы собираем информацию о ключевых людях. Мы должны знать рычаги, которыми управляется эта ситсема. Чем больше я общаюсь с Монтаной, тем больше убеждаюсь, что нас продали в рабовладельческое общество. Да да, не смейтесь. Здесь торгуют рабским трудом, а так же шмотьём и продуктами которые воруют у этих же рабов. Младшие рабы пашут себе на плантациях а над ними с нагайками стоят старшие рабы, которые следят за производительностью труда. И всё это в правовом государстве. Пацаны, давайте развалим эту блядскую систему! – последнюю фразу Кир произносит на подъёме, словно оратор, стоящий на трибуне.
– А это уже демагогия. Давайте что-нибудь по делу решать, – усталым голосом говорит Медный.
– А что касается дела, то одного Монтаны нам будет недостаточно.
– И что ты предлагаешь? – ненасытный Емеля хватает со стола очередной бутерброд.
– Нам нужен Томилов. Что если мы его по той же схеме попробуем отработать?
– В смысле, по той же схеме? Это тебе не пацан, чтобы на шлюху повестись, – всё больше раздражается Медный.
– Во первых, на эту, как ты говоришь, шлюху ещё не такая рыбка может клюнуть. А во вторых, он уже повёлся. Осталось только это как-то запечатлеть.
***
Солдаты и сурки два раза в неделю мылись в так называемой бане. Ей называлось большое прямоугольное помещение, вдоль стен которого располагались душевые. Душевых было много, так что небольшая рота из пятидесяти человек запросто могла мыться разом. Предбанником служила таких же размеров раздевалка. Там было всё точно так же, только вместо душевых по обеим сторонам пролета располагались длинные деревянные лавки.
С правой стороны, в стене предбанника, находилась дверь, обитая шпоном. Эта дверь вела в настоящаую баню. В этой бане было всё от гидромассажной кабины до небольшого но глубокого бассейна. Эта, настоящая баня предназначалась для офицерского состава. Она не использовалась в плановом режиме, то есть офицеров никто не обязывал ходить туда два раза в неделю. Это было место настоящего отдыха. Там отмечали небольшие праздники, дни рождения, приятно отдыхали после спортзала. Это было опять же одно из её официальных предназначений.
Основная функция этой бани была другой. Это было местом тайных любовных свиданий а иногда и закрытых оргий. Здесь господа офицеры гуляли от своих жён с проститутками, или с сотрудниками этого же училища: медичками, поварихами, кладовщицами, а иногда даже с педагогами. Женского пола разного пошиба в училище хватало, так что пристрастный человек мог найти себе пассию на свой вкус.
Одним из таких пристрастных людей был капитан Томилов. Он в отличие от ветреных своих коллег был человеком постоянным. То есть он имел постоянную любовницу, не то чтобы одну единственную, но когда два или три месяца он встречался с одной бабой, никогда не заводил себе другую. Наверное ,его жена узнав о таком постоянстве, гордилась бы своим мужем. Проститутками и другими видами падших женщин Томилов брезговал, поэтому находил себе пассий только в стенах училища. В этот раз он загулял с заместителем начальника медчасти, белокурой фигуристой бабёнкой лет тридцати. Особенно отношения между любовниками нигде не афишировались, но был один человек во всём училище, который знал о большинстве таких романов. Этот человек был невольным свидетелем всех тайных встреч, проводимых в бане.
Он проходил срочную службу в роте обеспечения учебного процесса, то есть был простым на первый взгляд солдатом. Но должность его была не такой уж простой, и получил он её благодаря не простым родственным связям. Солдат по фамилии Измайлов, известный в роте под кличкой Ицмайлайф, был закреплён за офицерской баней. В его обязанности входила её уборка и подготовка к очередному мероприятию от запарки душистых веников, до сервировки стола. Ицмайлайф был племянником одного из офицеров училища, и имел возраст уже граничащий с призывным. Он был буквально притянут за уши в роту своим дядюшкой после долгих и неудачных попыток откосить от армии.
Ицмайлайф был человеком хоть и недалёкого ума, зато добрым и простым. Это он по простоте душевной в курилке иногда ведал тайны любовных хитросплетений, которыми была полна учёха. Он бесхитростно рассказывал о тех, кому давече прислуживал. Кроме любовных пристрастий офицеров от него так же можно было узнать кто из них чего и сколько может выпить, а так же, как влияет алкоголь на сексуальную активность того или иного субъекта.
Офицеры не стеснялись открывать перед Ицмайлайфом свои изнаночные стороны по нескольким причинам, самыми вескими из которых, наверное были две: во первых он был племянником человека, который сам регулярно отдавал себя всего такого рода загулам, а значит для них он был почти своим человеком. Но вторая, она же главная причина заключалась в том, что весь вид этого простачка говорил о том, что он абсолютно безвреден и нельзя было представить, какую угрозу нёс в себе его развязанный язык. Наверное, все они не воспринимали всерьёз этого парня, как и поговорку «Простота хуже воровства».
От Ицмайлайфа Кир и узнал о регулярных встречах в бане Томилова и медички. Они занимали баньку с восьми вечера до двенадцати ночи каждый раз, когда Томилов оставался дежурным по роте или учёхе, а значит минимум один раз в неделю.
Весь интерес и пикантность ситуации с Томиловым заключались в том, что:
«А» – Томилов был женатым человеком и имел ужасно ревнивую жену. Это можно было наблюдать по сценам возле КПП и периодическим скандальным звонкам в роту;
«Б» – Медичка была замужем, имела красавца мужа и двоих малолетних детей, фото которых всегда находилось на её рабочем столе.
«В» – Томилов не знал, что в промежутках между их встречами медичка умудрялась встречаться ещё и с Мичманом в этой же самой бане.
«Г» – Мичман тоже не знал о встречах Томилова с медичкой.
Наличие этого любовного квадрата и легло в основу очередного коварного плана задуманного Киром и предложенного им друзьям. Собственно ничего хитрого здесь не было, инструментом опять должен служить фотоаппарат. Вся трудность заключалась с выбором места съемки, а так же непосредственным исполнителем.
Для того, чтобы определиться на месте Кир и Медный решили посетить эту баню. Ицмайлайф был быстро и щедро подкуплен целой коробкой «Сникерса» и упаковкой чешского пива в банках. Друзья мотивировали свой интерес к сауне тем, что хотят по человечески посидеть в приличном месте. Условия банщика о том, что сеанс должен быть не более часа и проходить не раньше часа ночи друзей вполне устраивали. Нужно было только сказать Монтане, чтобы он поставил их вместе в наряд по корпусу.
Оказавшись в помещении сауны, Кир сразу ощутил давно забытую домашнюю обстановку. Мягкий пёстрый ковёр, кожаный диван, два кресла и телевизор на этажерке, всё это напоминало о той далёкой гражданке.
– Как дома, – сказал он сходу плюхнувшись на мягкий диван.
– Неплохо живёшь, если у тебя дома кожаная мебель стоит – говорил Медный возясь с пультом от телевизора. – Кстати, они наверное здесь баб и ебут.
Кир, брезгливо поморщившись, вскочил с дивана.
– Может быть, может быть, – пропел он, выходя из комнаты отдыха в квадратное помещение, практически полностью занятое бассейном. – А может и здесь, – сказал он, сунув руку в воду, – холодная, долго не провозишься, как вариант только.
Открыл дверь в парилку откуда в лицо ударил тёплый приятно пахнущий нагретым деревом воздух.
– Здесь тоже можно только начать, но в такой жаре долго не покайфуешь.
– Нет все дороги ведут только на этот диван – сказал Кир вернувшись в комнату отдыха, где Медный до сих пор не мог включить телевизор.
– Андрюха, хватит с ним возиться, пошли париться. Зря мы что ли Ицмайлайфу магарыч подогнали? – Кир начал скидывать с себя одежду.
– Ты сюда работать пришёл или париться? – Спросил Медный, отчаявшись включить телик.
– Одно другому не мешает! – прокричал Кир, голышом забегая в парилку.
Осмотр бани принёс друзьям печальные выводы.
– Да, по любому самый лучший вариант здесь, но спрятаться негде, – сказал Медный, сидя по-турецки в кресле и вытирая пот со лба простынью.
– Не обязательно сам акт фоткать, главное, чтобы видно было кто и с кем. Но места по любому нет ни в парилке, не в бассейне не… – оглядывая комнату отдыха, Кир увидел за телевизором небольшое квадратное отверстие закрытое решёткой. – А это что? – спросил он.
– Вентиляция, труба из душевой идёт в раздевалку, а сюда заходит только ответвление, – лениво ответил Медный. Кир открыл дверь и вышел из бани в раздевалку. Где то в полуметре над дверью проходила квадратная железная труба, которая шла вдоль стены раздевалки и уходила в душевую. В середине, слева от двери труба имела ответвление, которое уходило в стену и заканчивалось, видимо в бане.
– А что если… – Кир замялся, – Андрюха, иди сюда. А что если из этой трубы? – указал он подошедшему Медному на ответвление.
– Как из трубы? Залезть в трубу? Даже такой дрищ как ты туда не поместится. Ты не видишь, она маленькая – Медный махнул рукой напрочь отрицая эту безумную затею.
– Не такая уж и маленькая – говорил Кир, не отводя глаз от трубы. – Если уж я не пролезу, то Емеля точно поместится запросто.
– Во-первых, это полная лажа, – весь тон и поза подбоченившегося Медного говорили о том, что ему не по вкусу эта идея. – Во-вторых, – я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь подписался несколько часов торчать в пыльной тесной трубе под потолком. В третьих – если даже кто-то и подпишется, а этими «кто-то», судя по комплекции, могут быть либо ты, либо Емеля, то как мы его туда засунем и в четвёртых…– Медный задумался, не зная что «в четвёртых», но будучи уверенным что есть не только «в четвёртых» а и «в пятых» и «шестых». Увидев знакомое выражение лица и разгорающиеся глаза Кира, Медный вдруг понял, что тот уже готов отбить его атаку по всем пунктам. Поэтому он решил просто подытожить свои сомнения. – И в четвёртых – не слишком ли мы заморачиваемся и рискуем ради каких – то фоток.
– Начнём с того, что «какие-то» как ты сказал, фотки принесли нам Монтану на блюдечке с голубой каемочкой. И эти «какие-то фотки» принесут нам и Томилова, будь в этом уверен. Засунуть и высунуть фотографа можно разобрав трубу например вот здесь, – Кир указал на участок трубы перед раструбом. Как это сделать? Думаю что при наличии стремянки и гаечных ключей это дело пятнадцати минут. Вопрос в другом: когда это можно делать?
– Ну да, на словах все нарядно получается, а вот если на практике подойти, – Медный недовольно морщась тёр подбородок. – Если предположить, что мы засунем туда фотографа вечером перед их свиданием, то это надо делать минимум за час. В итоге, ему придётся просидеть не шевелясь и дыша через раз минимум часа три, а то и больше. Вопрос ещё в том, сможет ли он бесшумно сфотать и не спалиться при этом. Ты представляешь, что ожидает фотографа, если он спалится?
– Я даже думать об этом не хочу, – Кир махнул рукой, как будто отбиваясь от назойливой мухи. – В любом случаи больше и толковее вариантов у нас пока нет. Нужно хотя бы попробовать разобрать трубу и залезть. Может и спорить тут не о чем…
– Ладно, давай уже одеваться, щас Ицмайлайф придёт закрывать баню…
***
Емеля, на удивление, легко согласился участвовать в предложенной авантюре. Его не пугала перспектива быть захваченным врасплох, а так же боязнь замкнутого пространства. Скорее всего, предчувствие интригующего зрелища брало верх над всеми его страхами.
– Заодно посмотрим, как он там её… – потирал он маленькие ручки.
– Ты главное не забывай, зачем ты там торчишь и фотик держи обеими руками, а не только левой, – смеялся Афоня.
– За то время, которое он там будет, всё успеет сделать, главное чтобы в трубе лишней дырки не появилось, – веселился Медный.
– Ладно, Вам, всё будет пучком, – улыбался в ответ на подколы друзей Емеля.
– Главное, чтобы твой пучок не помешал тебе из трубы вылезти, застрянешь ведь, – вставил Кир свои пять копеек.
Предварительную вылазку удалось осуществить только через пять дней, когда были изготовлены дубликаты ключей от душевой, незаметно взятые напрокат у Ицмайлайфа. В этот раз в операции участвовали Кир и Емеля, которые благодаря усилиям Монтаны оказались в наряде по учебному корпусу. Первоначальный план действий предусматривал, что друзья должны были взять стремянку и гаечные ключи в подвале у сантехников, а потом вернуть всё это назад. Но перетаскивание массивной лестницы по этажам могло быть замечено и занимало много сил и времени, поэтому решили обойтись без лестницы. Гаечные ключи были заготовлены заранее, а лестницей служила длинная деревянная лавка, которую друзья облокотили на стену, так что она образовывала довольно пологую поверхность на которой с трудом мог удержаться один человек при условии, что второй будет поддерживать его снизу. Второй конец лавки уперли в три других, которые поставили рядом вдоль стены. Таким образом лавка-лестница была распёрта между стеной и другими лавками. Нужно было раскрутить два стыка которые скрепляли трубу. Каждый стык был скручен не менее, чем двадцатью приржавевшими болтами. Когда опытный в слесарных работах Емеля, обливаясь потом открутил только пятый болт, Кир понял, что он погорячился, когда говорил Медному, что разборка трубы займёт не более пятнадцати минут.
– Когда будем ставить назад, оставим по три-четыре болта с каждой стороны, можно еще несколько воткнуть просто для видимости, – кряхтя над очередной гайкой сказал Емеля.
– Точно, так и сделаем, – согласился с ним Кир.
Только спустя полчаса оба стыка были раскручены, и фрагмент трубы усилиями друзей опустился на пол. Оказалось, что самая сложная часть впереди. Емеля заглянул в отверстие, в которое ему предстояло залезть, затем отдёрнул голову назад, на секунду замер с закрытыми глазами, как будто испугавшись ужасного зрелища, а потом чихнул так громко и эмоционально, что соскочил с лавки на пол.
– Ты знаешь, сколько там пылищи? – кричал он, выпучив глаза?
– Неужели больше чем в матрасе у Мармона? – засмеялся Кир.
– Ты зря прикалываешься. Если туда забраться, потом не отмоешься. Одежду точно не отстирать будет. – Увидев толстый слой грязи и пыли, которым была покрыта изнутри труба, Кир согласился с другом.
– Да, в одежде точно палево лезть. Мы сейчас шваброй пройдём в начале, а потом разденешься и ещё тряпкой изнутри всё промоешь. Воды и мыла тут полно, а потом и сам помоешься. – Емеля сначала возмутился такой перспективе, но потом понял, что кроме него подготовить рабочее место всё равно некому. Когда голый друг сверкая бледными ягодицами залазил в трубу, Кир подсаживая его, с трудом сдерживался от смеха. «Если кто-нибудь сейчас зайдёт в раздевалку, ему сложно будет понять, что здесь происходит. На первый взгляд это какие то игры двух педиков извращенцев» – думал он.
– Ну что там? – спросил Кир, когда Емеля уже больше пяти минут сопел где-то там в трубе.
– Обзор классный, только эта сетка будет мешать фоткать, – голос Емели усиленный трубой звучал неестественно громко.
– Сетку убирать нельзя, могут спалить. Просто разогни немного проволоку, чтобы объектив полностью входил.
Вылазить из трубы оказалось сложнее, и Киру пришлось тянуть товарища за ноги. Когда Емеля наконец оказался снаружи, всё его тело было покрыто чёрными грязными полосами.
– Ты прямо как зебра. Иди быстро в душ, – сказал Кир осматривая друга.
16 апреля 1994 г.
Пока всё идёт по намеченному плану. К операции всё готово.
Емеля и Кир как и полагается находятся в наряде по учебному корпусу и ожидают прихода времени «Ч» на посту за столом. Аппарат «Полароид» с новыми батарейками и кассетами, помещённый в пластиковый чехол на ремне, опробованный, готовый к работе лежит по центру стола.
Нервничать друзей заставляет одна накладка, которую они не учли, когда составляли план действий. Томилов с подругой должны появиться в бане в восемь. Но перед этим баня должна быть затоплена, веники запарены, а стол засервирован. Этим и должен заниматься Ицмайлайф, который обычно приходит в баню за два часа до вечеринки. Это значит, что он должен прийти туда в шесть, а Емеля должен быть помещён в трубу ещё раньше. Загвоздка состоит в том, что заходить в душевую, не боясь быть замеченными кем-нибудь из офицеров или персонала можно только после шести вечера. В это время основная масса служащих расходится по домам, а курсанты находятся на ужине, и корпус на время становится безлюдным. Получается, что друзья и Ицмайлайф могут оказаться в бане в одно время. Этого конечно же допустить нельзя.
Чтобы выиграть немного времени, а его нужно не менее получаса, Медный должен , под каким-то предлогом задержать Ицмайлайфа в роте. Для Медного это не должно составить труда, как и для любого старослужащего по отношению к духу. Как любит говорить Монтана: «Докопаться можно и до фонарного столба». Единственный аргумент, который не позволит припахать Ицмайлайфа больше чем на полчаса это то, что он должен готовить баню Томилову. Поэтому, друзьям снова приходится действовать в режиме цейтнота.
Без десяти шесть, увидев в окне шагающих на ужин курсантов, друзья выдвигаются на операцию. У входа в баню их уже ждёт Афоня, у которого совсем немного времени. Он должен помочь Киру быстро поставить на место трубу, после того, как в ней окажется Емеля. Отработанный приём с превращением лавки в лестницу занимает не больше минуты. Трубу, державшуюся на шести болтах сняли тоже быстро. Пока Кир с Афоней раскручивают болты и опускают на пол трубу, Емеля снимает форму и одевает старую изодранную афганку. Снятую с себя форму он аккуратно складывает в пакет, который Кир должен забрать с собой. Когда Емеля последний раз оглядывается перед тем, как залезть в трубу, которая может оказаться для него смертельной ловушкой, он кажется Киру похожим на Гагарина. Зелёная тряпичная шапка от афганки, чем то напоминает шлем космонавта, и Емеля по всем законам жанра должен сказать «Поехали!». Емеля молчит, но его улыбка такая же обаятельная, как у Гагарина, говорит о том, что он готов выполнить задание и ничего не боится. Наверное он в детстве тоже, как и все мечтал стать космонавтом, и теперь его мечта частично исполняется в несколько извращённой форме.
Когда босые ноги Емели полностью исчезают в отверстии, Кир и Афоня устанавливают на место недостающий кусок трубы, прикручивают его на те же шесть болтов и бросив прощальный взгляд на трубу, в которой остался замурованный товарищ, покидают раздевалку.
***
Часы напряжённогоожидания длятся мучительно долго. Сейчас Кир находится на посту один. На помощь по вызволению Емели из трубы должен прийти Медный. Пока же он находится в роте, чтобы не вызывать лишних подозрений. Он должен прийти за Киром, когда в роту вернётся Ицмайлайф, после того, как уберёт баню. Эти дополнительные полчаса уборки, и, соответственно заточения Емели, так же не были предусмотрены планом. Кроме того, Томилов может затянуть вечеринку, хотя по рассказам Ицмайлайфа этого за ним не наблюдалось.
Кир сидит за столом в конце огромного пролёта и крутит ручку старого приёмника, единственного развлечения, которое дозволяется на посту. Часов у него нет , и он узнаёт время от дикторов «Европы плюс». Уже двенадцать, Кир не может усидеть на месте и ходит вокруг стола, скрипя сапогами. По радио играет какая-то мура про настоящих индейцев и он делает приёмник тише.
«Ну, в любом случае уже не долго» – думает он, закуривая очередную сигарету На лестнице слышатся осторожные шаги. Кир настораживается и тушит бычок в консервной банке. Через несколько секунд из-за пролёта появляется крупная голова Медного.
– Пошли, – машет он рукой.
В раздевалке стоит запах духов, которыми щедро пользуется Томилов. Лавочка быстро становится на своё место, и Кир вдоём с Медным раскручивают болты.
– Эй Димон, ты живой там? – громко шепчет Кир в щель между трубами, когда стык с его стороны раскручен. Из трубы никто не отзывается. Кир с тревогой смотрит на Медного, который нервно клацает гаечным ключом об гайку. Когда труба в очередной раз опущена на пол, Кир окликает Емелю снова, но уже громче.
– Да не ори ты, – гулким эхом басит из трубы недовольный голос и чёрные ступни коротышки показываются в воздуховоде. – Помоги вылезти отсюда, – кряхтит он, протискиваясь задом в тесной трубе. Кир тянет, ухватясь за ступни ног, и через несколько минут Емеля в охапку с фотоаппаратом вываливается из трубы на руки товарищам. Оказавшись на свободе, он тут же садится на лавку и откидывается к стене, открыв рот, и жадно вдыхая воздух. На него страшно смотреть: насквозь мокрая от пота афганка, на локтях и коленях болтаются толстые шмотки грязи. Из под шапки, такой же мокрой и грязной, на лицо стекают мутные ручьи. Лицо Емели снизу от носа до подбородка чёрнее чем у негра. Если на момент поклажи в трубу Емеля показался Киру похожим на Гагарина, то теперь он походит на танкиста из сгоревшего танка. Невозможно представить, что такие перемены могут случиться с человеком за какие то два с половиной часа.
– Братан, тебя как будто корова пожевала, – только и может сказать обалдевший Медный.
– Она меня не только пожевала, а переварила и высрала на хрен. – Емеля говорит тихо, не поднимая головы от стенки и не открывая глаз. – Мне помыться надо, кажется афганку от тела не отодрать будет.
– Ты скажи, у тебя получилось? – Медный склоняется над Емелей, опираясь руками себе в колени.
– Есть кое-что… Там в чехле. – Емеля машет рукой в неопределённом направлении.
Медный бросается к стене, где лежит фотоаппарат.
– Андрюха, давай ему помыться поможем и переодеться. Времени в обрез, вдруг дежурный сюда залетит. Потом на посту всё посмотрим и послушаем. – Говорит Кир и первый хватает Емелю под руку. – Давай братишка подымайся, некогда нам здесь рассиживать…
***
На посту Кир намешал в трёхлитровую банку воды и порошка «Юппи», и Емеля выпивает подряд три стакана ярко жёлтой жидкости.
Медный под настольной лампой жадно рассматривает квадратные снимки сделанные «Полароидом». Кир заходит ему за спину и наклоняется над плечом. Фотографий всего пять. Две из них откровенно испорчены: изображения смазаны, как будто сделаны на бегу. Ещё на двух при желании можно узнать лицо оголённого лейтенанта и его подружки. На одном снимке он целует её в шею, уцепившись одной рукой за овальную как фасолина грудь. На другой фотографии Томилов сидит откинувшись на диване, а подружка находится сверху, спиной к камере. Из-за неестественно белой спины видна только половина лица любвеобильного лейтенанта. Но третий снимок просто шикарный и не оставляет сомнений в том кто на нём изображён и чем занят. На этом снимке Томилов сидит так же с довольным лицом, а белокурая голова находится между его раздвинутых ног.
– А чё так мало? – спрашивает Медный.
– Скажи спасибо что хоть эти сделал, – говорит Емеля, выпуская в потолок столб дыма.
– Ну рассказывай не томи, – Кир добродушно улыбаясь, кладёт руку на запястье Емели.
– Парни это была жесть. Сказать по чесноку, если бы знал, что будет так – никогда бы не подписался! – С этой интригующей завязки Емеля начинает свой рассказ.
– Вы как только меня в этой трубе закрыли, я почувствовал себя в глухой заднице, в могиле. Когда первый раз лазил было светло, от того что трубы не было, а когда Вы её поставили, там стало хоть глаз выколи. Жутко до невозможности, особенно когда вы ушли. Так и лежал на месте, не двигаясь, пока Ицмайлайф не пришёл. Он свет в бане включил и в трубе сразу светлее стало. Ну пока он там возился в парной, я подполз к решётке, посмотрел туда и мне ещё страшнее стало. Тогда в первый раз там темно было, а тут при свете вижу этот диван и он у меня как на ладони, прямо перед глазами. Такое ощущение, что моя морда красуется в аккурат по середине комнаты, как картина на стене. Я от испуга назад отполз и шапку на морду натянул. Думаю, лучше отлежусь так, не шевелясь палево ведь галимое. Но потом Ицмайлайф там телик включил и меня сразу отпустило. Я подумал, что телик всё равно отвлекать будет, да и звуки не так будут слышны. В общем лежу жду дальше. Наконец Томилыч с подругой пришли, Ицмайлайфа выгнали и сели сначала бухать. Это я просто слышал, сначала к решётке всё таки боялся подползать. Потом только, когда услышал, что они в бассейне плещутся я набрался смелости и подполз поближе.
Плескались они недолго, минут пятнадцать. Я тем временем аппарат на диван нацелил, замаскировался получше и жду. Они вернулись и страх ко мне тоже возвратился. Лежу, боюсь даже глаза открыть, чуть приоткроешь и кажется , что в упор на Томилова смотришь. Ну потом немного обвыкся, успокоился.
– Ну и как она? Смотрю ничего бабёнка? – мурлыкает Медный, не отрывая глаз от фотографий.
– Да мне не до этого было веришь нет? – Емеля втыкает два пальца в кадык, жестом показывая пик эмоционального напряжения. – Я на всю эту возню смотрел с какой-то другой позиции. Не как в кино, или подглядываешь за кем то, а по другому как-то… короче не возбуждало меня всё это.
– В общем ты превратился в фотографа, режиссёра порнофильма – улыбается Кир.
– Точно! Да если честно сказать, порнушка то не очень с ними получилась. Любовник из Томилова так себе… Она его больше тискала да ласкала, а он полпузыря водки выжрал и сидит как бревно. Она его крючок теребит, а он болтается как огурец недозрелый. Я тогда подумал ещё: «На хрена козе баян»… Ну какого хрена он любовниц заводит, если у него не стоит. С женой наверное вообще полный швах… Ну тогда она видимо последний способ решила испробовать – Емеля ткнул пальцем в фото, где голова блондинки была между ног капитана, – он глаза закатил и я решился первый раз. Нажал на кнопку… – Емеля выдерживает паузу, закусывает губу, и часто кивает головой, подчёркивая важность момента. – Вы не представляете, что это за звук, пацаны. Точнее, вы его слышали, но не представляете, как он звучит там, в трубе, когда я изо всех сил пытался быть незамеченным. Помните этот звук, как киборг передвигается в кино? То же самое, только в десять раз громче. Так мне казалось по крайней мере… и так долго, что я думал целая вечность пройдёт, пока он эту фотку разжует и выплюнет. Ну, думаю, точно спалился. Смотрю, Томилов глаза закатил, не услышал, значит. Да и телик громко орал. После этого я поувереннее чувствовать себя стал и ещё два раза щёлкнул, когда она на нем сидела.
Но если честно Вам сказать, пацаны: он у него так и не встал толком, – важно подытожил Емеля эту часть рассказа, прикуривая сигарету.
– Ну и хрен с ним! Главное, что у тебя всё получилось – Медный весело хлопает Емелю по плечу.
– Подожди, это ещё не всё. – Емеля глубоко затягивается и друзья понимают, что самая интересная часть рассказа ещё впереди.
– Они на какое-то время прервались, бухать начали и просто болтать, а я немного уставать стал от этой лёжки. То бок затечёт, то зад зачешется и мысли какие-то поганые в голову полезли. Смотрю на пыль на решётке и думаю: а если на меня сейчас чехотка нападёт (у меня это часто от пыли бывает). И стоило мне только про это подумать, чувствую, в носу как засвербит. Я только успел кепку на лицо натянуть. Прямо в неё и сморкнул. Не заметили, хоть мне показалось громко. И тут же за первым, второй чих подкрадывается. Я опять в кепку. Чувствую, я весь в слезах и в соплях, как будто из пасти «чужого» вылез. Следом третий чих и четвёртый… Короче, как из пулемёта чихаю и остановиться не могу. В каком-то промежутке вижу, что Томилов как будто напрягся. Видимо что-то услышал и не может понять, откуда звук. А ко мне уже новая волна подступает, и не просто волна – цунами. Ну, думаю, ещё раз и точно спалит. И я решил в себя чихнуть…
– Это как? – интересуется Медный.
– Я пока ещё не знал как, просто решил попробовать.
– Я знаю как, – говорит Кир, – и этого точно делать не надо. Я один раз попробовал на экзамене, так глаза чуть из орбит не повылетали, а сопли аж из ушей брызнули.
– Но я то не знал, – продолжает Емеля, – зажал себе нос и рот и… даже не помню чё было. Наверное, я вырубился на несколько секунд. Внутри меня как будто бомба взорвалась и от этого взрыва всё тело сдетонировало. Я, по-моему, башкой об трубу звезданулся. Как в себя пришел, смотрю, Томилов замер и подобрался весь. Тут мне показалось, что он прямо на меня смотрит. Прямо в глаза…– в глазах Емели отразился испытанный им ужас, – у меня вся жизнь перед глазами пролетела. Чё щас будет думаю. Мне даже убежать было некуда. Я как в ловушке оказался. Смотрю Томилов вскочил и к двери подбегает, распахнул её видимо. Она его спрашивает « ты чего мол?» А он отвечает «Да так, показалось».
